Текст книги "Тирант Белый"

Автор книги: Жуанот Мартурель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 55 (всего у книги 82 страниц)

На том закончил он свою речь, пришпорил коня и на полном скаку яростно ворвался в гущу сражающихся воинов. И случилось так, что лицом к лицу столкнулся он с маркизом де Лусана и с размаху ударил его, и так могуч был его удар, что повалился маркиз на землю вместе с конем, и быть бы ему убиту, если бы не сеньор д’Аграмун, случившийся поблизости. И в эту минуту появился на ратном поле христианский знаменосец, высоко над собою неся знамя, и ринулись христиане на врага, нанося ему страшный урон. Никто на свете не видывал столь яростных сражений – великие ратные подвиги свершали в тот день все воины, мавры также весьма отличались в бою, ибо много было меж них великолепных рыцарей, кои сражались и умирали с именем Магомета на устах. И множество коней носилось по полю, потерявши всадников, земля же укрылась телами мертвецов и раненых.

Уже перевалило за полдень, а бой все не прекращался, и прошло еще два часа, но так и не могли противники понять, чья возьмет. Между тем король Туниса, на голове которого был золотой шлем с изображением Магомета^[645], узнал Тиранта по звездам на его тунике и сказал другим королям:

Хотите вырвать победу в этом бою? Идемте же все против того рыцаря, что так дерзко бьется, и убьем его, тогда все эти христиане у нас в руках.

И, собравшись вместе, поскакали короли к Тиранту, сверкая доспехами и дорогими украшениями. Как увидел Тирант, что окружают его короли, точно раненый лев бросился он им навстречу: еще не сломалось его копье, а потому ударил им Тирант короля Таны прямо в грудь с такою силой, что не помогли тому доспехи и замертво рухнул он на землю, а вслед за тем достал Тирант копьем короля Туниса и, пробив ему руку, свалил с коня. Оказавшись на земле, воскликнул король:

Дорого плачу я за твою глупость, король Африки, видно, конец пришел и бою, и жизням нашим – ничего, кроме смерти, не ждать нам от победителей.

И подъехали к тому месту король Скариан, маркиз и Алмедишер, и так доблестно и с такой отвагою они сражались, что удалось им отбить у мавров раненого короля Туниса и увезти его в город. Тирант же, на свою беду, выронил копье, и немедля мавры подхватили его, тогда достал он топор из седельной луки и хватил им по голове какого-то мавра, да так, что по самую грудь вонзил острие топора в тело. И сдается, не обладали таким ударом даже знаменитые рыцари былых времен, такие как Геркулес или Ахилл, Троил или Гектор, прекрасный Парис, Самсон или Иуда Маккавей, Гавейн, Ланселот, Тристан или отважный Тесей^[646]. Поражены были мавры силой удара, и, увидев, что у большинства из них сломаны копья, повернули коней, затрубили в рожок и закончили на том бой. И стали они отступать на гору, а христиане рады были завершить бой, поскольку нуждались в отдыхе, однако ж гнали врагов до самой горы, дабы показать, кто вышел победителем в том сражении. И в первых рядах преследователей скакал Тирант, и бросался он именно туда, где таилась опасность, в неустанных поисках воинской славы.

Когда поднялись мавры на вершину горы, христиане вернулись в город, и весь народ – и мужчины, и женщины – так славил Тиранта:

Слава благородному рыцарю Тиранту! Благословен день, когда появился ты на свет, благословен тот час, когда ступил ты на эту землю, благословен тот день, когда дал ты нам святое крещение! Да угодно будет Господу, чтобы повелевал ты всем людом мавританским!

И с величайшими почестями и ликованием проводили его до самого замка. Там находился и король Туниса, раны которого уже заживали, и увидел тот король, как прибыла в замок королева Марагдина, а вместе с нею и множество женщин на лошадях, мулах и ослицах и с тыквами, обернутыми в полотно. И, прознав о великом обмане, учиненном Тирантом, пришел король Туниса в такое отчаяние, что своими руками сорвал повязки с заживших было ран и не позволил лекарям лечить их, ибо решил он умереть. И перед смертью так горевал король Туниса.

Глава 345

О том, как горевал король Туниса перед смертью.

Гремит по свету молва о благородстве и доблести славного рыцаря Тиранта Белого, и с этой минуты все берберские короли и рыцари низко склонятся перед ним – достигнет он высшей власти и повелевать будет целой империей, ибо сама судьба благоволит ему за высокий рыцарский дух и за необыкновенное хитроумие, а потому никому не дано превзойти его. Однако ж сегодня в этой битве были мы сильнее и сражались отважно, а победу над нами одержал Тирант не силою своей, но обманом и хитростью, переодев воинами своих женщин. Ведь в первом бою, потерявши короля, не потеряли мы мужества, а потому победили, второй же печальный бой проиграли лишь по недомыслию. А коли так мало смыслю я в ратном деле и по моей вине и по воле безжалостных христиан не вернулись сыновья к своим матерям, а мужья к женам, не заслужил я ничего, кроме смерти, и даже останки мои недостойны погребения. Не могу я видеть жестокость, творимую по моей вине, пусть лучше умру я, найдя конец моих славных дней, чем жить в мучениях, ибо ясно мне, что недолго осталось нам воевать. Воины Тирантовы послушны умелой его руке и искусны в бою необыкновенно, а воеводами ставит он лишь тех, кто умудрен годами, и никому из людей его в голову не придет скрыться с поля битвы, ибо надеются они не на проворство ног, но на силу рук своих, и вступают в бой с уверенностью в победе – ведь с ними рядом бьется сам славный Тирант! Но не скажу я того же о наших воинах, а потому повержены мы теперь и опозорены. Тирант, сумел ты победить ловкостью да хитростью в бою жарком, жестоком и кровавом; сумел измыслить обман и подучить других, удалось тебе спалить наш лагерь и одолеть огромную рать с помощью женщин, и пали духом наши воины и, растерявши все свое мужество, не решились даже вернуться в спаленный лагерь, но отступили незнамо куда. Знай же, Тирант: слышишь ты слова эти из уст того, кто всегда был несгибаем в бою и неподкупен.

Тирант преисполнился жалости к королю, видя его отчаяние, и молил его излечить раны, которые были вовсе не смертельны. Но сказал ему король:

Оставьте меня здесь этой ночью, посмотрим, удастся ли мне совладать с моим гневом, и пусть решит судьба – победитель я иль побежденный. И ежели преодолею я гнев мой – излечу мои раны, а коли нет – гореть мне в аду, где, должно быть, уже ждет меня наш Магомет, раз не помог он своим воинам одолеть христиан.

И собрал король всю кровь, что вытекала из его ран, и в полночь выпил ее разом, и так сказал:

Не в золотой могиле почить мне, но на сырой земле в могиле кровавой. Пусть же эта кровь станет последней каплей мрачной и горькой моей жизни.

С теми словами повернулся он лицом к земле и испустил дух, и унес душу его тот, кому отныне она принадлежала.

Немедля после смерти короля Туниса попросил Алмедишер Тиранта отдать ему тело покойного, и Тирант согласился. Тогда Алмедишер оповестил мавров о том, что умер король Туниса, и велел им прийти за его телом. Получив такое известие, горько оплакали мавры смерть короля, как не оплакивали доселе ни одного правителя, и послали в город пятьдесят своих лучших рыцарей. Прибыв к Тиранту, умолили его рыцари показать им тело короля, и велел Тирант Алмедишеру положить покойного в главной зале на возвышении и укрыть его красивым златотканым покрывалом, а подле него выставить караул из сотни рыцарей с обнаженными мечами. Затем впустили в залу мавританских рыцарей, и, подошедши к телу, сняли они с него покрывало. Узнали мавры своего короля и господина, и старший из них, собравшись с духом, повел такую речь.

Глава 346

О том, что поведал яшвританский рыцарь Тиранту.

Прочна великая слава, что стяжал ты во всем свете. Но истинную хвалу, выше которой нет награды на земле и на небе, услышишь ты лишь из уст людей добрых и непорочных, ибо чисты их помыслы и никаким злом не обременена совесть, и движет ими добродетель. О великий Маршал, лучший из достойнейших, выслушай же меня. Ты есть сияние во тьме и свет истины, великому владыке пристали твои деяния; ты просветил берберийских мавров и подвигнул их к тому, чтобы принять святое крещение, неизмеримо твое благородство, а достоинства столь высоки, что заслуживаешь ты высшей славы, и вовек не оскудеет она, коли продолжишь ты путь свой так, как начал. И чем больше заслуженных почестей оказываешь ты нашему покойному господину, тем выше милосердие твое и добродетель, ибо, почитая его, чтишь ты и самого себя, ведь того сопровождает честь по жизни, кто умеет оказывать ее другим. А сей великодушный и отважный король всей своей жизнию и деяниями явил нам пример великого мужества и силы духа, так же как и ты благородными начинаниями своими возвысил знатный свой род, и это такая же истинная правда, как и то, что все лучшее в мире зовется добродетелью, а все худшее – пороком. Отвернулась судьба от славного нашего короля и бросила его в плен, но, будучи крепок духом, не пожелал он доставить врагу удовольствие видеть его на коленях и порешил уйти из жизни, дабы избежать позора. Истинно королевские были достоинство его и стать, на роду написано было ему побеждать в суровых и жестоких битвах, покорять народы и стать владыкою надо всеми христианами, в Риме – назначать Папу, а в Вавилоне – султана, и железною рукою подчинить себе всю Азию, Африку и Европу, и достигнуть бы ему небывалого величия, не оборвись его жизнь так рано. О смерть-злодейка, жестокая и беспощадная! Как подло подкралась ты и повергла этого отважного короля! А ведь без него погибель ожидает и весь мавританский люд. Посему, друзья мои и братья, призываю я вас оплакать смерть нашего господина, а вместе с нею и страшную беду, что не замедлит пасть на наши головы.

И, ставши на колени на твердую землю, целовали они ноги короля и проливали обильные слезы, кляня великое свое несчастье. А как выплакали они все слезы, поднялся с колен старый рыцарь и сказал такие горькие слова.

Глава 347

О том, как горевал Мавританский рыцарь на глазах у Тиранта.

О Аллах, великий и могущественный, создавший небеса и землю! Как мог ты позволить, чтобы во цвете лет погиб несравненный наш король и доблестный рыцарь, достойный завоевать целый мир? Отдавал он все свои силы во имя святой веры мусульманской и пророка Магомета, коего чтит множество народов, и позволил ты полонить его тому человеку, что обманом, да хитростью, да дьявольскими кознями совратил стольких людей, заставив их перейти в порочную христианскую веру, и умертвил столько наших королей и воинов мавританских поубивал без счета? Помогите же мне, рыцари и товарищи мои, оплакать нашего короля, пусть прозвучат теперь ваши горькие слова и тяжкие вздохи, пусть леденеют души от страшных стонов, коими сопроводите вы в последний путь принявшего суровую смерть вашего господина, что надеждою был всего мавританского рыцарства. О святой пророк Магомет, защитник свободы нашей, сжалься и смилуйся над нами, не отдай нас христианам на поругание! Неужто не довольно судьбе, что проиграли мы жестокий бой и потеряли множество воинов, так пожелала она лишить нас того, кто опорой был всей Берберии! О король Туниса, Аллах да простит тебя и укажет тебе истинный путь, и да стать тебе надо всеми там, где окажется душа твоя и души твоих родичей!

И, повернувшись к Тиранту, так сказал он:

Полководец, глубокий траур сопровождает нас в беде, и мучит великий смрад, исходящий от мертвых тел, не преданных земле: объят им весь лагерь и полны им наши шатры, а пролитая мавританская кровь вопиет о славном короле Туниса. И куда ни кинешь взор – всюду плач и боль, и доносят уста один и тот же слух – о королях ли, о простых ли воинах: «Погиб... убит... изувечен...» Должно, уродился ты на планете Сатурн^[647], проклятый христианин, не ведающий страха Божьего и человеческого. Сколько людей полегло по твоей прихоти, сколько крови королевской пролила твоя рука! Будь проклят тот день, когда ступил ты на эту землю, будь проклята галера, на которой занесло тебя сюда, и почему не пошла она ко дну в Саталлийском заливе^[648] вместе с тобою и твоими людьми!

Рассмеялся Тирант в ответ на глупые слова мавра и так ответил ему:

Рыцарь, позабавили меня твои хулительные речи. Не стану я отвечать на безумные слова, что осмелился ты сказать мне в лицо в моем собственном замке, ибо ясно вижу, что помутился от гнева твой разум. И хотя заслужил ты, чтобы сбросили тебя с крепостной стены вниз головою вместе с твоими спутниками, не пойду я против своей чести и совести, ибо обещал вам жизнь, и не желаю, чтобы потерпели вы урон от христиан. А потому покиньте сей же час замок, пока не приключилось с вами худого.

И, не сказав более ни слова, вышел Тирант из залы и уединился в своем покое. Тогда мавры потребовали тело своего короля, дабы унести его с собою, Алмедишер же отвечал им, что за нечестивые их речи отдадут тело на съедение псам, коли не выкупят его мавры за двадцать тысяч дублонов. И согласились мавританские рыцари, поскольку желали предать покойного земле. А когда принесли тело короля в лагерь, от великого горя зажглись сердца мавров жестоким гневом, в единый миг схватились они за оружие, повскакали в седла и в ярости ринулись к городским стенам, оглашая поле гиканьем и дикими воплями. И сливались слова их в едином крике: «Смерть гнусному предателю, проклятому полководцу мерзких христиан, что стремится покорить наши земли!» Великие дела вершит согласие, а несогласие – губит дела благие, и страшная сила заключена в единении, и никакому врагу не устоять перед ним.

Вышел тогда вперед король Дамаска и повел такую речь.

Глава 348

О том, как изложил король Дамаска свое намерение.

Хорошо известно мне, что не приводят к добру безумные порывы, ибо неведом им голос рассудка. А ведь только рассудок уберегает мудрецов от грозных опасностей, принося с собою уверенность и покой. Разве не знают ваши милости, сколь часто низвергало безумие с трона великих правителей и бросало их в бездну несчастья? Сей Маршал, алчущий мавританской крови, жестокой своей рукою погубил людей наших более восьмидесяти тысяч с помощью предателей мусульманской веры, и каждый день зачинает кровавую бойню. Так станем теперь держать совет и обдумаем, как сладить с ним, вместо того чтобы немедля бросаться в бой. Не дадим же безрассудной ярости ослепить нас, не пойдем на врага наобум, ведь, даже если на нашей стороне будет великий Аллах, не покрыть нам себя победной славою, ибо кто в беспорядке вступает в бой – с позором отступает. А коли сумеем мы построить как должно наших воинов, сомкнув ряды двинемся на врага и, озаренные светом величайшего благородства и беспримерной отваги, сокрушим христиан и повергнем в прах, тогда покроем мы себя славою, если же поступим иначе – не миновать нам позора.

Но никто не одобрил намерения короля Дамаска, и даже слов его не дослушали до конца. И тогда заговорил король Тремисена, и вот что сказал он.

Глава 349

О том, как держал речь король Тремисена.

Легче легкого все, что таким невозможным и трудным всем нам видится, и яснее ясного то, что тщимся мы уразуметь и осмыслить: дадим мы бой и войдем в город, где засели жестокие враги, и вожделея мести, безжалостно предадим смерти проклятого короля Скариана, что восстал против Магомета и, отступившись от святой и справедливой секты его, принял нечестивую христианскую веру. А вслед за ним придет черед великого Маршала, знатного воина, и приговор ему все вы одобрите, ибо истинно воздастся ему по заслугам: до тех пор будут бить его железным прутом, пока мертвым не упадет он навзничь, целуя нашу благодатную землю!

Затем повернулся он лицом к городу и так сказал:

О проклятый город, полный высокомерия, прибежище гнусного Тиранта! Настал конец твоему благоденствию, и не знать тебе больше радости – содрогнешься ты от страшного разора, что сегодня тебя ожидает!

И тогда, собравши все воинское мужество, ринулись мавры на город, и завязался жестокий, яростный и лютый бой, бились они, не щадя себя, и неистово крушили все вокруг, словно дьяволы, покинувшие преисподнюю для страшной битвы. Тирант же, оглядев огромную мавританскую рать, старался предвидеть, куда ударит враг, строил воинов боевым порядком и расставлял на стенах так, чтобы сподручнее им было защищать город.

Между тем королева и другие женщины сели на лошадей и, как обычно, стали за рвом. И едва начался бой, выехал вперед король Скариан и бросился прямо в гущу вражеских воинов. Безо всякой жалости крушил он тех, кто попадался на пути его, и так отчаянно продвигался вперед, оставляя далеко позади своих людей, что вскоре оказался один в окружении мавров. И когда убили мавры под ним коня, упавши на землю, сотворил Скариан такую молитву:

О Пресвятая Дева, матерь Иисусова, носила Ты свое дитя в скинии целомудренного чрева и непорочною разрешилась от бремени! На Тебя лишь уповаю, как есть Ты заступница грешников, моли же Сына своего хранить меня, ибо возлюбил я Его и желаю служить Ему, как истинный православный христианин. О Господь милостивый и милосердный, смилуйся над нами, по доброй воле приняли мы святое крещение, дабы служить Тебе на благо святой христианской веры, ибо Ты, Господи всемогущий, все видишь, смотри же, в какой опасности ныне верные Твои слуги!

И случилось, что невдалеке сражались сеньор д’Аграмуи и Алмедишер, и увидали они стремительно несущийся вперед отряд воинов под синим знаменем, на котором изображен был рой золотых пчел. И, порешив, что желают эти люди убить самого Маршала, ринулись ему на подмогу сеньор д’Аграмун и Алмедишер, и чудом удалось им спасти короля Скариана от верной смерти – не появись они вовремя, несдобровать бы ему. Что же до рыцаря Алмедишера, весьма отличился он в том бою: своим копьем пробил он насквозь кольчугу одного мавра и замертво повалил его наземь, затем ранил второго, третьего, четвертого и пятого, и то же с ними проделал, что и с первым. Тирант же бился на другом краю поля. И вот подъехал к нему королевский слуга и громко крикнул:

Господин наш и Маршал! Отчего не поможешь ты лучшему другу своему королю Скариану, не ровен час, погибнет он от рук мавров!

Безо всяких расспросов повернул Тирант коня и, взявши часть людей, поскакал к королю. И нашел он его пешим, поскольку не давали ему мавры сесть на коня. Ударил Тирант и воины его по мавританским конникам и многих повалили наземь и убили, и горькая доля ждала тех матерей, чьи сыновья попались им под горячую руку.

А тем временем под стены подступали шестьдесят тысяч конников, и развевалось над ними красное знамя с изображением орлов. И велел тогда Тирант выехать на поле воинам, что давно стояли у ворот, но не вступали в сражение, ожидая его приказа. Красивый был тот бой и страшный. Король Тремисена сражался с храбрейшим и доблестным христианским рыцарем, долго бились они, и никто не мог взять верх. Увидел король Персии, как яростно они бьются, и бросился выручать короля Тремисена. Но не повезло ему – христианский рыцарь, звали которого Мельхиседек, всадил острие меча прямо ему в левый глаз. Застонав от страшной боли, упал король Персии на землю и так сказал:

О король Тремисена, возомнил ты себя великим правителем и мечтал покорить весь мир, но не по твоему велению творятся дела, а по воле Аллаха! Мне же дорого обошлась моя доверчивость. Горе мне! Найдется ли на свете другой правитель, которому выпало столько несчастий: на глазах моих погибли отец, и сын, и брат, и верных воинов моих без счета, а сам я повержен и даже не тешу себя надеждой, что явится кто-нибудь мне на подмогу.

Кровавый и жестокий бой кипел с рассвета до самой ночи, и лишь глубокая тьма развела врагов. Поутру осмотрели они поле и нашли на земле тридцать тысяч семьдесят два воина, и большинство из них уже испустили дух, а тех, кто еще дышал, коли были они христиане, исповедовали перед смертью, дабы могли они отдать душу Господу нашему Иисусу, мусульмане же молились над умирающими, дабы принял их души Магомет^[649].

И достойна удивления снисходительность к врагу, что явил в тот день Тирант: как побежали мавры толпою в сторону своего лагеря, не велел он их преследовать и милостиво позволил добраться до своих шатров.

Подсчитав свои великие потери и поняв, что с каждым днем множатся их несчастья, держали мавры совет, а затем отправили к Тиранту послов с просьбой заключить перемирие на три месяца. И не желал Тирант соглашаться, однако король Скариан, сеньор д’Аграмун, Алмедишер и Мельхиседек сами заключили перемирие, поскольку много было раненых среди христиан. И сразу вышли на поле женщины, дабы собрать тела мертвых христиан и с почестями предать их могиле. И, увидев их из своего шатра, так сказал король Тремисена:

Что делают среди стольких мужчин эти женщины? Давно следует позабыть старый обычай и обращаться с ними как с врагами, сурово и безо всякой жалости.

А однажды ночью порешили мавры уйти, не дождавшись конца перемирия, и в предрассветный час, дабы никто не заметил, свернули лагерь и направились в сторону Фесских гор, чтобы отсидеться там и набраться сил для нового похода.

На рассвете дозорные со всех ног примчались к городским воротам и принялись колотить в них что есть силы, дабы известить Маршала о том, как в большой спешке покинули мавры лагерь. Тогда велел он людям своим вооружиться, и, едва солнце рассеяло ночной мрак, выступили христиане вдогонку, отправив впереди себя лазутчиков. И лазутчики догнали мавританские повозки и нескольких мавров убили. Тогда короли, спасавшиеся бегством, послали гонцов к Тиранту и вот что велели передать ему: посмели люди Тирантовы убить мавританских воинов, несмотря на добрый мир, что был заключен на тридцать дней, а потому надлежит ему искупить вину и расплатиться за убиенных воинов и за украденную одежду, а коли не пожелает он – уповая на Магомета, ославят его мавританские короли по всем городам и весям, по всем королевским дворам, дабы все правители, императоры, короли, графы и маркизы узнали о том, что король Скариан и Тирант Белый, христианский Маршал, совершили великое злодеяние, нарушив свое слово.

Узнав, о чем было мавританское посольство, призадумался Тирант о данном обещании, и порешил, не подвергая свою честь испытаниям, дожидаться конца перемирия, хотя, по здравому рассуждению, первыми нарушили его мавры, тайно покинув лагерь в неурочный час. Тогда велел Тирант расплатиться с маврами за одежду, а потом расплатился он и за воинов: за каждого убитого в тот день по десять пленных мавров выпустили на свободу. Очень обрадовались мавры и называли Тиранта лучшим из христиан, самым справедливым и благородным, ибо милосердны деяния его, а коли не совершает человек добрых дел, не кончатся добром его дни.

И немедля отправились мавры дальше и перевалили через суровые Фесские горы. Как увидел Тирант, что преодолели они перевал, принялся он завоевывать земли и королевства, что лежали по эту сторону гор. И как-то раз, когда немало дней уже миновало с той поры, сказал сеньор д’Аграмун Тиранту:

Сеньор, сдается мне, что сумеем мы быстро завершить наш поход. Велите мне с моими людьми отправиться за перевал и завоевать города, замки и селения, что лежат по ту сторону гор. Вы же, покончив с маврами здесь, двинетесь мне навстречу, и без особых трудов завладеем мы всей Берберией.

По душе пришлись Тиранту слова сеньора д’Аграмуиа, стал он держать о том совет с королем Скарианом, и порешили они немедля отправить войско в путь. И выступил сеньор д’Аграмун с десятью тысячами конников в полном боевом вооружении и восемнадцатью тысячами пеших воинов. Когда же перевалили они через горы, сообщили ему, что мавританские короли разъехались в разные стороны – каждый вернулся в свои земли. И, увидев, сколь мало воинов встречается на пути, стал он завоевывать один за другим города и замки – одни брал он силою, другие же сдавались ему добровольно. Был сеньор д’Аграмун могучий и отважный рыцарь, христиане же бились под его началом храбро и отчаянно во имя славы их правоверного Маршала, ибо знали, что дойдет молва об их воинской доблести до Тиранта.

Так с победами достигли они города, что назывался Монтагата^[650], коим правила дочь короля Беламерина, погибшего в самом начале похода, со своим женихом. Прознавши, что приближается войско христиан, держали совет все жители и порешили передать сеньору д’Аграмуну ключи от города. И благодарно принял он ключи и пообещал маврам все, о чем те просили. Однако как подступили христиане под самые стены, одумалась королевская дочь и жених ее и передали они сеньору д’Аграмуну, что скорее готовы умереть, чем сдаться.

Узнав, что сыграли с ним злую шутку, велел сеньор д’Аграмуи осадить город со всех сторон. И однажды решил он дать бой, и был тот бой жаркий и неизмеримо жестокий. Тяжелую рану получил в бою сам сеньор д’Аграмун: как подъехал он к городской стене, стрела из арбалета угодила ему прямо в рот и вышла из затылка. Увидав, как раненый упал на землю, подумали христиане, что убит их славный рыцарь, на щите отнесли его в шатер, и в тот день прекратили бой. Придя в себя, сеньор д’Аграмуи поклялся отомстить за учиненный ему великий обман и за нанесенную рану и дал обет Господу и святым апостолам, что до той поры не снимет осаду, пока не завладеет городом, а все жители – и мужчины, и женщины, и стар и млад – не понесут кару от его меча. И немедля отправил гонцов к Тиранту, прося его прислать свои боевые орудия.

Тирант же, прознав, что его двоюродный брат серьезно ранен, велел отправить к нему на подмогу все орудия, и сам выехал во главе войска, и через некоторое время прибыл к осажденному городу. И, даже не сойдя с коня, велел он дать жестокий бой, и в том бою овладели они высокой башней, что служила минаретом и прилегала к городской стене. Но тут настала ночь, и приказал Тирант остановить бой до рассвета. А утром прислали мавры гонцов, дабы передать Тиранту от имени королевы и всех жителей, что готовы они сдаться, коли сохранят им жизни и позволят остаться в своей вере. И обещали они платить Тиранту дани тридцать тысяч золотых каждый год и отдавать ему всех пленников. Отвечал Тирант, что лишь его двоюродный брат решит их участь, ибо учинили ему великий обман, но, когда предстали гонцы перед сеньором д’Аграмуном, был тот непреклонен и ни в чем не пожелал уступить им. Тогда жители города отправили к нему королевскую дочь со множеством девиц, дабы уломать его, ведь известно, что любая просьба иначе звучит в устах женщины.

И здесь прервется наш рассказ, чтобы поведать о том, что произошло с Усладой– Моей-Жизни.

Глава 350

О том, как узнала Услада-Моей-Жизни о благоденствии Тиранта.

Как мы уже рассказывали, великою милостью Господней спасена была Услада– Моей-Жизни с затонувшей галеры и оказалась в городе Тунисе, где жила в доме дочери рыбака. Через два года та вышла замуж, поселилась невдалеке от Туниса и взяла с собой пленницу-христианку, которая вела жизнь благочестивую и тихую и проводила время за шитьем, поскольку, как и все греческие девушки, была обучена искусству вышивать шелком и золотом. И случилось так, что хозяйка поехала в город Монтагату за покупками, оставив дом на попечение Услады-Моей-Жизни. В городе она присмотрела какой-то товар, а потом явилась к дочери короля и так ей сказала:

Госпожа, привело меня к тебе известие о твоей скорой свадьбе, с которой я тебя поздравляю от всей души. Слыхала я, будто для приданого твоего вышивают мастерицы шелком да золотом рубашки и прочие вещи, что потребны девицам. У меня же есть молодая и смышленая рабыня, которую еще в детстве обучила я искусно вышивать. Взгляни, вот пример ее рукоделия. И коли заплатишь ты за нее двести дублонов, готова я расстаться с той, на кого потратила столько сил и времени.

Королевна, взглянув на вышивку, пожелала заполучить мастерицу и немедля обещала двести дублонов. Но сказала ей тогда рыбацкая дочь:

За эту цену охотно отдам я свою рабыню, но только умоляю твою милость об одном условии: скажи, что одолжила я ее всего на пару месяцев, ибо прониклась она ко мне большой любовью и, коли узнает, что продала я ее, иссохнет от тоски и отчаяния.

Так Услада-Моей-Жизни оказалась у королевской дочери и стала почитать новую госпожу. Вскоре после того осадили христиане город, и много появилось там пленников, взятых в сражениях, и в одном из них признала Услада-Моей-Жизни гребца, сидевшего на веслах на Тирантовой галере, когда разбилась она и потонула. И спросила его девица:

Не с той ли ты галеры, что потерпела крушение возле самого Туниса?

Верно, сеньора, – ответил пленник, – был я там и, уж поверьте, натерпелся страха и ужаса и думал помру, да выбросило меня волной на берег. А потом били меня нещадно, и продавали, и покупали, и принял я тогда немалую муку.

А что знаешь ты о Тиранте? – спросила Услада-Моей-Жизни. – Где умер он?

Господи помилуй! – воскликнул пленник. – Да он жив и невредим, стал он великим полководцем и храбро сражается, чтобы завоевать эти земли.

И тотчас рассказал он ей о том, что сеньор д’Аграмуи недавно был серьезно ранен. Она же спросила его:

А что же сталось с Усладой-Моей-Жизни?

Эта девица, – отвечал пленник, – о которой вы спросили, утонула в волнах, и в великом трауре пребывал по ней наш Маршал.

Услышав такие вести, решила Услада-Моей-Жизни устроить всем христианским пленникам побег, ведь Тирант был жив и находился так близко, что ни о чем ином не могла она и думать – только о побеге. Бедняжке не приходило в голову, что христианский Маршал, столь знаменитый славными победами, и есть Тирант, которого уж не числила она в живых, потому великой радостью она обрадовалась, узнавши, что именно Тирант своей рыцарской доблестью покорил столько земель в Берберии. И, упавши на колени, простерла Услада-Моей-Жизни руки к небу и вознесла хвалу и благодарность Господу за великое благоволение к Тиранту и к новообращенным христианам, отважно сражавшимся с врагами веры Христовой. И наполнилась душа ее уверенностью в скором избавлении от мавританского плена, и все перенесенные страдания в один миг обратились в ничто, едва появилась у нее надежда вновь увидеть Тиранта.

В тот самый день, когда королевна собралась идти к Тиранту, Услада-Моей-Жизни переоделась так, чтобы не быть узнанной. Когда госпожа ее предстала перед Тирантом в сопровождении пятидесяти девиц, не пожелал Маршал слушать ее, но велел отправляться к сеньору д’Аграмуну. Тот же обошелся с королевною еще хуже, чем с послами-горожанами. И, потерявши всякую надежду, пустились они в обратный путь, плача и горюя. И всю ночь все жители города, и мужчины и женщины, вздыхали и печалились.