Текст книги "Тирант Белый"

Автор книги: Жуанот Мартурель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 47 (всего у книги 82 страниц)

Глава 287

О том, какие коварные речи повел герцог де Пера против гериога Македонского.

О герцог Македонский, несведущ ты в военном искусстве и неопытен в бою, раз говоришь нам теперь о грядущих опасностях. – И, испустив тяжкий вздох, с превеликим гневом продолжал герцог: – Тело твое следует не могиле предать, а огню, так как ты покрыл себя величайшим позором и в память о тебе сохранится он навечно. Пора наконец проверить, есть ли в тебе хоть капля доблести, хотя, я думаю, никогда ты ею не отличался. Послушайся же разума, а не прихоти своей и, не помня себя от страха, беги прочь отсюда. Прояви благоразумие и вернись в город, где вместе с дамами ты проведешь время веселее, чем здесь, уберегшись от забот и опасностей, без которых не обойтись в бранном деле, коему предался ты необдуманно.

Герцог Македонский, дабы не случилось раскола среди воинов и не позабыли они про недругов ради того, чтобы повздорить с друзьями, решил на сей раз терпеливо снести оскорбление, но не смог-таки удержаться и не сказать герцогу де Пера следующее.

Глава 288

О mом, что ответил герцог Македонский герцогу де Пера.

Почтеннейший герцог, лучше было бы вам помолчать и осенить себя крестным знамением, чем так говорить, ибо в лагере сем все хорошо знают нас с вами и каждому воздают почести по заслугам: мне, герцогу Македонскому, как победителю, а вам, герцогу де Пера, как побежденному, никаким почетом не пользующемуся, за то, как имеете вы обыкновение сражаться. Изумляете вы этим всех, кто смыслит в делах чести. И из-за гордыни вашей не хотите подчиниться никому, кроме самого себя. Но вершите вы дело неправое и пребываете в заблуждении, навлекая на себя вину и бесчестье, каковых должен стремиться избежать всякий рыцарь: ведь имей он сто жизней, всеми бы должен был рискнуть, лишь бы не обвинили его в трусости. И полагаю я, что не прав благородный рыцарь, обращаясь в бегство при поражении; тем доказывает он, что не хватает ему доблести, чтобы попросить о смерти. Однако тебе придется просить о ней у меня, вместо того чтобы противостоять грядущим невзгодам. И хочу я вас предупредить: ежели случится так, что вы меня переживете, – какую бы смерть ни пришлось мне принять, несчастный дух мой покинет мое тело и в ярости будет разыскивать вас.

Тут вмешались в речи двух герцогов остальные рыцари и бароны, вынудив их замолчать. Но одни считали, что надо идти дальше, другие – что надо вернуться. Так случается с теми, кто хочет иметь много полководцев. Вот почему и говорит Аристотель, что полководец должен быть старым – ибо у стариков больше опыта – и доблестным. Говорил также и Цезарь^[582], что полководец должен прибегнуть в борьбе с врагом к тому же средству, к коему обращаются лекари в борьбе с недугами людскими: когда лечат они голодом, когда ножом. Однако в конце концов все должны были сняться с места, ибо герцог де Пера сказал:

Кто хочет идти вперед, следуйте за мной, кто желает вернуться – тот волен сделать это.

И он поехал первым, а все остальные невольно последовали за ним. Когда подъехали христиане к заброшенному месту, турки, укрываясь за полуразрушенной стеной, храбро защищались. И там была небольшая лощина, из-за которой христианам пришлось спешиться. И они весьма доблестно сражались пешими, нанося удары копьями, ибо другого оружия у них не было. В это время появились с разных сторон султан и Великий Турок, вклинились в середину войска христиан и убили многих из них и не меньше еще взяли в плен. И могу я сказать об этом печальном злоключении, что все те из христиан, кто спешился, погибли или попали в плен^[583], и ни один из этих рыцарей не спасся.

Турки же, одержав победу, вернулись в город Бельпуч и заключили пленных в надежные башни.

Вот об этой-то новости и узнал Император, ожидая в парадной зале дам, чтобы с ними отправиться на главную площадь, где проходило празднество. В тот день многие жены были опечалены и сражены горем, ибо потеряли кто отца, кто мужа, кто сына, кто брата! Император в присутствии всех сказал:

О безутешные вдовы! Пролейте новые слезы и горше стенайте, с новой силой рвите на себе волосы и царапайте себе лицо, не снимайте траура, ибо цвет рыцарства нашего погиб безвозвратно! О Греция, ты обездолена, ты беспомощна, ты пребудешь сиротой и вдовой! Попадешь ты теперь под власть иную!

Во дворце поднялся стон и плач невиданный и неслыханный. Затем прошел он по всему городу, так что веселье и празднество обернулись причитаниями и горем. Затем Император послал за Тирантом, чтобы рассказать ему об ужасной новости и показать полученные письма. Когда слуга подошел к двери Тиранта, услышал он, что тот, чем-то сильно опечаленный, говорит следующее:

О я несчастный! О жестокая фортуна! За что ты так наказала меня, за что послала мне столько горя? Лучше бы ты позволила мне умереть, прежде чем стать свидетелем столь омерзительного греха, что все, кто будет жить на свете после меня, заткнут себе уши, дабы не слышать о неслыханной низости: ее высочество отдалась мавру, врагу святой нашей веры. О, лучше бы Милосердный Господь лишил меня зрения, нежели дал мне увидеть после этого ту, кого любил я больше всего на свете, желая служить ей одной! Ослепнув или умерев, не испытывал бы я такой боли в душе! О проклятая Вдова, врагиня моего счастья! Лучше бы мне не знать тебя совсем, ведь именно ты стала причиной моего унижения и смерти!

Слуга Императора хорошо слышал, как говорил и причитал Тирант, но как следует не мог разобрать слов, ибо дверь была закрыта. И чтобы исполнить приказ своего господина, он сказал из-за двери:

Сеньор Маршал! Нельзя отчаиваться, ведь не подобает рыцарю жаловаться на то, что творится по воле Господа нашего: за плохими временами наступят хорошие. А если нынче пора для вас трудная, вы своими же стараниями сможете все поправить. Разве не известно вам, что вслед за хмурым и холодным утром наступает прекрасный солнечный день? Вижу я, что вы, пребывая во гневе, ищете смерти, а не разумного совета, и сами станете причиной своей кончины.

Тирант прекратил стенать и спросил:

Кто ты, что хочешь помочь моему горю?

Слуга ответил:

Я – спальничий Его Величества Императора, который послал меня к вам сказать, что он приказывает вам и просит вас соблаговолить немедленно явиться к нему.

Тирант, у которого на глазах еще не высохли слезы, открыл дверь и сказал:

Друг мой, прошу тебя, не бери в голову мои горести и не говори о них никому. Передай Его Величеству, что я сей же час у него буду.

Вернувшись к Императору, спальничий с печалью сказал ему:

Сеньор, ваш Маршал уже знает о случившемся в лагере несчастье, это видно по его заплаканным глазам, к тому же я слышал, как он горестно причитал.

Ибо слуга подумал, что Тирант страдает из-за дурного известия, которое поступило из лагеря.

Тирант облачился в плащ из толстого черного сукна и в штаны того же цвета, взял с собой меч, один прошел через садовую калитку и стал подниматься в парадную залу к Императору. Он увидел, что все во дворце плачут и стенают что есть силы и никто не в силах сказать ему ни слова.

В удручении вошел Маршал в одну из комнат и обнаружил там Принцессу, лежавшую неподвижно на полу в окружении всех придворных лекарей, которые пытались привести ее в чувство. Тирант подошел к ней поближе и, увидев ее в таком состоянии, не смог удержаться, чтобы не сказать:

Почему вы безжалостно даете умереть этой сеньоре? Ведь негоже ей принять смерть, не получив прощения за свою вину, ибо без этого не вернется к ней высочайшее благополучие. Я же не хотел бы, чтобы сие произошло, а иначе беспрестанно буду я бояться за ее жизнь. А я молю Господа, дабы сеньора эта прожила дольше меня. Ах я несчастный! На что мне теперь моя жизнь, если я боюсь сказать о том, что не выходит у меня из головы!

Лекари не поняли ничего из его слов, но подумали, что говорит он так из-за ужасного известия. А Тирант полагал, что все оплакивают несчастную Принцессу. Он обернулся и увидел Императрицу, которая в горе изорвала все покровы на голове, шнуровку на юбке и даже рубашку, так что грудь ее оголилась, и высочайшая сеньора в отчаянии впивалась в нее ногтями и в лицо свое, громко стеная вместе с остальными придворными дамами следующим образом:

Нынче все мы отправимся в рабство, и свяжут нас крепкими цепями. Кто смилостивится отныне над нами?

В другой стороне увидел Тирант Императора, сидящего прямо на полу, неподвижно, словно каменная статуя. Он хотел оплакать ужасное несчастье свое, но не мог. В руках у него были письма, полученные из лагеря, и он знаком подозвал к себе Тиранта и передал их ему. Прочитав письма, Тирант сказал:

Случилась беда еще большая, чем я предполагал.

Тогда принялся он утешать Императора, говоря следующее:

Сеньор, не стоит вам удивляться тому, что случилось подобное. Ведь в обычаях войны, когда сегодня побеждаешь ты, а завтра – побеждают тебя, или убивают, или же берут в плен. Не нужно вам, славному рыцарю, сокрушаться о таких неприятностях. Лучше принять их со смирением, потому как в другой раз, с помощью Господа нашего, обрушатся они на турок.

В это мгновение Принцесса пришла в себя и открыла глаза.

Она попросила Тиранта подойти к ней. Тот же испросил разрешения у Императора. Когда Тирант приблизился к Принцессе, она усадила его подле себя и жалостным голосом сказала следующее.

Глава 289

О том, как Принцесса рассказала о своей беде Тиранту.

О ты, последняя моя надежда! Коли в моей власти с помощью слов изменить решение, которое ты принял в душе, значит, и в самом деле ты любишь меня так, как о том говоришь. Так пусть же не уйдем ни ты, ни я из этой жизни, покуда не вызволят у турок всех герцогов, графов и маркизов, которых заключили они в тяжкий плен, а также не вернут нам тела всех погибших христиан. Не далее, как полчаса тому назад, почувствовала я, что душа моя готова отлететь, и она несомненно покинула бы сей мир, если бы не ощутила я, что нахожусь в объятиях того, кого люблю больше всех на земле.

В то время, как она так говорила, вошли двое воинов, бежавших с поля боя, и Принцесса не могла ничего больше сказать, а Тирант ей ответить. Прибывшие подробно рассказали о поражении христиан и об ужасной ссоре между герцогом Македонским и герцогом де Пера, сообщив также, что среди убитых и пленных христиан было пять тысяч рыцарей с золотыми шпорами, не считая тех, кто пропал без вести.

У слышав столь страшные известия, все принялись стенать и рыдать сильнее прежнего. Император, заливаясь слезами, хриплым голосом принялся причитать следующим образом, хотя язык его почти онемел от горя.

Глава 290

О том, как причитал Император.

Глубочайшую боль испытываю я, но не столько по причине самой гибели сих рыцарей, ведь смерти не избежать никому. Еще больнее мне слышать, каким отвратительным и злополучным образом настигла она их. Пусть сгинет от меня стыд, ибо из-за него я, потупя взор и пряча смущение на лице, брожу среди прочих неприкаянных душ. О несчастные полководцы! Как страдаю я от бед, случившихся по вашей вине, и корил бы я себя еще сильнее, коли бы не упреждал вас обо всем. Но вы, более своевольные, чем разумные, пренебрегли моими советами, уступив своим прихотям. Печальную жизнь уготовили вы мне – и за это жестоко наказаны. Дурная молва о вас запала в умы людей. Фортуна сохранила вам жизнь, но теперь приготовьтесь к суровому заточению и не надейтесь более увидеть меня, вашего Императора, ибо поступили вы безрассудно. Умерьте же ваши тревоги и страдания, ибо вам их не избежать, и коли не способны вы сжалиться над собою, то раскайтесь же в ужасном заблуждении вашем и повинитесь нынче в известном от века преступлении. Ведь недаром вдвойне страдают из-за вас рыцари, ни в чем не повинные, я же страдаю еще и из-за того, что нарушили вы данную мне клятву и преступили законы.

С этими словами Император встал с пола, заливаясь слезами и в горе обхватив руками голову, а затем вышел вон с громкими причитаниями. Когда Принцесса увидела его в таком отчаянии, душа ее вновь чуть было не покинула тело, и она, лишившись чувств, снова упала на пол. Самый ученый из всех лекарей сказал:

Я думаю, что сия сеньора рассталась с жизнью, ибо она трижды кряду лишалась чувств, и теперь я не нахожу у нее пульса. Полагаю, что она уже на том свете.

Тирант, услышав слова лекаря, воскликнул:

О смерть, жестокая, слепая ! Ты приходишь лишь к тем, кто тебя не ждет, и бежишь тех, кто хотел бы за тобой последовать! Разве не лучше и не справедливее было бы тебе прийти прежде всех за мной, чтобы не видел я, как умрет сия уже не девица, но дама? Хоть и сильно оскорбила она меня, я хотел бы остаться ей любезным другом.

И Тирант от невыносимых страданий упал на пол, навалившись всем своим весом на сломанную ногу. И снова он сломал ее, причинив себе боль еще сильнее, чем прежде. Кровь пошла у него из носа, из ушей, а особенно – из раны на ноге, так что оставалось только удивляться, по словам лекарей, как он не умер. Немедленно сообщили об этом Императору, который с болью сказал:

Ничего удивительного, ведь из всех родичей Тиранта не осталось никого, кто не был бы убит или взят в плен. Но сие, однако, внушает мне надежду, ибо, желая вызволить своих родных и друзей, совершит он великие подвиги.

И Император, несмотря на свою скорбь, не мог не пойти к Тиранту, но, войдя в комнату, увидел, что дочь его мертва, и воскликнул:

Клянусь Богом, я не знаю, кому первому надо помогать!

Он приказал перенести дочь на ее постель, а Тиранта – в удобную и красивую комнату. Тиранта немедленно раздели, лекари занялись его ногой и стали вправлять ее, но он ничего не чувствовал и тридцать шесть часов кряду провел в беспамятстве. Когда он пришел в чувство, то спросил, как он сюда попал, и Ипполит ответил:

Ох, сеньор, ну и перепугали же вы всех нас! Ведь вы два дня уже не приходите в себя и не принимаете никакой пищи, ни питья, чтобы поддержать свои силы. Поэтому умоляю вас, примите то, что предписывают вам лекари.

Не хочу я принимать ничего, что пошло бы мне на пользу, – сказал Тирант. – Я желаю лишь смерти и ее одну призываю.

Обо всем немедленно доложили Императору. Принцесса также про это узнала, так как уже давно пришла в чувство.

Тирант же затем спросил:

Скажите, что с сеньорой Принцессой?

Ипполит ответил:

Сеньор, с ней все в порядке.

Я охотно верю, что ее болезнь не очень опасна, – сказал Тирант. – Ведь она недавно получила то, чего очень хотела, но, думаю, теперь не очень-то будет этому рада. Она не первая и не последняя так поступила. Я знаю, что Принцесса не столь тверда, как железо или камень. Так постарайтесь же, чтобы смерть моя не принесла мне позора среди людей, ведь ежели и случится мне умереть с грехом на душе, то даже страдания несчастного Иксиона^[584] на железном колесе не смогут сравниться с моими! О, как тяжко тому, кто не вправе сказать во весь голос о своих бедах!

В это время вошел Император, а за ним – и все дамы вместе с Императрицей. Все спросили его, как он себя чувствует, и удивились, когда он не выразил почтения и не ответил ни Императору, ни дамам, но, углубившись в свои страдания, вновь начал жаловаться следующим образом.

Глава 291

О том, как жаловался Тирант.

О я несчастнейший из смертных! Я прошу так немного, а несчастья мои становятся все больше и все непоправимей, ибо жестоким жребием было уготовано мне стать свидетелем худшей беды, которую только можно ждать влюбленному! Разве заслужил я своими делами того, чтобы в таких мучениях закончить свои дни? Об одном лишь сокрушаюсь я нынче: не по праву прослывут турки победителями. Знаю я, что греков ждет поражение, но будет сие возмездием не за те грехи, которые они не совершали, а за зло, поразившее именно меня. Ведь беда, которую ожидаешь, не так уж кажется велика, а не уметь принять смерть – недостойно.

Тут попросил Тирант, чтобы подали ему распятие, и, прерывая свои речи тяжкими вздохами и рыданиями, заговорил он вновь, но так, что лишь с большим трудом можно было его понять:

О милосердный Господь! По великой доброте Твоей истинно узнал я, жалкий грешник, сколь велики грехи мои и проступки. Прошу я тебя, святейший Господь наш, прости мне все прегрешения мои, каковые совершил я против Тебя и каждодневно совершаю, и все злые дела, каковые успел сотворить. За все прошу я у Тебя милосердного прощения, ибо через милость и сострадание Твои желал бы я принять смерть и страдания, дабы спасти таких же, как я, грешников, хоть и думаю, что большего грешника, чем я, не найти. О Боже, предвечный и всемогущий! Да буду я избран Тобой на Страшном суде в сонм блаженных, да не проклянешь Ты меня!

И Тирант, молитвенно сложив руки, с превеликим смирением поцеловал распятие и поклонился ему, а затем продолжил:

О всемогущий Иисус, Сын Божий! Я умираю ради любви, и Ты, Господи, ради любви соизволил умереть, дабы спасти род человеческий и меня вместе с ним. Ради любви претерпел Ты столько мук, и удары бича, и раны, и боль, так и я испытал муки при виде чернокожего мавра. Кто, кроме тебя, Господь, сравнится со мной в мучениях? Пресвятая Матерь Твоя и Госпожа наша претерпела высшие муки, стоя у подножия креста. Так и я, Господи, несказанные мучения испытывал – коих не знает ни один христианин, – когда стоял с веревкой в руке и глядел в оба зеркала. Кому еще знакомы страдания, подобные моим? Соблаговоли же, всемогущий Боже, не взирать на мои ошибки, ибо от страданий своих потерял я власть над бедным рассудком, и да будет тебе угодно простить все мои страшные грехи, как простил ты раскаявшегося разбойника и блаженную Марию Магдалину^[585].

Все, кто был тогда в комнате – и Император со всеми дамами, и Кардинал со всем клиром, – несказанно изумлялись жалостливым речам, слетавшим с уст Тиранта, ибо почитали его праведным христианином. И исповедался Тирант во всех грехах своих патриарху^[586], каковой отпустил их ему. После этого Тирант слегка приподнялся на кровати и произнес следующее:

О, выслушайте меня и будьте ко мне милосердны! Взгляните, как скорблю я, ожидая скорейшего конца своего и своих страданий. Прошу вас, родичи мои, укрепите дух свой, ибо кончина моя близка.

И Тирант, обратив свой взгляд на Принцессу, продолжал:

Горько расставаться мне с вами. Оставляю я вам свое бренное тело, а душу препоручаю Богу. Думаю, что ни один рыцарь еще не умирал от печали, но ничье горе не сравнится с моим.

Император, равно как и все, кто там находился, горько рыдали и сокрушались о его смерти. И не было никого, кто не проливал бы над ним слез, оплакивая столь достойного рыцаря и думая, как всем будет его недоставать. Тут обернулся Тирант к Императору, всем своим видом выказывая глубокое сочувствие ему, и сказал с любезностью, но слабым голосом:

О Боже, столь милостивый к нам, грешным, пощади мою душу, жаждущую расстаться с телом! О я несчастный, мрак покрывает мои очи! Окажи мне, Господи, милость и яви мне Твой свет, ибо чувствую я, что смерть моя близка. Вот-вот расстанусь я с теми, кто всегда поддерживал и утешал меня. Лишь одна сеньора причинила мне горе и страдания, и лишь из-за нее покидаю я сей мир в печали. Не думайте, будто рана моя смертельна, но из-за горестей моих стала она таковой. Скажите, сеньор Император, кто сразится в жестоких и жарких боях ради Вашего Величества ныне, когда все доблестные рыцари захвачены в плен, а ваш самый преданный слуга, любивший вас больше всех государей на земле – Тирант, вот-вот умрет? Одно причиняет мне мучения – что не смог я до конца победить турок. Да дарует Господь прощение тому, кто обрек меня на такие муки, равным которым нет в мире. О сеньора Императрица, благороднее коей не существует дамы на земле! Никогда и в мыслях моих не было оставить служение вам, напротив, всей душой и сердцем желал я способствовать процветанию и вашему, и всей Греческой империи. А ежели чем-либо не угодил я вам, то прошу меня милостиво простить за это. Вас же, сеньора Принцесса, подобная Полярной звезде, по которой узнают верный путь моряки, я бы до конца дней своих защищал от тех, кто захотел бы вас оскорбить, но теперь не могу ничего ни поделать, ни сказать, а лишь сокрушаюсь о том, что я увидел. И кто может сравниться в горе со мной?

Затем обратился Тирант ко всем дамам и сказал им:

Сеньоры, хоть и распорядилась фортуна так, что не успел я на деле доказать мое ко всем вам благое расположение, прошу я вас: молите за меня Бога, чтобы был он ко мне милостив.

После сих слов Тирант опустил голову на подушку и вновь принялся лить слезы и стенать, ибо смерть уже поджидала его.

И сказал он Ипполиту:

Сын мой, вот до чего низводит нас несчастная жизнь земная; посмотри мне в лицо: таким ли ты видел его прежде?

Но Ипполит, от боли и скорби, не в силах был ответить.

Тогда Тирант снова обратился к нему:

Не плачь, я препоручил всех вас сеньору Императору и теперь опять повторю ему: Ваше Величество, ежели распознали вы во мне хоть однажды желание служить вам, то нынче, молю вас со всей любовью, на какую только способен, примите под вашу защиту и опеку моих друзей, родичей и слуг.

Но столь глубоко страдал сей благодетельный сеньор, что смог сказать только:

Да будет исполнена воля ваша.

В это мгновение голова Тиранта запрокинулась, очи его закрылись, словно он уснул, и по всему видно было, что лишился он жизни. Ипполит сказал:

О смерть, на какую жизнь обрекаешь ты меня – на печаль, горе и несчастье!

И стал он оплакивать Тиранта, выказывая искреннюю любовь к нему. Собрались

также и все слуги Тиранта, глубоко опечаленные тем, что он при смерти. На лице его и в самом деле лежала печать смерти. Ипполит опять заговорил:

Если умрет сей рыцарь, то погибнет с ним вместе и все рыцарство на земле. – И он громко воскликнул: – О господин мой, Тирант! Почему не хотите вы выслушать всех ваших слуг, собравшихся здесь?

Кто меня зовет? – спросил Тирант.

Это я, несчастный Ипполит. Из-за вас, сеньор, обречен я на тяжкие муки и тревоги, ибо все дамы осуждают меня за то, что не могу сдержать я горьких слез. И говорят они, что блажен остающийся безгрешным в сей исполненной тягостей жизни. И ежели хотите вы сполна испробовать ее, не ищите смерти, ибо она суть ultimum terribilium. Вот и сеньор д’Аграмун умоляет вас о том же.

Услышав сие, Тирант с трудом открыл глаза и произнес:

Вовремя подоспели вы, сеньоры, чтобы застать последние дни моей жизни, каковая недолго продлится. Как подумаю я, что после смерти придется мне расстаться с вами, а я не успел вознаградить вас так, как мне бы хотелось, удваиваются мои страдания. Разделите же между собой все, что я имею и что еще будет мне причитаться.

С этими словами из последних сил протянул он руку своим родичам и слугам, а затем, вновь целуя распятие, проговорил глухим голосом:

О всемогущий Господь! Бесконечно благодарен я Тебе за то, что Ты позволяешь мне умирать в окружении моих близких и друзей, в присутствии сеньора Императора, сеньоры Императрицы и их дочери. Я – великий грешник, Господи, и потому прошу Тебя оказать мне милость и простить все мои прегрешения и ошибки, забрать меня из этого мира, полного лжи и обмана, и принять мою душу в Твои драгоценные объятья. Соблаговоли же в последний день моей земной жизни проявить сострадание ко мне. Пусть плоть моя нынче претерпевает мучения, дабы вечно пребывала в раю душа, среди блаженных и святых.

Затем обратился Тирант к своим близким и сказал:

Где цвет нашего Бретонского дома и рода Соляной Скалы? Я покидаю вас, ибо жестокая смерть так терзает меня, что не в силах я даже приподнять головы. Иной мир ждет меня, и пора мне отправиться в тяжкий путь. О Диафеб, герцог Македонский! О виконт де Бранш! Расстаюсь я с вами, и тягостно мне сие прощание. Оказались вы в плену у неверных из-за любви ко мне, ведь, не будь меня, не пришли бы вы в эту землю. Кто же вызволит вас из этого плена? Моему злому и печальному року угодно лишь разлучить меня с вами. О Диафеб, как узнаешь ты о моей кончине и о том, что умираю я из-за той, что в награду мне послала обман и несчастье? Нынче впору назвать мне себя сиротой, до того нежданно настигла меня жестокая смерть. Всех родных своих, что остались в Бретани, препоручаю я вам. Тех же родичей, что находятся здесь, прошу я не покидать сеньора Императора, который столь великодушен, что доверяет вам всем. Тело мое прошу я набальзамировать и переправить в Бретань с надежными рыцарями. Шлем мой, меч и полукафтанье, что были на мне, когда сражался я в этих землях, пусть положат на мое надгробье в главной церкви, той самой, где висят щиты четырех рыцарей, коих победил я в личном поединке на ристалище, а именно: короля Польского, короля Фризского, герцога Бургундского и герцога Баварского. Коли будет сие возможно, прошу я не показывать тело мое ни престарелому отцу моему, ни блаженной моей матушке, пусть, напротив, запретят им смотреть на него. На надгробии же моем пусть изобразят головы чернокожих мавров и высекут надпись: «Се ненавистная причина гибели Тиранта».

Вслед за тем просил Тирант не говорить с ним более.

Лекари не могли ничего сделать, чтобы облегчить его мучительные страдания. Старый Император и все остальные, кто был рядом, лишь рыдали и причитали да рвали на себе волосы. Не думали они ни о еде, ни об отдыхе, но только представляли себя под игом мавров, ибо вся их надежда была на Господа Бога и на Тиранта. Увидев же его при смерти, сочли они, что надеяться больше им не на кого. И, предавшись горю своему, через некоторое время вышли все из комнаты.

Лекари прописали Тиранту множество разнообразных снадобий и средств, но все было напрасно. И вот одна старая еврейка, до которой дошли слухи о болезни Тиранта, отправилась во дворец, явилась перед Императором и решительно сказала ему следующее.

Глава 292

О том, что одна еврейка посоветовала сделать Императору, дабы вернуть к жизни Тиранта.

Истинная любовь, которую питаю я к Вашему Величеству, побудила меня явиться сюда. Сочувствуя вам, не хочу я, чтобы на склоне благословенных дней ваших лишены были бы вы своей империи. Мне известно, что ваше спасение и самое жизнь – в руках сего выдающегося рыцаря, Тиранта Белого, коему грозит смерть. Но Аристотель недаром говорит, что трус теряет надежду, впадает в уныние и боится даже того, что не опасно.

Храбрец же сражается доблестно и предпочитает скорее погибнуть, нежели подвергнуться позору. Спросите об этом у лекарей и людей сведущих. Им известно, что троянец Гектор в подобных случаях говаривал: «Что скажет обо мне Паламед, полководец греческий? Что скажут Агамемнон или Диомед?»^[587] Вот почему хочу я сказать вам следующее: вы видите, Ваше Величество, что Маршал ваш – при смерти и никто из лекарей не в силах ему помочь. Однако я обещаю спасти его, а коли он все– таки умрет, можете лишить меня саму жизни или послать мне любое иное наказание. Я знаю, что рыцарь сей – чрезвычайно отважен и из-за великого своего мужества должен вновь обрести храбрость и восстать с одра. Так сделайте же, Ваше Величество, то, что я вам скажу. Прикажите собраться множеству вооруженных воинов. Пусть они, с громкими криками, ворвутся к Тиранту в комнату, грохоча мечами, копьями и щитами и ударяя мечами по щитам. Когда он очнется, увидит полчище воинов, услышит громкие крики и спросит, что случилось, пусть ему скажут, что турки подошли к самым воротам города. Весь его прежний настрой исчезнет без следа, и он, вспомнив о своей доблести и о позоре, который его может постигнуть, восстанет с одра.

Император послал за лекарями и людьми сведущими и рассказал им о том, что посоветовала еврейка. Все согласились, что хорошо было бы так и сделать. По всему городу раздавался столь сильный шум и крики, что Тирант услышал их, прежде чем воины вошли к нему в комнату.

Старая еврейка, стоявшая в изголовье его кровати, сказала:

Вставай, сеньор Маршал, и перестань бояться смерти: ведь твои недруги турки подошли уже к самым воротам города, чтобы отомстить тебе.

Услышав слова старухи, Тирант спросил:

Ты уверена, что турки так близко?

Если соизволишь ты встать, то увидишь, что они еще ближе, чем ты думаешь, – сказала еврейка. – Так поднимайся же и подойди к окну – посмотришь, что тебя ждет.

Тирант немедленно потребовал принести одежду и обвязать множеством полотенец ногу. Затем он, как мог, вооружился и сел на коня. Многие устремились за ним, а он скакал с таким усердием, что вся болезнь его прошла и почувствовал он большое облегчение. Император и лекари, которые при этом присутствовали, сказали Тиранту, чтобы он принял укрепляющие сердце капли и немного целебной настойки, ибо был очень слаб. Он исполнил все предписания лекарей. А затем узнал, что все с маврами было сделано нарочно из-за его болезни. Тогда Тирант сказал:

Хвала всемогущему Господу за то, что женщина спасла меня от смерти, ибо другая женщина обрекла меня на нее. Хороший совет дан был Императору и его лекарям.

А в то время, как Тирант встал с одра, Принцесса, не знавшая, как придумали возродить его к жизни, стояла на коленях перед иконой Госпожи нашей, Божией Матери, и обращала к ней истовые молитвы, покрывая поцелуями пол и говоря следующее:

О, всемилостивейшая Матерь Божия, Царица Небесная, милосердная заступница христиан во всем мире, услышь меня! Сжалься надо мной, ибо потеряла я всякую надежду и призываю смерть, не находя другого облегчения моим страданиям. И ежели умрет мой господин, которого люблю я больше жизни, то пусть все знают, что едва лишь удостоверюсь я в смерти супруга моего Тиранта, как в тот же самый час лишу жизни и себя саму. – И Принцесса взяла нож и спрятала его в складках юбки, приготовившись узнать подобное известие, а про себя подумала: «Лучше мне, несчастной, самой предать себя смерти, чем быть обесчещенной маврами. И взываю я к Тебе, милосердная и смиренная защитница грешников, дабы не допустила Ты, чтобы погибли тело и душа моя!»

Ипполит же, увидев, что Тирант оделся и требует подать ему оружие, скорее пошел в покои Принцессы и сказал ей сии слова:

Сеньора, прошу вас, гоните прочь от себя ваши страхи и мучения. Пусть дурные ваши мысли обратятся в глубочайшую радость, ибо несу я вам такое известие, что лучшего и быть не может.

Принцесса от чрезмерной радости застыла и просидела прямо на полу довольно долгое время, не будучи в силах говорить. Когда волнение прошло, Принцесса сказала:

В самом деле случилось то, о чем ты мне говоришь? От слез моим глазам что– то не хватает света.

Ипполит доподлинно поведал ей обо всем, что произошло.

На сей раз Принцесса, чрезвычайно обрадованная, поцеловала Ипполита в лоб, а от избытка чувств из глаз ее хлынули слезы. Ипполит сказал ей: