Текст книги "Жила-была девочка, и звали ее Алёшка (СИ)"
Автор книги: Таня Танич
сообщить о нарушении
Текущая страница: 54 (всего у книги 64 страниц)
Я должна была успокоиться любой ценой. Даже ценой вредной привычки, которую, как я думала, оставила в прошлой богемной жизни, от которой решила отказаться навсегда. Мне нужно было закурить, и никакие мятные леденцы больше не могли отвлечь меня от этого желания.
Вспоминая, что не ношу с собой сигарет и зажигалки уже больше двух месяцев, превозмогая дрожь в голосе, я попросила закурить у водителя. Только бы этот таксист оказался курильщиком!
Мне повезло и не повезло одновременно – водитель имел при себе не только сигареты, но и неуемное желание пообщаться. Поэтому, щелкнув зажигалкой у кончика моей сигареты, он также выбрался из салона и, компанейски пристроившись рядом, обрадовал меня традиционной присказкой, что хозяин-барин, и основной маршрут уже оплачен, а вот простой или дополнительный километраж я должна буду погасить сама.
– Утром деньги – вечером стулья! Вечером деньги – утром стулья! Если есть деньги, транспорт будет по-любому! Отвезу, куда скажешь, заберу, когда скажешь! Ты как, местная или в гости?
– Местная…То есть, в гостях, – задумчиво выпуская дым колечками, поправила я саму себя. Осознание нового статуса столичной гостьи давалось мне нелегко, но деваться от этого решения было некуда.
– Ну, так я могу тебе много интересного показать, раз не местная! – оживился предприимчивый водитель. – Время, конечно, не лучшее – середина недели, но ничего, я пару-другую работающих ресторанов знаю. Твои деньги – я везу!
– Да нет, спасибо… Не стоит. Я уже никуда не хочу ехать. Хватит, нагулялась… – подводя черту под собственными подвигами и приключениями за несколько последних лет, прервала поток его завлекающих предложений я. – Вы не волнуйтесь, простой я оплачу. Ждите меня здесь. Ждите, я никуда не денусь. Я вон там пойду, на крыльце посижу, покурю. Мне надо просто немного успокоиться. А потом вернусь к вам. Мы обязательно поедем, только чуть позже. Ведь не пешком же мне домой идти, правда? – чувствуя, что больше не могу выносить потока этой неумеренной общительности, и даже сигарета в компании столь болтливого собеседника не доставляет мне прежнего удовольствия, я двинулась обратно к входу в «Квартиру Йоханнеса».
Медленно поднявшись по ступеням к площадке у входных дверей, я остановилась и провела рукой по гладким лакированным перилам, осознавая, что сегодня моя ночь прощания не только с Вадимом, но и с Киевом. Оставшиеся десять дней до отъезда я проведу в бывшей квартире Марка, далеко не уходя, и ожидая его приезда в следующие выходные. Вадим был прав – не стоило растягивать процесс расставания до бесконечности, рубить связь по частям. Долгие проводы – лишние слезы.
Увлеченная невеселыми размышлениями, я не сразу поняла, что резкий шум за спиной – звук открывшейся и хлопнувшей двери, но мгновенно почувствовала молчаливое присутствие вышедшего. Эту страшную и горячую энергию, похожую на жидкий огонь, нельзя было перепутать ни с чем. На долю секунды мне стало страшно – ведь я опять нарушила обещание, не ушла, как собиралась, и меня саму удивляла эта странная медлительность. Поэтому я не решилась вновь обернуться к Вадиму, стоявшему за моей спиной, или что-то сказать в свое оправдание, лишь, глубже затягиваясь дымом, застыла на месте, как глупая молчаливая статуя.
– Ты не уезжаешь. Какого черта ты не уезжаешь, Алексия? – задал он вопрос, который в то же самое время вертелся и у меня в голове. – Что ты хочешь от меня получить? Когда-то я предложил тебе все, что мог дать – свои идиотские чувства, общее будущее, совместную жизнь, в конце концов. Ты от всего этого отказалась. Так какого хрена ты сейчас стоишь передо мной покаянным памятником?
Каждое его слово превращалось в отрывистый, больно бьющий сгусток пульсирующего волнения, которое разбудила наша шутливая игра в чужих, спокойно расстающихся людей. Я внезапно поняла, почему он прогонял меня, почему приказывал уйти. Этим легкомысленным танцем мы нарушили и без того хрупкое равновесие показной сдержанности между нами, а ведь ничего не изменилось – ни в его отношении ко мне, ни в моем к нему. Я по-прежнему смотрела на Вадима, как на божество, как на всемогущего наставника, в лучах жизненной силы которого хотела расти и развиваться, а он… Он тоже остался постоянен в своих чувствах ко мне.
С ужасом понимая, что эта кипящая лава, разбуженная и взбешенная моими случайными поступками, вот-вот прорвется наружу, я, по-прежнему боясь повернуться к нему лицом, поспешно затараторила в темноту:
– Да нет, я сейчас уеду, обязательно уеду. И я здесь не потому, что жду тебя, простоя я не успела… Мне надо было немного успокоиться, подумать. Все снова пошло не так, пошло как-то странно. Мне вообще, наверное, не стоило приходить сегодня, и уж точно надо было оставаться до конца. Почему я здесь до сих пор… Я сама не знаю. Но я уйду. Я уже ухожу, ты извини, что я снова…
– Заткнись, Алексия! Заткнись сейчас же! – внезапно оборвал он меня, и я почувствовала, как его руки с силой стиснули мои плечи. Кольцо обволакивающего, исходящего от него жара стало еще сильнее, плотнее, агрессивнее. Мне было трудно даже дышать, это огненное наваждение, казалось, обжигало меня изнутри, словно я вдыхала раскаленный воздух в горящей комнате. – Еще хоть слово… Если ты только попытаешься меня прервать – клянусь, я рукой зажму твой болтливый рот! Мне не нужны больше твои дурацкие оправдания – теперь говорить буду я. Не знаю, пожалею об этом завтра или нет, но и молчать больше не могу. Ты сама ходишь вокруг меня кругами, так слушай – может, это то, за чем ты пришла! Я думал, не стоит ворошить прошлое, но теперь понимаю, что не хочу уезжать, не сказав правды. Да, она бьет меня по гордости, эта правда. Ну и к черту гордость! Гордость – это полная хрень, любовь важнее гордости. Я был гордым все это время, а иногда задирал нос, как дурак – в ту ночь, когда ушел, а должен был остаться, или, когда бросил тебя в этом крокодильем гнезде недописак и им подобным. Ошибка на ошибке – вот что я совершал весь последний год. И ты посмотри к чему это привело? Тебя и меня! Что с нами стало за один этот год! Да только ты помнишь, что я всегда говорил тебе? Помнишь, птичка? Борись, всегда и везде. Даже, когда кажется, что шансов ноль целых ноль десятых и ты в полном тупике, как мы оба сейчас – все равно надо бороться. И вот я вижу этот тупик, вижу, как ты сдалась раньше времени, да что там – я сдался! А зря. Пока я здесь – еще не поздно, не все упущено, не все сломано. Многое, но не все. Скажи только «да», Алексия, скажи, что тебе это нужно – я вытащу тебя из ямы, в которую ты скатилась. Слышишь меня? Мы с тобой уже это проходили, выбирались из ям – выберемся и сейчас. Одно только твое слово – и никто больше не зацепит тебя ни словом, ни делом. Я убью любого, кто встанет поперек, кто помешает мне дать тебе ту жизнь, которую я давно готовил для тебя!
Чувствуя, что едва могу дышать от того, что Вадим снова говорит о нас так, как говорил только до появления Марка, я понимала одно – иногда время действительно течет вспять и возвращает нам выборы и шансы ушедших дней. Но если в первый раз они вызывают радостное удивление, то во второй – немой ужас. Словно бы кто-то мертвый, похороненный, как ни в чем ни бывало, встал и вернулся к тебе, цветущий и радостный, будто никогда не бывал в могиле.
Вот только любовь Вадима никогда не была мертвой. Я похоронила ее раньше времени и теперь чувствовала панику человека, узнавшего, что он сам забросал землей что-то живое, бьющееся, дышащее, не желающее уходить раньше времени, несмотря на то, что его били в несколько рук, безжалостно и больно. И сейчас эта любовь говорила в полный голос, говорила вместо своего хозяина, переломив даже его железную волю – так сильно она не хотела обратно в яму, где нет ничего, только темнота, и где она все равно будет жить, задыхаясь, агонизируя, но упрямо не умирая. Вадим верно сказал – любовь сильнее, чем гордость. И не только гордость – чем сознание, здравый смысл, чем воля, чем желание ее убить и зажить спокойно и счастливо.
«Только из-за любви, а не из-за дурацких законов физики, каждый день на востоке встает солнце» – усиливая нереальность происходящего, прозвучали из прошлого слова Ярослава. И мне стало еще страшнее от понимания, с какой древней и сокрушительной силой мы играли, что пытались усмирить, задушить, проигнорировать, сделать вид, что его не существует.
И теперь это разбушевавшееся цунами, вырвавшись на волю, накрывало меня, ударяя в самое сердце каждым новым словом, каждым признанием Вадима. А он все говорил, не останавливаясь, выворачивая наружу свое сердце, без боязни быть опять отвергнутым. Все эти страхи казались теперь такими мелочными и эгоистичными в сравнении с той оглушающей искренностью, которая продолжала литься из него.
– Ты слышишь меня? Понимаешь, о чем я говорю, Алексия? Все, что тебе надо сделать – это перестать внушать себе, что твоя добровольная тюрьма – это спасение. Ведь ты врешь себе, откровенно врешь, и знаешь это… Какую же хрень ты творишь, птичка, что же ты, черт побери, делаешь! – и он, не в силах сдержатся, с силой встряхнул меня, будто пытаясь раскачать, разбудить, и тут же, разозлившись на себя за эту вспышку, хрипло выругался. – Остановись, пока не поздно. Остановись, Алексия! – жар в его голосе становился невыносимым, плавя мою волю и сознание. Теперь, чтобы не упасть, приходилось еще крепче держаться за поручни в надежде, что Вадим меня не отпустит и что дрожащие колени не подогнутся – стоять самостоятельно я бы не смогла. – Еще не поздно все исправить! Не хочешь жить здесь, не хочешь встречаться со старой тусовкой? Давай уедем! Когда-то я тебе это предлагал, об этом же говорю и сейчас – я брошу все, эту чертову Америку, этот гребаный вид на жительство, я даже смогу… – он запнулся, еще крепче сжав мои плечи, – даже смогу забыть твой год с другим. Плевать, я сам далеко не безгрешен и натворил много такого, о чем не хочу вспоминать. Вранье и блеф, Алексия, сплошное вранье и блеф – вот что всему причина. Я мог сколько угодно притворяться, что не ревную, что с иронией воспринимаю этого твоего Марка, что хочу снова работать с тобой просто из-за удобства. Но я ревновал, птичка, если бы ты знала, как я ревновал! Я уходил каждый вечер после того, как видел вас и… Знала бы ты, что я делал, лишь бы заткнуть в себе эту черную дыру! Хотя нет, тебя это никак не касается, это мои поступки и моя ответственность. Думай лучше о себе. Есть вещи посильнее прошлых ошибок, и я хочу, чтобы ты поняла это и приняла решение – сама, по своей воле. Пойми, я могу удержать тебя силой, прямо сейчас! Взять, посадить в машину, отвезти к черту на кулички, прикрыться тем, что спасаю от себя самой и от последствий твоих дурацкий решений. Я бы переломал тебя. Можешь считать это тщеславием, но я знаю точно – я бы тебя переломал! Да только не хочу и не буду делать этого, можешь не бояться. Я переступил через гордость, но не через здравый же смысл. Пусть я вспыльчивый дурак, но не насильник, мне нужно твое решение и твое добровольное согласие. В любви, выдавленной через силу, мало кайфа, Алексия – и поэтому я раскрываю карты, чтобы ты могла подумать, зная все, как есть. В воскресенье в пять вечера мой самолет. И… черт с тобой, после всего того, что я наговорил, мне нечего терять, даже когда скажу, что спрыгну с трапа, если ты явишься в последнюю минуту. Другое дело, что тебя не пустят на взлетную полосу, так что постарайся как-нибудь успеть до посадки. Но если тебя не будет… – Вадим ненадолго замолчал, и в наступившей тишине я могла слышать только его хриплое дыхание и звук собственного громко стучащего сердца. – Если ты не придешь… – ему было трудно продолжать, но он сделал это. – Я буду считать, что такое твое решение. И улечу, чтобы не видеть, как ты загибаешься в ловушке, в которую сама себя загнала. Я не хочу даже на секунду оставаться поблизости и наблюдать за этим, зная, что ничего не могу изменить. У тебя есть время. Пока еще есть. Я опять подожду – на этот раз до последнего. Только дай мне знать, что ты согласна. Не опоздай и приходи, Алексия. Куда угодно – домой, к автобусу, к самолету! Ты слышишь? Приходи!
Его пальцы резко разжались, и я услышала звук шагов, одного за другим. Вадим отходил от меня быстро, поспешно, видимо, чтобы не дать себе времени передумать и не взяться за тот самый запасной план, о котором говорил – через силу заставить меня согласиться с ним.
Снова хлопнула дверь, и я осталась одна. Теперь не было кому держать меня, и я рухнула на колени, прикусив до боли сжатый кулак, чтобы не закричать, не разрыдаться в голос от того, что произошло. Растерянность, которую я испытывала раньше, не шла ни в какое сравнение с тем, что я чувствовала сейчас. Сжимая в ладони бесполезную, истлевшую до фильтра сигарету, я понимала одно – сегодняшняя ночь может стать точкой отсчета новой жизни.
Вот только нужна ли мне она?
Глава 13. Последняя точка
Еще через несколько мгновений, не до конца понимая, что делаю, я поднялась на ноги и медленно пошла к машине. Даже навязчивая болтовня водителя больше не отвлекала меня. Я чувствовала себя оглушенной и по дороге домой, и после того, как закрыла за собой двери квартиры, откуда мне скоро предстояло съехать – но куда? В безоблачное и мирное, без потрясений будущее? Но теперь я не была уверена, что оно окажется таким.
Разговор с Вадимом разбудил, растревожил все те чувства, которые я старалась замаскировать, обесценить, спрятать. Ну почему все случилось именно сегодня? Почему не раньше? Ведь я только примирилась с тем, что спокойная, без лишних испытаний жизнь – не самый плохой вариант, да и что в ней может быть плохого?
Тогда почему при одной мысли о том, что не все еще кончено, что я могла бы остаться, внутри натягивалась и звенела какая-то щекочущая струнка, не имеющая ничего общего с тем умиротворенным спокойствием, в котором я пребывала последние недели? Почему таким сильным было волнение перед вновь возникшим шансом вернуться к творчеству, новым целям, новым победам и поражениям? И случилось это как раз тогда, когда я окончательно смирилась с тем, что все кончено. Но, оказывается, я поспешила с этими выводами, новая жизнь все еще возможна для меня. Новая жизнь… с новым главным человеком в ней.
И всегда на этом месте поток мыслей останавливался, замирал – и я оставалась в полной тишине и пустоте, будто бы уходя за границы сознания, которое не могло справиться с этим допущением. Сила чувств Вадима его искренность и пугающе-восхитительная честность вновь сотворили чудо, побудив во мне сомнения в желании бросить все, что раньше было важным. Но не было на свете силы, способной заставить меня представить свое счастье с кем-либо, кроме Марка. Этот вопрос был решен раз и навсегда еще когда мы были детьми, и лишь подтвердился, когда Марк снова появился в моей жизни в день, когда я подумала, что все связи-ниточки между нами порваны, когда я нашла его одного, вслепую, среди тысячной толпы, а он, так же, не видя и не слыша меня, обернулся в ответ на мои беззвучные просьбы не уходить.
И в то же время, мне так хотелось вновь чувствовать то, что я чувствовала тогда, на крыльце, в темноте – бешеный жар, сердце, бьющееся оглушительно громко, безумный подъем, связанный с пробуждением веры в себя, в свои силы. Но как я могла совместить мое желание снова вернуться к активной жизни с тем, что уже пообещала Марку? Или с тем, что, желая напоследок порадовать Вадима, я приду к нему не навсегда, как он того хотел, а лишь чтобы сообщить, что все его прекрасные слова были сказаны не зря и вновь разбудили во мне искру. И, чем черт не шутит, может, я еще и вернусь к творчеству, и все то, чему он меня учил, не пропадет даром.
Были моменты, когда мне казалось, что он не просто имеет право, а должен узнать об этом. Но на смену им тут же приходили сомнения – а может, не стоит? Может, это будет очередная жестокость – приходить к нему снова в качестве друга, в то время как Вадим ясно сказал – ему нужно или все, или ничего. Да только дать всё я ему не могла, но и при мысли о том, что он улетит ни с чем, решив, что все его усилия пошли прахом, мое сердце сжималось и начинало болезненно ныть.
Один день сменил другой, до отлета Вадима оставалась всего лишь суббота. А я все еще не определившись со своими желаниями, не могла спокойно ни есть, ни спать, практически выключившись из жизни. Даже на звонки Марка я отвечала вяло и отстранённо, и сомнения, терзавшие мня, так сильно чувствовались на расстоянии, что к утру субботы, уснув буквально на пару часов, я открыла глаза и не поверила тому, что вижу.
Марк был здесь, в этой самой опустевшей и ставшей еще более чужой квартире. Сидя в кресле напротив, он задумчиво склонил голову на сцепленные в замок руки и наблюдал за мной с молчаливой настороженностью. Спустя мгновение его взгляд потеплел, и я угадала легкую улыбку, скрытую за плотно сплетенными пальцами.
– Это мое самое странное возвращение к тебе, Алеша. Чувствую себя полным идиотом, будто совершаю преступление, прокрадываясь в собственный дом. Впрочем, это уже не наш дом – не мой и не твой. Пора привыкать к новому жилью. Скоро увидишь, что я для тебя приготовил. Тебе понравится. Тебе обязательно должно понравиться! Я сделала там все точно так, как ты всегд хотела, – с этими словами он поднялся и, приблизившись ко мне, порывисто обнял, и я на несколько секунд забыла обо всем, согретая теплом и ощущением уверенной безопасности, исходящими от него.
– Я думал, с тобой что-то случилось. Ты так странно говорила со мной вчера вечером. С тобой точно все в порядке? Ты ничего снова не скрываешь от меня?
Все еще не произнося ни слова, я лишь активно затрясла головой в знак отрицания, стараясь скрыть слезы, выступившие на глазах.
– Тогда почему ты плачешь? Может, сердишься из-за того, что я не предупредил? Я хотел сделать сюрприз. Черт, я же сам ненавижу сюрпризы, – привычным движением утирая слезы с моих щек, Марк продолжал улыбаться. – Эй, ну скажи что-нибудь, – он легко провел пальцем по моим губам. – Мне как-то не по себе, когда ты долго молчишь. Это очень не похоже на тебя, Алеша.
Последняя фраза вызвало во мне ответную улыбку – действительно, ситуация выходила странной, ведь заводилой-болтуном всегда была я, а Марк выступал в роли внимательного слушателя.
– Я соскучилась, – наконец, произнесла я осипшим после сна голосом. – Как хорошо, что ты приехал! – еще крепче обнимая его, я почувствовала, как земля, наконец, перестала качаться подо мной и все нерешенные противоречивые вопросы на время померкли.
Лишь спустя пару часов, когда улеглись эмоции от такого неожиданного визита, ситуация начала раскрываться передо мной во всей полноте. Да, я больше не чувствовала себя растерянно и одиноко, но приезд Марка мог означать только одно – в моих колебаниях и метаниях поставлена жирная точка. Как бы мне ни хотелось завершить старую жизнь многообещающим многоточием, его присутствие исключало любую неопределенность. Марк всегда очень не любил неопределенности.
С жадностью разглядывая его лицо, которое не видела два долгих месяца, я заметила, что следы вечной усталости больше не бросаются в глаза так, как раньше, но моложе, беззаботней от этого он не стал. Даже сейчас, сидя напротив с чашкой кофе, Марк был предельно сконцентрирован, собран и все его действия, даже мелкие жесты только подчеркивали категоричную упрямую властность. Кого-либо другого подобные повадки могли бы обезличить, сделать похожим на робота, но в Марке никогда не было холода и бездушности механизма. Наоборот, клокочущие внутри него чувства – ярость, страсть и расчетливая мстительность напоминали туго сжатую, готовую выстрелить пружину, которая сдерживалась лишь силой внутреннего контроля. И теперь эта безупречная выверенность без намека на просчеты и слабости делала его пугающе похожим на сверхчеловека, которым хотелось восхищаться на расстоянии, не подходя ближе ни на шаг.
Чувствуя, что даже у меня, знавшей его лучше всех, по спине ползут предательские мурашки, я не могла представить, что ощущают другие, общаясь с ним. Сверхчеловек приехал проконтролировать мои сборы в новую жизнь – и теперь у меня не было шансов отвертеться. От этой неожиданной мысли у меня вырвался нервный смешок, на который Марк тут же обратил внимание.
– Я вижу, у тебя хорошее настроение, Алеша. Думаю, оно станет еще лучше, если я скажу, что мы переезжаем завтра.
От гримасы удивления, застывшей на моем лице, он на несколько секунд напрягся, пытаясь понять, какие чувства владеют мной, но уже спустя несколько секунд вновь улыбнулся.
– Так удивляться умеешь только ты. Даже если бы я специально хотел напугать тебя, то не смог бы рассчитывать на более красноречивую реакцию. Алеша, все хорошо. Вспомни, мы планировали сделать это еще в прошлом месяце, но все затянулось из-за меня и моей работы. Теперь проблема решена – я получил повышение и более стабильный график. Мне даже удалось взять один лишний выходной, что выглядит, конечно, наглостью с моей стороны. Но причины для этого более чем серьезные.
– Какие? – только и могла переспросить я.
– Твой переезд. Ты возвращаешься в наш город, Алеша, со мной. Спустя целых шесть лет. Нет таких дел, которые я не смог бы отложить ради этого. Ну и, как оказалось, я все-таки научился договариваться с людьми. Так что мне с удовольствием пошли навстречу.
Чувствуя, как внутри все холодеет от упоминания о прошествии целых шести лет с того дня, как я в последний раз видела родной город, мне захотелось отвлечься на шутку.
– И как же тебе это удалось? Начитался книг по популярной психологии и освоил методы убеждения?
Марк оценил абсурдность этого предположения и лишь негромко рассмеялся в ответ.
– Скажешь тоже. Популярная психология – полная чушь. Тех, кто ее пишет, к ответственности бы привлечь за шарлатанство.
– Опять ты кого-то посадить хочешь. У тебя уже профессиональный пунктик какой-то!
Продолжая смеяться, он наклонился через стол, накрыв мои руки своими:
– Что есть, то есть. Но не это главное. Те, кто ловятся на подобные трюки, сами виноваты. Хотят верить в утопию – эта утопия их же обманывает. У меня своя дипломатия, честная и проверенная не раз.
– Какая?
– Деньги, – с обескураживающей простотой ответил Марк. – Лучшего способа влиять на людей еще не придумали. Я бы предпочел, конечно, прямое принуждение, но у меня пока нет такой власти. Так что приходится учиться договариваться. Что-то не так, Алеша? – переспросил он, натолкнувшись на мой ошарашенный взгляд.
Продолжая растерянно смотреть на него, я понимала, что никогда не смогу привыкнуть к его странной манере говорить о вещах, которые меня шокируют, спокойным и будничным тоном.
Словно для усиления контраста между настоящим и прошлым, память подбросила картинку из нашей школьной юности: после выполнения домашних заданий в его комнате, мы перебирались ко мне, где часами разговаривали о том, что ждет нас впереди. И Марк, не скрывая своей увлеченности, рассказывал мне о римском праве, о порядке и справедливости и что именно этому он бы хотел посвятить свою жизнь.
«Ведь то, как мы живем, Алеша. Неужели ты это считаешь правильным?» – сверкая обжигающе-черными глазами спрашивал он, и я, свято уверенная в том, что сын никогда не пойдет по стопам отца, искренне соглашалась с его убеждениями.
И вот, не прошло и десяти лет, а он точно так же, как и Виктор Игоревич, продает и покупает выгодные ему поступки, решения, расположение людей. Только в исполнении активного и обаятельного Казарина-старшего это выглядело не так пугающе цинично, как со стороны Марка, действующего с расчетливым хладнокровием.
И меня это пугало, чем дальше, тем больше. Ведь Марк находился только в самом низу карьерной лестницы, по которой, благодаря напору он обязательно поднимется до самых верхов. В кого же он рисковал превратиться на пути к успеху, к вершинам власти, которой всегда так откровенно добивался?
Я не могла даже предположить этого, в очередной раз понимая, как нужна ему там, в обычной жизни, каждый день – просто, чтобы напоминать о том, что он человек и отвлекать от той опасной игры, которую он намеревался довести до конца. И как бы ни ныло, ни покалывало сердце при мысли о Вадиме, я понимала, что усидеть на двух стульях у меня не выйдет. Слишком поздно.
Я не могла пойти напопятую прежде всего ради Марка.
– Да нет, ничего такого, – стараясь, придать голосу немного беззаботности ответила я спустя пару минут задумчивого молчания. – Ты умудрился дать взятку в инстанции, которая борется со взяточничеством, Марк. Это и смешно, и грустно. А так, конечно, поздравляю. Ты очень много работал весь последний год и заслужил это повышение. Только зачем ты сам себе портишь радость победы? Зачем торопишься? Тебя бы и так скоро повысили, это было бы гораздо честнее. Ты уже с такой легкостью покупаешь всех, кто тебе нужен, что скоро это станет привычкой, от которой очень трудно избавиться. Вспомни, ведь именно против этого ты собирался бороться, когда выбирал, кем стать. Еще немного – и тебе придется бороться против самого себя.
Улыбка, с которой Марк продолжал меня слушать, стала немного усталой, и в его глазах промелькнула не то жалость, не то нежелание еще больше разочаровывать меня.
– Как бы я хотел, чтобы так все и было. Чтобы победы доставались только честным трудом и упорством. Но в реальной жизни действуют другие правила, и если хочешь выигрывать, нужно играть по ним. Нет, я не собираюсь себя оправдывать – ты права, я мог бы не торопить события и подождать еще пару лет. Или немного больше, кто знает. Тебя же никогда не смущало ожидание, которое может продлиться вечно. Ты предпочитаешь верить в судьбу, которая раздает всем по заслугам, пусть не сейчас – но когда-нибудь, потом. Я же предпочитаю верить в себя. И не собираюсь ждать справедливости, пока вокруг меня все продается и покупается. Абстрактной справедливости давно нет, Алеша. Ее надо добиваться самому, своими руками. И мне неважно, насколько законным выглядит то, что я делаю. Главное – для чего я это делаю. Деньги ради новых денег мне не интересны, в этом мы расходимся с отцом, в подражании которому ты меня не раз обвиняла. Только власть и контроль. Именно этого я добиваюсь, чтобы больше не приходилось задействовать деньги. Чем выше твоя должность, чем шире круг подчиненных, тем с большей вероятностью ты можешь навести порядок и сделать так, чтобы он соблюдался. И этот факт перевешивает все.
– Цель оправдывает средства? – не в силах скрыть ироничные нотки, переспросила я, сама не до конца понимала над чем иронизирую – над тем, как жизнь, легко ломает карточные домики наших юношеских идеалов, или над тем, что мне только предстояло научиться жить с этой пугающей стороной Марка.
– Именно, – и не думая отпираться, подтвердил он. – Но я не думаю, что стоит продолжать дальше. Вся эта кухонная философия – пустая трата времени, Алеша. Лучше нам просто закончить собираться, спокойно и без лишней спешки. Вижу, у тебя почти все готово. Остались только мелочи – они-то как раз и преподносят самые неприятные сюрпризы. Надо убедиться, что мы точно готовы к завтрашнему дню. Если честно, мне уже не терпится убраться подальше из этого города. Я никогда особо не любил его, ты знаешь, – Марк раздраженно тряхнул головой, но тут же сгладил эту вспышку, успокаивающе сжав руками мои ладони.
Как вскоре выяснилось, его слова о досадных мелочах, оказались абсолютной правдой. Неожиданно для меня, в течение последних недель активно раздававшей все свои вещи, то что осталось, все же, не помещалось в багажник машины Марка. Речь шла прежде всего о множестве книг, купленных за последние шесть лет, оставшейся памятной одежде, которую я ни за что не хотела бросать, огромной коробке с компакт-дисками, дорожной сумке, набитой моими записными книжками, блокнотами, папками и, конечно же, пишущей машинке, которую я в последний момент решила не бросать в опустевшей квартире – после разговора с Вадимом это казалось мне почти кощунством.
– Нам понадобится дополнительная перевозка, – резюмировал Марк, озадаченно оглядывая гору моих богатств, которая оказалась значительно больше, чем мы оба думали. – Ну что за черт… Как я мог этого не предусмотреть? Ведь ты так быстро переехала ко мне из своей старой квартиры. У тебя что – тогда вещей меньше было?
Сконфуженно кивая и понимая, что за последний год от приступов тоски и безысходности действительно накупила слишком много ненужных мелочей, я вдруг ухватилась за мысль о том, что в выходные дни перевозка багажа с вокзалов не осуществляется, а значит… Мои глаза заблестели неожиданной радостью – значит, я могла остаться еще на несколько дней, до средины недели, чтобы оформить контейнерную перевозку.
Неизвестно, почему меня так обрадовала эта идея и зачем нужны были эти дни, которые все равно не могли ничего изменить… Или могли? Я раздраженно сжала пальцами виски, стараясь отогнать подальше сомнения, которые успели порядком поднадоесть.
Но Марку мое предложение абсолютно не понравилось – он не планировал тратить на дорогу еще и следующие выходные. Я понимала, что не имею права настаивать на своем – в отличие от меня, свободной от рабочих обязательств и жестких графиков, он не мог так легко распоряжаться своим временем. И для него было бы гораздо лучше, если следующие суббота и воскресенье выдадутся спокойными и расслабленными, но… Это вечное «но», как маленькая болезненная заноза, которую я никак не могла найти и выдернуть, продолжало ныть, отвлекать, и не давало сосредоточиться на том, что я должна делать.
Нужно было просто поменьше обращать на нее внимания. В конце концов, это обычная нервозность перед новым стартом, вполне естественные сомнения и страх. У всех так бывает. Абсолютно у всех.
Но в воскресенье все стало еще хуже – мое волнение было таким сильным, что я не могла его скрыть, как ни старалась. У меня все валилось из рук, я беспричинно то плакала, то смеялась и Марк, придумавший накануне, как решить нашу проблему с непредусмотренным багажом, снова начал беспокоиться и даже колебаться относительно сегодняшнего переезда.
Но тут уже я не желала ничего менять, и со смехом, который ему все больше не нравился, убеждала наконец, разрубить этот последний узел – уехать, не откладывая ничего на завтра, послезавтра или неделю вперед. Меня охватила лихорадочная готовность к переменам, которых я так боялась, но теперь желала только одного – чтобы они побыстрее произошли, не оставив нам ни одной возможности свернуть назад или передумать.
