Текст книги "Жила-была девочка, и звали ее Алёшка (СИ)"

Автор книги: Таня Танич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 64 страниц)

По мере приближения августа к концу я достала и выложила стол все новенькие тетради Ярослава, кроме той, изорванной наполовину, которую он использовал для написания своего последнего письма. Я, вообще, избегала дотрагиваться к ней, как и к самому посланию. Свернув листок вчетверо, я положила его в нижний ящик стола, придавив сверху тяжелым камнем Марка. Так они и остались лежать в темном дальнем углу – мои странные сокровища, которые я была не в силах выбросить, оставить во вчерашнем дне, но и смотреть на них лишний раз тоже – не хотела.

Вадим, молча наблюдая за всем этим, больше не пытался бороться с мой идеей-фикс посредством разумных объяснений. Наоборот, скрепя сердце, он наконец-то признался себе, что ситуация вышла за рамки нормальной и приводить в порядок мою пошатнувшуюся психику надо совершенно другими методами. Никакого волнения, максимум спокойствия, расслабленности и напрочь лишенные стрессов контакты с реальностью. Именно это, по его мнению, было способно вернуть меня обратно в настоящее, каким бы неприглядным оно ни было.

Вадим, как и раньше почти не оставлял меня одну, даже на ночь, присматривая за тем, как я ем, молчу и сплю. С осени, настаивал он, я должна съехать из нашей веселой квартиры с желтыми занавесками, умилительной посудой в горошек и атмосферой детской сказки. Сказки не вышло, она обернулась кошмаром, поэтому, прежде всего, мне следовало сменить картинку окружающей жизни. На какую угодно, только другую: вернуться в общежитие, или найти новое жилье, неважно. Но все эти проблемы мы оставили на осень.

А пока что, в самые последние недели лета Вадим повез меня к морю, в места, где он сам привык отдыхать, омывая душу и тело в ласковых волнах, купаясь в лучах августовских закатов, вдыхая свежий и пьянящий соленый воздух.

Именно в Крым, к Черному морю, мы собирались приехать в это же время вместе с Ярославом. Вадим хотел познакомить нас с компанией своих старых друзей – писателей, фотографов, художников и музыкантов со всей страны, которые уже более пяти лет по негласному обычаю собирались на южном берегу отдохнуть, поделиться новостями, набраться вдохновения и устроить что-то наподобие веселого капустника-фестиваля.

Но, глядя на мое состояние и закономерно решив, что компания малознакомых людей вряд ли воздействует на меня положительно, он изменил своей традиции. В этот раз мы выбрали отдаленное и пустынное место, найти которое для Вадима, отличного знатока полуострова, не составило проблем.

Отвесные скалы, берег покрытый круглой галькой, бесконечное в своей красоте море, уходящее прямо за горизонт, и пронзительно-высокое небо, поражающее россыпью звезд по ночам, изначально были нашими единственными соседями.

Несмотря на то, что жить предстояло в откровенно спартанских условиях – спать в спальнике, питаться кашей или супом, сваренными в котелке – чувствовала я себя по-королевски. Я могла часами сидеть на берегу и, не отрываясь, смотреть на горизонт, где небо сливалось с морем, слушать его тихий шепот, несмело прикасаясь пальцами к игриво-нежным волнам. В такие минуты мне казалось, что я близка к разгадке какой-то заветной тайны, и приятные предчувствия скорого прозрения щекотали сердце и заставляли губы расплываться в улыбке.

Первые несколько дней Вадим все пытался меня расшевелить – то звал собирать сухую древесину для костра, иногда заставлял искупаться или просто сходить прогуляться по побережью. Но неподвижное сидение у самого края берега доставляло мне такое удовольствие, что я с неохотой отрывалась от своего наблюдательного поста даже на минуту.

Сначала ему все это казалось очень подозрительным, и он не мог избавиться от мысли, что я задумала какой-то новый фокус, ведь не так-то легко живому человеку находиться на одном месте без движения даже несколько часов, не говоря уже о сутках напролет. Но время шло, я не совершала никаких попыток к диверсии, утоплению или побегу. Я просто сидела и смотрела на горизонт, улыбаясь и подставляя лицо ласковому морскому ветру.

А еще, заметил учитель, я снова начала интересоваться будущим, планами на осень и на весь третий курс, который был уже не за горами. Когда вечером мы сидели у костра и пили чай из больших металлических кружек, я буднично рассуждала об университетской жизни, о том, что каникулам скоро конец и это было странное лето. Вадим слушал меня немного недоверчиво, но уточняющих вопросов не задавал, видимо боясь нарушить ту первую хрупкую стабильность, которая зарождалась здесь, на его глазах, под влиянием чудодейственной силы природы.

Потом он даже начал оставлять меня одну, сначала на пять-десять минут, потом – где-то на полчаса. Вадим сам вел наш походный быт, поэтому эти небольшие отлучки были необходимостью – никто, кроме него, не принес бы пресной воды из ручья, который находился не так уж и близко, да и поддерживать запас дров для вечернего костра было очень важно.

Я чувствовала безмерную благодарность за все, что он делал для меня, за то, что я могла расслабиться, ощущая себя в полнейшей безопасности. Но те пятнадцать-двадцать минут, на которые он оставлял меня были лучшими за весь день.

Потому что тогда ко мне приходил Ярослав. Я, наконец, дождалась его.

Он все-таки не смог упустить шанс провести немного времени со мной в таком прекрасном месте. Правда, за Вадимом он предпочитал наблюдать со стороны и не вступать в разговор. Я понимала решение друга. Ведь учитель поверил в то, что Яра больше нет, и тот просто не хотел пугать его. Зачем? И так вокруг его временного ухода возникло слишком много ненужного ажиотажа.

Впервые Яр вернулся и сел рядом со мной, у самой кромки моря, к концу первой недели моего пребывания наедине с природой.

– Ну как же мы с тобой раньше до этого не додумались! Почему мы не выбирались к морю, Лекс? Только посмотри, какая красота – и больше ничего, совершенно ничего не надо для счастья! Ты, я и море. Здорово, правда?

Чувствуя, как сердце в груди сжимается от боли и радости, я резко повернула голову и увидела его – Яр сидел рядом со мной и довольно улыбался, рассеянно приглаживая рукой золотистые волосы, которые растрепал ветер.

В ту же самую секунду я почувствовала, как спадают оковы, сковавшие меня с того момента, как массовая иллюзия о смерти друга распространилась среди наших знакомых и никто из них, ни один человек не сомневался в истинности происходящего.

– Ты все-таки пришел! Ты вернулся… – едва сдерживая слезы радости, прошептала я.

– Ну конечно, вернулся, – улыбка Ярослава стала еще шире. – Как ты могла подумать, что я не приду? Ведь ты ждала меня, очень ждала. А я чувствовал это. И скучал. Видишь, какой я дурак, Лекс. Ушел, хотя знал, что буду скучать – и не смог с собой справиться.

– Но это же здорово, – ответила я, замечая еще одну удивительную особенность нашего общения: нам больше не нужно было открывать рот и что-то произносить. Достаточно было смотреть в глаза, и мы прекрасно слышали друг друга. – Я тоже скучала. Очень скучала.

Мне захотелось взять его за руку, для того, чтобы наверняка больше не отпускать, но что-то необъяснимое сдерживало от этого шага. Я внимательнее присмотрелась к Ярославу. Это был он – и в то же время не он. Его глаза смотрели по-другому. В них больше не было даже намека на следы отчаяния и боли. Теперь его взгляд светился искренним весельем и радостью. Это был глаза озорного ребенка, еще не столкнувшего или наоборот, оставившего далеко позади все проблемы, горе и страдания.

– Ты изменился, – призналась я про себя, и Ярослав тут же прочитал мою мысль. – Ты стал таким беззаботным.

– От тебя ничего не скроешь, как всегда, – шутливо поддел меня Яр. – Я счастлив теперь, Лекс, – добавил он. – Я снова здоров. Я никогда больше не заболею и не умру. У меня есть не просто будущее, у меня есть вечность. Моя семья больше не моя. Старые привязанности не имеют значения – их будто стерли. Это свобода, Лекс. То, о чем мы всегда мечтали – свобода и безмятежность.

– Не все старые связи потеряли силу – немного обиженно возразила я. – Ведь ты же сейчас здесь. Со мной.

– Это совсем другое, – неожиданно серьезно ответил он. – Есть связи, как цепи, они тяготят, ты не можешь дождаться, когда сбросишь их. А есть легкие и вечные. Это родство не разрывается, потому что оно как воздух, которым дышишь. Ты носишь в себе кусочек другого человека и всегда чувствуешь его. Я чувствую тебя, Лекс. И все время чувствовал, как тебе было больно – с самого начала. И понимание того, что тебе плохо – единственное, что делает мое счастье неполным. Поэтому я не уйду, пока ты не поймешь всего. И не сможешь жить дальше, такой, как раньше, только немного сильнее.

– Я не знаю, как жить дальше, – вздохнула я. – Вот ты… Ты выглядишь таким… мирным. Неужели ты больше не боишься? Не боишься того, что это хрупкое счастье может разлететься на куски, как чаще всего с ним и бывает?

– А чего мне бояться? – беззаботно пожал плечами Яр. – И тебе не стоит, – я почувствовала, как по телу разливается приятное тепло и спокойствие. – Очень многие вещи, Лекс, мы разрушаем сами, своим же страхом и неверием. Помнишь, я говорил тебе – вместо того, чтобы наслаждаться жизнью и приключениями, мы начинаем думать о неудачах и они нас, конечно же, находят. Поэтому – меньше тяжелых мыслей, страхов и пустых опасений. У тебя впереди еще так много счастья.

– А я вот не могу так… Я все время жду чего-то плохого – и оно непременно случается. Не потому, что я его жду. А потому что предчувствия меня никогда не обманывают. Вот недавно у нас был чудесный праздник. А потом все обернулось таким кошмаром.

– Что плохого в том, что я ушел? – глядя мне в глаза с согревающей сердце нежностью, поинтересовался Яр. – Я сделал это вовремя, мои предчувствия ведь тоже не обманули, – он опять улыбнулся своей новой солнечной улыбкой. – Ты должна чувствовать момент, Лекс, когда надо перевернуть страницу. Вот что самое главное.

– Но почему, Яр? Почему ты сделал это после такого прекрасного дня? Я не могу понять этого! Это будто насмешка, будто пощечина от судьбы – вот, мол, тебе, держи! Вот твоя расплата за счастье! А ты еще говоришь, что мы сами все разрушаем… Зачем ты так поступил, скажи мне! – чувствуя, как на глаза вновь наворачиваются слезы и расслабленно-умиротворенное настроение разрушается под действием свежих воспоминаний, всхлипнула я.

– Я ведь все объяснил, Лекс, – тихо напомнил Яр, глядя на меня внимательно, но без следа укора или порицания. – Я не ушел молча, это было бы слишком жестоко. Я написал тебе письмо, чтобы ты не винила себя, чтобы понимала – случилось то, что должно было случиться. Но ты опять закрылась от очевидных вещей и все истолковала неправильно. Твое счастье совсем рядом – стоит только протянуть руку. А вместо этого ты казнишь себя и не желаешь принимать реальность. Проснись, cтряхни с себя этот дурман, эту дурацкую летаргию. Мне больно видеть тебя такой. И не только мне. Оглянись вокруг, Лекс. Пришло время открыть глаза.

– Открыть глаза… – будто приходя в себя после легкой дремоты, пробормотала я, глядя на пустое место, где несколько секунд назад сидел мой друг. То, что он ушел, не попрощавшись, не удивило и не расстроило меня.

Я знала – он слышит меня, мои мысли и будет приходить, пока я его жду.

В ту ночь я спала и видела сны – веселые и яркие, впервые после своего злополучного дня рождения. Воспоминания о недавних событиях не тревожили меня и, проснувшись, даже порадовала Вадима зрелищем собственноручно приготовленного походного завтрака. Он никак не прокомментировал мою возню на нашей полевой кухне, может быть, не веря своим глазам, а может, боясь спугнуть эту первую несмелую инициативу, возвращение к обычной, реальной стороне жизни.

Глядя на эти улучшения, на мое неподдельное хорошее настроение, учитель начал оставлять меня одну практически без колебаний. Каждый раз, когда он уходил за свежей водой к ручью, мы с Ярославом продолжали наши беседы, почти как в старые добрые времена.

– Скажи, на что похож твой дом сейчас? – спрашивал я у него в то время, как волна с тихим шорохом набегала на берег, едва касаясь наших ступней.

– У меня нет дома в привычном понимании, Лекс. Он мне и не нужен. Когда у тебя есть всё – ты больше не обращаешь внимания на мелочи.

– А то, что устроили здесь твои родственники – все эти похороны, могила, посмертная надпись… Кстати, ты видел свою могилу?

– Ну-у, знаешь… Это еще не самое худшее из того, что они могли сделать. Хорошо, что они такие неприспособленные к земной жизни и у них всегда проблемы с деньгами. А то бы еще отгрохали мне какой-нибудь помпезный памятник с жуткими статуями. Вот это было бы слишком! Нет, ну ты можешь это представить? Памятник – мне!

Я негромко засмеялась – именно такую реакцию Ярослава я и ожидала.

– Что смешного, птичка? – внезапно донесся до меня голос Вадима, который раньше обычного вернулся со свежей водой прямо к палаткам, так что я не сразу поняла, что он уже здесь. – Морские нимфы и дельфины передают тебе привет ультразвуком? Не иначе ты там с кем-то общаешься, вот единственная причина твоего загадочного вида.

– Вадим как всегда, – широко и будто бы ностальгически улыбаясь, добавил Ярослав. – В своем стиле. Ты знаешь, мне так стыдно, что я причинил ему боль своим поступком. Видишь, я не успел еще избавиться от всех земных привычек. Мне на самом деле стыдно, хотя стыд – уж точно не мое словечко. Понимаешь, я хотел только немного ускорить события, а теперь вижу, что будто бы выбил почву у него из-под ног. Показал ему, что он не хозяин жизни. И что многие вещи будут случаться помимо его желания, несмотря на все усилия.

– Он сказал, что никогда тебе этого не простит. На твоих похоронах сказал, – ответила я, вспоминая недавние слова учителя.

– Ой, да ладно тебе, Лекс! – фыркнул Яр. – Можешь мне поверить, такие понятия как «никогда» и «всегда» – такая шелуха, пыль, немного дунул – и всё, нет их, они разлетелись. Все меняется. Вот и Вадим простит меня. Не сейчас, конечно, а когда придет время. Мне просто жаль, что первым камешком, о который он споткнулся, был именно я. Когда-нибудь он ушибется о другой, посерьезнее. И очень больно ушибется.

– Я не думаю, что все так уж мрачно, – не до конца понимая, о чем говорит Яр, возразила я. – Да, он был расстроен, поверив, что тебя больше нет. Да, он потерпел поражение, пытаясь отомстить за тебя. Но чтобы он реально усомнился в своих силах, хоть на минуту, хоть на долю секунды… Это невозможно. Это же Вадим!

– И тем не менее, это так. Он усомнился в себе, – задумчиво глядя на горизонт, уточнил Яр. – Мой поступок был просто толчком. Человеком, который подточит его под самое основание, буду все-таки не я. Это будешь ты, Лекс.

Мне внезапно стало холодно и тоскливо. Ноющая боль кольнула изнутри ледяным жалом, мгновенно сведя на нет приятную расслабленность от беседы. Момент полного осознания ситуации еще не пришел, но я понимала – он близко. Я боялась слов, которые вот-вот готовы были слететь с губ Ярослава. Но и он молчал, а в его взгляде было лишь безграничное терпение и ни капли укора или осуждения.

Он просто ждал, когда я готова буду услышать.

После очередного ухода моего друга, я серьезно задумалась о будущем. О том, что будет, когда мы вернемся в Киев. О дальнейшей жизни – ведь как-то же это должно быть. Как я буду продолжать свою учебу, где я буду жить, вернусь ли когда-нибудь к своим планам насчет книги? Встречу ли снова старых друзей, буду ли, как прежде, ходить по творческим вечерам и устраивать посиделки в кафе, смогу ли общаться с людьми так же, как и раньше? А, может, ограничу круг общения одним-двумя самыми близкими людьми…

Или нет – одним. Только одним. Ведь все остальные любимые и близкие оставили меня. Марк – сам, добровольно, осознанно прекратил со мной общаться два года назад. А Ярослав не сможет быть все время рядом. Я не смогу держать его вечно.

Он и сейчас… не должен был. И вернулся только потому, что я изо всех сил тянула за якорь, не отпуская туда, где был его настоящий мир.

А ведь это я, именно я из-за своего эгоистического упрямства строю на пути Ярослава искусственные преграды, желая принимать его только таким, каким он нужен мне, не прислушиваюсь к его словам и желаниям, совсем как его слепые родители! Эта мысль разбудила меня глубокой ночью, подбросив на месте в прямом смысле этого слова. Я вскочила в своей палатке, сжимая голову, наконец, понимая свою ошибку и то, что я натворила, отказываясь принимать очевидные факты.

Сердце бешено стучало в груди, и я понимала – или сейчас или никогда. Пришло время сделать выбор. Выбор между сладким дурманящим забытьем, в котором я нахожусь сейчас, и жестокой, пугающей, но все же – реальностью.

Кажется, о том же говорил мне Вадим все это время: я должна посмотреть в лицо правде. Только как это сделать?

Впопыхах выбравшись из спального мешка, в котором я дремала по ночам, не обращая внимания на холод поздней августовской ночи, я стремглав побежала к морю. Оно было похоже на огромный черный глаз, над которым возвышалась величественная и печальная луна.

– Скажи мне… – зашептала я. – Скажи, я готова услышать. Я больше не хочу жить, запутавшись в иллюзиях. Я не хочу ставить жизнь на паузу! Я смогу… Я хочу идти дальше!

– Лекс, мне не надо ничего тебе говорить. Я давно все сказал. А ты – сама все знаешь, очень давно, – Ярослав снова был рядом, лунный свет в его глазах отражался так же, как и в те самые ночи, когда мы гуляли с ним у реки возле нашего дома. И разговаривали. Не так, как сейчас – а по-настоящему, в реальной жизни.

– Ты… Ты все-таки… Ты… – я не могла говорить, чувствуя, как рыдания сдавливают горло.

– Да, Лекс. Не бойся сказать этого. Я умер. Меня нет, здесь на Земле. Я твое воображение, твое воспоминание, за которое не надо цепляться. Ведь я уже говорил – главное вовремя перевернуть страницу.

– Но я не смогу забыть тебя, – я плакала, не стесняясь, и из-за этого лицо Ярослава видела не так четко, как раньше. – Ты значил для меня так много, и ушел так рано, так несправедливо рано!

– Я не прошу тебя забывать. Я прошу понять, смириться и научиться жить с этим. Жить дальше, строить свое будущее, свое новое будущее. Сейчас самое время, Лекс, нужно только решиться. Ты же сама это прекрасно понимаешь.

Да, я понимала. Я знала. Но от этого мне не становилось легче.

– Почему я должна выносить все это?! – наконец, задала я главный вопрос. – Ты тоже бросил меня, ушел в свою сладкую страну, где все хорошо. Все так, как хочешь ты! А я должна оставаться здесь с осознанием, что не уберегла, упустила тебя, что не справилась…

– Лекс, да что же это такое! Ну что ты опять говоришь? Услышь меня, а не себя, наконец! Ты больше не должна меня удерживать здесь, в своей голове! Или брать на себя ответственность за мое решение, поверь! Я отыграл свою роль. Ну и пусть она была короткой, зато у меня было все для счастья, абсолютно все! Я прожил прекрасную жизнь! Я не сидел дома, в четырех стенах, я общался с людьми, развлекался, работал, учился, путешествовал. У меня была любовь – какая-никакая, а моя, другой мне не надо. И у меня была ты – мой настоящий друг. Все свои уроки я усвоил, а вот у тебя еще есть собственные задачи и свой путь. Идти по нему, никуда не сворачивая, тебе же дано такое счастье – знать свое призвание! Отпусти меня, вернись в настоящее, вспомни о своей мечте, наконец! Ты понимаешь, о чем я?

Я растерянно покачала головой из стороны в сторону.

– Какая же ты непонятливая, – так привычно, по-земному, буркнул Ярослав и тихонько рассмеялся. – Твой роман, Лекс! Твоя будущая книга, о которой ты так много говорила. Ты жаловалась, что все никак не можешь понять, о чем писать, что ты хлопушка, которая не выстрелила. Так вот и выстрели! Напиши о случившемся с нами. Напиши о дружбе, о наших проблемах, о нашей жизни напиши. Тебе ведь тоже есть о чем рассказать – как ты попала в ловушку и преодолела себя, – Яр выразительным взглядом указал на мои руки.

Я так и замерла на месте. Я боялась, что ослышалась.

– Ты не ослышалась, – я совершенно забыла, что теперь он как часть моего сознания свободно читает мои мысли. – Я же все знаю о тебе теперь. Так и напиши об этом. Чтобы все было не зря. Чтобы о наших ошибках узнал еще кто-нибудь, и может быть, это поможет избежать их. Или выкарабкаться из ямы, кто знает.

Я не могла даже вдохнуть – момент озарения был настолько ярким, что страх испугать видение практически обездвижил меня. На пару секунд вся будущая история предстала перед глазами, словно освещенная вспышкой молнии. Я жадно впитывала детали, зная наперед, что в процессе написания вспомню их опять, они снова придут ко мне такими, какими я увидела их впервые, когда призрачная завеса приподнялась над еще нерожденным романом – и я смогла поймать его в свое сердце, чтобы потом вернуть обратно с помощью слов.

В ту самую секунду пелена самообмана спала с моих глаз.

Я приняла факт, что Ярослава больше нет со мной. Но его короткая жизнь, наша встреча, такое резкое и болезненное расставание больше не казались мне злобной насмешкой судьбы, доказывающей, что любое счастье быстротечно и за все хорошее надо платить самым ценным. Я вдруг увидела, что произошедшее с нами могло бы раскрыть глаза тем, кто не желал замечать рядом ничего "уродливого" и "неприятного", и кто знает – может быть, предотвратить похожие трагедии.

– Теперь ты поняла? – от его взгляда мне снова стало спокойно и радостно. – Ты готова, Лекс? Готова к новой жизни?

Я молча кивнула, без слов благодаря друга за терпение и отзывчивость.

– Ты можешь идти, – тихо проговорила я вслух, будто бы отдавая последнюю дань нашему обычному, земному общению, которое навсегда осталось в прошлом. – Теперь мы попрощались по-настоящему. Я… я справлюсь, Яр. Наслаждайся своим раем, о котором ты так много мне говорил. Ведь он красивый? Там всегда закат, как ты и хотел?

– Конечно, Лекс, – улыбнулся Ярослав. – Я же говорил тебе, что наши желания и мечты – это самое главное. И если в этом не сомневаться, они обязательно сбываются. Когда-нибудь ты тоже все увидишь, своими глазами. Но ты не торопись, а то я тебя знаю! – добродушно рассмеялся он и вдруг резко стал серьезным. – У тебя впереди очень важные события. И выбор. Выбор всегда за тобой, только сделай его правильно. Я не должен этого говорить. Но я прошу тебя, Лекс, как и в письме прошу, выбирай будущее, а не прошлое. Вспомни о моих словах, когда придется решать. И, может быть, ты убережешь от страшного разочарования не только себя, но и другого человека, который сможет принести мир в твое сердце. Лекс, любовь – это не всегда война. Любовь – это мир и гармония. Это счастье, Лекс. Это спокойствие.

– Я снова не понимаю, о чем ты, – растерялась я.

– Когда придет время – поймешь. Только обещай вспомнить мои слова. А я… Я пойду. Я и так задержался тут, да еще и наболтал лишнего, – он попытался улыбнуться.

– Ты плачешь? – недоверчиво переспросила я, глядя на небольшие сияющие искорки в уголках его глаз.

– Только от радости. От того, что мы еще раз увиделись. От того, что ты теперь знаешь. Теперь все, как надо. И я спокоен. Все будет хорошо, – отблески неподдельно счастливой улыбки Ярослава согревали меня еще несколько мгновений после его исчезновения. Я отпускала его с мирной душой, принимая тот факт, что по эту сторону от вечности нам не увидеться больше никогда.

Но теперь я знала, зачем все было. Твердо знала, без малейшего сомнения.

И первым от моего знания пострадал, конечно же, Вадим. Именно к нему в палатку я вломилась тут же, не дожидаясь утра, со словами:

– Просыпайся! Просыпайся, я готова! Нам пора ехать! Нам надо возвращаться!

– Куда… что за черт… Птичка!? Ты что, окончательно сбрендила!? – сердито заворчал Вадим, спросонья позабыв о всякой дипломатичности относительно моего психического состояния.

– Нет! Как раз нет! Как раз сейчас у меня в мозгах все наладилось! Вставай же, вставай! Просыпайся! Я… я наконец решила, о чем будет моя книга! И попробуй только зарубить мне эту идею – тогда я сама тебя зарублю, обещаю! Я, между прочим, знаю, где ты хранишь топор!

– Что? Какой топор? Подожди-подожди, – уже более мирным тоном, протирая глаза и слабо улыбаясь моей шутке, переспросил Вадим.

Еще с минуту он недоверчиво изучал мое лицо – видимо, с момента прозрения в нем что-то изменилось.

– А теперь давай по порядку… Что это за внезапное перерождение? Надеюсь, я сейчас не услышу очередную порцию бреда насчет того, что живем мы где-нибудь на облачке и питаемся пыльцой чудотворных растений? Мне нужен ответ человека, приближенного к реальности. Только тогда я поверю, что тебя, как бы это сказать… отпустило.

Видимо, моя дальнейшая внятно-адекватная речь на пятнадцать минут (без упоминания о тайных разговорах с Ярославом, конечно же) все же впечатлила учителя, потому что спустя несколько часов мы, искупавшись напоследок в спокойном и теплом утреннем море, подарившем нам надежду на благополучное будущее, паковали вещи, готовясь к возвращению в столицу.

Вадим был согласен со мной: медлить не стоило. Нужно было, отбросив все сомнения и страхи, возвращаться к жизни. Переходить вперед, на еще один новый уровень.

Время перевернуть страницу действительно настало.