Текст книги "Жила-была девочка, и звали ее Алёшка (СИ)"
Автор книги: Таня Танич
сообщить о нарушении
Текущая страница: 35 (всего у книги 64 страниц)
Глава 3. Перемены
Первое время я долго не могла привыкнуть к тому, что моей привычной реальности больше нет, и ее осколки навсегда остались в морозном утре того самого дня, когда я дописала роман и были сорваны последние маски.
Больше не нужно было выдерживать бешеный темп бесконечной гонки, отвоевывая драгоценные часы для творчества за счет сна, отдыха или общения с людьми. Теперь я могла наслаждаться обычной жизнью, о которой так мечтала, встречая очередной рассвет за письменным столом. Все мое время снова занимали лишь работа-учеба, пустяковые хлопоты и какие-то смехотворные проблемы, на которые большинство знакомых почему-то предпочитали жаловаться.
– Ну что вы как тюфяки! Отставить сопли! Поднажмем еще немного и все получится! Ничего вы не устали! Отоспимся на том свете! – сама не замечая, как копирую манеру Вадима и его слова, я пытаясь подбодрить однокурсников, сетующих на тяжелую сессию, нехватку времени, денег или возможностей.
Недобрые взгляды, которыми меня награждали в ответ, являлись неутешительным доказательством того, что жалобы и нытье успели стать привычкой многих тех, кто только вчера мечтал перевернуть мир. Но мне было все равно. С удивлением замечая, как иронично-циничное равнодушие к подобным проблемам начинает становиться привычным, я просто наслаждалась свободой и отдыхом.
Даже колкие замечания Вадима о том, что расслабляться рано и настоящая битва только начинается, не могли омрачить моего беззаботного счастья. Хотя, он как всегда, не собирался давать мне ни малейшего шанса на расслабление.
Очень скоро после того, как рукопись ушла по почте навстречу своему неопределенному будущему, Вадим прямо поинтересовался, почему я до сих пор витаю в облаках и не выкладываю роман в сеть, как и планировала до этого. Мои робкие возражения насчет того, что я еще не готова, хочу передохнуть, что, может, вообще не стоит торопить события и сначала дождаться реакции от издательств были встречены насмешкой:
– Что, понравилось отдыхать? Тихо, спокойно, никаких тебе потрясений – как в морге! Или кишка тонка выбросить текст на суд незнакомых людей?
– И ничего не тонка! – в который раз поражаясь тому, насколько легко он читает мои тайные страхи, поспешила возразить я. – Не забывай, у меня школа твоей дрессировки за плечами, после этого мне все нипочем!
– Да врешь ты все, – он отмахнулся от этих неправдивых слов легко, будто от надоедливой мошки-однодневки. – Меня ты уже давно не боишься, даже не знаю, радоваться этому или огорчаться. У нас с тобой вообще очень уютный мирок-раковина получился – ты да я, да мы с тобой. И все бы хорошо, меня лично это более чем устраивает. Но только ты, птичка, слишком привыкла ко мне, к моим похвалам и восторгам. А я тебя что-то совсем балую в последнее время, не вынуждай только думать, что зря я так раздобрился.
Стараясь не выдать своего смущения от прямого и непрозрачного намека на его особенное отношение, я убеждала себя, что медлить нельзя, и всего-то нужно взять текст, такой до боли родной, открыть перед ним двери и выпустить в большой мир. Выпустить, как подросшего ребенка, готового к самостоятельной жизни и наблюдать за его судьбой издалека, немного отстраненно, но всякий раз чувствуя острую шпильку, вонзающуюся в сердце, при любом злом слове или косом взгляде в его адрес.
А в том, что такие будут, я не сомневалась.
Осознав этот свой страх – страх осуждения и непонятости, я решила бороться с ним единственно верным способом: больше не прятаться, взглянуть ему прямо в глаза и пойти ва-банк. Так, однажды вечером оставшись после смены в редакции, я сделала первый шаг навстречу своей старой задумке – завела новый блог, в который тут же начала потихоньку набивать текст. Изначально не планируя задерживаться больше, чем на несколько часов, чтобы успеть на последний поезд метро, я вдруг почувствовала, что не могу остановиться. Рассеянно кивая коллегам и улыбаясь в ответ на наше традиционное прощание: "Ну пока! Только до утра не засиживайся, за сверхурочные все равно не заплатят!" я все продолжала и продолжала работать.
Пальцы сами летали по клавиатуре, быстро набирая такие знакомые слова и фразы, многие из которых я знала уже наизусть. С удивлением глядя на часы и понимая, что домой мне сегодня уже не попасть, я продолжала печатать, не обращая внимания на ворчание ночного сторожа, явившегося для проверки кабинетов, на шутки охранников, изредка поднимавшихся ко мне на этаж и приглашавших к себе на чай.
Время бежало незаметно, усталость, казалось, забыла обо мне, и глава за главой роман постепенно перебирался жить в интернет. Я отпускала его легко, понимая, что готова к любой реакции и к любым последствиям.
Когда первые лучи нового дня проникли сквозь неплотно закрытые жалюзи на высоких офисных окнах, я удовлетворенно выдохнула и сладко потянулась, откинувшись на стуле. Восемь часов непрерывной работы увенчались набором доброй половины рукописи – и на этом месте я послушно остановилась, помня предупреждение Вадима не выкладывать в сеть весь текст книги.
Но и этого было достаточно. После переписывания старого варианта я с первых глав выдавала читателю самую соль моей далеко не радужной истории, так что реакция даже на половину романа немногим бы отличалась от реакции редакторов и будущих читателей, увидевших его целиком.
Если такие, конечно же, будут.
Несмотря на то, что Вадим категорически запретил мне думать о провале, я все же допускала мысль о том, что нам могут отказать все издательства. Ну и пусть. Самое главное я уже сделала – только что. Вдохнула жизнь в героя, подарив ему свободу и отправив странствовать по собственной дороге. Теперь мы с Ярославом расстались окончательно, и все, что мне оставалось – это наблюдать за тем, как он осваивается здесь, в виртуальном мире, самостоятельно становится на ноги и открыто говорит о том, о чем приходилось молчать при жизни.
Кофе, сваренный в то утро в большой редакционной кухне, был как никогда ароматным, разогретый в микроволновке бутерброд – неожиданно вкусным, а испуг нашего рассеянного начальника Руслана, не ожидавшего увидеть меня в такую рань – неподдельно искренним и смешным.
– Да что ж ты творишь такое? Я думал это грабители или шпионы-конкуренты пасутся, чуть охрану не вызвал! Нервов никаких на вас не хватит, взялись тут…
– …на мою голову! – в один голос закончили мы эту фирменную фразу, и заставило Руслана нервно фыркнуть.
– Издеваешься да? Ладно, колись, ты почему здесь торчишь? Тебя, что, из дома выгнали? Или у тебя завал с дипломом? Все, я понял, точно, это диплом, я его так же писал на пятом курсе тут, на работе. Но нас тогда еще начальник охраны знаешь, как гонял? Мне, чтобы остаться на ночь и не идти в общагу, кучу объяснительных пришлось накатать! Это за последние три года у нас тут все расслабились – свобода, равенство, братство! А ты диплом у кого – у Вадима пишешь? Тогда сочувствую! Зато на защите можешь не париться, его дипломников завалить почти нереально!
На все мои объяснения о том, что я заканчиваю только четвертый курс и диплом тут пока ни при чем, Руслан радостно кивал головой, наливая себе в чашку остатки приготовленного мной кофе и все так же продолжал гнуть свою линию
– Нет ну я не против, если надо – оставайся, что ж я, зверь какой? Диплом – он, знаешь, раз в жизни бывает, так что пиши себе! Да понял я, что ты на четвертом – это же надо, дипломы теперь и на четвертом курсе пишут! Нет, вовремя я выпустился, вроде и недавно, а сколько изменений уже. Ну да ладно, неважно это все! Об учебе будем думать на учебе, а о работе – на работе! Давай-ка, сгоняем на перекур, а потом я тебе разнарядочку свежую дам на сегодня. Тьфу ты черт, ты же уходишь сейчас! Так, Алексия, прекращай меня путать – или беги себе домой, или оставайся! Курить? Какое курить?! Курить уже некогда! И вообще – хватит мне дисциплину нарушать, а то сейчас как оставлю в утреннюю смену, будешь жалеть, что не сбежала, пока я тебя отпускал!
Тут уже я не стала испытывать судьбу и поспешно ретировалась – шутки шутками, но имея дело с непредсказуемым Русланом, лучше было не рисковать лишний раз.
Все выходные я старалась не думать о том, что будет теперь, когда половина романа ушла в самостоятельное плавание, или о том, как его встретят первые читатели. Я просто отдыхала так, как мечтала когда-то: лежа в кровати с книгой, отвлекаясь лишь на чай и небольшие перекусы. Вадим уехал на несколько дней в связи с очередным таинственным и очень важным расследованием, поэтому некому было меня ругать за такое вопиющее лентяйство.
Когда началась новая рабочая неделя, мне стоило больших трудов дотерпеть до конца смены и не открыть страничку с комментариями раньше времени. Я прекрасно понимала, что стоит только одним глазком глянуть на то, как встретили историю Ярослава друзья-подписчики или незнакомые читатели, случайно зашедшие на огонек – и окружающая реальность поблекнет, выключится для меня.
Целую смену я была так невнимательная и рассеяна, что наш не менее рассеянный Руслан, глядя на мое отрешенное лицо, успел отпустить пару ироничных замечаний о весенней влюбленности в комплекте с авитаминозом, и это дало повод коллегам для веселого подтрунивания.
Но я не слышала и половины из тех шуток, которыми меня осыпали. Я старалась взять себя в руки и справиться с волнением, которое к концу дня стало буквально колотить меня изнутри. То я ловила себя на странной мысли, что, скорее всего, не будет никаких комментариев, не будет отклика, ничего не будет, никому он не нужен, этот мой роман. То, спустя несколько минут, начинала сладко грезить о том, как потрясенные читатели станут строчить мне послания сотнями, а страничка выйдет из строя от невиданного количества посещений.
Но в самом начале все вышло гораздо спокойнее и без крайностей.
Когда я, наконец, осталась одна и зашла на страничку блога, первой моей реакцией был вздох облегчения. Комментарии были. Немного, до фурора и глобальных потрясений было еще далеко, но все-таки они были! Некоторые – спокойные и вдумчивые (такие читатели пытались сразу же разобраться с тем ворохом вопросов, которые мой герой задавал от главы к главе) некоторые – эмоциональные, полные волнения и вопросов: "А что же дальше?" Не обошлось и без откровенно негативных оценок, которые я, опьяненная первой реакцией на текст, восприняла так же восторженно, как и похвалы.
Всю дорогу домой я не могла согнать с лица блаженную улыбку, прокручивая в голове все прочитанное, и повторяя шепотом самые хлесткие высказывания, такие как "истеричное кровопускание", "неумелый эпатаж" и "подыгрывание самоубийцам". Вадим снова оказался прав – отрывки из текста возмутили и разозлили некоторых читателей, иногда даже до прямой агрессии. И это было важнее всего. Значит, у меня получилось не сфальшивить, сорвать драпировку приличий с тем, о которых стеснялись говорить в хорошей компании, чтобы не испортить кому-нибудь аппетит или настроение.
Но это было только начало, первая небольшая волна отзывов. Дальнейшие события начали развиваться еще стремительнее, нарастая, словно снежный ком. Интерес к роману постепенно увеличивался: прочитавшие "дневник" рекомендовали его своим друзьям, те – своим знакомым, количество подписчиков росло поначалу каждую неделю, а потом и с каждым днем. Вскоре моя смелая мечта о том, что страничка выйдет из строя из-за чрезмерной активности посетителей стала казаться не такой уж несбыточной. Теперь я начала этого бояться – ведь тогда связь со всеми была бы потеряна, а представить свою жизнь без общения с новыми друзьями и я уже не могла.
Новый Яр, как истинный брат-близнец настоящего Ярослава, остался верен себе и даже в виртуальном мире привлек всеобщее внимание.
Со все возрастающим удивлением я понимала, что читатели не воспринимают его как отчасти выдуманного героя, хотя я решила обойтись без ненужных мистификаций и сразу указала, что дневник является литературным проектом. Нет, люди, казалось, забыли об этом, разбившись на два яростно враждующих лагеря. Одни защищали и поддерживали героя, предлагая ему свою дружбу, поддержку, убеждая не сдаваться, другие же обзывали его манипулятором и обманщиком, негодовали и призывали подумать о близких, третьи насмехались над попытками привлечь к себе внимание «ванильным фарсом с ковырянием себя ножичком», желая при этом скорейшего пути на тот свет.
Подобное развитие событий удивило даже Вадима, до последнего воспринимавшего выкладку романа в интернет как необходимое, но черновое тестирование, "обкатку текста", как он любил говорить.
– Отлично! Просто отлично, Алексия! И отставить сопли! Ты должна радоваться, а не переживать из-за того, что кто-то там ломает копья из-за твоего Ярослава. Будет еще много сломанных копий, можешь мне поверить. Ты задала кое-кому крепкую встряску, так не вздумай теперь пасовать и превращаться в сердобольную мамку-няньку. Не стоит стыдливо гладить по шерстке после того, как наподдала под зад – чаще всего этот пинок идет только на пользу. То, что они грызутся и скандалят – очень хороший симптом. Только так и срываются шоры, Алексия. И сейчас есть шанс, что хотя бы у десятка человек из сотни эти чертовы розовые очки разобьются навсегда. А это уже – победа. Твоя победа, птичка, понимаешь это?
И только я почувствовала, как краска смущения заливает мои щеки, как следующая фраза Вадима тут же сбросила меня с небес на землю:
– Поэтому я тебя предупреждаю. Даже прошу, что вообще делаю крайне редко. Сейчас, когда я нутром чую – наша цель, вот она, близко, не вздумай наломать дров. Любым способом, как угодно, я знаю, найти повод тебе раз плюнуть. Потому что, при всем моем уважении и даже чем-то большем – я раздавлю тебя как муху, если ты попробуешь перейти мне дорогу и напортачить на самом финише.
В ту секунду я даже поежилась от укола леденящего страха. Глядя на Вадима, я отчетливо поняла, что этот роман – его любимый, выпестованный и долгожданный проект. Я служила всего лишь сосудом, в котором зародилась идея и поэтому была обязана ее воплотить. А настоящим крестным отцом и неустанно бдящим охранником этой истории выступал Вадим. И он был готов стереть в порошок любого, кто помешает претворению в жизнь его планов, даже меня, несмотря на то, что я – автор и человек, занимающий особенное место в его сердце.
Сама по себе эта мысль была не очень приятна и вызывала досадное чувство, подозрительно похожее на ревность. Нет, мне не хотелось защитить мой роман от такого настойчивого внимания Вадима. Наоборот, я ревновала его к собственной книге! Поймав себя на таких мыслях, я поначалу засмеялась – ну что за глупости опять лезут мне в голову? Не хватало еще развести неуместные мелодрамы теперь, когда на кон поставлено так много, когда с дня на день должна была решиться судьба нашей книги.
В предчувствии скорых ответов от издательств я и так не могла спокойно есть и спать, мне постоянно мерещились то отказы, то баснословные гонорары и признание. Да и Вадим весь последний месяц ходил более хмурым и напряженным, чем обычно. Нет, сейчас было не время усложнять ситуацию мыслями о том, почему странное волнение начинало шевелиться во мне всякий раз, когда глядя на Вадима, я вспоминала его слова, сказанные тем зимним утром.
Иногда я даже сомневалась – а не почудилось ли мне все?
С момента нашего объяснения успело пройти уже полгода, и ни словом, ни жестом Вадим не выдал своего намерения вернуться к этой теме или как-то ускорить ход событий. Он полностью, всецело был поглощен работой и заботами о моем романе. Казалось, я перестала для него существовать как человек, отдельный от рукописи. Я понимала, что он не хочет накалять ситуацию, что специально отгораживается от меня, что после того, как я оттолкнула его в первый раз, шаг навстречу придется делать мне самой, и… по-прежнему ждала, как и он. Ситуация застыла на паузе и я чувствовала, что пока еще рано отжимать кнопку.
Ждать. Нужно просто терпеливо ждать, все главное было уже сделано.
И как только я не без труда свыклась с этой мыслью, как среди читателей поднялась вторая волна волнений, к моему удивлению, еще сильнее первой.
Началось все с тихого голоса среди общего возбужденного гула по поводу "банального приема с кровопусканием" – средство ли это для привлечения внимания или реальная проблема. С короткого и неприметного на первый взгляд отзыва: "А я делаю это с помощью ножниц". В пылу рабочего дня, я даже не сразу заметила еще один новый комментарий и наткнулась на него только спустя сутки.
Чувствуя, как лоб покрывается капельками пота, я ошарашено смотрела на монитор, все перечитывая обманчиво-спокойные слова, за которыми на самом деле скрывался крик исступления и боли. Я все поняла. Поняла это неброское признание и сразу же, будто вскрыв секретный код, проникла в смысл сказанного.
Когда оцепенение понемногу сошло на нет, пытаясь совладать с дрожью в руках, я набрала в ветке диалога вопрос: «Зачем ты это делаешь?» Вскоре пришел ответ, так похожий на мои собственные слова: "Так легче. Это спасает от боли, которая внутри. Она гораздо хуже" и приписку: "Спасибо. Теперь я знаю, что не один такой урод".
На несколько минут или на час я снова потеряла связь с реальностью, оглушенная этим открытием. То, что казалось моим личным дефектом, непростительным и извращенным, то, чего я стыдилась и из-за чего не раз подозревала себя в ненормальности, оказалось не такой уж уникальной проблемой.
Это удивляло и ужасало одновременно.
Я вдруг почувствовала странную близость, родство с этим человеком. Казалось, тонкий невидимый луч протянулся между нами сквозь расстояние и таинственную черноту монитора, скрывавшую его лицо. Но мне не нужно было знать, как он выглядит. Я смотрела ему прямо в душу и понимала – она изломана, разорвана, расколота на куски, и эту агонию ничем не заглушить, кроме мимолетного отвлечения на боль в теле, которая так быстро проходит. И как только она утихает, возвращается другая боль – ослепляющая, иссушающая, убивающая жизнь.
Итак, нас было уже двое. Но двое – подавших голос. А кто знает, сколько их, таких же, но молчаливых, скрывалось за благополучными фасадами домов, за окнами, радостно глядящими на мир яркими занавесками и цветами на подоконниках, за всей этой привычной и радостной мишурой? Сколько было нас, людей, привыкших существовать, маскируя картину боли, которую приходилось добровольно писать на собственном теле, просто чтобы приспособиться, не сломаться окончательно, не упасть. Чтобы выжить.
И, кто знает, может, наша общая тайна так и осталась бы тайной, если бы не первый, отчаянный смельчак, у которого хватило силы духа признаться: "Я тоже делаю это".
Забыв о предупреждениях Вадима насчет внезапных выходок, больше не задумываясь над тем, как сможет повлиять на судьбу романа этот внезапный порыв, без колебаний и с полной уверенностью в том, что поступаю правильно, я набрала в поле ответа:
«У меня нет слов для того, чтобы выразить чувства, которые я испытала, прочитав твое признание. Есть только восхищение. Я восхищаюсь твоей откровенностью и тем, что у тебя хватило смелости открыто признаться. У меня не хватило. Я до сих пор могу говорить о случившемся только через своего героя. Слишком это больно, слишком велик риск сорваться, если не прятаться под маской. Мне бы так хотелось верить, что никогда не вернусь назад, что я смогла выкарабкаться. Может быть, и смогла, насовсем. Но это не моя заслуга. Я выстояла только потому, что рядом был надежный и близкий человек, который поддерживал меня и его безоговорочная вера в то, что я смогу, обязательно смогу, помогла мне. Вот уже два года я живу без ненависти к себе. А еще очень помогла привычка писать, оставлять свою боль на бумаге. Я и в дневнике затронула эту тему, чтобы окончательно выговориться, ведь это так важно – и так безумно сложно. Я же знаю, что каждый из нас (а после твоих слов я уверена, что есть не только ты и я, нас гораздо больше) тайком думает о себе. Как презирает себя и стесняется этой позорной слабости, которая на самом деле – болезнь. И как любую болезнь ее надо лечить. А для начала нужно хотя бы просто открыться. Я понимаю, что говорить об этом публично не каждый решится, поэтому, если есть что сказать, пишите мне на электронную почту. Если кто-то напишет здесь, я отвечу и здесь. Главное не молчать. Потому что именно молчание привело моего героя к смерти – и я не хочу, чтобы эта история повторилась в реальной жизни»
То, что произошло дальше, было похоже на снежную лавину, внезапно сошедшую с гор. Мне ответили – на почту, и в комментариях, и эти ответы множились с катастрофической скоростью. Писали подростки и взрослые, успешные, состоявшиеся люди, и те, кто запутался в бесконечных неудачах, лидеры, привыкшие к всеобщему вниманию и нелюдимые, замкнутые тихони, не желавшие лишний раз выходить на улицу. Не было больше несмелых признаний, меня накрыла волна отчаянных откровений, на которые, под прикрытием виртуальной анонимности решились те, кто так долго молчал.
Голова шла кругом от того разнообразия способов самоистязания, которыми эти люди спасались то ли от реальности, то ли от себя самих: с помощью ножей, ножниц, перьевых ручек, лезвий и острых булавок. Некоторые, подобно мне, искали утешения в огне: они жгли руки над свечками, газовыми конфорками и тоже тушили о себя сигареты. А некоторым не нужно было и специальных приспособлений – они ранили сами себя, собственными руками, раздирая себе кожу ногтями, расчесывая до крови или выдергивая волосы.
С ужасом я узнавала все новые и новые истории, понимая, что моя была одной из самых благополучных. Я открылась Вадиму, который ни словом не намекнул на мою психическую ненормальность или моральное уродство. Другим так не повезло – родные или друзья, узнав об их проблеме, реагировали агрессивно, так же как и некоторые читатели, посчитавшие мою реальную болезнь чем-то вроде дешевого фокуса с привлечением внимания.
«Ты просто дурью маешься», «Прекрати этот театр», «Думаешь, только у тебя трудности?» – такая реакция чаще всего следовала в ответ на признание или неумение скрыть последствия. Как чаще всего бывает, нечто странное, непостижимое вызывало злость, раздражение, желание замять ситуацию, а не разобраться в ней. Были и такие случаи, когда «ненормальных» пытались лечить, во что бы то ни стало, с помощью врачей и лекарств. Так многие оказались на учете в неврологических диспансерах, но ситуация после приема таблеток и уколов ни капли не улучшалась, даже наоборот.
«Теперь я официально стал «шизой». Новость разлетелась по всей школе, уж не знаю, кто разболтал, может даже медсестра наша школьная. В меня тычут пальцами и смеются, передают привет голосам в моей голове, учителя стараются не замечать и не спрашивают даже, а вдруг припадок случится? Я же типа буйный»
«А я не знаю, зачем это делаю. Это какая дурь, но это выше меня. Вообще, мне стыдно даже. Особенно при людях. Такая симпатичная, успешная девочка, отличница, а руки разодраны до крови. Мне кажется, они увидят это, все. Сквозь одежду возьмут и увидят»
«Я пробовала, чтобы руки все время заняты чем-то были. Бусы, четки, скрепки. На скрепках я и залипла. Они классно дырявят кожу»
«Я устал, я просто устал. От разговоров с врачами устал. Смотреть на счастливых людей устал страшно. Мне прямо тошно, хоть ложись и помирай тут же. Участковая грозится отправить меня в больницу за то, что я сказал ей, что не хочу жить. Да пусть отправляет. Мне все равно»
«Никакая это не болезнь. Я занимаюсь шрамированием – вырезаю на себе фигурки. У меня уже есть волк, кошка, радуга – да, с нее все начиналось. Может, на лице когда-то вырежу что-нибудь. Или вообще порежу его к черту. Вот психану – и порежу. А что? Я художник, я так вижу!»
Несколько дней подряд я рыдала, пропуская через себя каждое слово, каждое признание. Поток этих писем так сильно ударил по мне, что я не могла собраться с мыслями, не получалось нормально ни учиться, ни работать. Коллеги, решив, что я заболела, отправили меня домой отлежаться несколько дней. А я, несмотря на то, что действительно чувствовала слабость, отдыхать и бездействовать не могла.
Так мне пришлось признаться Вадиму в своей инициативе и ее последствиях, справиться с которыми самостоятельно я оказалась не в силах. Я не боялась его гнева за ослушание, ведь он четко приказал мне ждать ответов от издательств и «не рыпаться». Я боялась одного – что даже он не сможет ничего сделать и хоть немного поддержать, оказать реальную помощь всем тем, кому она была нужна. Ведь их был так много, а нас только двое.
– Мда-а, птичка… Видимо спокойно жить ты просто не умеешь, – глядя на экран компьютера, больше для порядка, чем от реальной злости за ослушание, пробурчал Вадим. – Ну и кашу ты заварила! С этим всем, надо, конечно что-то делать. Но что? Пока ума не приложу. Дай мне время подумать. Пока держи связь со своими "пациентами", мы что-то решим, обещаю тебе.
Если бы не Вадим, осознание того, насколько глубоко несчастен обычный человек, насколько мало искренности во всех тех улыбках на фото, бодрых утренних приветствиях, или веселых вечеринках с друзьями, сломало бы меня. Вся эта благополучная социальная жизнь оказалась сплошной фикцией. А наедине с собой, за надежно закрытыми дверями, люди утопали в отчаянии, распадаясь на куски от боли в надежде на перемены, которые так и не наступали.
Вадим теперь, как раньше, внимательно следил за мной – это было нетрудно, связь с друзьями по несчастью велась в основном через его компьютер, на работе читать подобные откровения у меня не было сил. Он без слов понимал, насколько нелегко мне давалось понимание, что мир может быть таким. Даже для него, человека практичного и далекого от иллюзий, осознание масштаба проблемы оказалось тягостным, что уж было говорить обо мне. Спровоцировав эту бурю, я переживала ее оголенным сердцем, чувствуя, как каждое новое признание проходится по нему остро заточенным лезвием.
Но, тем не менее, я обязана была выстоять, не сорваться, ведь события вскоре стали развиваться еще стремительнее. Пик волны откровений на мой призыв совпал с получением первых ответов от издательств – и это было два отказа, один за другим.
Далеко не наивный и не рассчитывавший на легкую победу Вадим ходил мрачнее тучи, но, тем не менее, ставить крест на нашей затее не собирался.
– Никогда не бывает идеальных условий, Алексия. Запомни это. В ожидании утопической сказочки, когда издатели сами будут бегать по писателям и выпрашивать хоть немного текстика для книжечки, загнулось много не самых глупых твоих коллег. Чем больше оплеух получим сейчас, тем умнее станем на будущее. В конце концов, трудная победа гораздо интереснее халявного выигрыша на блюдце с голубой каемкой. А мы еще поборемся. Не трусь, птичка! Скоро все решится, только держись, не раскисай.
Я верила ему безоговорочно, не принимая близко к сердцу отрицательные ответы редакторов, не это было сейчас главным. Как когда-то с головой погрузившись в написание романа, теперь я вела активную переписку со своими друзьями, с теми, кто остался на связи и не захотел больше мириться с проблемой в одиночку. Постепенно наши разговоры вышли за рамки обсуждения общего недуга. Теперь мы делились новостями из жизни, обсуждали мелкие трудности или конфликты, вместе искали пути их решения, раздумывали над тем, как можно удержаться от очередного приступа ненависти к себе, а новость о том, что кому-то удавалось избежать срыва, воспринимали как маленькую общую победу. Шутя, мы называли себя обществом анонимов со странностями – и у нас действительно получалось что-то похожее на маленькую организацию со своими правилами.
Мы завели отдельную страничку исключительно для нашей компании, один из постоянных участников создал что-то вроде простейшего форума, были назначены даже постоянные смотрители – важно было постоянно чередоваться, передавая друг другу вахту несения онлайн-службы, ведь помощь могла потребоваться кому угодно, в любое время. Мы старались не оставлять страницу без присмотра и постоянно контролировать происходящее, тем более, что число участников общества анонимов со странностями медленно, но неуклонно росло.
За эту идею и зацепился Вадим, который после того, как пообещал подсказать мне решение проблемы, больше не заговаривал о ней, но я-то знала – он помнит. И когда придет время, обязательно вернется к нашему вопросу и поможет конкретными, реальными действиями.
Так оно и вышло. Ни много ни мало, спустя месяц после образования форума, Вадим привел к нам врача-невролога, который был готов консультировать всех участников нашего невеселого клуба. Так что теперь все желающие могли получать не только дружескую, но и профессиональную поддержку. Я подозревала, как нелегко было привлечь консервативного врача к странной и экзотичной авантюре с онлайн-консультациями, но над методами, которыми Вадим выбил из него согласие (почему-то я не сомневалась, что именно так оно и было) я предпочитала не задумываться. В конце концов, какая разница? Моим друзьям давно требовалась поддержка специалиста, без риска заполучить «порочащий» диагноз в медицинскую карту, который мог разрушить и карьеру и взаимоотношения с окружающими – и вот они ее получили. А как – неважно.
– Цель оправдывает средства, да Вадим? В конце концов, кнутом и пряником можно добиться гораздо большего, чем одним только пряником! Проверено на себе! – весело посмеиваясь, резюмировала я последние новости во время наших традиционных вечерних посиделок.
Тот день вообще выдался довольно веселым. Незадолго до этого мы получили еще один, третий отказ – в этот раз редактор даже указал причину: неубедительный, обыкновенный главный герой и предложил переработать рукопись, сделав действующее лицо гламурным тусовщиком или рок-звездой, чтобы хоть как-то оправдать все его «кровавые припадки». Если мы пойдем на это, он обещал нам повторное рассмотрение рукописи и гарантированный интерес читательской аудитории. Вслед за ним по электронке пришло письмо от издательства весьма специфического формата. Нам, наконец, предложили сотрудничество, но при одном условии – нужно было начисто выпилить из текста «голубой разврат» и привести героя к спасению через веру и очищение от грехов. Ибо тот текст, который есть сейчас "толкает неокрепшие души в геенну огненную".
Это предложение заставило меня истерически хохотать, недоумевая, как вообще очередные спасители человечества смогли выйти на меня.
