Текст книги "Хождение Восвояси (СИ)"

Автор книги: Светлана Багдерина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 56 страниц)

– Не волнуйтесь, молодой человек, тёзка моего слуги, князя Подземного царства, – благодушно улыбнулся гость, судя по одежде – знатный вотвоясец. – Воды сего водоёма послушны мне.

– Пески сего пескоёма, вы хотели сказать? – уточнила Серафима.

– Я всегда говорю только то, что хочу сказать, – погрозил ей пальцем вотвоясец – и под ошарашенными взглядами толпы песок превратился в поток прозрачной воды, сверкающей на солнце всеми бриллиантами сокровищницы речных драконов, – о искусная в хитрых ковах царевна Се…

– Нефритовый Государь!!! – вотвоясьская диаспора взорвалась криками. – Это – Нефритовый Государь, да умножатся его годы и благословения до бесконечности, да пребудет его взгляд на нас, недостойных, да…

Дай У Ма, солдаты и горожане, застигнутые событиями на площади вместе с гостями и прошедшие весь путь от бездыханных тел до овиров и снова к людям, простёрлись ничком – и дальнейшие славословия уже не мешали слышать слова божества.

– Конечно, сегодня чудесный день, когда прогуляться по Белому Свету – не работа, а чистой воды удовольствие, – щурясь от блеска солнечных зайчиков на волнах вокруг, Нефритовый Государь поднялся в своей сияющей прозрачной зеленью колеснице и ступил на инкрустированный перламутром и жемчугом порожек. Тут же, откуда ни возьмись, явились и протянули ему руки человек, похожий на тигра – или тигр, похожий на человека, человеко-птица и огненный змей со свиным рылом. Под колесницей ступенькой сгустилась тьма.

– Благодарю, благодарю вас, верные мои служители, – заулыбался Государь, коснулся предложенных ладоней, ласково потрепал искрящийся хвост змея и сошёл на воду как на мостовую.

– Это же Гоу Ман, Жи Ши, Жу Жун и День Но Чуй! – выдохнул Иванушка.

– Сдаётся мне, пришёл час расплаты, и надеюсь, в хорошем смысле этого слова! – встрепенулся Агафон.

– А я надеюсь, для кого как, – всё еще не оставляя попыток высмотреть воеводу и его первого советника, пробормотала Сенька.

– Хочу для начала поблагодарить вас, мои гости из далёкого Лу Ко Мо, за труды ваши и заботы о любимых поданных моих, – бархатный раскат тихого грома пророкотал над берегом обновлённой реки.

– Пожалуйста. Рады были помочь, – вежливо склонил голову Иванушка.

– Рады, что смогли помочь. Вроде, – дотошно подсказала его супруга. – Хотя, откровенно говоря, ваше ослепительство, некоторые о скоте лучше заботятся, чем вы – о своих верноподданных.

– Сеня! – вытаращил глаза Иван. Агафон прихрюкнул в ладошку и быстро отвернулся, скрывая экстренную подготовку любимых защитных заклинаний. Нефритовый Государь вдохнул было гневно – и выдохнул.

– Как ни горьки ваши слова, Серафима Прехитрая, но имеется в них доля правды, увы, – вздохнул гость. – Желая обустроить жизнь моих обожаемых вотвоясьцев как можно лучше, одним чудесным утром я проснулся с совершенно потрясающей идеей. "Мои дети страдают от тягот быта, от непосильного труда, войн и бедности. Значит, чтобы сделать их жизнь безбедной, мне нужно всего лишь удалить из нее всё плохое!" – подумал я. Но будучи божеством осторожным и предусмотрительным, я решил сперва провести эксперимент на небольшой провинции. Я окружил ее рекой Текучих Песков и собрал в ней людей и оборотней, не забыв разделить их Пылающим лесом, чтобы одни не мешали другим, не всё сразу! Затем я дал им всё полезное, светлое и радостное, убрав все сложности и невзгоды. И поначалу всё шло как по писаному. Поколения два-три. И я уже собирался было одарить таким образом весь народ нежно любимой мной страны, как…

– Как что-то пошло не так, – договорила за примолкшего Государя царевна.

– Да, увы, – визитёр их печально вздохнул. – Состояние дел вы видели сами, мне нет нужды рассказывать.

– Но отчего вы не осушили… то есть не отвердили реку, не дали остальным вотвоясьцам проход в Я Синь Пень? – не понял Геннадий. – Тогда бы энтропия…

– Не выражайтесь, молодой человек науки, в моём присутствии, – почти шутливо нахмурился Нефритовый Государь. – Нахлынувшие толпы смели бы, поработили, уничтожили моих ясиньпеньцев, за три поколения потерявших навыки обычной жизни. И кроме того, я всё еще надеялся, что может, они как-нибудь поймут, чего им не хватает… обретут, что потеряли…

– Но они не находили и не понимали, – кивнул его премудрие.

– Да. Одно время мне показалось, что будь у ясиньпеньцев общая опасность, против которой они могли бы сплотиться, всё наладилось бы… Но оказалось, что я просчитался и тут. Они уже не могли…

– И ваше ослепительство вместо одной головной боли получили две: паникующих жителей и распоясавшихся оборотней, – сочувственно хмыкнул Геннадий.

– Но вы, ваше ослепительство, могли попросить своих помощников увести оборотней назад… или устроить им отдельную провинцию, если на родине им плохо жилось, – озабоченно поджала губы боярыня Конева-Тыгыдычная.

– Мог, моя дорогая покровительница домашнего очага, – грустно улыбнулся Государь. – Но с определённых пор вмешиваться в человеческие дела… напрямую… стало не в моих правилах. Люди должны сами сделать выбор. Правильный или нет… От этого они станут больше ценить плоды его – или энергичнее бороться за их уничтожение. Поэтому и помощникам моим, хоть они исполнительные и трудолюбивые и очень желали содействовать, я запретил вмешиваться в дела бедной провинции… напрямую, опять же.

– Но они могли действовать потихоньку. То есть как-нибудь эдак… – боярин Демьян покрутил в воздухе мясистой лапищей. – Деликатесно!

– Именно! – сверкнули лукаво глаза божества.

– И поэтому вы… они… вы через них… хотя они этого не поняли… решили прибегнуть к нашей помощи! – осенило царевну.

– Да, – со скромным достоинством проговорил Государь. – И не ошибся.

– А вся эта история со сватовством воеводы… и Чи Хая?..

– Я всеведущ, – скромно потупился Нефритовый Государь. – И предвидел, что дело обернётся приблизительно так… но не во всех подробностях. Например, то, что ваш учёный муж Дай станет декламировать с балкона управителя вашу летопись сутулого коня… наверное, не могла предусмотреть даже дочь царя Ле Со Го Се Ра Фи?

И он подмигнул.

Сенька порозовела. Агафон нахмурился.

– Погодите! Значит, похищение Лепестка Персика овиром… тоже ваши происки?

– Не происки, а хорошо продуманный план… непрямого вмешательства, – предупредительно поднял палец к небу Государь. – В помощь вам.

– То есть овир специально оставил следы, чтобы мы с Ка Бэ Данем смогли найти похитителя и кто-то из нас получил шанс стать освободителем этой прекрасной девы? – отбросив робость перед Нефритовым Государем, сидевшую в костях, вышагнул вперед Чи Хай.

– Именно, мой доблестный Сам. И к тому же, иначе вы с сим многочисленным семейством не встретились бы, и еще один важный выбор остался бы не сделанным. И кстати, об овирах…

Нефритовый Государь повернул голову в сторону матери, покорно ожидавшей решения своей участи у кромки воды.

– Ты пережила свои прегрешения, милая. Ты свободна.

И не успел затихнуть последний звук его слов, как шкура со щупальцами, стрекалами и прочими конечностями, которым и названия еще не придуманы[250]250
  Но это пока: Геннадий Парадоксов уже расталкивает толпу, добираясь до уникального объекта научных исследований.


[Закрыть], опала – и на Белый Свет, коленопреклонённая в воде, появилась женщина в сари.

– Мама!!!..

– Тёща… – пробормотал Чи Тай, потоптался, сомневаясь, уместным ли будет его присутствие среди детей в такой радостный час, но, подпихнутый в спину менее удачливым Чи Паем, поспешил деликатно пристроиться за задними рядами.

Лукоморцы загомонили, кто утирая слезу, кто пожимая плечами:

– Подождите… ничего не понял!

– Что там было?

– Разве овир – не полумифическое вымирающее животное?

– Что произошло?

– Какие прегрешения?

– У всей семьи?! При чем тут детки-то?

– Начну по порядку, – заговорил Государь, и голоса тут же стихли. – Овир – действительно вымирающее животное, очень полезное в некотором отношении. Мои коллеги часто применяют его, когда надо разделить враждующие стороны людей. Но последнего, увы, извели почитатели Памфамира-Памфалона…

Иван и Серафима переглянулись, вспоминая давнее летнее путешествие за Жар-птицей, во время которого они познакомились.

– …и когда мне понадобились такие защитники пределов, я одолжил человеческую пару, превращённую за свои прегрешения бхайпурским божеством Двахалвахандрой в овиров.

– Но дети!.. – не унималась боярыня Настасья. – Детушек-то за что мучить?!

– Никто их не мучил, – чуть обиженно насупился Государь.

– И значит, еще где-то папа тут имеется? – Гена, почти достигший шкуры, настороженно остановился.

– Отца я отдал другому соседу для этих же целей. Разрушения семьи тут не было, не волнуйтесь: женщина и дети были только рады. Это запутанная семейная история, которую поведать вам я не вправе. Спросите у них самих, если станет достаточно любопытно.

Настасья, Серапея и Фигура потупились.

– Ну и по бхайпурским поверьям дети несут грехи родителей своих, пока не искупят – поэтому Двахалвахандра настоял, чтобы… – Нефритовый Государь повёл плечом – и нахмурился.

– Постойте. Это же получается, что я брал у Двахалвахандры двух овиров… которых теперь, когда надобность в них отпала, не смогу вернуть? Ай-ай-ай, какая потеря лица, как неудобно, как не по-соседски!..

Небо над берегом закрыли невесть откуда явившиеся тучки… и вдруг снова пропали.

– Хотя погодите! – просиял вместе с солнышком Государь. – Отчего не могу? Ну-ка, ну-ка…

Он покрутил головой, изящно указал пальцем на лес – и духи сторон света сорвались с мест и исчезли среди деревьев. Но не успели лукоморцы понять, что происходит и самое главное, с кем, как все четверо воротились, таща в руках и когтях отчаянно выворачивающихся Ка Бэ Даня и Хо Люя.

– Не волнуйся, дорогой мой Двахалвахандр. Долг платежом красен, – благодушно улыбаясь, произнёс Нефритовый Государь.

В тот же миг шкура матери в руках Гены с треском, дымом и искрами разорвалась надвое. Обе половины обвили закаменевших от ужаса вотвоясьцев. Закаменевший от ужаса сабрумай тихо икал, вспоминая, есть ли у души-Наташеньки в запасах что-нибудь медицинское для успокоения нервов, желательно много водки.

– Тысяча сожалений, о премного учёный муж Ге На Да.

Государь развёл руками, кивнул – и День Но Чуй и Жи Ши подхватили свежеиспеченных овиров и взвились в небо, уносясь в сторону Бхайпура.

– Передавайте бескрайнюю благодарность моему доброму другу Двахалвахандре! Бутылочка нефритового нектара – с меня! – тепло крикнул он вслед, помахал рукой – и снова обратил внимание на смертных.

– Моё пребывание в вашей замечательной компании заканчивается, увы, – вздохнул он. – Дела, дела… Что я еще не успел? Ах, да. Дочь… управителя О и прочие дела сердечные. Обожаю! К тому же, сегодня я назначил день выборов, так что сам Нефритовый Государь велел, как говорится. А то пока дождёшься, когда кое-кто из смертных свой выбор естественным путём сделает – никакого бессмертия не хватит!

– А как же, о ваше ослепительство, невмешательство в дела смертных… прямое? – невинно полюбопытствовала Серафима.

– Я стараюсь придерживаться этого правила, – степенно кивнул Государь. – Но все ли, к примеру, твои старания, о царевна Се, увенчиваются успехом?

– Только те, над которыми я очень стараюсь.

– Вот и я о том же, вот и я о том же…

Нефритовый Государь кивнул – и оставшиеся духи света исчезли, а через миг появились с управителем, его сёстрами, Лепестком и боярынями.

– Итак, день выборов, день выборов!.. – Нефритовый Государь хлопнул в ладоши, и в воздухе зазвенели незримые хрустальные колокольчики, разгоняя неуверенность, отпугивая сомнения и воодушевляя на подвиги.

– Иногда подвиг – это не махать мечом одному против сотни, а всего-то лишь сказать одно-единственное нужное слово в нужное время, – словно читая мысли Серафимы, прошептал Государь и лукаво подмигнул. – Смотри, что будет.

И посмотреть было на что.

Едва приземлившись, О Ля Ля, не оглядываясь на родню, бросилась к Чи Хаю. Впрочем, на родню ей оглянуться в кои-то веки стоило бы – чтобы поучиться, потому что, приподняв полы халата, О Ду Вань, едва не быстрее своей бедовой племянницы, мчалась к Дай У Ма, оставив позади ошарашенную сестру и брата. Но вряд ли кто-то мог потягаться в скорости с Наташей, пронёсшейся мимо Агафона – прямиком в объятья Гены.

– Живой!..

– Я тоже живой, между прочим, – уязвлённо заявил его премудрие – но услышан целевой аудиторией был вряд ли: всхлипы боярышни и растерянно-счастливые восклицания учёного мужа заглушали все звуки в округе.

Лариска, не зная, что ее толкает, сделала было шаг к Демьяну… но упрямо остановилась и опустила глаза. Все ее попытки обратить на себя внимание, все советы бабушки и приятельниц, все неудачи и разочарования точно превратились в чугунные гири на ногах, не дающие сделать ни полшага. Нет. Не пойду. Зачем? Хватит! Не хочет – как…

…как что-то большое и грузное едва не сбило ее с ног – но подхватило на руки и прижало к мягкой широкой груди. Ведь сегодня был день выборов, хотели люди того или нет.

– Прости болвана, Ларисушка… Туп был да слеп… Люба ты мне… Коли примешь… коли в мужья возьмёшь… Счастливее человека ни в Лукоморье, ни в Вотвояси не сыщется. А коли прогонишь… так сам виноват… Дурак пустоголовый…

Лариска – словно нечистый за язык дёргал! – хотела было сказануть в ответ какую-нибудь резкость или колкость, а еще лучше – гадость: зря, что ли, столько нервов потрачено, слёз пролито, денег изведено на наряды да кулинарные книжки! – но опять не смогла. "День выборов, день выборов!" – звенели хрустальные колокольчики, пело солнышко на небосводе, чирикали птички над головой, журчала речка и плясало озорными искорками в прищуренных очах Нефритового Государя. – "День выборов, день выборов!"

– Да прощу конечно… и в мужья возьму… Ничего, что дурак – был бы человек хороший, – вздохнула счастливая боярышня и обняла объект своих мечтаний под умильные охи женщин.

– Как славно, как прекрасно! – сияя, Нефритовый Государь обмахивался веером из солнечных лучей и восточного ветерка. – Ну да о чём это я? Ах, да. О новом мироустройстве моей провинции.

Мужчины навострили уши[251]251
  Чтобы привлечь внимание Чи Хая, братьям пришлось сгрести его вместе с Лепестком Персика и бросить в реку: отделить друг от друга на берегу их не получалось.


[Закрыть].

– Говорите помедленнее, пожалуйста! Я записываю! – только теперь Дай У Ма осмелился выкрикнуть что-то, отличное от непрерывных восхвалений – но тут же хлопнулся лбом о гальку[252]252
  При руках, занятых расцветшей и полной энтузиазма О Ду Вань, прижать лист бумаги, уносимый ветром, иначе не получалось.


[Закрыть].

– Кто с сегодняшнего утра управляет ей, разберётесь сами, – принялся загибать пальцы Государь. – Река, только обычная, останется. Через нее построите мост, и будете с соседями торговать… или воевать – как получится. Войска Ка Бэ Даня могут уйти домой, а могут остаться: Я Синь Пеню небольшая армия не помешает. Деревья с драгоценными камнями останутся – пока не скончаются своей смертью, прожив обычным сливам или туям причитающийся срок. К этому времени ясиньпеньцы должны научиться жить без рубинов, падающих с неба, и котлет, гуляющих по улицам. Живите долго, живите мирно, но обидчикам спуску не давайте. Впрочем, решайте сами. Я вмешиваться не стену. Напрямую. Ну и если мои дорогие гости из Лу Ко Мо захотят ненадолго остаться – поучить моих подопечных ремёслам, житью-бытью… то не пожалеют. Что еще?

Взгляд его, раскосый и ласковый, устремился к Серафиме, Ивану и Агафону.

– Мне ведомо про обещание моих помощников, но думаю, что исполнять его смысла нет.

Сенька побледнела.

– Как это?..

– Окажись вы сейчас на границе с Вамаяси, как посулили они, дойдите до Маяхаты – это вам не даст ничего.

– Что значит?!.. – взвился Иванушка.

– Я сделаю лучше. Я перенесу вас в одно место… совсем недалеко от соседской столицы… где вы будете должны убедить кое-кого последовать за вами. Без этого детей вам не спасти. Спешите!

И не успели лукоморцы и ртов разинуть, как их кони с вещами в дорожных сумках оказались под ними – а сами они уже летели, летели, летели – через пустоту к яркой точке света вдали.

Часть девятая

После возвращения дни в Маяхате потекли тревожно и однообразно. Раньше Лёлька думала, что одно исключает другое, но как оказалось, бояться за собственную жизнь, разучиваться доверять тем, кого считали друзьями, и изредка получать финансовые сводки довольного императора вполне можно одновременно.

Чаёку, Отоваро и Забияки не отходили теперь от них ни на шаг, вместе или по очереди, но радовались этому Ивановичи с каждым днем всё меньше и меньше. Дайёнкю, непривычно разнаряженная и разукрашенная по последней столичной моде, не смотрела им в глаза и мало говорила, отвечая лишь на самые простые вопросы, и то односложно. Забияки, осунувшийся и точно остекленевший, не смотрел на нее и не отвечал ни на какие вопросы и никак. Отоваро единственный пытался говорить и улыбаться за себя, за того парня и за эту девушку, но было видно, что делает он это через силу, только потому, что молчать впятером становилось невмоготу.

– Таракану подтвердил, что помолвка в силе, – кратко пояснил он как-то ребятам, пока его молодых коллег не было поблизости. – Теперь и до свадьбы недалеко.

– Чаёку говорила с отцом про?.. – кипя от возмущения, как в первый день, спросила девочка.

– Самураям Совета такие вещи не рассказывают, – не глядя на нее, произнёс Иканай. – Но, насколько я знаю, говорила.

– А Забияки? – спросил Яр.

– Он не имеет права обращаться к Извечному с такими вопросами. Согласно бусидо, он не имеет право даже мыслями касаться дочери своего господина. Между ними – пропасть. Извечный – это вершина горы, а род Хибару – бугорок у ее подножия.

– Но они же любят друг друга! – отчаянно возопила Лёка.

– Они оба должны поступить так, как диктует им кодекс чести, – изрёк сенсей с таким лицом, словно читал эпитафию.

– В рот компот… и гиря в лоб!.. – только и смогла прошипеть девочка и отвернулась к окну.

Одной из отдушин в удушливо-вежливой атмосфере двора оставались тренировки да прогулки по самым диким уголкам Запретного города – пока однажды дети не пришли к Мишане и не обнаружили, что гора отгородилась от внешнего мира высоким и плотным забором, в единственной калитке которого стоял часовой. Из-за ограды доносились звуки энергичных земляных работ.

– Клад ищут? – предположил Ярик, без особой надежды пытаясь обнаружить щелочку между плотно подогнанными стволами бамбука.

– Наверное, – пожала плечами Лёлька и глянула на сопровождавшую их дайёнкю. – Не знаете, что там происходит, Чаёку-сан? Отчего больше никого не пускают?

– Не знаю, Ори-сан, – тихо соврала та.

– Ну вот… Теперь и погулять толком негде, – вздохнула девочка, скроила постную мину, взяла брата за руку и потащилась в сторону сада камней – гулять без толку.

Вечером, перед тем, как все улеглись, дайёнкю, пропавшая после обеда, неожиданно вернулась. Лёлька сначала подумала, что на ней лица нет, но вспомнила про килограммы белил и румян, покрывавших теперь всю не закрытую одеждой кожу Чаёку, и засомневалась в своем наблюдении. Полкило краски, намазанной не тем шпателем не под тем углом – и человека не узнать. Но что-то не уловимое без отбойного молотка в выражении лица девушки не давало княжне покоя. Когда же она заговорила, сомнения перешли в уверенность.

– Помните, Ори-сан, Яри-сан, мы сегодня видели, как кто-то выкапывает что-то в склоне Ми Шань? Если хотите, то когда все уснут, мы сходим посмотреть, – сипло и бесцветно, словно кто-то держал у нее перед горлом невидимый нож, выдавила девушка и покосилась на мужчин, тихо беседовавших в углу комнаты о чем-то своем. – Тайком. Никто не должен об этом знать. Даже Забияки. И Отоваро тоже. В первую очередь они.

– Да! – шепотом воскликнул Ярик.

"Нет!" – во всю мочь проорал здравый смысл Лёльки – но когда в последний раз он имел право решающего голоса?..

– Когда? – прищурилась девочка.

– В полночь. Я зайду… за вами, – еле шевельнулись губы дайёнкю. Глаза ее, не отрываясь, смотрели в пол.

– А как же наш часовой?

– Он… ничего не заметит.

– Хорошо. Спокойной ночи, Чаёку-сан! – громко сказала княжна и демонстративно потянулась, зевая.

Отоваро и Хибару намек поняли. По их сигналу слуги, поджидавшие в коридоре, убрали посуду, закрыли тяжелым медным колпаком догоравшие в очаге угли и расправили кровати. Тихон запрыгнул на своё любимое место – на Лёлькину подушку, сжался в розовый пушистый ком и сам стал похож на маленький пуфик.

Пожелав подопечным приятных сновидений, вамаясьцы потушили фонари и вышли из комнаты, не забыв опустить за собой засов.

Едва удалявшиеся шаги затихли за углом коридора, как Ярик жалобно простонал:

– Лё… Я не хочу никуда идти. Мне это не нравится. И Чаёку мне не нравится больше. Со времени той поездки к глиняному войску она как чужая стала!

– Угу… – задумчиво согласилась княжна.

– Чего угу?

– Чужая. С одной стороны, – уточнила девочка.

– А с другой чего? Делать чего будем, спрашиваю! Ты меня слышала, Лё? Не хочу я туда с ней идти, ни днем, ни ночью, ни вообще никуда!

– Слушай, Яр… Конечно, твоё мнение про Чаёку я поддерживаю всеми руками и ногами, но неужели тебе вот нисколечко не интересно, что и кто там творит?

– Нет! Нас это не касается! Пусть они там хоть золото ищут, хоть подземный ход в Лукоморье прокапывают!

– Подземный ход в Лукоморье нас очень даже касается, – не согласилась Лёлька.

– Он нас касаться будет, когда прокопается. А пока – ну их к бабаю якорному!

– А мне кажется, надо с ней всё-таки…

Легкий стук чего-то твердого и не очень тяжелого о стену рядом с окном со стороны улицы заставил ее прикусить язык.

– Лё?.. – настороженно приподнялся в постели Ярик.

– Откуда я знаю, что это бы…

Свист рассекаемого воздуха – и что-то металлическое звонко шкрябнуло по стене уже со стороны комнаты и впилось в подоконник.

– Кошка! – догадалась княжна.

С колотящимся сердцем она вскочила, схватила фонарь, большой и увесистый и, пригибаясь, бросилась к окну. Щас мы им покажем, как бедных детей ночью пугать!

Веревка натянулась, задергалась, и с улицы донесся шорох ног, переступавших по стене. Кто-то карабакался по веревке к ним в комнату.

Лёлька занесла над головой свое оружие – и тут идея получше пришла ей в голову. Ухватив со стола палочки для еды, принципиально лукоморцами не используемые, и столь же принципиально вамаясьцами не уносимые, она выхватила из-под медной крышки очага тлеющий уголек и заняла позицию у подоконника, примериваясь к веревке. Пусть учатся летать вамаясьские орлы! Или орлицы? Или орлята?

Памятуя Змеюки и ее Обормота, девочка украдкой выглянула наружу – и палочки разжались, роняя уголек на плечо ночному визитёру:

– Ай!

– Ой, извини, Мажору! Не удержала!

– Спасибо, что не на голову, – стоически заметил мальчик, беззвучно спрыгивая в комнату.

– Мажору! Сто лет тебя не видели! Ты в гости или по делу? – Ярик, забыв переживания, мигом вывалился из кровати.

– В гости по делу, – настороженно оглядев комнату, прошептал юный Шино, странно одетый во всё черное и с черной повязкой на голове. – Синиока сегодня днем подслушала… нечаянно! – разговор отца с Оду Таракану и Кошамару-старшим.

– Синиока внизу? – Ярика точно бросило к окну.

– Нет, она осталась во дворце, – покачал головой гость.

– Яр, угомонись, – строго нахмурилась девочка. – Мажору, рассказывай.

– Это было "расскажи, пожалуйста, что вам удалось узнать, и спасибо большое, что ты пришел к нам, рискуя немилостью отца и гневом матери"?

Только открытый искренний взор юного Шино не давал подумать, что в его словах содержится упрек или подкол.

– Это было… – вспылила Лёлька, но под взглядом раскосых черных глаз замялась и прикусила губу. – Да. Оно. Спасибо. И пожалуйста. В смысле, я не хотела тебя обидеть. Просто с этими влюбленными… и Вечными… и всем прочим…

– Да, конечно, я понимаю ваше затруднительное положение и полностью сочувствую ему. И вам тоже. Но ему больше, – на губах Мажору мелькнула и пропала лукавая улыбка. Не уверенная, привиделось ли ей или нет, княжна на всякий случай скроила постную мину и медленно кивнула.

– Ага. Я так и подумала.

– Ну так что же Синиока всё-таки услышала? – заскучав от непонятных ему экивоков, Ярик напомнил о себе, хотя в действительности на языке у него крутилось: "Синиока просила мне что-нибудь передать?".

– Вечные выходили из кабинета отца и остановились на пороге, заканчивая беседу, похоже. Синиока проходила мимо. Поэтому многого ей узнать не удалось, естественно… Но она уловила, как Таракану говорил отцу, что этим вечером проблема с недостающим материалом будет разрешена с помощью нее.

– Синиоки?! – в ужасе охнул Яр.

– Нет-нет! – Шино замотал головой. – Так сказал Таракану – "с помощью нее"! То есть просто кого-то женского пола. Кто поможет эту проблему разрешить, с его точки зрения.

– Недостающий материал – это, наверное, кровь… – бледнея, пробормотала Лёлька. – А "она"…

– Чаёку? – предположил княжич, и лицо его стало испуганно-жалким, и кого стало ему жальче – себя или бедную, запутавшуюся в клятвах дайёнкю, было неясно.

– Она как раз пригласила нас посмотреть, что происходит на Мишане…

– Где? – не понял Мажору.

– На горе. Там кто-то что-то роет, причем изо всех сил.

– Кошамару-младший, – с видом эксперта проговорил мальчик. – Ищут что-то, что поможет им оживить армию отца.

Лёлька вспомнила еще один подслушанный разговор – в доме волшебников в поселении за Якаямой, и задумалась.

– Но им не надо нашей крови… и вообще никакой… они ищут какой-то амулет Грома, так?

Мажору кивнул:

– Да. То есть кто первый оживит армию, тот и получит титул Извечного от отца – или сохранит его.

– Но этим-то еще копать и копать, и неизвестно, что выкопают, если вообще что-то, а Таракан хочет прибрать нас к рукам прямо сейчас! – бледный, как штукатурка, прошептал Ярик, нервно прислушиваясь, не идет ли по коридору за ними Чаёку. Но за дверями стояла тишина, не нарушаемая даже шагами их охранника. Значило ли это, что дайёнкю уже приступила к выполнению своего плана? "Часовой не услышит ничего"… Сглотнув подкатившую к горлу тошноту, мальчик уставился на пол под дверью, почти ожидая увидеть выплывающую оттуда лужу крови. Но к счастью для его нового имиджа доблестного лукоморского витязя, ничего, кроме узкой полоски тусклого света фонаря, из-под двери не виднелось. Еще более успокоил взгляд на лицо сестры, белизной своей выделяющееся даже в почти полной темноте комнаты. Если уж она, княжна Ольга Непоколебимая, Ольга Отважная, Ольга Прехитрая была такого негеройского цвета, то ему тем более было простительно.

– Что нам делать? – слегка растерянно и более чем слегка испуганно шепнула Лёлька.

– Бежать? – взгляд Яра, с каждой минутой всё больше удалявшегося от необжитого толком имиджа лукоморского витязя без страха, но с упрёком[253]253
  Которых – в трусости и мягкотелости – от сестры он получал в достатке.


[Закрыть], метнулся к окну.

– Ты когда в последний раз себя в зеркале видел? – кисло поинтересовалась девочка и, не дожидаясь пока брат побежит к шкафу, продолжила: – Мы на местных маленько не похожи, если ты забыл! Ну сбежим, и дальше что?

– А дальше ты заколдуешь нас, и никто не уз… – начал было княжич, и прикусил язык под людоедским взглядом сестры. Но было поздно.

– Так ты все-таки чародейка, – невозмутимо кивнул Мажору.

– Совсем чуть-чуть, – выдавила Лёлька. Если бы она была чародейкой хоть немного побольше, на месте Ярика сейчас гарцевала бы весьма испуганная зверушка – помесь жабы с каракатицей.

– Тогда бежим, – не вдаваясь в подробности, решительно приказал юный Шино. – Собирайте вещи.

– Погоди! Раскомандовался… – Лёлька вскинула руку и прищурилась. – С чего это ты нам вдруг вздумал помогать?

– Потому что поклялся защищать вас, – физиономия вамаясьца приняла торжественное, хоть и слегка оскорбленное выражение.

– Но если ты поможешь нам сбежать, и если Нерояма не найдет свой амулет или не сможет им распорядиться как надо, то твой же отец останется без армии!

– Да, это так. И это опечалит его выше всякой меры, – мальчик серьезно склонил голову.

– Но ты же… Ты же его сын! А это значит, что у тебя его гири!

По ошалевшему выражению лица Мажору было ясно, что среди многочисленных даров Шино-старшего своему наследнику никогда не попадалось не то что гирь, но даже завалящих гантелей или эспандеров.

– В смысле… – Лёлька смешалась, силясь правильно употребить название вездесущего, как инфлюэнца, вамаясьского закона вамаясьской же чести. – В смысле… ты в гирях по отношению к нему!

Мажору понял.

– Мама говорит, то, что у человека в груди – гири или сердце, каждый выбирает для себя сам.

– Опять мама сказала? Похоже, она у тебя имеет своё мнение по какому угодно вопросу, – хмыкнула Лёка. – Куда там какому-то бусидо.

– Да, а что? – строго ответил мальчик, и следующий комментарий – "маменькин сыночек" – замер на ее губах.

– Нет, ничего. Ее точка зрения мне нравится больше, чем отца.

Шино удовлетворенно кивнул, и Лёлька поняла, что если за что и можно схлопотать от него гирями в ухо, то это за шуточки про мать.

Собирать Ивановичам было особенно нечего. Закатать по паре штанов-рубах в одеяло – вот и узелок подорожный. "Голому одеться – подпоясаться", – говаривал князь Грановитый, и теперь, оглядывая снова и снова их тюрьму, почти ставшую жилищем, на предмет чего бы еще унести на память, Лёлька разводила руками: нечего. Денег у них не было, ценностей тоже, оружия и подавно. Продукты съели за ужином, и даже посуду слуги унесли. Не чайник с фонарями же тащить в дорогу… "Жить-поживать, добра наживать" – определенно не про их пребывание в Маяхате, поняла она, вздохнула, поджала губы, уже размышляя, где, как и каким образом, подхватила Тихона и двинулась к окну. Сверху Запретный город казался огромным, как город настоящий, полный огней на главных улицах и площадях, и черных омутов тьмы там, где располагались сады и домишки прислуги. Огромный, чужой, где никому не было дела до двух маленьких гайдзинов – ну пока, конечно, никто не назначил награды за их поимку. А ведь это всего лишь часть Маяхаты, причем небольшая… А Маяхата – крошечная часть Вотвояси. А Вотвояси – часть Вамаяси, а еще где-то к западу Вотвояси имеются…

Девочка представила себя песчинкой, затерянной в пустынной буре, и весь кураж рассосался бесследно, а в районе желудка разлился холодок страха. Если даже получится удрать из Запретного города, куда они пойдут? Что будут делать? Что есть? Где жить?..

– Я бы посоветовал надеть что-нибудь потемнее, если у вас таковое имеется, – проговорил Мажору за ее спиной.

– Зачем?

– Так обряжаются ниндзя, чтобы в ночи не было видно, когда направляются по поручению императора или тайсёгуна поторопить опаздывающего на встречу с пращурами.

– Для маскировки! – понял Ярик.

Лёлька хмыкнула:

– Какая разница – черное, белое, синее в розовую полосочку, маскировка-рокировка… Придет Чаёку, увидит, что нас нет, пойдет по следу – и всё равно выловит. И поспешим мы тогда сами на встречу с пращурами.

– Как пойдет по следу? – опешил Ярик.

– Ногами. Как еще. Она же маг. Им это раз плюнуть. А если сама не сможет – попросит своего суженого-ряженого и его прихлебателей.