Текст книги "Хождение Восвояси (СИ)"

Автор книги: Светлана Багдерина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 56 страниц)

– Как она? – обратился сенсей отчего-то к "Ярику", а не к поверженной "княжне".

– Говорит, что голова кружится и слабость, – сочувственно тараща глаза, доложила Лёка.

Лицо Отоваро отразило такую тревогу, что Лёльке стало мучительно стыдно за свои проделки – но другого выхода не было. Приходилось идти до конца.

– Чаёку как-то говорила, что Вечный Тонитама хороший врачеватель, – бросаясь как в омут с вершины скалы – и не зная, действительно ли там внизу, в тумане, он имеется, проговорила девочка. – Я так боюсь за свою сестру!

Иканай задумался ненадолго и приказал:

– Оставайтесь тут. Ори-сан, отдыхайте в тени. Яри-сан, тридцать кругов вдоль ограды, выполнить ката полностью столько же раз, и отработка пятнадцатого и шестнадцатого движений как единого. За это время я найду Чаёку.

В следующую секунду самурай перемахнул через ближайшую стену и пропал из виду.

– Пойдем бегать, вставай, – махнула рукой сестра.

– У меня всё перед глазами кружится и слабость, – Ярик показал ей язык и устроился поудобнее в тени.

– Сачок, – хмуро буркнула Лёлька.

– Если за нами наблюдают… – прошептал Яр, и Лёка, вздохнув, признала справедливость его довода. Но менее обидно от этого ей не стало. Трицать кругов! Тридцать! По площадке, где можно обучать сотню самураев одновременно, и еще останется место для народного гуляния с хороводами, ярмаркой и балаганом![140]140
  Хотя насчет хороводов она загнула.


[Закрыть]

Показав напоследок язык еще раз и сказав "бе-бе-бе", Лёлька закатала рукава и побежала, проваливаясь по щиколотку в мягкий песок, похожий больше на сахарный.

Под размышления о своей неведомо откуда проклюнувшейся волшебной силе, а самое главное, о ее пределах, незаметно пролетели десяток кругов. При заходе на одиннадцатый внимание ее привлекло что-то розовое, трепетавшее на ветру за плетеными щитами, сваленными в кучу у ворот. Бабочка? Сорванный кем-то цветок? Платок, унесенный ветром? Пробегая мимо, она обернулась – и шлепнулась на бок, споткнувшись о собственную ногу.

Синиока! Маленькая муза Ярика пряталась за фашинами, робко выглядывая промеж прутьев и не понимая, что ветер и кимоно выдали ее с головой.

Лёлька поднялась и, отряхиваясь и отплевываясь, помахала девочке рукой.

– Привет!

За щитами молчали. Княжна, показательно игнорируя вытянувшего шею Ярика, подошла к ним и прошептала:

– Твоё платье видно.

– Ой, – ответили фашины, и кусочек розового шелка втянулся под кучу.

– Не бойся нас, – шепнула Лёка. – Мы всё про тебя знаем. В смысле, что нам Чаёку рассказала. И мы еще ни разу не поблагодарили тебя за то, что ты для нас сделала. Нам с тобой теперь никогда не рассчитаться, – вспоминая странную вамаясьскую форму простого человеческого "спасиба", спохватилась она.

– Это мне с тобой не рассчитаться вовек, Яри-сан, – донеслось из укрытия. – Отец и Змеюки говорят, что я должна любить и уважать Обормоту, потому что он старший брат и от первой жены, и когда-нибудь станет главой нашего клана. А я его ненавижу. И ее тоже. Это она погубила маму. Все говорят, что лихорадка свела ее в могилу, но я знаю, это Змеюки!..

– Тогда ты должна была сказать отцу!

– Я говорила. Но он ответил, что я мелю чушь, и что я глупая девочка. Ведь самые лучшие врачеватели лечили ее, и даже сам Вечный Тонитама приходил…

Девочка за фашинами вдруг смолкла.

– Что ты? – присела Лёлька и заглянула в щель.

– Змеюки сказала, что если я еще хоть раз скажу эту ложь, за мной прилетит котэнгу с крыльями черными, как душа грешника, и унесет меня в царство тьмы, – испуганно пролепетала Синиока.

– Кто такой котэнгу?

– Огромный ворон-человек. Символ клана Шино. Он летает над Запретным городом по ночам и не дает никому выходить на улицу без специального амулета.

– А если кто-то выйдет?

– Таких больше никто и никогда не видит, – еле слышно пискнула она.

Сердце княжны пропустило такт. Так вот отчего Чаёку утром так разволновалась, когда услышала, что в их комнату влетела ворона! Хотя ворон и ворона птицы разные, но ведь ночью все вороны черны… И вот кто, значит, летал над их головами, когда они ко дворцу Шино шли, и про кого служанки на следующий день судачили!

– А отчего ты из-за корзин не выбираешься? – Лёка покрутила головой, и никого не приметила. – Тебя не увидят.

– А Отоваро-сенсей?..

– Перепрыгнул через забор и побежал за Чаёку.

– Зачем?!

– Яр… Яркое солнце слишком, – быстро поправилась княжна. – Думаю, моей сестре напекло голову. У нее всё перед глазами кружится, и слабость.

– Передавай ей мои пожелания скорейшего выздоровления, – прошептала девочка. Впрочем, увидев из своего убежища предмет их разговора, мчавшийся к ним со скоростью библиотечного чахлика незадохлого в барханах Узамбара, она торопливо выскользнула из-под груды щитов и метнулась к воротам – но остановилась.

– Яри-сан! – прошептала она дрожащим голоском, низко склоняя голову и сложив перед грудью руки лодочкой. – Ты – самый настоящий самурай из всех самураев, которых я только знала! Я хочу подарить тебе кое-что, чтобы ты помнил обо мне…

И она достала из-за пояса три неровных камушка – белый, синий и красный, закрепленные на красном шнурке замысловатыми узлами.

– Это браслет на удачу. Я сама его сделала. Можно… я его тебе сама… повяжу?

Не в силах выдумать предлога для отказа, Лёлька протянула руку, и девочка проворно закрепила свой талисман на запястье.

– Спасибо. Очень… интересный.

– Пожалуйста.

Девочка всё еще не поднимала головы, но было видно, что она улыбнулась – но тут же плечи ее опустились.

– Завтра я буду желать т-тебе… п-победы. Хотя это… н-невозможно…

На песок капнула одна слеза, другая…

– Я прошу тебя… я знаю, что ты – самый храбрый буси на Белом Свете… но пожалуйста… когда завтра Обормот тебя ударит, ты сразу падай и делай вид, что больше не можешь биться. Он пообещал переломать тебе все кости! Я сама слышала! Он так бесился из-за проигрыша в поэтическом состязании, так бесился… Перебил всю посуду за обедом!

– Но он выиграл!

– Все считают, что он проиграл. Император отдал тебе предпочтение.

– Но ведь говорят, что император у вас – всё равно что…

– Си…си…ниока!!!.. – задыхаясь и алея – то ли от солнечного удара, которого не было, то ли от возмущения чувств, которых имелось в избытке, воскликнул Ярик, добегая, наконец, до предмета своего обожания – и падая у ее ног.

– Ой. У нее действительно голова кружится и слабость… Желаю вам скорейшего выздоровления, Ори-сан! До свидания! – девочка быстро поклонилась и выскользнула за ворота.

– Сини…ока!.. – потрясенный такой насмешкой судьбы, княжич попытался встать, но снова рухнул на песок.

– Говорила я тебе – пойдем бегать! Сачок! И слабак! – злопамятно сообщила Лёлька, хотя могла обойтись простым "бе-бе-бе".

– Про что вы с ней говорили? – отмахнувшись от насмешки, нетерпеливо спросил княжич.

– Пробежишь тридцать кругов – скажу, – коварно прищурилась девочка. – А тридцать раз без ошибок ката повторишь – еще и покажу кой-чего.

– Что? – глаза Ярика загорелись.

– Что?.. Что вы делаете, Ори-сан?! Зачем вы поднялись?! – донесся из-за ворот взволнованный голос Чаёку и стукоток приближающихся гэта.

– Готовься, – моментально посерьезнела Лёлька. Но судя по моментально изменившемуся цвету лица брата, предупреждения были излишни.

Лёлька ожидала, что их поведут в логово совета – туда, где они встречались с Адалетом. Но вместо этого Чаёку – постоянно озираясь, словно шла по территории, занятой противником – отконвоировала их к каким-то зарослям и велела подождать. Теряясь в догадках, княжичи топтались на месте и разглядывали густую растительность, вставшую перед ними стеной, пытаясь отыскать если не проход, то хотя бы смысл их пребывания в этом месте.

И то и другое одновременно обнаружилось само по себе – ну может, с небольшой помощью дайёнкю. После того, как она прошла несколько раз вдоль нежданного леса и обратно, яростно бормоча под нос то ли заклинания, то ли ругательства[141]141
  Зная Чаёку, они склонялись к первому варианту, но ставок делать не стали бы.


[Закрыть], часть зарослей отползла вбок, точно штора. В проеме, оказавшемся калиткой в стене, появился одноглазый человек непонятного возраста в одежде опрятной и даже богатой – если не считать длинную безрукавку, которой не всякая служанка согласилась бы даже мыть полы.

– Тонитама-сан! – Чаёку бросилась к нему, готовая не то расцеловать, не то разорвать. – Доброго утра вам и приятного дня!

– Доброго, – невозмутимо согласился Вечный, но на всякий случай попятился.

– Ори-сан плохо себя чувствует, несколько раз упала на тренировке!

Вечный бесстрастно воззрился на нее.

– Не окажете ли вы нам честь, уделив немного вашего драгоценного внимания нашим недостойным персонам, и не примите ли мою подопечную, Тонитама-сан? – девушка спохватилась и склонилась почтительно, как подобает четвертой ученице перед Вечным.

Тонитама молчал дальше. Более красноречивого молчания Лёлька не встречала еще никогда. Она стояла, не сводя исподтишка взгляда с волшебника, и гадала, как это у него получается. Похоже, простого нераскрытия рта было недостаточно, но секретный ингредиент молчания массового поражения ускользал от нее, как обмылок на мокром полу.

– Вернее, подопечную совета, – Чаёку попробовала перейти в наступление, но была отброшена на исходные позиции непроницаемым молчанием.

– Мне кажется, что недомогание Ори-сан имеет причины, выходящие за пределы обычной этиологии расстройства здоровья, – сделал она еще одну попытку, с другого фланга.

Тонитама молчал.

Лёлька тоже молчала, соображая. Чего бы ни добивался Вечный, они с Яром своё уже получили. Он их увидел, он ничего не сказал, значит, они выглядят, как должны. Вернее, как не должны. Значит, можно убираться восвояси – в буквальном смысле слова, пока и впрямь не приемный день. А то, спаси-упаси, как примет, как докопается до чего-нибудь… Но только она раскрыла рот, чтобы сообщить, что чувствует себя великолепно и что пора приступать если не к тренировке, то к обеду, как заговорил Яр:

– Если совету больше не нужен амулет Тишины, – оттопырил он губу и выставил вперед ногу в попытке изобразить сестру, – то можете сказать Адалету, что один из заложников умер от непонятной хвори, а второму проломили палкой голову. Или попробовать его обмануть. До свидания.

Лёлька едва успела стиснуть кулаки, чтобы невзначай не придушить его.

– Проходите, – Вечный отступил, открывая проход.

– Нам вовек с вами не рассчитаться, – склонилась до земли Чаёку.

– А может, мы лучше пойдем? – как можно более робко проблеяла девочка и попятилась. – Нам тренироваться надо. И Лёля ведь себя уже хорошо чувствует? Правда?

Она нежно взяла Ярика за руку и стиснула так, что тот едва не подпрыгнул.

– Правда ведь, Лёлечка? – упорно повторила она. Глаза их встретились, и Лёка удивилась, как, будучи ей, одновременно можно быть настолько Яриком.

– Аг…га, – как кролик под взглядом удава, послушно кивнул княжич и тоже попятился[142]142
  Правда, от Вечного или сестры – вопрос открытый.


[Закрыть]. – Я уже здоров…ва. Мне хорошо. Просто голову напекло. Спасибо. До свида…

– Это не займет много времени, Ори-тян, – взгляд единственного глаза пробуравил его насквозь, и мальчик прикусил язык.

– Проходите, – дайёнкю повторила приглашение мага. Бежать было поздно. В желудке княжны нервно заёрзал холодный комок предчувствий.

Тонитама закрыл калитку – руками, не волшебством – и привел их в свой миниатюрный сад камней. Они ступили с травы на белую гальку, устилавшую пространство между черными валунами, и солнечный свет над ними слегка померк. Встревоженная, Лёлька оглянулась и увидела, что Чаёку осталась стоять на траве, сунув руки в рукава кимоно и прикрыв глаза.

Вечный встал в самом центре круглого, как арена балагана, сада и жестом пригласил их занять место перед собой. Дети повиновались. Ладони мага зависли над макушками Ивановичей, и не успели они ничего понять, как камни вспыхнули алыми ломаными прожилками – будто молнии рвались изнутри наружу. Небо потемнело, и за пределами сада всё пропало. Левый глаз Вечного, скрытый повязкой, засветился белизной.

Лёка хотела крикнуть, отвернуться, убежать – но ноги словно приросли к земле. Взгляд ее – единственное, что еще могло двигаться – в панике метнулся к Яру. Он стоял, вытаращив глаза и приоткрыв рот. На лице его играли карминные отсветы молний. Темнее, светлее, то почти розовые, то словно налитые кровью, то багряные, набегавшись по лицу, они стекли на одежду и там снова принялись за свои психоделические догонялки. Глянув на себя, она увидела, что светопредставление вовсю идет и на ее руках и одежде. Несколько мгновений – и на груди ее, а потом и брата ослепительно-белым засветился какой-то прямоугольничек. Амулет Нероямы, поняла Лёлька. И тут же новое понимание осенило ее, одновременно пугая и приводя в восторг. Магию! Вечный ищет магию, но всё, что нашел – подарки своего товарища! Значит, ее заклинание…

Края одежды Яра очертила бледная кайма, и ее наряд поддержал это модное начинание сезона.

…Обнаружилось?!..

Сердце Лёльки подпрыгнуло и застряло в горле. Малиновый свет спустился на ноги, помигал рассеянно, и потух. Молнии на валунах еще с пару секунд тускло посветились бордовыми ниточками и тоже пропали. Вокруг стало темно, будто ночь опустилась на город. Лёлька глянула на небо в поисках луны или звезд – и поняла, что снова может двигаться.

– Идем, – проговорил Тонитама и увлек их к траве. Белая галька под их ногами чернела и рассыпалась в пыль.

Несколько шагов – и дневной свет резанул привыкшие ко мраку глаза. Лёлька вскинула кулаки, защищаясь, но успела разглядеть враз заслезившимися очами взволнованное личико дайёнкю. Было видно, что целый рой вопросов рвался с ее языка, но она стояла, сложив перед собой ладони лодочкой, и почтительно ждала, пока Вечный изволит с ней заговорить.

У Лёльки же не имелось никаких обязательств перед старшим по званию, и уж тем более не было дела до вамаясьского этикета.

– Я… буду жить? – просипела она трагическим голосом в лучших традициях Яра-плаксы, каким она его себе представляла, и тут ее взял за руку сам изображаемый персонаж. Его-ее поза и физиономия выражала бездну мужества, самоотверженности и презрения к опасностям, достойных не только любого примадона театра Выкаблуки, но и самого Алехандро Репиньяка из царской труппы.

– Я спасу тебя от чего угодно! Не бойся! Ведь я – твоя умная сильная сестра!

Лёлька застонала. Артист погорелого театра, в рот компот! Неужели она и впрямь так выглядит, когда в голову приходит поиграть во всемогущую старшую сестру?! Неужели так говорит?! А если нет, то теперь каждый слепой увидит, что Яр – это не она! Ну или не каждый… Но Чаёку, ставшая им обоим за это время старшей сестрой, обнаружит подмену точно!

– Вас что-то беспокоит, Яри-сан? – дайёнкю взволнованно склонилась перед ней.

– Завтрашний бой, – нахмурилась девочка и как бы невзначай двинулась к выходу. – Тренироваться надо.

Девушка озадаченно моргнула, но тут же традиционно-невозмутимое вамаясьское выражение вернулось на ее лицо.

– Вот слова, достойные буси, и дух настоящего самурая.

Взгляд ее вернулся к Вечному:

– Тонитама-сан. Если моим подопечным угрожает магическая опасность, совет будет перед вами в неоплатном долгу за раннее предупреждение.

Тот качнул головой. Для обычного человека это было равносильно долгому интенсивному мотанию на отрыв.

– На них самих ничего нет. Но на одежде я видел следы. Это может быть признаком вмешательства известного нам клана или кого-то иного.

– На одежде?.. – Чаёку свела брови в задумчивости. – Мой отец исправлял фасоны нарядов, вышедших из-под игл дворцовых швей.

– Это может всё объяснить, – согласился Тонитама, – но руку твоего отца я бы узнал из сотни. Хотя, говорят, когда боевой маг обращается к бытовым чарам, его отпечаток может меняться, а результаты быть непредсказуемы.

Он окинул взглядом одежду на лукоморцах и вздохнул с видом: "Я же говорю. Ну вот какому нормальному человеку может придти в голову носить такое?".

– Покойный Шизуки-сан называл это проблемами совместимости, – подтвердила девушка.

– Проблемами пренебрежения тривиальным бытом со стороны людей, способных мановением руки разнести в пыль дворец, я бы сказал, – сухо хмыкнул вамаясец.

– С вашего позволения, Тонитама-сан, если вы ничего не желаете добавить к вашему суждению, мы покинем ваше драгоценное присутствие, – почти не обиженная за отца поклонилась дайёнкю.

Вечный одарил ее нечитаемым взором и она, сложив руки перед собой, с поклонами попятилась, увлекая за собой Ивановичей. Прием – то ли у врача, то ли у члена совета – был закончен.

– Чего тебя утром потащило выпендриваться у ворот Тонитамы? – пережевывая ненавистную рыбу и лаская грустным взором креветок в тарелке брата, тихо пробормотала Лёлька за ужином.

– Я тебя изображал, между прочим, – надулся Ярик, считавший свой бенефис в роли сестры беспримерным успехом. – Ты бы в такой ситуации молчать не стала, а брякнула что-нибудь эдакое.

– В такой ситуации, и в другой тоже, я бы сперва подумала, чего брякаю! – въедливо сообщила она. – А если бы они обнаружили мою магию?

Яр округлил глаза и уставился на сестру в искреннем недоумении:

– Твою-то?! Да ну…

Лёка прикусила язык. С одной стороны хорошо, когда выдрессированный младший брат верит безоговорочно во всё, во что не веришь даже ты сама. А с другой…

– В следующий раз не только говори, как я, но и думай, как я. И будет тебе счастье, – буркнула она и принялась за чай.

Изображать Ярку тоже было не сахар: полдня подставляться под его неуклюжие выпады, падать от малейшего толчка, и делать вид, что задыхаешься уже на втором круге во время пробежки, артистизма требовало немалого. А когда Чаёку по пути в башню с восторгом указала на похожую на сердце розоватую тучку, кропившую дождиком Мишаню, попросила "Яра" сочинить что-нибудь красивое, а в ответ услышала: "Дождик, лей, дождик, лей – на меня и на людей. На моёго милого не капли ни единого"… По выражению ее лица можно было подумать, что ей предложили кимоно надеть задом наперед. Еле-еле усталостью и переживаниями за завтрашний день оправдаться смогла…

В конце концов, сытые, усталые и до определенной степени довольные, княжичи добрались до постелей. Но несмотря на то, что валились с ног, и глаза закрывались еще минуту назад, уснуть они не могли еще долго…

Тяжелый протяжный звон гонга заполнил внутренний двор Малого дворца Усердного Поиска Гармонии, заглушая голоса, и когда последний отзвук растаял, над брусчаткой, застеленной татами, воцарилась тишина.

Лёлька, чувствуя в районе желудка наступление глобального похолодания с ледниковым периодом в арьергарде, снова оглядела собравшихся вокруг поля их будущего боя. Тайсёгун, сложив на коленях руки, неподвижно восседал на открытой галерее, огибавшей стены дворца. Справа от него в таких же позах застыли двое Вечных, похожих как отражения – Нерояма и Нивидзима Кошамару. Слева, массивные и хмурые, возвышались двое незнакомых вамаясьцев в черном, судя по выражению брутальных физиономий – военные. В дальнем конце двора, одетый в белую мешковатую рубаху и черные штаны как два паруса, с видом полководца перед парадом побед, стоял Обормоту в окружении сенсеев. Один полировал его шест, другой нашептывал что-то на ухо, заставляя мальчика хихикать, третий беззастенчиво сверлил взглядом его противников, рассчитывая то ли смутить их, то ли высмотреть что-то полезное для их подопечного.

У стен топтались разнообразные зеваки, среди которых Змеюки и ее приближенные занимали не последнее место ни по количеству, ни по качеству. Лёлька поискала Синиоку, но не нашла. Не пустили? Не видно из-за взрослых? Но долго думать про нее времени не было – взгляд, словно бесприютная душа, метался по сторонам, нигде не задерживаясь надолго.

– Успокойтесь, – услышала она за плечом голос Отоваро Иканая. – Дышите равномерно. Всё будет так, как должно быть. Победите вы или проиграете, решать только великой Яшироке Мимасита, да озарит она своим светом клан Шино.

– Лучше нас пусть озарит, – обиженно буркнула девочка. – Они и так все озаренные – дальше некуда, в темноте без фонаря ходить могут.

– Сильный и богатый – не значит озаренный, Яри-тян, – проговорил сенсей. – Сияние может осветить путь, а может ослепить глаза.

Не в состоянии рассуждать о философских материях даже в спокойные времена, сейчас Лёлька только пробормотала, куда Обормоту может засунуть свои глаза, чтобы их точно уж ничего не слепило, и заозиралась снова. Сердце предательски колотилось. Скорее бы начали! Навешать ему кренделей… или он ей… только скорее! Ну сколько можно нервы мотать! Чего еще ждут?! Какого…

Распорядитель занес колотушку для второго удара – и застыл.

– Тэнно, тэнно!.. – пролетел шепоток над толпой. Словно подкошенные, все как один попадали на колени.

– Император! – прошипел Иканай.

– Где император? Зачем император? – ошеломленная Лёлька закрутила головой. – Откуда?

– На колени! – шикнул из района коленок голос Чаёку. Девочка, спохватившись, последовала примеру вамаясьцев, а когда подняла голову, то Маяхата с рассеянной улыбкой на тонких губах уже устраивался на шелковой подушечке рядом с Миномёто. Выселенный с нее вояка бодал лбом голый пол рядом с товарищем.

– Теперь он не посмеет вас убить – по крайней мере, очень уж нарочно, – проговорил ей на ухо Отоваро.

– Хвала Мимасите – я буду убит как бы нечаянно, – княжна закатила глаза, ухом чувствуя укоризненный взор сенсея.

– Такое впечатление, будто чемпионат Белого Света начинается, а не избиение младенца, – мрачно и презрительно проговорил Ярик в почти превосходной имитации ее. Может, он не совсем безнадежен…

Император сделал знак, что хочет говорить, и поднявшийся было гомон улегся.

– Я совершенно случайно узнал об этом любопытном событии… – начал он, и Лёлька заметила, что дыхание Негасимы было чуть прерывистым, словно он только что перешел на шаг с бега – или очень быстрой ходьбы. Но ведь императоры не бегают? Тем более поглазеть, как один пацан будет лупить палкой другого?..

– …и решил взглянуть. Заодно я нашел ключ к тайне, чем таким важным занят весь клан Шино и половина моих военачальников. Слава всесильной Мимасите, это не очередной заговор.

Император улыбнулся. Реакция собравшихся на шутку выдала принадлежность к клану Шино так же ясно, как символ ворона на груди.

– Приятно снова видеть двух соперников, достойных схватиться друг с другом, пусть в этот раз на поле брани, а не на листе бумаги. Не сомневаюсь, что бросающаяся в глаза молодость одного из противников с лихвой компенсируется другими качествами, скрытыми пока от наблюдателя, и надеюсь, что скрыто не слишком много – хотелось бы всё-таки, чтобы юный буси из Рукомото дал Обормоту-тян хотя бы один шанс.

Ярик хихикнул. Лёлька прыснула. Обормоту сверлил взглядом песок и пламенел щеками.

В толпе между дамами и придворными мелькнул розовый лепесток. Синиока! Княжна улыбнулась, и на душе отчего-то стало легче.

– Начинайте, – император кивнул своему верховному полководцу. Миномёто, невозмутимый, как танк, поднял голову и огласил:

– Я открываю бой чести между Яри из клана Рукомото и Обормоту из клана Шино. Сражаться противники будут на дзё, до трех иппонов, или пока один из них окажется не в состоянии продолжать бой. И да благословит их доблесть и искусство лучезарная Мимасита.

Распорядитель встретился взглядами с тайсёгуном – и колотушка опустилась на бронзовое блюдо гонга, возвещая о начале битвы титанов суперлегкого веса.

– Ступай, – сжала рука Иканая ее плечо. Лёлька поднялась с колен и, не оглядываясь, двинулась вперед.

Обормоту с шестом наготове уже направлялся ей навстречу. С оружием в руках он не казался таким неуклюжим и нелепым, как в парадном кимоно на состязании поэтов, и у девочки в душе снова проснулся комок недобрых предчувствий.

Приблизившись на расстояние вытянутого шеста, соперники остановились, поклонились, не сводя напряженных взглядов друг с друга, и отшагнули назад. Лицо Шино-младшего было багровым от еле сдерживаемой ярости, белели костяшки пальцев, стискивающих шест, и в первый раз Лёлька почувствовала благодарность к неизвестному сплетнику, доложившему императору об их маленьком сведении счетов.

Первый выпад вамаясьца был внезапен, но предсказуем. Несостоявшийся тычок в грудь – шаг влево – контратака… Звонко ударились шесты, выбивая почти барабанную дробь, и сухое эхо прокатилось по двору, заставляя умолкнуть зевак. Всё пропало вокруг Лёльки – звуки, краски, люди, солнце, дворец, и даже мерзенькое чувство страха притаилось до лучших времен, оставляя ей лишь татами, противника и его дзё. Как учил Отоваро. Как добивался Ерофеич. Как и должно быть.

Обормоту не ожидал такой прыти от неприятеля на пять лет младше его, но отбил и закружил вокруг, как акула, скаля зубы. Удар в голову – уход – ответный удар – парирование – финт – и снова удар. Перестук шестов, изредка перемежаемый мягкими ударами, достигавшими цели. Стук крови в ушах. Грохот сердца. Рвется дыхание. Какая-то неистовая сила ревет в груди, призывая наплевать на всё, бить, крушить, лупить, кусать – но годы тренировок берут свое. Осторожно. Быстро. Точно. Атака. Парирование. Уход.

Удар – и на лбу вамаясьца алеет ссадина. Тычок – и Лёлька летит на татами. Промедление – и она на ногах, с дзё как с копьем и оскаленными зубами.

Атака – уход – финт – контратака… Саднит ее бок. Кровь стекает по носу мальчишки. Взмах – уход – атака – тычок – финт – удар…

Осторожная поначалу карусель с каждым ударом – нанесенным и пропущенным – раскручивалась всё стремительней, превращая схватку в причудливый танец, живущий своей жизнью и логикой. Финт – взмах – зацеп – бросок… Обормоту шмякается на татами, как куль с конфетами, теряя оружие. Скорей!..

Лелька четко, как учил ее Иканай, обозначила удар в горло и отступила, перехватив дзё.

– Яри из клана Рукомото – иппон, – кто-то возглашает голосом бесстрастным, как крепостная стена, и радость победы охладевает. Столько деремся – и только один иппон?! А их надо три! Иппона мама!..

Еще пять секунд – и ему засчитают поражение! Проваляется или нет? Хоть бы, хоть бы, хоть бы… Раз… два… три…

Обормоту вскочил, скрипя зубами. Глаза, и без того не навыкате, превратились в щелочки-бойницы. Щурься-щурься, Обалдуй…

Под взглядом Обормоту – странным, сулящим то ли лёгкую смерть, то ли мучительную жизнь – она отступает еще дальше, давая ему занять позицию.

Спокойно. Дышать ровнее. Глядеть в оба. Наплевать на колено. Наплевать на бок. Наплевать на всё. Вперед!

Удар – уход – атака – промах – финт – уход – атака… Промах! Шест Обормоту огрел ее по спине. По кошачьи извернувшись, она выбросила свой дзё вперед – только суставы затрещали, развернулась, парируя – но оружие Обормоту врезалось в плечо, отбрасывая и сбивая с ног. Кувыркаясь по татами, она видела, как он кинулся к ней с дзё наперевес, как с копьем. Она метнулась вправо – и кончик шеста ткнулся рядом с ее щекой. Влево – и опустился, где только что была ее голова. Она рванулась, что было сил, уходя от нового удара, вскинула ноги в попытке вскочить – и ощутила, что пнула что-то твердое и вертикальное. В следующий миг кто-то шмякнулся в шаге от нее с отчетливым "Йё!.."

Сбила Обормота!!!

Вспомнив первый урок Иканая, она резко вдохнула – и под пронзительный визг, раздирающий перепонки, дзё ее ткнулся вслепую во что-то твердое. Сегунёныш замычал – то ли от боли во лбу, то ли в ушах.

– Прекрати! – взвыл он. – Это не дао буси!

В ответ разъяренная Лёлька проорала что-то похожее на "Дао хусим!", вскочила – и оказалась нос к носу с вамаясьцем. Шесты взметнулись одновременно – его в замахе, ее, перехваченный посередине, крутанулся как кленовое семечко, отбивая одним концом атаку – и припечатывая второй ко лбу Обормоту. Глаза его сошлись к переносице, пальцы разжались, шест опустился безвредно ей на плечо, а сам он мешком осел на татами.

"Ага! Так ему, гаду!" – была первая вспышка радости, тут же сменившаяся тихим ужасом: – "А если я его убила?!"

– Обормот?.. – выронив дзё, бросилась она к нему, краем уха слыша, как кто-то выкрикнул про иппон дому Рукомото, как другой кто-то принялся отсчитывать секунды, как вопила где-то какая-то женщина. – Обалдуй? Образинчик?..

Мальчик лежал, не шевелясь. Она бросилась на колени, схватила его за запястье, смутно припоминая, что где-то там можно нащупать какой-то пульс, и что у мертвых он слабый, а у живых, вроде, то ли наоборот, то ли вообще нет, но чьи-то руки обняли ее за плечи, подняли и мягко, но непреклонно повлекли прочь.

– Он живой? Живой? – оборачивалась она непрестанно, но всё, что открывалось при этом ее взгляду – толчея вокруг предполагаемого места падения противника.

Те же руки опустили ее на колени и мягко тронули затылок, заставляя голову склониться.

– Яри из дома Рукомото благодарит сюсинов за беспристрастное судейство, – раздался голос Отоваро над ее ухом, и в первый раз она поглядела не за спину, а перед собой. Император лучился точно именинник, Вечные были непроницаемы, как каменные болванчики – хоть и каждый по-своему, военачальники хмурились и едва не рычали…

Лицом тайсёгуна можно было замораживать водопады.

– Поединок был равным и честным, Яри из клана Рукомото, – проговорил он после долгого молчания. – Мой сын не будет иметь к тебе претензий.

– Он живой? – вырвалось у нее то, что крутилось на языке.

– Полагаю да, – тонкие губы тайсёгуна изломились в брезгливой усмешке. – Хотя получив второе поражение подряд от противника младше его на пять лет я бы на его месте пожалел, чтобы меня не убили.

– Он же ваш сын! – забыв обо всем, выпалила Лелька. – Как вы можете так говорить!

– Слабый не может наследовать бразды правления империей, тем более в такие бурные времена. А сыновей у меня хватает. Пусть они младше, но не такие… неудачники.

– Он не неудачник! – сама не понимая, что и, самое главное, зачем она это говорит, девочка сердито ударила кулаком по коленке. – Он… Ему просто не повезло! Он очень хорошо дрался! Я – один сплошной синяк!

– Хорошо драться и побеждать – разные понятия, Яри-тян. Тебе это еще только предстоит понять. С позволения тэнно мы покинем поле боя.

– Тэнно позволяет. Ступайте. У вас, наверное, есть еще более важные дела.

Миномёто поднялся – взгляд отстраненный, лицо бесстрастное – и скрылся за раздвижной стеной дворца. Воеводы и Вечные, как нитки за иголкой, последовали за ним. Аудиенция была окончена. Лёка проводила их взглядом, кипя от возмущения, словно тайсёгун поиздевался над ней, а не над своим Обормотом… которого вдруг отчего-то, глупо и совершенно нелогично, стало жаль.

– Я с удовольствием наблюдал за вашей схваткой и на этот раз, Яри из Рукомото. Хотелось бы только полюбопытствовать, что есть дао Хусим? – Маяхата, один никуда не спешивший, словно повинуясь правилу "последний пришел – последний ушел", приподнял вопросительно бровь.