Текст книги "Хождение Восвояси (СИ)"

Автор книги: Светлана Багдерина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 47 (всего у книги 56 страниц)

Тот оглянулся – и Лёлька отшатнулась. Взгляд его был полон отчаяния, словно не за Ивановичами, а за ним гналась шайка колдунов, а в мозгу у нее забилось лишь одно слово – то ли безмолвно выговоренное Тихоном, то ли отзвук ее собственного: "Быстрей!.. Быстрей!.. Быстрей!.." Он хотел, чтобы они шли за ним? Но куда?

"Быстрей!.."

Не понимая, что происходит – а самое главное, зачем, Лёка дернула брата за руку:

– За ним! Скорей!

– Но?.. – взгляд Яра, едва ли не более отчаянный, чем их друга, устремился к ней с мольбой – но девочка была непреклонна.

– Он… что-то… хочет!

– Я… тоже… много… чего… хочу… – с несвойственной ему ворчливостью просипел мальчик, бросил прощальный взор в сторону императорского дворца, и поковылял вдогонку за Тихоном.

Куда их тащил лягух, стало ясно очень скоро. Неожиданный и пугающий, из зарослей азалий перед ними возник дощатый, сколоченный наспех забор. Сперва Лёлька не поняла, что это лукоморское народное сооружение делает на территории сплошного сибуя, но пару выдохов спустя ее осенило единственное объяснение-воспоминание.

– Мишаня! Гора! Раскок…распоп…попки…копки!

Ярик, согнувшись пополам, уперев руки в колени, воззрился на нее подобно умирающему лебедю[259]259
  Которого попросили извлечь кубический корень из производной от интеграла десятичного логарифма.


[Закрыть]:

– Че…го?

Но княжна не успела ответить: Тихон боднул головой одну доску, и та подалась. Не дожидаясь дальнейших намеков, Ивановичи отвели ее в сторону, протиснулись в щель, и доска качнулась назад, закрывая следы проникновения и отгораживая их от внешнего мира. Ярик хрипло выдохнул, утер лицо изодранным кустами рукавом и в изнеможении опустился на траву. Лёлька, в кои-то веки наплевав на предосторожности, осела рядом, навалилась на плечо брата и закрыла глаза.

– Всё… Ноги… кончились… – прошептала она.

– Ага… – то ли поддержал ее княжич, то ли шумно выдохнул.

– Не пыхти… услышат… – через силу выдавила сестра, и снова получила в ответ "Ага". На более содержательную беседу у них сейчас не было сил – и не скоро обещали появиться. Но, не давая ребятам хотя бы отдышаться, Тихон запрыгнул к ней на руки и дотронулся до щеки холодной мохнатой лапой. Чувствуя, что яриковым "ага" тут не отделаться, Лёка тяжко вздохнула, открыла глаза и встретилась с ним взглядом. Несколько секунд они сидели так, не мигая, потом княжна поднялась, кряхтя как все старики Белого Света вместе взятые, взяла брата за руку и подняла на ноги.

– Эй… ты… мы… вы… куда? – горестным шепотом возопил мальчик. Но сестра, не отвечая – ибо прибывшие силы были экстренно расходуемы на новый марш-бросок, потащила его к темной громаде горы, черневшей на фоне неба, залитого остатками луны.

– Лё… Лё?

– Внутрь, – буркнула девочка, правильно поняв вопрос.

– Зачем?

– Н-не понимаю… – слегка обеспокоенно призналась она. – Надо… что-то забрать… взять… или спасти… кого-то… Я не понимаю… чего он хочет… Он… будто разговаривать… разучился…

– Заболел? – нервно оглянулся Ярик. Сзади было на удивление тихо: похоже, преследователи сбились со следа или не умели лазить через заборы.

Зато впереди жизнь кипела будто днем. Темноту у места раскопок рассеивали светильники на высоких бамбуковых шестах: работы в горе не прекращались ни на минуту. Скрипели тележки поденщиков, вывозивших землю и камень, то и дело долетали отрывистые понукания надсмотрщиков, торопливо ступали ноги в варадзи и гэта по деревянным мосткам. Иногда порывы ветра разгоняли облака, и тогда нагинаты стражи Совета взблескивали, как хищные рыбы в мутной воде ночи.

– Лё, – голос мальчика дрогнул – и не только от усталости. – Нас не пустят. Вернее, пустят. На котлеты. Давай вернемся во дворец.

Но девочка покачала головой и медленно, словно во сне, пробормотала:

– Нет. Мы должны. Стой.

Ярик остановился, не сводя настороженного взора с сестры. Та, не замечая, выпустила его руку и скомандовала:

– Возьмись за меня.

– Лё? С тобой всё…

– Быстрее!

Готовый бежать, он настороженно прикоснулся к ее плечу.

– Крепче. Не выпускай, – проговорила она и тут же забубнила что-то неразборчивое, поводя свободной рукой, словно очерчивая кокон вокруг них. С третьего взмаха он ожил, качнулся, сверкнул серебристыми искорками – и пропал.

– Не выпускай… и молчи… – отстраненно повторила девочка. Взгляд ее рассеянно скользил по сторонам, точно она прислушивалась к чему-то, доступному ей одной.

– Что с тобой? – Ярик побледнел и сделал шаг назад.

Не отвечая, девочка перехватила его запястье свободной рукой и торопливо двинулась вперед, прямо к настилу, по которому рабочие с тачками спешили к огромному – в половину Мишани – отвалу и от него. Вдоль неширокой дощатой дорожки в нескольких шагах друг от друга стояли рослые самураи, свирепо зыркая по сторонам и стискивая оружие. Между ними, напряженно озираясь, маячило несколько человек фигурой пониже и мускулатурой пожиже, но все в кимоно с эмблемой Совета: ученики Вечных. На кончиках их пальцев поблескивали тяжелые лиловые искры атакующих заклинаний, а взгляды пронизывали не хуже любой нагинаты.

Ярик собрался вопить о помощи и врать о загнавших их сюда недружелюбных ёкаях, гадая, успеет ли он выговорить хоть слово, прежде чем сердитые вамаясьские дядьки порубят-пожгут их с сестрой, но к его изумлению охрана и работники даже не повернули в их стороны голов.

Ступив на мостки, Лёлька, не оглядываясь и не говоря ни слова, устремилась в отверстую пасть шахты.

Низкий и узкий проход, на скорую руку подпертый толстыми бамбуковыми стволами, фонари, свисающие с вбитых в стены крючьев, испуганные, потные лица рабочих, запах пыли, сырости, пота, свежесрубленного дерева – всё в первые же секунды вспыхнуло с особой яркостью, запечатлеваясь в мозгу, и пропало для княжны, оставляя лишь прямой тоннель – путь в сердце горы.

"Быстрее, быстрее", – твердил в ее голове голос Тихона, и девочка незаметно перешла с быстрого шага на трусцу – к отчаянию брата. Поначалу прямой, через несколько десятков шагов коридор пошел под уклон и принялся извиваться и ветвиться, словно прокладывавшие его не знали толком, куда им рыть – или что-то огибали. Но боковые ходы были темны и тихи, и Ивановичи, не тратя время на их исследование, двинулись по главному, пристроившись за поденщиком в грязной синей юкате с пустой тачкой. Несколько раз девочка порывалась его обогнать, но почти сплошным потоком, один за другим, навстречу им двигались рабочие с тачками наполненными. Лица у всех, как на подбор, были бледные и испуганные, словно дай им волю – лишней секунды не остались бы в этой горе. Интересно, что у них могло вызвать такой ужас? И к чему эта спешка? И как двое маленьких заложников, на которых охотятся все, кому не лень, могут спасти хоть кого-то? И самое главное, кого надо будет спасать – и от кого?

И тут Лёльку прорвало. Это Ярик – бестолковый идеалист, мог по первому слову бежать выручать не понять кого куда попало пень знает из чего, если раньше не удрал бы в противоположном направлении, но она-то! Взрослый человек десяти лет! В рот компот!..

Не говоря больше ни слова, она затащила брата в первый подвернувшийся отнорочек, отошла подальше от главного прохода, развернула Тихона мордой к себе, держа на вытянутых руках, и грозно прошептала:

– Ну что? Будем терять время, или сам всё расскажешь?

Лягух, не ожидавший такого маневра, разинул рот, расширил глаза, послал ей привычное "Быстрее вниз!.." – и потупился.

– Если тебе сложно одновременно говорить и укрывать нас, лучше говори. В такой темноте всё равно никто никого не увидит, – хмуро проговорила она.

"Прошу извинения, что не могу изъясняться так, чтобы вы оба меня слышали, но мои силы на пределе. Разговаривать с магом, хоть и необученным, для меня значительно проще, чем с человеком, не имеющим дара. Вы должны помешать Вечным нарушить охранные печати заклятий на двери, за которой заключен… амулет Грома", – чуть поколебавшись в конце, сообщил Тихон.

Лёлька с неестественно-неподвижным лицом медленно кивнула.

– Ага. Ясно. А че тут неясного-то? Должны. Мы с Яром. Помешать Вечным. Забрать то, за чем они охотились десятки лет. Всего-то.

– Чего?! – паника исказила физиономию княжича. – Мы?!..

– Ага. Мы, – деревянно ему улыбнувшись, Лёлька впилась негодующим взором в лягуха – и вспыхнула: – Ты что, с ума спятил, да?! Может, когда мы это всё сделаем, и если у нас останется до завтрака свободных минут десять, нам еще котэнгу Миномёто быстренько вернуть, амулет Тишины найти, с глиняной арми…

"Не надо".

– Что?! – возмущенно переспросила девочка, на скаку сбитая с летящей, как валькирия, подрабатывающая гарпией, мысли.

"Искать амулет Тишины, – виновато пробормотал лягух. – Не надо".

– При чем тут какой-то дурацкий амулет Ти…ши… ны… Ти…хон?..

Глаза ее расширились во внезапном понимании, губы округлились, вылепляя большое круглое "О", а потом добавили, тоже большими буквами: "С дуба падали… листья ясеня…"

– Лё? – брат ее испуганно вцепился в рукав. – Лё? Что? Что случилось? Что он сказал?

Но девочка, не отвечая, впилась взглядом в глаза лягуха:

– Врешь! Не может быть! Если бы ты был амулетом Тишины… – тут Ярик ахнул, в момент забывая все страхи, – …Адалет знал бы! Он обменял бы тебя на… на… Или не обменял бы? Или он не знал, а ты не хотел быть обменянным?!

Тихон понурился, но голос его в ее голове звучал не менее решительно:

"Простите меня. Но ты права – очень старые и очень рассеянные чародеи часто сами не знают, что попадает к ним в руки. А если это еще и не имеет практической пользы и не употребляется в первые пять-десять лет…"

– Так значит, он не знал! А ты специально!.. специально!!!.. – Лёлька с негодованием тряхнула его так, что будь у него зубы – остаться ему без языка. – Ты мог признаться! Рассказать вамаясьцам! И тогда они отправили бы нас домой! В тот же день! Ты… ты… ты… Предатель!!!

– Лё, что он сказал?!

Но горло деврчки сжалось, а глаза противно защипало.

– П-предатель!.. – только и смогла выговорить она.

"Простите… – голос Тихона звучал еле слышно. – Я невероятно сожалею о том, что мне пришлось совершить. Я виноват перед вами… и всегда буду в долгу… Но я был просто обязан воспользоваться подвернувшимся случаем."

– Каким еще случаем?! Зачем?!

"Найти часть себя. Вернее, не только… или не столько… Это очень старая и долгая история… но… Я понял, что если в скором времени мы не встретимся с тем, кого… или что… вы называете амулетом Грома…"

– То что?! – забыв про конспирацию, выкрикнула возмущенно девочка.

"То пророчество сбудется", – тихо договорил амулет.

– Да! – прорычала княжна. – Конечно! Пророчество! То, чего нам сейчас не хватает для полной простоты и ясности! Ага! Пророчества! Чего еще!

"Прошу меня извинить. Я, кажется, снова ухитрился обидеть тебя и уклонился от темы", – сконфузился Тихон.

– Так. Маленько, – дрожа от возмущения и обиды, процедила девочка. – Вообще-то ты собирался рассказать нам, с какой радости мы должны помогать тебе – теперь.

"Вы имеете полное право гневаться на меня. Но прошу вас. Умоляю. Вы не должны допустить Вечных до Грома. Они не смогут его контролировать."

– Тем хуже для них, – мстительно фыркнула княжна. Тихон грустно покачал головой:

"Тем хуже для всех в радиусе десяти тысяч самураев. Вы обратили внимание на людей?"

– В смысле, на работников, самураев и учеников, которые тут толкутся? – повторила Лёлька для Ярика, застывшего со сконфуженным видом человека, безуспешно подслушивающего слова, обращенные к нему лично.

Ребята переглянулись, вспоминая какофонию чувств на лицах людей из кланов Кошамару-младшего и Тонитамы, промелькнувшую перед их взглядами за время спуска.

– Страх. И будто ждут беды какой-то. А самураи и ученики – словно сражаться с кем-то собрались. Может, даже друг с другом, – подытожил воспоминания княжич.

"Да. Вы не чувствуете этого потому, что я вас закрываю, – проговорил амулет. – Я сдерживаю его, как могу. Его полная сила пока не ощущается, но когда охранные заклятья будут сняты, никто не сможет ему противостоять. Вечные и их ученики все вместе смогли бы. Но, во-первых, для этого они должны объединиться, но проще объединить воду с маслом. А во-вторых, у них не будет времени для подготовки."

– Много надо? – уточнила княжна.

"Несколько лет. Империя Вотвояси несколько сотен лет назад погрязла за этот срок в междоусобных войнах, придворных интригах и клановых дрязгах – и их маги сделать с Громом не смогли ничего."

– Так это всё – правда, не выдумки восвоясьцев? И всё – из-за какого-то там несчастного амулета?!

"Да. Хотя как раз несчастным-то оказался далеко не он. Пока он был на воле, люди не могли противостоять его влиянию. Кто-то ощущал его больше. Кто-то меньше. Но не было человека невосприимчивого. Из двух решений проблемы – мирного и агрессивного – определенный тип людей выбирал второе. Другой тип, если приходилось драться или бежать, бежал. Злопамятство было возведено в ранг добродетели. Что такое бескорыстная помощь, было забыто. Прощали только затем, чтобы потом отомстить. Предательство вошло в норму жизни. "Око за око", "своя юката ближе к телу", "на чужой платок не разевай роток"[260]260
  Знание этого конкретного выражения – лишнее подтверждение того, что почтенному амулету Тишины в процессе скитаний по Белому Свету пришлось побывать и в Мюхенвальде времен правления Шарлеманя Семнадцатого.


[Закрыть] и тому подобные поговорки появились именно в ту эпоху".

– Но если люди узнают, что это не они такие, а на них Гром влияет, они смогут ему противиться! – воскликнул Ярик, когда сестра торопливо передала ему слова амулета.

Тихон покачал головой. Яр упрямо надулся:

– Нет, смогут! Свобода выбора есть всегда, так папа говорит!

– А если кто-то будет говорить, что он не виноват, это амулет его попутал, он просто сваливает свои недостатки с больной головы на здоровую! Если она у Грома есть, конечно, – поддержала его Лёлька.

Тихон снова покачал головой, но лукоморцы уперлись. Если папа сказал…

– И может, ты не заметил, но в конце концов вотвоясьцы умудрились засунуть Гром в Мишаню! – как еще один аргумент в свою пользу, хитро прищурившись, напомнила лягуху девочка.

"Спасибо, заметил, – усмехнулся амулет. – Это отдельная история, подробности которой мне, увы, не ведомы. К тому же, изначально-то они собирались найти проблеме исчерпывающее решение, а получилось, что они ее лишь отложили… в долгий ящик. Но даже когда они скрыли Гром, было слишком поздно. Обиды, страхи, зависть и злоба, накапливаемые десятилетиями, не исчезают за день, и даже за несколько лет, как невозможно остановить несущуюся со склона лавину, даже если склон кончился. Тем более если склон кончился…"

Лёлька, стискивая кулаки и далеко не случайно забыв предварительно выпустить из них лягуха, быстро пересказала брату его слова.

– Если вотвоясьцам потребовалось столько лет… мы-то что можем поделать? – нервно пискнул Ярик, наваливаясь на стену: ноги отчего-то вдруг отказались его держать. Почудилось ему, или пока они разговаривали, воздух вокруг стал каким-то иным, холодным, почти неощутимо проникающим до костей, словно иголки от маленьких кактусов, так любимых бабушкой Фросей: загонишь в палец – не заметишь, зато потом?..

– Чего делать, чего делать… Мешать Вечным вытащить амулет Грома, вот чего, – угрюмо буркнула девочка.

– Как?!

– Не знаю…

– Может, поговорить с Кошамару и всё ему рассказать?

– "Да-да, ваше премудрие, я не увидел это во сне, а только что услышал от амулета Тишины. Где он – не ваше дело, вы должны мне поверить на слово, так что заройте всё тут обратно, и пусть ваш старший брат зарежет нас и получит сан Извечного", – тонким гнусавым голоском передразнила его Лёка.

Мальчик завял.

– А что тогда делать?

– Может, будет еще время подумать? Если Кошамару его еще не до конца откопал?

– А если до конца? – не вдохновился Ярик.

– Тогда попробуем сломать у него чего-нибудь критически-важное.

– Шею?! – испугался княжич.

– Колдовские приспособления!

– А-а… А если не получится?

– Тогда спрятать.

– А если не поможет?

– Тогда будем действовать по обстоятельствам, – терпеливо, но уже сквозь зубы сообщила Лёлька.

По вытянувшейся физиономии брата было видно, что самый лучший план, какой мог сейчас придуматься, должен был включать его оставление в этом тупике, а лучше – отправку под опеку Маяхаты. С вооруженной охраной.

– А если обстоятельства будут недостаточно обстоятельными? Как наши дела будут обстоять тогда? – с неожиданной язвительностью осведомился он.

– Тогда я не знаю! И вообще! Чего ты ко мне привязался?! – шепотом, как граната с глушителем, так же неожиданно для себя взорвалась сестра. – Если у тебя есть другой план – выкладывай! Критиковать и стонать все могут!

– Это я стону? Это ты лезешь везде, ничего не понимая!

– Что надо, я всё понимаю, в отличие от тебя! – фыркнула Лёлька, ни капли не понимая, что происходит. – А твое дело – молчать и слушаться!

– А с какой стати ты вообще на меня орёшь? – сжал он кулаки и подался вперед. – И с чего мне тебя слушаться?!

– А с такой, что ты… – двинулась на него сестра.

Мир вокруг помутнел, словно накинули полупрозрачный платок, потеплел – и кипящие секунду назад обиды растаяли, гневные слова улетели с языков, оставив Ивановичей стоять, открывая и закрывая рты, словно дуэт рыб, позабывших, что не умеют петь.

"Не ссорьтесь… это я…. ослабил защиту… Гром становится сильнее… И похоже, что дети более восприимчивы к его влиянию. Интересный феномен, заслуживающий созерцания в иное время и при иных обстоятельствах…", – голос амулета Тишины в голове Лёльки прозвучал еле внятно, словно издалека.

Девочка опомнилась:

– В рот компот… Яричек, прости меня, я нечаянно! В смысле, это даже не я! Тихон говорит, что это Гром так на нас воздействует!

Брат недоверчиво глянул на нее, нахмурился, прислушиваясь к ощущениям, но не нашел в груди и следа той внезапной клокочущей ярости, что толкала его наброситься на сестру.

– А я-то… ничего понять не мог… Думал, всё, досамураился… Прости, Лё. Я тоже не хотел… не имел в виду…

И тут до Лёльки дошли остальные слова амулета.

– Погоди… Что значит – "ослабил защиту"? Так это ты специально? Специально?!..

"Ну да, – чуть смутился Тихон. – Вы не верили в то, что люди не могут противостоять влиянию Грома, даже зная о нем. Лучшее доказательство – полученное на собственном опыте. Дальше может быть повторение – или хуже, если не смогу закрывать его полностью".

– Экспериментатор… васабный! – прошипела девочка, грозно впиваясь взглядом в темные очи амулета Тишины. Тот улыбнулся:

"Но это помогло вам понять".

– Таких помощников в Шантонь отправлять надо… на бутерброды… – буркнула в ответ княжна.

– Тихон, а ты знаешь, зачем Гром это делает? – спросил Яр.

"Он это не делает. Это то, что он есть. Неукрощенная – и неукротимая – сила эмоций. Желаний. Воли. Магии. Как стихия. Ураган сносит всё на своем пути не зачем-то, а потому, что он ураган. Только ураган может закончиться, а Гром – нет."

– Ободренные и воодушевленные таким образом, они двинулись на подвиги во имя Вамаяси, – кисло подытожила княжна, пересказав Ярику ответ, махнула ему браться за нее покрепче, и принялась водить вокруг них свободной рукой, стирая их следы из видимого мира, как раньше ее научил амулет.

Невидимые – "только быстро не бегите, отсутствие изображения смазываться начнет", как предупредил Тихон – они выскользнули в тоннель, заполненный снующими камневозами, и пристроилась за порожняком, уходившим вниз по узкому спиральному коридору.

Как ни странно, пустые тачки двигались гораздо медленнее груженых: похоже, рабочие не спешили возвращаться к месту раскопок. То ли утомление многих дней тяжелого, почти непрерывного труда брало своё, то ли были какие-то иные причины, но Лёлька не представляла, что на лицах людей, который день подряд быстро толкающих в гору неподъемные тачки, может быть написано такое облегчение. Оглянувшись на ближайшего работника с тачкой пустой, нехотя ковылявшего за их спинами, она увидела полную противоположность встречному потоку. Похоже, на увеличение скорости в ближайшем будущем им рассчитывать не приходилось.

Голос Тихона оторвал ее от калькуляции скоростей замкнутой системы: "Быстрее, пожалуйста! Может, мы еще успеем! Они еще не расчистили!.."

Может, они и впрямь успеют до того, как Кошамару вытащит свой амулет? И Лёлька решилась. Подтянув Ярика поближе к себе, она дождалась поворота, где встречные камневозы обычно замедлялись, метнулась в просвет, обогнала… и налетела на тачку особо ретивого поденщика. Единственное колесо вывернулось, и большущая корзина завалилась на бок, рассыпая камни. Не успев увернуться, Лёка рухнула сверху, придавливая Тихона и увлекая за собой брата. Тот приземлился ей на спину, впечатывая колено между лопатками. Девочка взвыла, перепуганный Яр вскрикнул, вскочил, не разжимая хватки на ее плече, боднул головой под дых растерянного работника, роняя его на подоспевшего сзади товарища… и в отчаянии замер. Сейчас начнется…

И началось.

Обе линии движения – вперед и назад – остановились. Брошенные, одна за другой тачки с грохотом падали наземь, рассыпая свой груз или просто придавливая ноги неувертливым камневозам. Но даже придавленные или присыпанные, те не замечали происходящего, потому что по тоннелю летало-разносилось, словно заводное эхо, одно-единственное слово:

– Акума?..

– Акума! Акума!

– Акума!!!

И не успели Ивановичи понять, что происходит, как работники словно обезумели. С воплями "Акума! Спасайтесь! Берегитесь! Акума!" поденщики ломанулись к выходу, превращая тоннель в улицу с чрезвычайно односторонним движением.

Не выпуская Тихона и стараясь не вырваться из хватки брата, Лёлька пыталась встать, увернуться, но лишь налетала на прущих сломя голову вамаясьцев, роняя их наземь и повышая градусы их и без того выкипающей паники.

– Акума вырвался!!!

– Помогите!!!

– Бегите!!!

– Спасите!!!

– Акума!!!..

Если бы не один из брошенных недокоридоров, глубиной оказавшийся не более шкафа, двумя растоптанными лукоморцами и тремя десятками вамаясьцев с сердечным приступом этим вечером было бы больше. Последний рывок – и ребята влетели в спасительный тупик. Прижавшись к стене, они наблюдали, как мимо их прибежища неслись поденщики, перепрыгивая через брошенные тачки и упавших товарищей.

Когда топот последних ног стих за поворотом, Ивановичи выглянули наружу – осторожно. Топот как индикатор скорости и расстояния, конечно, хорош, но если налетишь на работяжку не подкованного гэтами, а босого, а еще хуже – на никуда не спешащего и ничего не роняющего ученика или самурая, объяснений и манёвров не оберешься. Но в кои-то веки было тихо кругом – ни скрипа колес, ни погромыхивания тачек, ни ближних или далёких вопросов в вамаясьском духе[261]261
  «Какого чудесного сегодня оттенка это облако пыли, висящее в воздухе которые сутки, и какими эстетичными несмываемыми узорами опускается оно на наши новые кимоно. Не знает ли многоуважаемый сан, отчего, куда и по благовольному соизволению какого конкретно божества, да воскурятся ему самые благовонючие благовония, так неожиданно и энергично отбыли все работники, причем именно в тот момент, когда их усилий нам больше всего на Белом Свете не хватает?»


[Закрыть]. Лишь непонятное смутное гудение доносилось то ли снизу, то ли из стен, словно направлялись они не к месту упокоения самого опасного артефакта Белого Света, а на пчелоферму.

Наметив направление и скорость предстоящего марш-броска, Лёлька перестроила свою армию. Тихону была поставлена задача сидеть на ее плечах и держаться хоть зубами за воздух, а Яру – ухватиться за ее левую руку выше локтя, смотреть под ноги и в оба, и молчать. Проинструктировав таким образом обоих, девочка сурово сдвинула брови и зашагала под уклон.

Место упокоения амулета Грома предстало перед ними неожиданно. Поворот за поворотом, тоннель спускался спиралью вниз без дальнейших ответвлений и подвохов, и вдруг спасателей Белого Света от амулета Грома – или наоборот – за очередным углом встретила украшенная угольно-черными иероглифами арка. За ней расстилался огромный зал, погруженный в девять десятых мрака[262]262
  Полумрак – это когда мрака в растворе темноты и света половина. В данном случае фонари освещали лишь скромный пятачок посреди зала, едва ли десятую его часть.


[Закрыть], с низким сводчатым потолком, наполненный битым камнем по углам, магами посредине и гулким гудением – равномерно по всему объему.

Когда Лёлька прижалась к стене, высматривая предполагаемого противника, Ярик оказался притиснутым к произведению древневотвоясьской магической каллиграфии. Присмотревшись – но главным образом, принюхавшись – он понял, что угольно-черными иероглифы были по той простой причине, что недавно выгорели до углей, оставив в камне глубокие канавки, разящие чем-то неприятно-едким. И хотя ни древние символы, ни их судьба ему ни о чем не говорили, сердце мальчика сжалось от скверных предчувствий.

В надежде увидеть хоть что-нибудь обнадеживающее, он выглянул из-за плеча сестры и понял, что с надеждами поторопился. Камни вперемешку с землей, стая магов, покрытых пылью таким ровным и толстым слоем, что ученика было не отличить от учителя, темнота по углам, свет фонарей в середине – но не нормальный, теплый, а синеватый, истерично подергивающийся в такт движениям рук одного из волшебников, какие-то валуны повсюду – то ли упали с потолка, то ли были оставлены тут вотвоясьскими чародеями – не иначе, с какой-нибудь коварной членовредительской целью…

С первого взгляда Лёлька тоже не высмотрела ничего хорошего. Впрочем, со второго и третьего – тоже, и поэтому девочка, насупленная и строгая, чтобы не показать той паники, что тихой сапой подрывала бастионы ее решимости, дернула Яра за рубаху: "Подходим поближе". Брат, понимая, что его мужественного взора и сурово выпяченного подбородка всё равно никто не увидит, даже не стал пытаться их изобразить.

Вамаясьцы – человек десять – чинно стояли полукругом в центре зала[263]263
  Если не считать одного, с тарабарской экспрессией и под тарабарщину же потрясающего руками над брошенными тачками, то ли высказывающего отсутствующим камневозам всё, что думает про них и их семьи до десятого колена, то ли накладывая заклинание поиска и возврата.


[Закрыть], вложив руки в рукава коротких кимоно и чуть наклонившись над чем-то не видимым от входа. Тщательно огибая всё, что могло стукнуть, хрустнуть или треснуть под ногами, Ивановичи двинулись к ним.

Еще не доходя до цели, Лёлька услышала их разговор:

– …вдумчиво взвесив прозвучавшие ранее предположения, я пришел к выводу, что это не может быть ничем иным, как иррегулярными нелинейно ускоряющими чарами, аналогичными выведенными Янамото Навернуси в трехсот пятом году империи, дайитикю Пахудэй.

– При всём уважении к учености моего оппонента, мне не перестает казаться, что это аккумулирующее заклинание, сходное с тем, что Амбари Сусеки опубликовал в двести сорок третьем году империи, дайитикю Икота.

– Если вы помните, дайитикю Пахудэй, именно в процессе испытания иррегулярных нелинейно ускоряющих чар премудрый Янамото передал светлоликой Мимасите свою бессмертную душу, а чарам – свое не менее бессмертное имя, – учтиво возразил первый ученик повыше.

– А я полагаю, что всем известно, что со времени введения аккумулирующего заклинания в практику отечественных адептов магии урожаи злаковых в процессе хранения преумножаются в шесть раз, что более чем соответствует генеральной линии в области сельского хозяйства, проводимой династией Маяхата, дайитикю Икота, – не менее учтиво сообщил своё мнение первый ученик потолще.

– Позволь заметить, дайитикю Пахудэй, что манера отбытия премудрого Навернуси из этого мира не имеет себе равных по дерзновению. На своем волшебном устройстве, опередившем время на много веков, он пролетел от городских ворот до самой стены Запретного города. А когда расчистили оставшиеся за ним развалины, образовавшуюся прямую улицу – единственную в Маяхате! – в простом народе назвали его именем, Янамото Звездануто, что в переводе с древневосвоясьского означает "Пробитая Янамото, пронесшимся подобно комете"!

– У меня создалось такое впечатление, что некоторым уважаемым первым ученикам следовало бы уделять больше внимания древневосвоясьскому языку, а не только истории магии, что само по себе не может не быть похвальным, а также чаще бывать среди простого народа, – вежливо поклонился толстяк. – И показалось мне, или это был намек на то, что не менее премудрый Сусеки погиб, всего лишь навернувшись… то есть упав с банального амбара, когда…

– Не ссорьтесь, горячие вамаясьские парни, – приподнял руки ладонями вверх стоявший между ними человек, и скорее по голосу, чем по пробившейся из-под приосыпавшейся пыли наружности Лёка признала в нём Кошамару-младшего.

Сопоставив двух надувшихся ученых мужей и третьего, пинками убиравшего сваленные тачки, из уст которого то и дело вылетало "Акума-макума… матата-патлата… матату вашу… акуму… чокнутые… тупоголовые восвоясьские трусы…", она вспомнила Мажору и хихикнула. Наверное, о национальности этого ученика можно было не спрашивать.

– Дайсанкю Дровосеки, я полагаю, зона работы расчищена достаточно. Не соблаговолите ли вы присоединиться к нам? – окликнул сердитого ученика высокий худой человек. Вечный Тонитама!

– Дайсанкю Дровосеки думает, что он всё еще в каком-нибудь айнском лесу со своими дикими соплеменниками, – презрительно поджав губы, буркнул тощий сутулый ученик рядом с Пахудэем, и нервно поёжился. – Столько шума в таком месте – самая дурная примета. Отложить бы…

Услышавшие его закивали, озираясь по сторонам, точно ожидая, что самая дурная примета вот-вот материализуется и выскочит на них со всеми зубами-когтями-клыками, причитающимися ей по табели о рангах. Самая дурная примета – единственное, чего не хватало им для полного счастья в этом проклятом местечке, ага…

При кивках посыпалась пыль, и Лёлька с прицепом, подобравшись ближе, скользнула взглядом по лицам: не прибился ли к компании Извечного с Тонитамой кто-нибудь еще из Вечных? Но кроме уже узнанных, остальные маги были ей неизвестны. Похоже, ученики. С первого по четвертого. Кроме одной. Девять всего, значит, с Вечными. Зона работы, говорят… Значит, чего-то уже делать собрались…

Словно подтверждая ее выводы, Кошамару сделал знак рукой, и его компаньоны, подняв с каменных плит пола какие-то синеватые бруски, шагнули назад, образовывая неполный круг вокруг ничем не приметной плиты в середине зала, оставляя место замешкавшемуся Дровосеки.

– Эй-эй-эй, вы куда?! А как же примета?! Давайте отложим!

Взгляд ее растерянно заметался. Что, что, что, что…

"Ольга Ивановна-сан, предприми что-нибудь, пожалуйста, скорее!" – умоляюще возопил в ее голове голос Тихона.

– Что?

"Что-нибудь!" – подсказал амулет.

– Что?! Что я им, по-твоему, скажу, чтобы они не… Чтобы… Не скажу… Не скажу! Примета!

Схватив с пола камень, Лёлька метнула Тихону образ того, что хотела сделать и, не дожидаясь ответа, бросилась в незанятое айном пространство к плите, увлекая за собой брата.

Подоспевший Дровосеки встал в круг, и в вытянутых руках волшебников засветились васильковой синевой бруски. Но, не дожидаясь развития заклятья, на плите, прямо под их ошалевшими взглядами, стали появляться алые символы, полыхающие адским огнем.

– Никогда… Низачто… – самозабвенно выводила Лёлька, помогая себе языком.

– "Ни зачто" раздельно пишется, – торопливо прошептал Ярик ей на ухо, в первый раз радуясь всепроникающему гудению.

Лёка скрипнула зубами, стерла ребром ладони слово и написала заново:

– Ни… за… что…

– Слитно!

– Так слитно или раздельно?!

– Смотря в каком месте!

– Здесь, на плите! – прошипела девочка, чувствуя, что эмоции аудитории слегка меняются.

– Сначала раздельно, потом слитно!

– Буду я тебе двадцать раз писать, щаз!