Текст книги "Хождение Восвояси (СИ)"

Автор книги: Светлана Багдерина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 56 страниц)

Вроде, сцена почти нормальная – если не принимать во внимание ошарашенный вид участников сделки и странное к ней принуждение – и поэтому до Серафимы не сразу дошло: в Я Синь Пене торговцев и покупателей быть не может по определению: деньги у них не ходили. И к тому же, зачем покупать что-то, что есть у тебя дома под боком абсолютно бесплатно?

Заинтригованная, она подтянула спутников поближе к одному из лоточников, торговавших чем-то то ли пережаренным в извращённой форме, то ли неудачно упавшим в канаву.

– …Сейчас. Ты. Должен дать ему. Деньги! – сунув оружие сотоварищу, упитанный патрульный жестикулировал перед носом покупателя обеими руками, словно объяснял принцип умножения двух на два для слабоумного.

– Чего?.. – оправдывал все впечатления покупатель.

– Деньги, болван!

– Но у меня нет никаких енек!

– Де-нег!

– Если бы они у тебя были… – плотоядно хмыкнул глефодержатель. Его соратник махнул на него и увлеченно продолжил:

– Жемчуг и драгоценные камни считаются за деньги! Пока.

– Пока! – местный возвел руци и очи горе. – Жемчуг у меня – пока – есть!

– Значит, ты должен купить у него еду! – упитанный ткнул пальцем в продавца, по глазам которого было видно, что последние несколько минут он серьезно размышлял о смене карьеры. Например, на легкоатлетическую, с уклоном в марафон.

– Но я не голоден! – взмолился синьпенец. – Пока я шёл от площади, меня многоуважаемые защитники заставляли купить еду раз семь, если не девять!

– Ну если не хочешь брать у него… это… – не бери. Главное, деньги отдай.

– За что?! – взмолился туземец. – То, что у него тут лежит, с виду как жареная подмётка!

– Тушёная, – сконфуженно пробормотал продавец.

– И такими темпами на моём жемчужном дереве скоро не останется ни одной жемчужины крупнее чечевичного зерна!

– У каждого свои проблемы, – развёл руками просветитель. – У кого жемчуг мелкий, у кого подмётка пересоленная.

– Нормальная у меня!..

– Завтра будет твоя очередь торговать, заработаешь. Главное, налоги плати в казну его оборонного превосходительства воеводы Ка, – оборвал его глефодержатель.

– Но мне нечего продавать!

– Я могу поделиться рецептом, – как товарищ товарищу по несчастью, украдкой подмигнул продавец – если только это не было нервным тиком.

– И я вообще не понимаю, зачем мы должны это делать! Мы прекрасно жили и без всяких денег при управителе О, и на панель с ящиком из комода на шее никого не выгоняли, и…

– Где-си-дент? – набычился глефодержатель.

– Нигде не сидент! – испуганно попятился покупатель.

– Легко исправить, – скроил зверскую рожу он, а просветитель вздохнул:

– Дикие люди! Вот скажи, младший пехотинец Ба Бу Дай, как можно прекрасно жить без денег?

– Ох, и не говори, старший меченосец Во Ба Бей!

– И как можно не понимать, что в каждом уважающем себя городе на улицах должны стоять торговцы чем-нибудь вкусненьким!.. – Во Ба Бей внимательно глянул на содержимое лотка и уточнил: – …а лучше ликвидненьким. Потому что без этого жизнь города останавливается, теряется свой вкус… запах…

Серафима, минут десять как жалевшая, что при входе в город у неё не потерялись обоняние и осязание, покачала головой.

– …Смысл, во!

– Мы научим вас жить, как надо! – сурово подтвердил Ба Бу Дай и, зыркнув направо, мгновенно перешёл на рысь:

– Эй вы, двое! Куда попёрлись?! Сколько уже гуляете? Два часа? Врёте! А ну, закрыли двери, вышли на улицу, шагайте, шагайте, и улыбаться не забывайте!

– Ваше превосходительство… – пролепетал вотвоясец, сунул руку в карман и неловко достал сжатый кулак. – Если мы заплатим вам рубином с нашего дерева, вы позволите?..

– Измена! Взятка! Неповиновение! – рявкнул Ба и замахнулся сразу обеими инструментами – остановившимися в паре ладоней от нарушителя всех кодексов сразу, в ужасе прижавшегося к стене дома.

– Ну кто же так подкупает представителей власти… – сокрушённо покачал головой Во Ба Бей. – Ну чему вас тут только учили…

Абориген сразу понял экзистенциальность вопроса и промолчал – или просто лишился дара речи. Старший же меченосец продолжал:

– Надо дождаться, пока мы предъявим вам обвинения, уронить на землю вашу плату за наше беспокойство, и спросить, не у нас ли это случайно упало. Ну, попробуйте!

Абориген попробовал. Просветитель принял из рук поднятый камень и принялся озабоченно шарить взглядом по мостовой.

– Еще где-то два должны быть… Не видали?

– Два?! – воскликнула женщина. – Но вы сказали – один! И его мы уже…

– Один – каждому, – терпеливо объяснил Во. – И один как плата за обучение.

– Недешевое у них нынче образование, – покачала головой царевна.

– Пошел бы урок впрок, – буркнул Чи Хай.

– Чем богаты – на то и напоролись, – философски вздохнул толмач, и разведчики, не забывая улыбаться, двинулись к центру города.

Центр обнаружился скоро. Обнесенная факелами на длинных, воткнутых в щели меж булыжниками палках, площадь кипела непонятной деятельностью, стучала, гудела, бубнила и звенела. Даже фонтан в середине работал, хоть и особенно не напрягаясь: мутная вода ленивыми толчками вытекала из ртов десятка нефритовых карпов, застывших в прыжке, создавая впечатление массового пищевого ихтиоотравления. Суетились пришлые, которых сразу можно было распознать по одежде, сколачивая помост. Местные вяло устанавливали огромные барабаны с одной его стороны и котлы – с другой. "После официальной части будут угощения и танцы", – решила царевна и оглядела обступившие площадь белокаменные дома с традиционными загнутыми по углам крышами. На половине домов от чердаков до фундамента свисали узкие красные полотнища с золотыми иероглифами.

– Чего накарябано? – предчувствуя недоброе, нахмурился Сам.

Сенька хотела сказать, что ее магически привитое языкознание не распространяется на письменность, но Дай опередил ее:

– "Поздравления доблестному главнокомандующему Ка Бэ Даню и Лепестку Персика, прекрасной дочери нашего обожаемого Нефритового Государя, со днем свадьбы". "Да благословится брак непобедимого Ка Бэ Даня, нашего защитника и спасителя, и добродетельной Лепестка Персика, дочери Нефритового Государя". "Жители Я Синь Пеня радуются счастливому сочетанию в браке рода Ка и рода Нефритового Государя, да продлятся его годы и года плодов сего сочетания до бесконечности".

– Понятно, – буркнул Сам, буравя транспаранты подозрительным взором. – Вот только не понятно… Вы точно уверены, что у Нефритового Государя нет дочери? Тут же во всеуслышание написано…

– Эй, чего стоим?! – донесся сзади сердитый голос под аккомпанемент быстрых шагов. Гости столицы оглянулись: от помоста к ним почти вприпрыжку несся толстенький коротышка со свитком в руках. – С этих местных – хоть головой об стенку бейся! Пока пинаешь под подушки – хоть как-то шевелятся, но только отвернешься…

– А вы кто такой? – нахмурился Сам.

– Я не шучу! – выпятил грудь толстячок.

– Я тоже, – несколько сбитый с толку, проговорил оборотень. – И что теперь?

– Как – тоже? Что – теперь? – озадаченно заморгал толстяк. – Не шучу – это я!

– А я шучу, что ли?

– Если у тебя другое семейное имя – то почему бы и нет!

– А с моим семейным именем, выходит, шутить нельзя?

– Как вы говорите, ваше почтенное имя, о уважаемый представитель власти? – влез в юмористическую дискуссию толмач.

– Не Шу Чу! Второй наиглавнейший распорядитель подготовки к свадьбе гениального полководца Ка Бэ Даня, победителя злобных оборотней из пещеры Лунного Света на Ветках Сосен, и дочери Нефритового Государя!

– О… – вытянулась физиономия Чи Хая.

– Да не О! – отмахнулся Не. – У управителя О нет дочерей!

Царевна едва успела заехать локтем в бок Чи Хаю с достаточной силой, чтобы его "Как это нет?!" превратилось в "К. ай!"

– Мы поняли и исправимся, господин второй наиглавнейший распорядитель! – торопливо проговорила она. – Что надо делать?

– Что?! – коротышка хлопнул руками по бокам. – И они еще спрашивают! Я час назад приказал вам вывесить поздравительные полотнища на фасаде дворца управителя! И что?! И где?!

– Всенепременнейше и прямо сейчас! – пообещала Серафима, почуявшая, куда дует ветер, и в жесте раскаяния сложила ладони лодочкой.

– Под повинную голову вода не течет! – уловил дуновение ветра перемен и томно воззрился на дворец толмач.

Пока распорядитель Шу Чу благоговейно переваривал лукоморскую мудрость в мюхенвальдской обработке и вотвоясьском переводе, все трое резво направились к корзине перед помостом, из которой алой шёлковой рекой с золотыми проблесками выливались самые большие поздравительные открытки, когда-либо виденные царевной. Разобрав по полотнищу каждый, они поднялись на крыльцо с резной, местами осыпавшейся каменной балюстрадой и стёртыми ступенями и остановились перед входом, не столько охраняемым, сколько загораживаемым двумя стражниками из воинства Ка.

– Профессиональные вывешиватели поздравлений благодарного народа непобедимому Ка Бэ Даню и его суженой! – отрапортовала им царевна, на ходу закатывая рукава. – По поручению второго наиглавнейшего распорядителя Не!

– Валяйте, – устало махнул рукой старший, посмотрел с отвращением на зажатое в руке, свободной от алебарды, нечто, похожее на кусок подмётки по фирменному рецепту давешнего лоточника, и выбросил в темноту. – Как вы только эту гадость жрёте…

Но просвещать его было уже некому: профессиональные вывешиватели лапши на уши уже спешили по лестнице вверх.

Немногочисленные придворные, приживалки или просто прихлебатели, сталкивавшиеся с ними в коридоре, выглядели испуганными и растерянными. С видом деловитым, не терпящим пререканий, разведчики заходили во все комнаты подряд, громко обсуждая возможность качественного вывешивания поздравлений из того или иного окна и стреляя глазами по сторонам. Но второй этаж желанного не принёс, равно как и третий.

– Ну значит, точно тут… – отдуваясь, с сердцем, колотящимся словно у юноши, вприпрыжку летящего на первое свидание, пропыхтел Дай, ступая на разноцветный паркет этажа четвёртого – и столкнулся нос к носу с Лепестком Персика. Нос ее тётушки Ду Вань, налетевшей на внезапно остановившуюся племянницу, ткнулся ей в спину, высунулся из-за плеча, вынюхивая причину аварийной остановки – и вдохнул глубоко и блаженно, точно пахнуло из лестничного пролёта не жжёными подмётками под кисло-сладким соусом, а майскими розами.

– Ты?..

– Ты?..

– Ты?..

– Свет моих ночей! Звезда очей моих печальных! Любовь зла, пока не перепрыгнешь!

– Что…

– Что…

– Чего?..

– Что ты здесь делаешь?!

Встретившие замолкли так же одновременно, как и заговорили, пытаясь сообразить, кто спрашивал что и на какой вопрос кому и как отвечать. Наконец Серафима, первая закончившая инвентаризацию ситуации, взяла быка за рога, О Ля Ля – под руку, и зарулила ее в ближайшие покои, по счастью оказавшиеся пустыми. За ней, толкаясь и взволнованно пыхтя, ввалились остальные. Оранжевые отблески факелов с площади заиграли на погруженных во тьму растерянных лицах. Сам закрыл двери, свалил под ними своё полотно, воткнул руки в бока и грозным шепотом вопросил старуху:

– Ну и что всё это значит?! Какой это дочери нет у управителя О?!

– Какое твоё дело, проштолюдин! – фыркнула дуэнья.

– Моё дело правое! – гордо выпрямился оборотень. – Я, как обещал, ее сватать пришёл!

– Што-о?!

Чи Хай отступил на шаг, встал в позу оперного певца, готовящегося искупаться в овациях и, лихорадочно припоминая слова боярыни Настасьи, провещал:

– У вас… товар… У нас… пипец!

Вотвояськи разинули рты, а жених-самосват, не давая преимуществу улетучиться, напирал:

– Ясенный сокол! Под небесьем летал! Горницу увидал!..

Всхлип.

Лепесток Персика опустилась на пол, уткнув лицо в руки. Плечи ее тряслись. Сам опустился на колено рядом, сжал свои руки так, как хотел бы сжимать её, и нагнулся и уставился ей в затылок. Что делать с плачущими девушками, он не знал.

– Я… это… Люблю тебя.

Всхлип перешёл в рыдание.

– Бежможглая кур… – яростно прищурилась Ду Вань, но глянула на толмача и сбавила обороты: – Неопытная девшонка, то ешть! Шего реветь?! Жавтра ты штанешь женой шамого великого полководша Вотвоящи!

– Она не станет! Потому что!..

– Она штанет! Потому что!..

– А у курицы… то есть девчонки, замуж завтра выдаваемой, кто отец, говорите? – еле успела предотвратить сватоубийственую войну Серафима.

О Ду Вань замолчала.

– Неужели счастье вашей племянницы, благородная дама О, и без того натерпевшейся и настрадавшейся в своей короткой несчастной жизни, вам безразлично? – словно не веря своим же словам, прошептал Дай. – Неужели благородное сердце ваше не разрывается от горя при мысли о том, что сей чистейший цветок лотоса попадет в грубые потные ручищи какого-то мясника?! Это ведь кровь ваша. Ваше имя!

Дама О стрельнула глазками с видом обиженной школьницы и вздохнула:

– Ох и ражрываетщя… Хоть она и кур… то есть девитша… непутёвая. Да только отетш ее пообещал в награду Ка руку дошери Нефритового Гошударя, а пошкольку у Гошударя дошерей нет, а у моего брата дошь всего одна, и это Ля Ля, а щью попало дошь прилишному шеловеку не впаришь… даже ешли он окажался шо штранноштями…

– Со странностями?! Да он хапуга! Жлоб! Хвастун! Дурак! – сквозь всхлипы выкрикнула Ля Ля.

– Хапуга, жлоб, хваштун и дурак ш титулом и трёхтыщящным войшком наживаетщя шеловеком шо штранноштями, – поучительно подняла к потолку тонкий палец старуха. – Короше, нажад ходу нет.

– Тогда я похищу её! – пылко воскликнул Чи.

Девица встрепенулась.

– И уведешь куда? – уточнила царевна.

– Да хоть!.. Да хоть!.. Да хоть на край Белого Света!

Сам замолчал, чувствуя, что адрес нуждается в уточнении. Лепесток завяла.

– Куда бы ты ее ни увёз в этой провинции, Ка со своими вояками отыщет вас.

– Но что тогда делать?

– Надо оформить всё официально, – царевна задумчиво помяла подбородок.

– Всё – это что?! – грозно прогремело из распахнувшейся двери. – И что это за… Что там за… Кто вы такие, чтобы осквернять своим присутствием?!..

– Отец…

– Облагораживать, если точнее, – с чисто вотвоясьской улыбкой Серафима обернулась к ввалившемуся в комнату корпулентному вельможе в черной шапочке с жемчужиной на макушке и в багряном шёлковом халате, расшитом драконами и змеями.

– Убирайтесь вон! А не то я позову стражу!..

– У наш нет штражи, братетш.

– …своего зятя!

– И если разобраться, зятя у вас пока тоже нет. И вот как раз об этом мы и хотели бы поговорить, – ласково произнесла царевна.

– Да я с вами не то, что разговаривать!..

– А если многонеуважаемый Ка узнает, кого ему пытаются впарить под видом дочери Нефритового Государя? – продолжила улыбаться царевна.

Управитель О побледнел.

– Это шантаж!

– Нет, это начало переговоров…

Часть седьмая

Первое, что видела Лёка после пробуждения – взволнованное лицо Чаёку, склонившееся над ней.

– Вы очнулись, Ори-сан! Вы очнулись! – воскликнула она с таким видом, будто событие это в списке вероятностей располагалось после десяти подряд выигрышей миллиона в императорскую лотерею.

Княжна прислушалась к ощущениям и сипло подтвердила:

– А…га, – и тут же спохватилась испуганно: – Ой! Прос…спали… Т…тренировка!

– Лежите, лежите, Ори-сан! Не вставайте! Не думайте! Смотрите в одну точку, а лучше закройте глаза! Не поворачивайте голову! Не шевелитесь! Тонитама-сан запретил!

– Почему?

Самым верным способом заставить Лёльку вскочить с кровати было приказать ей не шевелиться.

– Пожалуйста! – дайёнкю умоляюще сложила ладони лодочкой. – Я с горем пополам Яри-сан удерживаю, как Тонитама-сан прописал, а тут еще вы… то есть… Простите, Ори-сан, я не это имела в виду… я…

– Ярика удерживаете? – Лёлька встревоженно нахмурилась. – А что с ним…

И тут прошлая ночь нахлынула, заливая память обрывками событий, сменой климата, вспышками и криками.

– Что… Что случилось?

– Змеюка хотела всем отомстить, стащила перо-талисман у мужа и вызвала котэнгу, чтобы он свел нас с ума! – похоже, не в силах больше сдерживаться, выкрикнул с соседней кровати Ярослав. – А браться Кошмару изгнали его, он улетел, и Змеюку с собой прихватил!

– Увидеть ворона со змеей в когтях – хорошая примета, – донесся мрачный голос Забияки из-за спины Чаёку.

– Чем хорошая? – заинтересовалась девочка.

– Одной змеей будет меньше.

– А Вечные ходят теперь надутые от гордости, как голуби-трубачи, только что не летают! – продолжил доклад намолчавшийся и належавшийся Ярик, вскочив на постели на ноги. – Ведь до этого считалось, что котэнгу непобедим, и что даже весь Совет вместе взятый не может его одолеть!

– Так это Вечные его… того… этого… – Лёка художественно помотала рукой в воздухе, изображая сначала того, потом этого, и под занавес – растого и даже разэтого, случившиеся с птицей по вызову. – А мне показалось… показалось… что…

– Что? – неожиданно серьезно заглянула ей в лицо Чаёку.

– Что… что он сам улетел, – подумала и договорила княжна. Конечно, не она же его прогнала, если уж весь Совет не мог! Мало ли что ей припомнилось-привиделось. Не бывает на Белом Свете, чтобы неученый маг переплюнул магистров!

В том, что она имеет дар, девочка уже не сомневалась, но его непредсказуемость и зависимость от неких подозрительных обстоятельств, чтобы не сказать, личностей, розовых и пушистых, настораживала ее, а местами так просто пугала. А если этой личности рядом не будет, а чего-нибудь наколдовать срочно потребуется?..

Тихон на ее животе, словно чувствуя, что думают про него, приподнял голову и замурлыкал, ободряюще улыбаясь во всю лягушачью физиономию.

– Не отходил от тебя ни на шаг, – улыбнулась ему дайёнкю. – Не всякая собака настолько верна бывает.

Свежий ветер залетел в комнату, играя растрепавшимися прядями волос девушки, и только теперь Лёлька поняла, что там, где раньше была стена и окно, не осталось ни того, ни другого. Меж зеленых крон внизу желтели черепичные крыши дворцов и павильонов, голубело небо, грело солнышко… Котэнгу. Человек-ворон. Человек-тьма. Вынес стену как бумажную. Хорошо, что братья Кошмару прогнали его! Или всё-таки не они?..

Додумать она не успела: в коридоре раздалось бряцание оружия, шаги множества ног, голоса – и в дверном проеме появились сначала два зверовидных воина в странных и смешных вамаясьских доспехах, с рогами и клешнями на шлемах, похожих на крестьянские шляпы, за ними два вамаясьца в нарядных вышитых кимоно с шелковыми веерами в руках, после – еще двое, зыркающие по сторонам не хуже военных, в дорогих, но одинаковых одеяниях всех оттенков желтого, многослойных, как капуста, все с лучистыми солнышками на груди, и…

– Тэнно!..

Все присутствующие, кроме Ивановичей, хлопнулись на пол. Княжичи, посчитав, что слазить с постелей специально, чтобы упасть на пол, мысль дурацкая, коленопреклонились прямо на одеялах.

Улыбаясь своей рассеянной скользящей улыбкой, Маяхата ступил на порог комнаты, обозрел остатки ночного разгрома и перевел взгляд на лукоморцев, скромно потупивших взоры, как примерным детям и полагалось.

– Извечный доложил мне о случившемся, и я пришел, чтобы лично выразить глубокое сожаление и принести свои извинения юным даймё из Рукомото за постыдное поведение наложницы тайсёгуна Миномёто. Полагаю, свои личные извинения он принесет своими силами чуть позже, а я счел необходимым сделать это в ближайшее удобное время как правитель Вамаяси, отвечающий за всех своих подданных и гостей.

– Да ладно, бывает… – галантно пробормотала Лёлька, уткнувшись носом в лягуха.

– Вот именно. Бывает, – голос императора звучал теперь сурово. – А мне не хотелось бы терять своих драгоценных гостей, даже не успев с ними толком познакомиться. Поэтому я решил, что отныне вы будете частью моего двора и станете сопровождать меня всегда и везде. Это будет полезно и для нашего знакомства… – Негасима перевел строгий взор на двоих в желтом, – и для вашей безопасности. Домашние маги императорского дома еще могут посрамить даже Вечных. Хоть и не всех, если быть до конца откровенным. Например, Нерояма Кошамару, совершивший со своим братом этой ночью практически невероятное…

– Он больше не вернется? – не выдержала пытку этикетом Лёлька, измученная трехминутным молчанием, когда вопросы рождались на языке со скоростью мысли.

– Нерояма? – захлопал глазами император.

– Котэнгу.

– Нет, отчего же. Я очень даже надеюсь, что вернется.

– Но Змеюки ведь сломала перо, а Чаёку сказала, что это амулет призыва котэнгу, – заговорил Ярослав, поясняя обстановку на случай, если император был не в курсе, – а если пера нет, то…

– То нашему всемогущему тайсёгуну придется обходиться без пера, пока не убедит котэнгу дать ему еще одно, – договорил за него Маяхата.

– Убедит? – Лёка недоуменно вскинула брови. – Прикажет, вы хотели сказать, ваше величество? Котэнгу ведь его слуга.

– Я хотел сказать "убедит" и сказал "убедит", – император недовольно поджал губы. – И кто вам сказал, что котэнгу – его слуга? Котэнгу – слуга мой!

Княжичи думали, что Негасима даст им время на сборы, но как капризный ребенок, не желающий расстаться с только что полученной игрушкой, он махнул сложенным веером, указывая поочередно на детей, их мебель и стенной шкаф. Сановники кивнули, щелкнули пальцами, и из коридора в комнату ввалилась толпа коренастых крепышей. Не говоря ни слова, они подхватили стол, стулья, выгребли гардероб княжичей и сложили в плетеный короб с такой скоростью и аккуратностью, которая не снилась даже Чаёку. По четыре грузчика почтительно застыло у каждой кровати в ожидании приказов.

Лёлька кинула взгляд на дайёнкю и Забияки. Оба, как один, растерянно косились на Маяхату. Или на вход?.. Ждут кого-то? Вечных? Не могут отпустить лукоморцев без решения совета и не могут противиться решению императора? Нагорит им, наверное – по первое число… Даже в свои десять лет девочка знала универсальный закон любого двора, будь он царским или крестьянским: "Если ничего поделать нельзя, хотя бы назначь виноватого". И кто будет тут виноватым, кажется, объяснять нужды не имелось.

– Не соизволят ли юные даймё спуститься на пол? – с сахарной улыбкой проговорил придворный в голубом кимоно с широкими кремовыми полосами.

Ярик сделал было движение к краю кровати, но Лёлька зыркнула на него так, что ноги у него снова подогнулись, и с сожалением развела руками:

– Приносим свои извинения, но Чаёку-сан, наша наставница и лекарь, строго-настрого прописала нам постельный режим.

– Это не проблема, – отмахнулся Негасима и дал знак носильщикам: – Несите как паланкин.

– Но как мы узнаем, когда нам будет можно вставать? – отступила Лёка на вторую линию обороны.

– Мои лекари – лучшие в империи, – капризно поджал губы император.

– Но они не будут знать истории нашей болезни! Они не будут чувствовать дхармой циркуляцию нашей энергии бдзым по лунным меридианам дунь и темным экваторам сунь в половодье согласно перечню, их глубину и пульсацию в зависимости от частоты и уровня склонений вондерландских глаголов в масленицу, как это умеет Чаёку-сан! – третья линия гостеприимно распахнула перед княжной свои окопы.

Очи свиты расширились, как перечень вондерландских глаголов в половодье и могли конкурировать теперь только с глазами самой чудо-целительницы.

– Она это всё умеет? – первым опомнился император.

– И много другое, ваше величество, – почтительно вклинился Ярик. – С количеством талантов Чаёку-сан могут соперничать только ее познания, производная долгих лет учебы, а с объемом познаний – исключительно величина ее опыта, помноженная на силу интеллекта и возведенная в бесконечную степень абсолюта.

Вамаясьцы, думавшие, что только что испытали шок недели, поняли, как они были неправы. По остекленевшим взорам было видно, что поиск производной величины силы от объема, умноженного на количество в бесконечной степени, до финала дойдет не скоро.

Маяхата глянул на девушку совершенно новыми глазами[180]180
  Веки все-таки заклинило в крайнем положении.


[Закрыть] и пробормотал как можно авторитетнее:

– Тогда я… буду почещён… почищён… улещён…

– Вы будете польщены и почтены? – шелковым голоском пропела Лёлька.

– Да. Именно это я буду. В смысле, я имел в виду, конечно, что повелеваю тебе, Чаёку-тян, пребывать при этих… – перед тем, как проговорить определение, Негасима еще раз осмотрел предмет разговора – правильно ли он всё видит и понимает, и с недоумением убедившись, что вроде правильно, закончил: – …детях.

– До конца срока их пребывания в Вамаяси, – голосом просто воздушным просуфлировала княжна и вскинула на императора невинно-небесный взор.

– Да. Именно это я и хотел сказать, – Негасима чопорно кивнул. – До окончания.

– А еще, если наше душевное равновесие для вас значит хоть что-то, просим оставить при нас этого охранника! – умоляюще произнес Ярослав дрожащим голоском. – Он защитил нас от Змеюки, и с ним мы чувствуем себя спокойней!

– У него тоже имеется необычный… э-э-э… объем талантов, деленный на квадратный подбородок, косую сажень и умноженный на длину нагинаты? – осторожно глянул на него Маяхата.

– С ним просто спокойней, – с безмятежностью полевого цветка улыбнулась ему Лёлька. Император вздохнул, возвел очи горе, махнул веером: "И его забирайте" и вышел вон.

Грузчики, приняв распоряжение на свой счет, с молчаливой расторопностью положили Чаёку на кровать к княжне, Забияки – к Ярославу, ухватились за ножки и двинулись вслед за хозяином.

В первый же день при дворе императора, не ожидаемые, но закономерные, лавиной накатились представления. Даймё этот, кугэ тот, фудзама отсюда, тодзама оттуда, букэ такой, бякэ сякой… Все хотели познакомиться и быть представленными тем самым знаменитым юным даймё из Рукомото, слухами и сплетнями о которых в последние недели Запретный город так и гудел. Княжичи улыбались и раскланивались, чувствуя, что еще немного – и от бесконечных поклонов у них начнется морская болезнь, а от имен – приступ нервного хихиканья.

Но самым неприятным было, что пары после десятой все остальные вамаясьцы начали казаться на одно лицо, и отличали их Ивановичи только по цвету кимоно, в ожидании международного конфуза предвкушая день второй, когда все тодзамы, фудзамы и прочие кожзамы, не говоря уже о бякэ и букэ, переоденутся.

– Лё, – устало промычал Яр на ухо сестре в чудом выдавшееся затишье. – Они уже по второму кругу пошли раскланиваться, что ли?

– Нет, по первому еще, вроде, – не очень уверенно ответила сестра.

– А мне кажется, последний дворянин в зеленом кимоно к нам уже подходил. Раза два.

– Не, это кимоны только похожие… наверное.

– Мы их так всех перепутаем!

– Ну и пень с ними! – фыркнула Лёлька, перепутавшая всех минут двадцать назад и ничуть об этом не жалевшая. – Главное, чтобы они нас не перепутали!

– Не, Лё. Нельзя так, – грустно помотал головой Ярик. – Ноблесс оближ.

– Да чтоб ему… – с унылой сердитостью согласилась с вечной княжеской долей девочка и поджала губы. – Что ты предлагаешь? Подписать их?

– А можно? – встрепенулся брат.

– А че нет-то? Берешь тушь, бумажку, пишешь, прикалываешь на грудь… или на лоб… или прямо на лбу и пишешь.

– Да ну тебя, – насупился брат, но Лёка уже не видела его недовольной гримаски. Идея родилась сама собой.

– А какая сегодня фаза луны, не подскажете ли, о уважаемый светоч знаний? – не мешкая, задала она вопрос придворному звездочету, подрулившему засвидетельствовать почтение новым фаворитам тэнно.

Круглолицый длинноносый вамаясец с именем таким же смешным и незапоминающимся, как у всех остальных, без сомнения выдал:

– Первый день черной луны, Ори-сан.

– Яр, ты слышал?! Какая славная весть! – физиономия Лёльки засияла как сверхновая. – Значит, наконец-то можно делать обереги!

– Какие обереги, Ори-тян? – император, томно расположившийся в обнимку с вазой фруктов и свитком стихов неподалеку, навострил уши.

– Лукоморские. Тайные, – понизив голос и воровато оглянувшись, сообщила она. – На черную луну делаются в марте. На год вперед. Кто не успел – тому год без удачи маяться.

– И что это за обереги? – ваза, накрытая стихами, торопливо была отправлена на столик. – Как их делают?

– Не могу никому про них рассказать, увы… Силу потеряют, – вздохнула девочка.

– Или все дети вашей загадочной страны обладают неизведанными талантами, или… – звездочет замялся, но начал оскорблять – закончи, последует возмездие – так хоть будет за что, как говорил Бруно Багинотский, и ученый муж, нервно потискивая веер, промямлил под пронзительным взором императора: – Не хочу обидеть даже намеком наших благородных гостей… но наука держится на незыблемых фактах… поиск которых – моя обязанность как книжника… И поэтому… не поймите меня превратно, умоляю… но… я хочу нижайше полюбопытствовать… много ли пользы от оберега… который может сделать даже… ребенок?

– Их могут делать только члены царской фамилии, потому что ее основатели имели особый дар, – с мягкой улыбкой пояснила Лёка[181]181
  Просверлить взглядом ученого, но невежливого мужа сильнее, чем это сделал за них Маяхата, у нее всё равно вряд ли бы получилось.


[Закрыть]. – Он в нашей крови.

– А мне ты такой смастерить сможешь? – император нетерпеливо подался вперед.

– Конечно, ваше величество! Но мне понадобятся для этого…

– Что угодно!

Через двадцать минут Лёлька и Яр сидели на коленях по-вамаясьски перед табунком местных карликовых столиков, усеянных самыми разнообразными предметами. Шнурки, бусины, перья, нитки, иглы, камни, жемчуг, бумага, ветки, спицы, палочки для еды, кусочки разноцветного шелка, булавки и гребни, монеты, черепки, кольца, сушеные насекомые, ракушки, кости и даже огненный опал в золотой оправе… Натащенного прислугой и придворными, возбужденными в предвкушении нового и необычного, было не перечислить и не счесть.

С грустью оглядев получившуюся коллекцию[182]182
  Сколько секретиков можно было понаделать!


[Закрыть], княжна обернулась к императору, с такой же робостью, как его двор, пристроившемуся в пятнадцати шагах от малолетних артефакторов, и сделала знак приблизиться. Оглядев его с отрешенным спокойствием с ног до головы[183]183
  Очень часто она видела это выражение на лице отца, когда бояре и дворяне, чьи дети играли с Ивановичами, докладывали ему о последних ее подвигах, предъявляя улики, пострадавших, свидетельства очевидцев, ухослышцев и рукощупцев, а также ультиматумы и требования аннексий и контрибуций. Впрочем, с последними имела дело их мама, и тут уже Лёлька имела возможность лицезреть и запоминать для будущего применения иные выражения.


[Закрыть], она прищурилась с видом скульптора перед первым ударом по глыбе мрамора – и вдруг вскинула ладонь:

– Молчите!.. Ви-и-ижу-у-у-у!

От загробного подвывания император прикусил язык.

– Я всё вижу сама!.. Не надо слов в мире удачи… Древний лукоморский дух везения Пруха не любит многословных. Сейчас мы определим, из чего будет состоять ваш амулет. Вы – как этот драгоценный камень в золотой оправе…

Взгляд Негасимы упал и не отжался от огненного опала, сгоряча пожертвованного им минуту назад на комплектацию импровизированной мастерской не менее импровизированной ведьмы.

– …поэтому, чтобы не ослепить Пруху, ваш амулет должен покоиться вот на этом фундаменте.

На столик перед Лёлькой, выбранный из завала ее ловкими пальчиками, лег невзрачный кривобокий камушек.

– Император – птица высокого полёта, – игнорируя разочарованно вытянувшуюся физиономию тэнно, продолжила девочка, – а значит, это тоже ваше.

К камню присоединилось синее перо.

– Это не моё, это попугая из клетки на крыльце… – попробовал было возразить Маяхата, но завял под испепеляющим взором юного мага-артефактора.