Текст книги "Хождение Восвояси (СИ)"

Автор книги: Светлана Багдерина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 56 страниц)

Глаза Лёльки вытаращились – сперва от непонимания, потом от его противоположности.

– Э-э-э… это такое секретное учение в Лукоморье… которое учит… – с трудом подбирая слова, забормотала девочка, думая о том, какое дао прописали бы сейчас ей отец с матерью, – учит, что всё… обязательно будет так, как должно быть. Вот.

– Основатель этого дао познал дзынь, – одобрительно кивнул император, встал и принялся оправлять кимоно. Из-за отворота выскользнул веер и упал под ноги княжне.

– Вы уронили! – она подняла роскошную вещицу из тончайших ажурных костяных пластинок, протянула Негасиме, но тот улыбнулся и покачал головой:

– Похоже, Отгоняющий Демонов Жары выбрал нового хозяина. Заботься о нем. Это тебе подарок за замечательный бой. Не так часто увидишь Шино любого возраста носом в пыли.

– Благодарю вас, тэнно, – прижимая веер к груди, она поклонилась. Показалось Лёльке или нет, что в затылок ей из толпы впился, точно стилет, чей-то взор, полный ненависти и зависти?..

Отконвоировав Ивановичей до башни, Отоваро церемонно поздравил победителя и хотел было передать его остатки Чаёку для медицинских опытов, но Лёлька, которая Ярик, взбрыкнула:

– Во-первых, Отоваро-сенсей, мы бы хотели продолжить тренировки с вами и в последующие дни, – непреклонно заявила она под сдавленно-тяжкий стон со стороны настоящего Яра, – и поэтому любезно просим вас не оставлять нас на произвол судьбы неучами, на случай, если у Миномёто найдется еще один Обормот, или несколько.

– А что во-вторых? – внимательно склонив голову и улыбаясь в усы спросил Иканай.

– А второе… и первое… и компот… будут вечером. И мы вас с Чаёку-сан приглашаем, – торжественно проговорила она.

– Куда?..

– Что такое компот?

– Вы проводите нас на кухню, Чаёку-сан, где мы приготовим небольшое угощение так, как принято у нас дома, – скромно сложив руки на груди, проговорила Лёлька. – Мы в честь победы, в которую вы вложили не меньше сил, чем я, хотим сделать вам что-нибудь приятное. А поскольку мы ничего такого особенного делать не умеем…

– То хотя бы сделаем то, что не умеем! – договорил за нее Ярик.

– Это ты не умеешь… – начала было девочка – но вспомнила, кто она сейчас, и прикусила язык. Княжичу знаться с котелками и разделочными досками было не к лицу. И вообще, это могло послужить некоторого рода препятствием, если подумать… Но думать было уже поздно. Хорошая мысля, как говорится, приходит, когда дома никого нет.

– На кухню? – Чаёку приподняла брови в веселом удивлении. – Но чем вы там станете заниматься? Вы же даймё, а не кухари.

– В Лукоморье даймё должен уметь всё, – с горделивым достоинством проговорил мальчик, и дайёнкю осталось только развести руками.

Лёлька глянула на треснувшее серебряное зеркало, не зная, как попросить девушку, чтобы его скорее заменили, и уж совсем не представляя, как объяснить второе разбитое – но тут ей в голову пришла одна мысль.

– А можно мы с сестрой ненадолго уединимся в саду Озера Приятного Поиска Спокойствия и Гармонии? – спросила она, прижимая Тихона к груди.

– Для чего? – глаза вамаясьцев, успевших узнать Ивановичей и их отношение к местным традициям, подозрительно прищурились[143]143
  А глаза Яра округлились, и с губ не едва не сорвался точно такой же вопрос. Но вовремя вспомненная аксиома «Старшая сестра права всегда. Если старшая сестра не права, то ты просто ничего не понимаешь» заставила прикусить язык.


[Закрыть].

– Для приятного поиска спокойствия и гармонии? – Лёлька невинно захлопала очами.

– Да, конечно! – поспешила ответить дайёнкю, пока ее подопечные, в кои-то веки вставшие на тропу просветления, не передумали.

Сад с зеркальным озерцом, окруженным древними соснами и кипарисами, скрывался от мира за живой изгородью из менее высокой и благородной, но гораздо более густой и колючей растительности. Заросший изумрудной травой берег обрамляли редкие черные валуны[144]144
  «Четырнадцать», – подсчитала Лёлька и тут же принялась отыскивать спрятанный и строить коварные планы на его счет, ибо нечего от приличных людей свои каменюки прятать.


[Закрыть], а над самой гладью возвышалась старая, продуваемая всеми ветрами беседка.

– Мы посидим одни. Можно? – попросила Лёлька, и Чаёку, с мечтательной улыбкой окинув тенистое прибежище от дворцовой суеты, кивнула:

– Да, конечно. Я пока помедитирую в павильоне Весеннего Ветра напротив входа.

– Спасибо.

– И не забудьте вознести благодарность солнцеликой Яширока Мимасите за покровительство!

– Прямо сейчас этим и займемся, – кивнула девочка и дайёнкю, обнадеженная, посеменила прочь.

Когда стройная фигурка в голубом кимоно скрылась за кустами, Ярик накинулся на сестру:

– Ты чего?! С ума сошла?! Зачем мы в этот сад пришли?! И что мы будем делать на кухне?!

– Отдай сюда, – не объясняя ничего, она вытянула задремавшего на руках у Яра Тихона и решительно двинулась к воде.

– Ты его утопить хочешь?! – бросился вдогонку мальчик.

Лёка остановилась так, что Яр налетел на нее и едва не сбил с ног.

– Иногда мне хочется утопить тебя, – сделала она страшное лицо, опустила лягуха на траву у самой воды, встала на колени и указала княжичу на место рядом с собой. Перехватив горящий всеми карами Белого Света взор сестры, он бухнулся на колени, куда приказано.

Не теряя времени, она ухватила Ярика за шкирку и потянула вперед.

– Я… не хочу пить. Из озера. Это негиги…

– Наклонись, блин компот! Чтобы я наши отражения видела!

Яр вместо этого разинул рот.

– Ты хочешь… прямо тут… Лё! Ты гений!

– А я тебе о чем уже семь лет толкую? – со вздохом святого страстотерпца спросила она.

Тихон неожиданно завозился, попытался толкнуть девочку, но та лишь рассеянно погладила его. Княжичи склонились над водной гладью. В ответ на них из прибрежной глубины уставились десятка три разноцветных карпов – традиционного населения местных водоемов, невкусного, по словам Чаёку, а значит, с точки зрения Лёльки, бесполезного. Игнорируя энергично толкавшегося лягуха и ихтиотусовку, привыкшую к кормежке от каждого искателя спокойствия и гармонии и потому настырную, она сфокусировала взгляд на их с Яром отражении. Пытаясь не обращать внимание на пялившиеся на них нахальные рыбьи морды, протянула руки к поверхности пруда, дотронулась до отражений, потащила одно на место другого… и с ужасом увидела, что отражения рыб поскользили тоже, сливаясь с их. Курносые носы с плавниками на ноздрях, по четыре рыбьих глаза вдобавок к своим, желто-белые чешуйчатые лбы под красными волосами… Лёлька в панике дернула руками, пытаясь вернуть всё как было, но испуганные рыбины развернулись – и к рыбьим мордам на щеках Ивановичей присоединились рыбьи хвосты, торчавшие из ушей. Не соображая, что творит, она попыталась отдернуть руки – озеро поднялось ей навстречу, как прилипшая простыня.

– Уйди!!! – закричала она, размахивая руками и вспоминая отчего-то дядю Агафона – но разверзлись тут хляби расхлябанные и мокрая тьма поглотила ее.

Когда Лёлька открыла глаза, первым, что она увидела, было белое мокрое лицо Ярика, нависшее над ней. "Прямо как в романе Лючинды Кармелли!" – подумала она. Растроганная его слезами, она протянула к нему руку и слабым голосом умирающей вороны[145]145
  Умирающий лебедь и даже засыпающий воробей не получились – то ли практики было маловато, то ли актерских способностей.


[Закрыть] просипела:

– Со мной всё в порядке.

– С тобой-то всё!.. – руки Ярика взлетели к небу, как ей показалось, но проследив направление полета, вся драматичность момента рассеялась. Кроме Яра, над ней склонялись… новогодние елки. Протерев кулаками глаза – тоже отчего-то мокрые – она увидела, что это были всего лишь вековые сосны и кипарисы – украшенные разноцветным рыбьим населением озера. На развилках сучьев ближних деревьев, опасно похрустывая своими насестами, примостились черные камни.

Не в силах ни найти объяснения увиденному, ни отвести взгляда, она принялась считать:

– Раз… два… три… четыре…

Сук отломился, камень грохнулся наземь, дерево освободилось, выпрямляясь как катапульта – и рыбий косяк превратился в стаю. Метнувшиеся ветки сосны задели соседку, роняя камень ее – и еще одна рыбья стая полетела на юг, и еще один камень, и одно дерево, и еще одно, а потом и не одно…

Как завороженные, Ивановичи наблюдали за принципом домино в применении к зеленым насаждениям, пока последняя стая не скрылась из вида – и пока в арке из жимолости не показалась Чаёку. Лицо ее пылало, а подол кимоно был полон живой рыбы.

"Ну сейчас и прилетит нам…" – Лёлька втянула голову в плечи.

– Вы только поглядите! – задыхаясь от волнения, выпалила дайёнкю. – Я сидела в беседке Весеннего Ветра, молилась Мимасите об усилении красоты и гармонии этого чудного места, и глядите! На меня обрушился дождь из живых карпов! Вообще-то, мне всегда казалось, что в этом озере их многовато, но если богиня думает, что их не хватает…

Девушка подошла к воде – и не увидела ни одной рыбы.

– Премудрость утренней богини не знает границ! – всплеснула она руками, заодно производя зарыбление водоема, потом обвела взглядом берега, увидела разбросанные камни – пятнадцать – и поломанные ветки, и рот ее медленно приоткрылся.

– Мы тоже молились Мимасите об украшении этого места, – быстро вступила Лёлька, излучая искренность в мегаваттном диапазоне. – Так что богине виднее. Раньше тут был парк как парк, а сейчас – саби-ваби и полный сибуй! И может, мы уже пойдем на кухню? Так хочется поскорее сделать вам всем приятный сюрприз!..

Про готовку Лёлька знала всё. Неоднократно она рассматривала содержимое супов, вторых блюд и прочих салатов – частично из любопытства, частично пытаясь потянуть время в ожидании того момента, когда родители скомандуют перемену блюд и на стол перед ней поставят что-нибудь менее полезное и более сладкое[146]146
  Надо ли говорить, что первое желание бывало удовлетворено на сто процентов, а счет в пользу второго открыт пока не был.


[Закрыть]. Она знала, что еда бывает вареной, жареной, тушеной и просто резаной как попало, сиречь заморское блюдо салат. Ей было известно, что овощи, перед тем, как засунуть в печь или положить в котел, чистят. Мясо тоже чистят – от шкуры, убедившись предварительно, что оно не убежит в процессе, а еще его режут, иногда – рубят. Хлеб делают из теста, тесто – из муки, муку – из зерна. Правда, до сих пор она не могла догадаться, как проковыривают в мякише каравая дырочки и почему снаружи следов вмешательства потом не видно, но это она относила к тем вопросам, на которые взрослые обещали ответить позднее, вроде того, откуда берутся дети.

Поесть она любила[147]147
  Хотя по ней, в отличие от Ярика, видно этого не было


[Закрыть], и поэтому первой ее мыслью в направлении осчастливливания друзей, за неимением шуб, золота и права раздавать местные дворцы и земли, был пир. К тому же вамаясьская кухня и в первый день показалась ей слишком пресной, постной и безвкусной, а после двух недель пребывания тут она и вовсе была готова поменять полцарства на конскую хотя бы колбасу. Потому над выбором меню она долго не мучилась: много и вкусно. И никакого полезно и рядом не надо.

– Сегодня мы будем готовить пирожки и борщ! – безапелляционно заявила она Чаёку и собравшимся вокруг поварам.

– Что… и что? – вежливо уточнил главный кухарь Искусима-сан.

Лёка одарила его жалостливым взором и повторила, надеясь достичь целевой аудитории хотя бы со второго раза:

– Боржч. И пы-раж-ки.

– И как их готовят, Ори-сан? – спросила Чаёку. – Только объясните нашим поварам, и они сделают всё, что от них зависит.

– Ну… Так и быть, – как бы неохотно ответила девочка, не горевшая желанием мыть, чистить и резать суповые ингредиенты. – Записывать готовы?

– Всенепременнейше, Ори-сан, – Искусима склонился перед ней с кисточкой, тушницей и длинным листом бумаги.

– Тогда вперед, – милостиво разрешила княжна. – Во-первых, тесто.

Кисть Искусимы забегала по странице, коричневатой, как поджаренный пирожок.

– …во-вторых, начинка для пирожков. То есть мясо…

– Что?

– Мясо, – повторила княжна, недоумевая, что она произнесла непонятного.

– Рыбы?

– Нет, мяса, – для особо сообразительных пояснила она.

– Дичь! – озарилось пониманием лицо дайёнкю. Лёлька подумала, приняла поправку вводной и продолжила:

– А еще приправы всякие. Дальше. Для борща… – она примолкла, вызывая пред мысленным взором тарелку красноватого супа с ледником свежевываленной туда сметаны, – …опять мясо…

– Дичь?

– Да, да! Потом свеклу…

– Что?

Монолог, напоминавший теперь больше всего бег с барьерами, прервался снова.

– Свек-лу, – почти терпеливо повторила девочка. – Это такое бордовое. Растет в земле.

– А, дайкон! – воспрянул духом повар. Но теперь зависла Лёка. Дайкон? Название было похоже то ли на вамаясьский княжеский титул, то ли на оружие массового поражения, но спросить она не решались. Наверное, в конце концов, им виднее, как называется их свекла.

– Потом морковку, – с важным видом продолжила она, загибая пальцы.

Реакция повара была предсказуема.

– Что?..

Лёлька порылась в свежерасширенной эрудиции, сложила ее с опытом и выдала:

– Дайкон. Оранжевый. Длинный такой, а к концу сужается.

– Дайкон оранжевый в нашу кухню не завезли, Ори-сан, – горестно развел руками Искусима. – Только розовый.

Лёка подумала. По форме, вроде, подходит. А цвет… Какая в сущности разница, какого цвета у них морковка?

– Сойдет, – махнула она рукой. – Потом нужна капуста…

– Что?

– Это овощ такой. Зеленый. Круглый. С листьями, – устало вздохнула она.

– Дайкон! – радостно воскликнул повар.

– Ага, – с облегчением выдохнула княжна. – Дальше… лук и чеснок.

И, не дожидаясь коронного вопроса повелителя дворцовой кухни, выпалила:

– Это такой дайкон желтого и бежевого цвета! Круглый!

Повар, лучась радостью и желанием угодить, торопливо записал и воззрился на нее:

– Что-то еще, Ори-сан?

Княжна почесала подбородок.

– Помидоры?.. Красные такие, круглые, листики на попках зелененькие…

– Дайкон!

– Да, он, – кивнула она и вытерла пот со лба, выступивший от напряжения. Всё это вместе взятое надо почистить, сложить в котел с мясом…

На этом месте повар застонал, но девочка непреклонно продолжила:

– …и варить, пока не сварится.

– А рис когда добавлять, осмелюсь полюбопытствовать?

– Какой рис добавлять? Не надо рис добавлять!

Искусима наморщил лоб, соображая, сообразил и склонился, сложив перед собой ладони лодочкой:

– Не будем рис добавлять. Всё будет исполнено, как вы сказали, Ори-сан.

– Ну и хорошо. Исполняйте, – с чувством наполовину сделанной работы Лёка обернулась к группе поддержки, застывшей в благоговении перед лицом ее кулинарного гения, закатала рукава и потерла руки в предвкушении новых трудов: – А я займусь пирожками!

Заниматься пирожками Лёка рассчитывала недолго. Она видела один раз, как стряпуха тетка Маланья их лепила: ничего сложного.

С видом хирургического светилы на бенефисе она обмотала сарафан поданным полотенцем как фартуком и, не глядя, протянула руку:

– Тесто! Начинку!

Искусай, едва не спотыкаясь, подбежал с деревянным тазиком, накрытым тряпочкой, на вытянутых руках и протянул с поклоном, как иноземный посол – сундук с драгоценностями. За ним с подносом, накрытым такой же тряпочкой, стоял начинконосец. Лёка приподняла ткань и с подозрением глянула на белую массу, устроившуюся большим комом на дне таза:

– Это что? Тесто?

– Тесто, Ори-сан! Как вы велели, Ори-сан!

Лёка задумчиво сдвинула брови. Когда она проходила мимо Маланьи, тесто на столе у нее было плоским, как блин. И кстати о столе… Она оглянулась в поисках оного, но всё, на что натыкался ее взор, имело высоту ножек максимум ладони в две. "Ну не тащить же наш стол из башни", – вздохнула она мысленно и опустилась на пол перед ближайшим свободным недомерком.

Коленки заболели сразу. Она попробовала вытянуть ноги под столом, но добилась только того, что он зацепился за большой палец и уехал в район пяток. Побагровевшая Лёлька встретилась взглядами с Искусаем, и видно, что-то было в ее взоре такого, что главный повар дворца молча бросился прочь – и вернулся через минуту с четырьмя тюльками одинаковой длины. Усилиями подручных столик вознесся на невиданную для него высоту и замер в таком положении, удерживаемый четырьмя парами поварятских рук.

Лёлька удовлетворенно кивнула, вывалила тесто на столешницу, отполированную десятками трудолюбивых рук, и принялась разравнивать, чтобы получилось плоским, как у Маланьи.

Тесто разравнивалось замечательно. Даже слишком. Размазавшись блином по всей поверхности, оно обвисло с краев как очень упитанная скатерть в ожидании продолжения – то ли процесса, то ли стола. Но ни того ни другого не последовало: девочка, сердито насупившись, принялась отрывать излишки и бросать в тазик ассистента. Пошлепав ладонями по остаткам, она наморщила лоб, вспоминая.

Тетка Маланья брала со стола плоские кругляши теста, клала ложкой в середину начинку, защипывала и складывала на сковородку. Отлично. Так и поступим.

Как получить идеально ровный кругляш, она знала, но циркуля поблизости не было, поэтому пришлось импровизировать. Ножом она разрезала тесто на квадраты, показала поварятам, медленно впадавшим в ступор от немыслимых кулинарных высот, как срезать углы, чтобы вышли круги, и довольная обернулась в поисках ответственного за начинку, с чисто вамаясьским терпением и невозмутимостью всё это время ожидавшего рядом. Откинув тряпицу, она ошарашенно уставилась на ляжку кого-то небольшого и мускулистого.

– Что-то не так? – Искусай снова проинтуичил неприятности до момента их зарождения.

– Мясо должно быть порублено, – с укором сказала княжна, – и в него добавлены приправы.

– Какие? – Искусай был весь внимание и услужливость.

Подумав о культурно-кулинарной разнице, Лёлька решила предаться эксперименту:

– Да какие вы у себя используете.

– Будет сделано, Ори-сан!

Замысловатое движение бровей – и начинкодержатель со скоростью преследуемого оленя скрылся за ширмой вместе со своей подопечной. Через секунду оттуда донеслись звуки ударов, кряхтение и какая-то возня. Но не успели Ивановичи подумать, что не иначе как ляжка оказала сопротивление, как поваренок с подносом на вытянутых руках гордо выплыл на простор дворцовой кухни. На темной поверхности красовалась та же самая ляжка, разрубленная на пять частей и обмазанная какой-то зеленой гадостью.

Отношение Лёки к увиденному слишком явно отразилось на ее физиономии, или главный повар за годы службы действительно выработал зачатки ясновидения и телепатии, но яростно вскинутая ладонь остановила носителя начинки на полпути.

– На десять частей, – с каменным выражением лица проговорил Искусай, а после быстрого взгляда на высокородную арендаторшу кухонного угла быстро добавил: – А потом каждую еще на столько же.

– А во что упало мясо, пока его рубили? – впечатленный открывавшимися пред ним лукоморско-вамаясьскими кухонными таинствами, робко спросил Ярик.

– Оно никуда не падало, Яри-сан, – повар испуганно глянул на мальчика.

– А в чем оно тогда?

– В че… А, это! Это не то, что вы подумали. Это васаби. Ори-сан приказала использовать наши обычные приправы.

– А… еще более обычные… использовать можно? – слегка нервно проговорила Лёлька.

– Конечно, Ори-сан! – радостно воскликнул Искусай и выкрикнул в адрес рубящегося с ляжкой поваренка: – Окуни! Добавь к васаби дайкону!

Спустя пять минут перед Лёкой стоял гордый начинконачальник с подносом, на котором горкой возвышалось нечто цвета жабы, попавшей в малиновое варенье.

– Начинка-сан, Ори-сан! – доложил он с таким волнением и счастьем по поводу благополучного исполнения головоломного заказа знаменитой онна-бугэйся из Рукомото, что у девочки язык не повернулся сказать что-то, кроме "Спасибо-сан".

Смахнув навернувшиеся от вамаясьского духа слёзы, она вспомнила, что ближайшая ложка находится у них в башне, мужественно зачерпнула пригоршню зелено-красной субстанции и положила на первый кругляш.

Дальше дело пошло повеселее[148]148
  Хотя для кого именно – история умалчивает.


[Закрыть]. Через час два десятка пирожков, каждый одаренный ярко выраженной индивидуальностью, были погружены жариться в котел с соевым маслом[149]149
  За отсутствием на вамаясьской кухне сковородок как класса.


[Закрыть]. Лёлька расположилась было рядом, но Чаёку предложила доверить мелочи профессионалам, а самим идти в башню готовиться к приему гостей – и княжичи согласились. Отдав распоряжение насчет хлеба и компота[150]150
  «Порезать фрукты и сварить с сахаром. Тут даже вамаясец не сможет ничего напутать».


[Закрыть], Лёка отбыла с видом полководца с поля выигранного боя под задушевное яриково пение:

 
– Ой, цветет васаби
В поле у ручья.
Ниндзю молодого
Полюбила я.
Ниндзю полюби-и-ила
На свою беду:
Не могу открыться –
Ниндзю не найду.
 

По пути к башне, к удивлению Ивановичей, их несколько раз останавливали незнакомые люди и, чопорно раскланиваясь, поздравляли Яра с победой. Ноблесс оближ, как пора было уже писать на гербе Лукоморья, и княжичи с такой же церемонностью отвечали на поздравления, принимали пожелания, раздавали приглашения[151]151
  «Будете проходить мимо – проходите».


[Закрыть] и двигались дальше – только чтобы шагов через дюжину налететь на очередного доброжелателя и повторить всю вамаясьскую церемонию сначала.

Отоваро поджидал их у дверей, беседуя с охранником, в котором Ивановичи узнали Забияки. При виде своих подопечных сенсей согнулся в почтительном поклоне, улыбаясь глазами.

– Рад видеть снова, рад видеть снова.

– Добро пожаловать, гости дорогие! – Ярик, чувствуя себя великим князем на пиру, сделал широкий жест, приглашая Чаёку, Иканая и Забияки. Последний попробовал уклониться, но когда к уговорам подключилась дайёнкю, сказав, что в день триумфа победителю не отказывают, юный охранник сдался.

Не успели они расположиться за столом, спешно придвинутом к окну – девушка и учитель на стульях, единственных в радиусе двадцати тысяч самураев, Забияки на подоконнике, как по коридору зазвучал дробный стукоток деревянных сандалий, и в комнату вплыл караван служанок с подносами, тарелками, котлами и горшками, наполненными лукоморским эксклюзивом. Ивановичи, окончательно войдя в роль радушных хозяев, быстро лишили кухонный народ их ноши и сами принялись расставлять и накладывать угощение. Правда, несмотря на клятвенное заверение Искусая, что все инструкции ему чрезвычайно понятны, в комплекте к исконно-лукоморской трапезе поступил еще и рис. Княжичи, переглянувшись, решили поставить на стол и его, потому что, как оказалось, без этих скромных чашечек пир их выглядел максимум как легкий перекус в лукоморском трактире.

Ярик нарезал хлеб, белизной напоминавший снежный ком и такой же мягкий. Удивляясь, как свежий каравай умудрился зачерстветь за час, он поставил его на стол под удивленный гомон гостей:

– Какой большой рисовый колобок!

Рисовый?! Но в Лукоморье не пекут рисовый хлеб! И, похоже, не зря.

– Пускай, – шепнула сестра. – Пусть будет хоть что-то нелукоморское. Так им проще привыкнуть к нашей кухне.

Первой переменой пошел борщ. Правда, бордово-красная жидкость с плававшими кусками овощей и мяса пахла как-то не по-домашнему, но Лёлька списала это на отсутствие оранжевой моркови и лично с поклоном подала дорогим гостям каждую тарелку. Достав из-за пояса привычные палочки, вамаясьцы с улыбками[152]152
  Причем улыбка Чаёку показалась девочке скорее мученической, чем радостной – ну да не все люди принимают новое даже с такими улыбками.


[Закрыть] выловили по кусочку чего-нибудь – и застыли. Глаза их расширились[153]153
  «В экстазе!» – радостно решила княжна.


[Закрыть], улыбки медленно сползли, потом быстро вернулись, и палочки, как одна, метнулись к чашкам с рисом.

– Настоящий лукоморский борщ с рисом не бывает, – с мягким укором проговорила Лёлька. – Попробуйте без. Вам обязательно понравится.

Гости вернули улыбки на лица, вежливо[154]154
  Или обреченно?


[Закрыть] склонили головы, бросили последние взгляды, полные загадочных чувств, на рис – и принялись за суп. Ели они не спеша, как показалось Ивановичам, тщательно смакуя каждый глоток, и с каждым проглоченным куском кулинарное эго Лёки раздувалось всё больше. Какой пустозвон говорил, что готовить надо долго учиться?

Когда овощи и мясо были доедены, вамаясьцы дружно выпили оставшуюся жидкость и так же дружно закивали:

– Очень вкусно. Очень вкусно.

– Правда? Вам понравилось? – просияла девочка.

– Очень. Очень. Непередаваемый вкус.

– А тут добавка осталась! Хотите? Сейчас я вам положу! – Ярик с радостью сообщил результаты исследований котелка. К умилению Ивановичей в этот момент гости прослезились.

Вторая порция была съедена с не меньшим удовольствием, чем первая, и ребята, довольные ходом приёма, убрали котел и гордо отправились за пирожками.

– Интересно, есть по вкусу разница между оранжевой и розовой морковкой?.. – задумчиво проговорила девочка, поскребла по донышку ложкой-половником, и отправила остатки борща в рот.

Ярик так и не понял, отчего котел из рук его сестры вдруг грохнулся на пол, а сама она схватилась за горло и зашлась в сиплом кашле, потому сначала она на вопросы не отвечала и на внешние раздражители[155]155
  Вроде готового зареветь брата.


[Закрыть] не реагировала, а когда с полминуты спустя выпрямилась и утерла слезы, единственной фразой было: «М-моркови… м-м-многовато».

Яр, подозревавший с детства, что у нормального человека есть здоровую пищу никакого здоровья не хватит, под обеспокоенными взглядами гостей водрузил на стол блюдо с пирожками. Правда, поджаристые в Лукоморье, тут они получились бледными, с редкими пятнами слабого румянца, как у чахоточного альбиноса – но зато почти не развалились, и большая часть начинки даже осталась внутри.

Порадовавшись, что никто в Вамаяси не знает, как должны выглядеть лукоморские пироги, вдохновленная Лёлька с поклоном расставила блюдечки:

– Кушайте, гости дорогие! Накладывайте, это всё только вам!

Дорогие гости, то ли приободренные, то ли напуганные, переглянулись, не забывая улыбаться, и потянулись к угощению.

– Я первый, – с видом сапера на экспериментальном минном поле Забияки откусил пирожок. Тот захрустел. Но не успела Лёлька порадоваться его поджаристости, как он раскололся, и на тарелку со стуком посыпались окостеневшие куски начинки. Наверное, не случайно в Лукоморье рубленое мясо фри в пирожки из рисовой муки не клал никто.

– Ничего, пусть постоят, помягче станут! – спасая положение, Ярик смахнул блюдо на подоконник, ухватил котелок с компотом и плюхнул на стол. – Наливайте!

Отоваро приподнял крышку и глянул вопросительно на Ивановичей:

– А можно нож?

– Это же ком-пот! – словно непонятное иноземное слово говорило само за себя, княжна заглянула внутрь… и рот ее приоткрылся. Когда она велела сварить фрукты с сахаром, нечто синее, консистенции полузастывшего бетона, она на выходе увидеть не ожидала.

– Это… что?

– Ком…пот? – повторила Чаёку услышанный еще на кухне новый термин.

– А… отчего… синий? – упавшим голосом спросила девочка.

– Он из фиг.

– Фиговый у нас компот получился, Лё… – со вздохом понурился Яр.

– Вернее… и компот тоже… – вытянулось лицо девочки, а мир расплылся за пеленою навернувшихся слез.

– Ори-сан, Яри-сан, огромное вам спасибо! – воскликнул вдруг Иканай. – Как я много слышал о настоящем фиговом компоте из Рукомото, как мечтал его попробовать – и наконец-то!

– Говорят, это напиток богов! – пылко подхватила Чаёку.

– Можно мне два куска? А лучше три! – юный самурай одним рывком снова оказался на переднем крае.

Ивановичи переглянулись, встретились взглядами с гостями – и расплылись в невольных улыбках.

– Можно и три, – хихикнула Лёлька и хлюпнула носом. – По крайней мере, он не пережарен, и дайкона в нем нет.

– Скорее всего, – невозмутимо уточнил Отоваро, и комната содрогнулась от хохота пятерых.

Званый вечер продолжился дарением императорской жемчужины Чаёку и императорского же веера сенсею, долго отнекивавшимся, но в конце концов принявшим подарки под напором искреннего восторга и благодарности княжичей. Далее пошла развлекательная часть – игры в колечко, выше ноги от земли, двенадцать палочек, замененных таким же количеством бронебойных пирожков, "я знаю пять названий" с балдеющим Тихоном вместо мяча, спонтанно окончившаяся рассказыванием страшилок перед синим огоньком волшебного ночника.

– Я… – свернувшийся калачиком лягух перелетел из рук Лёльки в руки Отоваро.

– Знаю… – проговорил он ставшей привычную формулу и отпасовал Тихона Чаёку.

– Пять… – пушистый розовый мяч отправился к Ярику.

– Названий… – изящной дугой Тиша устремился к Хибару Забияки. Тот на пару секунд задумался, соображая, чего сегодня еще не касался пытливый вамаясьско-лукоморский разум, и выдал:

– …Ёкаев!

– Чего? – вместо первого ответа Лёлька моргнула и прижала лягуха к груди. – Каких икаев?

– Нечистиков. Нежити, – пояснил Хибару. – Про которых страшные истории рассказывают. Не знаю, как вас, а у нас их – море-океан! И людоеды, и снежная женщина, и ведьмы, и духи умерших, и домовые, и водяные, и корабль-призрак, и лошадь без головы, и призрачные руки… А безликий нопэрапон? А большое речное чудище? А хитоцумэ-кодзо? Да одна горящая телега чего стоит! Оборотней у нас так вообще целая армия – и лисы, и барсуки, и пауки, и жабы, и кошки, и крысы – да вообще, все оборотни! Иной раз проще оборотня найти, чем настоящее животное! Столько ёкаев, как в Вамаяси, ни в одной стране Белого Света нет!

– Да поду-у-у-умаешь! – вызванная "на слабо" Лёлька азартно подалась вперед. – Да у нас в Лукоморье их еще больше! Ведьмы! Лешие! Водяные! Домовые! Овинные! Дворовые!.. Библиотечные!..

Она сконфуженно примолкла, не уверенная, стоило ли причислять доброго, деликатного, интеллигентного Дионисия к сонму каких-то там икаев, но, заметив победную усмешку Забияки, горячо продолжила:

– Ярка, помогай!

– Я… э-э-э… – растерянно промычал княжич, список лукоморских ёкаев которого был едва ли длиннее сестриного. Вот боярыню Серапею бы сюда – от ее рассказок к утру всё Вамаяси бежало бы в панике до самого Гвента, но где ее взять, а ноблесс оближ-то прямо сейчас, за державу-то ведь обидно… И он бросился в перечисление, как в атаку, упрямо загибая пальцы:

– Гуси-лебеди! Мышка-норушка! Бычок-смоляной бочок! Колобок! Серенький волчок!..

– Какие-то нестрашные у вас ёкаи, – снисходительно фыркнул Забияки.

– Ха! Нестрашные! – напыжилась Лёка. – Это мы просто вас пугать не хотели! Ну так слушайте теперь про страшных! Яр, давай!

Ярик, чувствуя себя бегущим далеко за краем пропасти по прозрачному воздуху, гордо начал другой кулак:

– Меч-саморуб! Копье-самотык! Винт-саморез! Скатерть-самобранка! Сивка… самобурка!.. Каша из топора!..

– Что?! – округлились глаза вамаясьцев.

– Это такой… икай… – начал вдохновенно Ярослав, – что когда ночью в доме на болоте при погашенном свете в двенадцать часов, когда силы зла властвуют безраздельно, варишь гречневую кашу, то утром в чугунке с кашей появляется топор! А на хозяев нападает жуткий голод! А он не дает есть эту кашу, а кто ухватит хоть крупинку, того с восходом находят в этом чугунке, а топор летает сверху и не дает ему выбраться!

– Мораль сей сказки такова: нечего на ночь жрать, ни в одни двери потом не пролезешь, – поучительно добавила Лёка.

– А у нас в доме зато могут завестись цукумогами – живые сандалии, зонты, фляги и даже чайники! Вещи, которым больше ста лет, у нас оживают! – не желая отставать, азартно приподнялся Хибару.

– А у нас… А у нас зато есть черная старуха Федора – повелительница тараканов! У нее посуда тоже ожила, а еще мебель и бытовая техника – утюги и корыта! – не осталась в долгу Лёлька, а в счет последующих выплат продолжила прищурившись и с загадочными подвываниями: – Федора была очень злая и хотела завоевать весь Белый Свет! И вот однажды, копаясь в старых книгах по магии, она отрыла жуткую тайну, как оживить всё вокруг себя. И тогда она не мылась сто лет… нет, двести! – и так оживила и чайники, и блюдца, и корыта, и стол, и самовар – короче, всё, до чего дотянулись ее грязные кривые руки-крюки, и отправила это на покорение Белого Света!