Текст книги "Хождение Восвояси (СИ)"

Автор книги: Светлана Багдерина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 56 страниц)

"Строгий, но справедливый управитель Я Синь Пеня, зять Нефритового Государя, да продлятся наши годы до бесконечности, светоч истины и добра… или нет, лучше умеренности и учёности… или разума и победоноскости… побенонесущности… несучности… божественный Ка Бэ Дань!" – как средство успокоения нервов, привычно прокручивал он в уме приятные мысли. Но сейчас желанного умиротворения не принесли и они. Гоу Ман пропал без следа самым возмутительным образом, и объяснения сему не находилось, кроме как козней этого мерзкого самодовольного Сама и его злобного феникса со своими приспешниками, быстро появившимися и еще быстрее пропавшими. Но как, как?! На всех входах и выходах и даже под всеми окнами стояли караулы из опытных воинов! И все в голос клянутся, что никто не выносил, не выводил и не выбрасывал никого похожего на помощника духа Востока, не то, чтобы кто-то на него похожий на Белом Свете существовал! Крыша дворца цела! Сделать его невидимым или пройти с ним сквозь стену похитители не могли! Или могли?.. Чушь! Никто не может этого делать, если он не Нефритовый Государь, а Нефритовый Государь такое делать не станет, потому что не государево это занятие! Точка! Но тогда как?.. И еще этот фигляр Хо Люй со своими россказнями про шесть мудрецов! Шесть! Ну не выживает ли он из ума?! Как одного человека может быть шесть?! В младшие ездовые его разжаловать, что ли? Лошадям пусть советы даёт, советничек! Ишь, сидит, молчит, упырь, ковшик медный к правому полурожию приложил – синяк сводит! Да на такую харю таза мало будет! Мудрец его приложил, видите ли вы! Да этот Дай У Ма комара шлёпнет – не раздавит, болтун тщедушный! Дураком они меня все выставить хотят, вот чего! На посмешище войску и моим будущим подданным! Но мы еще посмотрим, кто кого, безродный сброд иноземных выскочек!..

Перед дворцом паланкин остановился. На крыльце, разряженный как праздничный болванчик, сунув руки в рукава, стоял управитель О в компании придворных и мудреца Дая. Носильщики присели, с облегчением опуская свою сияющую лаком ношу, и военачальник первым выгрузился у подножия лестницы. Следом вылезли Хо Люй, неохотно расставшийся с ковшиком в последнюю секунду, и По Бе Дю, грозно надувавший щёки и хмуривший брови.

– Скромный в своей гениальности военачальник героического непобедимого воинства Ка Бэ Дань, – скорбно приложив к раздутой лиловой щеке ладонь с припрятанным в ней медным зеркальцем, пробубнил старший советник, – сердечно приветствует управителя провинции Я Синь…

С дальнего конца площади донёсся стук и возбужденные восклицания, приближавшиеся сквозь расступавшуюся толпу. Еще несколько секунд – и грохоча и высекая искры из мостовой, перед крыльцом остановился чудной дом на колёсах – точёный, верчёный, золочёный, влекомый парой не менее диковинных каменных коней.

– Едрёна громыхала… – благоговейно округлил очи начштаба По.

– Колесница грома! – важно поправил его с козел круглоглазый белобрысый возница, соскочил и метнулся к дверям дома – открывать. Тут же ему под ноги выпала и услужливо разложилась ажурная лесенка, по которой, степенно приподнимая полы халата, сошёл Гоу Ман. За ним последовал Сам – претендент-самозванец, за ним – феникс северных снегов.

Ка Бэ Дань и его недодекламированное приветствие были забыты: внимание управителя и толпы было приковано исключительно к героям ночи. Похищенный, неуклюже виляя птичьей гузкой, поднялся на крыльцо, повернулся к толпе, поклонился и заявил:

– Как посланник Нефритового нашего Государя, да простирается его всеведение на царства подземное, земное и небесное, имеющий поручение присутствовать на первом испытании для женихов Лепестка Персика, девы звёздной красы, объявляю победителем претендента Сама! Он собственноручно похитил меня, как было задано великим мудрецом Дай У Ма, оставив тем самым незабываемые впечатления не только о сём предивном граде, но и о своей смекалке и ловкости!

Чи Хай, расположившийся на крылечке по правую руку от духа, степенно поклонился публике.

– А теперь, дабы напомнить всем присутствующим о следующем задании и избежать расхождения толкований, призываю премудрого Дая огласить его во всеуслышание. Сам же я, с благодарностью к хозяевам за гостеприимство, щедрость и доброту, удаляюсь, ибо чувствую, что время моё тут истекло подобно песку в настольных часах, и иные, не менее важные дела ожидают меня.

– Как говорят, провожая почётного гостя в Лукоморье, пусть дорога ваша будет выстлана белой шёлковой скатертью! – важно ответствовал толмач, и не успел Иванушка прыснуть, а Сенька записать еще одно очко на счёт боярыни Серапеи, как место, занимаемое духом, опустело.

– Кхм… – откашлялся О, не сводя взгляда со следов, оставленных дракончиками Гоу Мана в просыпанном кем-то на мрамор песке. Похоже было, что к внезапно появляющимся и не менее внезапно исчезающим гостям он привыкал с трудом. – Скатертью. Белой и шёлковой. Кхм. Значит, так. Как посоветовал учёный помощник властителя Востока, давайте перейдём к оглашению задания.

Дай У Ма, напротив, очень быстро свыкшийся со своим новым положением, сделал шаг вперёд.

– Следующей задачей для сих доблестных мужей будет отыскание царь-девицы, сиречь юной Лепестка Персика, чья красота…

Серафима свела брови над переносицей, вспоминая подробности их плана. Дать О Ля Ля немного времени на то, чтобы спрятаться – естественно, в оговорённом месте. Объявить поиск. Блокировать все попытки Ка приблизиться к этому месту, где после демонстрации усилий по отысканию предмета своих матримониальных желаний в течении получаса Сам ее найдёт. А потом можно будет поразмыслить о треть…

– …пропала!.. – голос О Чу Мей, мелодичный, как пение чайки с ангиной, вырвал царевну из раздумья.

Пропала? Кто пропала? Зачем? Лепесток? Куда пропала? Кто ей разрешил пропадать раньше времени? Что за вотвоясьская народная самодеятельность!

– Куда?! Кто?! В каком смысле?! – посыпались вопросы со всех сторон, и тётка Чу Мей со стенанием опустилась на тёплый мрамор крыльца у ног старшей сестры – Ду Вань:

– Наша плем…

– Пленительная Лепешток Перщика! – успела перебить ее сестра.

Младшая закивала и продолжила, заламывая руки:

– Да! Племительная! Лепешток Перщи… Персика! Она пропала из своих покоев! Мы с моей возлюбленной сестрой Ду Вань решили нанести ей визит, дабы проведать, и обнаружили, что комнаты ее тихи и пусты, и лишь ветер гуляет по ним, передувая из угла в угол листы бумаги и песок!

– Где она?! – вскричал Чи Хай, сжимая кулаки.

– Пропала. Што непонятного?

– Может, она просто вышла? – нахмурился управитель.

– Нет, о милый брат наш! – воскликнула дама Чу Мей. – Мы обыскали дворец от подвалов до чердака, но ни следа О…

– О, ни шледа не нашли мы! – изящно и почти незаметно старуха О пнула сестру в бок.

– О.

Площадь вскипела, перекрывая взволнованным гулом голоса людей на крыльце. Сенька буравящим взором уставилась на Ка Бэ Даня, но тот, кажется, был огорошен не меньше остальных.

– Что значит – ни следа не нашли?! – гневно вопрошал он, обращаясь то к своим придворным, то к чужим. – Как тогда я ее искать буду?!

Советник и начштаба яростно принялись что-то нашёптывать ему в оба уха, военачальник кипел и плевался кипятком, но мысли царевны крутились вокруг слов младшей дуэньи, хоть она и не понимала, что в них показалось ей важным.

"Лишь ветер гуляет по ним, передувая из угла в угол листы бумаги и песок… лишь ветер гуляет по ним, передувая из угла в угол листы бумаги и песок… лишь ветер гуляет по ним, передувая из угла в угол листы бумаги и…"

Взгляд ее упал на песок на крыльце с полустёртыми в растерянной толчее следами Гоу Мана.

Песок.

Вчера, когда они крали духа, песка на крыльце не было. И вообще – откуда в центре города, пусть даже такого запущенного, как Синь Пень, песок? И тем более в покоях дочери управителя?

Версия, одна, но чрезвычайно неприятная во всех отношениях, появилась и застряла в мозгу, отрезав пути к наступлению всем остальным, реши они заявиться. Но они не заявлялись, понимая полную бесперспективность своего визита.

– Кажется, я знаю, кто похитил Лепестка…

Неладное Серафима и компания почувствовали, когда одновременно со всех сторон придорожные кусты затрещали и закачались, точно пробиралось сквозь них стадо пьяных медведей. Но не успели лукоморцы и Чи Хай предположить, какого рода неладности их ожидают, как на тракт выехало десятков несколько гвардейцев военачальника Ка во главе с ним самим.

– Стой! – неприятно оскалился он, картинно вынимая из ножен меч. Тыкательно-кромсательное оружие в руках его солдат было обнажено еще на подходе.

– Стою, хоть дой, – невозмутимо процитировал Сам тётю Лиду Фигуру, останавливая коня.

– Э-э… – ответствовал Ка, ожидавший любого ответа, кроме такого.

– Если вы уже всё сказали, что хотели, разрешите, мы проедем дальше, – вежливо проговорил Иван, еще в городе незаметно[236]236
  Насколько это можно при отряде из двух человек, внезапно увеличившемся в два раза.


[Закрыть] влившийся с Агафоном в ряды группы поддержки Чи Хая.

– "Э, нет!" хотел сказать его высокопревосходительство! – высунулся из-за плеча По Бе Дю старший советник Хо.

– Сдохнуть мне на этом месте, если вы с него сдвинетесь! – начштаба выразил доктрину командира более доступно для понимания и демонстративно взмахнул длинным кривым мечом.

– Не вижу проблемы, – зловеще прищурился чародей. Над пальцами его закружили, вспыхивая лиловыми цукатами, лимонные пирожные – несомненно, наступательного действия, хотя тут же последовавший приглушённый стон мага заставил Сеньку в этом слегка усомниться.

– Что за полоумный постряпун посмел тут разинуть… – презрительно фыркнул – но не дофыркал – По Бе Дю. Мановение руки, глухой вскрик…

Кричать звонко из-под сверхзвукового торта с кремом, прилетевшего вишенкой точно в нос начштабу и сбросившего с коня, было сложновато. Еще один пасс – и у виска По в булыжники врезалась, осыпав осколками, сахарная голова.

Вотвоясьцы, озадаченно раздумывавшие, начало ли это боевых действий или ритуальное приглашение на чай, принятое у северных фениксов, уставились в поисках своего мнения на воеводу. Ни секунды не раздумывавший конь начштаба под завистливые взгляды коллег принялся хрумкать сахарок.

– Да я… Да мы… Да вы… Вы сейчас ответите за всё! – нашёл наконец-то нужные слова Ка Бэ Дань, и его засадный отряд, получив наконец-то руководство к действию, ощетинился сталью и шагнул вперёд – не слишком проворно, но решительно.

Иссиня-чёрный меч Ивана, вылетев из ножен с шёлковым шелестом, развалил пополам валун на обочине. Смуглое Кабэданево воинство стало на три оттенка бледнее и шагов на столько же дальше, но не побежало.

"Элита", – вздохнула царевна, обнажая оба меча и посылая вперёд своего гранитного скакуна.

– Погодите, погодите! – Хо Люй, торопливо дооблизнув с пальцев разбрызгавшийся крем, вскинул ладони. – О грозные фениксы Севера, охладите на миг свои пылающие сердца! Послушайте легкомысленные слова недостойного шептуна, удостоенного головокружительной чести советовать наипобедоноснейшему из воинов современности!

Резня откладывалась?

– Валяй, – милостиво разрешила ее высочество. – Только быстро. У нас дела.

– Я и сам могу говорить свои слова за себя! – начал было Ка, но старший советник опередил его в быстроте и громкости:

– Все мы с восхищением узрели плоды вашей хитроумной победы в первом состязании претендентов на руку и сердце неборождённой Лепестка Персика, хоть и оставило сие происшествие в наших душах разлад и горечь! Ведь шаг к желанному призу для вас означал шаг от него же для его высокопревосходительства! И теперь мы предлагаем… нет, вежливо, но энергично настаиваем! – чтобы по закону справедливости первая попытка в этом испытании принадлежала нам! И кроме того, сие исключительно в ваших собственных интересах!

Сам скептически хмыкнул в ответ на последнее высказывание, потому что против первого, про справедливость, возразить было нечего.

– Именно, именно, именно так! – истово закивал Хо Люй. – Судите сами! Чудовище из реки Текучих Песков за всю историю существования провинции Я Синь Пень не удавалось победить еще никому! Из обычных людей, я имею в виду, ваше высоковсехпревосходительство, к каковым вы не относитесь! – торопливо обернулся советник на работодателя, ободряюще улыбнулся и продолжил: – Но этому печальному течению событий сегодня суждено прерваться, как верно подумал сейчас его великолепие военачальник Ка, да воссияет его имя среди сонма героев и богов! Потому что его воины – самые лучшие, их оружие – самое смертоносное, и сам он – скромный…

Взгляд на помрачневшего Ка…

– То есть нескромный, я хотел сказать!.. военный гений!

– То есть всё исключительно для нашего же блага? – уточнил Иванушка.

– Конечно! Мы спасаем Лепесток Персика от похитителя, мы спасаем вас от верной гибели, мы выдерживаем второе испытание – кругом одни только положительные стороны!

Серафима задумалась, стоит ли добавить, что есть еще один плюс: если чудовище сожрёт первопроходцев, то необходимость в третьем испытании отпадёт – ну после того, конечно, как они достанут невесту со дна песчаной реки из лап монстра… или щупалец… или что у него там имелось… Но воодушевлённый молчанием соперников Ка взял бразды правления в свои руки, развернул коня, отдал приказ – и воинство поскакало по дороге к славе, может, даже вечной.

Лукоморцы и Сам проводили до поворота конкурентов взглядами – Агафон скептическим, Чи Хай – неприязненным, Сенька – задумчивым, и только Иванушка смотрел не на них.

– Сень, – в который раз повторил он, понимая, что и на этот раз вряд ли получит иной ответ, но тем не менее. – А ты уверена, что Лепестка похитило именно речное чудо-юдо?

– Нет, – хмуро покачала головой она. – Но других вариантов у меня нет.

– Зато других вариантов есть у меня! – воскликнул его премудрие, отрываясь от зрелища конских задов, удаляющихся по прямой неширокой дороге. – Драконы! Местные духи! Духи пришлые! Побег! Происки тёток! Отца! Воеводы!

– И это объясняет песок?

– Да при чем тут…

– Это был риторический вопрос или экзистенциальный? – усмехнулась царевна.

– Гигиенический! Ноги надо вытирать и порядок вовремя наводить, и тогда…

– Что?

Чародей выдохнул.

– Ничего. Но если ты объяснишь мне, на кой пень самозваная дочь Нефритового Государя понадобилась этому чучелу, не говоря уже о том, с чего ты решила, что она до сих пор жива… Прости, Хай.

Сам вскинулся, сверкая очами:

– Она жива! Сердце-вещун!

– Ладно-ладно. С сердцем может спорить только один орган… или часть тела, скорее… которая мне сейчас талдычит, что всё не так просто, как кажется.

Хай отмахнулся:

– Не знаю, как голова ваша, а моя полагает, что если бы чудовище реки хотело съесть Лепестка, оно бы съело ее во дворце.

– Логично, – хмыкнул маг. – И вообще. Если бы оно хотело есть, то по дороге от его реки до Синь Пеня ему наверняка попалось не меньше десятка девушек. По сервировке… красоте, то есть… им с ней, конечно, не тягаться, но по вкусовым качествам…

Доселе молчавший Иван опустил глаза на холку коня и вздохнул:

– Я тут подумал… насчет справедливости…

Серафима страдальчески замычала. Знакомая с отношениями супруга с этим скользким понятием, она приготовилась услышать, что справедливым будет, если они пойдут и принесут себя в жертву песочному чудищу, чтобы попытке Ка не мешало ничто. Иван же, не ведая догадок жены или игнорируя их, продолжал:

– …Может, пока чудовище песчаное и гвардейцы Ка Бэ Даня там воюют, мы в другом месте реки спокойно попробуем что-нибудь разведать, и если получится, Лепестка освободить?

И, видя ошалелые лица спутников, включая успевшего его узнать Чи Хая, царевич чуть смущённо пояснил:

– Справедливость справедливости рознь, и одна справедливость другой не помеха, тем более, если свершатся все. Ка получил первую попытку, Сам получит Лепестка, а мы…

Серафима закусила дрогнувшую вдруг губу. Будь ее воля, местные справедливости и их отсутствие могли убираться сию же секунду к едрёной матрёне. Её справедливость поджидала её в императорском дворце столицы Вамаяси.

– Едем, – не дожидаясь реакции царевны, кивнул Агафон и толкнул пятками коня. Больше, чем перед язвящими женщинами, он терялся только перед женщинами плачущими.

С высоты пологого спуска они впервые оглядели печально известную реку Текучих Песков. Травянистые склоны, перетекающие в галечный пляж, деревья, беспечно выходящие к самому берегу… Ничто не отличало бы ее от любой другой реки Белого Света, если бы не вода – а вернее, ее полное отсутствие. Даже издалека было видно, что несла она барханы, ходящие волнами под ветром, налетающие на валуны и разбивающиеся на мелкую песчаную пыль, и списать это ни на какой обман зрения и качество воды не удавалось.

– Хм… – наконец-то смог выговорить его премудрие. – Так она действительно песчаная?

– Название на это намекало, – вяло съязвила Серафима.

– Непонятно, как кто-то может жить в песке. В воздухе, в воде… но в песке? Там же нечем дышать, – недоуменно свёл брови Иванушка, теребя конец веревки, намотанной на шею его коня.

Сперва Серафима посмеивалась над его приготовлениями: не зная, чего ожидать, Иван методично навьючивал на каменных коней всё, что попадало в поле зрения. Но к концу сборов она прониклась идеей, и их кавалькада стала напоминать лавку хозтоваров на гастролях. Всё, что озадаченные аборигены не успели припрятать, от ведра до веревок, от топоров до тазов, от лопат до колокольчиков заняло своё[237]237
  А чаще чужое.


[Закрыть] место на безропотных скакунах.

– Это магия, Вань. Другого объяснения тут быть не может, – уверенно заявил Агафон.

– И что нам делать? – взглянул на него Сам в ожидании развития мысли.

Чародей скроил кислую мину. Если бы кто-то задал ему этот вопрос на том берегу реки, и чем дальше от нее – на всякий случай, тем лучше, ответ был бы однозначным. Но теперь…

– Я могу попробовать залить всё сиропом, – с отвращением бросил он. – Или замостить пирожными.

Спутники его хохотнули, но без энтузиазма.

– Тс-с! – прошептал вдруг Чи Хай, настороженно вытягивая шею, и ткнул пальцам вправо. – Там!

Сенька прислушалась. Из-за излучины, скрытой лесом, еле различимо доносились звуки сражения.

Иван и волшебник услышали тоже.

– Первая попытка в разгаре. Всё честно, – проговорил его премудрие.

– Спускаемся, – Иван тронул коня, и каменный скакун с грациозностью обвала затрусил вниз.

В начале пляжа, засыпанного крупной галькой, Агафон, Серафима и Сам спешились. Иван остался в седле: обозревать окрестности на предмет сюрпризов с высоты было сподручней. Медленным осторожным шагом спасатели приблизились к урезу. Песок с легким шорохом перекатывался почти водяными валами, спеша, наверное, в неведомое песчаное море. Птицы носились над их головами, над дорогой и лесом, охотясь за насекомыми или просто наслаждаясь жизнью, но ни одна из них не пересекала незримую границу земли и движущегося песка.

Серафима прикинула ширину пескоёма: метров пятьдесят. Глубина – если бы это была река обычная – могла варьироваться от "лошади по колено" до "уточкам лапки закрывает". Тут же…

Она подняла с земли палку, бросила в волны… и оторопела. Одно дело – слышать рассказы, а другое – видеть своими глазами, как сухая деревяшка камнем ушла на дно, не оставив на поверхности песка даже кругов.

– С дуба падали листья ясеня… – присвистнул Агафон. И как всякий человек науки, даже если эта наука – магия, тут же пошёл – в буквальном смысле слова – доводить эксперимент до конца.

Своего, едва не выяснилось в следующий миг.

Бежевая гладь вскипела, словно фыркнул кит, и ногу чародея, опустившуюся в песок в полушаге от берега, обвила лохматая верёвка. Не успел его премудрие изречь любимое "кабуча", как выстрелившая из реки склизкая плеть обхватила его талию, рванула… Маг повалился лицом в песок, моментально сомкнувшийся над его спиной.

С криком "Стой!!!" Сам кинулся в реку и успел вцепиться в уже не видимого мага. Чудище дёрнуло, и голова Сама нырнула в песок. Серафима впилась в пояс оборотня, но неумолимая сила потащила ее вслед за утопающим Самом. Она упёрлась ногами что было сил, но с отчаянием ощутила, что погружается. Вдруг что-то обхватило ее за плечи, притискивая руки к телу – и рвануло на берег. За ней из реки вылетел Сам, чудом не выпуская Агафона. И последним в цепочке, таким же чудом и тоже не выпуская, хотя рук у него не было и в помине, как пробка из бутылки, вырвалось нечто, такое огромное, что на мгновение показалось, будто туча нашла на солнце.

В наступивших импровизированных сумерках тускло блеснул меч Ивана – и рукощупальца вместе с верёвкоприсосками, обвивавшими чародея, разделились на две части. Оставшимися конечностями чудище с воем схватилось за обрубки, рухнуло в реку, осыпав берег центнерами песка, и пропало. На траве остались лежать несостоявшиеся утопленники: Сам – отплёвываясь и жадно дыша, Агафон – неподвижно.

– Что с ним? – не сводя настороженного взгляда с песчаных волн, меч наготове, спросил Иванушка.

Серафима вскочила, осыпая гальку песком, сбросила с плеч веревочную петлю и бросилась к другу.

Быстрый комплекс первой помощи исторг изо рта и носа мага потоки мелкого песка. Судорожно вздохнув, он повернулся к реке и прохрипел:

– Количество конечностей пересчитали?

Иван ловким пинком отправил моток руконог чародею:

– Сам пересчитай и умножь на двадцать.

Всё еще извергая песчинки при выдохах, как засорившийся шланг, Агафон поднялся на четвереньки и принялся перебирать трофейные хваталки.

– Овирус вульгарис, – постановил он, распутав завязавшуюся морским узлом плеть со стрекалами. – Или просто овир – для непосвященных.

– Теперь… когда мы узнали его фамилию… стало гораздо проще, – ехидно прокашляла Сенька.

– Не убеждён, – успокоил ее чародей.

– В тихом омуте не без урода, – вспомнил Чи Хай лекции толмача, сверля взглядом притихшую гладь.

Царевич, видя, что второй попытки со стороны овируса вульгариса не намечается, воткнул меч в землю и принялся наматывать спасшую всех веревку обратно на шею каменного коня.

– А ты говорила – "на кой пень, на кой пень"… – не без самодовольства бормотал он, аккуратно укладывая виток за витком.

– Я посмотрю, как тебе тазик пригодится, – язвительно фыркнула она, стягивая наполненный песком сапог.

Маг уселся по-тамамски и замотал головой, вытряхивая из шевелюры и ушей остатки реки. Оборотень усиленно выковыривал их из слезящихся глаз, прислушиваясь к одному ему слышным звукам и бормоча:

– Интересно-преинтересно, с кем тогда Ка Бэ Дань воюет…

Серафима сплюнула последний раз и задала в никуда вытекающий из этого вопрос:

– И кто-нибудь до нас знал, что их тут двое живёт?

Тем временем конечности овира, убедившись, что к ним больше никто претензий не имеет, скромно поползли обратно в реку.

– Э-эй, вы куда?! – воззвал к ним Сам.

Они ускорились, изо всех сил делая вид, будто обращались не к ним.

– Зачем они тебе? – удивился Иван.

– Потому что так нечестно! Если тебя отрубили – оставайся отрубленным! – сердито выкрикнул оборотень.

И пока лукоморцы размышляли над этой сентенцией, Сам в отчаянной попытке остановить жульничающий трофей в броске накрыл его телом. Конечности рванулись, растопыривая обрубки в поисках опоры, взметнулся песок и прибрежная галька, и вотвоясьца отбросило. Верёвконога с рукощупальцем сложились в неприличный жест, были осыпаны краской-серебрянкой с ароматом ванили, выпорхнувшей из ладоней Агафона, и нырнули в песок.

– Ах ты ж… ах ты ж… – возмущение Чи Хая нашло выход в ответном жесте, адресатом уже не увиденном.

– Рыбак рыбака – два сапога! – донеслось жизнерадостное из-за спин спасателей. Они обернулись: из леса дружной толпой высыпался спецназ братьев Чи.

– Ну, как дела? – радостно потирая ладони, вопросил Чи Пай. – Надеюсь, плохо?

– Это отчего еще? – насупился старший брат.

– Ну нам ведь тоже страхолюдище повоевать хочется! – потряс дубиной Чи Тай.

– Улизнули с утра потихоньку! Думали всё удовольствие себе заграбастать! – Чи Шо с размаху вогнал глефу в землю. – Не по-братски это, брат Хай!

Хай, и впрямь думавший заграбастать себе если не всё удовольствие, то всю славу в глазах Лепестка Персика, чуть сконфуженно повёл саднящим плечом:

– Думали, сами справимся.

– Дурная голова лучше новых двух, – вздохнул Чи Тай – самоназначившийся ученик величайшего философа всея Вотвояси. И пока старший брат в состоянии лёгкого ступора пытался осознать, что ему только что было сказано, добавил:

– Одна голова хорошо, а восемьдесят две – лучше!

– А если пересчитать на руконоги… – подмигнула ему Серафима.

Сам, уговорённый по всем фронтам, сдался.

– Чего теперь делать надо, уважаемые учителя? – обратился он к лукоморцам.

– В таких случаях принято бросать вызов противнику, – вспомнил полузабытую книгу детства Иванушка. – "Мой меч – твоя голова с плеч. Выходи, чудо-юдо беззаконное, на честный бой".

– Но честность на чудовищ, похищающих чужих невест, не распространяется, – быстро вставила царевна.

Сам поник буйной головой.

– Честность распространяется или на всех, или ни на кого.

– Кто тебе такое сказал?! – возмутилась царевна.

– Инь Ван.

Сенька тихо прорычала что-то вроде: "Испортил ребёнка". Братья Чи переглянулись.

– Что бы уважаемый Инь Ван тебе ни говорил, брат Хай…

– Нет-нет, мы не против его премудрых слов! Мы за!

– Но всё равно не позволим нашему любимому старшему брату…

– Вот так вот пойти один на один на жуткое чудище реки Текучих Песков…

– И заграбастать все почести себе!

– Нет, братья мои, – Хай опустил голову. – На честный – так на честный. Как говорится, лицом в лицо… ноздрёй в ноздрю? Тютелькой… в тютельку?.. – замялся он, вспоминая для самовоодушевления соответствующее лукоморское выражение.

– Не знал я, брат Хай, что у тебя есть… эта… тюф…телька, – опешил Чи Шо.

– Есть, – сурово ответил Сам и еще суровее добавил: – Наверное.

– Поди, целая куча их у тебя! – восхищённо заулыбался Чи Я. – Ты ж у нас Сам! Самый-самый, то бишь!

– Сколько бы их у него ни было, – кисло заметил Агафон, – у чудища всё равно больше.

– Точно! Золотые слова, Ао Гоу Фынь! – радостно воспрянула Сенька.

– Да? – недоумённо уставился он на Серафиму. – И… что это значит?

– А значит это, что кто к нам с тютелькой придёт… Сам, смотри. У тебя тютелька одна, а у чуда-юда – дохренадцати с половиною на квадратный сантиметр, как научно только что было доказано самым великим магом современности. Значит, чтобы уравнять шансы…

Полудённое солнце, выглянув из-за облачка, осветило мужественное лицо Чи Хая. Выпятив грудь, подбородок и нижнюю губу, ехал он к реке Текучих Песков на каменном коне, за которым тянулись веревки к кустам, неуклюже, но неотступно следовавшим за ним. Не обращая внимания на сию ботаническую ненормалию, в осторожно вытянутых руках он держал таз, наполненный до краёв то ли камнями, то ли лакрицей. Остановив скакуна у самого уреза, он откашлялся и проорал:

– Выходи на… почти честный бой, чудо-юдо безоконное! Мой меч – твоя голова с плеч! Отдавай прекрасную деву Лепесток Персика, пока не поздно!

Учитывая, что руки его были заняты иным предметом, в участии в боевых действиях ранее не замеченным, заявление прозвучало как минимум странно. Так же, наверное, полагал и обладатель шести глаз величиной с арбуз и такой же окраски, выросших на зеленых стебельках в нескольких метрах от берега.

– Эй! Тебе говорю! – гаркнул Хай, пытаясь пригвоздить грозным взглядом всю полдюжину одновременно.

Арбузы потупились. С минуту ничего более не происходило – если не считать появление еще нескольких арбузов, что сделало предполагаемое поле боя похожим на бахчу. Оборотень недовольно свёл брови и зашевелил губами. До слуха братьев ветер то и дело доносил: "Не выходит – потому что не соответствует. Если меч – с плеч… То таз… Тарантас?.. Маракас?.."

– Перфекционист, – хмыкнул маг.

– Что-то мне это плодово-ягодное изобилие не нравится, – пробормотал Иванушка, осторожно выглядывая из-за маскировочной зелени.

– Поддерживаю, – посерьёзнел Агафон. – Помнится, среднестатистический овирус вульгарис не имеет фиксированного набора органов и конечностей. Но не слишком ли высокое отношение ложноглазок завидущих к ложкоручкам загребущим?

– Ты скороговорки в стихах сочинять не пробовал? – хихикнула Сенька и получила в ответ оскорблённый взор:

– Это цитата из реестра неформальных форм жизни Юлиауса Агграндара!

Тем временем обсуждаемая неформальная форма жизни, оформившись формально в своих желаниях, сформировала план действий и, как формальдегидом наформалиненная, ринулась к берегу. Завидев, Хай вцепился ногами в конские бока и выставил таз как лукоморцы протягивают на вытянутых руках хлеб-соль, встречая дорогих гостей.

Гость не задержался, хотя манерой больше напоминал хозяина – причем хозяина, застукавшего в своём доме воришку. С утробным рёвом из песчаных волн выметнулось нечто громадное с многочисленными конечностями, растопыренными как лучи солнышка, намалеванного увлёкшимся ребёнком.

– Мой таз тебе в глаз! – успел выкрикнуть Хай, прежде чем костедробительные объятья овира сомкнулись на тазике, оборотне и коне.

Агафон, уже не прячась, вскочил и яростно замахал руками под аккомпанемент то ли древних ругательств, то ли не менее древних заклятий. Между щуполапок овира, как сок из раздавленного плода, брызнуло что-то тягучее и янтарное.

– Хай?! – ахнула Сенька.

– Хай! – царевич выхватил меч.

– Не Хай! Всё… пот… конь… тролль!.. – прохрипел маг.

– Конь! – спохватилась царевна.

С трудом задавив инстинкт бежать и спасать, Иван и Сенька рванули каменных коней под уздцы и побежали к лесу. Веревки, связывавшие их скакунов с третьим собратом, натянулись и загудели. Братовья отшвырнули маскировку, кинулись к куче овира, в сердцевине которой скрывались агафонов конь, Хай и тазик, окружили, подняли – и потащили от берега.

– Ух, дубинушка, эхнем! – крякнул Чи Тай, любимый ученик Дай У Ма, уцепившись за верёвкострекало как за шнуроканат, и оборотни азартно подхватили – и песню, и овируса:

– Ух, зелёная, с сома пойдёт!

Монстр молотил внешними конечностями – внутренние отчего-то прижались к телу и только дрожали. Он вырывался, заваливался то на бок, то на спину, то на еще что-нибудь[238]238
  А чаще – на кого-нибудь.


[Закрыть] – после нескольких кульбитов оборотни потеряли в нём ориентацию… Но всё без пользы. Пока придавленные два десятка выкапывали себя из песка или гальки, остальные шестьдесят – и два неутомимых и непереворачиваемых коня – бодро тащили захваченную тушу вперёд.

Агафон уже не кричал – он мычал сквозь зубы нечто неразличимое, не отставая, тем не менее, ни на шаг от дружных братьев, окруживших чудище, как муравьи колобка, внешние конечности которого, как лепестки засыпающего одуванчика, всё прижимались и прижимались к внутренним – и больше не расправлялись.