Текст книги "Хождение Восвояси (СИ)"
Автор книги: Светлана Багдерина
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 37 (всего у книги 56 страниц)
– В чем-в чем? – не понял император, но на Сагу внезапно опустился приступ не только красноты, но и глухоты.
– А что означает широкая прямая тропа? – полюбопытствовала Лёлька, безуспешно пытавшаяся заглянуть через локоть придворного в таинственный свиток.
Глянув в текст, Сагу заалел еще сильнее, и с видом утопающего, хватающегося за хвост ската, воскликнул:
– Давайте посмотрим лучше про свет! Что может быть безобиднее и понятнее света! Вот, пожалуйста! Свет – это ваше стремление к экспериментам в области… Нет, вот тут лучше! Много света – вы любвеобильны и у вас множество… множество…
– Попробуйте "темнота", Сагу-сан, пожалуйста, – с придыханием попросил Сада Мазо.
Перевраки, багровый, как закат над помидорным полем, бросил один взгляд на искомое понятие и сунул свиток ему в руки.
– Попробуйте сами. Я вам его дарю. Деньги отдадите, когда вернемся.
– А как же толкование моего сна? – Ярик с упреком глянул на придворного, и тот потупился:
– Простите, Яри-сан. Полагаю, мне стоит вернуться к мудрости традиционных вамаясьских сонников. Они бы истолковали ваше видение как послание от неугасимой Мимаситы, предупреждающее его величество о том, что вы с Ори-сан и дайёнкю Чаёку должны находиться при нём неотступно, дабы темные крылья беды не коснулись даже его тени.
– Простое в сложном, сложное в простом, – император покачал головой. – Я всегда поражался вашему искусству толкователя, Перевраки-сан.
И не давая вельможе в полной мере насладиться практически заслуженным комплиментом, продолжил:
– Пришлите, пожалуйста, ко мне эту девушку. А по дороге поглядывайте, не попадется ли нечаянно в кустах синхрофазотрон. Нам так не хватает добрых примет…
К вечеру Маяхате начало казаться, что Вечные притащили из Рукомото как минимум три десятка мальчиков и девочек, и все они решили не давать бедному правителю Вамаяси ни сна, ни покоя. Если юный даймё отлучался, то при тэнно оставалась его сестра, сверлившая взором всех приближавшихся к нему так, что искавшие аудиенции у императора не могли думать ни о чем ином, кроме как побыстрее убраться восвояси[220]220
Некоторые даже с большой буквы.
[Закрыть]. Если княжны не было рядом, то княжич занимал позицию неподалеку с видом самым воинственным. Они сидели с ним в носилках, разделяли трапезы и перекусы, поддерживали разговор или просто не вмешивались, делая вид, что их тут нет – но постоянно располагались поблизости. А подле них неотступно находились Чаёку, Отоваро и Хибару.
На неуверенный намек императора[221]221
С тоской понявшего, что его компаньонами по спальне сегодня – и не только – будут не наложницы, а лукоморцы, дайёнкю и два самурая совета.
[Закрыть], а не отбыть ли им в свои покои, потому что он имеет привычку храпеть самым пронзительным образом, Ивановичи ответили, что счастье и удача тэнно всея Вамаяси не идут ни в какое сравнение с их комфортом или отсутствием оного. Завершилось всё тем, что Маяхата, почти всю ночь не сомкнувший глаз из-за громового храпа Иканая, под утро на цыпочках выбрался из своей комнаты, прокрался в бывшие апартаменты лукоморцев, и безмятежно продрых там до позднего утра.
Кроме этого побега всё было бы хорошо и по плану, бальзам на хитроумное Лёлькино сердце – если бы не Чаёку. Осунувшаяся и молчаливая, несмотря на все попытки лукоморцев развеселить, приободрить или хотя бы выяснить причину ее хандры, она походила на себя прежнюю, как тень на своего человека. Ее лицо – теперь напудренное, с кроваво-красными губами бантиком и нарисованными над глазами точечками бровей[222]222
«Так вот вы какие, брови соболиные!..» – впервые поняла Лёлька.
[Закрыть], как у столичных модниц, было неподвижно, словно маска, взгляд редко отрывался от пола, руки стискивали веер, точно тот пытался вырваться, а с первым сказанным ей словом Ивановичи едва не начали заикаться, решив, что зубов у нее не осталось ни одного. Развеселившийся император пояснил, что чернение зубов с недавних пор при дворе среди некоторых дам – ультразвуковой писк моды, но ребят это не успокоило, чтобы не сказать, наоборот.
– Прежде она так никогда не штукатурилась! – встревожено прошипела Лёлька на ухо брату при первой возможности.
– И с зубами у нее тоже было всё в порядке! – так же ответил ей Ярик.
– И веер она раньше не мучила!
– И разговаривала, и улыбалась, и смотрела не под ноги!
Сошедшись в определении симптомов, консилиум Ивановичей переглянулся: пора ставить диагноз. Но какой?
– После прибытия в городок Вечных с ней что-то произошло, – сделал попытку Яр.
– Нет, не после. Она покинула нас еще до выезда из Якаямы, помнишь? – нахмурилась девочка. Княжич помнил и сделал вторую попытку:
– Когда осматривали армию, она уже была не с нами, а с Тараканом и Кошамару-старшим. Помнишь?
Лёка кивнула. Помнить-то она это вспомнила, но вот должного внимания тогда не уделила, а похоже, зря.
– И с Забияки она, кстати, не разговаривает тоже, не только с нами, – пробормотала она задумчиво. – А тот скоро по жизнерадостности на нее похож будет.
– Угу… – признал мальчик правоту сестры. – И что это значит?
– Это значит, что в Якаяме ночью случилось что-то, отчего она стала такой, – проговорила Лёлька и умолкла, понимая, что вывод по глубине был так себе.
– Что?
– Если бы я знала!
– А может, у нее самой спросить, что произошло? – осенила Ярослава свежая мысль.
– Не скажет, – вздохнула девочка.
– Если деликатно поинтересоваться – скажет!
– Вот и поинтересуйся, если такой умный! – уязвленно буркнула она.
– Не умный, а деликатный!
– Тем более, – невинно согласилась сестра.
И интересоваться пришлось всё-таки ему.
На вопрос, предварённый долгими покашливаниями, вздохами и мычаниями[223]223
Настолько долгими, что дайёнкю вышла из своего ступора и с неподдельной тревогой спросила, не болит ли у него что-нибудь.
[Закрыть], не болит ли у нее что-нибудь, озадаченная Чаёку ответила, что всё хорошо, спасибо. Развивая успех, мальчик спросил, ли не умер ли у нее кто из родных, не сгорел ли дом.
– Спасибо, что интересуетесь, Яри-сан. У меня всё хорошо, и у моих близких тоже, – тихо произнесла девушка и снова ушла в себя.
И тут Ярик понял, что он всё-таки не деликатный, и даже не умный, потому что взял ее за рукав, заглянул в глаза и спросил:
– А отчего тогда вы с Забияки не разговариваете, и с нами?
Он ожидал какой угодно реакции, но что Чаёку закроет лицо руками и бросится прочь предположить не мог.
– Э-э… а-а-а… но…
Но дайёнкю уже скрылась в полутемной прохладе замка градоправителя Якаямы.
– Ну что? – не выпуская из виду подопечного императора, подошла к нему Лёлька.
– Похоже, всё хуже, чем мы думали, – растерянно проговорил княжич.
Отбытие в столицу по мольбам градоправителя Якаямы Дайсуке Посуду было назначено на следующее утро: ведь принимать самых высокопоставленных людей страны доводится не каждый день. Поэтому весь вечер был посвящен прославлению тэнно, тайсёгуна и Извечного, вознесению благодарственных молитв небесной покровительнице императорской семьи за возможность пустить по ветру несколько тысяч градоначальницких золотых ити-битинов[224]224
И несколько десятков тысяч – из городской казны.
[Закрыть], ну и за то, чтобы Посуду первый оказался в лавке при распределении слонов и материализации духов.
После официально-торжественной части[225]225
«Официально-нудной», – настаивала Лёлька, не желая проникаться духом вамаясьского верноподданичества.
[Закрыть], состоявшей в произнесении речей и приношении даров столичным гостям время обещало пойти поинтересней: в программе приема, кроме ужина, стояли музыка, танцы, пение, катание на лодках по пруду и любование луной.
Ужин прошел, к удовлетворению Ивановичей, под знаком жареного. Личный кухарь императора, еще в столице поставленный перед выбором харакири или увольнения, выбрал сковородку, и теперь с почти священным остервенением жарил всё, что попадало в зону его досягаемости: рыбу, креветок, рис, фрукты, домашнюю птицу, зелень, хлеб, яйца и прочие овощи. Некоторые его дерзкие эксперименты, вроде яичницы с грибами, оладьев с айвовой пастилой или воздушного риса получили множество поклонников. Иные, вроде жареных рулетов из водорослей с начинкой из огурцов и васаби – только одного, зато неугомонного[226]226
Сада Мазо.
[Закрыть].
После ужина без объявления войны нагрянула культурная программа. Первым номером выступила флейтистка Тягучи Тянучи с композицией на тему времен года, начиная с весны. Никогда Ивановичи так не ждали зиму. Правда, наступление ее и окончание они прослушали, споря, похожи звуки инструмента на мяуканье кошки застрявшей в дымоходе, или придавленной дверью. А когда Тянучи-сан, закончив игру, скромно замерла, нескромно ожидая комплиментов, они с чистой совестью сказали, что никогда не слышали ничего подобного и надеются, что не скоро услышат.
Когда Тянучи-сан наконец-то, удалилась из зала, Лёка с облегчением подумала, что ничего хуже с ее лукоморским чувством прекрасного случиться уже не может – но ошибалась. Вторым номером программы под звуки другой кошки, теперь умирающей с голоду[227]227
Лукоморцы прослезились. Чаёку тоже, но со словами: «Это же „Лепестки сакуры, облетающие при тонкой луне от поздних холодов“ самого Сядувхати Ширехари!..»
[Закрыть], шел танец.
Шел он сначала справа налево, потом слева направо, после потоптался в центре, затем снова потащился налево, вызывая сочувственные гримасы со стороны лукоморцев: посылать пляски скакать перед гостями хромых старушек без палочек, но с ревматизмом и прострелом, вынужденных для сохранения равновесия постоянно балансировать веерами, было не самым гуманным актом градоправителя. Когда же Отоваро пояснил, что это не бабушки а девушки, просто возраста за белилами не видно, а прыгать и кружиться во время вамаясьского танца гейш, да и любого другого, не положено, лукоморцы приуныли, и с замиранием сердца стали ждать пения.
Как ни жди зубную боль, более приятной она от этого не станет, пришла к выводу Лёлька на второй же строчке. К строчке четвертой она подумывала, что зубная боль, пожалуй, выиграла бы поединок нокаутом. К строчке шестой всерьез решала, а не плюнуть ли на обеспечение безопасности Маяхаты и не сбежать ли к бабаю якорному с этого пира – но Яр опередил ее. Пробормотав, что, кажется, забыл залить водой утюг, он вскочил и растворился в сумерках, оставив позади сестру, кипящую и готовую плеваться кипятком. Впрочем, когда совсем становилось невмоготу, княжна развлекала себя, выискивая среди массы вежливых улыбающихся лиц предполагаемых похитителей, и раз несколько действительно ловила на себе взгляды незнакомых людей с дальнего конца стола или от стен. Косясь на завороженно застывшего императора, она говорила себе, что мешает злодеям втихую приблизиться к Маяхате и незаметно подсыпать ему чего-нибудь одуряющего, и ей ненадолго легчало.
Просмотрев и прослушав весь репертуар местных деятелей культуры – от придавления кошек во всех возможных и невозможных положениях и количествах до выступления пяти ортопедических ансамблей инородного танца, Лёка дождалась и интересного. Катание на лодках – что могло быть лучше! Когда они дома вечером катались по пруду, давным-давно прозванном остряками Луковым морем, гостям подавались сладости или просто вкусности, лодки украшались цветами, фонариками и лентами, на плотах играли нормальные музыканты, а когда эскадра добиралась до середины, с берега грохали салюты, неизменно вызывая счастливый визг ребятни и восторженные охи взрослых. Кажется, Ярик вспомнил про это же, и к окончанию концерта с виноватым[228]228
Но не раскаявшимся.
[Закрыть] видом появился рядом с сестрой. Девочка одарила его взглядом, каким ветеран всех боевых действий сразу смотрит на новобранца-дезертира, но выяснение отношений оставила на потом.
– Ваше величество, ваше могущество, ваше премудрие, нижайше молю вас соблаговолить пройти к лодкам, они ждут вас, и луна вот-вот покажется из-за гор! – Дайсуке Посуду хлопотал перед высокими гостями, как наседка.
– Идём скорее. Не отставайте! – Лёлька схватила Чаёку за руку, но та деликатно высвободилась и покачала головой:
– Мы с Отоваро-сан и Забияки-сан будем любоваться луной с берега.
– С чего это?!
– Лодки не каучуковые, сказал распорядитель, – усмехнулся Иканай. – Но мы будем рядом, вы не бойтесь.
– А мы и не боимся! – гордо соврал Яр.
Якаямский прудик был вырыт, похоже, специально для катания бонз. Ближний к дворцу берег освещали бесчисленные факелы и фонари, дальние же терялись во тьме, щетинясь на западе силуэтами ветвистых деревьев, чернильно-черными на темно-синем фоне неба, и зубцами приземистых гор с других сторон света. Толпа придворных – столичных и местных – оживленно восхищаясь талантами выступавших деятелей искусства, двигалась к воде. Между ними мельтешили слуги с пузатыми желтыми фонариками. Как княжна ни вглядывалась, корзин с угощениями не приметила ни у кого. Утешаясь, что вкусности поджидают их в лодках, и не веря себе, она сурово глянула на брата:
– Смотри в оба. Темнота и толчея – самое время для темных дел! Вон, из тени на него уже снова кто-то пялится!
– А что, уже пялились? – Яр побледнел не на шутку.
– Да пока тебя не было… – голос Лёльки сошел на нет презрительно-многозначительной нотой, и княжич нервно сглотнул, не зная, расстраиваться ему или радоваться, что все опасности и злоключения случились в его отсутствие.
– В оба гляди, победитель обормотов, – фыркнула сестра, уловив его колебания, и отвернулась сверлить взглядом неизвестного худощавого юношу, тут же нырнувшего во тьму.
Глянув в другую сторону, мальчик различили Нерояму-старшего, стоявшего под развесистой мушмулой со скрещенными на груди руками и задумчивым прищуром.
– Тоже, вон, что-то замышляет, наверное! – мужественно поборов желание снова проверить утюг, проговорил Яр и сжал кулаки.
– Молодец, бди! – одобрила сестра.
– Если что, то как договаривались? – Ярик бросил умоляющий взгляд на девочку: "А может, не надо?.." Но та была неумолима.
"Надо. Вперед", – ответили ее глаза, и пальцы вцепились в рукав ускользавшего Негасимы.
– Ой, я так боюсь лодок и воды, ваше величество! Без вас я бы ни за что не решилась и шагу ступить на эти ужасные деревяшки!
И его величество, вздохнув с видом обреченного на пожизненное опекунство несовершеннолетних, прервал разговор с Посуду, взял ее руку в свою, почувствовал, как второй рукой завладевает мальчик, и двинулся по трапу на борт разукрашенного шёлком кораблика. Извечный со своей компанией погрузились на второй, оставив брата и его сторонников дуться на берегу, Шино с Мажору, Синиокой и советниками – на третий, остальные особы, приближенные к императору на расстояние, достаточное для предоставления отдельной посудины – на четвертый, и флотилия отплыла веером в разные стороны[229]229
«Чтобы потом впечатления сравнить», – кисло подумала Лёка.
[Закрыть].
Лодка императора неспешно направилась к середине. С берега доносились звуки кошек, перешиваемых на муфточки. Над водой мерзковатым аккомпанементом звенели комары. Ивановичи энергичным контрапунктом прихлопывали в такт по всем частям тела, куда могли дотянуться противные насекомые – и руки, что самое главное – и мученически гадали, отчего на луну нельзя посмотреть из окна и вообще, зачем на нее специально глазеть – что они тут все, луны не видели?
– Весьма предусмотрительно выкопанный пруд, – проговорил тэнно, одобрительно обводя рукой спокойную водную гладь, чуть дрожащую звездами. – Не будь его, ваш дворец лишился бы самой главной своей жемчужины.
– О, ваше величество, благодарю вас, прекрасно сказано, жемчужные слова, золотая мысль! Но дозволю себе дерзость чуть просветить вас. Дало в том, что это не пруд. Это самое настоящее озеро! – расцвел Дайсуке-сан. – Легенды гласят, что дна у него нет, что оно соединяется с морем подземными пещерами, и что в незапамятные времена сюда заплывал отдохнуть старый дракон. Но когда люди взялись строить свои жилища рядом и стало слишком шумно и немного… или более чем немного… э-э-э… негигиенично, дракон перестал посещать эти места.
– Совсем? – с сожалением спросил Маяхата.
– Увы, – словно извиняясь за брезгливое животное, развел руками градоправитель. – Некоторые время от времени хвастают, что видят его тень под водой, но кто станет с уверенностью утверждать, что это тень именно дракона, а не облака или стаи рыб, или что хвастун заслуживает доверия, а не порки за ложные слова?
– Эх, жаль… – пробормотала Лёлька. – Вот бы хоть одним глазком, хоть издалека посмотреть на настоящего дракона… А тебе, Яр, хотелось бы?
Он обдумал сие предложение и подтвердил:
– Один глазком и издалека – хотелось.
Тут Дайсуке всплеснул руками и задрал голову[230]230
Хотя руки так и чесались ткнуть пальцем, но ноблесс оближ…
[Закрыть]:
– Смотрите, о, смотрите! Она выходит из-за хребта Дракона! О, какая красота!
Лукоморцы закрутили головами, желая, чтобы правитель Якаямы был хоть чуть менее воспитанным, и наконец тоже увидели долгожданную луну. Выглядывая из-за темной гармошки гор, словно играя с собравшимися на нее посмотреть в прятки, она тронула своим бледным светом погруженные во тьму лес и скалы и засеребрилась еле заметной дорожкой на воде.
– Ну хоть посветлее будет, а то вдалеке вообще ничего не видать, – пробормотала девочка. Ярик же, более чувствительный к чарам природы, взглянул на нее вопросительно:
– Линогравюра. Ты не находишь?
– Кто… я? – зная, что брат обзываться не станет, но на всякий случай осторожно, спросила княжна.
– Что – ты? – не понял Яр.
– Длинно… кто я? – одарила его Лёлька подозрительным взором, чувствуя, что начинается один из их разговоров на одинаковом, но разном языке.
– Глино… что ты?
– Какая буква?
– Какая буква?..
Погрузившись в дипломатическо-филологические выяснение терминологии, они забыли глядеть и на луну, и на берег, и по сторонам – и просмотрели медленно плывущую к лодке тень.
– Ты меня только что назвал…
– Я те…
Внезапно столб воды вырвался в небо и яростно обрушился на бортик разряженного в шелка прогулочного суденышка. Оно покачнулось, доски затрещали, в нос ударил резкий запах рыбы, фонари полетели в озеро, погружая округу во тьму, гребцы и пассажиры скопом повалились на дно лодки без разбору чинов и званий – и очутились в воде, стремительно заливавшей проломленный корпус.
– Тонем! – успел выкрикнуть кто-то, прежде чем разбитая лодка стала быстро погружаться, колыша под волнами полотнищами белого шелка.
Вода вокруг Лёльки вскипела пеной от лупивших по ней в панике конечностей, и девочка тоже испуганно замолотила руками и ногами. Поднятые волны захлестывали лицо, но единственная мысль, оставшаяся в голове, не давала ей закрыть рот ни на миг:
– Яр!.. Яр!.. Ты где?! Яр! Яр! Я-а-а-а-ар!!!..
Кто-то в горячке самоспасения угодил ей ногой по голове. Девочка ткнулась носом в воду, вдохнула, закашлялась, вынырнула, с сипением хватая воздух ртом, но жуткая мысль не покидала ее и теперь. "Яр не умеет плавать! Яр не умеет плавать! Яр не умеет плавать!!!.."
– Ярик!!!..
Маленькая голова вынырнула в метре от нее, с хрипом втянула воздух, и снова стала погружаться.
– Яр!!! Держись!!!
Она заработала руками и ногами – но похоже, кто-то успел к нему раньше нее. Словно вынырнув из глубины, неизвестный спаситель обхватил его за плечи и поплыл, увлекая обмякшего мальчика к берегу.
К дальнему темному берегу.
Лёлька изумленно вдохнула, собираясь крикнуть, что люди в другой стороне, но чьи-то сильные руки схватили ее и потянули туда же.
На месте их лодкокрушения бонзы и гребцы с различной степенью успешности старались не утонуть. К ним на всех веслах неслись три лодки с разных концов пруда. На освещенном фонарями берегу метались, кричали и размахивали руками все, кто мог и не мог. Двое мужчин бросились в воду и саженками поплыли к утопающим – и Лёлька сердцем почувствовала, что это Отовару и Забияки. Приплывут они, хвать-похвать – и их-то и нет… Где? Утонули. Или та штука утащила, которая разбила лодку. И схарчила. Поэтому и тел нетути. Дракон вернулся.
При воспоминании о существе, напавшем на них, первым рефлексом Лёльки было выпрыгнуть из воды, но в ответ рука ее буксировщика лишь сильнее ее стиснула. И вообще, по его поведению становилось ясно, что никакие таинственные твари, нападающие по ночам на лодки императоров, его не волновали. Или он был настолько дурак, или…
И тут вступил в игру рефлекс номер два.
– А-а-а-а!!! Помогите-е-е-е!!! Похищаю-у-у-у-ут!!! – взревела девочка во всё девичье горло, рванулась, лягаясь и молотя руками почем зря. Похититель от неожиданности выпустил ее, но тут же снова обхватил подмышки рукой – и получил вторую порцию Лёкиной самообороны.
– Тише, пожалуйста, Ори-сан! Мы вас спасаем, Ори-сан! – безрезультатно пытаясь усмирить разбушевавшуюся княжну, жалобно выкрикнул он. Если бы обстоятельства позволяли, он бы вложил руки лодочкой и упал на колени.
– Уже спасли! Теперь положите на место!
– Мы сейчас. Сейчас, Ори-сан!
Луна тем временем выкатилась из-за тучки, зацепившейся за поросший лесом хребет Дракона, и нежный серебристый свет залил озеро, берега… и лицо ее буксировщика. Лёлька напрягла память, вспоминая, где она его видела – и охнула.
Во время грозы. Скрывающим магией дом Вечных от прохожих. Четвёртый ученик Таракана. Или Нивидзимы?..
– Па-ма-ги-и-и-и-те-е-е-е-е!!! – завопила она, отчаянно жалея, что Яр со своим опытом и вокальными данными не может сейчас к ней присоединиться.
– Ори-сан!.. Ори-сан!.. – отчаянно забормотал дайёнкю, силясь удержать ее в захвате – и проигрывая. – Пожалуйста! Я не хочу этого делать, Ори-сан!..
– Спаси-и-и…
Волшебник нырнул. Вода залилась в рот и нос девочки, она закашлялась натужно, проглатывая больше воды, чем выплевывая с последним воздухом, забилась в панике – и вынырнула вместе с магом.
– Простите, Ори-сан… но если вы будете еще кричать…
Лёлька замотала головой, хрипя и сипя, но лишь в лёгкие набралось достаточно воздуха для нового крика – она не мешкала.
– По-мо…
Темная вода сомкнулась над ее головой, заливаясь, куда только возможно. Задыхаясь, давясь, сипя, чувствуя, что в теле ее не осталось ни уголка, не наполненного содержимым драконьего озера, теряя сознание, княжна рванулась – но захват ученика был стальным. Чувствуя, что тело ее и голова вот-вот взорвутся, не понимая, где дно, а где воздух, она барахталась из последних сил, беспорядочно хватаясь за его одежду, руки, лицо… В агонии пальцы ее руки сомкнулись на волосах – удивительно мягких, второй руки – на волосах жестких, и вдруг воздух, живительный воздух ворвался в лёгкие, растворяя воду, и черные искры с шипением закружили вокруг.
Хватка вамаясьца разжалась. Всё еще оглушенная, не понимая, как это возможно и что происходит, девочка оглянулась – и увидела, что в правой руке сжимает пучок жестких черных волос, торчавших… из головы синего карпа.
– Ори…сан… – пробулькал он, протянул плавники, точно пытаясь схватить княжну – и посмотрел на них.
– Кыш! – яростно крикнула Лёлька, вдыхая воду как воздух – и рыба кинулась наутек и пропала в мутной озерной тьме.
Осознав вдруг, что в другом кулаке всё еще сжимает мягкие волосы, Лёлька недоуменно глянула на свою руку – и завизжала:
– Тишенька-а-а-а-а!!!
Она вцепилась в лягуха так, что едва не задушила и не утопила, но через несколько секунд пришла в себя.
– Ярик! Ярик там! Его украли!
Не выныривая, Тихон рванулся вперед. Держась за его шерсть обеими руками, задыхаясь от волнения, девочка понеслась с ним.
Раздумывать, как убедить похитителя отпустить ее брата, она не стала, ведь у нее в запасе уже имелся хорошо зарекомендовавший себя способ.
Проводив взглядом исчезнувшую в ночной воде зеленую рыбу с традиционным вамаясьским пучком волос на затылке, Лёлька одной рукой захватила мальчика поудобнее, второй вцепилась в шерсть на загривке лягуха, и он поплыл, увлекая ребят за собой.
До берега они доплыть не успели: на полпути их перехватила лодка тайсёгуна.
– Вы живы? Вы целы? Вы видели, что это было? Что это было? Это что было? Было это что? – засыпали их вопросами придворные Шино, Мажору и Синиока, в то время как сам Миномёто сидел на корме с тонкогубой невозмутимостью каменного идола. Рядом с ним, укрытые сорванными с лодки шелковыми драпировками, дрожали спасённые из разбитого суденышка Посуду, Перевраки и Сада. Краем глаза Лёлька успела заметить, что император и остальные придворные обтекали и щелкали зубами в лодке Вечных.
– Вам не холодно, не жарко, не мокро, не душно?..
– Не знаем, не поняли, не душно, не видели, не разглядели, ни холодно, ни жарко, – только и успевала мотать головой девочка, прижимая к груди странно-сухого и очень своевременно-теплого Тихона.
Кто-то укутывал ее поплотнее, кто-то обмахивал веером, то ли чтобы не было жарко, то ли чтобы высохла быстрее, кто-то предложил хлебнуть из серебряной фляжки сакэ – "дабы демон простуды захлебнулся". Но захлебнулась одна только Лёлька, окатив доброхота с фляжкой алкогольной пылью как из пульверизатора.
Всё это время головы вамаясьцев, словно охваченных каким-то странным нервным тиком, поворачивались справа налево и обратно. "Чуду-юду ищут", – поняла Лёка, и в ту же секунду ее голова, точно подхватив заразу, тоже принялась крутиться туда-сюда. Не крутили головой только Шино – считавший, вероятно, это ниже своего достоинства, Яр, плевавшийся проглоченной водой на дне лодки, и Мажору, сверливший ее жарким взором сгорающего от любопытства и нетерпения человека.
– Потом, – пробормотала она из уголка рта в его сторону и устремила взор великомученицы на вамаясьцев, суетившихся вокруг:
– А может, мы луну досматривать не будем, а сразу поплывем во дворец?
Широколицый усач в синем кимоно, бросив недоуменный взгляд – "какую еще лу… а-а-а, эту…" – на выкатившееся над водой во всю свою толстоликую красу ночное светило, потом на водную гладь справа и слева, затем на тайсёгуна, кивнул:
– Да, Ори-сан. Мы возвращаемся немедленно. Благополучие спасённых – прежде всего. И пусть только кто-нибудь скажет, что мы испугались дракона!
– Так это был дракон?! – девочка подалась вперед.
– А кому еще здесь быть, Ори-сан? – нервно развел руками Дайсуке-сан, отчего-то глянув не на воду, а на Шино. – То, что хозяин озера не появлялся тут многие десятилетия, не значит, что он забыл дорогу сюда!
– И нам повезло, что он никого не сожрал и никто не утонул! Плавание – умение какого-нибудь облепленного чешуей рыбака, хронически воняющего рыбой, или полупьяного ловца жемчуга, но не благородного, блистающего ученостью придворного самого тэнно! – воскликнул Сагу, замер с открытым ртом, повторил два раза "повезло" – и схватился за лукоморский амулет на груди.
– Да будет хвала всемогущему и всевидящему Прухе-сан!
– Да будет! – спохватился и Мазо.
– Да будет! – присоединился к ним Посуду, тоже обзаведшийся тем утром настоящим лукоморским талисманом удачи из рук княжичей. – Клянусь, как только доберемся до дворца, принести Прухе в жертву сотню зажаренных рыб, и стану воскурять фимиам с утра до вечера каждый день в течение года!
– Пруха-сан будет доволен, – авторитетно утвердила девочка план мероприятий, про себя удивляясь длинным рукам и зоркому оку наспех выдуманного божества.
Ночью, когда всё улеглось и все улеглись, в раму окошка Ивановичей кто-то тихо поскребся. Разомлевшая от притираний и горячего чая со сластями, укутанная в теплое шерстяное одеяло на шелковой подкладке, княжна недовольно фыркнула и повернулась на другой бок, рассчитывая, что поскребун поскребется и ускребется куда-нибудь к другому окошку, но надежды ее не сбывались.
"Шкряб, шкряб, шряб".
– Нет никого…
"Шкрррып, шкррып".
– Говорю же, нет тут никого…
– "Шкррррык".
– В лес они ушли…
"Шкр-крепс?"
– Так ведь нет ни…
– Лё. Там кто-то есть.
– Да заманали вы все! – прорычала Лёлька, понимая, что поспать – удовольствие не для этой ночи, поднялась, кутаясь в одеяло, и осторожно выглянула в окно.
На карнизе, широком, как иной тротуар в лукоморском переулке, прижавшись к стене и воровато оглядываясь на двор, стояли Мажору… и Синиока.
Сон с княжны как рукой сняло.
– Заходите, гости дорогие, ноги вытирайте, шапочки снимайте, руки мойте… – распахнула она раму.
Мажору, послушно вытерев ноги об подоконник, беззвучно соскочил на пол, втащил в комнату сестру и принялся оглядываться по сторонам.
– Ты чего? – насторожилась девочка.
– Где у вас тут руки помыть?
– Какие руки?
– Передние.
– Ты сама сказала, что надо вымыть руки, Ори-кун, – напомнила ей Синиока.
– А-а-а, зануды вамаясьские… – пробормотала Лёлька и махнула рукой: – Потом вымоете. Дома.
При звуках голоса любимой девочки Ярослав вскочил с татами и замер, не зная, хвататься ему за одеяло или одеваться по-дневному.
– Яри-тян, доброй ночи тебе, – сложив ладони лодочкой, прошептала гостья, опустив очи долу.
– Синиока свет Шиновна… добро пожаловать… располагайся… – княжич, остановивший выбор на одеяле, завернулся в него как записной стеллиандр и сделал широкий жест, обводя по-вамаясьски традиционно пустую комнату. – Чувствуй себя как дома… пожалуйста…
– О, дома у нас несравненно уютнее! – оглядела обстановку Шино-младшая, и пока Лёлька в ступоре размышляла, как одна пустая комната может быть уютнее другой, добавила: – В нише висит картина с пионами, а не с бамбуком, как тут.
– А. Ну да. Гораздо уютнее, – не отходя далеко от ступора, осторожно согласилась княжна и перевела взгляд на гостя: – А мы о чем будем говорить для политеса? Про мебель уже занято.
– Для… чего?
– Ладно, забудь, – махнула она рукой. – Давай про погоду.
– Зачем?
– Ну у вас же принято…
– У вамаясьцев, – кисловато усмехнулся Мажору. – А айны сразу выкладывают, зачем пожаловали.
– И зачем? – спросила Лёлька, испытывая максимальный прирост симпатии к неведомому северному племени.
– Вы видели, кто напал на вашу лодку?
Девочка кольнула его подозрительным взглядом:
– Дракон. Который жил тут всегда, пока не пришли люди.
– Вы его видели? – глаза гостя упрямо встретились с ее.
– Ну нет, – неохотно призналась она. – Но Дайсуке Посуду сказал…
– Дайсуке сказал вам, что это дракон, – согласился Мажору. – Но сегодня днем, когда показывал свой дворец нам с отцом, он завел нас в подвал – похвастаться самым главным своим сокровищем. Скелетом настоящего дракона, который жил в этом озере до прихода людей, а потом умер – то ли от старости, то ли обожравшись поселенцами.
Глаза девочки округлились.
– Дракона?.. Так значит…
– Значит, это был не дракон! – подытожил за нее наследник тайсёгуна – и не угадал.
– Я говорю, – отмахнулась Лёлька, – что значит, когда Посуду говорил, будто это был дракон, он знал, что…
Мальчик замер.
– И верно… Но почему? Отчего он сказал неправду?
Девочка нахмурилась, припоминая непонятный взгляд градоправителя на Шино, когда рассказывал про дракона, невозмутимость тайсёгуна, словно не боявшегося чуду-юду озерного – или знающего, что бояться тут некого, и растерянно повела плечами:
– А пень его знает… Он и нам с императором втирал, что дракон жив, только не приходил давно…
– Но это ведь была не просто большая рыба! – проговорила Синиока, обсудившая к тому времени со светом очей своих все вопросы вамаясьской меблировки и с чистой совестью перешедшая к загадкам и заговорам. – Это была очень большая рыба! Если рыба вообще!
– Может, и рыба… – задумчиво поджал губы княжич. – Рыбой пахло.
– Но откуда ей взяться в этой луже?
– Приплыла из моря? – предположил Мажору.
– Специально, чтобы разбить лодку императора и уплыть обратно? – язвительно уточнила Лёлька.
– Рыба, что с нее взять, – мальчик пожал плечами с невозмутимостью отца. – Животное мокрое, холодное и безмозглое. Но если у тебя есть другие теории, я их внимательно выслушаю.