Текст книги "Хождение Восвояси (СИ)"

Автор книги: Светлана Багдерина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 56 страниц)

– Ну иди, – вздохнул Яр.

– А ты?

– Расскажешь мне потом.

– Трусишка – зайка серенький, – презрительно фыркнула Лёлька. – А еще витязь вамаясьский, победитель обормотов называется!

Но Яр, к ее удивлению, не поддался на подначку.

– Бе-бе-бе, – сонно ответил он и отвернулся, спрятавшись под оделяло, как черепаха под панцирь.

– Соня-моня-колбаса, на веревочке оса! – сделала она вторую попытку – не принесшую ей даже бебеканья в ответ.

– Ну и дрыхни, – обиделась княжна взгромоздилась на подоконник и протянула руки к лягуху: – Придется нам, Тиша, вдвоем местных шептунов на чистую воду выводить.

Но к ее изумлению тот увернулся, сиганул в комнату и юркнул Яру под одеяло.

– Ну ничего себе! Два зайца! – обиженно прошипела она. – Один серый, другой розовый!

И не дождавшись ответа ни от одного из них, Лёлька спрыгнула на крышу пристроя в метре от окна, с нее – на край дождевой бочки, плескавшейся бездонно под светом крупных, как кувшинки, звезд, и отправилась на разведку.

И поняла, что заяц – животное не только трусливое, но и мудрое.

– В рот компот деревня в баню! – воззвала она к небесам, вытаскивая ногу без туфли из лужи, размером и консистенцией приближавшейся к асфальтовому озеру. И тут же, после второго шага, оставившего ее симметрично босой: – С дуба падали листья ясеня…

Лужа чавкнула плотоядно, облизнулась одной волной и шлёпнула другой по коленкам, словно ощупывая, не осталось ли на гостье еще чего-нибудь легкосъемного.

– Кабуча!.. – прошипела девочка, задирая подол сарафана и замирая в позе задумчивой цапли. Самым благоразумным сейчас было бы вернуться в дом, взяв приступом бочку или удивив охрану у входа, помыть ноги и залезть под одеяло к брату. Но представив его усмешку, или еще того хуже – искренне недоумевающий взор, вопрошающий: "Как? Ты уже пришла? И чего видала, чего слыхала?", княжна сплюнула сквозь зубы, закатала рукава, отжала подол и двинулась по краю улицы в самой глубокой тени и самой мелкой грязи на поиски резиденции Вечных. Теперь они так просто от нее не отделаются.

Пара улочек, вдоль нее десятка три домов разной степени высотности, практичности и пафосности, и еще столько же во дворах[197]197
  За неимением лучшего слова, описывающего землю, окружающую бока и зад уличных домов, занятую домами другими, по причине своей нерасторопности, скромности или кособокости на улицу так и не вылезшими.


[Закрыть]… Расположение своей цели она вспомнила без труда, скорее, наоборот: в этом крошечном городке рабочих и магов пришлось бы особо потрудиться, чтобы потеряться. И посему, когда ей это удалось, она не знала, рычать ей от злости ли гордиться. Пройдя же второй раз и третий вдоль обеих улиц и не найдя знакомого дома, княжна растерялась. Может, он на другой стороне? На окраине? За городом? Во дворах? Ведь лило стеной, и света белого видно не было…

Размышления ее прервало неуловимое движение в дальней тени. Лёлька насторожилась, сжала палку, подобранную как раз на случай встречи с тенями, передумавшими быть неуловимыми, вгляделась туда, где заметила шевеление и нахмурилась. Нет ничего… Показалось? Дунул ветер, перебирая остатки крон деревьев между домами, и тени задвигались снова.

"Дожили-дожили. Руки-ноги сложили. От тени собственной шарахаемся", – мрачно подумала девочка, но палку не выбросила. Нащупывая дно у луж и грязевых ванн на пути, она осторожно двинулась обратно на окраину, чтобы начать поиск со старой отправной точки.

Показалось ей опять, или и впрямь на другой стороне улицы, чуть позади, снова мелькнула тень?

Демонстративно игнорируя ее, но держа ухо востро и палку наготове, она остановилась там, где кончался последний дом[198]198
  Если быть скрупулезным, кончался он в промоине и был до своего безвременного упокоения в гигантской луже продуктовым амбаром.


[Закрыть], прижалась к стволу какого-то дерева[199]199
  Более точного определения подобрать было невозможно, ибо ствол – это всё, что после сегодняшней бури от него осталось.


[Закрыть] и гневно закусила губу, размышляя. Или за время ее высыхания при дворе тэнно Вечные убрали свою резиденцию, и не исключено, что в Якаяму или Маяхату, или…

Она помяла подбородок, почесала в затылке, и стала двигаться и вспоминать шаг за шагом. В эти два дома их не пустили, потому что там было битком… потом в эти тоже… и в эти… А тут…

Лёлька замерла. Тень от деревьев напротив вновь пошевелилась как-то не по-деревянному!

– Да что же это такое… при такой сырости никакого удовольствия от прогулки под луной… с этим надо что-то делать… – противно-капризным голоском просюсюкала она, прошла пару шагов, развернулась и изо всех сил запустила палкой как городошной битой в непоседливую тень.

– Ай! – возмущенно сказала она.

Девочка замерла. Показалось, или голос знакомый?

– Я в тебя уже сто раз мог чем-нибудь кинуть, но не кидал ведь! – возмущенно продолжила тень, и Лёлька хихикнула. Мажору!

– Извини, я не думала, что это ты, – в порядке оправдания проговорила она.

– А думала, что это кто? – ворчливо ответил мальчик, выходя ей навстречу.

– Дед Пыхто! – высунула она язык. Не хочет принимать извинения какие есть – как хочет. – Нечего было за мной шпионить, если палкой не хотел получить! И вообще, что ты в это время здесь делаешь?

– А ты?

– Гуляю!

– Вот и я тоже!

– Вот и гуляй себе дальше!

– Вот и гуляю! И вообще! Ты чего тут раскомандовалась?

– Потому что я первая тут гулять пришла! – сердито прищурилась княжна, понимая, что с такой компанией уже и в резиденцию императора спокойно не вернешься, не говоря уже о тайном обследовании дома Вечных – или его поисках для начала.

– Это не твоя улица, ты ее не купила! – мальчик высунул язык возмездия. – И где мне нравится, там и гуляю!

– И я тоже! Потому что нравится! – Лёлька обиженно оттопырила нижнюю губу, задрала нос, заложила руки за спину, сделала пару шагов… и провалилась по колено в лужу. – Да, нравится! – не дожидаясь комментариев с вамаясьской стороны, прошипела она, хотя хотелось ей сейчас сказать совсем иные слова.

– Я тоже его найти не могу, – Мажору протянул ей руку.

Девочка посмотрела на нее подозрительно, словно это была конечность не человека, а неведомой зверюшки, перевела взгляд на лицо мальчика, но, не найдя к удивлению своему и тени издевки, помощь приняла.

– Я всё тут уже сто раз прошёл, потом тебя увидел, подумал, что может, ты найдешь…

Объяснять, о чем идет речь, ей было не надо, равно как и почему наследник Шино ищет тайный дом Вечных. Рыбак рыбака – два сапога, как говаривал Шарлемань Семнадцатый.

– Спасибо, – буркнула она, с отвращением приподняв тяжелый от грязи подол и рассматривая ноги, словно обутые теперь в черные блестящие сапоги до колена. Не дождавшись ответа, так же, не поднимая взора, она призналась: – Мне тоже казалось, что его найти – раз плюнуть…

– Может, еще попробуем?

– Ну давай.

Лёлька свела брови к переносице, вспоминая изо всех сил обстоятельства их с домом первой встречи. Они шли… то есть она ехала… дождь лил… ничего дальше носа, казалось, видно не было… всё мутное, словно спросонья глаза не продрала… и вдруг…

Всё мутное!

Лёку осенило. Под ошарашенным взором юного Шино она растрепала волосы, бросила их себе на лицо, мотнула головой, зачерпнула из мутной лужи воды, мазнула по глазам, чувствуя, как склеиваются от глины ресницы и остаются на щеках потеки жижи маской печального клоуна, и яростно закрутила головой. Вот где-то тут… тут… тут…

– Тут! – радостно воскликнула она, размазывая рукавом остатки грязи по лицу.

Шино охнул. Точно месяц из тумана в известной считалке, из мрака выступил тот самый дом скромной наружности, три этажа, черная крыша с кокетливо приподнятыми алыми углами, и оказался он почти на самой окраине, выглядывая дальними окнами на поле с бесконечными завалами желтых воинов, павших под ударами урагана.

– Как я раньше его не замечал?.. – недоуменно прошептал мальчик, озираясь по сторонам. Ничего не изменилось: все дома, которые он видел до этого, оставались на своих местах, ни один не подвинулся, не скинул маску, не ушел в соседнее измерение, уступая месту мастерской Вечных, но, тем не менее, вот она, во всей своей неприметной и таинственной красе, бери и заходи!

Так просто…

Так просто?

– Ори-сан? – врожденная осторожность или благоприобретенные хорошие манеры остановили его у крыльца, узкой деревянной лентой оббегавшего дом. – Ты со мной?

– Нет! – с негодованием фыркнула княжна. – Это ты со мной, Мажору-сан!

– Мужчина – воин и хозяин в Вамаяси, – мальчик гордо выпятил грудь. – Женщина всегда за ним!

– Я не женщина, я девочка, – елейным голоском уведомила его Лёлька, отпихнула локтем и, не дожидаясь возмездия, ступила на крыльцо.

Мажору, видя, что дискуссией и авторитетами традиций тут не возьмешь, одним прыжком обогнал ее.

– Зато мы в Вамаяси! А в чужой чайный домик со своим монахом не ходят, как сказал один мудрый тэнно Запада!

– Он так сказал?.. – Лёлька остановилась, озадаченная смутно знакомым звучанием загадочного выражения.

– Да. Я читал сборник его изречений в переводе знаменитого ученого императорского двора Сагу Перевраки.

Пытаясь сообразить, что имел в виду неизвестный забугорский мудрец, Лёлька упустила момент, когда Мажору двинулся первым по узкой ленте вамаясьского крыльца.

– А еще я знаю, где можно пролезть внутрь так, чтобы не попасться на глаза, – заговорщицким шепотом сообщил он, и княжна сдалась.

Место для незаметного пролазания располагалось на другой стороне дома и в обычное время служило дверями для слуг и торговцев. Приложив ухо к сёдзи, мальчик дал ей знак остановиться и замер, прислушиваясь к творившемуся внутри. Когда Лёке ждать уже надоело, и она стала подумывать, не странная ли это шутка ее вамаясьского подельника, тот обернулся и прошептал:

– Никого. Ни звука. Словно всех слуг разогнали. Идём?

– Давно пора, – буркнула девочка, так и не простившая юному Шино потерю лидерства.

– Сёдзи не прикрывай… совсем темно будет… – прошептал тот, едва ступив под покров непроглядной тьмы притихшей обители магов.

Лёлька послушалась, но свет полусонных звезд, едва трогавший узкую полоску перед приоткрытыми дверями, был бессилен перед мраком уже в нескольких шагах от порога.

– Чтоб тебя котэнгу унёс… – ругнулся мальчик, натыкаясь на что-то тяжелое и останавливаясь посреди неизвестного помещения, заваленного не понять чем не разберешь как.

– Дай руку, – не упуская возможности мятежа, скомандовала Лёлька.

Не дожидаясь ответа, она сжала несопротивляющуюся ладонь сообщника и потянула его за собой.

– Ты видишь в темноте?! – изумился мальчик.

– И вижу, и слышу… – пробормотала она, прокладывая путь между корзинами, котлами, кучами тряпья, метлами и прочими хозтоварами, разбросанными нерадивой прислугой перед отходом ко сну.

– Не топай! – пытаясь вернуть руководство операцией, строго прошипел Мажору. – Слуги должны спать где-то поблизости! Удивительно, что не здесь…

Лёлька оглянулась, всмотрелась попристальней в то, что она приняла за груды ветоши – и наступила себе на пятку.

– Они здесь… – прошептала она еле слышно в ухо налетевшего на нее вамаясьца.

– Кто? – почти не испугался он.

– Слуги.

– Где?!

– С-сп-п-пят… н-наверн-ное… – пискнула она, отгоняя самые жуткие мысли: не услышать, как они пробирались по местной полосе препятствий, мог только мертвый. Но мысли отгоняться не спешили, наоборот, они лезли в голову наперегонки, толкаясь локтями и пиная друг друга, и впереди остальных оказывались самые-самые-самые. Не в силах больше выносить неизвестности, Лёлька решительно прошипела: "Не двигайся!" и шажок за боязливым шажком подкралась к ближайшему человеку.

Это была женщина. И грудь ее едва заметно, но ровно, вздымалась и опускалась. Служанка лежала на полупустом мешке как на матрасе, опустив голову на перевернутый котелок. "По сравнению с их обычными подушками эта – пуховая", – невольно подумала девочка, морщась от воспоминания о последнем свидании с традиционной вамаясьской подушкой.

Не понимая, какая блажь ее подталкивает, Лёлька наклонилась перед женщиной и, затаив дыхание, одним пальцем дотронулась до ее руки.

Ничего.

Еще раз…

Ничего.

Не понимая, что и зачем она делает, княжна постучала пальцем по тыльной стороне ее ладони, потом тронула за плечо, потом, осмелев, потрясла…

Ничего.

Проделав то же и с таким же результатом с развалившимся неподалеку стариком, потом с пожилой матроной, почивавшей в обнимку с метлой у кухонного столика, она выпрямилась и озадаченно помяла подбородок. Один человек, конечно, может так крепко спать. Но не три ведь подряд!

– Ори-сан! Ори-сан! Всё в порядке?

Поддавшись на тревожное шипение мальчика, она вернулась и вкратце описала свои открытия.

– А может, это заколдованный сон? – даже во тьме было видно, как расширились очи Мажору.

– Зачем Вечным магией усыплять своих же слуг?

– Чтобы они не видели что-то, что им не положено?

Мысль о том, что им грозит увидеть то, что другим не положено, всколыхнуло энергию Лёльки до небывалого уровня.

– Ну так чего мы тогда тут стоим?! Идем скорее!

– Назад?.. – неуверенно предположил мальчик.

– Вперед!

Впрочем, долго буксировать наследника тайсёгуна ей не пришлось: с выходом в коридор свет вернулся в их жизни – вместе со звуками. И были это звуки скучающих голосов, один из которых показался ей знакомым.

– …Что-то неможется мне. Простыл, что ли, сегодня под этим проклятым дождем? – сипел кто-то слева.

– Говори спасибо, что тебя вообще не смыло или не унесло, Накажима, пока ты своими костями до укрытия доскрипел, – неохотно отвечал знакомый.

– Накажима-сан для тебя, сопляк! – прицыкнул сиплый. – Теперь ты не наследник тайсёгуна, а седьмая нога селёдки, так и веди себя с почтением, твоему положению приличному!

Обормоту?!.. И с ним гвардеец из свиты тайсёгуна! Вдвоём в доме волшебников? В такой-то час? И никуда не бегут и не прячутся? Ждут кого-то? Самого Шино?..

– …Был бы отец рядом, ты не посмел бы со мной так разговаривать! – голос Обормоту прозвучал почти жалобно.

– Посмел бы, не волнуйся, – Лёлька, не видя, почувствовала, как осклабился вамаясец. – Миномёто-сан самолично велел с тобой не церемониться. Не получилось из него тайсёгуна, так хоть вояку из него сделай, Накажима, сказал он мне. Он меня всегда ценил. Не то, что некоторые молокососы.

– Он еще пожалеет, что лишил меня милости! Я еще докажу ему, что я – лучше! Это не я, это Мажору – сопляк! И молокосос! И мозгляк! И…

– Не тебе злословить на нашего Шино-сан и его наследника! – звук подзатыльника – словно по арбузу шлепнули – раскатился в ночной тишине.

Лёлька почувствовала, как рука Мажору вывернулась из ее, а голова попыталась просунуться в щель приоткрытых сёдзи.

– Сам он – сопляк! И безмозглый громила к тому же! – возмущенно прошипел он – но предусмотрительно-тихо, не громче упавшей на сковороду капли, и тут же добавил еще тише, спохватившись: – Отец тут?!..

– Если заметит тебя – влетит? – сочувственно спросила Лёка.

Исчерпывающим ответом ей было подавленное молчание.

– Ну ты это тогда… домой иди… а я посмотрю. Интересно же, что здесь происходит. Слуги спят, волшебников не видать, и Миномёто тут среди ночи, всего с двумя самураями, самыми доверенными, наверное. Это неспроста!

Мажору помолчал – девочка даже в темноте ощущала, как борются в нем любопытство и чувство сыновнего и прочего долга с гирями на ногах – и в конце концов выдохнул:

– И ты тоже уходи со мной.

– С чего это? – опешила Лёлька.

– Я не позволю шпионить за своим отцом.

– Я не шпионю! И не за твоим отцом! Я…

– Вот и пойдем, раз не шпионишь, – непреклонно прошептал мальчик и чуть помявшись, добавил: – Пожалуйста.

– А то что? – задиристо прищурилась девочка.

– А то… а то… а то… – Мажору замялся то ли в поисках ответа, то ли подходящего способа его озвучить, но в княжну словно мелкий бес вселился.

– Ничего ты мне не сделаешь! И Вечные не сделают, даже если поймают! И Обормот! И твой…

Не дожидаясь окончания новой версии сказки про колобка, Мажору сердито ухватил ее за руку, дернул в сторону выхода, сам рванулся туда – и споткнулся о ведро. Глухой стук перевернутой посудины и плеск выливающейся воды моментально заставил исследователей замереть – а самураев в коридоре насторожиться.

– Что-то не так, – донесся обеспокоенный голос сипатого под аккомпанемент шелеста доставаемой катаны.

– Я посмотрю! – звяк дужки фонаря, шорох второй катаны, выходящей из ножен, шаги…

– Бежим!!!

Лёлька вцепилась в запястье мальчика и метнулась к выходу, расшвыривая и круша под ногами всё, что не успевало увернуться. А поскольку горшки, мётлы и прочие корзины особой прытью не отличались и днём, то поднявшийся грохот заставил притормозить перед входом на кухню даже горящего жаждой подвигов Обормоту. Эти несколько секунд и позволили разведчикам преодолеть последние метры до двери. На улицу они выскакивали под топот и грохот утвари уже под Обормотовыми ногами.

Лёлька кинулась вдоль стены дома, держась в тени, рассчитывая на то, что Обормот решит, будто они выбежали на улицу, и была права. Разжалованный Шино бросился в топь проезжей и прохожей части, размахивая катаной, и сердце девочки радостно ёкнуло: пронесло!.. Но рано. Мгновение спустя на ленту крыльца выскочил Накажима, оглянулся по сторонам – и понесся вдоль стены, где только что промчались беглецы.

Чувствуя преследователя спиной, девочка рванулась было прочь от дома – но перед самым носом из мрака вырисовались кусты.

– Обратно! – рванула она за руку Мажору, и тот послушно изменил направление и едва не врезался головой в стену.

Топот за спиной, не такой частый, как их, но незатихающий, стал ближе еще немного. Они завернули за угол, взор Лёльки панически метнулся влево к кустам, вправо к стене, вверх…

К подоконнику.

– Стой! Лезь! – от резкого толчка бедный мальчик едва не полетел кувырком.

– Куда?!

– В окно!

Света луны, выглянувшей в этот момент из-за туч, едва хватило, чтобы разглядеть узкую полоску дубовой доски чуть выше его носа. Опускающаяся рама была приподнята – достаточно, чтобы протиснуться ребенку. Не теряя времени на уговоры, княжна подала личный пример, оставляя на белёной стене отпечатки босых грязных ног. Парой секунд спустя Мажору последовал за ней. Пятки его мелькнули в щели, пропадая из виду в тот самый миг, когда Накажима выскочил из-за угла. Звук падения, приглушенный Лёлькой – хоть и не по собственному желанию – не долетел до его ушей под шелест возвращавшегося дождя.

Сердито скинув приземлившегося на нее вамаясьца, княжна поднялась, отряхиваясь и оглядываясь: интересно, куда занесла их нелегкая?

Как выяснилось очень скоро, нелегкая затащила их в крошечное подобие склада то ли шеф-повара, то ли алхимика, хотя в чем разница, многие не понимали. Полки загромождали мешки, горшочки, склянки, корзины, пучки, вязанки и связки чего-то, названия чему девочка даль не могла, да и, если совсем откровенно, к которым не решилась бы даже подойти, чтобы выяснить видовую принадлежность отдельных запасов. И почему окно было приоткрыто, ребята тоже поняли очень скоро: по сравнению с царившим тут амбре общественный туалет на свиноферме, в который вывалили испорченный недельный улов неудачливые рыботорговцы, благоухал розами.

– Ну и вонизма! – Мажору, едва вдохнув, уткнул нос в рукав кимоно. – Куда ты меня затащила?

– Не нравится – лезь обратно, – любезно просипела Лёка и закашлялась – шепотом.

– Ищи дурака, – буркнул мальчик. – От Накажимы не уйдешь.

– Хороший страж?

– Один из отцовских лучших.

– Понятно… – глухо пробормотала девочка сквозь слой ткани рукава. – Тогда будем искать другой выход. Конечно, можно остаться до полуночи или дольше, ведь не может же Накажима просидеть тут до утра…

– До утра я тут не просижу, – сдавленным голосом прервал ее Мажору, и девочка неохотно с ним согласилась. Любой Накажима, даже вместе с Обормоту, были в сто раз лучше этой всепроникающей вони, от которой слезились глаза, а носоглотка замыкалась в порыве самосохранения.

– Давай руку.

– Я сам. Если ты можешь, то я и подавно. Я мужчина, – с непробиваемым достоинством самурая в – сятом поколении проговорил вамаясец.

– Ню-ню, – сдавшись перед непроходимым упрямством товарища по злоключению, девочка пожала плечами и двинулась вперед. Мажору за ней, по звуку, вытаращив глаза как изумленный рак, и нащупывая путь ногами и руками. Но, как ни старался, через пару шагов он налетел на нечто упругое и шершавое, что царапнуло его по коленке как ледяным когтем, отскочил, наступая во что-то вязкое и липкое, что возмущенно пискнуло под его ногами, и остановился.

– Ори-тян? А ты действительно видишь в темноте? – увеличивая приток неизвестных, но пробивных миазмов в организм, растерянно поинтересовался мальчик.

– А что? – насторожилась Лёка, ожидая подвоха.

– Ничего. Просто мне мама говорила, что в темноте видят только кошки, ведьмы и ёкаи.

– Ты хочешь сказать, что я ведьма? – насупилась девочка, которой обсуждение ее офтальмологических способностей нравилось всё меньше и меньше.

– Нет, что ты, – даже в полной тьме почувствовав приблизившиеся громы, молнии и прочие катаклизмы, по сравнению с которыми дневная буря показалась бы томным зефиром, возразил Мажору и принялся невозмутимо загибать пальцы:

– Давай рассуждать логически. Ты не ёкай. И не ведьма. Значит, ты кошка. Так?

Лёлька, убитая логикой наповал, промолчала. Не дожидаясь ответа, мальчик вежливо сложил перед грудью руки лодочкой, согнулся в поясе и произнес:

– Не соблаговолит ли уважаемая нэко-сан вывести бедного человека, потерявшегося в темноте, на свет?

Княжна, не понимая, серьезен он или шутит, не слишком любезно ухватила его за запястье и потянула за собой. Провожаемые неотступными взглядами некоторых из припасов на верхних полках, они обошли расставленные на полу корзины, выстеленные изнутри шкурами, на которых со свистящим шелестом копошилось нечто зеленое и бесформенное[200]200
  Именно тогда Лёлька, обладательница ночного зрения, позавидовала своему сообщнику, его не имеющему.


[Закрыть], и добрались до дальней стены, вернее, до единственного ее пятачка, где не было ни полок, ни шкафов, и который оказался одной сплошной дверью. Взявшись за ручку, девочка прислушалась, потом бережно, чуть приподняв, чтобы не скрипнуло, подвинула створку на воробьиный носок и припала глазом к образовавшейся щелке.

Коридор. Темнота слева. Справа свет – далекий, тусклый, как от одиночного фонаря. Звуки шагов там же. Или не шагов, скорее, кто-то топчется на месте или расхаживает вокруг светильника. Ученики? Слуги? Обормоту набегался и вернулся? Выяснять не хотелось.

– Чего там? – прошипел ей на ухо Мажору.

– Направо пойдешь – на Обалдуя попадешь. Прямо пойдешь – в стенку войдешь. Налево пойдешь… – задумчиво забормотала сказительским речитативом княжна.

– Ч-чего?.. – не расслышал[201]201
  Или расслышал.


[Закрыть] Мажору.

– Налево, говорю, пойдем, – сообщила она генплан вамаясьцу.

– А что там?

– Заодно и посмотрим. Мы ж за этим и пришли, если ты помнишь, – ехидно подмигнула она.

– Я за своим отцом подглядывать не собираюсь! – искатель приключений пропал, смененный самураем с пудовой гирей в каждой руке. Лёлька подумала, стоит ли ответить, что спасибо, она может за них обоих подглядеть, не надо благодарности – но не стала. Чужие принципы, какими бы нелепыми они ей ни казались, ее научил уважать отец. Мама же научила полагаться на здравый смысл, действовать по обстоятельствам и носителей принципов, казавшихся нелепыми, лишний раз не расстраивать. Ведь о чем не знаешь…

Дверь отворилась почти беззвучно, и искатели сначала приключений, а потом просто выхода, шагнули в темноту. Доски под ногами тихо заскрипели, видно, соскучившись по компании и возжелав поговорить, или просто вздыхая о чем-то своем, деревянном. Ребята испуганно замерли, прислушиваясь – и вовремя.

– Кто там? – донесся грозный, но неуверенный шепот Обормоту.

– Самурай в пальто, – тихо огрызнулась Лёлька и дернула за руку сообщника, увлекая в темный коридор.

– Стой! Назовись! Я приказываю! – сипло скомандовал лишенный наследства Шино, но ни стоять, ни называться, ни слушаться его приказов нарушители уединения совета не собирались.

– Стоять! – уже почти громко выкрикнул мальчик и, не забыв прихватить фонарь, трусцой двинулся на подозрительные звуки, не забывая через каждые несколько шагов распоряжаться насчет идентификации, фиксации и добровольной сдачи[202]202
  Будучи мальчиком достаточно сообразительным, он понимал, что не на каждый звук ночью в обители магов стоит бросаться очертя голову.


[Закрыть].

– Я ему сейчас покажу, где солнце всходит! – развернулся было Мажору, но девочка рванула его за руку, и они понеслись по темному, бесконечно длинному – и что самое важное, сплошному – коридору. За ними уже не плелся – летел топот ног Обормоту.

Конечно, руки и даже ноги Лёльки чесались показать Шино-неудачнику не только место подъема солнца, но и его перигей, апогей, точку посадки и всю траекторию по небосклону за полгода, но мысль о том, что узнай он Мажору, парню влетит по самый надир, растворяла кровожадные мысли и гнала вперед.

Поворот… Свет фонаря приближается… Еще поворот… Дверь!

Заставив святого Этикета перевернуться в гробу, она рванула ручку на себя, втащила свой буксир вовнутрь и захлопнула темную занозчатую створку.

Тусклый свет синюшного полужидкого, но почему-то не стекающего пятна на стене резанул привыкшие к мраку глаза, и руки взметнулись к лицам, защищаясь. Пару секунд спустя товарищи принялись оглядывать комнату в поисках укрытия, а лучше второго выхода, но не нашли ни того, ни другого. Стены, пол и даже потолок были ровны и пусты – ни ниш, ни балок, не говоря уж об окнах и дверях.

– Ну и куда… – недовольно насупился юный тайсёгун, когда в косяк из коридора робко постучали.

– Кто там? – прошептала Лёлька и тут же получила ответ на свой вопрос.

– Не разрешит ли многоуважаемый Вечный побеспокоить его это… отдохновение… отвлечь от размышления… всего на миг? – донесся сиплый шепот Обормоту.

– Он думает, что тут живет Вечный? – брови княжны удивленно взлетели.

– А ты иероглифы на дверях прочитала?

– Ага, мне больше заняться было нечем! "Не соблаговолит ли многоуважаемый Обормот погодить, пока я тут хожу и читаю, что на стенах написано"!

– На дверях, – невозмутимо уточнил мальчик под новый запрос побеспокоить.

– Еще раз-два, и ему надоест там блеять, и он войдет! – прошипела Лёлька. – Вставай справа, я слева, и как только он переступит порог…

– Он мой брат.

– Кабуча кипуча!!! – Лёка сама готова была вскипеть не хуже любого чайника. – Ну так иди и обнимись с ним!

– Я похож на дурака?

– Тебя не поймешь! То брат, то…

– Он мой брат, и я не буду его бить в спину. И в лицо не буду, – поспешил он предупредить нарождающийся вопрос девочки. – И вообще, не надо терять времени.

– А что надо?! – воскликнула окончательно сбитая с толку Лёлька.

– Уходить, – буркнул Мажору под повторный перестук братского кулака. Нагнувшись, он приподнял доску пола, открывая узкий темный провал. – Сюда. Под полом отсидимся.

– Иди первый, – фыркнула девочка. – Подпольщик…

Не обращая внимания на сарказм, вамаясец невозмутимо опустил себя в открывшийся провал, оказавшийся ему по пояс, и нырнул под настил во тьму. Под ногами его хлюпнуло. Княжна поморщилась, но не дожидаясь – и не ожидая – увещеваний, последовала его примеру. Доску на место она возвращала под скрип нервно открывавшейся двери и последнее "Не возражает ли почтенный Вечный…".

Под полом сидеть можно было только на четвереньках, уйдя на ладонь в холодную жидкую грязь: дневной ливень сделал свое мокрое дело. И они сидели, затаив дыхание и прислушиваясь к медленным шагам над головой, к стуку в стены, прыжкам и шлепкам ладоней о потолок, и со скоростью исследования пустой комнаты Обормоту приходили к выводу, что следующим в списке изучаемых объектов станет подпольное пространство.

Шаги старшего сына остановились в нескольких метрах от них. Звонко стукнула катана об пол, послышалась возня, поскребывание чего-то металлического о дерево, и в тонкую щель робко заглянул свет фонаря.

– Отползаем, – шепнул Мажору ей на ухо и дал задний ход. Наступая на горло собственным членовредительским инстинктам, девочка осторожно, чтобы не налететь на опоры или на своего проводника в царстве мрака, попятилась за ним.

Она рассчитывала, что Обормоту заглянет под пол, увидит, что никого нет, и успокоится, но просчиталась. Бормоча то ли молитвы Мимасите, то ли проклятия в адрес неизвестных нарушителей, мальчик сдвинул доску, опустил ноги в темноту и замер.

– Уходим дальше! – нервно шепнул Мажору.

– Щаз! – согласилась Лёлька и проворно поползла к голым, покрытым пупырышками и брызгами глины ногам своего давнего неприятеля. И не успел Мажору перехватить ее или хотя бы окликнуть, как холодные, грязные, мокрые, шершавые от грязи пальцы княжны сомкнулись на лодыжках Обормоту.

– Отдай но-о-о-огу-у-у-у!!! – простонал из подполья унылый загробный голос. – Откушу-у-у-у-у-у-у!!!

– А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!.. – а-а-а-абсолютно не самурайский вопль разнесся по комнате, оглушая княжну и ее сообщника. Ноги дрыгнулись, подскочили, ударяясь о настил, перевернулись, стукнулись пятками, дернулись, выскочили наружу, затопали в ритме дроби и вылетели в коридор, унося всего остального Обормоту и оставляя фонарь и катану.

– Что ты натворила?! – возмущенный упрек Мажору застал ее врасплох.

– Это был риторический вопрос или экзистенциальный? – презрительно фыркнула девочка. Вамаясец смешался, внезапно погруженный в тихий омут философии, но быстро пришел в себя:

– Это было "сейчас он переполошит всех, они прибегут сюда и найдут тут нас"!

– До чего ты иногда бываешь занудным… – скривилась княжна, нехотя сознавая правоту подельника.

– Я не занудный. Я здравомыслящий.

– Я и говорю… – Лёлька показала ему язык, благо в темноте он не мог его разглядеть.

– И не надо дразниться.

– Откуда ты?..

– Нет, я не вижу в темноте, нэко-сан. Я просто хорошо тебя изучил.

– Ученый – в воде моченый! – дипломатически переиначила дразнилку Лёка[203]203
  Хотя до переиначивания недипломатического, и даже антидипломатического, оставался всего один шаг. Подобного оскорбления княжна не получала еще никогда.


[Закрыть].

– Скорее, в грязи, – ухмыльнулся Мажору.

– И чего? – раздраженно спросила девочка.

– И грязный поэтому, – пожал он плечами.

– Я имею в виду, делать чего будем?

– Я полагаю, надо уползти за пределы этой комнаты, лучше подальше, а еще лучше – найти выход на улицу.

– Мысль, поражающая своей новизной, – буркнула Лёлька и перед тем, как поползти к ее воплощению, бросила через плечо: – Фонарь прихвати, о великий мыслитель Пораскину Мозгами.

– Никогда про такого не слышал. В каком веке он жил и в какой провинции? – удивился Мажору, прихватывая заодно и катану и задвигая доску на место.

– По дороге расскажу…

Поначалу им ползлось замечательно: редкие опоры поддерживали настил, грязь становилась всё тверже и суше, а фонарь освещал путь, время от времени выхватывая из темноты кисти, перья, обрывки бумаги и прочий интеллигентный мусор, способный поместиться самостоятельно в щели между досками. Но минут через пять светильник без предварительных намеков оставил их в темноте и в состоянии ступора[204]204
  То ли атмосфера загородной резиденции Вечных подействовала, то ли во время погони ему исполнилось сто лет, и он превратился в цукумогами, как бы то ни было, вид вырастающих ножек и ручек, одна из которых на прощание успела показать неприличный жест, произвел впечатление надолго.


[Закрыть].

– Нич-чего. П-подумаешь, – пробормотала Лёлька, усиленно делая вид, что подобные штуки предметы обихода выкидывали с ней раз по десять на дню. – Держись за меня.

– Угу, – без особого энтузиазма согласился мальчик, превращаясь из ведущего в ведомого. – Старайся направляться к внешней стене дома.