Текст книги "Хождение Восвояси (СИ)"

Автор книги: Светлана Багдерина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 52 (всего у книги 56 страниц)

– Обормоту-сан… – понимая, что ничего она больше не понимает, срывающимся от внезапных слёз шепотом проговорила княжна. – Спасибо.

– Оставь свои сопли себе, – скрипнул зубами мальчик.

Не зная, что делать и сказать, стараясь лежать тихо, делая вид, что ее вообще тут нет, Лёка снова прислушалась к драме, разворачивающейся в нескольких метрах от них.

– …Но вы сами презираете Маяхату! – пытаясь уразуметь что-то важное, но теряя нить логики Шино, вскричал Таракану, приподнимаясь на локтях.

– Мокрых куриц не презирают, – губы-ниточки Миномёто скривились. – Они ниже презрения. Причина – закон гири. Ты, клятвопреступник, потерявший лицо, в состоянии ли понять, о чём я говорю?

Княжна втянула голову в плечи, предчувствуя беду. Что у них происходит? Тихон ведь связал собой амулет Грома! Отчего они грызутся еще больше? Остаточное влияние? И чем это закончится?..

– Клятвопреступник?! – Таракану яростно подался вперед. – Да что вы знаете о настоящем законе гири, тайсёгун?! Известно ли вам, отчего члены Совета именуются Вечными? Оттого, что мы долго живем? Всегда под рукой первых людей державы, как веер или пипифакс? Вечно куда-то суёмся и кого-то раздражаем? Ошибаетесь! Каждый третий ученик, прежде чем стать вторым, проходит ритуал принесения клятвы верности империи, и нарушить ее может не больше, чем дышать песком! Эта клятва живёт в нашей крови! Навечно! Нас невозможно подкупить! Нас невозможно отвлечь от цели! Нас невозможно запугать! Даже если мы очень захотим продаться, отвлечься или струсить, мы не сумеем! У империи может быть слабый император и бездарный первый полководец, но ненадежного Совета у нее быть не может никогда! Пока мы есть – она жива! Ее интересы – наши стремления! Ее унижение – наша боль! Ее падение – удар в наши сердца!

– Бездарный?! – прошипел Миномёто, как задурманенный, услышавший и запомнивший из всей речи лишь одно слово. – Так вот, что ты думаешь обо мне на самом деле! Бездарный!

– Я не имел в виду тебя, чопорный болван! – визгливо выкрикнул маг.

– Лицемер! – не слушая и не думая, яростно бросил Шино. – Лжец!

Пока они говорили, стена малинового пламени уменьшилась до высоты чахлого сорняка, и самураи поотважнее вернулись с обнаженными катанами в руках.

– Держите его. Я сам приведу приговор в исполнение, – тайсёгун подал сигнал, и с десяток охранников рьяно шагнули к застывшему на земле магу.

– Вы не можете… не можете… – в первый раз в голосе Оды прозвучала паника. – Пожалуйста… не делайте этого… не надо… прошу…

– Шино-сан, постойте!.. – голос Маяхаты потерялся в холодном рыке тайсёгуна:

– Трус!

И пока тэнно размышлял, к кому относился этот эпитет, руки самураев вцепились в волшебника, поднимая на колени. Тот рванулся как простой смертный, но слишком много было желающих отомстить за испуг.

– Нет, нет, нет, пожалуйста… умоляю… – бормотал он сбивчиво, ни на секунду не прекращая попыток освободиться. – Иначе… я не смогу… не надо… гири…

– Трус и лжец!

– Не надо!!!..

– Именем императора… Горячая задница Мимаситы! – с проклятием Шино вырвал катану из ножен. – Своим именем! Я, тайсёгун Восвояси Шино Миномёто, приговариваю тебя, Извечного Оду Таракану, к…

– Не-е-е-е-ет!!!..

Рёв мага сотряс притихшую было ночь, и тьму озарила малиновая вспышка. Пучки молний сорвались с ладоней Вечного и метнулись к людям. Перекрывая треск разящего в пароксизме ярости огня, зазвучали крики боли и паники. В нос шибануло горелой землей, деревом, камнем и чем-то еще, названия чему дети не хотели узнать ни при каких обстоятельствах.

– Отец!!!.. – Обормоту вскочил, взмахнул сёто, и пропал в ревущем пламени. Мажору рванулся было за ним, но полусвязанные ноги позволили лишь подняться на колени. Неловкое движение – и он снова упал.

Беснующееся пламя стало прозрачным. За его стеной никого не было…

– Отец… – просипел Мажору, сжимая в кулаках колючки и грязь. – Отец…

Лёлька оглянулась было: бежать! – но малиновая стена незаметно окружила их со всех сторон.

Поздно.

Зажмурившись и закрыв уши руками, ребята уткнулись лицами друг в друга, ожидая, что в любую секунду огненный смерч обрушится и на них. Но проходила минута, другая… Крики затихли, перейдя в стоны или пропав вдалеке.

Лёлька приоткрыла глаза. Синиока тихо плакала, уткнувшись лицом в ладони. Ярик неловко ее обнимал со сбивчивыми уверениями в благополучном исходе, в которые не верил сам, но которые не давали ему зареветь как последней девчонке. Мажору, изогнувшись как йог, силился распутать веревки, всё еще связывавшие ноги.

Обожженная земля вокруг остывала с тихим пощелкиванием. Пепел кружился в воздухе подобно ленивому серому снегопаду. Половина дома Тонитамы лежала в дымящихся развалинах, оставив вторую половину стоять неловко обнаженной перед случайными взглядами. Повсюду валялись обугленные обломки сада камней и ограды. Как выглядят последствия извержения вулкана во время пожара, княжна теперь представляла гораздо яснее. Если тут и оставался кто живой кроме них, о его судьбе она думать даже не желала. Да и о своём уделе размышлять было можно только волком воючи. В первый раз в жизни она захотела оказаться на месте брата, чтобы спокойно зареветь в полный голос и не умолкать, пока кто-нибудь не придет и не заверит, что всё будет хорошо, а если не она не закроет рот, то в него сейчас насыплют перца. Но единственным человеком в ее окружении, способным это сказать – и сделать – была она сама, и поэтому, вместо утешительного рёва, приходилось заниматься самопознанием, философией, теорией относительности и прочей ерундой, что желание зареветь изрядно портило, но, увы, не отменяло. И что хуже всего, над выжженным запустением висел, тускло переливаясь белым и красным, неуязвимый и равнодушный диск двух амулетов, и стоял, покачиваясь, подёргивая плечами и пряча руки подмышки, Таракану.

– Предатель… предатель… все предатели… – хрипло шептал он, глядя куда-то внутрь себя. – Низкие себялюбцы… слизняки без хребтов и принципов… Всё сделаю сам… всё… Проклятые гайдзины… Во всём они виноваты. За всё заплатят сполна. Победа – цветок, который поливают не водой… Нет. Только не водой. Империя жаждет. Она заждалась…

Чем именно собрался поливать свою победу Вечный, сомнения у нее не оставалось.

– К чему терять время. У нас же имеется самое главное, – очнувшись от ступора, Ода встретился с ней взглядами. В глазах его вместо радужки плясало малиновое пламя. Сомнений не оставалось: теперь Вечный стал абсолютно, глубоко и безвозвратно безумен.

– Давайте начнем, мои милые деточки…

Часть десятая

Каменные кони, невозмутимые, словно летать им приходилось каждый день по нескольку раз, медленно снижались, перебирая копытами, будто скакали под горку. Или под гору, что вернее: этого добра кругом было в изобилии. Высокие и поменьше, поросшие травой и покрытые лесом, с заснеженными верхушками и с макушками, точно срезанными ножом, они простирались вокруг, насколько хватало глаз. Нитка дороги внизу вилась по склонам, словно поставив себе задачу обойти, да не по разу, весь запас камня, имеющийся у этой местности. Тут и там зеленые бока гор пестрели редкими черными точками – людьми, и частыми серыми запятыми – овцами или козами. На лысом склоне одной из гор раскинулась то ли большая деревня, то ли крошечный городок.

– Наверное, нам туда? – с сомнением прокричала Сенька, захлёбываясь встречным ветром и прикрывая глаза рукой.

Царевич не стал спрашивать, куда именно: во-первых, выбор пунктов назначения тут разнообразием не блистал, а во-вторых, куда бы он не направлял своего коня и как бы ни натягивал поводья, каменный его скакун хода не сбавлял и направления не менял.

– Наверное, туда! – растерянно пожал он плечами. – Но я не пойму, как мы узнаем, кого должны уговаривать поехать с нами! Будь это жилище отшельника или хижина пастуха, где их там двое, а лучше – один…

– Сгребем всех идиотов, кто не успеет убежать – и в Маяхату! – раздраженно рубанул ладонью воздух его премудрие. Нет, он, конечно, догадывался, что к Парадоксову Наташа питает какие-то чувства… романтические… Совет им да любовь, конечно… насильно мил не будешь… Да и не очень-то и хотелось… подумаешь… Но не вот так же внаглую взять и пробежать мимо, как будто между ними ничего не было! Нет, конечно, не было… Но могло! Если бы он захотел! По-настоящему! А не жалел этого вивисек…

– Смотрите! – выкрик Ивана прервал его печально-возмущённые мысли.

– Что у них там происходит? – вторила ему Серафима.

– Где опять? – угрюмо зыркнул по сторонам маг, не замечая ничего особенного…

– Внизу!

…и увидел.

Толстячок больше не верещал. Пыхтя, как продырявленные мехи, он бежал по саду камней, лавируя между валунами покрупнее и запинаясь о те, что помельче. Рассеченное кимоно задиралось, обнажая разбитые коленки, оставшийся на ноге варадзи с порванным передним шнурком загребал песок, как весло, то и дело нарушая неустойчивое равновесие бегуна, лысина покрылась холодной испариной, но он, потеряв всяческую надежду на помощь, вскакивал и снова косолапил от сада камней к саду магнолий и обратно, придерживая пустые ножны и живот. За ним, еще более неуклюже, размахивая катаной как шашкой в кавалерийской атаке и выкрикивая что-то неразборчивое, ковылял высокий взлохмаченный человек в чёрном плаще. Ни выбежать на улицу из калитки, ни войти в дом толстячок и черный не могли: у входов-выходов, скрестив пики, стояли стражники. Присоединиться к догонялкам они не собирались и, судя по застывшим позам, вряд ли даже следили за ними, но каждый раз, когда кто-либо из восвоясьцев приближался, они как по команде сдвигали плечи и угрожающе выхватывали дайто.

– В ляпки играют? – ухмыльнулся Агафон.

– А пень их знает, во что это они там играют… – встревожено вытянул шею Иванушка. – Но, по-моему, коротышке нужна помощь.

Кони их теперь не скакали, а топтались на месте, плавно опускаясь на дорожку сада за спинами бегунов.

– Погоди. Давайте подумаем, – Сенька положила руку на колено мужа. – Мы здесь не случайно, Вань. Ты помнишь? Кого-то из них мы должны уговорить поехать с нами.

– Пока мы думаем, высокий догонит толстого, и…

– …и наш выбор станет гораздо проще, – хмыкнул волшебник.

– Мне кажется, надо уговаривать высокого, – решила Серафима.

– Почему?

– Коротышку уговаривать не придётся.

– Но может, Нефритовый Государь не знал, что мы застанем нашего человека в таком положении?

Не отвечая, царевна окинула цепким взглядом чёрного. Раскачиваясь во все стороны, как моряк на палубе в шторм, и уже не размахивая, а балансируя катаной, он тащился за толстяком, выкрикивая, еле ворочая языком: "З-забудь!.. з-с-с-сгинь!.. з-з-за…за…брось-сь-сь-сь-ся… в пропасть!.." Пьяный?!..

– Нефритовый Государь велел нам забрать какого-то алкаша, чтобы спасти Яра и Лёльку?!

Такая же мысль посетила Иванушку, растерянно остановившегося у дерева на краю засыпанной песком площадки с раскиданными по ней камнями. Но, будучи неисправимым Иванушкой, он дал высокому шанс.

– О человеке по внешности судить не следует. И, с одной стороны, мало ли кто из нас в каких затруднительных ситуациях не бывал?

– А с другой стороны, от толстого какой может быть толк? – беспощадно приговорил его премудрие. – Он себя-то спасти не может.

Лукоморцы переглянулись. Кого выбрать?

– Давай обоих! Там разберёмся! – сердито сжала губы Сенька. Теперь, когда они были так близко, каждая секунда задержки была ей как личное оскорбление.

– Но как мы их?..

– А вот так!

И царевна пришпорила коня.

Проносясь мимо высокого, она ухватила его за шиворот, рванула – и забросила поперёк седла. Лоб ее добычи смачно встретился с каменным боком богининого подарка, ноги дрыгнулись, руки дернулись, из разжавшихся пальцев выпала катана… и в следующую секунду глухой топот копыт по песчаной дорожке был заглушён раскатистым храпом.

Испуганный вскрик за спиной царевны показал, что примеру ее последовали и, не разбирая пути, она галопом направила коня через клумбы к калитке. Солдаты с сонно-непроницаемыми лицами, защищавшие проход, сделали было шаг друг к другу. Но вдруг в глазах их появилось осознание, тут же сменившееся ужасом, и они кинулись в разные стороны – весьма своевременно.

– Демоны! – успел выкрикнуть старый солдат, ныряя в кусты.

Первый конь, не пригибаясь, увеличил головой высоту проёма вдвое и, не замедляя хода, понёсся по дороге вниз. За ним, походя расширив калитку плечами и снеся кованую створку, проскакала еще пара таких же чудовищ в образе скромного животного лошади. Словно издеваясь, последний демон обернулся и выкрикнул:

– Извините! До свидания!

– Н-нет уж, п-прощайте, – пробормотал солдат, вылезая из помятого розового куста.

Доскакав до площади с колодцем, Сенька остановила коня. За ней, удивлённые, но не очень, потому что одна и та же мысль пришла и в их головы, остановились мужчины.

– Маяхата – это в какую строну вообще-то? – не выпуская из кулака шкирку притихшего толстячка, нахмурился Агафон.

– А у своего спросить?.. – намекнула она.

Маг презрительно фыркнул:

– В обмороке мой герой. Если, конечно, полить холодной водичкой…

– С таким лишним весом и после физической нагрузки и сильного волнения сердце может не выдержать, – озабоченно закачал головой Иван. – Лучше спросим у жителей.

Царевна покрутила головой в поисках источника информации, но улицы были пусты: похоже, в полдень всё население городишки находилось в трудах и заботах, которые, как назло, не имели ничего общего с ноской воды. Или обед у них и сиеста? Жарко… Так что вполне возможно.

Ставни витрин лавок были опущены, в окнах – никакого шевеления, и только у одного строения с двумя кривыми ёршиками для мытья кувшинов, нарисованными прямо на стене над входом, дверь была приоткрыта. Может, хоть там кто живой есть?

Ответ не заставил себя ждать.

– Убийцы-ы-ы-ы-ы!!!..

Дверь распахнулась, выбивая ручкой штукатурку из стены, и наружу выскочила женщина в роскошном звёздно-лунно-синем кимоно с высокой изукрашенной цветами причёской, набелённым лицом с алой пуговкой губ, черными бровями в области линии волос – и с кухонным ножом в руке.

– Вы мне заплатите за всё! – рычала она с перекошенной физиономией, проворно семеня на своих сандальках-скамеечках и придерживая одну полу свободной рукой. – Я вам покажу!..

– Сударыня, заклинаю вас, успокойтесь! – не зная, пугаться или смеяться, Иванушка вскинул ладони. – Никто никого не убил! Вроде. Сень, твой ведь живой?

– Очень на это надеюсь.

Но ночную фурию этот ответ не устроил.

– Вы всё испортили! – взвыла она. – Я отомщу!

– Уважаемая мадам… – попытался вмешаться его премудрие, галантно не применяя физическое и прочее воздействие, но едва успел спасти коленку от удара ножом.

– Прочь с дороги, мерзавец!

Ловко обогнув его коня, мстительница занесла клинок над Сенькиным бедром.

– Ненави…

Быстрый взмах ножнами договорить ей не дал. Сложив губки бантиком, дама закатила глаза под лоб, выронила ножик и грохнулась на мостовую.

– Три-ноль… – вздохнула царевна, грустно оглядывая вновь опустевшую площадь.

– Сеня, это же женщина! – Иванушка укоризненно расширил глаза.

– Её проблемы, – буркнула его супруга.

– Слушайте, в той лавке, с недорисованными эскимо, откуда эта чокнутая выскочила, точно должен быть кто-нибудь еще! – воскликнул Агафон.

Теперь счёт был два-один. Дом оказался трактиром, эскимо – даже не ёршиками, а соснами, но внутри и впрямь находился абориген с двумя женщинами в скромных красных в белую точечку кимоно. Все трое сидели на корточках за низким столиком под полками с горшочками, кувшинчиками и бочонками – и остекленевшими взорами изучали свои циновки.

– Добрый день! – чувствуя, что усилия его пропадут даром, царевич всё же попробовал завязать разговор.

Хозяева молчали.

– Кабуча… Как солдаты в саду… Мне это начинает надоедать, – пробормотал его премудрие, сгрузил у стены с плеча даму, покусившуюся на его коленную чашечку, закатал рукава и заметался по залу, делая странные жесты – словно разрывал невидимые нитки – и прислушиваясь. Над столиком у самого входа, уставленном[271]271
  И уложенном.


[Закрыть] бутылочками из-под сакэ, глаза его зажглись, жест вышел особо энергичным – и супруги услышали, как в воздухе что-то тихо дзенькнуло на разные тона, будто тонкие струны порвали.

– Есть! – торжествующе потирая руки, маг обернулся на хозяев трактира. – Ну, с добрым утром, что ли? Агушеньки-потягушеньки?

Взгляд его встретился с изумлёнными взорами вотвоясьцев.

– Умоляю, извините нерадивого хозяина "Сосен, склоняющихся под порывами северного ветра"! – всплеснул руками трактирщик. – Я, кажется, задремал… отвлёкся… не видел вашего прихода, почтенные господа… господа?..

Моргая еще замутнёнными сонными чарами глазами, он честно попытался определить, кто посетил его скромное заведение.

– Северные демоны, – во избежание долгих объяснений махнула рукой Серафима. – По пути в столицу. В чём, собственно, и заключается наш вопрос. В какую сторону надо ехать, чтобы…

– Нет!!!..

Но отчаянный хор аборигенов был заглушен треском и грохотом ломающейся стены. Лукоморцы обернулись, готовые ко всему – но не к тому, что увидели. Увеличив дверной проём до ширины и высоты трёх каменных лошадей, их скакуны с аппетитом хрумкали, один – пустыми кувшинчиками, другой – столиками, третий – циновками у них.

– Кыш! Кыш, окаянные! – замахала на них Серафима. – Фу!

Кони перестали жевать, одарили хозяйку взорами, полными скорби, и принялись разворачиваться, давя в процессе всё, что не успели доесть.

– О горе нам!.. – запричитали женщины.

– Не верю своим глазам! – воскликнул трактирщик, увидев теперь груз, навьюченный поперёк сёдел. – Самурай Обаока Косо! И господин… господин…

Взгляд его было затуманился снова, но один короткий жест Агафона, звон разрываемой струны – и затмение кончилось.

– Господин… котэнгу!

– Ко…кто? – не поняла Серафима.

– Котэнгу – это малый тэнгу! – радостно пояснил трактирщик.

– Малый… кто?.. – наморщил лоб Агафон.

– Тэн-гу, – осторожно повторил за восвоясьцем Иванушка. – Ну это, мне кажется, как синус – косинус… тангенс – котангенс… Тэнгу… – котэнгу…

– Отношение прилежащего тэнгу к противолежащему?

Теперь настала очередь трактирщика таращить глаза и морщить лоб. Но, в отличие от гостей, не решаясь – или не умея – углубляться в научные дебри тригонолингвистики, он просто подал знак своим женщинам сделать гостям чаю, а сам, сложив руки на коленках, проговорил:

– Разрешите скромному хозяину "Сосен, склоняющихся под порывами северного ветра" покатить рисовый колобок истории по глубокой колее времени.

– А-а-а…

– Э-э-э…

– Будьте любезны.

Он набрал в грудь побольше воздуха и продолжил:

– Наша деревня Токатока прозывается. А моё имя – Отару Покупати. Я – Токатоки уроженец исконный. И предки мои. На этом месте Токатока давно стоит. Как построили наши предки ее тут – так и стоит. Лет триста, может. Может, и подольше. Хотя куда уж дольше-то! Капитану морских стрелков, самураю Обаока Мимо, предку уважаемого нашего господина Обаока Косо… – он покосился на бесчувственное тело поперек седла скромно переминающегося с ноги на ногу каменного коня в свежем проёме стены, – говорят, сам господин Каноэ Протекати, командующий нашим флотом, землю тут выделил, перед тем, как утонул.

– В награду за меткую стрельбу? – усмехнулся его премудрие.

– А вы откуда знаете? – удивился вотвоясец.

Агафон, сумев сохранить непроницаемое выражение лица, снисходительно отмахнулся:

– Мы всё знаем. Кроме того, что не знаем.

– Наверное, это была самая превосходная земля из всех выделяемых? – вежливо подтолкнул Иванушка колобок хозяина в колею повествования. Но тот, вместо того, чтобы катить его дальше, задумался, но скоро ликом просветлел.

– А что, замечательная земля, да будет дно морское ему илом! Не болото ведь, не пустыня. Хорошо! Места много. Хоть и не справа налево, а сверху вниз… Но много ведь! Опять хорошо! И всего вокруг в достатке было. И воздуха свежего, и солнца летом, и снега зимой, и ветров с дождями круглый год. Да еще две реки рядом. В долинах, правда. Зато дороги протоптали, пока оттуда воду носили! Опять хорошо! Правда, камней кругом было – козу выгнать некуда… Но если подумать – хорошо это: знай, стройся. Они и начали, предки наши. Строиться. А построились – пастбища расчистились. Коз завели, и даже овец. Предков этих, что сейчас пасутся вокруг. Колодец выкопали. И жить стали. Мой предок, старший счетовод Отару Пропивати, корабельной казной ведал, и в эти места с самураем Обаока Мимо пришёл. На одном корабле они плавали, и предок…

– Столица в какой стороне?! – Серафима уже подпрыгивала и скрипела зубами от нетерпения и передоза краеведения и предков на квадратную минуту.

– В той стороне столица, – трактирщик покрутил над головой рукой, словно лассо раскручивал и, сочтя ответ на вопрос гостьи исчерпывающим, степенно продолжил:

– А недавно среди ночи в трактир ворвался досточтимый господин котэнгу… с доброй госпожой Змеюки… и принялся расспрашивать, где его гнездо. Родовое, наверное, он имел в виду. Где родовое гнездо добродетельного самурая Обаоки я знаю. Вперёд и налево. А вот что в нашей деревне еще один древний род жил – не ведал. А ведь мои предки…

– Да-да-да, мы помним, – закивал Агафон. – Дальше.

– Так я ему и сказал, – чуть обиженно продолжил Отару. – Про предков. И тогда господин котэнгу заявил, что будет жить в моём доме, потому как он, оказывается, стоит прямо на том месте, где раньше был его дом. Я, конечно, в его словах засомневался – с чего моему предку на месте чужого дома строиться? Проще забрать себе его, да и всё. Но отчего-то… – взгляд Отару Покупати снова стал рассеянным и изумлённым. – Отчего-то… я разрешил им жить в моём доме… на втором этаже… во всех комнатах сразу… и сам перебрался на первый, в кладовую, где припасы хранились… Но что хорошо, так это то, что припасов скоро не стало, эти двое едят – как в огонь кидают. А кладовая, когда освободилась, большой оказалась, и нам с женой и дочкой там весьма просторно стало, хоть и окон нет. Зато не дует! Опять хорошо!

Трактирщик принял из рук женщины постарше поднос с чашками и чайником и с поклоном установил на уцелевшем столике.

– Чаю прошу испить, господа северные демоны.

– Где! Эта! Несчастная! Столица?!

– Сеня, успокойся. Надо, – многозначительно расширил глаза Иванушка, и жена его, издав тихое рычание, скроила любезную мину и опустилась на циновку, сложив ноги по-тамамски. Рядом приземлились мужчины – и рассказ продолжился.

– Сперва господин котэнгу и госпожа Змеюки жили спокойно. Целый день. Если не считать ругани. И посуды битья. Потом господин котэнгу начал целоваться с кувшинчиками. Если вы понимаете, о чём я. Мои запасы сакэ он за три дня выхлебал. Но я ему стал у торговцев из долины заказывать. Самое лучшее. И посуду для битья я им новую покупал… самый тонкий фарфор… И всё на свои деньги… каждый день… – трактирщик примолк, беззвучно повторяя последнюю фразу, словно не понимая, что говорит – и почему.

– А соседи не спрашивали, что у вас там за шабаш пошёл? – уточнил его премудрие.

– Нет, конечно! Они… они… – Отару озадаченно пожевал губами. – Они где так в каждую дырку нос сунут, а тут – будто оглохли и ослепли!

– Понятненько… – пробормотал маг, снова поводил перед собой руками, отщипнул что-то невидимое, выбросил через левое плечо, удовлетворённо крякнул и спросил:

– А вы сами им не рассказывали про квартирантов?

– Рассказать?.. рассказать?.. Мы?.. Мы… с жёнушкой и дочкой… про жильцов этих никому и полслова сказать не могли… если вспомнить! – удивлённо заморгал трактирщик. – Только рот разину я – а слова… все… слова…

Жест Агафона, словно убирающий паутину – и Отару Покупати встрепенулся:

– Сейчас первый раз рассказываю! И если припомнить, и соседи спросить ничего про них не могли: только рот раскроют – и стоят, как ловушки для мух!

– Точно, точно, сосед! – из разваленного проёма донёся женский голос.

Лукоморцы оглянулись. Пока они пили чай, деревня ожила. Люди забегали от колодца и обратно, засновали по площади с корзинами и просто так, дети замельтешили, играя в догонялки или гоняя ворон…

Его премудрие обвёл чайный зал придирчивым взглядом, высматривая что-то, простым смертным недоступное, и удовлетворённо кивнул:

– Ничего не пропустил. Напутано тут, конечно, было… как пьяница шарфик вязал. Ну так что у нас с уважаемой парочкой дальше малоуважаемого случилось?

Отару, словно пытаясь израсходовать все не сказанные за прошедшее время слова, затарахтел:

– Я теперь всё помню! Я всё слышал! Котэнгу пил и молчал – когда со Змеюки не ругался, а она его науськивала: живём в сарае, питаемся помоями, спим на гнилой соломе – а ты бы мог сделать так, чтобы мы в большом доме самурая жили, помыкать всеми, на пухе спать, мушмулой питаться и креветками заедать! Ну и допилила… Выпил он десять кувшинчиков – и пошёл господина Обаоку гнать… А против сказать ему никто не мог ничего: мы сами как деревянные болванчики тут были… Сами у себя в рабстве… Разорение… – трактирщик примолк, печально оглядывая учинённый конями разгром. – А теперь еще и уважаемые демоны приехали… как оползень прошёл… Но за то, что вы нас от чар котэнгу освободили… мы вам… бесплатно… благодарны.

– Так в какую сторону, говоришь, столица? – шёлковым голоском пропела Серафима. В глазах ее стояла смерть.

– Я провожу! – послышался голос с высоты конской спины.

Лукоморцы оглянулись: толстенький самурай принял вертикальное положение и сидел, сжимая коленками гранитные бока Агафонова скакуна.

– Я всё слышал! И дело чести теперь в знак благодарности за спасение меня и моих крестьян оказать вам услугу, о которой вы изволите просить! Только дозволить прошу взять своего коня.

Собравшийся люд одобрительно загудел, восхваляя добродетельность доставшегося им от судьбы самурая.

– Гут, – быстро кивнула Сенька. – Побежали.

– А с этими что делать? – спохватились вотвоясьцы, указывая на неудачливую пару заговорщиков.

– Госпожа Змеюки пусть мытьём посуды и подметанием улиц отрабатывает, – постановил Иван. – А ко…тэнгу мы забираем с собой.

– Вперёд! – Сенька нетерпеливо опрокинула в себя остатки чая и вскочила на коня. Маг последовал за ней. Четыре пары каменных копыт загрохотали по каменной мостовой, унося седоков к родовому поместью Обаоки.

Иван последовал было за ними, но развернул коня и, поколебавшись, достал из-за пазухи кошелёк – подарок богини Сю Сю Сю и бросил на колени трактирщику.

– Следите, чтобы он никогда не пустел! – выкрикнул он инструкцию, уносясь вслед за спутниками.

– Спасибо!

Иванушка поморщился. Стоил этот подарок "спасиба" или "чтоб вам пусто было" после многодневных над ним экспериментов Агафона, царевич уверен не был отнюдь.

Первую попытку сбежать котэнгу сделал, едва они выехали за околицу. Одну секунду он лежал поперек Иванова седла как ковёр, а в другую поднялся, и в точно таком же положении, в каком лежал, плавно направился влево, головой вперед, на встречу со скалой.

– Эй, стой! – Иванушка растерянно ухватил его за ногу. Та дрыгнулась, вырываясь и теряя плетеный сандаль.

– Куда пошёл! – среагировала и Серафима. Приподнявшись в стременах, она вцепилась в лацканы халатика пленника и изо всех сил дернула вниз.

Котэнгу поддался, но победа была временной: не долетая до конской спины он снова завис в воздухе – и снова полетел. На этот раз ногами вперед, к пропасти.

– Не пущу! – рявкнула царевна, вываливаясь из седла, но не оставляя летуна.

– Держись! – Иванушка обхватил котэнгу за коленки – и тот потащил к пропасти без особых усилий уже двоих.

– К-кабуча… – прохрипел Агафон, торопливо завершил серию пассов коротким притягивающим взмахом – и котэнгу застыл над жидкими придорожными кустами, через которые просвечивала вечность.

– Осторожненько… Аккуратненько… – сквозь зубы пыхтел маг, новой серией пассов заводя пленного на посадку на спину своего коня. Лукоморцы не отцеплялись, пока задача не была выполнена.

– Слушай, ты, птица вольная… – сквозь зубы прорычала Серафима, заглянула в лицо котэнгу… и озадаченно смолкла.

– Вань. Ты видел? Он спит!

– Спит? – не поверил тот.

– Как – спит?! – захлебнулся негодованием его премудрие. Лицо его было залито потом, точно только что погрузил он целый воз котэнгу в знойный день. – Я с ним… я его… А это он еще!..

– Что? – почуяв неладное, быстро спросила Сенька.

– Ничего, – хмуро ответил маг. – Устал я просто. Вот и показалось.

– Но отчего он вообще летает?! – Иванушка возмущённо воздел руци горе, не рассчитывая получить ответ с ясного неба – и правильно. Потому что ответ пришел слева.

– Потому что он – котэнгу, многоуважаемый северный демон Инь Ван, – почтительно проговорил Обаока.

– И что? – не видя связи, хмуро обернулась на него царевна.

– Котэнгу, уважаемая северная демоница Сыма Цзянь, этим и знамениты, – развёл пухлыми руками самурай.

– Тем, что летают? – не понял его премудрие.

– Вы абсолютно правы, премудрый северный демон Ао Го Фен. Они летают. Потому что они – люди-вороны. Или вороны-люди, как утверждают некоторые наши учёные мужи.

– Вороны?..

Лукоморцы переглянулись. Нефритовый Государь посчитал, что им для освобождения детей понадобится ворон в человеческом обличье? Ему, конечно, виднее, но… как его применять? Непробудно спящего, да еще и норовящего улететь?

– Расскажите-ка нам, уважаемый самурай Обаока Косо всё, что вам известно о котэнгу, – попросил чародей, потёр ладони, чтобы унять дрожь в руках, и принялся выплетать пальцами над неподвижным телом человорона незримые путы.

За время не такого уж и длинного рассказа самурая котэнгу – так же, не приходя в сознание – попытался улететь еще раз. А потом, до того, как они спустились в долину, еще два раза.

Ближе к вечеру на Агафона было больно смотреть.

– Я не знаю, кто такой человек-ворон… или наоборот… но через все мои оковы даже без сознания он пролетает как стрела сквозь паутину. Я надеюсь, мне не придется с ним драться, когда он придет в себя. Я хотел бы, чтобы моя смерть была как минимум зрелищна, а как максимум – полезна. В схватке с ним я не получу даже этого удовлетворения, – угрюмо просипел он, наводя новые удерживающие заклятья почти не трясущимися руками.

Лукоморцы, потрясённые, переглянулись. Столько лет знакомства с его премудрием… и еще несколько раз по столько, если получится… и ни в один из этих дней они не ожидали услышать из его уст что-то даже отдалённо похожее. Видно, дела были действительно туги.

– Долго еще до столицы, Обаока-сан? – чтобы разрядить обстановку, Иванушка задал вопрос, который в последние двадцать минут никто ему не задавал[272]272
  Кто именно, говорить, наверное, нужды нет.


[Закрыть].

– А… – спохватился говорливый обычно самурай, притихший от общей тревоги. – Не очень. Часа через два, к сумеркам, доедем. Только ворота уже закрыты будут, придётся в городке козопасов переждать. Да вы не обращайте внимания на название, там коз, наверное, уже лет десять как нет! Это дома, где останавливаются те, кто не хочет входить в Маяхату, или у кого на входную дань денег не хватает, или кого не пустили, или…