Текст книги "Хождение Восвояси (СИ)"

Автор книги: Светлана Багдерина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 56 страниц)

– Чого я не бобик… чого не летаю… – печально вспомнил Гена песню из хорохорского репертуара Фигуры, и скупая слеза учёного плюхнулась магу на пальцы.

Парадоксов ревёт?!

Агафон глянул на повисшего на его руке человека – и растаял. Летать! Срочно летать! Только летать – и никак больше! От переполнявшего его счастья он прокричал какое-то заклинание, о существовании которого не подозревал секунду назад – и они взмыли ввысь.

У подножия неведомого древа остались стоять Коневы-Тыгыдычные. С ошарашенным видом они наблюдали за тем, как Агафон и Гена, постояв рядом над абсолютно голым пятачком земли, запели что-то несуразное, выпрямились, обнялись, отрастили радужные крылья, способные заставить позеленеть от зависти любого махаона, облетели прогалину, держась за руки, и приземлились на самом высоком суку десятиобхватного дерева. Обнявшись с новой силой – насколько можно было различить на такой высоте – они на два голоса грянули:

 
– Поздно мы с тобой поняли,
Что вдвоем вдвойне веселей
Даже проплывать по небу,
А не то, что жить на земле!..
 

С последними словами от плеч их отвалились крылья и, как осенние листья на ветру, запорхали к земле, но не долетев и до половины ствола, побледнели и растаяли в воздухе.

 
– Ой, цветет сакура
В поле у ручья.
Ниндзю молодого
Полюбила я…
 

– задушевно затянул дуэт, подрыгивая в такт ногами. Ветка под певцами опасно закачалась.

– Гена! Агафон! Слезайте немедленно! – срываясь на визг и заламывая руки, выкрикнула Наташа. – Вы разобьетесь!

 
– …Ниндзю полюбила
На свою беду:
Не могу открыться,
Ниндзю не найду!..
 

– Гена! Агафон! Вы нас слышите?! – присоединилась к ней мать. – Немедленно спускайтесь!

Гена услышал. Опустив счастливый взгляд на мечущиеся внизу фигуры, он выкрикнул:

– Шарлатан! Наглец! Профан! Престидижитатор! Она выбрала меня! Убирайся!

– Гена?.. – Наташа открыла рот и забыла закрыть.

– Агафон! Вы слышите меня? Агафон! Вы же ответственный человек! Приведите его в чувство! Немедленно! Пожалуйста!.. – приложив руки рупором ко рту, взывала ко второму участнику бедлама боярыня.

Чародей наклонил голову.

– Парадоксов, прекратите бесноваться и издавать противные звуки! Валите к своим пробиркам! – донесся с пятидесятиметровой высоты самодовольный глас его премудрия. – Третий здесь лишний!

– Геннадий!..

– Агафон!..

Но ни тот, ни другой на помехи снизу внимания больше не обращали.

– Маменька, проследите, чтобы они не упали – а я побегу в лагерь за помощью! – выкрикнула Наташа. И не объясняя, что именно боярыне следует предпринять, если вдруг заметит восьмидесятикилограммового мужика, летящего ей на голову с высоты полусотни метров, кинулась обратно по следам их так бесславно завершившегося грибного похода.

Через полчаса вся экспедиция во главе с царевичами стояла под секвойей, задрав головы. Наташины поклонники, ни на кого не обращая ни малейшего внимания, выхватывали что-то из воздуха и с гоготом бросали друг в друга.

– Сделайте же что-нибудь! – боярышня чуть не рыдала.

– Допилищя, шоколики! – приговорила Серапея и отвернулась, возмущенно скрестив руки на груди.

– Не, допиливать тут – дохлый номер… – Серафима с сомнением оглядела древо диаметром с иную избу. – Даже Ивановым мечом. Ну допилит, в смысле, дорубит, ну юхнутся они…

– Нет, не надо, чтобы юхались! – всплеснула руками Наташа. – Юханье… то есть падение с такой высоты несовместимо с жизнью!

– Чтобы их оттуда юхнуть, дерево губить совсем не обязательно, – ехидно заметила Лариска.

– Ну тогда вопрос, поражающий своей неожиданностью: а как мы их оттуда доставать должны, по-твоему? – Серафима скрестила руки на груди.

– И как мозги им на место поставить? – жалобно вопросила боярыня Настасья.

– С мозгами проще… с одной стороны, – печально вздохнула ее дочка. – Я нашатырь захватила. Он что угодно на место поставит – и даже дальше. Но вот как его им сунуть под нос…

– Стрелой? – невинно стрельнув глазами в сторону Сеньки, предложила Лариска. – Примотать вату, смочить нашатырью, пустить стрелочку калёную – и прямо к стволу промеж них пригвоздить?

Царевичи прикинули взглядами расстояние и одновременно качнули головами:

– Невозможно.

– Нереально.

– Как?! Даже вам, ваше высочество Серафима? – бровки Синеусовны, выщипанные и подрисованные до состояния двух каштановых каплевидных радуг поползли вверх. – Или преувеличивают в стольном граде Лукоморске ваше искусство выходить из любых положений?

– Скорее, преуменьшают, – одарила ее лучезарной улыбкой Сенька и обратилась к Наташе: – Мочи ее.

– Лариску?! – охнула боярышня.

– Вату, – царевна закатила глаза. – Не выдавай желаемое за действительное.

Всё еще не слишком веря и не очень понимая, адепт медицинских наук выловила из замшевой торбочки с перекрещенными красными молотком и пилой[116]116
  Символ союза невропатологов и хирургов.


[Закрыть] в белом круге коричневую бутыль и комок ваты и, сморщившись и закрыв лицо рукавом, вылила на вату половину содержимого. Сгрудившаяся вокруг группа поддержки отшатнулась, копируя ее позу и мимику. Поддерживать – так поддерживать всех и во всём.

– Дальше что делать? – не поворачивая головы, просипела боярышня, утирая слезящиеся глаза.

– Что делать, что делать… – вздохнула царевна. – Взлетать, что же еще-то.

– Ч-что?.. – сомневаясь в правильности услышанного, девушка обернулась – и остолбенела.

Орёл, невесть откуда взявшийся на месте царевны[117]117
  Которая так же невесть куда пропала.


[Закрыть], замахал крыльями, поднимая с земли пыль и зазевавшихся кузнечиков, потоптался, замахал еще сильнее – и неуклюже попёр на взлёт, разбегаясь прямо на нее. Наташа взвизгнула, отшатнулась, закрылась руками, уверенная, что еще миг – и хищник растерзает ее, нечаянно вдохнула полной грудью бодрящий аромат нашатыря, засипела, закашляла – и не поняла, когда ватный ком был выхвачен из ее пальцев и вознеся к небу – вместе с птицей.

Лукоморцы обернулись на шум. Первой всеобщую мысль выразила Серапея:

– А где тшаревна?

– Слетает по делам и вернется, – провожая птичку взглядом, ответил Иван.

Когда его плечо нежно стиснула когтистая лапища, а другая, не менее когтистая, притиснула к лицу какой-то мягкий вонючий комок, Агафон выронил перочинный нож, которым вырезал на суку "Фоня и Таша тут были". Судорожно хватая воздух, пропитавшийся вмиг непонятной дрянью, он рефлекторно призвал огненный шар, но вместо этого ощутил в ладони что-то холодное и круглое.

Провожая ошарашенным взглядом круглую жестяную коробку со спичками, направившуюся к земле, он забыл, что надо дышать. Втянув тройную порцию воздуха с нашатырем[118]118
  Или нашатыря с воздухом, если придерживаться требования ГОСТа в описании смеси.


[Закрыть] только когда коробок угодил по лбу кому-то, стоявшему под деревом, чародей засипел, закашлялся, замахал руками, стараясь оторвать от носа вонючую массу – вместе с лицом, если потребуется – и лишь забившиеся за его спиной крылья удержали его от падения.

– Или я стал ангелом… или… – хрипя и содрогаясь всем телом, попытался он обернуться.

Зловонный комок пропал. Радужная пелена, разъеденная его миазмами, плавала рваными клочьями на границе обзора. Отчаянно болело плечо. Голоса, доносившиеся снизу, казались странно знакомыми и не менее странно встревоженными. Агафон повернул голову на голос более близкий и нахмурился: отчего ему казалось, что соседство по ветке должно быть более приятным?..

По ветке?!

СНИЗУ?!

Хватанув добавочную порцию пронашатыренного воздуха, маг вцепился всеми руками и ногами в сук под собой, зажмурился, чтобы это "снизу" лишний раз не давило его нежную и, как только что выяснилось, чрезвычайно акрофобическую психику, и принялся лихорадочно отматывать назад ленту последних событий. Поиск грибов – дурацкий сам по себе, потому что кто в своем уме ест незнакомые грибы?.. Потом собака… дрессированная… или бешеная… за которой все носились зачем-то… После – пропажа всего урожая… Разбежался, что ли? Или что там Находка рассказывала про сбор грибов в своей ненормалии?.. Затем дискуссия о способе определения съедобности грибов… Большой гриб, милый и безобидный с виду… Потом… потом… А потом – вонь, когти, высота и Парадоксов под боком, лыбящийся на него, как дурак на новый самовар.

Когти?!..

Не выпуская ветки и не глядя вниз, его премудрие приоткрыл один глаз, повернул голову – едва-едва – и встретился взглядами с орлом, нагло рассевшимся между ним и стволом. Показалось ему, или и в самом деле птица мотнула головой, точно спрашивая, как самочувствие? На всякий случай он скроил кислую мину и пожал плечами – всё еще не выпуская ветку. Да, экспертиза установила, что последний час он вел себя как недоумок, но это еще не повод начинать разговаривать с птичками. Так и до совместных спевок недалеко и полного тру-ля-ля…

Не дождавшись вербальной коммуникации, орел с непонятным комком в когтях одной лапы пожал плечами, неуклюже взмахнул крыльями и переместился сперва на голову его премудрия, а затем на плечо Парадоксова.

Маг получил возможность посмотреть со стороны на то, что с ним происходило несколько минут назад.

Отбившись в агонии и отхрипев, удерживаемый от падения белым от страха конкурентом за благоволение Наташи, Гена замер. Осознание окружающей действительности медленно просачивалось в замороченный грибным местом мозг. Когда серое вещество учёного пропиталось ею как губчатое подбрюшье шляпки гриба, первый же осмысленный взор был адресован волшебнику.

– Как ты меня сюда затащил? – прищур Парадоксова говорил, что безо всяких слов ему известно, чьи это были происки и по какому поводу. – И самое главное, как собираешься снимать?

– А кто тебе сказал, что собираюсь? – невинно округлил глаза Агафон. – Себе сейчас скажу заклинание и слечу на землю-матушку аки лист, а ты тут сиди, формулы свои сочиняй. От каждого по способностям, и каждому своё, как говорится.

На бледной физиономии соперника отразилась внутренняя борьба, потом внутренний бокс, потом – кунг-фу с контрольным ударом доской-сороковкой по темечку.

– А вот и сочиню! – гордо вскинул голову он. – И сам спущусь! Вот только если что, Наташа тебе не простит.

– Да она мне спасибо скажет! – фыркнул Агафон – и получил крылом леща.

– Ты чего, сдурел?! – обернулся на странного соседа его премудрие.

Орёл по мере своих скромных мимических возможностей скроил страшную рожу и покрутил указательным когтем у виска.

– С…сима?.. – дошло до мага, наконец.

– Кто? Где? С кем ты там?.. – Парадоксов вытянул шею, выглядывая собеседника чародея – и помрачнел, рассмотрев. – Ну ничего себе… Уже стервятники слетелись.

– Нет, ну а что я? – невинно округлив глаза, пожимал плечами волшебник, не слушая Геннадия. – Ты не думай! Я думаю. Неужели ты думаешь, что я не думаю…

Орёл изобразил лицом: "думай бегом".

– Я бы побегал… если бы было где, – проворчал маг, смерил тоскливым взором расстояние до земли, где четверо стояли и один сидел, прислонившись к дереву и держать рукой за лоб. Метров пятьдесят, не меньше… Что у нас там имеется простенького про групповые полёты… а лучше планирование!

Пробормотав запрос шпаргалке, выловленной из заветного кармашка в рукаве, он увидел, как исписанный корявым почерком пергамент опустел – и через пару секунд покрылся новым текстом.

– Щас мы спланируем… как фанерка над Шантонью… – ухмыльнулся чародей и принялся торопливо читать: – "Планирование – это определение системы целей функционирования и развития организации… а также путей и средств их… достижения…" Что за?!.. Так, а полёт? Полёт на две персоны без подручных средств. Кратковременный.

Пропавший текст, текст появившийся…

"Если у вас отсутствуют подручные средства для сотворения заклинания кратковременного полёта на несколько человек…"

– Ага, то, что надо!

"…идите в лавку магических товаров магистра Броше на…"

– Сами вы идите… на!.. – вскинулся и отчего-то покраснел его премудрие.

– Ты чего? – подозрительно глянул на него Парадоксов.

– Не твоего ума дело, – вежливо ответствовал маг[119]119
  Невежливый вариант лучше было не слышать.


[Закрыть], и сквозь стиснутые зубы прошипел:

– Заклинание отращивания крыльев!

"Чтобы отрастить крылья (грузоподъемность не более восьмидесяти килограммов), нужно…"

– Кабуча… – прорычал Агафон, яростно зыркнув на соседа.

Даже с беглого взгляда было понятно, что килограммов в нём было не меньше, чем в самом чародее, и снять его с дерева без совместного перелома всего и сразу при помощи этого заклинания возможным представлялось вряд ли. Конечно, можно было просидеть на суку до тех пор, пока оба не станут весить кило по сорок, но отчего-то эта мысль особой привлекательностью для него не обладала. Пока.

Что еще можно было придумать? Может, если гора не хотела сходиться с горой… Нет, подтянуть поближе землю, даже кратковременно, пробовать стоило вряд ли. Что еще? Увеличить себя, чтобы раз – и одним шагом внизу? Уменьшить дерево? Хм. А ведь это идея! Главное, конечно, вместе с деревом не прихватить никого еще… вроде себя или зевак на земле… Но это маловероятно! Неизбежный элемент риска, так сказать, которым можно пренебречь, как говорится в учебниках магии. Или не так там говорится?.. Да какая разница!

Грозно нахмурившись в направлении ствола, маг прошептал инструкции шпаргалке и погрузился в чтение. Вернее, попытался.

– Эй. Престидижитатор, – окликнул соседа Парадоксов.

– Не знаем таких, – не поднимая головы, процедил сквозь зубы волшебник.

Учёный помялся, поскрипел зубами, и выговорил – словно свой смертный приговор читал:

– Колдун. У твоей бумажки обратная сторона чистая. Дай ее мне.

И, помявшись еще с полминуты, выдавил:

– Пожалуйста.

И пока Агафон размышлял, какой бы из потрясающе остроумных ответов, скопом пришедших на ум, озвучить первым, Геннадий договорил:

– Мне кое-чего посчитать надо.

– Пальцы на руках?

Гена побагровел, но понимая, что с единственным пергаментообладателем в радиусе пятидесяти метров рекомендуется быть повежливей, пробормотал:

– У меня есть идея, и я хочу проверить ее алгебраически.

– Какая тут у тебя может быть идея? – снисходительно хмыкнул Агафон.

– Надо высчитать углы, сопротивление древесины, ее плотность и векторы сил, действующих на ветку под нами.

Его премудрие был почти впечатлён.

– На кой пень?

– Если нашу ветку надломить в определенном месте – я хочу узнать, в каком, в какой степени и с какой силой – то есть шанс соскользнуть на ветку пониже. С нее таким же образом переместимся на соседнюю. И так далее.

– Пока не окажемся на самой нижней метрах в тридцати от земли? – его премудрие ткнул пальцем вниз, где лесной гигант сверкал на всеобщее обозрение голым деревянным пузом.

– А там я придумаю что-нибудь еще, – бодро соврал Парадоксов. – Как настоящий человек науки…

– …ты начинаешь думать только тогда, когда пора заканчивать, – усмехнулся маг и, свернув шпаргалку, сунул в рукав. – В карете скоро посчитаешь. Ворон в окошке. А мы пойдем другим путём. И да устыдятся маловерные.

Орёл-Серафима вытаращил глаза, заклекотал, захлопал крыльями, но чародей оставался невозмутим и непоколебим:

– Сима, успокойся. Всё под контролем. Это ерундовое заклинание, на втором курсе проходили.

– Про это ты Парадоксову рассказывай, – усмехнулась царевна, и чародей насупился.

– Если у тебя имеются другие предложения, о светоч разума и неожиданных идей…

Сенька поджала губу.

– Кроме съесть еще кусок того гриба, чтобы как забрались, так и слететь?

– Гриба?!.. Сима, ты гений!

Маг глянул вниз, но кроме группы поддержки ничего примечательного не обнаружил. Одна из женщин сидела, прислонившись спиной к стволу, другая хлопотала над ней, третья пристроилась на пенёк, аккуратно разложив юбки, и взирала на происходящее как зритель в театре. Мужчины стояли, горячо переговариваясь и посматривая то вверх, то друг на друга. Отдельных слов было не слышно: говорили все и сразу.

– Нет его где-то, – разочарованно протянул Агафон. – Убежал, что… Погоди! Погоди-погоди! На чём Лариска сидит? Там не было никакого пенька!

– Агафон, ты о чём? – озабоченно вскинула брови Серафима. – Тебе плохо?

– Мне замечательно! Она сидит на нашем грибе! Сима… Мне, по совести говоря, претит тебя просить о таком нелепом одолжении, но не могла бы ты…

– Намёк понят. Могла, – вздохнула царевна, и в следующую секунду гриф камнем рухнул в пике.

Внезапно лишившись подставки, зад Лариски хлопнулся наземь под испуганный визг своей владелицы, а птица с грибом в когтях взмыла на насест к воздыхателям Наташи.

Отщипнув от шляпки кусок, Агафон протянул его соседу.

– А мне-то зачем? – воспротивился было тот, но чародей рыкнул "ты с дерева слезть хочешь, или нет?!", и учёный смирился.

Отыскав место предыдущего взятия пробы, маг отковырял себе порцию ножки – ровно такую же, как первая.

– Чистота эксперимента. Воспроизведение условий аналогичных и идентичных, – пояснил он аудитории, и по крайней мере половина ее понимающе кивнула.

Остатки гриба Серафима стряхнула с когтей, проводила взглядом до места их приземления и с чувством неглубокого, но широкого удовлетворения пришла к выводу, что кокошник резко переставшей ругаться Лариски никогда уже не будет прежним.

– Ну, на счет "три", – тем временем приказал чародей.

Под его суровым взглядом Парадоксов сунул свою порцию в рот, не дожидаясь команды "раз". Не мешкая, маг последовал его примеру.

Царевна, затаив дыхание, следила за каждым движением друга. Вот сейчас, сейчас из лопаток или плеч начнут прорезываться крылья… Сейчас… сейчас…

Но крыльев не просматривалось. Вместо этого Парадоксов, забыв бояться высоты, встал в полный рост, скрестил руки на груди, и скучным голосом заговорил на непонятном языке со случайным вкраплением лукоморских слов, обращаясь к царевне:

– Изучение последовательностей нуклеотидов в генах проводят с помощью рестрикционных эндонуклеаз, которые расщепляют дезоксирибонуклеиновую кислоту в специфических участках нуклеотидных последовательностей…

Несколько фраз – и Сенька почувствовала, как взгляд ее стекленеет, а мозг превращается в нечто полужидкое с консистенцией манной каши. Ну когда уже начнут расти эти драные крылья?!

Агафон же, не замечая ее напряжения и не слыша лекции Парадоксова, развалился на ветке как на диване, болтая ногой, и с нездешней улыбкой озирал раскинувшийся лес Ста цветов и грибов. Далеко внизу ветерок колыхал кроны цветущих деревьев, пёстрые бабочки в экстазе от изобилия и ароматов стаями взмывали с соцветий, чтобы стать ужином стаи таких же восторженных[120]120
  Хотя и немного по другому поводу.


[Закрыть] птичек, разноцветные собачки кружились в хороводах под божественные аккорды собачьего вальса, исполняемого народным хором цикад в сопровождении кузнечиков, солнце клонилось к горизонту, заливая землю неповторимым теплым предсумеречным светом…

"Где у них эти драные крылья?!" – свербела в мозгу Серафимы одна-единственная мысль. Но вопреки ее ожиданиям, наличие или отсутствие изменений в анатомии самого чародея волновали меньше всего.

– Красота-то какая! – полуприкрыв глаза, выдохнул он первые слова за несколько минут с такой страстью, что Гена прервал свою лекцию на полуслове и озадаченно воззрился в пустоту. – Так бы и остался тут жить!

Сенька расправила крылья и взмахнула ими несколько раз, намекая, что для образованного молодого волшебника существуют перспективы и получше, но его премудрие намёку не внял. Наоборот, сверкая очами, он вскочил, закатал рукава и взором, горящим неземным энтузиазмом, уставился на ствол.

– Вижу!.. – в лучших традициях предсказателей провыл он. – Вижу!!! Только небольшой косметический ремонт сделать – и всё будет в лучшем виде!

Царевна невольно оглянулась, чтобы убедиться, что они имеют в виду один и тот же ствол, а чародей тем временем взмахнул руками с видом художника, внезапно обуённого вдохновением у холста:

– Вид с балкона замечательный! Сад, огород, речка, дворец… Всего-то, что рамы поменять… ставни повесить…

Из пальцев мага в ствол ударили струи разноцветных искр, сливаясь то в топор, то в долото, то в рубанок, и не успела царевна понять, что происходит, как в стволе прорубились окна лукоморско-сабрумайского покроя с чуть косоватыми, зато резными наличниками и закрытыми на кривой, но блестящий крючочек ставнями.

– …стены поштукатурить…

Кора превратилась в стену бревенчатой избы[121]121
  Если кто-либо и когда-либо строил избы, укладывая брёвна вертикально.


[Закрыть] и стала покрываться полосами жидкой побелки.

– Двери смастрячить…

Одно из окон вытянулось, превращаясь в дверь с двумя створками, подозрительно напоминающими ставни.

– Балкончик укрепить опять же, – спохватился Агафон, и в руках Парадоксова, бормочущего себе под нос то ли проклятия, то ли основы генетики[122]122
  Не посвященному в обе эти науки с точностью утверждать было невозможно.


[Закрыть], появилась доска и молоток.

– Чего-то не хватает… – озабоченно сдвинулись брови волшебника, и учёный заткнулся в буквальном смысле этого слова: между губ его внезапно материализовалась дюжина длинных кованых гвоздей.

– Работай, работай! Не стой, как пень! – прикрикнул на него чародей, обратил мечтательный взор на плоды своего труда… и ругнулся. Всё, непосильным трудом нажитое: окно, три штуки, наличники, тоже три, ставни – шесть, и даже дверь, одна, но большая, стало таять, сравниваясь с побуревшей и одеревеневшей корой.

– Эй, я не понял, что за!..

Возмущенный маг приналёг, удвоил усилия – и перемены к прошлому[123]123
  Или к лучшему?


[Закрыть] отступили.

– Наличник подкрасить… Ставни подправить… Подкову приколотить… – деловито приговаривал чародей, не оставляя в покое фасад своего древесного жилища ни на миг. Изменения еще несколько раз пытались возвратить статус-кво, но упрямству его премудрия они были не ровня.

– А, и верандочку! – спохватился он.

Новый заряд магии выровнял, распластал ветку под их ногами, снабдил резной загородкой, столом с вышитой скатертью, водрузил на него самовар, чашки и тазик с плюшками, и развёл вокруг табунок стульев и табуреток.

Агафон осмотрел получившийся шедевр экстерьерного дизайна и насупился:

– Чего-то не хватает, чего-то не хватает, чего-то не хватает…

Он озабоченно повернулся направо, налево – и углядел Парадоксова, гвоздём вычерчивавшего на доске крестики-нолики.

– Ты чего просто так стоишь, ничего не делаешь?! Забил?

– Рецессивный… Нет. Доминантный… Щас.

Гена послушно прислонил доску к плечу, выбросил гвоздь, достал изо рта новый и попытался его забить. Потом еще один. Потом другой. Глядя на него, Сенька поняла, что поговорка насчёт работы, боящейся мастера, должна иметь продолжение, касающееся ее отношения к архипрофессорам под воздействием дурманящих средств.

– Ну вот, другое дело, – поглядев на ход работ, довольно буркнул Агафон, отвернулся, но тут же снова насупился. – Чего-то не хватает, чего-то не…

Гвозди сыпались на головы группе поддержки внизу под регулярные всплески в громкости постулатов генетики.

– Что?..

– Что за?!..

– Что у вас там происходит?!

Выкрики снизу отвлекли чародея. Лик его помрачнел еще больше.

– Это кто там ещё?

Парадоксов, не понимая разницу между риторическим вопросом и экзистенциальным, выплюнул остатки гвоздей и ёмко ответил:

– Наши.

– Наши?..

Физиономия волшебника просветлела.

– На-а-аши! – блаженно протянул он, словно леденец смаковал.

И не успела Серафима опомниться, как повинуясь взмаху рук чародея под его счастливый рёв: "Наши пришли!" на новую веранду ракетами взмыли все, кто стоял внизу, и кучей-малой приземлились на свежеокрашенный дощатый пол.

– Новоселье! – с улыбкой в сто свечей воскликнул маг. – Располагайтесь, люди добрые! Гостями в моём тереме будете! Давайте знакомиться!

Может быть, вновьприбывшие попытались познакомиться. Может, представиться. Но скорее, подозревала Серафима, рассказать его премудрию, что они про него думают, в нескольких частях, с прологом, эпилогом и антрактами на дополнительный набор воздуха. Как бы то ни было, отдельных слов было не разобрать: шум и гам стоял, как на базаре в воскресный день. Когда ловили конокрада. И, начинала подозревать ее высочество, с приблизительно таким же исходом в перспективе.

Агафон, не понимая перевозбужденного состояния дорогих гостей, сперва пятился к стволу-фасаду, но упершись спиной в стену, ввязался в перепалку с азартом истинно деревенского парняги, иногда ухитряясь перекрывать вопли почти десятка голосов.

– Да перестанешь ты стучать когда-нибудь, или нет, Парадоксов?! – отвлеклась от наступления на мага Лариска и повернулась к Гене, азартно забивавшим виртуальные гвозди в отсутствие настоящих. – Дятел нашелся! В ушах от твоего стука звенит! Сама себя не слышу! По голове себе постучи!

– А ты не кричи на чужих… архипрофессоров – тогда слышать будешь! – взвилась Наташа, среагировав на ключевое имя, и всеобщий ор показался монотонным бубнением. – На Демьяна своего кричи иди!

– С чего это она на меня кричать должна?! – иерихонской трубой возгласил боярин Похлёбкин.

– Тошно-тошно, батюшка! – поддержала его боярыня Серапея, не замечая внучки, прикусившей язык от счастья: насчет "своего" Демьян не возразил. – Не должна! Иштинный швет, не должна! Вот жамуш за тебя выйдет – тогда должна будет кришать, хошет-не хошет, ноблеш облеж, а шейчаш она по жову щердша кричит!

– Милые бранятся – щепки летят! Два сапога – одна сатана! – сообщил всему миру[124]124
  Если судить по громкости высказывания.


[Закрыть] Дай У Ма, потрясая цитатником Шарлеманя Семнадцатого перед носом огорошенного таким поворотом боярина.

Гена, подхихикивая, принялся выстукивать молотком по доске марш Крендельсона. Доска отзывалась то стальным звоном, то гудением меди, то бряканьем разбиваемого стекла, то поросячьим визгом.

– Дай сюда! – не выдержал Иванушка, доселе тщившийся сохранять невозмутимость и объективность.

Учёный со шкодной ухмылкой увернулся и, не переставая тарабанить – уже не в лад, невпопад, бросился в толпу, расталкивая новосёлов весело каркающей доской. Царевич ринулся за ним. Уровень громкости благородного собрания вырос еще на несколько делений.

– Отдай, бяка, фу! – догнав, Иван под хор советов и одобрений принялся вырвать из рук Геннадия орудия аудиопытки.

Почувствовав, что проигрывает, тот вывернулся и отшвырнул их с горестным воплем: "Не доросли вы еще до моей музыки!"

Агафон едва успел пригнуться, когда молоток, сбив самоварную трубу, просвистел над его головой, пробил ставни, и с грохотом, звоном и бряком заскакал по невидимой комнате в стволе. Еще миг – и доска врезалась в дверь, как таран, проламывая расписные створки.

– Дом! Мой дом! Кто посмел?!.. – возопил возмущенный волшебник.

– …И когда всё это безобразие завершится, разрешите нижайше поинтересоваться?! – перекрывая шум-гам-тарарам, как водопад журчание ручья, вежливо прогремел незнакомый голос.

Новосёлы замерли. Даже Агафон и Гена застыли и открыли рты, не сводя взглядов с раскуроченной двери. Чтобы видеть получше, царевна вспорхнула – и забила крыльями как какая-нибудь колибри, позабыв, как летать. Потому что недобитые створки обрушились, вдруг разбегаясь по полу веранды лианами, а в дверном проеме, сразу ставшем похожим на гигантское дупло, показалось неведомое существо. Не мышонок, не лягушка… Квадратное лицо, белый вотвоясьский халат поверх птичьего тела, циркуль в человеческих руках, тонкие аистиные ножки, палочками торчащие из-под полы, а вместо ступней – два дракона. И то, что драконы мелкие, местные, бескрылые, и что ступни, тоже птичьи, начального воздействия на лукоморцев не самортизировало.

"Разлюли твою малину…" – ошалело думала Сенька, раз в пятый ощупывая взглядом явление с головы до драконов и обратно. – "Неужто гриб, зараза, подействовал?"

– Гоу… Гоу-гоу… – в разлившейся тишине сиплый голос Дая, мечущегося между лукоморским и вотвоясьским, прозвучал неожиданно громко. – Гоу…Ман. Приветствуем вас… препочтительнейше… Гоу Ман… старательнейший… и любимейший… помощник наиуважаемого Фу Фу… Верховного владыки Востока… благородный и учёный муж… птиц… дух…

– Ларишка, ашь, Ларишка! Шего толмач заигогокал аки конь? И это што ишшо за чучело? – боярыня Серапея подалась вперед, моргая подслеповатыми глазками. – Или тут халаты продают? Так мне белый не надо, так и шкажи ему, такой ушвинячишь – не отштираешь. Про синий шпрощи, ш драконами крашными, ешть у них или нет. Ешли тшену шкинут, я куплю.

И, не дожидаясь ответа, накинулась на Гоу Мана:

– Ты пошто, бештолковый, ледащий товар покупателям выштавляещь, а добрый прячешь? Какой ты пошле этого купетш?

– Моя не купетш… купетц… – неуклюже попытался оправдаться дух на не менее неуклюжем лукоморском, но несущийся под откос кабриолет полёта мысли Серапеи так просто было не остановить.

– Купетш без шметки – как птитша без крыльев!

Гоу Ман кинул взгляд на свои верхние конечности, и лицо его из квадратного стало вертикально-прямоугольным.

– Обидно…

– На обиженных воду вожят! – торжествующе сообщила Серапея, не замечая, как Лариска, багровая от конфуза, дергает ее за рукав, пока тот не оторвался.

– Ничего тут не продают! – яростно наматывая рукав на кулак, шипела она ей в ухо. – И не чучело это! Это дух!

– Тут вотвоясьский дух, тут Вотвоясью пахнет… – мечтательно улыбаясь, продекламировал Парадоксов с закрытыми глазами.

– Дух?! Привидение, што ли? – оживилась старуха и вперила взор маленьких выцветших глазок в Гоу Мана. – Это жначит, кого-то тут рядом жакопали, неправедно жижни лишенного! Надо на могилку шходить в полночь на молодую луну, жапор-траву шушоную в головы покрошить, или гриб-могильнитшек воткнуть шляпкой вниж, кошть куриную к нему паутиной примотав. А в ноги шешть перьев иж хвошта белой птитшы жакопать, и медовухой полить!

– Какие перья?! – с видом привидения, изводимого по рецепту боярыни, взвыла Лариска.

– А вон, гляди, шойдут и такие, – Серапея двинулась к хвосту Гоу Мана. – Хоть и жавалящие, дома шроду такие бы не купила, а на безрыбитше и ботинок – каращь. Молодой шеловек, можно мы иж вашей курошки перышков надёргаем?

Ассистент владыки Востока попятился, роняя циркуль и торопливо прикрывая ладошками гузку.

– Руки, пожалуйста, прочь!.. – не понимая, как и когда инициатива выскользнула из его рук, почти жалобно проблеял он. – Я есть помощник… любимый… дух!..

– Старый дух лучше новых двух, – в духе фольклорных предпочтений толмача проговорил Гена, открывая глаза, и засучил рукава. – Ты нам тут головы не заговаривай!

– Зубы не морочь, – не удержался, чтобы не блеснуть эрудицией, У Ма.

Гена кивнул и снова неодобрительно уставился на Гоу Мана:

– А ну отдай бабушке птичку, бездельник!

– Геннадий! Серапея Карпуньевна! Прекратите! – опомнившись, наперерез перешедшим в контрнаступление лукоморцам выскочил Иван. – Мы тут в гостях, и ощипывать хозяина – неприлично!

Пользуясь передышкой, Гоу Ман задом юркнул в дверь-дупло, захлопнул одну створку, полуприкрыл другую, впервые за последние десять минут почувствовал себя в подобии безопасности – и взорвался в негодовании. Если бы река в половодье, разворотившая запруду, ойкала, раскланивалась и извинялась после каждой снесенной деревни, впечатление было бы полным.

– Но мы не знали, что тут кто-то живёт! – только и успевал оправдываться Иванушка. – А если бы знали, ни за что не стали бы беспокоить вас! Мы вообще не собирались так далеко… в смысле, высоко… заходить! Мы ехали по старой дороге и остановились на ночлег!