Текст книги "Хождение Восвояси (СИ)"

Автор книги: Светлана Багдерина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 46 (всего у книги 56 страниц)

Частенько их навещали Таракану или Кошамару-старший, расспрашивая, как дела и здоровье, и не желают ли юные буси из Рукомото переехать в более удобные комнаты во дворце Совета. Дела у буси оказывались неизменно прекрасными, здоровье категории "не дождетесь", желание переехать в какой-либо дворец, кроме лукоморского, отсутствовало, и Вечные, поклонившись и напомнив, что если гостям что-то захочется, то они знают, где их найти, ретировались – чтобы спустя день-полдня объявиться снова.

Несколько раз Ивановичи пробовали уговорить Чаёку разрешить им глянуть на раскопки в Мишане хоть одним глазком, но неизменно получали лишь обещание подумать над их просьбой.

– Дела Совета – это дела Совета, буси, – говорила Чаёку, опуская взгляд – то ли от пиетета по отношению к девятке самых могучих чародеев империи, то ли от нежелания встречаться глазами со своими подопечными. – Я не могу что-то разрешать или запрещать от их лица. Я обязательно доложу Извечному о вашем желании, и он, всё тщательно взвесив и обсудив с Советом, даст ответ.

– То есть нечего вам там делать, пол топтать, и вообще, кыш, пернатые, – перевела с вежливого вамаясьского на понятный лукоморский Лёлька.

– Что вы, Ори-сан! – Чаёку всплеснула руками. – Я совсем не так говорила! И к тому же, там совсем ничего нет интересного. Много земли, глины, камней, лопат, тачек, корзин, деревянных подпорок для свода тоннеля и усталых грязных поденщиков.

– Вы там были?! – возмущенно прищурилась девочка. – Без нас?!

– Нет, Ори-сан, что вы, – дайёнкю покачала головой. – Но я была свидетелем других раскопок, там, где сейчас строится глиняная армия. Мне кажется, посети одни – и ты видел их все.

– Может быть… – неохотно согласилась княжна, но тут же спохватилась: – Но мы-то не были еще ни на одних!

– Я обязательно передам ваше пожелание Совету, Ори-сан, – смиренно поклонилась Чаёку, и Лёлька поняла, что оказались они там, откуда начали.

Пару раз под покровом ночи, убедившись, что Чаёку нет, в окошко к ним заглядывал Мажору. Боясь потревожить охранников в коридоре, он шепотом кратко докладывал о результатах поиска Тихона – вернее, об их отсутствии.

– Я поручил Синиоке, – шептал он, опасливо постреливая глазами в сторону двери, – поискать вашего ёкая в женской половине дворца и в женском саду трав, куда сам не могу попасть. Но она его нигде не встречала тоже.

– Если бы он там был, она бы его отыскала, – заверил Ярик, и Мажору согласно кивнул.

– Было бы проще искать, если бы Обормоту постоянно не таскался за нами. Словно догадывается…

– Занятия у него другого нет, что ли, – пробормотала девочка, кривясь.

– Похоже, нет. Кажется, после того случая отец окончательно в нём разочаровался, не призывает и не интересуется, как идет его обучение. Я его пару раз даже с Таракану видел. В ученики он к Вечному, что ли, подался?

– Великий маг Шино Обормоту! Спасайтесь, кто может! – прыснула Лёлька, и мальчики сдавленно захихикали в кулаки.

Следующим вечером Чаёку снова задержалась. Иканай, пожелав приятных сновидений, с заходом солнца отправился на отдых, Хибару и один самурай из императорских принял пост в коридоре, и лукоморцы, оставшись одни в комнате, заняли место у окна. Спать не хотелось, гулять не получалось, может, хоть Мажору придет, когда станет совсем темно? Но вместо одного Шино в свете масляного фонаря под окошком из темноты нарисовался другой.

– А, гайдзины недожаренные! – окатил их презрением Обормоту.

– Беги, куда бежал, неудачник рукокрюкий! – не осталась в долгу княжна.

– Да уж побегу, не волнуйтесь! – ухмыльнулся опальный наследник тайсёгуна. – Недолго вашей мохнатой жабе осталось жить на Белом Свете!

– Что?!.. – Ярик едва не вывалился из окна.

– Возьму сейчас собак из псарни, и затравлю его, вот что! – торжествующе хохотнул Шино. – Шкуру сдеру, и вам в окошко заброшу! Слёзки утирать!

– Ты не посмеешь! – Лёлька вскочила на подоконник, и если бы брат не ухватил ее и не стянул обратно, она бы сиганула вниз, не раздумывая, и если бы уцелела, неизвестно бы еще было, кто чьей шкуркой что подтирал.

– Ха! – ощерился Обормоту. – Слабо!

– Где он? – выкрикнул Ярик. – Где ты его видел?

– Там, где одного всегда нет! – прищурился мальчик. – Угадай, если такой умный!

– Где?.. – вытянулось Лёлькино лицо. Шино расхохотался ей в ответ и побежал.

– Стой!

– Где Тихон?!

Ивановичи переглянулись в отчаянии – и тут Ярика озарило.

– Там, где одного всегда нет! Сад камней!

Лёлька метнулась к окну.

– Стой, ты куда?! – Ярик ухватил ее за рукав рубахи.

– Тишу спасать! – вырвалась сестра.

– Не ходи! Надо сказать Забияки или Отоваро! – замотал головой княжич.

– Пока ты их убеждаешь выпустить нас, Обормот его угробит!

– Они сами могут сходить! Без нас!

– Трус! – прошипела Лёлька, отпихивая брата. Мальчик шлёпнулся на татами, и нижняя губа его задрожала.

– Если бы ты был в беде, и тебя надо было бы спасать, Тихон бы даже не задумался! А ты!..

– Я не трус! – шепотом выкрикнул он, хотя весь его вид вопил об обратном. – Но если Обормоту специально соврал, чтобы выманить нас наружу…

– Зачем?! – Лёлька демонстративно закатила глаза. – Ну-за-чем?!

– Чтобы Вечные…

– Вечные-изувечные… Чепуха на постном масле! Мозгов у него не хватит интриги плести! – презрительно фыркнула девочка и шагнула к кровати.

Шелковая простыня вмиг разодралась на полосы под ее неловкими, но энергичными усилиями. Связав ее в канат, княжна прикинула расстояние до земли, неодобрительно насупилась, и обратила хищный взор на кровать брата.

– Лё, а может, всё-таки Хибару позовём? – жалобно пробормотал мальчик, протягивая ей свою простыню на растерзание.

– Мы Хибару, он – сенсея, тот еще кого-нибудь, эти еще кто-то – императора, и пока вся эта толпа собирается, да добирается, да разбирается, Тихон опять удерёт, если Обормот его раньше не изведёт! А я раз-два – и обратно, никто и заметить не успеет!

"А до утра и простыни обратно сошьем, ага, и будут они как целые, и вообще никто ничего не заметит, точно-точно", – хотел добавить княжич, но глянул на физиономию Лёльки, и вместо этого обреченно выдохнул:

– Я с тобой.

– Зачем?

– Надо, – упрямо выпятилась ярикова нижняя губа, забыв про дрожание.

Лёка посмотрела на него, проглотила насмешку и махнула рукой:

– Ну давай. Что с тобой делать…

Спускаться по гладкому шелку оказалось проще, чем Ярик думал, и через минуту Ивановичи стояли под окнами дворца, вслушиваясь и вглядываясь в темноту.

– Стражи, вроде, не слышно, – шепнул мальчик.

– И не видно… – пробормотала Лёлька, озираясь в поисках верного направления.

– Куда теперь?

– Туда, – девочка уверенно ткнула пальцем влево. – Не отставай. Пойдем напрямую. Пока Обормот до псарни ходит и обратно, мы как раз успеем. Только бы Тиш не ускакал куда-нибудь снова…

– Угу, – кивнул Ярик, ухватился за руку сестры, и ребята побежали в кусты.

Если бы это был вотвоясьский парк или даже лукоморский, растительность в нем описывалась бы термином "зеленые насаждения": взяли зелень, насадили эстетично-геометрично, и навещают с секаторами и пилами каждые полгода. В восвоясьском же парке деревья и кусты произрастали, благословляя вамаясьскую философию, по воле не садовника, но ветра, раскидавшего в незапамятные времена летучие семечки, и если какая-нибудь криптомерия или магнолия покидала свое место, то исключительно потому, что пришел ей срок вернуться в объятия солнцеликой Мимаситы, матери всего живущего. Дорожки и даже дороги там вежливо обходили кусты и раскланивались с деревьями, а те стояли, надменные и неуступчивые, будто не они росли на земле людей, а люди заявились незваными гостями в их древесные пределы.

А сегодня кошмар дворцовых патрулей стал прибежищем спасательной команды лукоморцев.

– Полное торжество сибуя… саби в ваби ему через югэн… – прошипела Лёлька, продираясь сквозь заросли чего-то бледно-зеленого с красными ягодами. Заросли трещали и хрустели, возмущаясь вторжению, но девочка упорно тащила брата напролом – и за собой.

– А может, обойдем лучше? – жалобно прошептал мальчик, безуспешно отмахиваясь свободной рукой от веток, так и норовящих побольнее хлестнуть наглых вторженцев.

– Напрямую быстрее, – сурово бросила Лёка через плечо, дернула особо зарвавшуюся ветку, обрывая в наказание пучок листьев, утерла ими со лба сок раздавленных ягод, и устремилась вперед с новыми силами.

– Пока мы тут ломимся через все эти дрова, по дороге бы уже дошли!

– Ха! – за неимением других аргументов ответила она.

– Нас услышат! – предпринял вторую попытку княжич.

– Ну и пусть! А чего мы такого делаем? – Лёлька осталась непоколебимой.

– А если ничего такого мы не делаем, то чего по дороге не идем?

– Потому что… – запутавшись в паутине и сплетении гибких розоватых ветвей, девочка остановилась и яростно отерла лицо. – Потому что…

Главным образом последние пять минут они продирались через заросли потому, что признать себя неправой она была морально не готова, но несколько десятков метров по неприязненно настроенной растительности были готовы ее переубедить. И возможно, сумели бы, если бы не знакомый голос, донесшийся справа:

– Ори-кун?

– Мажору?! – Лёка забыла все свои аргументы и намерения.

– Добрый вечер, Ори-кун. Замечательная сегодня погода. И луна великолепно сияет с чернильных небес, – проговорил вамаясец, словно оба они совершали обычный променад перед сном. – Яри-тян случайно не с тобой?

– С ней, с ней, – как мог, пожаловался княжич, не тыкая пальцем и не называя имен.

– Как ты нас нашел? – сердитым шепотом вопросила девочка.

– Случайно, – сообщил Шино. – Шел по дороге и услышал, как в кустах кто-то – или что-то ломится сквозь живую изгородь.

– Это мог быть кто угодно! – обиженно фыркнула Лёлька.

– Да, конечно, – не стал спорить мальчик. – Но кто угодно не стал бы пробираться через кусты вдоль дороги на протяжении нескольких десятков дзё, когда можно идти просто по дороге…

– Это мог быть зверь!

– …и переругиваться вашими с Яри голосами. Я понимаю, что настоящие онна-бугэйся и даймё из Рукомото не ищут лёгких путей, и поэтому не удивился, но просто стало любопытно узнать цель такого нелегкого марша таким чудесным летним вечером.

– Подумаешь! – понимая, что ее только что изощрённо подкололи, но не находя способа ответить тем же, Лёка надулась и ринулась в последнее сражение с кустарником. Оно оказалось сколь бесполезным, столь коротким: дорожка пролегала в паре шагов от них.

– Добрый вечер, Ори-кун, Яри-кун, – церемонно поклонилась девочка в розовом кимоно, терпеливо молчавшая доселе за спиной брата. – Рада видеть вас этим дивным вечером. Весьма приятная неожиданность.

– Синиока, здравствуй! – если бы радость могла сиять в прямом значении этого слова, довольная физиономия Ярика осветила бы весь Запретный город и половину Маяхаты. – Тоже рад тебя… то есть вас обоих… видеть!

Глаза Синиоки оживились, но тут же спрятались под скромно опущенными веками, как приличной дочери тайсёгуна при встрече с посторонним молодым человеком на улице и полагалось. Ой, ноблесс, ноблесс…

– Что случилось, Ори-кун? – окинув внимательным взором лукоморских гостей, Мажору пришел к однозначному выводу.

– Обормоту Тихона нашел, – коротко выдохнула девочка. – Сказал, что затравит собаками.

– Где он?

– В саду камней.

– Нет, где мой малоуважаемый брат?

– Пошел на псарню.

– Откуда тебе это известно?

– Он сам сказал!

Тень подозрения пробежала по лицу Шино – и словно в зеркале отразилась на чумазой физиономии Лёльки.

– Ты думаешь?.. – расширились ее глаза.

– Не знаю, – нахмурился вамаясец. – Обормоту, конечно, глуповат, но не настолько, чтобы раззвонить врагу о своих планах за полночи до их воплощения. Или настолько?..

– Думаешь, он соврал? – встревожилась княжна. – Но зачем?

– А тэнгу его знает… – мальчик пожал плечами. – Но у меня есть идея. На подходе к саду камней вы спрячетесь в кустах… у вас это хорошо получается… а я зайду внутрь и поищу Тихо.

– Ты хотел сказать, Мажору-тян, мы зайдем, – оторвавшись от беседы с Яриком, уточнила Синиока.

– Нет, Синиока-тян, – мальчик строго покачал головой. – Ты отправишься домой. В саду может быть опасно.

– Тем более тебе нужна будет поддержка, Мажору-тян, – лукаво прищурилась девочка. – И пока ты меня домой не проводишь лично и не передашь в руки Окуни, я от тебя не отстану. А пока ты меня провожаешь, Тихо может снова сбежать.

– Синиока, так нечестно! – возмущенно возопил мальчик.

– Я честное слово буду слушаться каждого твоего слова, и туда, где опасно, не пойду, – кротко потупилась его сестра.

– Ты сама пообещала! Смотри мне! – Шино сурово потряс пальцем перед ее вздернутым носиком.

– Да, Мажору-тян, клянусь котэнгу! – закивала она, как куколка, и ребята поспешили вперед под импровизацию Ярика вместо боевого марша:

 
– Ты не вейся, тэнгу-ворон,
Над моею головой.
Нагинатой схаракирю –
Черный тэнгу, я не твой!
 

Как и условились, за несколько поворотов до сада лукоморцы юркнули в придорожные кусты, а вамаясьцы продолжили путь, как ни в чем не бывало, исподтишка стреляя глазами направо и налево. Немощеная дорожка, чуть раскисшая после утреннего дождя, мягко проседала под гэтами, скрадывая звук шагов, но скрытность была им больше не нужна.

– Лунный свет серебрит листья сакур, – указывая на отцветшие, но не потерявшие красоты деревья, говорил Мажору. – Они прекрасны и днем, и ночью.

– Скоро ягоды нальются кисло-сладким соком, – степенно вторила ему Синиока – маленькая фудзин до мозга костей, – Надо напомнить Окуни, чтобы заказала для меня кимоно с нужной вышивкой. Опять заботы.

– Женщины умеют сделать из вишенки тыкву, это всем известно, – снисходительно усмехнулся мальчик, отворачиваясь, будто свысока, чтобы скрытно разглядеть подозрительную тень за кумирней. Кисть руки его, не видная с обочины, сделала условный знак, и сестра остановилась.

– Новое кимоно – это не пустяки, Мажору-тян! – возмущенно проговорила она. – И к тому же, кто и когда заказывал кимоно с тыквами? Над этим человеком будет смеяться вся Маяхата!

Глаза ее, расширившись от волнения, безмолвно вопросили: "Что ты увидел?"

– Для настоящего самурая всё пустяки по сравнению с путём меча, – Шино пожал плечами и сдвинул брови: "Гляди в оба". – Давай воскурим благовония божеству этого чудесного уголка!

Не дожидаясь ответа, он взял из горшка связанный пучок из восьми палочек и опустил их концы в теплый пепел тяжелой медной чаши, раскапывая до угольков. Несколько секунд – и благовония вспыхнули, озаряя кумирню красного дерева, кусты вокруг… и бледное перекошенное неприязнью лицо человека, в них прячущегося.

Разглядев его, Синиока невольно попятилась.

– Обормоту-кун! – громко, так, что, наверное, было слышно во дворце Миномёто, воскликнул Мажору. – Какой сердитый! И с мечами! От такого только ноги уносить подальше! Попадись на глаза – зарубит!

В кустах на той стороне дороги что-то зашуршало.

"Уходят? Надо потянуть время. Отвлечь."

– Что ты тут делаешь? – Мажору издевательски приподнял брови. – Потерял что? Или тебя уже выгнали даже из отцовской гвардии?

– Заткнись, сопляк! – Обормоту, багровый от гнева, выхватил дайто и взмахнул, рассекая кимоно на его плече.

Мажору отпрянул, налетел на сестру и упал, роняя ее и палочки в грязь. В тот же миг клинок уперся ему в грудь. Синиока ахнула, всплеснула руками, замерла под злобным взглядом старшего брата и опустила глаза. На влажной земле медленно сгорали благовония, распространяя умиротворяющий аромат сандала, такой неуместный здесь и сейчас. Девочка замерла. Если ими ткнуть в ногу Обормоту…

– Допрыгался, самозванец! – отложив общение с сестрой на потом, Обормоту торжествующе уставился на Мажору. – Против настоящего самурая, такого, как я, ты – изгой, буракумин! И поэтому место моё – в свите отца! Куда тебя не взяли, потому что ты молокосос!

– А тебя взяли – ночевать в канавах, как собака? – рявкнул Мажору, сжимая кулаки.

– Сам собака! – не остался в долгу старший брат и слегка подался вперед. Из-под клинка показалась кровь. – Вонючий гайдзин! Если я сейчас проткну тебя, отец мне спасибо скажет за то, что избавил его от сына-полукровки! Ты ничто! Никчемнее обгрызенной кости! Раздавленной ореховой скорлупы! Сгоревших благовоний! А я тут по важному делу!

– Неужели и вправду по важному, Обормоту-сан? Какая честь, – дрожащим голоском проговорила Синиока, склонилась в поклоне и застыла, исподволь, медленно протягивая руку к палочкам. Еще чуть-чуть… нет… еще немного подвинуться…

– Я сопровождаю ученика Вечного Кошамару во время очень значительной секретной встречи! – презрительно проронил Обормоту.

– Секретная встреча – это встреча, о которой никому нельзя знать? – невинно уточнил Мажору. Если бы не пот на лбу и расширившиеся от боли и страха зрачки, никто и не подумал бы, что между братьями идет не светская беседа.

– Именно! У меня важное тайное поручение от самого Вечного Таракану! И хочешь знать, какое? Ха! Так я тебе и сказал! Сыскал дурака! Но знай одно: ваши гайдзинские друзья из диких земель еще поплачут сегодня!

– Так ты говоришь, что где-то рядом находится ученик Вечного с тайным поручением навредить гостям тэнно? – голос Лёльки прозвучал из темноты, и в следующую секунду на дорожку из кустов выступила она сама. – Ты слышала, Синиока-сан? А ты, Мажору-сан? А мы и не знали…

Глаза старшего брата расширились, рот приоткрылся, то ли в беззвучном охе, то ли готовясь закричать, но Лёка дожидаться не стала.

– …И не узнали бы, что какой-то недостойный ученик Кошамару-старшего без ведома тайсёгуна, Извечного и самого императора среди ночи что-то замышляет против людей, находящихся под покровительством императора. Если бы не длинный язык главного хранителя их секретов, – сладко прищурилась она на старшего брата.

Обормоту не успел сразу выразить своё отношение к внезапному появлению врага номер один, а теперь ему было не до того. Потерянно озираясь, хватая воздух ртом, как рыба, пытающаяся спеть на берегу, он отступил на шаг, отводя – но не опуская – руку с дайто.

– Если с ними что-то случится, какая потеря лица будет всем уважаемым людям… Позор, смываемый только кровью, – снисходительно закивал Мажору, словно не в его грудь, а в Обормотову только что упирался меч. – В первую очередь – кровью самого главного болтуна Вамаяси, доверенного лица тайсёгуна Шино Обормоту.

– Но они не узнают… Я никому не говорил!.. не скажу!.. то есть не расскажу… – чувствуя, что только что ляпнул что-то, во что тут же вляпался, но не понимая, как и когда он это сделал, Обормоту растерянно глянул по сторонам, то ли ожидая помощи, то ли проверяя, не было ли свидетелей.

– Не утруждай себя, братец. Мы это сделаем за тебя, – ухмыльнулся Мажору.

– Тебе не поверят! – вскинулся Шино. – И этой гайдзин тоже!

– Я подтвержу их слова, Обормоту-сан, – проговорила Синиока и дерзко глянула на брата. – Мне отец поверит. Потому что я никогда не приходила к нему ябедничать и наговаривать напраслину на своих братьев.

Задетый за живое невысказанным намёком и не находя ответа, Обормоту залился краской стыда.

– Так что ступай отсюда, и подальше. Иди домой, ложись спать, забудь, что видел нас, а мы забудем, что слышали от тебя, – миролюбиво, как кошка мыши, прижатой лапой, предложила ему княжна.

– Но я… Я?.. Но… То есть…

Обормоту примолк, не понимая, в какой момент из победителя и всевластителя успел превратиться в заикающегося неудачника и, самое главное, как.

– То есть мы желаем тебе спокойной ночи, Обормоту-сан, – Лёлька сложила руки лодочкой и мотнула головой: "Мажору, Синиока, убираемся".

Но мыслительный процесс в голове низвергнутого наследника еще не закончился.

– То есть я… вам… Должен… – напряженно сведя брови, бормотал он, и рука с сёто то опускалась, то снова тянулась вверх.

– Приятных сновидений, брат, – пробормотал Мажору голосом, которым обычно желают свалиться с лестницы и сломать ногу, а лучше шею, и пополз из-под меча, опираясь на локти.

– То есть я должен вам верить? – караван его мыслей наконец-то прибыл к оазису вывода, как выразился бы Ахмет Гийядин Амн-аль-Хасс, калиф шатт-аль-шейхский.

– Можешь не верить. Вариантов у тебя нет, – дернуло Лёку сказать – и тот час караван издох: оазис оказался миражом.

– Ах, нет! – Обормоту ощерился. Рука с сёто выпрямилась, и клинок коснулся ребер Мажору. Вторая рука вытянула из-за пояса короткий меч и направила на княжну. – Вы хотите, чтобы я поверил двум гайдзинам и дочери шлюхи?! Ха! У меня нет вариантов?! "Ха" еще сто тысяч раз! Вы никому ничего не расскажете, потому что не сможете!

– И почему бы это, о непобедимый самурай? – насмешливо протянул Мажору, не видя или не веря в намерения брата. Но Лёлька прочитала в глазах Обормоту всё.

– Да потому что… – прорычал Обормоту, но Лёка не дала ему договорить.

– Не убивай нас, прошу тебя, Обормоту-сан, самый бесстрашный, отважный, храбрый, смелый… – под пересказ страниц с седьмой по двенадцатую словаря синонимов она упала на одно колено, уперлась в землю ладонями и склонила голову.

– И ты заткнись!

Почувствовав движение над головой, Лёлька вскинула руки – и в лицо противнику влепились две полные пригоршни жидкой грязи. Руки Обормоту метнулись к глазам, и словно по сигналу, Синиока схватила с земли догорающие палочки благовоний и яростно воткнула их между его ступнёй и гэта. Он взвыл – и тут Ярик, беззвучно подкравшийся с тыла, саданул его под коленки тяжелой курильницей. Ноги Обормоту подогнулись, и он хлопнулся задом в медную чашу, поднимая тучи пепла – и обнажая дремавшие под ним раскаленные угли.

Рев юного Шино огласил ночные окрестности сада камней не хуже рева извергающегося вулкана. Ответом ему были встревоженные голоса и вспышки магии со стороны сада камней.

Лёлька дернула за руку Мажору, поднимая, Ярик ухватил за запястье Синиоку, и они понеслись по дорожке прочь.

– Грязные гайдзины! – неслось им вслед вперемешку с всхлипами и подвываниями.

– Грязный вамаясец! – с гораздо большей долей справедливости бросила через плечо княжна и прибавила ходу.

За спиной, обжигая затылки жарким дыханием, вспыхнуло что-то ядовито-зеленое.

– Колдуны! Погоня! – в панике выкрикнул Ярик.

– В кусты! – проорала княжна, и все четверо нырнули в ближайшие заросли и понеслись напролом, не зная куда. "Главное не куда. Главное – откуда", – говорил в таких случаях его премудрие Агафоникус Великолепный.

Но ему было хорошо: он был боевым чародеем. Лёлька же как ни пыталась сквозь пыхтение, запинание и заикание подложить преследователям магическую свинью, все попытки ее заканчивались ничем. В порыве озарения она поняла, что все ее предыдущие подвиги на ниве волшебства случались когда Тихон касался ее или располагался неподалеку, но это открытие не прибавило ей ни эффективности, ни уверенности в себе.

Преследователи же являлись лицами, в магии подкованными основательно. То и дело в сопровождении тусклой вспышки или тихого шипения то сверху, то сбоку проносились заклинания. Что они должны были достичь, девочка не знала, но наступив на жирное белое пятно – место приземления одного из них, она приклеилась к земле и не могла сойти, пока не вытащила ногу из варадзи.

– Сделай!.. что!.. нибудь!.. – пользуясь моментом, Ярик согнулся пополам, хватаясь одной рукой за подреберье, другой за разодранную сучком щеку.

– Не могу! Бежим! – прорычала Лёлька, дернула его за плечо, едва не роняя, и в ту же секунду мягкая волна мерцающего воздуха прошла мимо него, едва не задев. Ветка ивы, где осели полупрозрачные искры, налилась металлическим блеском и отвалилась под собственной тяжестью.

– С дуба падали листья ясеня… – пискнул Яр и сорвался с места в карьер с апломбом скакового жеребца. Лёлька, хромая полубосиком по неровной земле, теперь еле успевала за ним.

Другое заклинание коснулось Мажору своим серебристым дыханием, и мальчик застыл на месте в ступоре, вывести из которого его смогла Синиока несколькими быстрыми щипками и тычками под рёбра.

– Уходите! – прошипела княжна, остановившись рядом с мальчиком перевести дыхание. – Они гонятся за нами! Не за вами!

– Поэтому и не уйдем! – замотал головой Шино и, подхватив сестру, снова бросился бежать. На девочку больно было смотреть: она единственная из них не была ни кандидатом в самураи, ни даже онна-бугэйся, и бегать дольше пары минут подряд даже во время детских игр ей приходилось вряд ли. Единственным спасением было, что никто из догонявших тоже не был ни самураем, ни онна-бугэйся, ни даже девочкой, бегавшей с подружками во время игр. Иными словами, погоня за спиной не только швырялась заклятьями, но и пыхтела, хрипела, ломала кусты и спотыкалась о камни не меньше их всех вместе взятых. И может, беглецам удалось бы оторваться от чародеев… если бы они не были чародеями.

При каждом повороте, когда ребята начинали надеяться, что сбили погоню с толку и со следа, спустя несколько секунд хрипение и пыхтение возобновлялось у них спиной, и с каждым разом заряды магии падали всё ближе.

Не разбирая пути, дети неслись по кустам, дорожкам, площадям и закоулкам, и иногда даже видели стражу или запоздалых прохожих, но каждый раз, когда казалось, что взрослые вмешаются, защитят и спасут, те замечали сполохи магии и растворялись в ночи быстрее рафинада в кипятке.

Юркнув за угол какого-то здания, они остановились, хватая воздух еле открывающимися ртами и едва не падая.

– К-куда… т-теперь? – прохрипела Лёлька, озираясь по сторонам. Но при всём ее ночном видении перед газами мутилось и плыло. Ноги подгибались, мышцы стали словно деревянными, в груди что-то сипело и горело.

– А т-тэнгу… з-знает… В-вроде… храм Луны… – прокашлял Мажору, наваливаясь спиной на стену. Синиока опустилась на коленки и молча прижалась к нему плечом. Если бы не брат, тащивший ее за собой, не выпуская ее руки из своей, она бы давно упала и осталась лежать без сил.

– Г-где он? – Лёлька закрутила головой, на что Шино смог ответить лишь кривой улыбкой:

– Тут.

– Умник! – вспыхнула Лёка.

– Мне приятно… твоё п-признание… моих с-скромных… с-способностей, Ори-кун, – потупился Мажору, заработав в свой адрес скрежет зубовный и последний варадзи. Его тонкие резные перламутровые пластинки, обломанные, поцарапанные и заляпанные грязью, мутно блеснули в свете луны. Вот уж поистине, не думал – не гадал так понравившийся ей подарок Чаёку, что ждет его такой конец, да еще в разлуке со своей парой… Проводив варадзи сочувственным взглядом, Лёлька притихла, словно задумавшись о преходящей сущности этого мира.

– Уходите от нас! – умоляюще вскинул брови Ярик, встречаясь взглядами с бледной, растрепанной Синиокой.

"Нет!" – замотала она головой, не в силах выдавить ни слова.

– Т-тогда… давайте разделимся! – осенило Лёльку. – Вы н-направо… мы н-налево… и пусть побегают… д-дайконы!

– Кто? – не понял Шино.

– Д-дайкон. Н-нехороший… человек, – авторитетно преподнесла она урок вамаясьско-адаптированного лукоморского слэнга.

За угол завернуло и остановилось, покачиваясь, тонкое полупрозрачное щупальце заклинания. Вырастив глаз на конце – круглый и глуповатый, оно покрутилось, выглядело ребят, моргнуло и втянулось обратно. На мостовой за углом под аккомпанемент дружных хрипов и сипов застучали – не слишком быстро и не слишком ритмично – шаги.

– Разбежались? – Лёка встретилась взглядами с Мажору.

– Давайте, – неохотно согласился тот. – Мы будем шуметь… ломать ветки… Вы бегите вдоль стены, по дорожке… потом за живую изгородь… туда. Если магия ведет их по запаху… – он задумчиво покрутил в руках лёлькин сандаль.

– Спасибо, – чуть вымучено улыбнулась княжна.

Мажору подмигнул, взвалил сестру на плечо и устремился в кусты. Лёлька, не дожидаясь персонального напоминания, повлекла Ярика за собой, утопая в непроницаемой тени пагоды и спиной чувствуя, как замешкались преследователи на углу. Когда лукоморцы продирались сквозь живую изгородь, до них донеслась ожесточенная перепалка.

– …направо!..

– …налево!..

– …заклинание следа!..

– …заклинание нюха!..

– …недоучка!..

– …дилетант!..

– …с кем говоришь?!..

– …дилетант-сан!..

Лёлька бежала – если ее спотыкающийся неровный шаг мог быть назван этим бодрым термином – и не верила себе. Неужели их план отчаяния сработал? Неужели магия Таракана со тараканищи действительно потеряла их след? Тогда надо понять, где они сейчас находятся и искать дворец Маяхаты… а потом… потом… Потом будет потом, решительно отмахнулась она от сомнений – и упрямо потянула приотставшего Яра.

– Б-бегом… б-бегом!..

Пробежав еще с десяток метров, девочка почувствовала, как над головами их пролетело и зависло нечто холодное, распространяя запах затхлого погреба. В рот компот деревня в баню!..

– Бежим, бежим! – не останавливаясь, чтобы бросить хоть один взгляд на белесую жуть, хотя так и хотелось, так и свербило[257]257
  Именно потому что хотело и свербило. Инстинкт самосохранения чародеев или срабатывал сразу, или мог не иметь второго шанса.


[Закрыть], она потянула брата за собой – и едва не растянулась, запнувшись обо что-то твердое, но меховое, скрытое густой травой.

– Т-тихон?! – разглядев промельк розового среди тусклой зелени, она задохнулась от радости. – Т-тихон! Иди… с-сюда!

Но лягух, словно чужой, увернулся от ее руки и длинными прыжками поскакал налево.

– Тихон?!

– Он х-хочет… ч-чтобы мы… з-за ним… – предположил Ярик, обвисая на лёлькиной руке.

– Тогд-да… з-за ним!

Девочка ожидала, что их старый друг поведет их к каким-нибудь воротам и даст сбежать, или, на худой конец, проводит ко дворцу Маяхаты под его хлипкое, тощенькое, но заботливое крылышко, но лягух, казалось, имел свои планы. Сигая напрямик по самым неудобьям, таким, что княжичи, даже спасаясь от погони, обошли бы, он несся среди кустов, овражков и россыпей камней как стрела. Теперь, когда лукоморцы перестали маневрировать и финтить, магия преследователей обнаружила их и неслась вдогонку легко и уверенно – и так же легко и уверенно рассыпалась безвредными искрами в нескольких сантиметрах от Ивановичей. Была бы Лёлькина воля, они бы сейчас остановились, развернулись и дали бой клике Кошамару-старшего, но Тихон, не ведая ее помыслов[258]258
  Или именно поэтому.


[Закрыть], не задерживался ни на секунду.

– Куда… он… нас… ведет? – прохрипел Ярик, в очередной раз уставшими негнущимися ногами спотыкаясь обо что-то, через что перешагнул бы и хромой воробей.

– В безо…пас…ность… к прибеж…жищу… какая… разница… куда… твое дело… бежать… быстрей… быстрей… – Лёлька была в немногим более транспортабельном состоянии, и последние минут пять перемещалась на одном упрямстве, чего бы такая движущая сила ни стоила.

– Справа… дворец… был… – жалобно просипел княжич.

– Тут круг…гом… одни… дворцы! – раздраженно прошипела девочка сквозь сведенные зубы. – Быстрее!

Ярик подумал, как назвать хозяина покороче, выбрал и выдохнул:

– Тэнно!

– Мая…хаты?.. – споткнулась она и устремила растерянный взор в спину утекающему лягуху: – Тиша! Тэнно! Там! Туда!