Текст книги "Хождение Восвояси (СИ)"

Автор книги: Светлана Багдерина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 56 страниц)

– Ты щего? – озадаченно склонилась на ними старушка.

– Запах… странный, – заново дрогнувшим голосом прошептала Наташа. – Рыба… И вроде как… пыль…

– Какая пыль? – опешила Серапея.

– Г-горячая… Н-не понимаю! – поджидавшие своего часа слёзы навернулись на глаза и потекли бесконечной горячей дорожкой. – Я не з-знаю! Я н-не могу дать п-противоядие… если н-не знаю, чем их от-травили!

– Шделай хоть што-то!

– Ч-что?!

– Што ты даёшь больным, когда не жнаешь, от шего они хередают?

– Хе… ч-чего делают?

Боярыня нетерпеливо закатила глаза.

– Болеют, шего! У наш в тшарштве Коштей, откуда я родом, так говорят!

– А-а… П-понятно. От-твар полыни с т-тысячелистником даю… Укроп и к-корень алтея… с м-мёдом… Имбиря н-настойк-ку…

– Готовое ешть?

– В-всегда имеется.

– Ну так дай!

– Что?

– Вщё вмеште!

– Но это не смешивают!

– А ты шмешай!

– Но это…

Серапея не слушала. Одно за другим, она обходила лежавших, прижимая пальцы под скулы, как научилась у Наташи. Живой… живой… живой… живая…

Показав рыдающей над Демьяном Лариске нехитрый приём, она дала ей подзатыльник и направление обхода еще не обойдённых.

– С него нащни! – боярыня ткнула пальцем в Агафона, завидев мчащуюся из дома Наташу с огромной бутылью снадобья.

– Какая разница? – глаза боярышни, как булавки к магниту, метнулись к Гене.

– Большая! Бештолковщина коневшкая… Колдун он, вот какая ражнитша! Его в щебя приведешь – поможет!

– Ага.

И глотая слёзы, желание высказать старой грубиянке, что о ней думает, и себе – что думает о своих умственных способностях, она приподняла голову мага и принялась вливать, капля за каплей, противоядие из напёрстка.

– Глотай… глотай… быстрее… – взгляд на Гену. – Ну, давай…

– Ну, давай, – буркнула старушка, выудила из кармана серебряную стопку и отлила в нее из бутылки.

На палец зелья Гене… На палец – Чи Хаю… Остальное – царевичу…

Ничего. То ли время должно пройти, то ли снадобья мало, то ли вообще от него толку тут не будет…

Кряхтя, Серапея поднялась с колен и заковыляла к Наташе. К ней же спешила Лариска, обойдя всех.

– У всех трепещется! – алея от радости, сообщила она.

– А у тебя как, боярышня?.. – вопросительно глянула на Наташу старушка.

– Тс-с! – строго зыркнула на нее лекарь – и снова приникла ухом к губам Агафона.

– Живой? – испуганно округлила глаза Лариска. По виду волшебника – бледное осунувшееся лицо, закрытые глаза, безвольно обмякшее тело – определить было невозможно.

– Заговорил, – быстро шепнула Наташа.

– Ну слава тебе!.. – всплеснула руками Серапея. – Ну слава!.. Боженьки мои… Слава…

– Так пользы-то! Он одно всё твердит! То смолкнет, то опять! – отчаяние зазвенело в голосе Коневой-Тыгыдычной.

– Что?

– "В реку, в реку, в реку" – и весь сказ!

– В реку?..

Синеусовны обменялись недоумёнными взглядами. Что – в реку? В какую реку? Разве у них тут поблизости реки имеются – ну кроме этой песочной ненормалии?

– Что он имеет в виду? – Лариска устремила на бабушку умоляющий взгляд. – Что значит – в реку? Кого – в реку?

Серапея потерянно заморгала. Откуда ей знать, что имел в виду их дока-маг?! Может, он вовсе бредит, и смысла в его словах – как молока в пустом горшке!

Две пары глаз, не мигая, смотрели на нее теперь, ожидая ее слов, точно голодающий – пирога. Но что хуже – она не чувствовала, она знала – скажи она теперь, что неведом ей смысл, и что делать, не знает – и сила, заставляющая девчонок держаться и действовать, исчезнет. И ждать ей прихода Кабыздохова с двумя убивающимися бестолковками на руках…

– Наташа. Жа О Ля Ля беги. И отшом ее. Шкажи, штобы немедля щюда шли. Бегом!!!

– Бегом шли?..

– Бегом беги, гвождь тебе в игольнитшу!

– Сейчас!!! – боярышня вскочила, подобрала подол, сорвалась места… но через несколько шагов остановилась.

– А зачем?

– Шкажи им… Шкажи им, что вще тела обяжательно должны быть шброшены в реку Текущих Пешков!

– Но кто будет…

– Щейчаш придут, кто будет! Беги!

Наташа помчалась так, словно за ней гналась белая женщина из истории Серапеи.

– А мы чего делать станем? – Лариска ревниво уставилась вслед уносящейся боярышне.

– У наш еще полбутыли желья ошталощь, – вздохнула Серапея и протянула внучке Наташин напёрсток.

– А поможет?

– Обяжательно. Их жижни теперь от наш жавищят. От тебя.

Даже одна убивающаяся бестолковка на руках в ее возрасте – это слишком. Особенно если самой больше всего на Белом Свете хочется теперь к ней присоединиться…

Шарканье нескольких десятков ног, скрип колёс, стук копыт и звон железа они услышали издалека.

– Кабыздохи идут! – испуганно выпрямилась Лариска. Пальцы, вцепившиеся мертвой хваткой в почти пустую бутыль, побелели. Зелье, пролитое из дрогнувшего напёрстка, потекло по щеке Чи Шо.

– Бежим! – Серапея махнула рукой в сторону переулка, из которого они атаковали караульных.

Лариска бросила отчаянный взгляд на бесчувственные тела… на темноту и безопасность… и шагнула к следующему оборотню.

– Сейчас.

– Да, щейчаш! Не копайщя!

– Если я побегу, – сквозь стиснутые – чтобы не стучали – зубы процедила Лариска, – у меня останутся неопоёнными еще пятеро.

– Да какая в пень горелый ражница! – старушка вцепилась внучке в плечо. – Вщё равно эта бурда не поможет!

– А вот врать не надо, бабушка, – Лариска дернула плечом и перебежала к горожанину, застывшему у ног своей жены и дочки.

– Я не щейчаш врала, я тогда!

– Никогда не надо, – рыкнула боярышня и поднесла к его губам наполненный напёрсток. – Пей! Их жизни теперь от нас зависят. От меня!

Когда остаток средства, помогавшего пока только от паники среди Синеусовишен, и то слабо, перекочевал в рот Чи Я, отряд Кабыздоховых вояк входил на площадь. Бежать поздно – они стояли почти у колодца, середина площади. Сдаваться? Чтобы добили?

Пока Лариска раздумывала, старушка толкнула ее – и боярышня, споткнувшись об Авдея-кучера, упала на его приятеля Наума. С тихим кряхтением Серапея прилегла рядом на расстеленную коневскую ливрею.

– Лежи тихо.

– Но Наум…

– Ешли ужнает, должен будет на тебе женитьщя, – хихикнула она и приложила палец к губам: – Шиш!

Изо всех сил жалея, что не упала на Авдея, или что Наум не был поупитанней, Лариска закрыла глаза и замерла. Но уши ее оставались как всегда настороже.

И без того нескорый шаг наёмного воинства замедлился вдвое при входе на площадь. Возбуждённое бормотание и возня, не сдвигавшиеся с места, подсказывали ей, что битвы за честь первыми приступить к осмотру поверженных противников не предвиделось.

– Ну же! Трусы! – визгливый голос Ка Бэ Даня заглушил нервный гул голосов. – Идите вперёд! Грузите эту падаль в возы, чтобы к утру ничего не осталось вонять в моём городе! Первый советник Хо! Распорядись же!

– Его превосходительство воевода Ка, да умножатся его славные победы до тысячи, приказал вам грузить падаль в возы, чтобы к утру ничего не осталось вонять в его городе!

– Но Белая Женщина…

– Уже ушла!

– А если нет?..

– Тогда трусов она утащит в могилу первыми!

Если советник рассчитывал этой сентенцией подтолкнуть своё войско к действию, то он ошибся. Эффект получился прямо противоположным.

– Вы все – трусы?! – взревел Ка скорее возмущённо, чем удивлённо. Раздался хрусткий шорох доставаемого из узких ножен тяжелого, нечасто используемого меча. Предприняв несколько попыток одолеть соединения оксида железа, воевода смачно сплюнул и яростно крякнул, скорее всего, засовывая меч обратно. И крякнул еще. И еще. И сплюнул снова. Похоже, оксиды побеждали и во втором раунде.

– Разрешите недостойному слуге вашего превосходительства принять на ответственное хранение ваш благородный меч, – пролился елеем голосок Хо Люя.

– Моего величества, пустоголовый болван!.. – рыкнул Ка.

– О, простите безмозглого раба вашего! – не посыпая пеплом голову только потому, что пепла не оказалось в пределах досягаемости, заголосил советник.

– …и сделай что-нибудь с другими болванами, пока мой гнев не перешёл все границы!

– Другие болваны! – возвысился голос Хо. – Кто из вас не хочет получить золотую монету за то, что первый ступит на площадь – пять шагов назад!

Воинство откачнулось. Сапоги и даже копыта бухнули о мостовую ровно пять раз.

– Тут рубины на деревьях растут и нефрит под ногами валяется! – выкрикнул кто-то из задних рядов. – На кой горелый пень нам ваша плешивая золотая монетка, уважаемый первый советник Хо Люй, да прославится ваше имя в веках?!

– Ну тогда… Десять шагов вперёд!

Десять ударов сапог и копыт о брусчатку.

– И теперь займитесь делом, как повелели вам мы с нашим величеством, сиятельным повелителем провинции Я Синь Пень! – взревел советник. – А первому, кто побежит…

"Отрублю голову? То есть стукну… по голове… если успею… Или подставлю подножку?.." – прочиталось в неловкой паузе.

– Что? – боязливо уточнили из рядов нижних чинов.

– …лучше не знать заранее о поджидающей его судьбе! – провозгласил Хо Люй. – А второму будет в два раза хуже!

– А третьему – в три! – поддержал его Ка Бэ Дань.

Солдаты притихли, не исключено, что подумывая, как всем успеть сбежать первыми.

– Выполняя-а-а-ать! – проорал Ка. – Взять всех! Считаю до трёх! В гневе я страшен, вспомните это!

Солдаты, кажется, вспомнили. И это – единственное, что заставило их, едва передвигая ногами, побрести на приступ безмолвной площади.

Первые тела укладывались на возы долго, с продолжительным шептанием заговоров от дурного глаза, злого влияния, порчи и неудач. Видя же, что возмездия ни от груза, ни от мифического Белого Призрака не следует, вояки осмелели. Тяжелые тела оборотней они брали по трое-четверо. Легкие, человеческие, особенно женские, подхватывались двумя солдатами. Подглядев это сквозь щелочки приоткрытых глаз, Лариска составила план.

– Забросят нас, а по дороге сбежим. Благо, в потёмках по лесу повезут, – дрожа, прошептала она. – Слышишь, бабушка?

– Шлышу, – прошипела та. – Тш-ш-ш.

Еще несколько одурманенных оборотней – и очередь дошла до Лариски. Не слишком церемонясь, один солдат схватил ее за лодыжки, второй – за бока…

Оглушительный визг заглушил деловитые звуки погрузочных работ. А через секунду топот нескольких десятков ног и копыт заглушили оглушительный визг.

"Бабушка, дёру!" и "Ларишка, мне кажетщя, что наштало шамое подходящее время ш доштоинштвом удалитьщя" прозвучали почти одновременно. Не теряя времени, Синеусовишны поднялись и, перепрыгивая через бесконечные конечности[249]249
  Когда получалось.


[Закрыть], заспешили в спасительную тьму переулка.

Притаившись за знакомым кустом, они расширили поле обзора, раздвинув ветки, и стали ждать.

Ждать пришлось немало. Мельтешение, выкрики с дальней улицы, откуда явилось воинство Ка, доносились с различной степенью интенсивности и громкости, но на площади никто не показывался. У женщин затеплилась было надежда, что за это время, если Наташино средство поможет, кто-нибудь из отравленных очнется, и очаг сопротивления воеводе моментально увеличится как минимум в полтора раза – но тщетно. Тела людей и оборотней лежали на земле и в телегах без малейшего признака движения. И Наташи видно не было, не говоря уже об управительской семье и ее придворных.

– Не пошли… – словно читая мысли бабушки, вздохнула Лариска.

– Или по дороге ее поймали, – предположила Серапея.

– Или вообще заблудилась, – продолжила список "что могло пойти не так" ее внучка.

– Или…

Из глубины улицы, на которой толкались вояки Ка Бэ Даня, грянули фанфары и зарокотал барабан.

– О! Идут! – радостно подпрыгнула Лариска.

– В шмышле, идут О, – дотошно уточнила старушка.

– Я это и сказала!

– Шиш! – прикрикнула Серапея, и пока Лариска раздумывала, призвали ее молчать или не обманывать, в расположении войска толчея, шум и крики возросли от умеренного до сильного. Слабо замаячили две фигуры в белом, которых не было раньше – наверное, управитель О и Лепесток Персика, решила боярышня. Напротив них, размахивая руками и звеня отблескивающими в свете факелов доспехами, топтались три других фигуры – воевода и два советника. Свита и воинство отступили, смешались и принялись возбуждённо переговариваться, гудя как улей и тыча пальцами в безмолвную площадь. Сгорая от волнения, Синеусовишны вытянули шеи и даже почти выбрались за пределы куста, но что-либо рассмотреть, не говоря уже о том, чтобы услышать, с их наблюдательного пункта было невозможно. Приходилось умиротворять любопытство догадками и комментариями.

– Похоже, Кабэждохово воинштво не пушкает их на площадь!

– Рассказывает про Белую Женщину?

– Как бы не нарашкажывали так, што и эти удерут…

– Про это раньше надо было думать, бабушка, – не упустила шанс ядовито прошипеть Лариска.

– Моё дело – рашкажать, а думать – дело ихнее! – гордо парировала старушка.

– Наташа с ними, не видно?

– Не видать…

– Гляди, бабушка! О и воевода ссорятся, вроде!

– Или договариваютщя?

– Вот бы знать…

Еще минут десять переговоров и уговоров – и войско Ка Бэ Даня вернулось на площадь – грузить тела. Проделывали они это нервно и по возможности быстро, подходя к каждому по шестеро: двое грузили, и еще четверо стояли вокруг с оружием наготове: то ли колоть трупы, если им вдруг захочется ожить, то ли отрезая грузчикам пути к отступлению.

Когда восток слегка засветился, погрузочные работы были завершены, и обоз двинулся из города прочь. Процессия управителя О отбыла еще раньше, и Серапее и внучке ее, укрывшимся в доме, оставалось только гадать, остановятся ли возы в лесу, или сбросят тела в реку Текучих Песков. Гадать о том, пойдет ли это на пользу хоть кому-то, кроме чудищ из реки, они даже не хотели…

Его практически уже величество воевода Ка Бэ Дань умел держать данное слово, особенно когда это ему ничего не стоило.

Один за другим возы выехали из леса на берег реки Текучих Песков, выстраиваясь вдоль берега корявой змеей. Светало. Над песчаными волнами роились песчаные мушки, за которыми выпрыгивали песочного цвета пескарики. Песочные ужики то и дело выныривали, надеясь поймать пескаря на излете, но сами попадались в острые клешни пескоструйных песчанок. Другой жизни под настороженным взором воеводы река не являла.

– Затаился, гад гадский, – процедил сквозь зубы Ка, которого так никто и не удосужился оповестить о количестве гадских гадов в данной реке на квадратный метр, и махнул солдатам, замершим за телегами в позе низкого старта. Выпрыгни из реки что-то крупнее пескаря – и вотвоясьский рекорд стометровки будет побит в стократном размере.

– Выкидывайте.

Никто не тронулся с места.

– Выкидывайте в реку эту падаль, мерзкие трусы! – рявкнул воевода хриплым шепотом и воровато забегал взглядом по поверхности реки.

Тихо.

Вояки переглянулись. Теперь, когда адресаты высказывания были названы недвусмысленно, способа отвертеться не стало, и они, на цыпочках, сжавшись внутри, как все часовые пружины Гельвитании, принялись исполнять приказание.

Тела сбрасывались с телег, оттаскивались к урезу и оставлялись в шаге от равнодушно бегущего песка: как рассудил десятник Лю Бу Бей, сбрасывать надо всех одновременно, чтобы раньше времени не будить лихо, пока оно досматривает последний предутренний сон.

Когда всё было готово, каждое тело было подхвачено за подмышки и ноги.

– Раскачивайте и на счёт "пять" швыряйте! И тут же берите оставшихся – и туда же! Кто замешкается или отпустит раньше – сам отправится вслед! – шепотом прорычал советник Хо Люй и начал отсчет: – Один… Два… Три…

На "пять" первые полсотни тел, распугивая остатки ночной живности, полетели в жадно сомкнувшийся над ними песок. Через несколько секунд остальные последовали за ними.

Тихо…

– Всё?..

Не веря себе, Ка и Хо переглянулись. Так просто? И всё – благодаря какой-то бродячей шавке, сожравшей отлетевший кусок щупальца, когда они рубили его во дворе резиденции, пытаясь усмирить. Проглотила, сдохла… и указала путь к победе неробким и целеустремлённым. И вот теперь…

– Всё, как распорядилось ваше непревзойдённое величество, всемилостивейший повелитель провинции Я Синь Пень, любимый сын самого Нефритового Государя, да умножатся его годы до бесконечности! – не уточняя, чьи, елейно пропел Хо.

– Прикажи этим ничтожествам садиться, первый советник моего величества Хо, – милостиво кивнул воевода, с каждой секундой расплываясь в улыбке всё шире и шире. Вот она, мечта!

– Ничтожества, садитесь! – повелительно возвысил голос Хо Люй, и вояки, пыхтя и толкаясь, бросились занимать места в телегах.

Не дожидаясь окончания процесса, возчики защелкали кнутами и затрясли вожжами, заставляя лошадей повернуться к лесу. На Нефритового Государя надейся, как говорится… Воевода грузно взгромоздился на коня, подставленного ему адъютантом, советник самостоятельно вскарабкался на своего, которого ему никто не подавал – ну да какие его годы, повернул его к дорожке, выбегающей на пляж из-под сени деревьев – и не видел, как волны реки Текучих Песков отринули назад… тихо. Лю Бу Бей повернулся, ветеранской спиной от шеи до ляжек чуя, что оно того стоит – и глаза его полезли из орбит.

– Что? Что там? Где? Ты чего? – тревожно зашептались солдаты на одной с ним телеге.

Если он думал, что тыканье пальцем за спину под астматический хрип прояснит дело и снимет все вопросы, он просчитался. Десяток повернутых голов – и…

– А-а-а-а-а-а!!!..

Один, два, двадцать, сорок, восемьдесят, сто, сто пятьдесят, еще больше… Небо над головами Кабэздохова воинства потемнело, земля задрожала, как от камнепада – и те, кто не успел обернуться к реке, увидели десятки обрушившихся с неба овиров перед своими носами.

– А-А-А-А-А-А-А-А-А-А!!!..

Лошади заржали, в панике шарахнулись вбок, падая, переворачивая и ломая возы, поднимаясь – и унося вдоль берега ноги и остатки телег. Но чудовищам, истекающим песком, они были не интересны. Распустив щупальца, отпихивая друг друга и утробно рыча, они набросились на вотвоясьцев. Не утащили они их моментально в пески только потому, что стрекала перепутались – на всех людей не хватало. Монстры яростно толкались, оплетали жертв и конечности соседей, пытались двинуться, спотыкались, падали, придавливая солдат и друг друга… Над ненасытной ордой, вырывавшееся из десяток глоток, угрюмым гулом летало:

– В реку… в реку… в реку…

– Спасите!..

– В реку… в реку… вреку…

Сотни щупалец сжимались, стискивая врагов в слепой ненависти. Они посмели вредить нашим братьям!.. Нам!.. Братьям!.. Нам!.. Братьям!.. Нам! Нам! Нам! НАМ!!!

Затрещали кости. Крики страха смешались с воплями боли.

– Вре ку!

– Врек у!

– Врех-ху!..

Овир, схвативший мечника Ба и не раздавивший его только потому, что щупальца обхватили человека вместе с доской от разбитой телеги – приблизил к перекошенному от ужаса лицу жертвы свою безобразную башку.

– Ввреку! – вырвалось сквозь мощные жвала. – Вре кху!

– П-пощадите… пощ…щадите… поща…дите…

Забыв о приказах, долге, присяге, забыв все слова, кроме одного, самого важного, Ба уже не бился – безжалостная хватка чудовища не оставляла ни малейшего шанса двинуть рукой или ногой. Даже голова, прижатая к плечу так, что шея трещала, больше не могла повернуться. Оставались подвижными только глаза – и рот.

– П…п…по…ща…ды…

Наполненные слезами ужаса и боли человеческие глаза встретились с пригоршней злобных черных вишен на морде чудовища.

– По…жа…луйс…та… – судорожно втягивая скудные капли воздуха в стиснутую грудь, прошептал Ба.

Овир замер.

– По…жал…луй… – задыхаясь, выдохнул мечник, – ста…

Взгляд встретился со взглядом. Страх с ненавистью. Отчаяние со злостью…

Боль с болью.

Жвала раскрылись. Из них вырвалось было что-то похожее на "фреху", было задавлено, и снова – и снова осечка. Чёрные вишни устремились на лицо человека… опустились… Голова монстра затряслась… Жвала раскрылись и сомкнулись беззвучно у самого лица…

Ба закрыл глаза.

Всё.

– По…жал…луй, – проскрипел голос чудовища.

Хватка ослабла, потом исчезла – и мечник обрушился на землю мешком. И не успел он понять, что это значило, как снова щупальца вцепились в него.

– Врехххху! – рявкнул другой голос.

– Нет!

– Врекхххх!.. – упрямо прорычало над головой человека – но что-то свистнуло, рассекая воздух, и уродливая туша отлетела, сбивая других.

– НЕТ!!! – натужно, словно выговаривая неизвестное слово на незнакомом языке, оглушительно проскрипел "его" овир. – Нет, нет, нет, нет!!!

Щупальца его залетали вокруг, сбивая наземь, останавливая, отрывая товарищей от людей. Овиры, замерев было в недоумении, начали приходить в себя.

– Фрехххххк!!!.. – боевым кличем пронеслось над берегом. Сбившись в стаю, они налетели на смутьяна, сшибли, вцепились… и отпрянули в фонтане разлетающихся конечностей. Над головами взметнулась и опустилась иссиня-черная молния.

Самый крупный монстр налетел на бунтаря, и они сцепились, покатились по земле, подминая овиров помельче вместе с их добычей.

– Фрррекххх! – рычал напавший.

– Нет! Нет!..

– Фреххххх!!!

Жуткие щупальца впились в мятежника – но из-под сплетения смерти вырвалось одно, сжимающее черный меч.

Взмах – и стрекалы, ухватившие его за горло, отпали. Взмах – и другие два покатились на землю. Взмах – и черный клинок устремился к башке нападавшего… и замер на расстоянии пальца от расширившихся растерянно огромных оранжевых глаз.

– Нет, – проскрипел овир. – Нет. Нель…зя. Не-льзя! Нельзя!

– Нет… – пролетело над грудой тел – людских и чудовищных. – Нет…

– Нельзя! Не… можем! Не… должны!..

– Нет?..

– Лю…ди! Люди! Они! Мы! Мы… Люди!

С каждым словом речь давалась овиру всё легче.

– Мы – люди! Не можем… быть… зверями!

– Не…можем?..

– Нет! Не хочу! Я – не хочу! Я – человек! Человек!!!

И пред глазами изумлённых чудищ и их жертв тело этого овира потекло, как оплывающая свеча, съежилось, меняя цвет и величину, теряя конечности – все, кроме четырёх.

– М-мы…лю…ди, – протиснулось к нему через толпу одно чудище. – Я… люди!.. Людь!.. Люда?..

– Сеня?..

– Сеня! – радостно взревел овир. – Я – Сеня!!! Сеня-ра-фима! Я! Я! Я! Это! Это – я!!!

И еще одно превращение ошарашило толпу.

– Я!.. Ао! Гао! Фу!.. Тьфу… к-кабу-ча… Ао-га-афон! Я! Человек! А-га-фон!..

И еще одно.

– Это ваш выбор! – выкрикнул Иванушка, взбираясь на обломки телеги, обращаясь к застывшей аудитории. – Вы можете быть овирами! Вы можете быть животными! И вы можете быть людьми! Никто не решит это за вас! Только вы! Так решайте!

Взгляд его встретился со взглядом потрясённого мечника Ба.

– И вы можете быть людьми тоже.

– Реш-ша…нь…те… реш-ша-тьте… – зашуршало озадаченное над головами противников – как песок из огромной колбы потёк. И в следующую минуту, один за другим, зазвучали сперва неуверенные, одиночные, но с каждым мигом всё усиливающиеся выкрики:

– Я – Ге-на! Я – че-ло-в-век!

– Я! Демь! Янь! Я! Чел! Лов! Век!

– Я – Чи Хай! Я… чело-век! Человек! Я!..

– И я тоже человек! И будь проклят верховный воевода Ка Бэ Дань, первый советник Хо Люй, да продлятся их достопочтенные годы до ста… Минут! И моя трусость! – выкрикнул Ба, сипя передавленным горлом, и сорвал с халата эмблему рода Ка.

После этого волну превращений всех сортов было уже не остановить. И когда она спала, на берегу осталась толпа братьев Чи, горожане, воинство Ка, лукоморцы, их верный толмач… и восемь с лишним десятков овиров – сбившихся в кучу, потерянных.

– Братья?.. братья?..

Иван медленно кивнул. Остатки смутных воспоминаний, таявших с каждой проведённой на берегу минутой, еще можно было поймать. Холод… неподвижность… полёт… удар о мягкий песок – как о перину… холод… дно… Овиры, собравшиеся вокруг… Мысль, что вот теперь и конец… припомнят вчерашнее побоище… Склонившаяся над ним мерзкая морда… шёпот: "Брат"… И поцелуй. Или всё показалось? Примерещилось?

Он попытался снова воскресить это в памяти – но воспоминания, словно размазанные чернильные буквы, дразнили своей доступностью – но в единое не складывались. Еще попытка – и чернила смыло дождём, оставив лишь шёпот: "Брат…" Помнили это все, или только он?..

– Братья, – сипло проговорил Иванушка. – Даже если мы люди, а вы – овиры, мы всё равно теперь братья. Спасибо огромное вам за помощь.

– Спасибище огромадное! – хором выпалили братья Чи, размахивая руками в попытках изобразить, какого именно размера достигает их "спасибо": магия культуры не только прочно пустила корни в привычках, но и стала давать плоды.

– Как мы еще можем вас отблагодарить, о чудовища, ужасные внешностью, но добрые внутри? – выступил вперед Чи Тай – посланник доброй воли клана Чи.

– Ужасные… ужасные… ужасные… – пронесся подавленный шепот над скоплением чудищ и смолк. Повисла тишина.

Иванушка не думал, что одно-единственное слово может так потрясти речных хозяев. Не понимая, как именно по виду сорокащупальцевых монстров с бурой пупырчатой кожей, размером с корову и с мордами, точно растоптанные слонами корзины с фруктами, можно сказать, огорчены они или обижены, тем не менее, он понимал. Понимали, кажется, и оборотни. Брат Тай, сконфуженный, яростно стукнул себя костяшками пальцев по лбу.

– Ох и дурень я, хоть и у самого мастера Дай У Ма в учениках состою! Такое ли говорить нам, кто еще вчера немногим красивее был, кем люди детей пугали! Простите, о чудовища!

Овиры грустно пожали щупальцами: "Да чего там… Сами всё знаем…"

И снова понимая их с полумысли, Чи Тай – образец вежливости и такта – галантно продолжал:

– Конечно, виду вы безобразного, тут и слепому ясно…

Иван спрятал лицо в ладонях. Сенька уткнулась в его плечо.

– …но лицом воды не пить… то есть песка не есть… и от того, что вы такие уроды, мы меньше вам благодарны не будем. И дружить не отказываемся!

– С уродами… – промычал овир.

Честный Чи Тай, приобщившийся к мудрости Вотвояси и Забугорья, но так и не научившийся пока сильно кривить душой, поскрёб в почти пустых пока амбарах знаний, помёл по сусекам скудноватой эрудиции – и важно поднял палец к светлеющему небу:

– Не с уродами! А с… альтернативно… красивыми!

– Ч-чего?..

– Как он нас назвал…

– Обозвал?..

– Он издевается?

– Да как я могу! – воскликнул Тай, беспомощно оглянулся на старшего брата, на учителя – но те только беззвучно моргали и разводили руками: вытащить простодушного студента из той ямы, куда он только что сам себя закопал, не могли даже они.

– Мы вас… это… того… Уважаем! – отбросив все попытки куртуазности, выпалил он. – Мы вас… значит… любим!

И не зная, что добавить, он сжал кулаки, шагнул к ближайшему овиру, пожалуй, самому альтернативно красивому из всей команды… и поцеловал. Вело его тающее воспоминание о другом поцелуе, обычаи рода или наитие, кто теперь скажет. Но закон оборотней до недавних пор был таким. Око за око. Зуб – за зуб. Поцелуй…

Что произошло, он не понял, ибо, как писал исполненный мудрости забугорский пророк Бу Руо Но с непроизносимым прозвищем, слоном к слону слона не увидать – но потрясенный выдох прокатился над рядами людей и оборотней. Чи Тай почувствовал, как что-то огромное и мягко-упругое скользнуло по его груди, падая под ноги, отпрянул… А когда поднял взгляд от буро-зелёно-серой груды тряпья, веревок и шлангов, невесть откуда взявшихся между ним и овиром – дар речи покинул его.

Более прекрасной девушки он не встречал за всю свою жизнь.

Нет, конечно, в его жизни их было не так уж и много – встречаемых девушек, и еще меньше тех, кто не разбегался с визгом при его приближении и давал себя рассмотреть хоть мельком, но эта… Откуда она взялась?

Потрясённая не меньше Чи Тая, девица в шёлковом буро-зелёно-сером халате и головном уборе, напоминающем корзину с апельсинами, хватала себя руками, словно что-то потеряла.

– Где?.. где?.. где?..

– Что?..

– Как это?..

– Кабуча габата апача дрендец! – восхищенно выдохнул его премудрие, моментально привлекая к себе внимание самым многословным, хоть и самым непонятным заявлением. – Триггерное заклятье экструзионной трансформации!

Теперь вопросы "где?" "что?" и "как это?" были обращены не только к пространству.

– Ха! – маг потёр руки, схватил за плечо Чи Пая и потащил к сгрудившимся позади девицы овирам. – Целуй!

– Чего?..

– Не чего, а кого. В принципе, можно было использовать одного и того же брата, но диверсификация еще никому не повредила!

– А-а… – Пай покосился на Тая и девушку, обоих – цвета ранней зари, застывших напротив друг друга, потупившись, потом – на овира перед собой. – А у моего… чего внутри окажется?

– Чтобы выяснить это, существует два способа, – нудным голосом сообщил Агафон. – Первый – это поцеловать.

– А второй?..

– Берешь в правую руку острый нож…

– Ты чего, стукнулся?! – возмущённо воскликнул Пай, ухватил не сопротивляющегося монстра за щупальца, притянул к себе, чмокнул в средний глаз – и зажмурился.

– Ну?.. Ну?.. Можно уже смотреть?

Шкура со щупальцами скользнула к его ногам. Пай улыбнулся, вытянул губы для поцелуя – уж он-то получше своего книжного братца знает, как надо обращаться с девушками, наставник Авдей рассказал ему! – открыл глаза… и встретился взглядами со смущённым юношей.

– По-братски?.. – алый, как еще один рассвет, пробормотал он, не решаясь уклониться.

Чи Пай, красный, словно племенной томат, втянул голову в плечи, схватил парнишку за руку и затряс:

– По-братски!

И обернулся на Агафона:

– А можно я еще раз попробую?

Но тут стену братьев словно прорвало, и со скоростью одного поцелуя в минуту род человеческий стал пополняться.

Когда на берегу не осталось ни одного овира, а счастливые братья Чи были готовы от переполнявших их чувств целоваться друг с другом – по-братски, разумеется! – Серафима оглянулась и нахмурилась.

– А где Кабэздох с Холуем? Кто-нибудь видел?

– Не… – начал было Иван, еще не согнавший улыбку умиления, как песчаные волны вскипели, и на свет утренний всплыло…

– Кабу-у-ча-а-а!.. – охнул, отступая, Агафон.

– Мать вашу… – побледнел возчик Епифан.

– Мать наша! – радостно возопили свежеиспеченные люди – и бросились в песок. – Мамочка!..

Овир, громадный, как дом, выполз на гальку, простёр щупальца – и ребята и девушки бросились в их объятья.

– Мамочка! Мама! Всё сбылось! Мама!..

– М-мама?.. – его премудрие только железным усилием воли смог прикрыть вытаращенные глаза.

– С дуба падали… листья ясеня… – со второй попытки присвистнул Иван.

– Кто тут у нас ещё не целовавшийся? – нервно хихикнула царевна.

– Наверное, я, – тихим приятным раскатом грома донёсся голос с неба. Головы всех собравшихся моментально вскинулись – и все успели узреть, как расступилась аркой твердь голубая небесная, открывая нечто сияющее, красоты неописуемой, такой, что глаза слезились и дух захватывало – и из неё вылетела повозка, влекомая сотней драконов. Миг – и они рядом с солнцем. Другой миг – и упряжка коснулась лапами реки Текучих Песков, останавливая перед людьми, новыми и старыми, нефритовую колесницу.

– Вы ж провалитесь!.. – Иванушка кинулся спасать незадачливого визитёра, но через несколько шагов остановился в смущении и недоумении. Пески, на поверхности которых не могла удержаться даже сухая травинка, оставались под гостем и его скакунами твёрже камней.