Текст книги "Хождение Восвояси (СИ)"

Автор книги: Светлана Багдерина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 56 страниц)

Часть вторая

Зелено-коричневое… шелестящее… Перед Сенькиными глазами закружилось всё на несколько секунд, но не успела она даже покачнуться, как мир остановился и оформился в лес и заросли кустарника, укрывавшие пышным одеялом камни. Подозрительно плоские и вертикальные. Развалины дома? Дворца? Присмотревшись, на затянутых мхом стенах она различила человеческие фигуры и большие, как тележные колеса, лица.

– Храм какой-то, – подтвердил ее подозрения голос Ивана. Оглянувшись, она увидела, как ее благоверный с Агафоном разглядывали такую же стену в десятке шагов за ее спиной.

– Место силы, – снисходительно пожал плечами его премудрие. – Конечная. Вылазьте.

– Куда? – уточнил Иванушка.

– Ну… По направлению к столице Восвояси, наверное? – уже не так уверенно проговорил маг. – Думаю, Девять Вечных при императоре обосновались, император – в столице, так что… логика, однако!

– А где сей стольный град располагается? – чуть более брюзгливо, чем хотела, царевна присоединилась к беседе. – В какой стороне по отношению к этому забытому месту отправления культовых потребностей населения?

Агафон почесал в затылке и зашевелил губами, Иван наморщил лоб и заморгал, вызывая в памяти карту Белого Света, и почти одновременно оба ткнули пальцами в направлении столицы. И может, один из них даже угадал, потому что направления были прямо противоположными.

– Понятно, – вздохнула Серафима, закидывая за плечи свой мешок. – Тогда поступим предельно тупо.

– Это как? – подозрительно прищурился чародей.

– Выясним местоположение путем опроса местного населения.

– Где население? – настороженно заозирался Иванушка.

– А вот это нам и предстоит выяснить в первую очередь. Идем.

– Погодите! – спохватился его премудрие. – Заклинание языка забыли!

– Да?.. – переглянулись лукоморцы. – Но Ярославна давала амулеты… правда, давно, но…

– Вамаясьский язык не входит в стандартный пакет стандартного языкового заклинания, – сообщил Агафон, и по лицу его было видно, что эта новость далеко не открывала сегодняшний список хороших известий.

– А ты сможешь?.. – осторожно поинтересовался Иванушка, с трудом балансируя на грани двух желаний – скорее бежать на розыск аборигенов и не обидеть друга. И по усугубившемуся выражению агафоновой физиономии понял, что погнавшись за двумя зайцами…

– Я имел в виду, сможешь ли ты быстро… – поспешно начал он компенсирующий маневр, и был вознагражден вселенской печалью, омрачившей благородные черты Агафонова лица.

– Быстро… Всё и всем надо быстро… а потом приходят с жалобами… претензиями… рукоприкладством…

– Когда это?!.. в последний раз то есть…

– Пожалуйста?

– Ну хорошо. Быстро так быстро, – смилостивился великий чародей, опустил в траву мешок, сосредоточился и принялся водить перед собой руками, точно изображая слово "рябь". Островок радиусом метра в три очистился перед ним от зеленой поросли в мгновение ока. На обнажившейся земле он начертил септограмму, собрал амулеты друзей, добавил к ним свой и поместил в середину. Уверенными движениями прутика он довершил чертёж, нарисовал недостающие символы, выудил из рукава любимую шпаргалку и прошептал:

– Лингвомагия…

Когда заклинание было закончено, и подновленные амулеты заняли места на шеях хозяев, Серафиме пришла в голову еще одна тревожная мысль.

– Слушайте, ребята, – проговорила она таким голосом, что ребята прислушались мгновенно. – Насколько я знаю, вамаясьцы от нас отличаются не только языком.

– Н-н-ну да, – вызвав перед мысленным взором картинку из справочника купца, неохотно подтвердил Иван.

– Ты это к чему? – полный недобрых предчувствий, вопросил волшебник.

– К тому, Агаша, что на нас с нашей кожей, волосами и глазами будет пялиться всё Вамаяси. И незаметны мы будем, как слоны в курятнике.

Иван, понимая справедливость предчувствия, погрустнел. Агафон, видя ход Серафиминой мысли, скривился, но на всякий случай спросил:

– И что ты предлагаешь?

– Ты сможешь наложить на нас иллюзию?

Чуда не случилось. Мысль царевны пришла именно туда, куда было надо. Или не надо? Его премудрие вздохнул, второй раз поставил мешок на траву и потянул из рукава шпору.

– Заклинание иллюзии… групповое… простое… низкоэнергетическое… с минимальным резонансом… простое, кабуча, я же сказал!

Иванушка опасливо покосился на товарища, углубившегося в дискуссию с куском волшебного пергамента на предмет легкости некоторых заклинаний в частности и теории относительности вообще.

– А ты уверена, что мы бы привлекали настолько много внимания? – спросил он супругу.

Та была уже готова обдумать свое предложение еще раз и придти к новым выводам, но тут маг выпрямился и обвел друзей горделивым взором. Те попятились. С видом "подзняк метаться, сами просили" тот растопырил руки и всей позой своей намекнул, что желающие получить новый имидж могут пройти в центр септограммы. Серафима, сотню раз пожалев о своих словах, с видом невинного праведника, всходящего на костер, взяла мужа за руку и потянула в середину Агафонова чертежа. Сам чародей последовал за ними, на ходу подыскивая наиболее вероятные ударения к незнакомым словам на шпаргалке.

– Ничего, – сжимая обмякшие пальцы жены, прошептал Иванушка в порядке успокоения. – Если что-то пойдет не так, то оно пойдет не так для всех нас.

– Твои способности к утешению мятущихся душ сравнимы только с твоим оптимизмом, – загробным голосом промычала царевна, прикрыла глаза, дабы не испытывать лишний раз свою нервную систему, и приготовилась к овамаясиванию.

На удивление, заклинание сработало как надо всего с четвертого раза[30]30
  На первый раз получились желтоволосые узамбарцы, на второй – черноволосые узамбарцы, на третий – желтоволосые вамаясьцы, поэтому на четвертый раз у магии просто не оставалось выбора.


[Закрыть], и Агафон, сияя, как трехведерный самовар, раскрыл септограмму и сделал широкий приглашающий жест:

– Добро пожаловать на родину в Вамаяси, земляки!

Супруги вышли, настороженно разглядывая друг друга и его премудрие, но подвоха не находили. Желтая кожа, густые черные волосы, узкие глаза, высокие скулы, носы кнопками… Правда, одежда лукоморско-забугорская, ну так ведь вамаясьцам одеваться в импорт никто не запрещал, а что сами на себе никаких изменений не видели – так это иллюзия, и так и должно быть, заверил всех Агафон. Иноземно одетыми вамаясьцами они и двинулись на восток через лесную чащобу: сперва по звериной тропке, потом по тропе собирателей даров джунглей, затем – по узкой дорожке, нескоро, но влившейся в дорогу пошире. Колеи от колес и вытоптанная середина говорили о том, что люди здесь – довольно частые гости, а скоро обнаружится и деревня, где они купят коней, расспросят направление, и тогда – держитесь, Бессмертные.

Первые аборигены встретились им часа через два пути. Крестьянская семья за плугом, влекомым огромным волом, остановилась и с приоткрытыми ртами уставилась на прохожих.

– Бог в помощь! – Иванушка решил не откладывать налаживание лукоморско-вамаясьских отношений в долгий ящик.

Крестьяне бухнулись в борозду и под круглыми соломенными шляпами стали похожи на семейство грибов.

– Эй, вы чего? – встревожился царевич и, не дожидаясь ответа, потащился по свежевспаханной земле к залегшему семейству. Сенька и маг устремились за ним.

Их встретили пять пар испуганных черных глаз, расширившихся почти до забугорного стандарта красоты.

– Вам плохо? Или потеряли что? – заботливо склонился над ними Иван, заодно пытаясь рассмотреть, не валяется ли чего мелкого и рассыпанного под ногами. Но кроме высыпавшегося из мешка посадочного зерна не узрел ничего.

– Извините, но если у вас всё в порядке, не подскажете ли вы, где находится ближайшая деревня? – продолжил он дипломатические усилия. Старый крестьянин в синем халате и таких же шароварах, завязанных на щиколотках веревочками, не поднимаясь с колен, сложил молитвенно руки перед собой и оскалился. Возможно, это была улыбка.

– Харасё всё, насяльника, сипасиба, надаровья, пазялуся…

– Ч-чего?.. – лукоморцы переглянулись.

– …Деревня харасё, бальшой деревня, у-у-у! Недалеко идтися! С горки сипустися, на горку поднимися, деревня харасё! Харасё?

– Харасё, – ошарашенным эхом ответил Иван. – Сипасиба.

– Ну если вам точно от нас ничего не надо… помощи там какой… – неуверенно проговорила царевна[31]31
  В первую очередь, имея в виду помощь, обычно оказываемую командой здоровых мужиков, вооруженных белыми халатами с трехаршинными рукавами.


[Закрыть] и получила в ответ энергичное семейное головотрясение, к которому присоединился даже вол.

Не желая расстраивать загадочных крестьян, путники вернулись на дорогу и зашагали в указанном направлении.

– Как-то странно они разговаривают, вам не показалось? – заметила царевна, оглядываясь на еле видного уже вола. Он стоял на месте, терпеливо опустив морду. Землепашцев не было видно и в помине.

– Может, это какой-то местный диалект? – предположил ее муж.

– Или сами они того… ку-ку? – чародей покрутил пальцем виска. – Это объясняло бы всё. И что на колени упали при нашем приближении, и что говорят как умственно отсталые, и что нормальных с ними рядом не было. Может, это такой обычай – сумасшедших отдельно держать. Кому охота с чокнутыми работать?

– Может, – пожали плечами супруги и прибавили шагу. Отдохнуть в трактире, а пуще того – разжиться скакунами, не терпелось уже всерьёз.

Искомая деревня обнаружилась там, где ее обещали. Начинаясь на плоской вершине большого пологого холма, она спускалась к реке, лениво огибавшей его подножие. Дома – одноэтажные, покрытые бурыми черепичными крышами с кокетливо приподнятыми уголками, чередовались с сараями, навесами, амбарами, перемежались заборами, образуя невообразимо кривые улицы и переулки. Со дворов доносились голоса женщин и детей, скрипы, стуки и бряки обыденного деревенского дня, полного однообразной, но необходимой работы. Пару раз навстречу им собирались попасться люди, но, завидев их издалека, тут же спешили свернуть в какой-нибудь двор или переулок.

– Кажется, я понял еще один вамаясьский обычай, – пробормотал маг, утирая пот с грязного лба и оглядываясь в поисках трактира. – Перед тем, как заложить деревню, они поят змею вином и пускают ползать по выбранному месту. И где она протащится, там улицы и прокладывают.

– И второй обычай, – задумчиво подхватила Серафима, – держаться от пришлых подальше. Может, вамаясьцы в конце концов не такие уж и тупые.

Впрочем, удивление их несколько улеглось, когда в центре деревни нашелся храм, колодец – все под такой же забавной крышей, как и дома – и трактир. Как именовался он на местном наречии, они не ведали, но суть заведения, где усталые путники могли отдохнуть, поесть, узнать о дороге, покупке коней, новостях и просто сплетнях, от перемены географии не менялась.

– Ни окон, ни дверей… В смысле, ни стульев, ни столов… – утверждаясь в мысли, что все-таки вамаясьцы с головой дружили не очень, пробормотала Сенька, рассматривая квадратные низкие табуретки и соломенные коврики, разбросанные по полу там, где в нормальном кабаке была бы нормальная мебель. На стенах висели развернутые красные свитки, испещренные желтыми каракулями, под пристальным взглядом неожиданно складывавшимися в слова. У дальней стены на полу на корточках за похожей табуреткой, только сделанной из полированного спила огромного дерева, сухощавый пожилой вамаясец развешивал чай на крошечных весах. За спиной его над холодной костровой ямой висел пузатый медный чайник, а вдоль стен на полочках расположились разноцветные коробки вперемежку то ли с крохотными чашечками, то ли с большими наперстками и под стать им миниатюрными разноцветными чайничками. Рядом сидел мальчик с нарядным глиняным горшочком в руках.

– Добрый день, хозяин, – с порога начал Иванушка, обводя любопытным взглядом зал, погруженный в полумрак. Вамаясец оторвался от своего занятия, бросил один взгляд на вошедших – и грохнулся выбритым лбом о табуретку, переворачивая весы, чай и приготовленные коробочки. Мальчик моментально последовал его примеру.

– Э-э-э! – воскликнул Иванушка, но прежде, чем успел схватить трактирщика, тот стукнулся лбом о стол еще два раза.

– Вы чего?.. – вопросил он, с трудом прикусывая на языке продолжение: "…с ума тут все посходили?"

– Недостойная Чай Бу Хай насяльника челом бьет! – сообщил хозяин, верноподаннически заглядывая ему в глаза.

– Не надо меня челом бить! – замотал головой Иван. – И вообще никак не надо! Мы – путники, зашли перекусить, передохнуть…

– Глязная салая эта – свинарника вонюсяя! Насяльника к сталоста ходить, посьтенная Ли Жи Пень! Его фанза халёся! Для насяльника вамаяси сталоста самая лусяя дать! Сталоста рада будет! Сясье будет! Посёт всей фанзе! – испуганно затараторил трактирщик, словно гости пригрозили поджечь его заведение.

По движению бровей вамаясьца мальчик бросил горшок, вскочил и в вихре шаровар, панталет и халатных пол вылетел на улицу. Не иначе, как радовать Жи Пеня готовым свалиться на него счастьем.

Царевна нахмурилась. Или это была деревня сумасшедших, или что-то тут было не так. И провалиться ей на этом месте, если магия его премудрия не была здесь замешана.

– Агафон, – сквозь стиснутые за представительской улыбкой зубы промычала она. – А ты уверен, что мы выглядим и говорим как вамаясьцы?

– Сима, ты ж не глухая и не слепая, – раздраженно скосил он на нее глаза. – Вот тебе вамаясец. Найди десять отличий.

– У него лоб бритый, во-первых, а у вас нет. Во-вторых, у него коса в шишку на макушке замотанная. В-третьих, затылок у него бритый тоже. В-четвертых, если кто-то из нас так сядет, как он, и просидит пять минут, то не встанет. В-пятых, если он слышит мою речь так же, как я слышу его, не удивлюсь, если он принимает нас за слабоумных. Или иностранцев. И неизвестно, что хуже. И это мы еще их женщин не видели, так что про себя я молчу. И ты совсем-совсем уверен, что в слове "ханью" языкового заклинания ударение на "ю"?

– Это был риторический вопрос, а не экзистенциальный, – обиженно буркнул чародей. – И если кое-кто тут такой умный…

– Умный у нас тут ты. А я эрудированная. Если ты это хотел услышать.

– Я вообще ничего не хотел!

– Ребята, Сеня, Агафон, пожалуйста!.. – обернулся к ним Иванушка со страдальческим видом. – Я, конечно, понимаю, что мы тут все немного более чем немного нервные… но…

– Извини, Агаш, – лицо Сеньки из сердитого сделалось усталым и несчастным. – Я веду себя как мегера.

– Нет, это ты меня извини, – понурился маг. – Наверное, было бы действительно лучше, если бы с вами отправился Адалет. Бытовая магия всё-таки не моё. Не со свиным рылом в калашный ряд.

– Отставить пораженческие настроения, как говорит Граненыч! – ободряюще улыбнулся ему Иванушка.

– Прорвемся, – сжала царевна плечо друга. – А заклинание потом ты попробуй переналожить, ладно? Я это слово… ну или похожее… от вамаясьских купцов в детстве на ярмарках часто слышала, вот и запомнилось.

– Ну вот, всегда так, – усмехнулся Агафон. – Это я должен вас утешать и воодушевлять, а не вы меня.

– У нас просто практики больше, – шкодно подмигнула ему Серафима, и маг невольно хохотнул.

Тем временем, несмотря на свои же слова о том, что его заведение – свинарник, и не переставая хулить себя, свою чаевню, деревню и весь Белый Свет скопом, непригодные для пребывания таких возвышенных персон, как его посетители, Чай Бу Хай поставил воду кипятиться и жестом фокусника расположил перед гостями россыпь коробочек.

– Сясьмин чай, хризаньтем чай, розя чай, лотусь чай, перисик чай, силива чай, импирь чай, земиляника чай, силива, розя и перисик… хризаньтем, сьсьмин, розя и сиповника… – затараторил он, при каждом слове с поклоном указывая на свой ассортимент. Принимая ошарашенное молчание гостей за недовольство, он закачал головой, убрал эти коробочки, выставил новые и продолжил, с каждым новым предложением волнуясь всё больше: – Маньго чай! Мятя чай! Золётой корень чай! Линьмон чай, женьшень чай, перисик, манго, сясьмин и розя чай!..

– Вот этот, этот и этот, – ткнула Сенька наугад, только чтобы он успокоился.

– Халёси выбора, насяльника, пиривасходная вкуса, утаньсённая, восхитительная, настоящая знатока! – завел он глаза под лоб точно в экстазе, расплылся в улыбке, как квашня на столе, и принялся засыпать содержимое коробочек в свои почти игрушечные чайнички.

Гости, чувствуя себя перед сидевшим на корточках Бу Хаем как школяры перед кафедрой учителя, решили последовать его примеру. Они опустились на коврики из соломы, помялись, повозились, складывая под собой ноги так и эдак[32]32
  Изобретая походя несколько новых асан.


[Закрыть] и, устроившись в конце концов по-тамамски, вежливо воззрились на трактирщика, не совсем понимая, что им делать теперь. Запрошенных еды и отдыха им не предоставляли, только обещали, но и то прибытие торжественной делегации старосты отчего-то задерживалось, и с каждой минутой идти на поиски удобств или просто ужина становилось всё более неловко – особенно при таком улыбчивом энтузиазме чайного мастера.

Словно забыв о гостях, он переливал воду из разных кувшинов из чашки в чашку, сливал ее, наливал снова, показывал чашки десятками, невзначай погружая ошалевших путников в такие дебри глинодобычи, обработки, обжига и глазурования, что иному забугорскому землезнатцу и гончару и не снились. Когда же медный чайник запыхтел, хозяин примолк, навострил уши и, услышав что-то доступное одному ему, воскликнул:

– Слысите? Чу… Сюма ветра в ивах… в тутовнике… в бамабуке… В сёсьнах! Вода сварилася!

И проворно сняв чайник с огня, принялся разливать сварившуюся воду по глиняным чайничкам. Пару минут спустя, когда чай напарился, вместо того, чтобы разлить его по чашкам и спокойно выпить, Бу Хай принялся распределять его по всему своему ассортименту чашечек, способному посрамить посудную лавку.

– Есили мы нальем этот чай в эту чаську… а она из гилины хёлёдного севера… аромата будет такая… – азартно совал он одну чашечку-наперсток под нос то Агафону, то лукоморцам.

– Ну, чай, – искоса переглянулись мужчины.

– А есили налить этот же чай в сяську из гилины, привезенной с юзьных склонов холма Пиредков… Сюсьтвуете? Сюсьтвуете?! Иная запаха совсема!

– Ну, чай…

– Есили в сяську из зёльтой гилины, сьто привозят из Таньваня… Сюсьтвуете? Сюсьтвуете?! Силовна другая сорта!

– Ну, снова чай…

– Сделайте умные лица и кивайте! Не позорьтесь перед державами! – прошипела им царевна, хоть сама чувствовала себя не дегустатором, а лопухом, обжуливаемым в уличную игру в три стаканчика. Только тут от нее требовалось угадать, где наилучший чай. После пятой попытки она начинала понимать, что найти яблоко у площадного мошенника со стаканами было гораздо проще.

– С казьдой заварькой зеленая чая становися темнее. Обратите винимание! Света бедра трехидневного оленёника при перивой, света хребита малидого фореля – при виторой, света глазя императорсикой лани – при тиретьей!

– А у нас наоборот, как правило, получается, – смущенно хмыкнул Иван.

– И вообще я не понял, – насупился Агафон. – Если уж нас жрать не кормят, так хоть чаю-то сегодня дадут?

Бу Хай испуганно расширил глаза, забыв про чай, и сделал попытку стукнуться лбом о столик: Иванушка еле успел подложить ладонь. Сенька же, решив, что если ужин не идет к путешественникам, то и не надо, потому что у них свой есть, запустила руку в мешок и, немного порывшись, выложила на стол чайному мастеру полголовки сыра, круг копченой колбасы, четыре помидора, маринованные грибы в горшочке, соленые огурчики – в другом, черный каравай, пирожки, сахар и бутылку лукоморского плодовоягодного. При виде изменившегося натюрморта его премудрие ожил, а Иван стал потирать ладони не только оттого, что лоб Чая оказался слишком твердым.

– Кушать подано. Садитесь жрать, пожалуйста, – улыбнулась царевна и выудила из-за голенища нож. Вамаясец умудрился попятиться, не сходя с корточек, но Сенька, благодушно ему подмигнув, взялась за нарезку продуктов.

Через минуту путешественники уплетали гостинцы Адалета. Немного покочевряжившись[33]33
  Как назвала это царевна. Сам Чай именовал это «попытаться соблюсти лицо», даже если у этого лица слюнки потекли при виде иноземных разносолов.


[Закрыть], к ним с азартом присоединился и хозяин. Под огурчики, колбасу и подначку гостей он выпил несколько чашечек обманчиво-сладкого вина, и дальше уже в состоянии отстраненного ошаления, граничащего с ужасом, наблюдал, как его недодегустированный эксклюзивный чай святотатцы слили в медный чайник, досыпали туда заварки из нескольких коробочек, подкипятили, подсахарили, разлили по блюдцам и принялись дуть литрами, причмокивая и заедая пирожками с повидлом.

Кто из путников первым заметил испуганный вид хозяина и кто сказал, что от такого испуга есть только одно средство, теперь уже не вспомнить, но из мешка на столик за первой последовала вторая бутылка лесогорского, потом третья… К появлению четвертой Бу Хай уже вовсю обнимался с новыми побратимами, пил чай с сахаром и пирожками вприкуску и тянул вслед за гостями: "Не слисни в сяду дазе сё-ро-хи".

– Эх, кабуча… – утер непрошенную слезу его премудрие, слово "слух" в отношении которого можно было использовать только для обозначение органа чувств. – Душевно выводит! Еще бы лукоморский ему подучить – и заслушаться можно было!

– Всё-таки гостеприимный народ, эти вамаясьцы, – одобрительно выдохнул царевич, откладывая последний пирожок, уже не помещавшийся в его организме.

– Душевный, ага, – согласилась его супруга, засовывая в рот отказника.

– И тяпнуть не дураки, – кивнул Агафон на пустые бутыли.

– Ну что, поели, можно и поговорить? – улыбнулась Серафима хозяину.

И тут в столик рядом с ее рукой впилась стрела. Вторая ударилась туда, где располагалась ее спина – и которой там больше не было. Миг – и пара метательных ножей находит цель. Еще секунда – и незримый воздушный кулак, проломив стену, отшвыривает всё живое и не очень в канаву. Мгновение – и выкрик: "Погодите, тут какое-то недоразумение, давайте с ними поговорим!" опускает руку царевны с третьим ножом и рассыпает готовое сорваться заклинание огня в черные искры.

– Какого Гаурдака кривоногого?!.. – рыкнула Сенька на супруга. – Они нас расстреливают без объявления войны, а ты…

И тут ей в голову пришла одна, но логичная мысль.

– Чаёк, – ласково глянула она на Бу Хая, скукожившегося под ее проникновенным[34]34
  Как хорошо наточенный меч.


[Закрыть] взором. – А не объяснишь ли ты нам, сердешный, откуда приперлись эти макизары?

– Патриа о муэрте, – смущенный донельзя, пробормотал вамаясец и опустил голову.

– А ну-ка, идите сюда… – под тихий речитатив заклинания Агафон принялся делать экспрессивные пассы, и из кювета, грязные, контуженные и сконфуженные, выплыло полтора десятка аборигенов в желтых повязках на головах и медленно подрейфовало в чаёвню.

Пока ополченцы не опомнились, Серафима отобрала их арсенал, состоявший из нескольких луков и десятка кос и цепов, вернула свои ножи, а Иванушка, отыскав опытным взглядом предводителя и помощника[35]35
  По ранам от ножей его супруги их опознать было очень легко.


[Закрыть], обратился к ним с речью:

– Мы с друзьями – мирные путники, и в вашей стране совсем недавно. Нам казалось, что более дружелюбного народа, чем ваш, трудно представить. И вдруг, ни за что, ни про что вы пытаетесь лишить нас жизни. За что?

– Но пасаран, – вызывающе зыркнул на них вожак, и не успела Сенька подумать, что с заклинанием языка точно надо что-то делать, как второй заводила, презрев все реалии, угрюмо потребовал:

– Хенде хох! Восвояси капут!

Агафон побагровел так, что кто-то в толпе нервно охнул:

– Матка боска честонховска…

Чай вывернулся вперед и, вскинув ладони, умоляюще проговорил:

– Вотвояси-Восвояси бхай-бхай!

Скрежеща зубами, сверкая очами и не глядя на друзей, его премудрие протянул руку:

– Амулеты.

– Не, а я чё… я ничё, – не задавая вопросов, царевна проворно сняла свой и положила ему в ладонь. Иванушка последовал ее примеру.

Приперев обезоруженных, и оттого растерявших воинственный пыл крестьян к стене и позволив им заняться оказанием первой помощи нуждающимся, используя повязки по назначению, лукоморцы дали магу поэкспериментировать с акцентами и ударениями лингвозаклятья. К счастью, корректировка не потребовала начертания септограммы, и через десять минут деревянные узелки были возвращены на привычные места.

– Раз, раз, раз, – буравя пылающим взором Чая, проговорил его премудрие. – Как понимаешь меня? Приём.

Глаза чайного мастера расширились.

– Так вы можете по-вотвоясьски говорить как люди?

– Гут, – облегченно выдохнула царевна. – Коммуникация состоялась.

– А теперь давайте знакомиться, – улыбаясь, проговорил царевич. – Мы не из Вамаяси. Мы только так кажемся. Мы прибыли из Лукоморья – далекой страны. Это – моя жена Серафима Евстигнеевна…

По тут же остекленевшим взорам крестьян было ясно, что столько слогов одновременно в вотвоясьском мозгу, избалованном родным языком, не помещалось.

– Серафима. Се-ра-фи-ма, – решил упростить понимание Иван. И еще упростить. – Си-ма. Ца-рев-на.

На этом крестьян постигло просветление.

– Сы Ма… Цянь, – осторожно кивнул предводитель. – Понятно. Мы не знали, что вы – женщина. И что еще живы. Да продлятся ваши лета до тысячи.

Не ведая, принимать это как комплимент или наоборот, Сы Ма Цянь промолчала, и ее супруг продолжил представления:

– Это, – указал он на его премудрие, – А-га-фон. Последний Хранитель.

– Ай Гей Фен, – послушно повторил один из крестьян.

– Агафон, тебе говорят! – нахмурился маг.

– Он и говорит – "Ай Гей Фен", – недоуменно глянул на него другой.

– Не "Ай-Гей…"

– Ладно, оставь, – махнула рукой Серафима. – Язык у них такой.

– Ну конечно! Не тебя же обозвали! – буркнул волшебник.

– А как ваше уважаемое имя? – обратился предводитель к царевичу.

Не экспериментируя с "Иваном Симеоновичем, третьим сыном лукоморского царя", тот сразу остановился на простейшем варианте, уверенный в моментальном благоприятном исходе…

– Я – И-ван.

…и не ожидая моментального коллективного падения на колени лбами в пол.

– Эй, вы чего? – не слишком дипломатично потребовал он ответа. Массовое челобитие при его приближении стало немного надоедать.

– Й-й-йянь В-в-в-ван!.. – дрожащим шепотом просипел вожак народных масс, растеряв остатки воинственности, и снова впечатал лоб в циновку.

Гости растерянно переглянулись. Сенька задумчиво свела брови. Было ясно, что ненароком вотвоясизированное имя Иванушки совпало с именем какого-то местного правителя или полководца, и что теперь предстояло или разубедить их, или по обстоятельствам. Но в первую очередь надо было ненавязчиво выяснить, чье имя они заняли.

– Вижу, даже жители этого скромного селения слышали про Янь Вана, – торжественно произнесла она, пресекая попытки супруга вмешаться. – И надеюсь, добрая слава этого имени облетела всё Вамаяси как ветер.

– Янь Ван, да умножатся его бессчетные годы до бесконечности, добр и полон сочувствия к людям! – не поднимая головы, прогудел в землю Чай.

Серафима позволила себе немного выдохнуть: значит, бить не будут, по крайней мере, не сейчас: о цене лестного отзыва в адрес властьпридержащего в его присутствии она догадывалась.

– Янь Ван, да обратит на него Нефритовый Государь свой благословляющий взор, имеет доброе сердце! – поддержал односельчанина крестьянин – тоже не меняя позы.

Иван заулыбался, но тут же посерьезнел. Зная своего мужа, царевна могла предположить, что теперь его будет мучить мысль, а достоин ли он разделить, хоть и недолго, славную репутацию своего тезки.

– Янь Ван, да навестят его с дарами восемь Бессмертных, – благоговейно провозгласил предводитель народного восстания, – иногда отпускает души умерших, если у них осталось незаконченное важное дело на Белом Свете!

Рот Сеньки распахнулся, глаза Агафона вытаращились, Иванушка подавился вдохом.

– С дуба падали листья ясеня…

– Но я не…

Условный сигнал "молчи и слушай меня"[36]36
  Сапогом под косточку.


[Закрыть] прервал отречение свежеиспеченного владыки царства мертвых.

– Янь Ван доволен, – торжественно сообщила она, несмотря на очевидное[37]37
  Искаженную обидой и изумлением физиономию.


[Закрыть]. – Теперь, когда вы знаете… или догадываетесь… кто мы такие…

Она многозначительно замолчала – и расчет сработал. Ополченцы наперебой застучали лбами об пол и затараторили:

– Догадываемся!

– Знаем!

– Янь Ван, да пребудет с ним на десять тысяч лет благоволение Неба – владыка царства мертвых!

– Сильномогучий Ай Гей Фен – гуй-ван, князь сторожевых бесов!

– Сы Ма Цянь – жена Янь Вана, небесная дева неописуемой красоты…

– …наверное.

– Почему наверное?

– Потому что сначала я не успел рассмотреть, а сейчас тоже не вижу, у меня глаза не на затылке, если ты помнишь.

– Как на чужих жен пялиться, у тебя глаза вырастают на чем угодно!

– Кто пялится?

– Ты пялишься!

– Я пялюсь?!

– Ты пялишься!

– Да я…

– Цыц, бестолковые!

– Он пялится…

– Я не пя…

– Ой!

– Ай!

– Чего сразу драться? Я же просто…

– И я…

– ЦЫЦ! Простите их, о великие господа!

– И госпожа.

– Да, конечно, и добродетельная госпожа!

– И прекрасная!..

– …наверное.

– И если вы не хотите, чтобы кто-то знал, что вы сошли на Белый Свет…

– …мы не пророним ни словечка…

– …ни одной живой душе!..

– …и мертвой тоже!

– И извините, умоляем, ваших глупых недостойных рабов за то, что по незнанию осмелились поднять руку на высочайших гостей!

– Когда отправите ваших непутевых рабов в ад, где нам самое место за нашу дерзость…

– …умоляем, не воплощайте нас в сколопендр…

– …или слизней…

– …на слишком долго.

– Но я…ай-й-й!

– Янь Ван обещает подумать над вашей просьбой.

Дружный лобовой грохот, сотрясший чаевню, был Сеньке радостным ответом.

– А теперь, – продолжила она благодушно, как сытый тигр, – скажите нам, в какой точке вашей дивной страны мы очутились и как далеко располагается столица Вамаяси.

– Так вы… явились… не за нами?.. – захлебываясь от нежданно свалившегося на его голову счастья, просипел Бу Хай.

– Нет. За императором Вамаяси и его Вечными, – честно ответил Янь Ван.

– Туда им и дорога! – грянул крестьянский хор.

– А теперь встаньте, пожалуйста, – презрев интриги жены, попросил Иванушка. – От такого количества лежащих предо мной людей я чувствую себя как-то… не по-человечески.

Никто не шевельнулся.

– Не понял. Чего валяемся? Баньян… Вань Ян… Янь Ван… приказал же, – строго напомнил аудитории гуй-ван. Вамаясьцы завозились, страдальчески замычали, но принимать вертикальное положение не спешили.

– Чай, – обратилась к хозяину чаевни Серафима, и, к ее удивлению, из-под бровей осторожно выглянули сразу несколько человек.

– Чай Бу Хай, – конкретизировала она задачу.

– Ничтожный раб обратился во внимание, пленительная госпожа, – прогудел в пол чайных дел мастер.

– Объясни, пожалуйста, его сиятельному величеству, отчего люди так странно ведут себя.

– Недостойные рабы в присутствии императора, чей лик затмевает Луну и Солнце, обязаны стоять на коленях и не могут подняться в его присутствии.

– Мой муж – не император…

Но не успел Иванушка порадоваться раскаянию супруги, как она продолжила:

– …Он – повелитель ада. Ему не нужны почести смертных. Он и без них знает, кто есть кто и чего стоит.

– Но императору почести нужны не для того, чтобы… – возразил хозяин и замялся, – …чтобы… А чтобы…

– Чтобы мы могли показать нашу к нему любовь и преклонение! – пришел на помощь вожак макизаров.