Текст книги "Хождение Восвояси (СИ)"

Автор книги: Светлана Багдерина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 53 (всего у книги 56 страниц)

– То есть как – не пустили? – нахмурилась царевна. – У вас еще в город могут не пустить?

– Да, а то как же!

– А по какому принципу?..

– Не пускает стража, если у тебя вид подозрительный, то есть ты бродяга, – принялся загибать пальцы Косо-сан, – или если ты актёр, или больной, или гайдзин… иноземец, значит… или конь твой подозрительный… или…

– Спасибо, мы поняли, – губы гайдзинки на более чем подозрительном коне недобро скривились. – Но вы не волнуйтесь. Нас – пустят.

– О, я и не переживал за это! – честные восторженные глаза Обаоки встретились с мрачными Сенькиными очами. – Вам подвластно всё, особенно… если это не связано с магией тэнгу, древней и опасной. А если не секрет, что вы желаете отыскать в городе? Нечасто северные демоны слетаются в наши мирные края! Извините меня, но невольно… потому что не глухой… а едем мы рядом… я услышал, что дело касается каких-то пропавших малюток…

– Не пропавших, а украденных императорским советом колдунов, – сурово уточнил Иван.

– Вечными?! – с круглой физиономии самурая сошла краска вместе с обожанием, оставляя не слишком благородную бледность и ужас.

– Всё настолько плохо? – Серафима встревоженно глянула на мага, но ответил ей Обаока.

– Вечные – это часть правительства тэнно Маяхаты… да умножатся его годы до тысячи… Тэнно Маяхата – это глава империи… Империя… это Восвояси…

– И что же? – мягко подтолкнул к ответу примолкшего самурая Иван.

– Все подданные империи связаны с ней законом гири… и с тэнно… а Совет Вечных – это практически правительство… А в этом, наверняка, еще и тайсёгун Миномёто замешан… который отдельная… отдельное… отдельные…

– Гири? – подсказал царевна. – Трёхпудовые?

Косо жалко кивнул.

– И что это значит? – угрюмо вопросил маг.

– Это значит… – самурай понуро втянул голову в плечи, – что я должен на вас донести начальнику стражи на въезде в город… первыми же словами… минуя приветствие.

Агафон напрягся. Рука Серафимы незаметно легла на рукоять скрытого метательного ножа. Назревал новый кризис, и Обаока это понимал. Пальцы его сжали и выпустили рукоять катаны. Понурившись, он вздохнул:

– Я не могу причинить вам вреда, – и, не видя усмешек иноземцев, добавил: – Ведь я же связан и с вами законом гири… И к тому же дети… Пусть даже это Вечные – но это же дети!.. Но и с императором… и с Советом через него я тоже… и…

– Вот ведь тяжёлая атлетика!.. – в сердцах сплюнул его премудрие.

– Но что я поделаю! Я же слышал! – отчаянно воскликнул самурай. – Вот если бы я не слышал ничего…

– А можете вы сделать вид, что ничего не слышали? – озарилось идеей лицо Иванушки.

– То есть… как?

– Ну вы же могли приотстать, когда мы это обсуждали. Или мы могли использовать язык… демонов. И тогда вы…

– Ничего не услышал бы? – воспрянул Обаока.

– Именно!

Самурай медленно кивнул:

– А ведь если вспомнить, то действительно я останавливался, чтобы ответить на зов природы, когда ветер донес до меня несколько несвязанных слов, которые я даже не разобрал толком! А додумывать и сочинять – не мужское дело!

– Верно подмечено! – с облегчением кивнул маг.

– Тогда вперед? – Серафима нетерпеливо побарабанила пальцами по шее коня.

– Погодите, – Агафон погрозил им пальцем. – Перед тем, как мы появимся у городка козопасов, мне надо поработать над нашими обликами.

– Не-е-е-е-ет! – дуэтом взвыли Иван с супругой – но было поздно. Из рукава чародея самоизвлеклась заветная шпаргалка, и со словами: "Вы не волнуйтесь, я уроки прошлого раза учёл и усвоил" он взялся за наложение иллюзий.

Обаока сокрушённо закачал головой:

– Иноземный демон колдует без разрешения от Совета Вечных, чтобы обмануть городскую стражу! Говорят, за такие сведения Вечные щедро вознаграждают! Жаль, что я этого не видел, потому что как раз ушёл попить водички из родника за поворотом…

Спустя пару часов в быстро сгущающихся сумерках к городу подъезжали галопом на тощих коровах три вамаясьские сестры-близняшки лет девяноста пяти в сопровождении невозмутимого самурая[273]273
  Безостановочно хохотать два часа подряд очень сложно.


[Закрыть]. Одеты все четверо были в одинаковые мужские кимоно. Через холку одной из коров была перекинута дохлая рыба-пила. Дорога шла по равнине. На фоне темнеющего неба зубцы стены почти сливались с подступающей ночью, лишь далёкие сполохи – от фейерверков, наверное – изредка подсвечивали их, но Серафиме казалось, что наверху стоят патрули и видят насквозь через их нелепый магический маскарад. Умом она понимала, что вряд ли возможно что первое, что второе, но нервы, решившие отыграть всё неотпсихованное за несколько недель, пошли во все тяжкие. А если видят? А если мы не успеем? А если ворота закроются? А если…

– Ворота Расёмон… не закроются… до наступления… полуночи! – без надежды на результат восклицал самурай каждые три минуты. – Может… поедем… чуть медленнее?

– Потом, – неизменно угрюмо отвечала на его предложение одна из сестер и пришпоривала свою бурёнку, тоже не отличимую от товарок.

– А я читал, что встретить близнецов – хорошая примета в Сулеймании! – шипела сквозь зубы средняя бабка. – А еще я читал, что в Слоновьем королевстве на коровах ездить считается особым шиком! И нет в этом ничего подозрительного! И если кое-кто имеет иные идеи и средства маскировки…

– Нет, Агафон, ты меня не понял, – бормотала третья старушка. – Я же не против… Но если нам попадется неначитанный караул… и если Сеня возьмет их образование в свои руки…

– Твоя жена – твоя проблема! – почти прорычала средняя бабка. – У меня своей хватает! Могу поменяться!

Рыба у его коленок дернулась и снова попыталась взмыть, но отчаянные манипуляции на грани возможностей мага смогли перехватить ее в полуметре над головой коровы – и медленно опустить на исходное место.

– К-кабуч-ча… – его премудрие, тяжело дыша, без сил уткнулся лбом в шею своей коровы.

– Агафон?.. – встревоженно наклонилась к нему Иван. – Я могу помочь?

– Забери его… от меня… к бабаю якорному…

– Давай!

– Да отвяжись ты! "Давай!" Не сможешь ты его удержать! Я… не могу! И если что-то… где-то… с этой гирей на ногах я бесполезен нам!

– Но что я… мы…

– Ничего! Просто помолчи! Прости…

– Ничего. Держись. Пожалуйста.

Еще несколько минут – и стража у ворот встретила их подозрительным прищуром и скрещенными алебардами: путники едва успели остановиться.

– Кто вы?! – испуганно вопросил начальник караула у коровьей физиономии в пяти сантиметрах от его.

– Срочная доставка свежей рыбы! – нетерпеливо воскликнула старушка справа.

– Свежей рыбы?.. – взгляды караульщиков поискали бурдюки или горшки, но увидели только носатое чудовище поперёк седла.

– Свежей?.. – переглянулись они и потянули носами. Словно заметив внимание, рыба шевельнула хвостом.

– Я не сдохла, я сплю! – загробным голосом промычала она.

Стража попятилась. Старушка-спикер зыркнула на товарку-рыбохранительницу и продолжила:

– Это жертва на главный алтарь прекрасноликой Мимасите от общины русалок-весталок на западном склоне холма Утренней Полупрозрачной Тени Под Склонившейся к Воде на Сорок Три Градуса Южной Широты Сосной на ее именины, которые приходятся на день благодарения Солнца! То есть она должна быть готова к завтрашнему восходу!

– Кто… из них?.. – пытаясь переварить услышанное, ошарашено уточнил один из стражей.

– Все!

– А… к-коровы?..

– Священное животное Мимаситы в общине!

– А весталки – вы, что ли? – гыгыкнул высокий.

– Нет, мы русалки. Еще вопросы будут?

– Спаси нас Мимасита… – прошептал коренастый стражник.

Начальник караула истово кивнул, соглашаясь, и махнул рукой:

– Проезжайте, почтенные девы.

– Вы не представляете, как мы рады… – выдохнула одна из старушек, проносясь с места галопом по широкой мостовой под решеткой.

– Смотрите! Там у них что-то горит! – тревожно выкликнула за поворотом старушка-Иванушка.

– И взрывается, вроде?.. Где это горит-то? – обернулась старушка-Серафима на Обаоку.

Тот задумался, прикидывая так и эдак – и побледнел:

– Не может быть… Там, мне кажется, где Запретный Город!

– Очень хорошо, – впервые за долгое время улыбнулась старушка-Агафон.

– Отчего? – опешил самурай.

– Значит, Ивановна точно там…

Сенька хотела возмутиться, но подумала – и не стала. Отвергать комплименты – дурной тон.

– …а где она – там и Ярик, – договорил маг.

– А мы где? – оглянулся Иван.

Просторная улица, по которой они ехали от ворот, исподволь похудела, наверное, оттого, что то и дело распадалась на улочки, переулки и закоулки различной ширины и освещенности, и стала почти неотличима от самой широкой из них. Как теперь добраться до центра города, стало совсем не очевидным.

– Скачите за мной! – Обаока махнул рукой в направлении улицы, которую лукоморцы проехали бы, не одарив взглядом. – Туда!

И редкие прохожие, не спешившие домой, увидели, как три пришпоренные бабками коровы рванули вперед, обгоняя племенного жеребца под самураем.

Поворот… другой…

– Стой!!!..

Отчаянный вопль Агафона и вспышка магии разорвали покой тёмного переулка. Царевна оглянулась – и дыхание ее перехватило: с холки Агафонова скакуна снова поднялся в воздух котэнгу, но на этот раз ни путы чародея, ни его отчаянные усилия человорона не остановили. Он взлетел до крыш, покрутил головой и, высмотрев что-то, устремился туда. За спиной его раздуваемым ветром плащом раскрылись невесть откуда взявшиеся крылья.

– К-кабуча!..

Агафон исступлённо пытался развернуть коня посреди улочки, шириной с повозку. Удар хвоста – и градом посыпалась штукатурка. Взмах морды – и дыра в стене засияла огоньком домашнего фонаря.

– Не крутись! Скачите к Запретному Городу! Я его догоню и приеду туда! – выкрикнул с перекрёстка Иванушка, ехавший последним.

– Но ты не маг!

– Какая разница! – не задумываясь о всех смыслах своей фразы, царевич дернул повод своего скакуна, разворачивая, и тяжелый грохот каменных копыт по булыжнику заполнил кривой проулок.

Не опуская головы, жадно ловя черный силуэт на лиловом небе, доверяясь лишь здравому смыслу подарка богини и удаче, Иван молотил пятками по бокам коня, и тот скакал напролом, в гору ли, под гору, сломя голову, перепрыгивая через канавы, свалки, прохожих и бродячих собак. Вывески, окна, ширмы, ставни, фонари мелькали перед глазами и слились в одну бесконечную полосу, не позволяющую больше понять, где он находится. Богатый район? Бедный? Базар? Площадь? Мастерские?.. "Только не упустить, только не упустить, только не…"

Силуэт пропал.

Секунду назад он мелькнул меж крыш впереди – и на тебе! Перекрёсток – и никакого ворона…

Взгляд царевича заметался по сторонам. Потерялся? Спрятался? Устроил засаду? Прилетел, куда хотел? А куда хотел?..

Четыре улицы – четыре двери по углам. Четыре приплюснутых как тыквы бумажных фонаря – три оранжевых погасших и один зелёный, еле теплившийся. Четыре вывески. "Хлеб", "Женские мелочи", "Свежие овощи" и "Счастливый кувшинчик", над входом в который и горел зелёный светильник. Зашёл туда? Купить пару тарелок и молочник?

Подивившись нелепости такой мысли, Иван хотел начать объезд окрестностей вслепую, но дверь посудного магазина распахнулась, и из неё на мостовую вывалились две растрёпанных фигуры с глазами не столько косыми, сколько озадаченными.

– К-как ты д-думаешь… ув-важаем-мый… Пей То Лян… к-да… м-мы… д-дём? – пробормотал абориген в полосатом халатике и банных тапочках, носимых тут и в пир, и в мир, и в добры люди.

– М-мы не… д-дём. М-мы… ув-важ-жаемый… Пей Ко Лян… пл…зём, – ответствовал его товарищ в халатике зелёном.

– Зл-л-тые… сл-лва. А п-пчему мы… пл-лзём? А не с-сидим з-за ст-тлом… к пыр-меру?

– Пт-тому что… пт-тому что…

Взор Пей То Ляна затуманился – как-то по-знакомому.

– Пт-тому что… т-так… надо? – неуверенно проговорил он.

Пей Ко Лян икнул, склонил голову набок – то ли обдумывая ответ, то ли прислушиваясь к своим ощущениям – и кивнул:

– Т-точно. Т-так. Н-надо. П-пдём?

– К-кда?

– Отс-сюда, – на этот раз уверенно выпалил выпивоха, поднялся на ноги и, собутыльники, держась то друг за друга, то за стены, направились по улочке на далёкий свет другого зелёного фонаря.

Котэнгу пришёл в себя и первым делом улетел от них, чтобы напиться?!.. Пожалуй, версия о покупке молочника звучала реальней.

Иванушка, отчаянно жалея, что на его месте – не Агафон, спешился, привязал коня, поправил одежду, откашлялся и, не находя больше поводов для задержки, вошёл внутрь.

"Счастливый кувшинчик" встретил его полумраком, разбавляемым единственным фонарём – тоже не очень ярким, но хоть не болотно-зелёным – и взглядом двух пар глаз. Одна, хозяина – остановившаяся в рассеянном недоумении. Вторая, неприязненная – котэнгу.

– Добрый вечер… – проговорил Иван и смолк, мучительно соображая, как продолжить. "Не соблаговолит ли многоуважаемый котэнгу пойти со мной?" "Нам срочно нужна ваша помощь, только не знаем, в чём?" "Теперь, когда вы убедились, что от нас не уйдёшь…"?

Трактирщик медленно, будто во сне, брёл с подносом, уставленным кувшинчиками от края до края, к единственному занятому столику, за которым на расстеленном соломенном коврике, поджав под зад пятки по вамаясьскому обычаю, пристроился человорон – и уже с питьём. Отняв зелёный кувшинчик от губ, он хмуро зыркнул на вошедшего:

– Убирайся.

И не успел Иванушка и слова больше сказать, как ноги его сами вынесли наружу.

Огорошенный царевич вдохнул прохладного влажного воздуха, потряс головой, проясняя ум, решительно насупился и предпринял вторую попытку.

На улице он оказался едва ли не быстрее, чем в первый раз.

– С дуба падали…

Третья попытка принесла ему зарождающуюся головную боль, мутные круги перед глазами и несколько минут воспоминаний, что он тут делает и зачем всё это надо.

"Дети! А там пожар!" – кольнуло в завершении процесса как иглой. – "И Сенька! И Агафон! И Обаока-сан!.."

Не совсем понимая приоритеты и причинно-следственные связи, он яростно затянул ремень и с яростным "Да какого лешего!..", пинком распахнув дверь, ворвался в зал.

Кто он, где и по какой причине на этот раз пришлось вспоминать гораздо дольше.

Привалившись к тепловатой еще от солнца штукатурке лбом, под которым притаилась тупая пульсирующая боль, царевич глубоко вдохнул несколько раз, успокаивая молотящееся сердце, растрёпанные нервы и мысли, мечущиеся как пьяные курицы.

– Спокойно… спокойно… Надо рассуждать логически… – шепотом, чтобы не уходить от предмета разговора с самим собой, упрямо забормотал он. – Отчего я всё время оказываюсь на улице? Что происходит? Давай вспоминать. Так… Я открываю дверь… Захожу… Встречаюсь с ним взглядом… Так… И он говорит… или не говорит? Нет. Погоди. Дай вспомнить. В первый раз он что-то сказал. А потом… Нет, совершенно точно: ничего он больше не говорит! Он просто таращится на меня, и… и?.. И всё? Хм. Получается, он наводит морок, или как это по-научному называется, когда я… с ним… Хм!

Котэнгу допивал восьмой кувшинчик и плавно погружался из уныния в депрессию, когда дверь снова распахнулась.

"Что, опять?!.."

Скривившись, словно вместо сакэ ему подсунули суп, человорон грохнул по столу кулаком, промахнулся, попал себе по коленке, переворачивая заодно локтем пустые и полные кувшинчики, яростно вперился убийственным взором в глаза этого навязчивого… как он там… и не нашёл.

Ощупывая перед собой путь носком сапог, к его столику осторожно двигался тот же самый… этот… как он… – но с плотной повязкой на пол-лица. Словно завороженный, котэнгу наблюдал, как вошедший налетел на один столик, другой, своротил вазу с экибаной – хорошо, что из соломы и та, и другая – и остановился рядом с ним, едва не наступив ему на руку. Отдернув пальцы, котэнгу медленно поморгал, силясь рассеять алкогольные пары.

– С-слушай… Какого Миномёто тебе от меня…

Гайдзин открыл рот, собираясь сказать одно, но вдруг выпалил совершенно другое – по его лицу было видно:

– Давай выпьем. Что-то на душе неладно…

За века, прошедшие с его появления на Белом Свете, с ним говорили о многом. О долге, славе, позоре, наказаниях, предательстве, хитрости, жестокости и деньгах, но о душе…

– У меня нет души.

– Ерунда, – упрямо мотнул головой гайдзин. – Души есть у всего живого. Учёные говорят, что даже у деревьев и камней есть, хоть это не факт. Но ты-то не деревянный.

– Нет, – ответил котэнгу, то ли признавая своё несостояние в родстве с берёзками и рябинами, то ли продолжая отвергать наличие у себя души.

– Я – Иван. А тебя как звать?

– Звать?..

Человорон задумался. А было ли у него имя? "Котэнгу", "ужас в ночи", "тайсёгуново орудие", "чёрная тень", "императорский шпион" – его называли по-разному, этого не отнять. Но было ли у него имя?..

– Ну да, – терпеливо повторил Инь Ван. – Имя. Мама тебя как назвала?

– Мама…

Горло перехватило. Матери своей он не помнил, но историю появления на Белом Свете и при дворе Маяхат знал прекрасно – от многочисленных пересказов, с каждым разом обраставших всё большим количеством унизительных для него и дочери императора подробностей, она становилась длиннее и длиннее, пока от сюжета не осталась лишь пара фраз. Остальное – описание того, каким несчастьем и ужасом для семьи императора было его рождение, какую милость оказали ему его венценосные родственники, оставив жить при дворе – и просто оставив жить, и как именно он должен их всех отблагодарить – и просто как он им всем должен. Но имя?..

– Мама…

Он опрокинул в рот содержимое кувшинчика, сглотнул и устремился вглубь воспоминаний, надёжно похороненных под толщей времён, преступлений, боли и обид. Мама… Что-то тёплое, нежное… Голос… тихий… Прикосновение рук… Ощущение губ на лбу… и капель на лице. Тёплых. И песня! Какая-то песня!.. Он не помнил её, проклятие, отчего он попытался восстановить ее только теперь?! Что в ней пелось?!

"За нами… придёт… Самураи… буси… с мечами… За нами… Спрячет нас… под крылом… За нами… За нами…"

Что в ней пелось?!..

Впрочем, какая разница.

Мама.

– Занами, – сипло выдохнул котэнгу. – Моё имя – Занами. Проклят будь этот день… Зачем ты меня спросил?!

– Давай выпьем.

– Садись. И сними эту дурацкую тряпку. Если бы я хотел отправить тебя на городскую стену немного попрыгать – я мог бы это сделать хоть с чугунным котлом на твоей голове…

– Запретная площадь – там! – Обаока Косо ткнул пальцем в пространство между домами в конце улицы, то и дело подсвечиваемое узкими вспышками – точно молнии невдалеке сверкали, попадая то по складу жестяных товаров, то в мастерскую алхимика.

– Что там? – не расслышала Серафима.

Даже если бы кто-то выкрикнул сейчас ей что-то прямо в ухо, она вряд ли бы сразу поняла. Напряжённая, как натянутая тетива, душой и мыслями он была там, за стеной, и каждая лишняя минута, проведённая тут, проживалась зря.

– Площадь! Запретный Город! Ворота парадные! – не слишком успешно пытаясь перекрыть раскаты грома, прокричал самурай, широко разводя руками, будто изображая всё перечисляемое сразу.

Серафима, мотая головой, подъехала поближе.

– Площадь Запретного Города там, говорю, – натужно откашлялся и повторил Обаока. – Тэнно, да увеличится его благосостояние до миллиона коку риса, там живёт. И тайсёгун Шино. И Совет Вечных.

– Самое главное, – недобро хмыкнула царевна.

– А я на этом месте попрощаюсь с вами и пожелаю успеха вам и удачного обретения семейного счастья вашим малышам, – чуть смущённо повёл плечами самурай.

– Благодарим вас, Косо-сан. Вы нам очень помогли, – Серафима приложила руку к сердцу и поклонилась.

Самурай ответил ей степенным поклоном.

– Спасибо, – склонил голову и Агафон. – Но отчего именно здесь вы нас покидаете?

Обаока кривовато улыбнулся:

– Чтобы нечаянно не увидеть то, о чём я буду обязан сообщить городским властям, это во-первых. А во-вторых, стража на воротах, в отличие от меня, страдает очень хорошим зрением и памятью.

– Приятно встретить человека с рациональным мышлением, – дрогнули в улыбке губы Агафона, всю дорогу угрюмо оглядывавшегося и не проронившего ни слова.

Обаока сложил перед грудью руки лодочкой.

– И я был рад знакомству с вами. Удачная встреча, счастливые звёзды. Уверен, что буду рассказывать о нём своим детям с гордостью, лишь бы поверили. Прощайте, северные демоны! Да освещает вам путь ясноокая Мимасита!

Самурай отпустил поводья, выдохнул и ссутулился, точно отдал расставанию последние силы.

– Вассё! – шлёпнул он пятками жеребца, и тот устало поцокал во тьму лабиринта столичных улочек.

Агафон и Серафима переглянулись. Они у цели. Что теперь?

– Давай пока просто проедем по площади и оглядимся, – предложил маг.

Вдалеке за стеной что-то свистнуло и заполыхало, как рассекаемое гигантским мечом северное сияние.

– Что-то мне там не нравится…

– Мне тут уже полчаса ничего не нравится! – взорвалась царевна. – Они там! Я чую, они там, в гуще всего!

– Сима, спокойно. Мы проезжаем по площади, оглядываемся, ломаем стену, пока никто не видит, забираем Ивановичей и уезжаем домой. Как тебе такой план?

– Уже лучше, – сжатые в ниточку Сеньки дрогнули в тени улыбки. – Вперёд?

– Вассё.

Проехав по чисто выметенной безлюдной площади, освещаемой гроздью пузатых жёлтых фонарей над воротами, и несколько сотен метров вдоль так же ярко освещённой стены, они пришли к двум выводам. Первый – что видят их всегда: несколько пар настороженных глаз постоянно следили из-за зубцов за их перемещениями. И второй – что сломать стену просто так не удастся.

– Но ты же говорил!.. – прошипела Серафима, едва они свернули с дороги, огибающей Запретный Город, на полутёмную улочку.

Прохожие, позабывшие о цели своего ночного похода, нерешительно топтались у крайних домов, не сводя глаз с далёких фейерверков, в раздумьях, бежать ли им прятаться или остаться и не пропустить самое интересное. На двух всадников странной наружности, смирно остановившихся у стены поодаль и не делавших ничего любопытного, внимание они скоро обращать перестали.

– Я говорил, что мне тут что-то не нравится, – озабоченно нахмурился чародей. – И теперь я понял, что именно. Защитные заклятья на этой треклятой стене. С налёту ее не повалить – в лучшем случае, срикошетит в нас же, причём куда бы мы ни отбежали. В худшем – сдетонирует и разнесет полгорода, и Запретного, и доступного. Кабуча… Не ожидал увидеть здесь такое… Это настоящие произведение искусства, чтоб его!..

– А перелезть можно?

– Нет. Не признанный магией сгорит, как только попытается ступить на галерею.

– Куполом закрывает?

– Нет, но десяток метров выше зубцов – вполне достаточно, чтобы защититься даже от самых резвых прыгунов.

– Что тебе надо, чтобы проделать в ней дыру?

– Время на подготовку.

– Сколько?

Маг скривился:

– Час. Полчаса. Не знаю!

– Ладно. Сразу, как только будет готово – ломай.

Удивлённый таким лёгким согласием потерять еще неизвестно сколько времени, волшебник потянул из рукава шпаргалку – и ее едва не вырвал из пальцев внезапный порыв ветра. Вскинув голову, Агафон успел заметить, как беззвучная серая тень, сорвавшаяся с седла второго коня, на мягких широких крыльях скрылась за крышами домов.

Детей Серафима обнаружила почти сразу. Хотелось бы сказать, что это сработало материнское сердце-вещун, но всё было гораздо проще: из всего соцветия огнищ, пожаров и пожарищ, охвативших дворец – настоящий город, не обмануло название! – только одно пылало малиновым. Без раздумий отметя случайности и совпадения, она метнулась к нему.

Надёжные, но непривычные крылья человеку казались неуклюжими, и там, где настоящая сова парила бы беззвучно и бесконечно, Сеньке приходилось то и дело исступлённо ловить ускользающие восходящие потоки. Благо, помогали в этом и опыт, который она успела получить в свои краткие превращения в птиц, и то, что недостатка в таких потоках над пылающим Запретным Городом не было. Что у них тут происходило?.. Шутка Агафона про пожары и Ивановну-старшую пришла на ум, но царевна с негодованием фыркнула. Нет, характер и способности дочери она знала, но не могла же одна десятилетняя девочка это тут всё устроить! Или могла?..

Жадно вглядываясь вниз, сова сделала круг над ослепительным малиновым пламенем и тёмными, обугленными руинами вокруг. Да что же у них тут случилось-то, а?! Даже война не принесла бы таких разрушений!

Война – нет. В то время как магия…

Ярка… Лёлька… Где, где, где, где?!..

Люди! Кто?!..

Глаза, идеальные для темноты, слезились от странного огня и отсветов пожаров вокруг, и фигуры на земле казались размытыми пятнами. Тонкий слух, способный различить писк мышонка в норе, был бесполезен в ревё пожаров, грохоте рушащихся домов, воплях сотен людей вокруг, и истеричном звоне надтреснутого колокола. Да развалился бы ты, что ли, наконец, уже!..

Спокойно… пень с ним… Проморгаться, вглядеться… Кто всё-таки внизу? Несколько взрослых, застывших в напряженных позах стоя и лёжа… А где же дети? Или их тут нет?

Вдруг одна из больших фигур, развалившихся на земле, распалась на две.

Дети! Мальчики?.. Ярик?!

Но прежде, чем в порыве безрассудства сова успела спикировать, один из мальчишек вскочил на ноги, выкрикнул что-то, размахивая мечом, бросился в огонь – и пропал. Второй ребёнок кинулся было за ним, но упал и закричал, забился на земле – и от сердца, горестно сжавшегося сперва, к стыду ее немного отлегло. Не Яр! Ни тот, ни другой! Подожди, парень. Разберемся. Потерпи. Где же мои?..

Остальные люди замерли неподвижно, сгрудившись, и не разобрать было, живые ли они или мёртвые, взрослые или дети, сколько их. Проклятый свет, чтоб его!.. Снизиться? Опасно. Могут заметить. Шанс ударить по похитителям, понимала она, выпадет только один: победителя в затяжной дуэли простого человека с магом долго угадывать не приходилось.

Малиновое пламя стало полупрозрачным, и вскоре совсем исчезло. Земля под ней погрузилась в темноту, багрово высветляемую по краям отсветами далёких и близких пожаров. От мальчика, забежавшего в огонь, не было и следа. Второй, отплакав, завозился, изогнулся непонятно… Связан?! Да что здесь…

И тут к многострадальным совиным очам стало возвращаться ночное зрение – точно близорукому дали очки. Еще несколько секунд – и мир обрёл чёткость, а вместе с ней – надежду. Лёлька тут! И рядом с ней расположилась не еще одна грузная фигура, а две маленьких – Яр и девочка в розовом! Люди, стоявшие невдалеке как караульщики, оказались статуями – минус три врага! И это оставляло… оставляло…

Зоркие теперь глаза совы снова пробежали по разворачивающейся внизу сцене: пытающийся развязаться паренёк, набычившаяся дочь, Ярик с розовой подзащитной, истуканы… и один вамаясец. Толстый, уродливый, словно и не человек вовсе, грязный и в грязном… Он был бы жалок, если бы не был так страшен. Пусть даже сейчас он не делал ничего, лишь бубнил что-то без умолку себе под нос, но когда видишь выжженные в магической битве развалины и только одного колдуна, простая математика и биология сами приходят на ум – и не желают больше уходить. Икс минус игрек равно одному. Естественный отбор. Выживает сильнейший.

Вамаясец мотнул головой. Отблеск погасшего малинового пламени сверкнул в его глазах, озаряя лицо. И еще одна мысль Серафимы быстро переросла в уверенность и добавила вокруг желудка ледяной крошки: если он ее заметит, возможности нанести даже единственный удар у нее не станет.

Колдун перестал бормотать и глянул на Лёльку.

– К чему терять время. У нас же имеется самое главное, – вкрадчивым скрипучим голосом проговорил он. – Давайте начнем, мои милые деточки.

Та с исказившимся лицом рванулась бежать, но выметнувшиеся из пальцев вамаясьца малиновые змеи обвили ее и повалили, не дав сделать и пары шагов. Холодный комок рванулся от желудка к горлу Серафимы, алая пелена – к глазам. Убью!!!..

Но как?! Как же всё-таки не хватало сейчас Агафона!.. При всех его недостатках, в таких ситуациях они чувствовали себя за ним как за каменной стеной. Хорошо, пусть стена эта была местами сложена без раствора, местами – из пляжной гальки с песком, но общего смысла это не меняло: на магическом пепелище последним живым всегда оставался Агафон. А что могла сделать она одна против Вечного?!

Малиновые змеи размножились, как трещины в недобитом стекле, и накрепко скрутили всех детей.

– Я знаю неподалёку одно уютненькое местечко…

От дребезжащего смешка вамаясьца мороз пробежал по спине. Если он куда-нибудь их уведёт… если там будут магические преграды… или его союзники… она не сможет туда попасть! Агафон, где ты?!.. Но где бы он ни был, он был там, а она – тут, и помощи ждать не приходилось.

Но что она могла?!..

Улыбаясь оскалом пересохшей мумии, Вечный сделал шаг к детям. Всё тело его сияло неровным малиновым светом.

Если они сейчас уйдут…

Решение пришло неожиданно и обжалованию не подлежало.

Взмах крыльев, быстрый набор высоты, манёвр, мысль-молния – и в следующий миг на голову ничего не подозревающего колдуна обрушились три с половиной тонны слона.

Про девушек, вынужденных спать до свадьбы (или после? или вместо?) на матрасе из гороха (или фасоли? или орехов?) Серафима читала в далёком детстве. История помнилась плохо, кроме того, что вроде бы должна была девица нащупать спиной (или не спиной?) то ли червивую горошину, то ли грецкий орех среди кокосовых, а если не нащупывала, то король приказывал ее казнить и на следующую ночь привести другую. Более странного способа переборки кухонных запасов Сенька не представляла ни тогда, ни теперь, но сейчас она, по крайней мере, целиком и полностью поняла чувства тех девиц. Где? Что? В каком состоянии? И самый главный вопрос: если горошина с червоточиной отыщется, что делать дальше?

Чувствуя, что сломала как минимум все ноги, а как максимум – всё, к чему эти ноги крепятся, но из-за шока не пока ощущая боли, она пыталась понять, что с колдуном. Вроде, под ней ничего не шевелилось – но и не выпячивалось. Значило ли это, что слоновья жировая прослойка скрадывала все неровности меньше другого слона, или что она расплющила гада в блин, или что ее план – дурацкий, но единственный, пошёл прахом и колдун просто куда-то подевался? Встать и даже пошевелиться она не могла, и поэтому оставалось лежать, подогнув ноги по-кошачьи – даже не знала, что у слонов они так складываются! – и ждать. В это время дети, ошарашенно не выпуская из вида гиганта джунглей, словно ждали, что он вот-вот отрастит крылья и полетит, торопливо освободили связанного мальчика и попятились во мрак.

Куда они побегут? Как успехи у Агафона? Огромные уши-лопухи слона шевельнулись, улавливая новые шумы. Крики… треск огня… редкий грохот рушащихся домов… Есть! Взрывы! Или это просто гром? Тучи собирались, когда они подъезжали к городу… Нет, это Агафон! Должен быть! Обязан!.. Вот если бы они сообразили бежать на шум… Как им сказать? Конечно, она могла бы превратиться в человека, но не была уверена, что от спохватившейся, считающей, что кое-кто ей задолжал, боли сможет говорить. Ну и если колдун еще не додавлен, и надо всего лишь немного полежать…