Текст книги "Хождение Восвояси (СИ)"

Автор книги: Светлана Багдерина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 56 страниц)

И тут Лёльку прорвало.

– Другие теории?! Другие?! Да у меня их фургон и маленькая тележка! Ты знаешь, что случилось с нами после того, как лодка пошла ко дну?!..

Гости слушали сбивчивое изложение приключений, злоключений и умозаключений лукоморцев с открытыми ртами. Но когда дело дошло до судьбы неудачливых похитителей, Лёлька замялась.

– И они, увидев Тихона, выпустили нас и уплыли, – не очень убедительно соврала она, нарушая первое правило хорошего вруна: хочешь убедить других – сначала убеди себя.

Ярик хотел что-то сказать, но встретившись взором с сестрой, прикусил язык.

– Отчего уплыли? – не поняла Синиока, строя глазки улыбавшемуся ей лягуху.

– Испугались, – ревниво нахмурилась княжна и подгребла его к себе поближе.

– Кого?

– Тихона.

Гости одарили розовокурую бестию пристальными взглядами, переглянулись, и воззрились на лукоморцев.

– Мне кажется, Ори-кун, ты пришла к не совсем верным выводам относительно мотивации их ретирады, – ровно проговорил наследник тайсёгуна.

– Чего?.. – Лёлька зависла на миг.

– Мажору-тян говорит, что они уплыли прочь не потому, что испугались Тихо-сан, – с готовностью перевела его сестра на общечеловеческий, не сводя умильного взгляда с лягуха, к глубочайшему возмущению Лёки отвечавшего ей взаимностью.

– А отчего тогда, по-твоему? – насупилась Лёлька.

– Если бы мы знали, мы бы не спрашивали, – резонно заметил мальчик.

– Нам бы самим еще у кого спросить, – буркнула Лёлька и опустила глаза. Мажору медленно кивнул:

– Как говорят айны, необоснованные предположения сродни гаданию по полёту комаров.

– Непонятно, в какую сторону пойдет дело? – заинтересовался Яр.

– Понятно, что ждет тебя в конце, – ухмыльнулся вамаясец, вызывая невольную улыбку у Лёки.

– А кстати, что было после того, как они пропали, Яри-тян? – спросила Синиока, терпеливо сложив руки на коленках, обтянутых розовым шелком кимоно.

– Тихон вытянул обоих к лодкам и нас спасли, – пожал плечами княжич, неловко теребя край одеяла. – По крайней мере, Лёка так сказала. Я, честно говоря, после того, как нахлебался воды, вообще мало что помню.

Помнил он действительно немного, только как сестра прикосновением руки превратила его похитителя в рыбу.

– Вообще-то, с Тихоном нас и спасать было не особенно и надо, мы бы и так до берега добрались, – пренебрежительно фыркнула Лёка-сан.

– Ты могла уговорить людей отца опустить вас обратно в озеро, – скромно заметил Мажору. Лёлька открыла и закрыла рот, не находя ответа, и поспешно спросила:

– Ну и что вы про это думаете?

Мажору помолчал, сдвинув брови и оттопырив нижнюю губу, и наконец медленно произнес:

– Если бы похитители хотели украсть тэнно, они бы стали красть тэнно. Перепутать его с вами они не могли.

– Но зачем?! – не выдержал Ярик. – Зачем кому-то могло понадобиться нас красть?! В смысле, еще раз.

– Наверное, потому, что вы им были нужны, – осторожно развил свою мысль Шино.

– Но зачем?!

Мальчик опустил глаза:

– Мне кажется, Ори-кун знает ответ на этот вопрос.

– Я?..

– Мы с тобой вместе слышали разговор моего отца с Кошамару и его кликой. И самое главное, видели, что произошло.

Синиока не удивилась, и лукоморцы поняли, что брат рассказал ей всё.

– Но они же… – прошептала княжна, не веря в вывод, напрашивавшийся с наглостью упомянутого комара на предполагаемый конец. – Они же говорили… что кровь императора…

– Не кровь императора, – покачал головой наследник Шино. – Императорская кровь.

– Какая разни… – начал было Яр – и побелел.

Синиока вскрикнула, закрыла рот руками – только глаза, вмиг ставшие огромными, блестели слезами в полумраке. И одна лишь Лёлька упрямо повторяла, словно отрицание очевидного могло что-то изменить.

– Но это же вамаясьская магия… вамаясьская армия… вамаясьские чародеи…

– Но император остается императором, куда бы на Белом Свете его ни забросило, – подавленно проговорил Мажору. Похоже, сделанный вывод немало напугал его самого.

– Яри-тян, – Синиока бережно взяла княжича за руку. – Ты сильно испугался?

Он подумал над вопросом и честно мотнул головой:

– Нет. Не сильно[231]231
  Он говорил правду. Он не был сильно испуган – он был в ужасе.


[Закрыть].

– Я так и знала! – просияла девочка. – Ты – самый храбрый буси в Вамаяси! Как мой брат! – поспешила она добавить под косым взглядом Мажору.

 
– Жили у бабуси
Два веселых буси.
Буси до и буси после,
 

Оба ели суси, – не удержалась Лёлька от экспромта.

Ребята закрылись ладонями, чтобы не быть услышанными, согнулись от сдерживаемого смеха, стукнулись лбами – и расхохотались, хоть и шепотом.

– Даймё из Рукомото, – проговорил Мажору неожиданно торжественно, когда смеяться уже не было сил и стало хотеться плакать. – Вы не должны бояться.

– Почему это? – воинственно прищурилась Лёлька, готовая отстаивать своё право бояться кого и когда захочет исключительно из врожденной поперечности натуры, как говорила ее бабушка Фрося.

– Потому что мы вас защитим, – торжественно и невозмутимо провозгласил Мажору.

Ответить девочка не успела. По коридору зазвучали приближающиеся шаги, и знакомый до отвращения голос проговорил:

– Они тут! Клянусь пресветлой Мимаситой, отец, они у этих гайдзинов, оба!

– Обормоту!.. – охнул Яр.

– Он шпионил за нами! – прорычал Мажору. – Сын гадюки!..

Вамаясьцы метнулись к окну в поисках пути отступления – и прижались к стене. Под самым карнизом стоял, опираясь на копьё и не сводя взгляда с дворца, Накажима.

Лёлька бросилась к двери и повернула защелку. Секунду спустя шаги остановились перед входом в их комнату, дверь дернулась под решительным напором… и из коридора долетел звук затрещины.

– Не будь неотесанным чурбаном, – еле слышно прошелестел голос Миномёто.

– Но оте…

Вторая затрещина.

– Да, отец.

Третья.

– Простите, отец.

При иных обстоятельствах все четверо могли бы внимать этому диалогу с удовольствием гурмана, вкушающего деликатесы – но не теперь.

Деликатный стук в косяк прогремел для ребят громче осадного тарана.

– Не открывайте, пожалуйста! – взмолилась Синиока.

– Может, постучит, и уйдет? – безнадежно предположил Ярик.

Через несколько секунд стук повторился – такой же легкий, но настойчивый.

– Уважаемые даймё? – прозвучал тихий, но не терпящий пререканий голос тайсёгуна. – Извините, что беспокою ваш сон, но совершенно неожиданно возникла необходимость задать вам несколько очень важных вопросов.

Мозг Лёльки работал как дятел на сдельщине. Доски не поднимаются, единственное окно под наблюдением, стены гладкие, потолок высоко – на стропила не залезть, от традиционной ниши – тонакавы… тонитамы… как ее тама… украшенной узенькой картиной и крошечной вазой, никакого толка, не спрятаться. Превратить вамаясьцев во что-нибудь временно, как она превратила пытавшихся их похитить учеников Вечных? Но насчет временности результата своих усилий она была отнюдь не уверена – равно как и в самих результатах. До того, как улечься спать, она обхватала в комнате всё, до чего могла дотянуться, пробуя превратить хоть что-нибудь во что-нибудь – и всё без пользы. Что делать?!..

– Даймё? Извините, что разбудил, – нудил невозмутимый, как клинок, голос Шино. – Откройте, будьте так любезны. Я не отниму много времени.

– А-а-а-а… – Лёлька открыла рот и звучно зевнула – так, что было слышно не только в коридоре, но и на соседних этажах. – Кто-то стучал? Или мне приснилось?

"На колу мочало, начинай всё сначала", – не без злорадства добавила она потише – но торжество было с привкусом уксуса.

– Извините, что беспокою ваш сон, но совершенно неожиданно возникла необходимость задать вам несколько очень важных вопросов.

– А-а-а-а… Кто это? – не сдавалась княжна.

– Я – тайсёгун Миномёто из дома Шино.

После этих слов он ожидал фанфар, красных дорожек, аплодисментов, поклонов и жертвоприношений – но не ответа:

– А-а-а-а… Откуда я знаю, что это правда?

Лёлька прищурилась и уткнула руки в боки, изображая высшую степень недоверия, хоть и одна половина аудитории не могла ее видеть, а второй было не до тонкостей. Если хочешь убедить кого-то в чем-то, сперва убеди саму себя.

– Я не потерплю оскорблений даже от любимчиков Негасимы, – впервые за всё время знакомства в голосе тайсёгуна мелькнула хоть какая-то эмоция.

Взгляд ее, тем не менее, снова помчался по комнате – и споткнулся о Ярика. Он спятил?..

Брат расстелил на полу одеяло и что-то малевал на нем угольком. Но отвлечься на то, чтобы покрутить пальцем у виска она не посмела. Во время дуэлей отвлекаться – себе дороже.

– Если бы кто-то из каких-то неведомых нам целей маскировался под всесторонне и всеобъемлюще премногоуважаемого нами Шино Миномёто, да не иссякнут его благословения, да будет татами ему пуховой периной, и да выспится он лучше всех в этом дворце, ибо какой нормальный тайсёгун будет ходить по ночам с кем попало где придется не понять зачем, он именно бы так и ответил! – упрямо провозгласила она.

– Откройте дверь, и вы увидите, что я – это я! – потребовал Шино сразу, как только переварил услышанное[232]232
  Через полминуты.


[Закрыть].

– А если это не я? То есть не вы? Кто это может подтвердить?

– Обормоту!

– А подтвердить, что он – это он?

– Я!

– А то, что вы – это он?

– Мы!

– А то, что я – это вы?

– Он? Она? Оно?.. Оне?.. – Шино завис, чувствуя, что что-то пошло не так, но не понимая, что именно, куда и когда.

– Вот и я о том же, – печально вздохнула Лёка. – Некому. Видите?

– Но я – это я! – в голосе Шино зазвучала паника.

– А вы в этом действительно уверены? – вопросила девочка таким тоном, что тайсёгун примолк – не исключено, проверяя документы у самого себя.

– Я… в этом уверен! – наконец неуверенно проговорил Шино. – Открывайте!

Лёлька же в данный момент была уверена лишь в одном: переспорить ее могла только мама, и у других людей добавиться в этот список не было никакого шанса.

– Откройте дверь, или я прикажу ее взломать!

– Если вы прикажете ее взломать, значит, вы – настоящий тайсёгун, – признала Лёлька. – Но настоящие тайсёгуны не ходят по ночам и не взламывают двери у своих гостей. То есть если вы прикажете взломать нашу дверь, значит, вы не настоящий тайсёгун.

– К…как?..

– Логика, – гордо ответила девочка, оглянулась в ожидании аплодисментов – ведь должны же они были достаться хоть кому-нибудь – и открыла рот.

Вамаясьцы исчезли.

Яр был на месте – лежал на своих татамях, спрятавшись под одеяло, Тихон приткнулся к его боку мохнатым розовым мячом – а гостей как ветром сдуло.

– С дуба падали листья ясеня… – присвистнула Лёлька, тщетно обегая взглядом их комнатушку. Пол, стены, потолок, окно, накатама… накануна… на… как ее там… – и ни следа друзей!

– А где… – встретилась она взглядами с братом – и тут дверь под напором из коридора дрогнула. Защелка скрипнула своим гвоздём, прощаясь с приютившими ее досками, и отлетела к стене. Дверь распахнулась, впечатываясь ручкой в стену, и в комнату ввалился, дикоглазый и багроволицый, Миномёто.

– Где они?!

– Где? – со стопроцентной химически чистой искренностью поинтересовалась княжна.

– Мои дети! То есть, кто, – ощущая, что снова паланкин его логики валится в канаву непредсказуемости собеседницы, быстро добавил Миномёто. – То есть где. Мои дети где! Вопросительный знак.

– Вот один торчит, – Лёлька любезно указала на Обормоту, маячившего за спиной отца с видом победителя всех и сразу.

– Я имею в виду Мажору и Синиоку!

– Кого?..

– Что случилось? – зевая как сто крокодилов, Ярик оторвал голову от подушки и непонимающе уставился на вамаясьца. – Уже уезжаем? А завтрак где?

Не удостаивая Ивановичей ответом, Шино зыркал по сторонам, ощупывая хищным взором немудрящий интерьер и даже потолок. Не найдя, чего искал, он выглянул в окно, где бдительный Негасима вытянулся в струнку и отсалютовал копьем.

– У вас ведь… одна комната? – уточнил тайсёгун скорее для проформы, снова и снова пробегая взглядом по стенам, полу, потолку, тотокаме… накатаме… или как там ее…

– Да, ваше тайсёгунство, – подтвердила девочка. – Одноуровневая. Потому что над нами третий этаж. И без погреба. Потому что под нами – первый. И без балкона. Потому что у вас их еще не придумали.

Взор Миномёто, с каждой секундой становившийся всё более грозным, в последний раз ураганом промчался по апартаментам лукоморцев и обратился на Обормоту. Тот стал размера на три меньше и тонов на пятнадцать бледнее.

– Н-но от-тец… – заикаясь, попятился он. – Я в-видел… с-следил… п-проследил…

– Прошу простить моего идиота сына, потерявшего лицо и заставившего сделать это и меня, – голосом холодным, как ураган из Отрягии, произнес Шино. – Я не оставлю это без последствий, смею заверить вас.

И не дожидаясь реакции княжичей, схватил злополучного отпрыска за ухо и потащил прочь.

Когда хныканье Обормоту стихло на лестнице, Лёлька захлопнула дверь и яростно уставилась на брата, впервые за долгое время чувствуя себя одураченной.

– Куда ты их дел?!

– Спрятал, – Яр улыбнулся во весь рот.

– Куда?! – взгляд девочки пустился в знакомый путь по комнате… и остановился, когда картина в трататаме… нататаме… осела на пол, открывая державшего ее Мажору и укрывшуюся за ним Синиоку.

– Возвращаем твое одеяло, Яри-кун, – юный Шино осторожно переступил через вазу и протянул картину княжичу. – Мы теперь в неоплатном долгу перед тобой.

– Одеяло?!.. Это – твоё одеяло?!

Разглядывая кошму, изрисованную рукой брата вамаясьскими ёлками-избушками-иероглифами, Лёлька выдохнула сквозь стиснутые зубы, не зная, злиться ей на брата, обведшего ее пальца, или радоваться, что подрастает достойная смена.

Убедившись, что Накажима ушел вместе с Миномёто и Обормоту, всё еще ведомым за ухо, вамасьцы церемонно распрощались с Ивановичами и полезли в окно с таким видом, словно уходили со званого пира через парадный вход.

– Не беспокойтесь за нас. Мы скажем, что были в храме Мимаситы, благодарили ее за спасение тэнно от озерного чудовища, – подсвеченная луной, серьезная и аккуратная, как фарфоровая куколка, проговорила Синиока, уже сидя верхом на подоконнике. Ни волоска не выбилось из ее украшенной цветами прически, ни складочки на розовом кимоно не помялось, не говоря уже о том, что ничего не порвалось, не съехало и не развязалось, с кисловатым удивлением заметила Лёлька. Если бы на месте любимой дочери тайсёгуна была сейчас она, ее образом можно было бы пугать прохожих. Бывают же на Белом Свете такие несминаемые люди…

– А если ваш отец в этом храме уже побывал? – нахмурилась Лёка и походя ткнула брата под бок: – Рот закрой – дракон залетит.

– Не был, – вежливо не замечая сконфуженного вида своего поклонника, девочка покачала головой. – Он ходит туда только по праздникам, потому что это от него ожидается подданными.

– Отчего так?

– Он говорит, что у государственного мужа есть заботы поважнее воскурения благовоний, и что для этого у нас имеются монахи, – ответил Мажору.

– А на самом деле? – уловила княжна недоговоренность.

Мальчик пожал плечами:

– Не знаю. Но мама как-то сказала, что он не может простить богине, что отняв власть у рода императора, она не отдала ее полностью роду нашему.

– Маяхаты дуются на Мимаситу и Шино, Шино – на Маяхат и Мимаситу, Мимасита – на Маяхат и Шино… – Лёлька попыталась сформулировать политический ландшафт вамаясьской правящей верхушки – и махнула рукой: – На надутых воду возят, как у нас говорят. Ладно, до встречи!

– Спокойной ночи и приятных сновидений, – помахали руками гости и исчезли за окном.

Но несмотря на пожелание и удовлетворение по поводу торжества справедливости над Обормоту Лёлька долго не могла заснуть. Лёжа на жестком татами под двумя одеялами, одно из них изрисованное Яриком[233]233
  Это выяснится утром, когда Чаёку придет в ужас от необъяснимо почерневших за ночь лица и рук ее подопечной.


[Закрыть], она ворочалась с боку на бок еще долго после того, как брат сдался под напором усталости и мерно засопел.

До того, как чрезвычайное заседание было распугано тайсёгуном, выдвигалось множество предложений, как двум детям защититься от полчища кровожадных магов и самого влиятельного человека в стране, но ни одна из идей не выдерживала и самой легкой критики. Лёлька сгоряча даже предложила побег, но Мажору покачал головой. Куда бежать? Как двоим маленьким иноземцам выжить на чужой дороге без взрослых? Больше вопросов не потребовалось. Княжна, вяло фыркнув, что если такой умный, то сам выдумай что-нибудь оригинальное, уставилась в пол. Ярик, впервые в жизни видя приунывшую сестру, разревелся бы наверное по старой памяти, если бы не присутствие Синиоки. Но как почтенное собрание ни думало, ни гадало, других вариантов найти не смогло, и вамаясьцы в конце концов решили держать ухо востро, а в случае опасности немедленно помогать лукоморцам сбежать. "Главное не куда. Главное – откуда", – процитировала тогда Лёлька слова, приписываемые летописью Дионисия Агафону Великолепному. Вспомнила она их и сейчас, вздохнула, повернулась на другой бок и принялась мысленно составлять список вещей, необходимых в дороге. Но на сорок третьем пункте – "белое одеяло и уголек, на случай, если придется отвлекать Яра от капризов или срочно кого-нибудь спрятать в нише" – сон сморил и ее.

После завтрака готовая к отбытию экскурсионная группа важно выплыла во двор замка, сразу ставший маленьким и тесным. Шино, бесстрастный, как камень, шествовал впереди в окружении приближенных и детей. Император со своим двором, загадочно улыбаясь, неспешно следовал за ним. Третьей группой, хоть и разбившейся теперь на две подгруппы – или группировки? – шли Вечные и их старшие ученики. Замыкал процессию градоправитель с супругой и местными вельможами, не уставая кланяться и что-то бормотать: то ли репетировал прощальную речь, то ли не находил подходящих слов от переполнявших его чувств[234]234
  "Наконец-то вы все отсюда свалите".


[Закрыть].

С натянутыми наспех улыбками в предвкушении нового сеанса тряски по колдобистой дороге со скоростью никуда не спешащего хромого носильщика гости принялись грузиться в ожидавшие их паланкины и на коней. Клика тайсёгуна быстро водрузилась в седла, маги, императорские придворные и присоединившиеся к ним лица, путаясь и путая в возникшей толчее, в конце концов заняли места в своих носилках, откинулись на спинки сидений в ожидании сигнала начальника императорской гвардии – но не дождались. Недоуменно сдвигая брови, один за другим несостоявшиеся путники стали выглядывать наружу в поисках причины заминки.

Ярик тоже высунул голову, то ли ломая голову, отчего никто никуда не идет, то ли в надежде высмотреть свет очей своих Синиоку Миномётовну.

– Ну и чего стоим? Кого ждем? – сонно вопросила княжна из глубины паланкина, не открывая глаз.

Посреди двора остались стояли якаямцы, не собиравшиеся никуда уезжать – и император. Насладившись изумленным вниманием и неизменно вежливыми, но с каждой минутой всё более недоуменными улыбками, Маяхата поднял веер над головой и театральным жестом распахнул его.

– Что… что это… что происходит… его величество… зачем… отчего… что… – залетали по двору шепотки, но были заглушены звонким перестуком – точно посреди табуна по булыжнику катились бочки. Лёлька моментально допроснулась, высунулась, едва не выпадая, и закрутила головой в поисках источника странного звука.

Из дальнего угла, из распахнутых ворот конюшни во двор, нервно притопывая, поводя плечами и оглядываясь, показалась пара коней в диковинной упряжи и с непередаваемым выражением морд, а за ними…

Лёка захихикала, но перехватив обиженный взгляд тэнно, спешно скроила постную физиономию – хоть и багровую и с подозрительно надутыми щеками. Потому что за лошадями, прикрепленный к ним невесть каким макаром, выкатился черный лаковый с золотыми узорами паланкин на четырех высоких колесах, лучившихся алыми с позолотой спицами. На узенькой скамеечке без подножки, приколоченной к передней стенке, в официальном кимоно клана Маяхат с грацией коровы на заборе восседал возница. Девочка опознала в нем одного из императорских носильщиков, то ли разжалованного, то ли повышенного. По выражению его лица было похоже, что сам он придерживался первого мнения. Трое других носильщиков стояли на другой не менее узкой скамеечке, приколоченной к паланкиновому заду, с застывшими гримасами, намертво вцепившись в раму окна.

– Запасные? На случай, если колесо отвалится? – оптимистично предположил Ярик.

Император с ласковой улыбкой и тлеющим огоньком непривычного торжества в глазах оглядел присутствовавших:

– Представляю вам мой новый экипаж. Я нарек его "Черной молнией", хотя точнее было бы поименовать его "Первой ласточкой". Сегодня – знаменательный день наступления эры колесных паланкинов. С помощью таких, как "Молния", те же расстояния, что раньше, смогут быть покрыты в несколько раз быстрее. Я издал указ, по которому право на их производство будет принадлежать исключительно короне.

Свита, лишившись дара речи, молча таращилась на конно-колесное чудо. Паланкин на колесах? С лошадьми вместо людей? Но это же небывало… нетрадиционно… невероятно… быстро! Наверное.

Не дожидаясь, пока вельможи составят окончательное мнение, Маяхата обратил взор на Ивановичей:

– В знак особого благоволения я приглашаю наших маленьких гостей из Рукомото разделить со мной первую поездку.

– Лё… – высовываясь из-за плеча сестры, мальчик со сдвинутыми критически бровями разглядывал произведение новорожденного вамаясьского каретопрома. – Какая-то не такая она, тебе не кажется? Чего-то не хватает в ней.

– Хватает, не хватает… Конь-струкция такая! Кулебякин нашелся, тоже мне! – отмахнулась девочка и, зажимая подмышкой Тихона, первой выскочила из носилок. – Идем!

– Лё? – Ярик замешкался. – А может, я лучше в носилках?.. Верхом?.. Пешком?..

– Ноблесс оближ! – девочка зыркнула сурово в ответ, ухватила его за руку и потащила к императорскому экипажу, упиваясь завистливыми взорами двора.

Чего не хватало новому транспортному средству тэнно, Лёка стала догадываться сразу, как только тронулись с места, и поняла точно, когда кончилась мостовая.

– Дом-вспом-нил-ся, – подскакивая и приземляясь на мягкую – но недостаточно – подушку с частотой четыре выбоины на погонный метр, через час меланхолично проговорил чуть позеленевший Ярик.

– От-че-го? – спросила Лёлька, подпрыгивая в такт следующим колдобинам.

– Помнишь. В Пятихатку. К деду Назару. Ездили? Как они. С мужиками. По свежевскопан. Ному полю. На телегах. Наперегонки. Гонялись.

– Там не так. Тряс-тряс-тряс-ло, – вытрясло из девочки ответ.

– Ну-по-мень-се-ой! – княжич прикусил язык.

Лёлька хотела что-то добавить, но из опасения расстаться с завтраком лишь стиснула губы и выглянула в окно, провожая тоскливым взором проносившиеся мимо кусты.

Справа и слева их окружала конная свита Миномёто, хоть самого тайсёгуна видно не было. Самураи, с достоинством деревянных истуканов восседавшие на конях, казались бесстрастными, но девочка то и дело ловила их косые взгляды, бросаемые на новинку вамаясьского хайтека. И не все они были озадаченными или пренебрежительными.

Негасима, ухватившись за край скамьи со стоическим выражением лица, сначала молча подскакивал напротив, но в конце концов не выдержал. Экономно, с минимальным риском для языка, он вопросил:

– В Ру-ко-мото… лю-бят… так… ез-дить?

– Только… когда на… жбан браги… пос-спорят, – промычал Ярик.

– Но-вы-мне… ска-за-ли… – на вытянувшейся физиономии императора была написана почти детская обида.

– Ку-ка-ре… Ку-ка-ре-ты… У-ка-ре-ты… – с третьей попытки получилось у Лёльки, – рес-сор-сор-сор-ры есть!

– Рес-что-что-что-что-что-ры?

– Штуки. Такие. Пружиня. Щие, – мученически проклацал зубами Яр, завтраком ощущая, что дорога под колесами снова перешла на качественно иной уровень, но, увы, не вверх.

– Как-ус-тро-е-ны?

– Не-зна…Ю.

Маяхата задумался – насколько это было возможно в экипаже тележного класса, передвигающемся со скоростью курьерского дилижанса. Лицо его погрустнело.

– Я-ду. Мал-про. Да-вать. Их…

Лёка нахмурилась, пытаясь сообразить что-то еще, кроме того, дотянут ли они с желудком до остановки, или как. Продавать – это да… Но в таком виде какой дурак их купит? Тут надо сперва дороги нормальные по всей империи проложить – или рессоры придумать, и неизвестно, что проще. Потому что сейчас, прокатившись разок в такой покупке, кто угодно пойдет просить свои деньги обратно, а не получит – побьет, и не посмотрит, что император. Финансы короне не лишние, конечно. Подачка тайсёгунова, хоть какая она будь, всё равно подачкой останется. Несерьезно это для главы государства. На деньги лишние – если они такими бывают – можно и охраны принанять, и шпионов завести, и кого надо подкупить, а кого не надо… не подкупать.

– И-Ми-ма-си-та. Дов-воль-на. Был-ла-бы. На-вер-но… – еле слышно донеслось до ее слуха окончание его слов.

Еще через час карета остановилась. Запасные на задней скамье рухнули наземь, как подкошенные, вместе с частью оконной рамы, так и не разжав сведенных пальцев. От неожиданного смещения центра тяжести лукоморцев мотнуло, качнуло – и вывалило наружу, пред светлые очи и далеко не белые ноги Миномётовым самураям. Не обращая внимания на усмешки, которых не было, и которые от этого становились только заметнее, княжна поднялась на ноги, обернулась к Маяхате, белевшему растерянным лицом в полумраке своего ландо, и сотворила самый лучший вамаясьский поклон, при виде которого прослезилась бы даже Чаёку.

– От лица своего и брата, – незаметный тычок пяткой в бок Ярику, искавшему жалким взглядом кусты поближе, – благодарю вас, ваше величество, за бесподобную возможность испытать себя.

– Да, – пробормотал Ярослав, присоединяясь к сестре, хоть и не понимая, в чем и зачем. – Точно.

– И чем больше понимали мы, что по причине юности своей нам предстоит еще многому научиться, дабы достичь небывалой твердости и величия духа, кои явило ваше величество, тем больше понимали мы… – девочка приложила руку к груди, обещая желудку скорую экскурсию в кусты, и заодно прося прощения у учебника грамматики лукоморского языка, – что не каждому вамаясьскому самураю по силам путешествие в этом средоточии умиротворения и самосозерцания. И не каждый захочет испытать себя, бросая вызов своим страхам и слабостям, чтобы закалить свой дух.

– Вы так полагаете? – осторожно поинтересовался Негасима, не понимая, к чему и куда ведет – или толкает? – лукоморская княжна.

– Я убеждена, ваше величество, – торжественно кивнула Лёлька. – Только самым прославленным витязям Лукоморья, путешествующим не иначе как в подобных экипажах, по силе сей подвиг духа.

– Если ваше величество дозволит, я докажу, что самураи из Вамаяси… – огромный вояка в алых парадных доспехах бросился на колени перед императором, всё еще восседавшим в карете с затуманенным взором, – ничем не уступают каким-то вимтязям из Рукомото!

– И как же, Комодо-сан? – брови Негасимы еле заметно скользнули вверх.

– Ваше величество упомянул, что такие конеходные носилки…

– Карету, – подсказал тэнно.

– Да. Конеходную карету. Можно купить у короны.

– Да… Кажется, у меня и впрямь промелькнула в голове такая мысль, – точно припоминая что-то неважное и далекое, пробормотал император.

– Я готов отдать любые деньги… да хоть свое содержание за год, чтобы заполучить ее и ездить только в ней! – раздуваясь от гордости, дерзновения и отваги, выпалил здоровяк. – Дабы всякие гайдзины не смели кичиться тем, чего у них нет!

– Доблестное намерение, Комодо-сан. Если кто-то и может защитить честь нашего самурайства и продемонстрировать всему Белому Свету несгибаемость нашего духа, так это…

– Я, ваше величество! – хлопнулся рядом с Комодом второй, размером с сервант.

– И я! – шкаф последовал за сервантом – и скоро целый мебельный магазин стоял на коленях перед открытой дверкой средоточия умиротворения и самосозерцания и не верящим своей удаче императором внутри. Лёлька с невинно-постной физиономией потянула Ярика за рукав, и Ивановичи, не дожидаясь развития торгов, поспешили на обочину дороги – и в долгожданные кусты, но уже не затем, зачем хотелось вначале.

По возможности беззвучно отхохотавшись, ребята выглянули из-за веток, но в мизансцене "жизнь за карету" ничего не изменилось. Коленопреклоненные самураи так же окружали экипаж, Маяхата так же внимал их клятвам, а поодаль точно так же белело сведенное далеко не улыбкой лицо Миномёто.