Текст книги "Хождение Восвояси (СИ)"

Автор книги: Светлана Багдерина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 56 страниц)

Положение – сам того не подозревая – спас Макей, выйдя за ворота с пилой в поисках подходящих досок для ремонта крыльца. А когда братовья узрели еще и молоток, а за ним – рубанок… Никогда за время их пребывания в деревне заборы не расставались со своими комплектующими с такой скоростью.

Образованию двух гильдий Чи – кузнецов и плотников – помешал Авдей, вспомнивший, что собирался починить несколько шлеек и подпруг. Гильдий стало три, а вскоре и четыре, когда из кухни лукоморцев потянуло готовящимся завтраком, над которым колдовал боярин Демьян с Лариской. Когда же Фигура поранила руку, а Чи Шо перевернул на себя котелок с кипятком, и на арену вылетела скорая помощь в лице Наташи, груженой бинтами и мазями, к гильдиям кузнецов, плотников, шорников и поваров прибавились лекари.

– С дуба падали листья ясеня… – пробормотала Серафима, расположившаяся на уцелевшем заборе рядом с супругом между его премудрием и Геннадием, подальше от кипучей деятельности братьев. В руках она вертела сорванное в саду за забором яблоко – крупное, но незрелое. – Словно дети, ну скажите, а! Будто впервые всё видят и слышат. Но ведь это невозможно? Не с луны же они упали всем скопом! И не младенцы по возрасту, вроде. Как они раньше-то жили, такой мелочи, как молоток или ремень не ведая? Лечились как?!

– Когда духи про них говорили, я думал, тут мечами махать придется и Агафоном жечь, а тут… – соглашаясь, покачал головой Иван.

– Непонятно это всё, – нахмурился еще больше чародей, и царевна подивилась, как ему это удалось. С тех пор, как выяснилось непредсказуемое бессилие его магии здесь, он, казалось, даже спал нахмурясь. – Странная картинка вырисовывается. Невесть откуда свалилось на голову местных некультяпистое и невоинственное воинство, которое, будь аборигены сами порукастее и побоевитее, палками бы разогнали в первый же день. Ну или большими палками, – добавил он, кинув оценивающий взгляд на громил, ведущих себя как рьяные школяры.

– А по-моему, наоборот: тому, у кого разум и глаза распахнуты, понятнее некуда, – не преминул язвительно вставить Гена.

– И чего это человеку с расстегнувшимся разумом понятно? – ехидно оскалился Агафон.

– Всё! – презрительно фыркнул Парадоксов. – Например, что если они на всё разинув рот глядят, то раньше такого не видели. А раз не видели – значит, такого не было там, где они водились.

– Сам ты – водился, – с обидой за братовьёв Сенька кинула в него яблоком, и он полетел вверх тормашками в репей.

– Водился тут один – да весь вывелся, – усмехнулся маг с высоты.

– Ну может, я не совсем корректно выразился… – буркнул Гена, обрывая вцепившиеся в него как в родного колючки.

– Совсем некорректно, – кивнул Иванушка.

– …но они же не слышали.

Агафон вспомнил слова деда Зимаря, адресованные ему когда-то в похожей ситуации.

– Дурак ты, мил человек Геннадий, хоть и с высшим образованием.

– Сам ты!..

– А может, это происки каких-нибудь других духов? – предположил Иванушка, закрывая сколь бесконечную, столь бесплодную дискуссию. – Конкурентов наших.

– Чего нам не хватает, так это конкурентов, – мрачно подтвердил его премудрие, многозначительно отворачиваясь от Гены и его неуклюжих попыток вернуться на место.

– Чего нам не хватает, так это объяснений, – не согласился с ним Иван.

Тут же слева послышался грохот, перестук отдирающейся черепицы, и с крыши соседнего дома – резиденции вотвоясьских дам – под приглушенный дуэт изысканных, хоть местами и шепелявых проклятий скатилось что-то большое и красно-синее. Размахивая руками и ногами, оно рухнуло в бурьян под забором, крякнуло, отфыркнулось и вскочило, покачиваясь.

– А мне кажется, сейчас будет хватать. Еще и знать не будем, куда девать их, – пробормотала царевна, и позвала громко, но не настолько, чтобы отвлечь зверобратьев от процесса обучения: – Сам! Что случилось? Что ты там делал?

– Пытался не упасть, – насколько честно, настолько неправдиво ответил Чи.

Сенька глянула на крышу, заметила полуразобранный пятачок возле трубы, и усмехнулась. Дуэньи бдили не на шутку.

– Ты цел? – встревоженно подался вперед Иванушка, готовый бежать оказывать первую помощь, а лучше передать пострадавшего в лабораторию Наташи и ее аспирантов – для опытов.

– Сам всегда цел! – как бы невзначай потирая зад, Чи Хай гордо выставил подбородок вперед. – Сам пройдёт через огонь и воду, и ничего с ним не случится!

– А на крышу-то ты зачем полез?

Чи выпятил вперед нижнюю губу и скроил невинную физиономию:

– Обозревать окрестности.

– А ты знаешь, что вотвоясьским девушкам… обозревать окрестности… нельзя? – спросил Иван.

– Знаю теперь, – насупился Сам, не пытаясь больше изворачиваться. – И не понимаю, отчего! Можно подумать, я ее съем! Эти две старухи смотрят на меня так, что скорее они меня первыми сожрут! Запреты должны иметь смысл, иначе их только нарушить хочется, и запрещающему по лбу дать!

– Это верно, – ухмыльнулся его премудрие.

– Смысл этого запрета – уберечь девушку от разочарований, – примирительно проговорил царевич.

– Она не разочаруется во мне – самом доблестном, самом умелом, самом добром на всём Белом Свете! – Сам выпятил грудь колесом, как петух-рекордсмен.

– А еще она должна удачно выйти замуж. А по обычаям вотвоясьцев, если незамужняя девушка будет встречаться с молодым человеком, замуж она не выйдет, – покачал головой Иванушка.

– Выйдет, – самодовольно отмахнулся Чи. – Я как раз хотел предложить ей стать моей женой!

– В Вотвояси, да и во многих других странах, такие вопросы решают родители девушки, – чуть снисходительно, как ребёнку, объяснил Геннадий. – Дают благословение, обговаривают, где молодые жить будут, как, на что, какое приданое…

– Где?.. На что?.. Как?.. – повторял Хай, и с каждым словом физиономия его становилась всё потерянней и потерянней. – Приданое? К чему приданое? Кем?

– Начну отвечать попорядку, – повернулся к нему Иванушка, но Сам печально отмахнулся, решив остановиться для начала на чём-то одном.

– А благословение – это очень для девушки важно?

Иван кивнул.

– Значит, чтобы мне… нам… надо сперва спросить их?

– Да. А у вас разве это делается по-другому? – чувствуя, где можно свернуть со скользкой матримониальной дорожки на более продуктивную, ловко полюбопытствовала Серафима.

– Конечно! – оживился Сам. – У нас, если девушка понравилась, вообще никого спрашивать не надо! Даже ее саму!

– А если она против?

– Наших девушек против воли в свою пещеру не уведешь! – гордо усмехнулся Чи Хай.

– В пещеру? У вас нет домов? – приподнялись брови Иванушки.

– К чему оборотням эти скрипучие рассыпучие короба?! – Сам гордо вздернул нос.

– Оборотням? – переспросил Агафон. – Не видел, чтобы кто-то из твоих братовьёв оборачивался хоть кем-то.

– Если бы они могли оборачиваться… – мгновенно помрачнев, буркнул Сам. – Если бы они могли…

– То что?

Сам не отвечал, понуро кусая губы, и Сенька уже решила было, что ответа они не получат, как Чи-старший медленно выдохнул и проговорил:

– Мы бы не сбежали из Благословенной страны…

История братьев Чи оказалась сколь проста, столь безнадёжна.

В половине провинции Я Синь Пень, отделенной от человеческой Пылающим лесом, и про которую люди даже не знали, Нефритовый Государь поселил оборотней. Пытался ли он защитить их от кого-то, или наоборот, исправить, теперь оставалось только догадываться. Жили они в пещерах, коих в гористой оборотневой части имелось в изобилии. Занимались тем, что ели, пили, дрались, ходили друг к другу в гости, а иногда и воевали между собой – до первой крови, или пока не надоест, чтобы потом помириться и снова объедаться мясом вездесущих многоразовых коров с хлебом из бродячего теста и упиваясь белым нефритом. О том, что на свете бывают какие-то иные продукты, старики, конечно, рассказывали – что сами от стариков слыхали, которым во времена их молодости поведали другие старики, но кто им верил: старики побасенки выдумывать всегда горазды, лишь бы их хоть кто-то послушал. Предметы быта и одежда росли на деревьях, а если что-то ломалось или рвалось, то стоило это закопать, как через некоторое время вырастало новое.

От людей их отделял Пылающий лес, в котором жили лохматые белые мыши размером с быка, сильнее и проворнее любого оборотня. Впрочем, о том, что за лесом проживал кто-то, оборотни не ведали, ибо откуда знать о том, чего никогда не видел и не слышал.

Хай был старшим братом. Остальные родились позже – и сразу стали изгоями. Оборотни всех кланов могли превращаться из человека в нескольких зверей или птиц, в каких – определялось положением луны при рождении. В роду Чи имелись орлы и тигры, ящерицы и рыбы, крокодилы и зайцы – но ни в их семье, ни в других никогда не встречалось детей, родившихся странной смесью разных существ и застрявших в ней.

Поняв, что превращаться уродливые малыши не умеют и не будут, их соотечественники сперва огорчились, но потом, осознав, что к небогатому списку развлечений можно добавить новое, принялись дразнить и шпынять недооборотнят по поводу, а чаще без оного. Если бы не Хай, защищавший их и не раз отбивавший у сверстников, пришлось бы ребятам совсем худо.

Время шло, инвалиды росли, и когда стало ясно, что если не разумом и разнообразием превращений, то размерами они собираются превзойти всех, старейшины забили тревогу. Для начала их просто изгнали, а когда стайка подростков, превратившаяся в стаю, начала озоровать не по-детски, досаждая сородичам чем только могла, на них объявили охоту всеми кланами. Укрывая, Хай увёл их в неприступные горы, потом – в непроходимые леса, но когда стало ясно, что и там братьям прятаться осталось недолго, собрал на опушках Пылающего леса шерсть мышей и сплёл огромный покров, под которым они и бросились в огонь, прочь от окружавших охотников.

Долго ли, коротко ли шли они, блуждали ли по лесу, или двигались напрямую – братья не знают и сами, но только к вечеру огонь пропал, и очутились они в точно таком же мире, из которого ушли – в человеческом.

К их удивлению, противостоять странные недооборотни, такие же калеки, как они сами, только наоборот, им не могли: если даже кто-то и собирался с духом выступить против озорующей компании, то получив древком пики или дубиной, желание воевать терял. Младшеньким новое приключение казалось забавным, но Чи Хай Сам с каждым разгромленным селением унывал всё больше. Изгои там, чума ходячая тут… Вопрос "как дальше жить и что делать" мучил его всё чаще. Грустная мысль о том, что если бы они не взялись сразу гонять местных, может, те приняли бы их в свои кланы, и зажили бы браться Чи как все, не покидала его ни днём, ни ночью…

– Да уж, положение невесёлое, – подтвердил Иван. – Сейчас, чтобы загладить наделанное, много усилий приложить придётся…

– И неизвестно еще, к какому месту их прикладывать, – хмыкнул Агафон.

– А по моему мнению, тут существует наипростейшее решение, – гордо фыркнул Парадоксов. – Человеку со сколь-нибудь рациональным мышлением над таким комплексом вводных не нужно раздумывать и минуты.

– И что ты измыслил? – успел Иванушка опередить его премудрие.

– Они крупнее местных, лучше вооружены и имеют опыт ведения каких-никаких, а боевых действий. Им осталось только покорить аборигенов и жить среди них в своё удовольствие.

В этот раз Парадоксов полетел в бурьян стараниями трёх сторон.

– Рат…сыональное мышление – это что? – задумчиво проводив взглядом мелькнувшие над забором сапоги, спросил Сам.

– Вроде болезни, – твёрдо ответил Иван. – Только не лечится.

– И совсем не обязательно было причинять телесные повреждения, чтобы донести до меня несогласие с моей точкой зрения, на которую я имею право как мыслящий индивидуум! – выдирая из одежды и волос еще остававшиеся в зарослях от прошлого раза репьи, возмущенно заявил Гена.

– Не про то мыслящий, – отрезал его премудрие. – Или не тем местом.

– Каким местом хочу!..

Право индивидуума на мышление любыми местами осталось недодекларированным: голос Наташи, незаметно подошедшей и остановившейся за кустом, прозвучал неожиданно и с укором:

– А я полагаю, Геннадий, что ваши интеллектуальные способности и опыт ведущего учёного университета могут найти лучшее применение, нежели подстрекание к государственному перевороту людей, которых мы не знаем, в стране, которая нам неизвестна.

– Устами женщины, как говорится… – не замедлил проговорить Агафон с полупоклоном, едва не отправившим его вслед за Парадоксовым на сбор репьёв.

– Так в том-то весь смысл, что это не люди! – проворно показалась из-за забора голова светила сабрумайской науки.

– Так в том-то весь смысл, что генетике эта проблема по зубам! – горячо воскликнула боярышня. – Вы могли бы составить счастье всей их жизни, исправив ошибку природы! Вы могли бы вернуть братьям способность к превращению!

Чи Хай охнул, прижал руки к груди, подался всем телом в сторону Наташи, затаив дыхание…

– Это… правда?!

– Геннадий? – позвала боярышня. – Ну? Скажите же! Скажите, что это правда!

Гена несколько раз открыл и закрыл рот, словно желание выпалить что-то бравурное боролось с желанием промолчать – и пришёл к консенсусу.

– Наташа… Вы абсолютно правы… – промямлил он. – Но дело в том, что при текущем развитии науки… помочь я могу только их потомкам, если они таковыми обзаведутся, и если им будет угрожать аналогичная аномалия развития.

Хорошенькое личико девушки погрустнело.

– Я нечаянно услышала всю историю братьев Чи… и очень переживаю за них… Они такие милые… непосредственные… так горят желанием учиться… что я бы… я бы что угодно… Значит, надежды нет?

Гена понуро помотал головой.

– Извини, Наташа. Я могу взять анализы и смоделировать нужную конфигурацию, но ввести ее в код и тем более заставить работать во всём организме, в каждой клетке… Это было бы чудом, а я не чародей, я учёный.

Сам, напряженно вслушивавшийся в поток непонятных слов, понял самое главное и понурился. Нижняя губа девушки задрожала.

– Зато я чародей, – подал Агафон голос с гребня забора. – Не обещаю, что получится хоть что-то. Изыскательская магия – не мой профиль. Но если есть что-то, что смогу сделать… Я это сделаю.

– Ты?! – Гена посмотрел на его так, словно это он, а не его премудрие стоял по колено в репьях под забором. – Да я с тобой на од… На один забор, то есть, не сяду!

– Я. И ты со мной, – отрезал маг. – Но если ты предпочтёшь удалиться аки гордый орёл, наплевав на всех только потому, что помогать тебе вызвался я – дело твоё.

– Нет, это дело моё! – не выдержал Сам. – И моих братьев!

– Которые, надеюсь, отыщут нужную форму донесения сего факта до нашего светоча разума, – подмигнула ему Серафима.

– Нет-нет, конечно, я не это имел в виду! – вскинул ладони Парадоксов. – Как бы я ни относился к этому… престидижитатору… наука и истина для меня на первом месте!

– Значит, ты сможешь?.. Вы сможете?.. – не веря услышанному и еще менее доверяя себе выговорить нужные слова, прошептал Сам.

– Мы сможем сделать всё от нас зависящее, – развёл руками Геннадий. – И для начала нам понадобится настоящий оборотень.

– Зачем?

– На забор биологических материалов.

Сам, не раздумывая, снял халат и повесил на ограду.

– Ты чего? – опешил Иванушка.

– Ге На Ди сказал, что нужен материал на забор, а другого у меня нет!

Учёный улыбнулся.

– Это немного по-другому происходит. Пойдем в нашу лабораторию – я всё тебе объясню.

Пока закадычные соперники, запершись в одном из домов, химичили и колдовали – каждый по мере возможностей – над кровью, инструментами и препаратами, жизнь в деревне текла своей чередой. Гильдии перемешивались, сливались и снова разливались – иногда совсем уж безбрежно, как после умопомрачительного обеда, приготовленного стараниями поваров, когда восемьдесят один брат как один решили изучать исключительно поварское искусство, или после выкованной Епифаном розы, когда ряды кузнецов стали полниться со скоростью остывания металла. Но вспомнив, в конце концов, к чему больше лежала душа, братья снова расходились изучать выбранное ремесло. И только Сам присоединялся всё время то к одним, то к другим, словно не мог решить, что ему больше нравится.

На фоне всеохватного обучающего процесса мало кто заметил, как однажды утром население стало меньше на трёх вотвоясек и одного лукоморского кучера в комплекте с каретой Коневых-Тыгыдычных и парой гнедых. Одними из этих немногих стали Иван с Серафимой.

– Я Сам. Я так решил, – насупившись и скрестив руки на груди, упрямо проговорил Хай.

Запряженная карета стояла на околице, готовая к отбытию. Наум на козлах поёживался на предутреннем холодке. Дамы О стояли у дверцы, разряженные как для императорского приёма, Ду Вань и Чу Мей впереди, Ля Ля – за их спинами как за решеткой.

– Управитель О, отетш этой легкомышленной девитшы и наш доштопоштенный брат, не пуштит тебя на порог! – фыркнула Чу Мей.

Сам, на секунду задумавшись и придя к выводу, что начинать сватовство с угроз будущему тестю – дело сомнительное, гордо вскинул голову:

– Значит, мы будем разговаривать на улице. Но если я сказал, что хочу просить голову и почку… уши и печень…

– Руку и сердце! – шепотом подсказал Иван недавно услышанную и почти запомнившуюся Хаю идиому.

– Сердце. И руку. Да. И даже обе. И всё остальное тоже, потому что на что мне это суповой набор без остальной восхитительной Ля Ля? Короче, если я решил, то так и сделаю!

– Но ты же хотел жениться на дочери Нефритового Государя! – пророкотал над его головой Чи Пай.

Хай повёл плечом:

– А теперь не хочу. Потому что для меня нет никого прекраснее во всём Белом Свете, чем О Ля Ля.

– Но ты хотел, когда женишься на дочери Нефритового Государя, просить разрешения остаться здесь, получить от него для нас деревню… а лучше пещеры, как дома!

– Но мы и так теперь здесь живём! Поэтому бедной девушке придется сыскать себе другого жениха. А пещер, может, тут и не имеется вовсе.

– Никогда ни про какие пещеры мы не слыхивали! – высокомерно подтвердила Чу Мей.

– Конечно, потерять такого зятя, как Чи Хай Сам – невосполнимая утрата для любой семьи, в которой имеется девушка на выданье… – чуть опечаленно продолжил Хай. – Но мы можем остаться друзьями. Я даже разрешу ей приходить в нашу деревню. Может, ей понравится кто-то из вас.

Дуэньи кусали губы, удерживая рвущиеся с языка эпитеты, чтобы в последний момент не испортить счастливое избавление, но взгляды их говорили всё, о чём умалчивали уста.

– Ну а чего вы глазки строите страшные будущему родичу? – не выдержала Серафима затянувшейся прощальной паузы. – Да такой человек, как он – находка! Молодой, симпатичный, непьющий…

– Как – не пьющий? Нефрит и воду все пьют, иначе… – попытался вставить Сам, но царевна лишь отмахнулась и продолжила:

– …честный, заботливый, работящий, из хорошей семьи. Золото, а не зять! Не даст пропасть – по миру пойти, заработает, зубами выгрызет, а обеспечит жену – ну и ее родню, если хорошо себя будут вести.

– Заработает?! – тётки расхохотались. – Духи, небесные духи, спустившиеся даже не с луны, а самой далёкой звезды! Ну кто в провинции, благословлённой самим Нефритовым Государем, работает?!

– Кто ходит по миру?!

– Всем достаточно всего безо всяких усилий!

Начинавшая кое-что подозревать Серафима, тем не менее, склонила голову набок, сделав заинтересованное лицо.

– Не могли бы вы тогда объяснить… духам… как живётся в ваших краях? Каковы ваши уважаемые и премудрые порядки-правила? – изо всех сил подыгрывая придумке жены про духов, спросил Иван.

– Нет нишего прошше! – О Ду Вань помахала веером. – Как ветру дунуть!

– Однажды Нефритовый Государь, да продлятся его годы до бесконечности, взглянул на землю и увидел, как наш народ страдает от войн, засух, наводнений, недорода, моровых поветрий и бездарного правления…

– И неизвестно, что хуже, – пробормотала Сенька.

О Чу Мей продолжала свою историю. Похожа она была на историю оборотней, как оборотень в человеческом обличье – на человека.

– Нефритовый Государь пожелал сделать людей счастливыми и создал землю, лишенную недостатков. Чтобы извне не мог пробраться ни один враг, с трёх сторон он окружил созданную провинцию рекой Текучих песков, а на западе от недругов защищал Пылающий лес. Люди стали жить в сытости, безопасности, забывая о непосильных трудах, и восхваляя Нефритового Государя денно и нощно на все лады.

– Наши предки штали шшашливыми, и для этого им не пришлось ждать, пока умрут, и Небешный Шудия определит их в нужную провинтшию жагробного тшарсштва.

– Нефритовый Государь, да полнится его сердце любовью и милосердием к нам, дал людям всё. Дома, одежду, посуду, еду – живите и радуйтесь! Рядом с селеньями стоят деревья с драгоценными камнями, которые можно выменять у купцов из Зареки на что угодно, и деревья, на которых растёт одежда и обувь. Если что-то ломается, то чудесным образом наутро оно становится снова целым.

– Правда, не бешконешно, – поджала губы Ду Вань. – Инаше бы не было нужды в этих пройдохах-куптшах иж Жареки.

– Но что сломалось, можно починить и самим. Или сделать новое, – резонно предположил Иван.

– Потшинить?! Шделать?! Ты жа кого наш принимаешь, дух Инь Ван? Вешно шшашливые жители Я Шинь Пеня – не их предки, которые гнули швои шпины годами, надрывалищь над каким-нибудь полем! Не для этого Нефритовый Гошударь шпашал наш!

И пока опешившие лукоморцы осознавали сказанное, Чу Мей выспренно продолжила:

– Нефритовый Государь, да множатся его благословения до скончания веков, позаботился обо всём, даже о мелочах, казалось бы внимания его не достойных! Можете ли вы себе представить, что, к примеру, выброшенный на улицу мусор поутру исчезает сам!

– Ишшежал, – дотошно поправила О Ду Вань.

– Да, – с чуть уменьшившимся апломбом согласилась вторая дуэнья. – Старые люди рассказывают, что давным-давно по улицам селений ночью ходили большие толстые птицы, которые склёвывали мусор, а утром несли яйца. Потом наши предки каким-то образом поняли, что вкусные у них не только яйца и с новыми силами возблагодарили заботу Нефритового Государя. Но лет через несколько, увы и ах, эти птицы пропали.

– Сожрали их, – ехидно прокомментировала О Ля Ля и едва не получила веером по лбу.

– Улетели в еще более благословенные края! – прошипела Чу Мей.

– А что с мусором? Неужели взяли метёлки и вёдра в руки, и?.. – оживился Иванушка.

– Предания гласят, что в первый день так оно и было. Но к тому времени грубый труд стал считаться постыдным… – смутилась дуэнья, – и мусор стали выносить за околицу. Но это было слишком далеко и трудно – особенно для больших селений… Потом его закапывали во дворах и огородах… которые скоро кончились… Поэтому теперь приходится выбрасывать его на улицу, ждать, пока смоет дождями, и молиться Нефритовому Государю, да воссияет его слава во веки, чтобы скорее вернул тех мерзких птиц оттуда, куда они убрались.

– Мерзких? – ошарашено моргнула царевна.

– А как еще можно иначе поименовать существ, дезертировавших от почётной обязанности, возложенной на них самим Нефритовым Государем, невыразимым в своей мудрости?!

У Сеньки, конечно, имелось несколько вариантов, но из опасения прервать нить повествования, она их оставила при себе – пока.

– Чем ещё занимаются жители провинции? – полюбопытствовала царевна вслух, а про себя добавила: "кроме выбрасывания мусора за окошко?"

– О, у наш много важных жанятий! – воодушевилась Ду Вань. – Штолько поэтов, пишателей, художников и филошофов нет ни у одного народа! Для хранения книг и картин, напишанных за эти три шотни лет, пришлощь отвешти тшелый дом!

– А еще мы занимаемся каллиграфией, – принялась важно загибать пальцы ее коллега, – пением, танцами и игрой на музыкальных инструментах. Искусство – это так… возвышенно! Так… головокружительно-восхитительно!

– Но в основном люди здесь скучны и нелюбопытны, – кисло сморщила носик Ля Ля. – Они сидят дома, или прогуливаются по своей улице, разряженные как статуи Нефритового Государя, или слушают артистов, или сплетничают.

– Не сплетничают, скудоумная дева, а обмениваются новостями и мнениями! – окатила ее волной презрения младшая дуэнья. – И о чем еще заботиться женщинам, как не о своей красоте и нарядах?

– А мужчины? – нахмурился Иван.

– А чем они хуже?

– А еще мужчины пьют гаоляновую водку, которую выменивают у купцов из Зареки, и дерутся после нее, – Лепесток поджала губы.

– Им надо было ее выпить перед встречей с нами! – гоготнул Чи Пай, заработав свою дозу высокомерного внимания дуэний.

– Ну а ремёсла?.. Ведь те же инструменты… кисти… бумагу, наконец! – должен кто-то делать! Или они тоже растут на деревьях?

Тётушки снисходительно улыбнулись.

– О нет. Предания гласят, что первое поколение попавших в эту обитель радости тщились сохранить свои ненужные умения, но к чему ремесло, если есть всё готовое? Жизнь надо тратить на удовольствия, развитие и познание себя, как говорят наши философы, а всякие пустяки вроде кистей, посуды…

– Нарядов, – подсказала Лепесток Персика.

– Глупое дитя, – Ду Вань закатила очи. – Наряды – это не пуштяки!

– …можно выменять у купцов из Зареки на драгоценные камни с деревьев, или украшения, которыми славятся наши ювелиры, – закончила О Чу Мей.

– Купцы приезжают в вашу провинцию? – встрепенулась Серафима.

– Нет-нет-нет! Еще не хватало! – Ду Вань замахала веером, точно отгоняла навозную муху. – По канатной переправе они поштавляют товар, а мы передаём оплату и жакажи.

– Наша родина прекрасна, и цветёт как маков цвет. Окромя явлений счастья, никаких явлений нет, – вспомнила царевна слышанный в детстве стишок.

– Да-да! Чудесные слова! Глубокие и всеобъемлющие, почти не хуже наших самых знаменитых стихотворцев! – всплеснула руками дуэнья помоложе. – Дух Сы Ма Цзянь имеет дар к стихосложению тоже!

– Ага, – тихо хмыкнула она. – Вот такой ширины, вот такой толщины…

– Но что-то мы жадержалишь, – старая дуэнья глянула на восток, где солнце почти всплыло над верхушками деревьев. – Как говоритщя, в гоштях так же, как дома, только хуже.

– И вам счастливого пути, – деревянно улыбнулся Иванушка.

– Лепесток Персика, – Сам сделал решительный шаг вперед. – В самой скорой близости увидишь ты меня на пороге своего дома. Так и знай.

И не успели дуэньи опомниться, как О Ля Ля послала возлюбленному воздушный поцелуй и юркнула в карету.

– Скатертью дорога! – вспомнил Чи Хай еще одно новое иноземное выражение, и под гогот кучера экипаж покатился на восход.

И почти никто не заметил, как из-за угла на отбывающий экипаж мечтательно глядел Дай У Ма. И уж совсем никто не обратил внимания, как из-за занавески заднего окошка украдкой выглянула тётушка Ду Вань, узрела, что искала, и нервно дыша и алея, юркнула в безопасность полутёмной утробы лукоморской "повозки грома".

Наступление дня "Хэ" – момента, когда усилия мага и учёного сольются в один финальный хук промашке природы – все ждали как из печки пирога, даже те, кто о существовании пирогов до встречи с лукоморцами и не подозревал. Как все приличные дни, день "Хэ" начался с утра "Хэ", когда с едва алеющим небом и десятком факелов в качестве освещения Геннадий и Агафон принялись готовить ринг для последнего и решительного боя.

Дома, способного вместить всех Чи разом, в деревне не сыскалось, и поэтому братовьёв пришлось с вечера отправить спать под крыши, а на расчищенной от постояльцев и следов их пребывания площади закипела работа.

– Выглядит как мастерская алхимика, – озадаченно покачал головой его премудрие, рассматривая Генину стеклопосуду самых причудливых форм и назначений, расставленную по бортику фонтана.

– Похоже на построения какого-нибудь геометра, – с не меньшим удивлением пробормотал Парадоксов, обозревая разнокалиберные септограммы и печати, опоясавшие площадь.

Встретившись взглядами, соперники поспешили гордо вздернуть носы и отвернуться: так ведь ненароком можно договориться и до того, что наука не настолько далека от магии, как полагают, и кого тогда поносить и презирать?

Когда солнце, позёвывая, выбралось из-под перины ночных облаков, братья, проведшие ночь без сна, запрудили переулки, ведущие к площади, и остановились у предусмотрительно проведенных лукоморцами черт. Наименее терпеливые, то есть приблизительно процентов восемьдесят[171]171
  Остальные двадцать процентов попали в категорию наиболее терпеливых и заняли наблюдательную позицию на еще сохранившихся ближних крышах с вечера.


[Закрыть], как бы невзначай затёрли ногами эти линии и с невинным видом продвинулись метров на пару – до еще более предусмотрительно выставленных пикетов перед не менее предусмотрительно возведенными баррикадами из деревенского хлама.

– Но мы же токо поглядеть! – без особой надежды на успех, нудили одни.

– Не убудет же от них от погляду! – убеждали другие.

– Мы ж должны знать, чего там будет! – доказывали третьи.

Но боярин Демьян – командир блок-поста – оставался непробиваем, а когда просители, осмелев, попёрли тихой, но упорной сапой на баррикаду, как батальон Гаврошей-переростков, грозно воткнул руки в бока:

– Вы что, хотите их отвлечь, чтобы они потом вас в ворон по ошибке превратили?

– Или в болванчиков? – добавила не отстающая от боярина своей мечты Лариска.

Чи переглянулись, посоветовались, решили, что болванчики – это маленькие болваны, что по сравнению с ними стать воронами не так уж и плохо: они хоть тоже маленькие, зато сообразительные, но еще лучше – потерпеть. Продвижение остановилось. Так, нервно переминаясь с ноги на ногу, вытягивая шеи и горячо обмениваясь суждениями по поводу грядущего преображения, и дождались они заветного сигнала:

– Запускайте!

Наиболее терпеливые двадцать процентов посыпались с крыш, роняя в процессе остатки архитектуры на головы наименее терпеливым, и через несколько минут все родичи Сама выстроились в очередь у двух узких проходов в сплетении загадочных линий на мостовой. Объяснять никому ничего не понадобилось: всё, что от них требовалось, братья затвердили наизусть еще вчера.

Подставить ладони.

Подождать, пока маг или учёный не сделают по надрезу на каждой и не польют их волшебным зельем.

Пройти к фонтану.

Взять за руки братьев справа и слева, касаясь раны раной.

Ждать, молчать и не двигаться.

В принципе, молчать было не обязательно, но предвидя такой нервный галдеж со стороны восьми десятков братовьёв, что самих себя услышать будет сложно, Агафон и Гена в кои-то веки сошлись во мнении в первые же пять минут.

И всё это время Дай У Ма – тенью настолько неотвязной, что казалось, будто нагрянули в гости как минимум два десятка его близнецов – рыскал рядом. Запасшись свитками, чернильницами и кистями, он постоянно обнаруживался под каждым локтем, за каждой спиной, у каждой баррикады, записывая всё, на что падал его горящий вдохновением взор.

– Ты што, штихи кропаешь? – удивилась Серапея.

– Хроники, боярыня Се Ра Пе! – гордо ответствовал толмач. – Эта провинция знала поэтов и философов, а летописцы ей – народ неизвестный! Пока.