Текст книги "Избранные сочинения в шести томах. Том 2-й"

Автор книги: Джеймс Фенимор Купер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 59 страниц)

глядывал из парадной двери, кто бежал– от дальнего угла дома, где находился вход в кухню и кладовую. Но первыми саней достигли обитатели псарни Ричар¬ да, и воздух наполнился переливами самых разных собачь¬ их голосов, от басистого рыка волкодавов до капризного тявканья терьеров. Их господин отвечал на эти шумные приветствия столь же разнообразными «гав-гав» и «р-р-р», пока собаки, возможно пристыженные тем, что их пре¬ взошли, разом не смолкли. Только могучий мастиф, на чьем медном ошейнике были выгравированы большие бук¬ вы «М. Т.», не присоединился к общему хору. Не обращая внимания на суматоху, он величественно прошествовал к судье и, после того как тот ласково похлопал его по за¬ гривку, повернулся к Элизабет, которая, радостно вскрик¬ нув: «Воин!» —даже нагнулась и поцеловала его. Старый пес тоже узнал ее, и, когда она поднималась по обледене¬ лым ступенькам (отец и мосье Лекуа поддерживали ее под руки, чтобы он!а не поскользнулась), он грустно смотрел ей вслед, а едва дверь захлопнулась, улегся перед ближней конурой, словно решив, что теперь в доме появилась новая драгоценность, которую надо охранять особенно тща¬ тельно. Элизабет прошла за своим отцом, на мгновение за¬ державшимся', ятобы отдать одному из слуг какое-то рас¬ поряжение, в прихожую – большой зал, тускло освещен¬ ный двумя свечами в высоких старомодных подсвечниках. Дверь захлопнулась, и все общество разом перенеслось из морозного царства зимы в область знойного лета. В сере¬ дине зала выбилась огромная печь, и бока ее, казалось, колыхались от жара. Дымоход был выведен в потолок прямо над ней. На* печи помещался жестяной таз с во¬ дой, которая, испаряясь, поддерживала надлежащую влаж¬ ность воздуха. Зал был убран коврами, а стоявшая в нем мебель выглядела прочной и удобной – часть ее привезли из го¬ рода, а остальное изготовили темплтонские столяры. Бу¬ фет красного дерева, инкрустированный слоновой костью и снабженный огромными медными ручками, стонал под тяжестью серебряной посуды. Рядом с ним стояло не¬ сколько больших столов, изготовленных из дикой вишни, чья древесина по цвету напоминала дорогой заморский ма¬ териал буфета; они были сделаны очень просто и ничем не украшены. Напротив них располагался небольшой сто¬ 506

лик из горного клена; он был гораздо светлее, а волнистые волоконца на его крышке образовывали красивый естест¬ венный узор. За ним в углу стояли тяжелые старомодные часы с медным циферблатом, в узком высоком футляре из черного ореха с побережья океана. Вдоль одной из стен тянулась огромная кушетка или, вернее, диван, имевший в длину двадцать футов; он был покрыт чехлом из светлого ситца. У противоположной стены среди другой мебели бы¬ ли расставлены стулья, выкрашенные в светло-желтый цвет; по их спинкам змеились тонкие черные полоски, про¬ веденные довольно нетвердой рукой. На стене вдали от печки висел термометр в футляре из красного дерева, соединенный с барометром; каждые пол¬ часа, минута в минуту, Бенджамен приходил взглянуть, что показывает этот инструмент. Но обе стороны печи с потолка свисали две стеклянные люстры, находившиеся на равном расстоянии между ней и входными дверями, рас¬ положенными в обоих концах зала, а к косякам многочис¬ ленных боковых дверей, ведших во внутренние комнаты, были прикреплены золоченые канделябры. Эти косяки, а также притолоки были выполнены весь¬ ма затейливо, и над каждой дверью находился выступ с миниатюрным пьедесталом посредине. На пьедесталах бы¬ ли установлены маленькие гипсовые бюсты, .выкрашенные черной краской. И в форме пьедесталов, и в выборе бюстов сказывался вкус мистера Джонса. Над одной дверью кра¬ совался Гомер, необыкновенно на себя похожий, утвер¬ ждал Ричард, – «ведь с первого взгляда видно, что он слеп». Над другой виднелись голова и плечи гладколи– цего господина с остроконечной бородкой, которого он име¬ новал Шекспиром. Над третьей высилась урна – ее очер¬ тания, по мнению Ричарда, неопровержимо доказывали, что в ее оригинале хранился прах Ди-доны1. Четвертый бюст, вне всяких сомнений, был бюстом Франклина 2 – это доказывалось колпаком и очками. Пятый столь же очевид¬ но изображал исполненную спокойного благородства голо¬ ву Вашингтона. Шестой же определению не поддавался и, говоря словами Ричарда, был «портретом человека в ру¬ башке с расстегнутым воротом и с лавровым венком на го¬ 1 Д и д о н а – мифическая царица древнего города Карфагена. 2 Франклин Бенджамен (1706—1790) – американский политический деятель времен войны за независимость и крупный ученый. 507

лове. Моделью послужил не то Юлий Цезарь, не то доктор Фауст – и для того и для другого предположения сущест¬ вуют веские основания». Стены были оклеены свинцово-серыми английскими обоями, на. которых изображалась символическая фигура Британии, скорбно склоняющейся над гробницей генерала Вольфа Сам же герой располагался в некотором отдале¬ нии от рыдающей богини, у самого края полосы, так что его правая рука переходила на следующий кусок; когда Ричард собственноручно наклеивал обои, ему почему-то ни разу не удалось добиться точного совпадения линий, и Британии приходилось оплакивать не только своего пав¬ шего любимца, но и его бесчисленные зверски ампутиро¬ ванные правые руки. Тут сам хирург, совершивший эту противоестественную операцию, возвестил о своем присутствии в зале, громко щелкнув кнутом. – Эй, Бенджамен! Бен Помпа! Так-то ты встречаешь молодую хозяйку? – крикнул он. – Простите его, кузина Элизабет. Не каждому под силу устроить все в должном порядке, но теперь, когда я вернулся, досадных недоразу¬ мений больше не будет. Зажигайте люстры, мистер Пен– гиллен, зажигайте их поживей, чтобы мы могли наконец разглядеть друг друга. Ах да, Дьюк, я привез домой тво¬ его оленя, что. с ним делать, а? – Господи боже ты мой, сквайр, – начал Бенджамен, предварительно утерев рот тыльной стороной руки, – коли бы вы об этом распорядились пораньше, все было бы по ва¬ шему желанию. Я уже свистал всех наверх и начал разда¬ вать команде свечи, когда вы вошли в порт. Но чуть жен¬ щины заслышали ваши бубенцы, они все кинулись бежать, словно их боцман линьком оглаживает; а если и есть в до¬ ме человек, который может сладить с бабами, когда они сорвутся с якоря, то зовут его не Бенджамен Помпа. Но мисс Бетси не рассердится на старика из-за каких-то све¬ чей, или, значит, надевши длинное платье, она изменилась больше, чем корсарский бриг, который выдает себя за тор¬ говца. Элизабет и ее отец продолжали хранить молчание. Им обоим взгрустнулось, когда они вошли в зал: они 1 Вольф Джеймс (1727—1759) – английский генерал, уби¬ тый в Канаде во время войны между Англией и Францией. 508

Экономка почувствовала даже робость, когда были сняты плащ, шубка, сброшен большой капор и ее взгляду открылось прелестное личико...

вспомнили дорогую умершую, чье присутствие еще так не– давно согревало этот дом, в котором Элизабет успела про¬ жить год, перед тем как уехать в пансион. Но тут слуги наконец вспомнили, зачем в люстры и канделябры были вставлены свечи, и, спохватившись, бро¬ сились их зажигать; через минуту зал уже сиял огнями. Печальное настроение нашей героини и ее отца исчез¬ ло вместе с сумраком, окутывавшим зал, и новоприбыв¬ шие начали снимать тяжелые шубы и шапки. Пока они раздевались, Ричард обращался к слугам то с одним, то с другим замечанием и время от времени сооб¬ щал судье какое-нибудь свое соображение насчет оленя, однако весь этот монолог напоминал фортепьянный акком¬ панемент, который слышат, но не слушают, и поэтому мы не станем приводить здесь его слова. Как только Добродетель Петтибон зажгла отведенную ей порцию свечей, она не замедлила вновь подойти к Эли¬ забет, словно для того только, чтобы принять ее шубку, на самом же деле не без завистливой досады желая получше рассмотреть ту, которой предстояло принять от нее бразды правления в доме. Экономка почувствовала даже некото¬ рую робость, когда были сброшены плащ, шубка, теплые платки и чулки, снят большой черный капор и ее взгляду открылось личико, обрамленное блестящими черными, как вороново крыло, локонами; несмотря на нежную прелесть, оно свидетельствовало о твердом характере его обладатель¬ ницы. Лоб Элизабет был безупречно чист и бел, но эта бе¬ лизна не имела ничего общего-с бледностью, говорящей о меланхолии или дурном здоровье. Нос ее можно было бы назвать греческим, если бы не легкая горбинка, делавшая его красоту менее классической, но зато придававшая ему гордое благородство. Рот ее был прелестен и выразителен, но, казалось, не чужд легкого женского кокетства. Он усла¬ ждал не только слух, но и зрение. К тому же Элизабет была прекрасно сложена и довольно высока – это она уна¬ следовала от матери, так же как и цвет глаз, красиво изо¬ гнутые брови и длинные шелковистые ресницы, Но выра¬ жение лица у нее было отцовское: мягкое и привлекатель¬ ное в обычное время, лицо это в минуты гнева становилось строгим и даже суровым, хотя и не утрачивало своей кра¬ соты. От отца же она унаследовала некоторую вспыльчи¬ вость. Когда был снят последний платок, Элизабет предстала 510

перед экономкой во всей своей прелести: голубая бархат¬ ная амазонка выгодно обрисовывала изящные линии ее стройной фигуры, на щеках цвели розы, ставшие еще бо¬ лее алыми от тепла, чуть увлажненные прекрасные глаза сияли. Взглянув на эту озаренную блеском свечей красави¬ цу, Добродетель Петтибон почувствовала, что ее власти в доме пришел конец. Тем временем разделись и все остальные. Мармадьюк оказался одетым в скромную черную пару, мосье Лекуа – в кафтан табачного цвета, под которым виднелся вышитый камзол; штаны и чулки у него были шелковые, а на баш¬ маках красовались огромные пряжки —по общему мнению, украшавшие их алмазы были сделаны из стекла. На майоре Гартмане был небесно-голубой мундир с большими мед¬ ными пуговицами, парик с косицей и сапоги; а короткую фигуру мистера Ричарда Джонса облегал щегольской сюртук бутылочного цвета, застегнутый на его округлом брюшке, но открытый сверху, чтобы показать жилет из красного сукна и фланелевый жилет с отделкой из зеленого бархата; снизу из-под него выглядывали штаны из оленьей кожи и высокие белые сапоги со шпорами – одна из них слегка погнулась от его недавних усилий пришпорить та¬ бурет. Когда Элизабет сбросила верхнюю одежду, она внима¬ тельно оглядела не только слуг, но и зал, по которому она могла судить, как они относятся к своим обязанностям, – ведь теперь ей предстояло вести дом. Хотя в убранстве за¬ ла сквозило некоторое несоответствие, все здесь было до¬ бротным и чистым. Пол даже в самых темных углах был устлан коврами. Медные подсвечники, позолоченные кан¬ делябры и стеклянные люстры, быть может, не вполне отвечали требованиям вкуса и моды, но зато содержались в безупречном порядке. Они были отлично вычищены и ярко сверкали, отражая пламя бесчисленных свечей. После унылых декабрьских сумерек снаружи этот свет и тепло производили чарующее впечатление. Поэтому Элизабет не заметила кое-каких погрешностей, которые, надо признать¬ ся, там все-таки были, и смотрела вокруг себя с восхище¬ нием. Но вдруг ее взгляд остановился на человеке, который казался совсем чужим среди всех этих улыбающихся, на¬ рядно одетых людей, собравшихся, чтобы приветствовать молодую наследницу Темплтона. В углу возле парадной двери, никем не замечаемый, 511

стоял молодой охотник, о котором на время все забыли. Но, если рассеянность судьи еще можно было как-то оправдать сильным волнением, охватившим его в эти минуты, оста¬ валось непонятным, почему сам юноша не хотел напом^ нить о своей ране. Войдя в зал, он машинально снял шап¬ ку, открыв темные волосы, не менее пышные и блестящие, чем даже локоны Элизабет. Трудно представить себе, на¬ сколько преображал его такой на первый взгляд пустяк, как грубо сшитая лисья шапка. Если лицо молодого охот¬ ника привлекало твердостью и мужеством, то очертания его лба и головы дышали благородством. Несмотря на бед¬ ную одежду, он держался так, словно окружавшая его об¬ становка, считавшаяся в этих местах верхом роскоши, не только была ему привычна, но и вызывала у него некото¬ рое пренебрежение. Рука, державшая шапку, легко опиралась на крышку небольшого фортепьяно Элизабет, и в этом жесте не было ни деревенской неуклюжести, ни вульгарной развязности. Пальцы изящно касались инструмента, словно им это было не в новинку. Другой вытянутой рукой он судорожно сжи¬ мал ствол своего ружья, опираясь на него. Он, видимо, не замечал своей несколько вызывающей позы, так как был, казалось, охвачен чувством куда более глубоким, чем про¬ стое любопытство. Это лицо в сочетании с непритязатель¬ ным костюмом так резко отличалось от оживленной груп¬ пы, окружавшей хозяина дома в другом конце большого зала, что Элизабет продолжала смотреть на него удивленно и недоумевающе. Незнакомец обводил зал медленным взглядом, и брови его все больше сдвигались. Его глаза то вспыхивали гневом, то омрачались непонятной печалыо. Затем он снял руку с фортепьяно и склонил на нее голову, скрыв от взора Элизабет свои выразительные, говорившие о столь многом черты. – Дорогой отец, – сказала она, – мы совсем забыли о благородном джентльмене (Элизабет чувствовала, что не может назвать его иначе), ожидающем нашей помощи, к которому мы обязаны отнестись с самой сердечной заботой и вниманием. При этих словах глаза всех присутствующих обрати¬ лись туда, куда смотрела Элизабет, и молодой охотник, гор¬ до откинув голову, сказал: – Моя рана совсем не опасна, и, если не ошибаюсь, су¬ дья Темпл послал за врачом, едва мы подъехали к дому. 512

– Разумеется, – ответил Мармадьюк. – Я не забыл, мой друг, для чего пригласил вас сюда и чем вам обязан. – Ага! – не без злорадства воскликнул Ричард. – На¬ верное, ты обязан этому парню оленем, которого ты убил, братец Дьюк. Ах, Мармадыок, Мармадьюк! Что за сказку ты нам рассказал про своего оленя! Вот вам за него два доллара, молодой человек, а судья Темпл по справедливо¬ сти должен будет оплатить докторский счет. За свою по¬ мощь я с вас ничего не возьму, но она от этого хуже не станет. Ну, Дьюк, не огорчайся: если ты и промазал по олеию, зато тебе удалось подстрелить этого молодца сквозь сосну. Признаю себя побитым: такого выстрела я за всю свою жизнь не сделал. – И будем надеяться, не сделаешь и впредь, —ответил судья. – Не дай тебе бог испытать то, что испытал я после него. Но вам нечего опасаться, мой юный друг, – раз вы так легко двигаете рукой, значит, рана не может быть очень серьезной. – Не ухудшай дела, Дьюк, притворяясь, будто ты что– то понимаешь в хирургии, – прервал его мистер Джонс, презрительно махнув рукой. – Эту науку можно изучить только на практике. Как тебе известно, мой дед был вра¬ чом, но в твоих жилах нет ни капли докторской крови. А эти дарования передаются по наследству. Все мои род¬ ственники с отцовской стороны разбирались в медицине. Вот, например, мой дядя, которого убили под Брэндивай¬ ном: он умер легче всех в полку, а почему? Потому что знал, как перестать дышать. Очень немногие обладают подобным умением. – Я ничуть не сомневаюсь, Дик, – заметил судья, от¬ вечая улыбкой на веселую улыбку, которая, словно против воли, озарила лицо незнакомца, – что твои родственники до тонкости постигли искусство расставания с жизнью. Ричарда эти слова нимало не смутили, и, заложив руки в карманы так, чтобы оттопырились полы, он принялся что– то насвистывать. Однако желание ответить было слишком велико, и, не выдержав этой философской позы, он с жаром воскликнул: – Смейтесь, судья Темпл, над наследственными талан¬ тами! Смейтесь, сделайте милость! Да только в вашем по¬ селке все до единого держатся другого мнения. Вот даже этот охотник, который ничего, кроме своих медведей, оле¬ ней да белок не знает, даже он не поверит, если ты ска¬ 33 феним°Р Купер. Том II 513

жешь, что таланты и добродетели не передаются по на¬ следству. Не правда ли, любезный? – Пороки не передаются, в это я верю, – сухо ответил незнакомец, переводя взгляд с судьи на Элизабет. – Сквайр прав, судья, – объявил Бенджамен, с самым многозначительным и дружеским видом кивая в сторону Ричарда. – Вот, скажем, его величество английский король вылечивает золотуху своим прикосновением *, а эту хворь не изгонит из больного и лучший доктор на всем флоте. Да¬ же самому адмиралу такое не под силу. Исцелить ее могут только его величество король и повешенный. Да, сквайр прав, а то почему это седьмой сын в семье всегда стано¬ вится доктором, хотя бы даже он поступил на корабль про¬ стым матросом? Вот когда мы нагнали лягушатников под командой де Грасса2, то был у нас на борту доктор, и он... – Довольно, довольно, Бенджамен, – перебила его Элизабет, переводя взгляд с охотника на мосьё Лекуа, ко¬ торый с любезным вниманием слушал все, что говорилось вокруг. – Ты расскажешь мне об этом и о прочих твоих замечательных приключениях как-нибудь в другой раз. А пока надо приготовить комнату, где доктор мог бы пере¬ вязать рану этого джентльмена. – Я сам им займусь, кузина Элизабет, —* с некоторым высокомерием заявил Ричард. – Молодой человек не должен страдать из-за того, что Мармадьюку вздумалось упрямиться. Иди за мной, любезный, я сам осмотрю твою рану. – Лучше подождем врача, – холодно ответил охот¬ ник. – Он, вероятно, не замедлит с приходом. Ричард застыл на месте, удивленно уставившись на го¬ ворящего: он не ожидал такой изысканной манеры выра¬ жаться и был очень обижен отказом. Сочтя за благо оскор¬ биться, он снова засунул руки в карманы, подошел к ми¬ стеру Гранту и, наклонившись к его уху, прошептал: – Вот помяните мое слово – скоро в поселке только и разговору будет о том, что без этого малого мы все сломали бы себе шею. Словно я не умею править лошадьми! Да вы 1 В средние века существовало поверье, что король своим прикосновением может излечивать золотуху, которую поэтому на¬ зывали «королевской болезнью». 2 Франсуа де Грасс (1723—1788) – французский/ адми¬ рал; в 1772 году потерпел поражение от английского адмирала Роднея. 514

сами, сэр, без всякого труда вернули бы их опять на доро¬ гу. Это был сущий пустяк! Только посильней потянуть за левую воясжу и хлестнуть правую выносную. От всего сер¬ дца надеюсь, сер, что вы не ушиблиюь, когда этот малый перевернул сани. Священник не успел ответить, потому что в зал вошел местный доктор. Глава VI ...На полках Склад нищенских пустых коробок, склянок, Зеленых земляных горшков, бечевок, Семян, засохших розовых пастилок Убого красовался напоказ. Шекспир, «Ромео и Джульетта» Доктор Элнатан Тодд (так звался этот врачеватель) слыл в поселке человеком необыкновенной учености и, уж во всяком случае, отличался необыкновенной фигурой. Ро¬ ста в нем без башмаков было шесть футов четыре дюйма. Его руки и ноги вполне соответствовали этой внушитель¬ ной цифре, но все остальные части его тела, казалось, бы¬ ли изготовлены по куда меньшей мерке. Плечи его годи¬ лись бы хоть для великана, в том смысле, что. располага¬ лись очень высоко, но они были на редкость узки, и можно было подумать, будто длинные, болтающиеся руки растут прямо из спинного хребта. Зато шея его была на диво длин¬ на, нисколько не уступая в этом отношении рукам и ногам. Ее венчала маленькая головка, напоминавшая по форме огурец; сзади она была покрыта жесткой каштановой гри¬ вой, а спереди являла миру веселую физиономию, на кото¬ рой доктору никак не удавалось удержать премудрое вы¬ ражение. Он был младшим сыном в семье фермера из западной части Массачусетса, и его отец, человек весьма зажиточ¬ ный, не заставлял его, как других своих сыновей, работать в поле, колоть дрова или заниматься каким-нибудь другим тяжелым трудом, который мог бы задержать его рост. Впрочем, своим освобождением от домашних обязанностей Элнатан был отчасти обязан именно тому, что так быстро рос: из-за этого он был бледен, вял и слаб, и его сердоболь¬ ная маменька объявила, что он «ребенок болезненный и 33* 515

в фермеры не годится. Пусть зарабатывает себе хлеб чем– нибудь полегче: пойдет в адвокаты, в священники или в доктора». Правда, сперва никто толком не знал, в какой, собственно, из этих областей лежит призвание Элнатана. А пока он бил баклуши, целыми днями слонялся по усадь¬ бе, жевал зеленые яблоки и искал щавель. Зоркий глаз за¬ ботливой родительницы скоро заметил его излюбленные занятия и узрел в них предначертанный ему жизненный путь. «Эднатану на роду написано стать доктором, это уж так. Недаром он с утра до ночи собирает какие-то травы и пробует на зуб все, что растет в саду. И потом он еще сыз¬ мальства любил всякие лекарства и снадобья: приготовила я как-то своему муженьку пилюли от разлития желчи, об¬ мазала их кленовым сахаром и оставила на столе, а Элна– тан возьми да и проглоти их все, будто в мире ничего вкус¬ нее нет. А ведь Айчебод (ее супруг) такие рожи корчит, когда их принимает, что смотреть страшно». Это обстоятельство и решило дело. Когда Элнатану ис¬ полнилось пятнадцать лет, его изловили, словно дикого же¬ ребенка, и остригли его косматую гриву, затем одели в но¬ вый костюм из домотканой материи, выкрашенной в настое ореховой коры, снабдили евангелием и букварем Уэбстера и отправили учиться в школу. Будущий доктор был неглу¬ пым мальчиком, а так как он еще дома постиг, хотя и без всякой системы, начатки грамоты и арифметики, то вскоре стал первым учеником. Его маменька с восхищением услы¬ шала от учителя, что ее сын «на редкость способен и куда более развит, чем все его однокашники». Учитель считал также, что мальчик проявляет природную склонность к ме¬ дицине – «ему самому не раз доводилось слышать, как тот уговаривал младших товарищей есть поменьше, а когда не¬ вежественные малыши оставались глухи к этим советам, Элнатан мужественно поглощал все присланные им из до¬ му съестные припасы, дабы спасти их от пагубных послед¬ ствий обжорства». Вскоре после того, как его почтенный наставник столь лестно о нем отозвался, мальчика взяли из школы и при¬ строили в ученики к местному врачу, чьи первые шаги на' поприще медицины весьма напоминали его собственные. Теперь соседи постоянно видели, как наш герой то поит у колодца докторскую лошадь, то готовит облатки со всяки¬ ми лекарствами – синие, желтые и красные; но иной раз они могли видеть, как он усаживается под яблоней, держа 516

в руке «Латинскую грамматику» Раддимена, а из кармана у него торчит уголок «Акушерства» Денмена, ибо его пат¬ рон полагал, что сперва он должен постигнуть науку о том, как помогать людям появляться на этот свет, и лишь по¬ том – как по всем правилам спроваживать их на тот. В таких занятиях миновал год, и вдруг однажды Элна¬ тан явился в молельню, облаченный в длиннополый сюр¬ тук из чёрной домотканой материи и в сапожки, сшитые, за неимением красного сафьяна, из некрашеной телячьей кожи. Затем соседи обнаружили, что он начал бриться – прав¬ да, старой и тупой бритвой. И не прошло и трех-четырех месяцев, как в один прекрасный день несколько старух с озабоченными лицами проследовали к домику некой бед¬ ной женщины, около которого суетились испуганные сосед¬ ки. Двое мальчишек вскочили на неоседланных лошадей и поскакали в разные стороны. Но, сколько ни разыскивали доктора, найти его так и не удалось. Наконец из своих две¬ рей торжественным шагом вышел Элнатан, а впереди него трусил запыхавшийся белобрысый мальчонка. На следую¬ щий день, когда Элнатан показался на улице, как именова¬ лась там проезжая дорога, пересекавшая поселок, все оби¬ татели последнего не могли не заметить, что в его* манерах появилась какая-то особенная степенность. На той же не¬ деле он. купил себе новую бритву, а в следующее воскре¬ сенье вошел в молельню, сжимая в руке красный шелко¬ вый платок; на лице его были написаны важность и серьезность. Вечером он явился с визитом к одному ферме¬ ру, у которого была молоденькая Дочка, – к сожалению, более знатных семей в окрестностях не проживало. И, оставляя молодого человека наедине с красавицей, ее предусмотрительная мамаша поспешила назвать его «док¬ тором Тоддом». Первый шаг был сделан, и с этих пор все стали величать Элнатана только так. Прошел еще год, в течение которого молодой врач про¬ должал учиться у того же наставника и «посещал больных вместе со старым доктором», хотя было замечено, что, вы¬ ходя из дому, они поворачивали в разные стороны. К концу этого срока доктор Тодд достиг совершеннолетия. Тогда он отправился в Бостон, чтобы купить лекарств и, как утвер¬ ждали некоторые, пройти курс при больнице; насчет по¬ следнего нам ничего не известно, но если это и так, то он прошел его не останавливаясь и через две недели уже вер– 517

пулся домой с таинственным сундучком, от которого сильно пахло серой. В ближайшее же воскресенье отпраздновали его свадь¬ бу, а на следующее утро он и ето молодая супруга отбыли куда-то в одноконных санях, в которые были погружены вышеупомянутый сундучок, баул с бельем из домотканого полотна, оклеенный обоями ящик с привязанным к нему красным зонтиком, две новехонькие кожаные седельные сумки и шляпная картонка. Через некоторое время его дру¬ зья получили письмо, извещавшее их, что новобрачные «поселились в штате Нью-Йорк и доктор Тодд с успехом практикует в городе ТеШштоне». Бели ученый английский юрист с сомнением отнесется к праву Мармадьюка занимать судейское кресло, то уж, конечно, медики, окончившие Лейденский или Эдинбург¬ ский университет, от души посмеются над нашим правди¬ вым рассказом о служении Элнатана в храме Эскулапа. Однако и им придется довольствоваться тем же самым от¬ ветом: в этих краях доктор Тодд был ничуть не хуже своих, коллег, так же как Мармадыок превосходил большинство своих. Время и большая практика преобразили нашего докто¬ ра самым чудесным образом. Он был от природы очень добр, но в то же время обладал немалым мужеством. Дру¬ гими словами, он от души старался вылечить своих паци¬ ентов и, если дело шло о полезных членах общества, пред¬ почитал не рисковать, пользуя их только самыми проверен¬ ными средствами; однако в тех случаях, когда в его руки попадал какой-нибудь бродяга без роду и племени, он при¬ нимался испытывать на его организме действие всех лекарств, какие только хранились в кожаных сумках. К счастью, их было не так уж много, и почти все они были совершенно безвредны. Таким способом Элнатан научился неплохо разбираться в лихорадках и маляриях и мог с большим знанием дела рассуждать о перемежающихся, возвратных, ежедневных и повторяющихся приступах. В Темплтоне и окрестностях свято верили в его уменье исцелять всяческие кожные заболевания, и, уж конечно, ни один младенец не появлялся на свет без его помощи. Короче говоря, доктор Тодд возводил на песке весьма вну¬ шительное здание, скрепленное цементом практики, хотя и слагавшееся из довольно хрупких материалов. Однако он время от времени перечитывал свои учебники и, будучи 518

человеком весьма неглупым и наблюдательным, успешно согласовывал практику с теорией. Ие имея почти никакого опыта в хирургии, он остере¬ гался делать серьезные операции, тем более что в подоб¬ ных случаях пациент имеет возможность непосредственно оценить уменье вра'ча. Однако он успешно лечил мазями ожоги, уверенно разрезал десну, чтобы извлечь гнилые кор^– ни давно разрушившихся зубов, и умело зашивал раны неловких дровосеков. Но вот однажды некий поселенец, неудачно свалив дерево, раздробил себе ногу, и нашему герою пришлось решиться на операцию, потребовавшую от него напряжения всех его душевных сил. Однако в тяжкий час беды он не обманул возлагавшихся на него надежд. В новых, поселениях и раньше нередко возникала нужда в ампутациях, и обычно их производил хирург-самоучка, который благодаря большой практике так набил руку, что сумел оправдать добрую славу, вначале вовсе им не заслу¬ женную. -Элнатану случилось присутствовать при двух¬ трех его операциях. Но на этот раз хирург оказался в отъезде, и доктору волей-неволей пришлось его заменить. Элнатан начал операцию, испытывая невыразимое от¬ чаяние и сомнение в своих силах, хотя ему вполне удалось сохранить самый спокойный и невозмутимый вид. Фами¬ лия несчастного пациента была Миллиган, и именно ее упомянул Ричард, говоря о том, как он ассистировал докто¬ ру, поддерживая изуродованную ногу. Эта нога была благо¬ получно отнята, и пациент остался в живых Однако еще два года бедняга Миллиган жаловался, что его ногу зако¬ пали в слишком тесном ящике – недаром он по-прежнему чувствует в ней ужасную боль, от которой начинает ныть все тело. Мармадьюк высказал предположение, что дело тут в нервах и сосудах, но Ричард, считавший эту ампута¬ цию своим личным подвигом, презрительно отмел подоб¬ ные оскорбительные домыслы, заявив, что ему не раз доводилось слышать о людях, которые безошибочно пред¬ сказывают дождливую погоду по тому, как у них ноют пальцы отрезанных ног. Года через два-три Миллиган со¬ всем перестал жаловаться на боль,' но его ногу все-таки выкопали и переложили в ящик попросторнее, и с тех пор, как мог подтвердить весь поселок, страдалец уже ни разу не упомянул о своих болях. Этот случай окончательно воз¬ высил доктора Тодда в общем мнении, но, к счастью для больных, его уменье росло вместе со славой. 519

Однако, несмотря на опытность доктора Тодда и успеш¬ ную ампутацию пресловутой ноги, он все же почувствовал некоторый трепет, войдя в зал «дворца». В нем было свет¬ ло, как днем, его роскошная обстановка совсем не напоми¬ нала убогую мебель скромных, наскоро построенных доми¬ шек, в которых жили его обычные пациенты, а находив¬ шиеся в нем люди были так богато одеты и на лицах их было написано такое беспокойство, что неудивительно, если крепкие нервы доктора не выдержали. От присланно¬ го за ним слуги он узнал, что речь идет о пулевом ранении, и, пока он, сжимая в руках кожаные сумки, шагал по сне¬ гу, в его голове вихрем проносились видения разорванных артерий, пробитых лёгких, продырявленных внутренних полостей, словно его путь вел на поле брани, а не в мирный дом судьи Темпла. Едва ступив в зал, он увидел перед собой Элизабет, чье прекрасное лицо, обращенное к нему, было исполнено тре¬ воги и беспокойства. Ее обшитая золотым шнуром амазон¬ ка окончательно его доконала: огромные костлявые колени доктора застучали друг о друга, – так сильно он вздрогнул. Дело в том, что в рассеянии чувств он принял ее за изре¬ шеченного пулями генерала, который покинул битву в самом ее разгаре, дабы прибегнуть к его помощи. Заблуж¬ дение это, однако, рассеялось почти в то же мгновение, и мистер Тодд перевёл взгляд на серьезное, благородное лицо ее отца, с него – на Ричарда, который, щелкая кнутом, про¬ хаживался по залу, чтобы утишить раздражение, вызван¬ ное отказом охотника воспользоваться его помощью; затем он взглянул на француза, уже несколько минут державше¬ го стул для Элизабет, которая этого совсем не замечала, за¬ тем– на майора Гартмана, невозмутимо прикуривавшего от люстры трубку с трехфутовым мундштуком, затем – на мистера Гранта, листавшего рукопись своей проповеди воз¬ ле одного из канделябров, затем – на Добродетель, кото¬ рая, почтительно сложив руки на груди, с восхищением и завистью разглядывала платье и очаровательные черты Элизабет, и, наконец, на Бенджамена, который, широко расставив ноги и уперши руки в бока своего короткого ту¬ ловища, раскачивался с равнодушием человека, привыкше¬ го к ранам и кровопролитию. Насколько доктор Тодд мог судить, все они были целы и невредимы, и у него отлегло от сердца. Но не успел он вторично оглядеть зал, как судья подошел к нему и, ласково пожав его руку, сказал: 520