Текст книги "Избранные сочинения в шести томах. Том 2-й"

Автор книги: Джеймс Фенимор Купер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 59 страниц)

кви и молельни свидетельствуют об истинном благочестив здешних жителей и о строго соблюдаемой здесь свободе со¬ вести. Короче говоря, все вокруг показывает, чего можно достичь даже в диком краю с суровым климатом, если за¬ коны там разумны, а каждый человек заботится о пользе всей общины, ибо сознает себя ее частью. И каждый дом здесь – уже не временная лачуга пионера, а прочное жи¬ лище фермера, знающего, что его прах будет покоиться в земле, которую рыхлил его плуг; или жилище его сына, который здесь родился и даже не помышляет о том, чтобы расстаться с местом, где находится могила его отца. А ведь всего сорок лет назад тут шумели девственные леса. После того как мирный договор 1783 года утвердил не¬ зависимость Соединенных Штатов, их граждане принялись усиленно овладевать естественными богатствами своей об¬ ширной страны. До начала войны за независимость в Нью-йоркской колонии была заселена лишь десятая часть территории – узкая полоса вдоль устья Гудзона и Мохока длиной примерно в пятьдесят миль, острова Нассау и Ста¬ тен и несколько особенно удобных мест по берегам рек, и жило там всего двести тысяч человек. Но за вышеупо¬ мянутый короткий срок число это возросло до полутора миллионов человек, которые расселились по всему штату и живут в достатке, зная, что пройдут века, прежде чем наступит черный день, когда принадлежащая им земля уже не сможет больше прокормить их. Наше повествование начинается в 1793 году, лет через семь после основания одного из тех первых поселений, ко¬ торые способствовали затем столь чудесному преображе¬ нию штата Нью-Йорк. Холодный декабрьский день уже клонился к вечеру, и косые лучи заходящего солнца озаряли сани, медленно поднимавшиеся по склону одной из описанных нами гор. День для этого времени года выдался удивительно яс¬ ный, и в чистой синеве неба плыли лишь два-три облака, казавшиеся еще белее благодаря свету, отражаемому снежным покровом земли. Дорога вилась по краю обрыва; с одной стороны она была укреплена бревенчатым нака¬ том, а с другой склон горы был срезан, так что экипажи того времени могли передвигаться по ней довольно сво¬ бодно. Но и дорога и накат были погребены теперь под толстым слоем снега. Сани двигались по узкой колее в два фута глубиной* В лежавшей глубоко внизу долине и по 462

склонам холмов лес был вырублен новыми поселенцами, но там, где дорога, достигнув вершины, шла по ровному плато, еще сохранился столетний бор. В воздухе кружили мириады сверкающих блесток, а бока запряженных в сани благородных гнедых коней были покрыты мохнатым ине¬ ем. Из их ноздрей вырывались клубы пара, и одежда пу¬ тешественников, так же как весь окружающий пейзаж, говорила о том, что зима давно уже вступила в свои пра¬ ва. Тусклая черная сбруя не блестела лаком, как нынеш¬ ние, и была украшена огромными медными бляхами и пряжками, которые вспыхивали, словно золотые, когда на них падали солнечные лучи, сумевшие пробиться сквозь густые ветви деревьев. К большим, обитым гвоздяйи сед¬ лам на спинах лошадей было прикреплено сукно, заме¬ нявшее попону, и эти же седла служили основанием для четырех квадратных башенок, через которые были пропу¬ щены крепкие вожжи. Их сжимал в руке кучер, негр лет двадцати. Его лицо, обычно черное* и глянцевитое, сейчас посерело от холода, и в больших ясных глазах стояли сле¬ зы – дань уважения, которую местные морозы неизменно взимают со всех его африканских сородичей. Тем не менее его добродушная физиономия то и дело расплывалась в улыбке: он предвкушал, как приедет домой, как будет греться у рождественского камелька и вместе с другими слугами весело праздновать, рождество. Сани представляли собой один из тех вместительных старомодных экипажей, в которых могло с удобством рас¬ положиться целое семейство, но сейчас, кроме возницы, в них сидело только двое пассажиров. Снаружи сани были выкрашены скромной зеленой краской, а внутри – огнен¬ но-красной, чтобы в холодную погоду создавать иллюзию тепла. Сиденье и пол были устланы большими бизоньими шкурами, отделанными по краям красными суконными фе¬ стонами. Эти же шкуры служили полостью, в которую ку¬ тали ноги седоки – мужчина средних лет и совсем еще юная девушка. Первый, по-видимому, отличался крупным сложением, однако судить о его наружности было труд¬ но – так тщательно он укутался. Тяжелая шуба с пышной меховой оторочкой совсем скрывала его фигуру, а на го¬ лове красовалась кунья шапка на сафьяновой подкладке; наушники ее были опущены и завязаны под подбородком черной лентой. Верх шапки был украшен хвостом того же самого животного, чей мех пошел на ее изготовление, и 463

хвост этот не без изящества ниспадал на спину ее облада¬ теля. Под шапкой можно было разглядеть верхнюю часть красивого мужественного лица; особенно его украшали выразительные синие глаза, говорившие о большом уме, лукавом юморе и доброте. Его спутница совсем утонула в своих многочисленных одеждах: из-под широкого камлотового плаща на толстой фланелевой подкладке, который, судя по покрою и разме¬ рам, был сшит на мужчину, выглядывали меха и шелка. Большой капор из черного шелка, подбитый пухом, за¬ крывал не только ее голову, но и лицо – лишь в узкой щелочке, оставленной для дыхания, порой блестели весе¬ лые черные глаза. И отец и дочь (ибо именно в этой степени родства со¬ стояли наши путешественники) были погружены в свои мысли, и тишина нарушалась лишь еле слышным скрипом полозьев, легко скользивших по укатанному снегу. Пер¬ вый вспоминал, как четыре года назад его жена прижима¬ ла к груди их единственную дочь, когда прощалась с ней, неохотно согласившись отпустить ее продолжать образо¬ вание в одцом из Нью-Йоркских пансионов (в те времена только этот город располагал подобными учебными заведе¬ ниями) . Несколько месяцев спустя смерть разлучила его с верной спутницей жизни, и он остался совсем один. Од¬ нако глубокая любовь к дочери не позволила ему увезти ее в эту глушь, пока не кончился срок, который он сам на¬ значил для ее совершенствования в науках. Мысли девуш* ки были менее грустными, и она с удовольствием смотре¬ ла на красивые виды, открывавшиеся перед ней с каждым новым поворотом дороги. Гора, по которой они ехали, заросла гигантскими со¬ снами, чьи стволы уходили ввысь на семьдесят – восемь¬ десят футов, прежде чем от них ответвлялся первый сук, а высота кроны тоже нередко достигала восьмидесяти фу¬ тов. Гордые лесные великаны почти не закрывали далей, и наши путешественники могли видеть даже вершину го¬ ры на противоположной стороне долины, куда лежал их путь; лишь порой ее заслонял какой-нибудь отдаленный холмик. Темные стволы стройными колоннами поднима¬ лись над белым снегом, й лишь на головокружительной высоте взгляд наконец встречал ветви, , покрытые скудной вечнозеленой хвоей, чей мрачный вид представлял мелан– 464

холйческое несоответствие со всей погруженной в зимний сон природой. Внизу ветра не было, однако вершины со¬ сен плавно раскачивались, глухо и жалобно поскрипы¬ вая, – звук этот удивительно гармонировал с окружаю¬ щим печальным пейзажем. Сани уже несколько минут ехали по плато, и девушка с любопытством и некоторой робостью поглядывала на лес, кате вдруг оттуда донесся долгий, протяжный вой, словно по длинным лесным аркадам мчалась свора гончих. Едва этот звук достиг ушей ее отца, как он крикнул кучеру: – Стой, Агги! Гектор идет по следу, я его голос узнаю среди десятков тысяч. Кожаный Чулок решил поохотить¬ ся, благо денек сегодня выдался ясный, й его собаки под¬ няли дичь. Вон там впереди оленья тропа, Бесс, и, если ты не побоишься выстрелов, на рождественский обед у нас будет жареное седло оленя. Весело ухмыльнувшись, негр остановил лошадей и принялся похлопывать руками, чтобы согреть застывшие пальцы, а его хозяин встал во весь рост, сбросил шубу и шагнул из саней на снежный наст, который легко выдер¬ жал его вес. Через несколько секунд ему удалось извлечь из беспо¬ рядочного нагромождения баулов и картонок охотничью двустволку. Он сбросил толстые рукавицы, под которыми оказались кожаные перчатки на меху, проверил затравку и уже собрался было двинуться вперед, когда из леса до¬ несся негромкий топот и на тропу совсем рядом с ним большими прыжками выскочил великолепный олень. Хотя появился он совершенно неожиданно и мчался с невероят¬ ной быстротой, страстного любителя охоты это не смутило. В один миг он поднял двустволку, прицелился и твердой рукой спустил курок. Олень побежал еще быстрее – по– видимому, пуля его не задела. Не опуская ружья, охотник повернул дуло вслед за животным и выстрелил вторично. И снова, казалась, промахнулся, так как олень не замед¬ лил бега. Все это заняло одно мгновение, и девушка еще не успела обрадоваться спасению оленя, которому она в глу¬ бине души сочувствовала, как он стрелой пронесся мимо нее. Но тут ее слух поразил короткий сухой треск, совсем не похожий на грохот отцовского ружья; и, тем не менее, его могло породить только огнестрельное оружие. Олень высоко подпрыгнул над сугробом; снова раздался такой 30 Фенимор Купер. Том II 465

же треск, и олень, едва коснувшись земли, упал и пока¬ тился по насту. Не(в'идимый стрелок громко крикнул, и два человека вышли из-за сосен, за которыми они, очевид¬ но, прятались, ожидая появления оленя. – А, Натти! Если бы я знал, что ты устроил здесь за¬ саду,, то не стал бы стрелять, – сказал хозяин саней, на¬ правляясь к убитому оленю, а сиявший от восторга кучер съехал с дороги, стараясь тоже приблизиться к этому ме¬ сту. – Но, услышав лай старика Гектора, я не мог удер¬ жаться. Впрочем, я, кажется, его даже не задел. – Да, судья, – с беззвучным смешком ответил охот¬ ник, бросая на него взгляд, полный торжества и уверенно¬ сти в своем превосходстве, – вы спалили порох, только чтобы погреть нос. Оно и правда сегодня холодно. Неужто вы думали уложить этой хлопушкой взрослого оленя, да еще когда его настигает Гектор и он мчится изо всех сил? В болоте немало фазанов, а снежные куропатки слетают¬ ся прямо к вашему крыльцу. Кормите их крошками да по¬ стреливайте в свое удовольствие; а если вам вздумается раздобыть оленины или медвежатины, берите длинно¬ ствольное ружье и хорошо просаленный пыж, не то боль¬ ше потратите пороху, чем мяса добудете. Закончив свою речь, охотник провел рукой без перчат¬ ки у себя под носом и снова беззвучно захохотал, широко открыв большой рот. – У этого ружья хороший бой, Натти, и мы с ним под¬ стрелили не одного оленя, – с добродушной улыбкой отве¬ тил хозяин саней. – Одан ствол был заряжен крупной дробью, а другой – птичьей. Олень получил две раны – в шею и прямо в сердце. И еще неизвестно, Натти, моя*ет быть, в шею его ранил я. – Ну, кто бы его ни убил, – ответил Натти угрюмо, – его мясо пойдет в пищу. – С этими словами он вытащил из заткнутых за пояс кожаных ножен большой нож и пе¬ ререзал оленю горло. – Раз тут две раны, я бы на вашем месте спросил, не две ли пули в него попало; какой же дробовик оставляет вот такие рваные раны вроде этой на шее? И ведь вы не станете спорить, судья, что олень упал после четвертого выстрела, сделанного рукой потверже и помоложе, чем моя или ваша. Хоть я и бедняк, но без этой оленины обойдусь, да только с какой стати должен я отдавать свою законную добычу, если живу в свобод¬ ной стране? Впрочем, коли уж на то пошло, и тут сила ча¬ 466

стенько берет верх над законом, как бывало в Старом Свете. Охотник говорил угрюмо и злобно, но осторожность по¬ бедила, и последние фразы он произнес настолько тихо, что слышно было лишь сердитое бормотанье. Не в том дело, Натти, – возразил его собеседник все так же добродушно. – Я только хочу знать, кому при¬ надлежит честь удачного выстрела. Оленина стоит два– три доллара, но мне будет обидно упустить случай прико¬ лоть к моей шапке почетный трофей – хвост этого красав¬ ца. Только подумай, Натти, как я посрамил бы Дика Джонса: он только и делает, что насмехается над моей охотничьей сноровкой, а сам за весь сезон подстрелил всего-навсего сурка да пару белок! – От всех этих ваших вырубок да построек дичь пе¬ реводится, судья, – сказал старый охотник с безнадеж¬ ным вздохом. – Было время, когда я с порога своей хижи¬ ны подстрелил за один раз тринадцать оленей, не говоря уж о ланях! А когда тебе требовался медвежий окорок, надо было только посторожить лунной ночью, и уж навер¬ няка уложишь зверя через щель в стене. И не приходи¬ лось опасаться, что заснешь в засаде: волки своим воем глаза сомкнуть не давали... А вот и Гектор, – добавил он, ласково погладив большую белую в желтых и черных пят¬ нах гончую, которая выбежала из леса в сопровождении другой собаки. – Вон у него на шее рубец – это его вол¬ ки порвали в ту ночь, когда я отгонял их от оленины, коп¬ тившейся на печной трубе. Такой друг понадежней иного человека: он не бросит товарища в беде и не укусит руку, которая его кормит. Своеобразная внешность и манеры охотника заинтере¬ совали молодую девушку. С той минуты, как он вышел из– за сосны, она с любопытством рассматривала его. Он был высок и до того тощ, что казался даже выше своих ше^ти футов. Лисья шапка на его голове, покрытой прямыми рыжеватыми волосами, уже сильно поредевшими, была по¬ хожа на описанную нами шапку судьи, но сильно усту¬ пала ей по покрою и отделке. Лицо у него было худое, словно после длительного голодания, однако в нем нельзя было заметить никаких признаков болезни, наоборот – оно свидетельствовало о несокрушимо крепком здоровье. Ветры и морозы придали коже охотника медно-красный оттенок. Над его серыми глазами нависали кустистые 30* 467

брови, почти совсем седые; морщинистая шея по цвету нисколько не отличалась от лица и была совсем открыта, хотя под курткой виднелся ворот рубахи из клетчатой домотканой материй. Куртка эта, сшитая из выдуб¬ ленных оленьих шкур волосам наружу, была туго пере¬ поясана пестрым шерстяным кушаком. Его ноги были обуты в мокасины из оленьей кожи, украшенные, по индейскому обычаю, иглами дикобраза; кроме того, он носил гетры из того же материала, перевязанные над ко¬ ленями поверх потертых штанов из оленьей кожи, – за эти-то гетры поселенцы и прозвали его Кожаным Чулком. Через его плечо был перекинут ремень, на котором болтал¬ ся большой бычий рог, столь тщательно выскобленный, что сквозь стенки просвечивал хранившийся в нем порох. С широкого конца к рогу было искусно приделано дере– .вянное донце, а с узкого он был плотно закупорен дере¬ вянной же затычкой. Рядом с рогом висела кожаная сум¬ ка, и охотник, закончив свою речь, достал из нее мерку, аккуратно отмерил порох и принялся перезаряжать свое ружье. Когда он поставил его перед собой, уперев приклад в снег, дуло поднялось почти до самого верха его лисьей шапки/ Судья, который все это время рассматривал раны на туще, тепёрь, не. обращая внимания на утрюмую воркот¬ ню -охотника, воскликнул: – Все-таки мне хотелось бы, Натти, твердо устано¬ вить, чей это трофей.. Если оленя в шею ранил я, значит, он мой, потому что выстрел в сердце был излишним – превышением необходимости, как говорим мы в суде. – Ученых-то слов вы много знаете, судья, – ответил охотник. Перекинув ружье через левую руку, он открыл медную крышечку в прикладе, достал кружок просален¬ ной кожи, завернул в него пулю, с силой вогнал этот ша¬ рик в дуло поверх пороха и, не переставая говорить, про¬ должал заталкивать заряд все глубже. – Да только куда легче сыпать учеными словами, чем свалить оленя на бе¬ гу. А убила его рука помоложе, чем моя или ваша, как я уже сказал. – А ты как думаешь, любезный? – ласково произнес судья, обращаясь к товарищу Кожаного Чулка. – Не ра¬ зыграть ли нам наш трофей в орлянку? И, если ты проиг¬ раешь, доллар, который я подброшу, будет твоим. Что скажешь, приятель? 468

– А ты как думаешь, любезный, – ласково произнес судья, – не разыграть ли нам наш трофей?

– Скажу, что убил оленя я, – с некоторым высокоме¬ рием ответил молодой человек, опираясь на ружье, такое же, как у Натти. – Значит, двое против одного, – сказал судья, улыб¬ нувшись. – Я остался в меньшинстве, а другими словами, мои доводы отведены, как говорим мы, судьи. Агги, по¬ скольку он невольник, права голоса не имеет, а Бесс несо¬ вершеннолетняя. Делать нечего, я отступаюсь. Но продайте мне оленину, а я уж сумею порассказать о том, как был убит этот олень. – Мясо не мое, и продавать его я не могу, – ответил Кожаный Чулок, словно заражаясь высокомерием своего товарища. —> Я-то знаю много случаев, когда олень, ранен¬ ный в шею, бежал еще несколько дней, и я не из тех,, кто станет отнимать у человека его законную добычу. – Наверное, ты от мороза так упрямо отстаиваешь сегодня свои права, Натти, – с невозмутимым доброду¬ шием ответил судья. – А что ты скажешь, приятель, если я предложу тебе за оленя три доллара? – Сначала давайте к нашему взаимному удовлетворе¬ нию решим, кому он принадлежит по праву, – почтитель¬ но, но твердо сказал молодой человек, чья речь и поведение никак не соответствовали его скромной одежде. – Сколько дробин было в вашем ружье? – Пять, сэр, – ответил судья, на которого манеры не¬ знакомца произвели некоторое впечатление. – И, по-мое¬ му, этого достаточно, чтобы убить такого оленя. – Хватило бы и одной, но... – тут товарищ Кожаного Чулка подошел к дереву, за которым прятался, ожидая оленя. – Вы стреляли в этом направлении, сэр, не правда ли? Четыре дробины засели вот здесь, в стволе. Судья внимательно осмотрел свежие повреждения ко¬ ры и, покачав головой, сказал со смехом: – Ваши доводы обращаются против вас самого, мой юный адвокат. Где же пятая? – Здесь, – ответил молодой человек, распахивая свою грубую кожаную куртку. В рубахе его виднелась дыра, через которую крупными каплями сочилась кровь. – Боже мой! – в ужасе воскликнул судья. – Я тут спорю из-за какого-то пустого трофея, а человек, ранен¬ ный моей рукой, молчит, ничем не выдавая своих страда¬ ний! Скорей! Скорей садитесь в мои сани – до поселка 470

только одна миля, а там есть врач, который сможет сделать перевязку. Я заплачу за все, и, пока ваша рана не заживет, вы будете жить у меня, да и потом сколько захотите. – Благодарю вас за добрые намерения, но я вынужден отклонить ваше предложение. У меня есть близкий друг, который очень встревожится, если я не вернусь, а он узнает, что я ранен. Это всего лишь царапина, и ни одна кость не задета. Насколько я понимаю, сэр, теперь вы со¬ гласны признать мое право на оленину? – Согласен ли? – повторил за ним взволнованный судья. – Я тут же на месте даю вам право стрелять в мо¬ их лесах оленей, медведей и любого другого зверя. До сих пор этой привилегией пользовался только Кожаный Чу¬ лок, и скоро настанет время, когда она будет считаться весьма ценной. А оленя я у вас покупаю; вот возьмите, эта банкнота оплатит и ваш и мой выстрелы. Старый охотник гордо выпрямился во весь свой высо¬ кий рост, но ждал, чтобы судья кончил речь. Шивы еще люди,– сказал он затем,– которые могут подтвердить, что право Натаниэля Бампо стрелять дичь в этих местах куда старше права Мармадьюка Темпла за¬ прещать ему это. А если и есть такой закон (хотя кто ко¬ гда слышал о законе, запрещающем человеку стрелять оленей где ему заблагорассудится?), то он должен был бы запретить охоту с дробовиком. Когда опускаешь курок этой подлой штуки, сам не знаешь, куда полетит твой свинец. Не обращая внимания на монолог Натти, юноша побла¬ годарил судью легким поклоном, но ответил: – Прошу меня извинить, оленина нужна мне самому. – Но на эти деньги вы сможете купить сколько угод¬ но оленей, – возразил судья. – Возьмите их, прошу вас. —* И, понизив голос, он добавил: – Здесь сто долларов. Юноша, казалось, заколебался, но тут же краска стыда разлилась по его и без того красным от холода щекам, как будто он досадовал на свою слабость, и он снова ответил отказом на предложение судьи. Девушка, которая во время их разговора вышла из са¬ ней и, несмотря на мороз, откинула капюшон, скрывавший ее лицо, теперь сказала с большой живостью: – Прошу вас... прошу вас, сэр, не огорчайте моего отца отказом! Подумайте, как тяжело будет ему думать, что он оставил в столь пустынном месте человека, ранен¬ 471

ного его рукой! Прошу вас, поедемте с нами, чтобы вас мог перевязать врач. То ли рана причиняла теперь молодому охотнику боль¬ ше страданий, то ли в голосе и глазах дочери, стремившей¬ ся сохранить душевный мир своего отца, было что-то неот¬ разимое, – мы не знаем; однако после слов девушки сурог вость его заметно смягчилась, и легко было заметить, что ему одинаково трудно и исполнить эту просьбу, и отказать в ней. Судья (именно такой пост занимал владелец саней, и так мы будем впредь называть его) с интересом наблю¬ дал за этой внутренней борьбой, а затем ласково взял юно¬ шу за руку и, слегка потянув его в сторону саней, тоже принялся уговаривать. – Ближе Темплтона вам помощи не найти, – сказал он. – А до хижины Натти отсюда добрых три мили. Ну, не упрямьтесь, мой юный друг, пусть наш новый врач пе¬ ревяжет вам рану. Натти передаст вашему другу, где вы, а утром вы, если захотите, сможете вернуться домой. Молодой человек высвободил руку из ласково сжимав¬ ших ее пальцев судьи, но продолжал стоять, не отводя взгляда от прекрасного лица девушки, которая, несмотря на мороз, не спешила вновь надеть капюшон. Ее большие черные глаза красноречивой молили о том же, о чем просил судья. А Кожадый Чулок некоторое время размышлял, опираясь на свое ружье и слегка склонив голову; потом, по-видимому хорошенько все обдумав, он сказал: – Ты и впрямь поезжай, парень. Ведь если дробина застряла под кожей, мне ее не выковырять. Стар уж я стал, чтобы, как когд^-то, резать живую плоть. Вот триг дцать лет назад, еще в ту войну, когда я служил под командой сэра Уильяма, мне пришлось пройти семьдесят миль по самым глухим дебрям с ружейной пулей в ноге, а потом я ее сам вытащил моим охотничьим ножом. Старый индеец Джон хорошо помнит это времечко. Встретился я с ним, когда он с отрядом делаваров выслеживал иро¬ кеза – тот побывал на Мохоке и снял там пять скальпов. Но я так попотчевал этого краснокожего, что он до могилы донес мою метку! Я прицелился ему пониже спины – про¬ шу прощения у барышни, – когда он вылезал из засады, и пробил его шкуру тремя дробинами, совсем рядышком, одной долларовой монетой можно было бы закрыть все три раны. – Тут Натти вытянул длинную шею, расправил илечи, широко раскрыл рот, показав единственный жел¬ 472

тый зуб, и захохотал: его глаза, лицо, все его тело смея¬ лось, однако смех этот оставался совсем беззвучным, и слышно было только какое-то шипенье, когда старый охот¬ ник втягивал воздух. – Я перед этим потерял формочку для пуль, когда переправлялся через проток озера Онайда, вот и пришлось довольствоваться дробью; но у моего ру¬ жья был верный бой, не то что у вашей двуногой штуко¬ вины, судья, – с ней-то в компании, как видно, лучше не охотиться. Натти мог бы и не извиняться перед молодой девуш¬ кой – она помогала судье перекладывать вещи в санях и не слышала ни слова из его речи. Горячие просьбы отца и дочери возымели свое действие, и юноша наконец позво¬ лил себя уговорить отправиться с ними, хотя все с той же необъяснимой неохотой. Чернокожий кучер с помощью своего ^хозяина взвалил оленя поверх багажа, затем все уселись, и судья пригласил старого охотника тоже поехать с ними. – Нет, нет, – ответил Кожаный Чулок, покачивая головой. – Сегодня сочельник, и мне надо кое-что сделать дома. Поезжайте с парнем, и пусть ваш доктор поглядит его плечо. Если только он вынет дробину, у меня найдутся травки, которые залечат рану куда скорее всех его замор¬ ских снадобий. – Он повернулся, собираясь уйти, но вдруг, что-то вспомнив, опять приблизился к саням и при¬ бавил:—Если вы встретите возле озера индейца Джона, захватите-ка его с собой в помощь доктору – он хоть и стар, а всякие раны и переломы еще лечит на славу. Он, наверное, явится с метлой почистить по случаю рождества ваш камин. – Постой! – крикнул юноша, схватив за плечо куче¬ ра, готовившегося погнать лошадей. – Натти, ничего не говори о том, что я ранен и куда я поехал. Не проговорись, Натти, если любишь меня. – Можешь положиться на Кожаного Чулка, – выра¬ зительно сказал старый охотник. – Он недаром прожил пятьдесят лет в лесах и научился от индейцев держать язык за зубами. Можешь на меня положиться и не забудь про индейца Джона. – И еще одно, Натти, – продолжал юноша, не отпу¬ ская плеча кучера. – Как только вынут дробину, я вер¬ нусь и принесу четверть оленя к нашему рождественскому обеду... 473

Он умолк на полуслове, заметив, что охотник много¬ значительно поднес палец к губам. Затем Кожаный Чулок осторожно двинулся по краю дороги, не отрывая взгляда от верхушки сосны. Выбрав удобное место, он остановил¬ ся, взвел курок, далеко отставил правую ногут вытянул во всю длину левую руку и начал медленно поднимать ру¬ жье, целясь в ствол дерева. Сидевшие в санях, естествен¬ но, обратили взгляд в ту же сторону и вскоре заметили добычу, соблазнившую Натти. На сухом сучке, горизон¬ тально торчавшем в семидесяти футах над землей, там, где начиналась крона, сидела птица, которую местные жи¬ тели именовали то фазаном, то куропаткой. Она была чуть меньше обыкновенной домашней курицы. Лай собак и го¬ лоса людей испугали ее, и она прижалась к стволу, отчаян¬ но вытянув шею и задрав голову. Как только дуло оказа¬ лось точно направленным на цель, Натти спустил курок, и куропатка камнем упала со своего высокого насеста, так что совсем зарылась в снег. – Лежать, зверюга! – прикрикнул Кожаный Чулок, грозя шомполом Гектору, который бросился было к под¬ ножию дерева.– Лежать, кому говорят! Собака повиновалась, и Натти начал быстро и аккурат¬ но перезаряжать ружье. Затем он поднял убитую птицу и показал ее остальным: головка была начисто срезана пулей. – Вот й лакомое блюдо старику на рождественский обед, – сказал охотник. – Теперь я обойдусь без оленины, парень, а ты лучше поищи-ка индейца Джона – его трав¬ ки получше всякого заморского снадобья. Как по-вашему, судья, – добавил он, снова показав на свою добычу,– можно ли дробовиком снять птицу с дерева, не взъерошив на ней ни перышка? Кожаный Чулок опять засмеялся своим странным без¬ звучным смехом, выражавшим веселое торжество и на¬ смешку, покачал головой, повернулся и углубился в лес походкой, которая больше всего напоминала неторопливую рысцу. При каждом шаге его ноги чуть сгибалиеь в коле¬ нях, а все тело наклонялось вперед. Когда сани достигли поворота и юноша оглянулся^ ища взглядом своего това¬ рища, старик уже почти скрылся за деревьями; собаки трусили за ним, изредка нюхая олений след так равнодуш¬ но, словно они инстинктивно понимали, что он им уже ни к чему. Сани повернули, и Кожаный Чулок исчез из виду. 474

Глава 11 Кто мудр, тот для себя отыщет пристань Везде, где взор небес над ним сияет... Считай, что не король тебя отринул, А ты его. Шекспир, «Ричард II»1 Примерно за сто двадцать лет до начала нашего пове¬ ствования прапрадед Мармадьюка Темпла прйехал в Пен¬ сильванию 2 вместе со славным основателем этой колонии, другом и единоверцем которого он был. Этот Мармадьюк – в роду Темплов внушительное имя «Мармадьюк» носили чуть ли не все мужчины – привез с собой в край, где иска¬ ли приюта гонимые и обездоленные, все свое большое бо¬ гатство, нажитое в Старом Свете. Он стал хозяином мно¬ гих тысяч безлюдных акров и благодетелем несметного ко¬ личества нахлебников и приживалов. Все почитали его за благочестие, он занимал в колонии немало важных постов и умер накануне разорения, о котором так и не узнал. Та¬ кова была судьба многих из тех, кто привозил сюда боль¬ шое состояние. Общественный вес переселенца обычно зависел от чис¬ ла его белых слуг и прихлебателей, а также от занимаемых им должностей. Если судить по этим признакам, предок нашего судьи был важной персоной. Однако теперь, обращаясь к истории первых лет суще¬ ствования этих колоний, мы не можем не заметить одну любопытную закономерность: почти все, кто приехал сю¬ да богатым, постепенно беднели, а зависевшие от них бед¬ няки, наоборот, богатели. Изнеженный богач, не приспо¬ собленный к суровым условиям жизни, которая ждала его в совсем еще молодой стране, благодаря своим личным ка¬ чествам и образованию еще мог, хотя и с трудом, поддер¬ живать положение, приличествовавшее его рангу, но, ко¬ гда он умирал, его избалованным и относительно невежест¬ 1 Перевод эпиграфов из Шекспира дается по полному собранию сочинений в восьми томах, изд-во «Искусство», М., 1957—1960. 2 Пенсильвания – один из американских штатов, назван¬ ный так по имени Уильяма Пенна (1644—1718), который был вы¬ нужден уехать из Англии, так как принадлежал к религиозной секте квакеров. 476

венным отпрыскам приходилось уступать первенство энергичным, закаленным нуждой людям из низов. И в на¬ ши дни это явление не так уж редко, но в тихих и мирных квакерских колониях Пенсильвании и Нью-Джерси имен¬ но оно определяло дальнейшую судьбу высших и низших слоев общества. Потомки Мармадьюка не избежали удела тех, кто боль¬ ше полагался на родовое богатство, чем на собственные силы, и в третьем поколении они были уже почти нищи¬ ми – насколько в нашей благодатной стране могут быть нищими люди честные, умные и умеренные в своих при¬ вычках. Но теперь та же семейная гордость, которая, оправдывая самодовольное безделье, довела их до столь плачевного положения, пробудила в них; энергию и жела¬ ние вернуть утраченное, сравняться с предками в общест¬ венном положении, а если удастся, то и в богатстве. Первым начал вновь подниматься по ступеням общест¬ венной лестницы отец судьи – нашего нового знакомого; его успеху, немало способствовала удачная женитьба – благодаря приданому жены он смог дать сыну прекрасное образование, которого мальчик не получил бы в довольно скверных учебных заведениях Пенсильвании, где в свое время учились и он сам и его отец. В дорогой школе, куда молодой Мармадьюк был теперь послан, он подружился с одним из своих сверстников. Эта дружба оказалась очень полезной для нашего судьи и по¬ ложила начало его дальнейшему преуспеянию. Эдвард Эффингем принадлежал к семье не только очень богатой, но и имевшей большие связи при англий¬ ском королевском дворе. Его родные, например, что в ко¬ лониях было редкостью, считали торговлю унизительным для себя занятием и покидали* уединение частной жизни, только чтобы заседать в законодательных собраниях ко¬ лонии или с оружием в руках выходить на ее защиту. Отец Эдварда с ранней юности посвятил себя военной карьере. Шестьдесят лет назад, во времена владычества Англии, продвинуться по службе американскому офицеру было намного труднее, чем сейчас, и ждать производства прихо¬ дилось гораздо дольше. Проходили многие годы, прежде чем такой офицер получал под свое командование роту, и тогда он считал само собой разумеющимся, что мирные труженики колонии должны относиться к нему с величай¬ шим почтением. Те наши читатели, кому приходилось бы¬ 476