Текст книги "Возвращение домой (СИ)"

Автор книги: Александра Турлякова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 62 (всего у книги 62 страниц)

– Оставьте… Я сам… Сам как‑нибудь…

– Что ты сам?! Не болтай ерунды! – резко оборвал Виктор его слова, больше смахивающие на бред. – Тебе перевязку нужно сделать, а то кровью изойдёшь, понял, а пока потерпи…

Сунул пистолет под ремень, освободив вторую руку, придерживая Яниса, потащил его по коридору перехода к двери в соседнее здание.

Эти пять метров показались длиннее всего пройденного пути. Алмаар поначалу порывался идти сам, старался ставить ноги твёрдо, но он и сам не до конца понимал серьёзности собственного ранения. Попытка побороть слабость лишила его последних сил. Он даже не застонал ни разу, когда Виктор, опуская его на пол, нечаянно толкнул рукой в спину, и потом, тревожа рану, подпихивал под рубашку скомканный кусок оторванной подкладки от куртки.

– Ничего, Янис, ничего… – Виктор успокаивал и подбадривал его и себя одновременно. – Здесь совсем не так страшно, как показалось поначалу. Так, царапина почти… Я видел ребят, и посерьёзней было, и жили потом преспокойно… Нам, главное, отсюда только выбраться… Вот Джейка найдём…

Янис, пережидая очередную волну накатившей боли, тянул воздух сквозь судорожно стиснутые зубы, казалось, сейчас ему и не до слов Виктора. Однако ответная реплика доказала обратное:

– Время из‑за меня теряете зря… Идите… Идите сами… Идите, пока не поздно…

– Ну, уж нет! И предлагать не смей, слышишь! – Виктор одёрнул его резко. – Что я потом Джейку скажу? Что из‑за него тебя этим шакалам бросил? Ну, уж нет!.. Ты только потерпи немного, а остальное я сам сделаю, понятно!..

Янис медленно моргал, тени от ресниц добавляли черноты в глазницах. Лицо из белого стало пепельно‑серым. Виктор по опыту знал, что так резко черты лица могут меняться лишь при сильной боли.

Сколько минут он ещё продержится? Сейчас его может спасти только вмешательство хирургов. Анестезия, операция, антибиотики…

Боже, как же сильно он похож на Джейка!

Виктор, будто опомнившись при этой мысли, вскочил, принялся набирать код. Но по панели поползли рубиновые буквы: «…Блокировка дверной системы. Внимание! Блокировка дверной системы…»

– Чёрт! Они заблокировали все двери! Слышишь, Янис?! Нас заперли здесь! Мы теперь, как в мышеловке…

Всердцах огрел кулаком по панели. Чёрт возьми! Что же делать‑то теперь?! Можно попробовать раскурочить дверную систему, закоротить блокировщик. Но голыми руками это сделать довольно сложно. Сложно, но ведь можно же!

– Потерпи чуть‑чуть, парень! – кинул ободряющий взгляд на Яниса. – Сейчас я эти двери… – Торопливо завозился с крышкой панели, поддевая её за выступ рукоятью пистолета.

Виктор что‑то нервно напевал себе под нос, неразборчиво, даже слов не различить. Янис слушал с невольной улыбкой, опустив голову на грудь, привалившись спиной к стене, полулежал, подтянув чуть согнутую в колене ногу.

Боль не утихала, казалось, раскалённая игла жжёт где‑то возле самого сердца. И во рту чувствовался острый металлический вкус крови. Сохли губы, и сильно хотелось пить. Все приметы сводились к одному: Виктор обманывает, ранение куда тяжелее, чем он говорит.

Тогда почему он не оставил меня у той двери? Он только зря потерял время! Побежал бы сразу, дверь ещё не успели бы заблокировать, был бы сейчас там, возле своего Джейка.

Выросший в стае существ, только внешне похожих на людей, он никак не мог понять одного: помощь может быть бескорыстна, а забота о ближнем – искренна и естественна, без ожидания соответствующей отдачи. Да и что с него можно было взять, с несчастного одиночки, живущего с постоянно вздыбленным загривком?

Только вера в самого себя и в свои силы, без расчета на чью‑то помощь, спасала его по жизни.

Но всё же Янис смутно догадывался, что есть не такая жизнь, жизнь по другим, не знакомым ему законам. Жизнь, в которой возможна искренняя дружба, любовь в отношениях мужчины и женщины, взрослого и ребёнка, отца и сына.

Он начал доходить до этого ещё тогда, после знакомства с капитаном Дюпрейном. Но тот случай составил представление о себе, как о стороннем наблюдателе, не способном на человеческие чувства, не достойном этих чувств.

И только встреча с Виктором явилась последней точкой. Кто бы мог подумать? Виктор Тайлер, пилот с гражданского судна, впервые за всю жизнь обошёлся с ним по‑человечески. Его не оттолкнула та резкость при первом их знакомстве, которой Янис обычно прикрывал растерянность и слабость.

Что сблизило их? Этим вопросом Янис долго задавался. Два человека, разных по социальному статусу, по уровню жизни в среде улисских пиратов, а, главное, Вик‑тор ведь ему в отцы годился. Что тут может общего быть?

Конечно, он был пилотом, он имел относительную свободу, мог бывать там, куда остальным вход категорически заказан. Это был козырный король, а может быть, даже и туз при соответствующем раскладе колоды.

Так Янис себе лично объяснял свой первоначальный интерес к ниобианскому пилоту. Это позднее откуда‑то взялось что‑то, сходное с сыновним обожанием, с теми чувствами, каким подвержены все дети в возрасте шести‑восьми лет.

Но чем он сам был интересен Виктору? Он, ничего особенного по своему личному мнению не представляющий? Невоспитанный, малообразованный, резкий в суждениях и оценках, да и вообще, с отвратительным характером человек. Янис и сам себя порой ненавидел и презирал за всё это.

И всё равно при каждой их встрече, когда Виктор первым протягивал раскрытую для чисто мужского приветствия руку, Янис видел, как теплеет его взгляд, смягчается лицо и добреет улыбка.

А всё оказалось так просто, так легко объяснимо! Они были просто похожи с его Джейком друг на друга! Всё дело было лишь в этом…

Янис тогда в первые дни чуть с тоски не помер, когда понял, КЕМ он был для Виктора. Тем, кто здесь, среди чужих людей, на чужой планете, частично, своим внешним сходством заменил ему сына… До, поняв это, любому на его месте легче было бы умереть.

Может быть, надо было и объясниться, выяснить в отношениях всё до конца, но Янис об этом даже не подумал, он попросту самоустранился, ушёл с дороги, оставил воссоединившихся членов семьи в покое. Ведь он же был для них чужим, посторонним им человеком.

Вот тогда только Янис и почувствовал, что одиночкой, как прежде, он уже быть не сможет. Ему не хватало близкого рядом, ему не хватало друга, ему не хватало отца… Он потому и согласился так легко на эту авантюру, и ранение это теперь казалось вполне естественным выходом из возникшей ситуации.

Главное сейчас, не дать пропасть Виктору. Он должен спасти своего Джейка. Зачем тогда было рисковать? Его нужно заставить идти вперёд, идти дальше, ни на что и ни на кого не отвлекаясь.

– А вы знаете, что это по моей вине Джейк остался на Гриффите? Это я украл его документы…

Виктор стоял к Янису спиной, но при этих словах медленно повернулся ему навстречу.

– Да, мы даже подрались однажды по‑крупному. Я его тогда чуть не убил… – продолжал Янис, глядя Виктору прямо в глаза. Тот недоуменно хмурил брови. Видно сразу, всё это он слышал впервые.

– Зачем ты… про всё это… сейчас? – спросил, не выдержал всё‑таки.

– Зачем? – Янис провёл языком по сухим растрескавшимся губам, переспросил, будто ещё раздумывал. – Затем, что мы и не друзья с ним вовсе… Знать я его не знаю… Да и под расстрел я его подвёл…

– Зачем ты так, Янис? Он постоянно о тебе думал… Дня не проходило, чтоб он тебя не вспоминал… Уж я‑то знаю… И вообще, мой тебе совет: не пытайся меня разозлить, это бесполезно. Бросать тебя я не собираюсь, ясно? А сейчас сделай милость, молчи! Тебе нельзя разговаривать! И меня тоже хватит отвлекать по пустякам… Ещё четыре провода и будет ясно: идём мы дальше или остаёмся здесь…

Янис хмыкнул в ответ, но промолчал, смотрел на Виктора. Тот снова вернулся к своей работе, но уже не пел, а ругался под нос, торопливо дёргал проводки, соединяя их один с другим, пуская белые искры.

Долго держать поднятой голову было тяжело, даже моргать не хотелось, и взгляд фокусировался с трудом.

Интересно, долго ещё? Сколько минут? И будет ли потом больнее, чем сейчас? Скорей бы уж, чтоб никого не мучить, ни себя, ни Виктора.

Поддаваясь слабости, Янис закрыл глаза. В ту дверь, что справа, кто‑то скрёбся. Слышен был скрежет металла. Виктор тоже притих, прислушиваясь.

– Ишь ты! Сюда хотят… Ну, что ж, поиграем в догонялки. Кто кого…

– Они прожгут её. Рано или поздно… – констатировал Янис довольно безучастно.

– Пускай. Надеюсь, нас уже к тому времени здесь не будет. – Виктор вернулся к замку с удвоенной энергией.

* * *

Сделал! Справился! Сумел всё‑таки!

А они не верили! Ни один из них не верил! А Янис, тот даже смеялся. Интересно, что он теперь на всё это скажет…

Джейк почти бежал по коридору. Казалось, за спиной крылья выросли. Это ж надо! Как всё хорошо – просто отлично! – получилось. Вот только Лео несчастного жаль… И этот Торар… Он молодец, хоть ещё и мальчишка…

Стоп! Ведь он же не живой человек! Он – визуальная картинка! Он даже не материален, к нему и прикоснуться‑то нельзя… Умом‑то понимал, а в ушах всё ещё звучал звонкий детский голос, голос ребёнка, вечного ребёнка, которому взрослые так и не дали вырасти.

Торар подал ложный сигнал о том, что на этом этаже посторонних нет, и вся охрана отправилась в соседний корпус, туда, где на изображённой компьютером схеме застряли чужие. Торар показал запись с одной из камер наблюдения, Джейк узнал отца. Но на схеме он был ещё с кем‑то. Интересно, кто ещё пошёл с ним на выручку. Может, Алмаар? Это была первая мысль, глупая, абсурдная. Ведь сам же знал, насколько осторожен Янис. Если только отец не пообещал ему что‑нибудь… Но на что можно купиться, чтоб теперь так рисковать жизнью?

Хотя… Не так уж он и плох, этот Янис, каким многим хочет казаться.

Так, если они сейчас в переходе, то нужно подняться вверх до первого подземного этажа. После того, как сработала аварийная система, двери закрылись автоматически. Но есть единый код, код аварийной службы, именно его сообщил Торар в последнюю минуту перед уходом, именно его и набирал Джейк, когда впервые почувствовал непривычную лёгкость в руках и свободу.

Автомат‑то забыл!!! Забыл у Торара! Боже правый!!! Забыл оружие! Оставил!!! Вот это растяпа!.. Кто б про такое раньше сказал, обиделся бы смертельно, на всю жизнь. А тут… Боже! Вот это да!

Возвращаться теперь надо. Куда здесь безоружному? Но створки двери уже поползли в стороны.

На лестничной площадке, приставленный в целях предосторожности, топтался и мучился от безделья один из пиратов. Он медленно повернулся на звук, меньше всего на свете ожидая увидеть здесь человека в штатском. Ошалев, уставился на Джейка, редко моргая длинными ресницами.

Джейк видел его лицо очень близко, – совсем ещё молодое лицо восемнадцатилетнего мальчишки – видел своё отражение в огромных, расширенных от изумления зрачках, всего его с головы до ног одним взглядом охватил, а упёршееся в живот дуло автомата почувствовал в последнюю очередь. И всё равно успел, успел‑таки отбить его ударом ладони, и пуля из переведённого на одиночную стрельбу оружия вошла в живот по касательной, прожгла бок насквозь, отбросив Джейка назад, на закрывшиеся двери.

Боли он в первую секунду не почувствовал совсем. Одно лишь удивление. А в голове промелькнула идиотская мысль: «Глупо… Глупо‑то как… Ведь всё позади уже… Ведь уже всё… И помирать сейчас?! Когда с минуты на минуту могут прибыть наши корабли… Боже! Как же это глупо!..»

Медленно выпрямился, не сводя глаз с улиссийца, сделал шаг ему навстречу. Но тот так и не сумел перебороть в себе первого ужаса при выстреле в живого человека, держал автомат в трясущихся руках, отдал его сразу, даже не сопротивляясь, только и сказал что:

– Я… я… я не… – а у самого губы дрожали, и горло перехватило разом. Вот ведь вояка!

– Что – «я»? Дурак ты… Всё уже давно… Отвоевались… – Джейк неспеша выломал винт регулировки стрельбы – автомат стал теперь безопасной игрушкой – и вернул его хозяину. Он никуда не торопился, даже голоса не повысил, это его спокойствие подействовало на улиссийца сильнее удара в лицо. Он и вверх по лестнице пошёл так же неспешно, будто не текла кровь из зажатой рукой раны, не толкалась сквозь пальцы.

______________________

Вперёд! Вперёд! Главное – двигаться, не стоять на месте. Нельзя отдыхать. Ни в коем случае.

Наконец‑то появилась боль. Обжигающая, резкая, она лишала сил. Одно лишь упрямство толкало вперёд.

Лестница, казалась бесконечной. Точно до самого неба поднималась. Ступеньки. Ступеньки. Как же тяжело и трудно подтягивать ногу до следующей. Какие же вы высокие всё‑таки. Это не ступеньки совсем, а тумбы с цифрами, как у победителей спортивных соревнований. Тяжелей всего, как раз, подняться на самую первую…

Но впереди был не приз, не медаль из золота. Впереди была встреча с отцом, а, значит, жизнь. Ведь он не бросит. Он на руках вынесет. Он не позволит умереть сейчас, когда уже все трудности позади, когда с самым страшным уже справились, когда самое лёгкое осталось: только своих, с Ниобы, дождаться…

Вот! Вот и ещё один пролёт…

Вот видишь, не так уж это и сложно.

Остановился всё‑таки на минуточку, прикрыл глаза, отдыхая, но от спасительной твёрдости стены так и не отказался. Стоял, тяжело привалившись к ней правым плечом, мысленно заговаривая боль, шептал беззвучно, уговаривал её, проклятую, отступить, отпустить, хоть на время. И боль послушалась будто, смирилась, собралась в одну пульсирующую точку. И кровь стала течь слабее…

Так! Да! Нас, гриффитов, чтоб убить, надо ещё постараться. Разве это ранение для нас? Это – пустяк! Подумаешь, дырка в животе…

Это не ТОТ случай. Тогда всё куда серьёзней было… И ведь выжил же, выжил! Всем им назло… А Кайне, и маме на радость… И отцу на радость, и Янису, наверное, – тоже. Куда же я без него? Никуда!

Всё! Хватит отдыхать! Вперёд, только вперёд!

* * *

Чувствуя щекой осторожное прикосновение пальцев, Янис нехотя поднял тяжёлую голову, встретился глазами с Виктором. Тот улыбнулся в ответ почти ласково (а может, это только показалось, мало ли, что в таком состоянии ни покажется?), произнёс:

– Живой…

Янис кивнул и моргнул одновременно, не сводя глаз с лица Виктора. Смотрел с непонятным интересом, выискивая черты сходства между отцом и сыном.

Цвет глаз у них один. Та же синева. Только у Виктора взгляд спокойный, ровный, будто оценивающий. Это взгляд уже немолодого, опытного человека. Такой взгляд, наверно, и у Тайлера будет с годами… Странная мысль… И такая далёкая от нынешней ситуации… Неужели нет других тем для размышлений, когда жить остаётся всего ничего? Счёт, возможно, уже не на часы, на минуты идёт…

Дверь была открыта. Виктор всё‑таки взломал блокировку. Но почему он не уходит? Почему он всё ещё здесь? Почему не уходит?

– Нельзя нам с тобой туда, Янис! Нельзя, понимаешь!.. Я ведь только сейчас сообразил… – Виктор рассмеялся, не скрывая неловкости. – Браслеты эти дурацкие!.. Их же не снять… А с ними туда нельзя… И пробовать не стоит…

– Надо проволоки кусочек, чтоб с изоляцией был… – заговорил Янис. Он так оживился, что и про боль в груди забыл. Прокручивая свой браслет на руке, показал. – Вот здесь, видите, прямо за датчиком… небольшой такой зазор есть… Здесь искра пробегает при импульсе… Проволоку сюда вставить если, то импульс этот не срабатывает… нет контакта…

Следить надо только постоянно, она плавится быстро…

– Ты откуда это? – Виктор глядел с изумлением. Он впервые слышал про такое.

– Сам придумал. – Взгляд из изумлённого стал уважительным. – Я делал так… Раза два, точно… Даже на взлётной был… Нормально. – Кивнул, подкрепляя последнее слово, ослабел после всего сказанного, закрыл глаза, запрокинув голову. Не видел, но чувствовал сквозь полубессознательную апатию, как Виктор прикасается к запястью, как торопливо и в тоже время осторожно боясь причинить лишнюю боль, прилаживает кусочек от вырванного провода. А потом сильно затормошил, потянул на себя с приказом:

– Пойдём! Вставай, идти пора!

– Не надо! Не надо меня… Я лучше тут… – Янис попытался оттолкнуть его от себя. И откуда только силы взялись? Смотрел с вызовом, дерзко, как это бывало с ним, упрямо выдвинув подбородок. – Да идите же, спасайте сына! – толкнул Виктора раскрытой ладонью в грудь. А тот разозлился вдруг, перехватил руку, больно стискивая, выкрикнул в лицо:

– Подыхать тут собрался?! Ну, уж нет…

Поставил на ноги одним рывком, обхватил рукой, не давая упасть, и, придерживая, потащил вперёд, ругаясь сквозь зубы:

– Тоже мне, упёрся… С таким тобой я ещё справлюсь, понял… И дёргаться не пробуй…

– Зря вы так… Ведь пожалеете потом… Вот не успеете, меня проклянёте… Оба проклянёте… – шептал Янис на ухо, обжигая горячим дыханием. – Я ведь не врал тогда про драку… Я убить его хотел… Сильно‑сильно хотел…

– Не болтай! Только силы зря тратишь… – прикрикнул Виктор, но уже не сердито, а с раздражением. – Хватит!

– И про расстрел про тот… Это всё я виноват… Он же рассказывал вам, да?.. Это из‑за меня мы тогда вляпались… И допрос этот… Я один виноват, понимаете вы это! – выкрикнул всердцах, но не рассчитал сил, закашлялся, чувствуя, как кровь – собственная кровь! – заполняет горло и рот. Отключился, весом тела заставив Вик‑тора качнуться в поисках равновесия.

– Янис! Янис!.. – звучание собственного имени звенело в унисон с толчками крови в висках, и боль в груди пульсировала, но не отставала. Это опять был голос Виктора… Боже! Ну, почему он не уходит?! Почему они оба такие правильные? До тошноты правильные!..

А лежать, не шевелясь, легче, не так больно.

Чуть повёл глазами, оглядываясь. О, ещё одна дверь. И она, судя по всему, тоже на блокировке.

– Ну, что? Живой хоть? – Виктор, стоя рядом на коленях, заглянул в лицо, убедившись в увиденном, стал серьёзнее, даже голос зазвенел металлическими нотками. – Ты чего, дурень, делаешь? К чему эти твои концерты?.. Жить не хочется, да? Думаешь, брошу? Даже не рассчитывай, понял!.. Думаешь, я жить потом смогу нормально, если ты сейчас на моих руках помрёшь?! По моей вине… Это я тебя сюда потащил… Я – старший!.. Значит, моя только вина и ничья больше… Я же жить не смогу, если и тебя ещё потеряю, понимаешь, ты, пацан бестолковый?!..

Голос у Виктора сорвался, потерял и твёрдость, и звучание, но он всё равно продолжал говорить, хоть и шёпотом, не скрывая минутной слабости в чувствах.

– И про расстрел я знаю, он мне говорил. Но ведь обошлось же всё…

– Обошлось? – Янис усмехнулся. – Я знаю, как оно обошлось… Я видел в душе… Значит, он и вам не всё рассказал…

– Расскажет ещё, не бойся… Всё он нам с тобой расскажет, никуда не денется. – Голос Виктора снова зазвенел, вернул себе былую уверенность и силу. – А теперь давай‑ка, потерпи немного. – Дёрнул Яниса вверх, придерживая за подмышки, усадил, объясняя на ходу: – Сейчас, сейчас мы стянем её чем‑нибудь покрепче, и станет легче. Потерпи только, хорошо?

Янис кивнул, роняя голову ему на плечо, зажмурился в ожидании новой волны боли. Он не видел, но чувствовал, как осторожен Виктор. Вот он бережно расправил липкую, холодную на ощупь рубашку, стал накладывать на рану сложенную в три слоя куртку, так чтоб потом рукава её можно было туго‑туго связать на груди. И говорил всё, отвлекая и успокаивая.

– Ничего, Янис… Отдохнём сейчас немного и дальше двинемся… Ничего, сынок, ничего… Давай‑ка, вот так, вот, ещё. – Затянул узел с такой силой, что Янис застонал от боли, но очень глухо, потому что, пытаясь справиться с собой, закусил зубами рубашку на плече Виктора, но вместе с ней поймал и его самого.

– Терпи, сыночек, терпи… – Виктор сам справился с болью от укуса, даже вида не подал. Его рука легла парню на затылок, лаская, будто родного сына. А разве после всего, что произошло сегодня, можно относиться к нему по‑другому?

Он вздрагивал мелкой дрожью, его колотило, как в лихорадке. Боже правый! Он плачет! Совершенно беззвучно и почти без слёз. Как маленький ребёнок, не способный словами выразить свои чувства.

Янис и сам не понимал, что с ним происходит. Слёзы! Какое глупое и смешное проявление слабости. Но слабости ли?

Он не чувствовал слабости. Именно той беспомощности и отчаяния, какие бывают в момент серьёзнейшего ранения. Но один вопрос, безответный вопрос мучил, вызывал эти нелепые слёзы. Даже не вопрос, а вопль к несправедливой судьбе, ко‑торую никогда и никому не удавалось изменить в этой жизни. «Почему? Почему только сейчас суждено испытать то, что другие получают по праву рождения?.. Чем лучше Джейк, у которого есть такой отец? Почему ему повезло родиться в такой семье, где тебя любят, любят, несмотря на все твои недостатки, слабости, промахи и ошибки? А кто‑то просит о родительской любви Бога, как о милости? Почему такое происходит? Почему?!»

– Ну, что ж ты, Янис? Я не брошу тебя… Я никогда тебя не брошу… – Виктор гладил его по голове, медленно, заботливо. Это движение не казалось сейчас оскорбительным для такого взрослого ребёнка. А ведь он и был ещё ребёнком в сущности, хоть и доказывал всем и самому себе обратное.

– У меня ведь был отец когда‑то… – заговорил неожиданно Янис. – Но лучше б его не было, чем такой… Сволочь, понимаете… – хмыкнул с усмешкой, глядя поверх Виктора. – Сволочь и пьяница… А бил жестоко, особенно, когда с похмелья…

Я ненавидел его сначала… Теперь презираю… Я ведь даже не знаю, что с ним стало… ушёл однажды просто – и всё… Даже во сне его ни разу не видел… Будто и не было его совсем… Понимаете?..

Он смотрел куда‑то в сторону сухими злыми глазами, даже отстранился немного, будто стеснялся близости Виктора. А может, боялся навязываться со своим прошлым?

– Почему он так ненавидел меня? – вдруг резко перевёл глаза на Виктора. По тону его голоса было ясно: этот вопрос мучает его до сих пор, с самого детства нет на него ответа. – За что? Неужели нет ничего, за что меня нельзя было бы любить? Хотя бы ребёнком…

– Ну, что ты, Янис?.. Нельзя так… Он любил тебя… Точно!.. Только сам не понимал… – Виктор говорил, а сам не мог отделаться от странного ощущения вины, личной вины взрослого перед ребёнком, которого оттолкнули когда‑то, не поняли в его самых светлых чувствах.

Что здесь можно сказать? Главное, хотя бы сейчас не сделать ошибки, не сказать ничего глупого, не лишить этого бедного мальчика веры в человека, так долго и с таким трудом пробивающейся на свет.

– А мама твоя? Она же, наверняка, тебя любила?..

– Она умерла при родах… Это была халатность врачей… Я знаю, я потом видел архивы… А он считал меня во всём виноватым… Он так и говорил мне… Я помню его лицо, когда он на меня смотрел… Его корёжило!.. До смерти не забуду… – Яниса при этих словах самого передёрнуло, как от прикосновения к чему‑то противному. И Виктор не удержался, рывком притянул его к себе, обнял крепко‑крепко за плечи, как когда‑то Джейка при первой их встрече. Он причинял этим боль, но Янис не отстранялся, не пытался вырваться. Подумал только: «В такую минуту хорошо бы умереть. Лучше, чем сейчас, уже, наверное, не будет никогда».

* * *

Так. Девятка, два ноля. Семёрка. Опять девятка. Три пятёрки и ещё один ноль.

Рука нажимала на нужные цифры чисто автоматически, а голова была занята другим. Джейк мысленно прокручивал в уме весь свой путь сюда, когда шёл под конвоем. Да, это первый этаж. Тут он не мог ошибиться. Значит, где‑то здесь нужно искать отца. Ведь Торар так на схеме внутренней планировки и показывал. Первый подземный этаж. Переход между двумя корпусами. Ещё несколько метров – и всё!..

…На панели дверного кода последовательно одна за другой загорались цифры. Кто‑то пытался пройти сюда с той стороны. Виктор рывком поднялся, шагнул навстречу, подняв пистолет, снятый с предохранителя, до уровня груди. Так, чтобы наверняка, без промаха.

Ну, давай! Только покажись…

Створки двери разошлись в стороны, и возникшая после этого немая сцена показалась забавной только Янису, но ему в его положении было не до смеха.

– Это я, пап… – Джейк шагнул вперёд, навстречу Виктору, и он чуть приобнял его за плечи.

– Слава Богу! А мы даже не знали, как тебя искать, а ты сам нас нашёл… – Виктор улыбался радостно, почти счастливо. Все слова в эту минуту казались лишними, но и молчать совсем не хотелось. Ведь сумел же как‑то вырваться сам, и нас сам нашёл. И на ногах еле держится, настолько измотался, не узнать совсем. Что он пережил за этот час? Как смог освободиться?

И ведь промолчит же, если не расспрашивать. Словом не обмолвится. А расспросить надо о многом. Вот только минута подходящая будет, и поговорить с ним по душам, с ним, с вновь обретённым сыном.

– И как ты здесь? – Виктор всё никак не мог справиться со своей растерянностью. Сам чувствовал, какой глупой выглядит его улыбка сейчас, когда они заперты, как мыши в мышеловке. – Как ты вообще нас нашёл?

Джейк пропустил этот вопрос мимо ушей, плечом дёрнул небрежно: «Не до этого сейчас!», шагнул к Янису. Тот полулежал на полу у стены, глядел на них обоих снизу молча, будто боялся лишний раз обратить на себя внимание.

Попытался приподняться, отталкиваясь руками, даже сейчас не желая показывать Джейку своей слабости, но тот, зажимая локтем левый бок, сам медленно опустился на пол, положил раскрытую ладонь на грудь, как раз над узлом повязки, замер, прислушиваясь к биению сердца.

– На нас напали, видишь… – заговорил Виктор, заторопился, объясняя. Смотрел на Джейка с удивлением. Странно он себя ведёт. Что ранение серьёзное, и так видно. Чем тут сейчас поможешь? Ничего, кроме голых рук.

Янис, бедняга Янис. Он всегда верил в собственную везучесть, сильнее, чем неко‑торые в ангела‑хранителя. А тут… И так серьёзно, и помощи ждать не от кого. Но и помирать так спокойно я тебе не позволю, слышишь. Не позволю!

Джейк сжал его руки в своих, сосредоточился, смотрел Янису в лицо, не моргая, а тот лежал, чуть откинув голову, закрыв глаза, только на губах ещё держался отпечаток недавней улыбки, той, которой он встречал Джейка.

– Он должен выжить… Обязательно должен выжить… Он же, пап, из‑за меня рисковал, самым ценным, что имеет, рисковал…

Собственная боль стала возвращаться, и тут же накатила слабость. Горячо стало в боку, и сыро от крови. Она, видимо, опять пошла.

Но Джейк не убирал рук. Не о себе он в эту минуту думал. Он‑то будет жить, он это знал точно, а вот Янису нужна была помощь. Ведь и ему тоже когда‑то помогала А‑лата. И смогла помочь. Пулю, правда, своими силами не «выгнать», не то здоровье, да и Янис не гриффит.

Джейк не рассчитал собственные силы, не успел вовремя убрать руки – лицо Яниса, всё также мертвенно‑бледное, расплылось, теряя знакомые очертания. Пытаясь справиться с собой, Джейк моргнул несколько раз с усилием, но чёткость зрения не возвращалась. Это всё от слабости, от потери крови. Должно пройти. Нужно только отдохнуть немного. А Янису, вроде, полегчало, дышать стал ровнее, и хрипов не слышно больше.

Виктор смотрел на Джейка с непониманием. Что он делает?

– Джейк? Джейк, ты что?! – Только руку протянул плеча коснуться, заставить обратить на себя внимание, но Джейк без звука повалился вперёд, рухнул на пол рядом с Янисом. – Боже правый! Джейк!! – Виктор перевернул сына одним рывком, заглянул в лицо, коснулся горла. Жилка пульсировала под пальцами, значит, это просто обморок. Тут только и увидел залитую кровью рубашку. Такую мокрую, хоть выкручивай.

«И как же я сразу не заметил? Вот дурень‑то… Джейки… Боже мой! И почему ты сам промолчал? Чёрт! Нужна срочная перевязка… Срочная…»

Виктор засуетился, заторопился, выдёргивая из‑за ремня брюк заправленную рубашку.

– Сейчас я, сейчас…

…Вломившаяся в раскуроченные двери охрана застала интересную картину. Вик‑тор, тот самый Виктор, известный всем как человек, не способный создать ни одной проблемы, готов был защищать двух сбежавших заключённых до последнего. И сдался он лишь после того, как ему гарантировали помощь врача и расследование дела перед обязательным при таком нарушении расстрелом. На поставленные условия пришлось согласиться, а через час всем было уже не до них…

КОНЕЦ

ЭПИЛОГ

«Здравствуй!

Привет тебе, Джейк, с „солнечных“ берегов Сионы. Здесь сейчас лето, +7, как говорят, жарынь прям‑таки. Не знаю, после Гриффита это больше похоже на шутку.

Это письмо я отправляю по транс‑каналу, прочитать его не сможет никто, поэтому – ну, не могу удержаться! – поделюсь одним секретом, нашей страшной тайной. У нашего дедушки Толльштофа родилась очередная идея, она ещё бредовее предыдущей. Он собрался посылать сигнал на Землю, да ещё с таким расчетом, чтобы получить обратный привет. Ой, не знаю, мне кажется, ты и на этот раз прав: ему надо завести пару внуков, и это его надолго успокоит.

А как, кстати, твои дела в этой плоскости? Мне Глория в прошлом письме как‑то странно намекала, а может, это я её неправильно понял.

А город тут совсем обезлюдел. На прошлой неделе ушли ещё два челнока. Сейчас даже в слабый телескоп можно разглядеть огни на Улиссе, особенно ночью. Нашу обсерваторию вместе с вулканологами решено оставить до конца. Будем наблюдать за всеми изменениями. Знаешь, здесь иногда такой треск стоит, как раз под нами, приборы еле выдерживают. А ты говоришь: скучно!

А чем там ты занимаешься? Сколько их жаждало разделить с тобой славу, нашёл ли угол понадёжнее, чтоб отвязались и забыли, наконец? Какие интервью, какие мемуары? Посылай их всех к чёрту! Или, лучше, ко мне! У меня с этим народом один разговор. Зато, как видишь, отвязались сразу. Хоть делом каким теперь можно заняться.

А Виктор опять молчит. Он же сейчас по контракту на Улиссе. Может, и сам здесь появится на следующей неделе. Обниму его за тебя, сам знаешь, как обрадуется.

Ну, всё! Меня вызывают по ЦентрКому. Если это сам Тилльштоф, нельзя задерживаться, он в гневе страшен.

Передавай от меня привет своей красавице. (Ты её береги, понял, она у тебя золо‑то.) Ну, ладно, будешь писать, то так же, по старому коду, так надёжнее всего.

А пока до скорого. Будешь сам в нашем квадрате, заглядывай.

Р. S. Слышал по своим каналам, ты выступаешь с идеей фонда в защиту коренного населения Гриффита. По‑моему, это неплохая идея. Кто‑то с твоими мозгами и возможностями давно уже должен был за это взяться. Мысленно я с тобой. Если будет нужно, обращайся за помощью, не стесняйся. Хорошо?