Текст книги "Возвращение домой (СИ)"

Автор книги: Александра Турлякова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 51 (всего у книги 62 страниц)

Как можно вообще что‑то есть?! Одни только мысли о пище вызывали приступ тошноты.

О, как же Джейку хотелось бежать отсюда!

Бежать! И спрятаться в каком‑нибудь тёмном углу, отлежаться, переболеть, так, чтоб никто тебя не видел и не раздражал.

Но сил не было даже на то, чтоб пошевелиться. Джейк так и сидел за столиком в стороне от всех, сложив руки, пряча в них больную, ничего не соображающую голову. Страдал и мучился молча, стараясь лишний раз не привлекать к себе внимание и не вызывать ненужных вопросов. Пусть думают, что просто уснул, устал ждать – и уснул.

Сколько Джейк просидел так, неизвестно. Но ему полегчало. Приступ отступил, но так, что понятно было: это только на время.

Джейк поднял тяжёлую голову, сглатывая комок тошноты, подкативший к горлу. А напротив на соседнем стуле сидел какой‑то незнакомый человек. Как он подсел совсем неслышно?

– Позволишь? – Незнакомец чуть склонил голову в приветствии и участливо улыбнулся. Обычный человек, ничего в нём, вызывающего опасение, не было. Джейк кивнул, соглашаясь, а сам опять опустил голову на руки.

– Что, выпил лишнего? – Джейк в ответ плечами повёл. Ему ни с кем не хотелось говорить, а человек этот точно не видел, что не до него сейчас.

– А я слышал, что ничего крепче таканы вы не употребляете…

– Кто такие «вы»? – Джейк снова посмотрел на гостя, но уже с раздражением, недовольно. «Ну почему он ещё здесь?»

– Ну, гриффиты, разумеется? – Мужчина усмехнулся. Вид у него был такой, что сразу стало ясно: уходить он не собирается.

– А с чего вы вдруг взяли, что я гриффит? – Джейк оскорбился, и очень искренне. Даже выпрямился, стал с вызовом, без стеснения, разглядывать незнакомца.

Обычный, ничего в нём примечательного. Роста среднего, это видно сразу, хоть он и сидит, сутулясь. Не сказать, что б спортивной внешности. Суховат и не очень молод. Светлокожий, как будто совсем недавно с Сионы. Лоб высокий, с небольшими залысинами, а волосы, чёрные, без седого волоска, назад зачёсаны. Вобщем, он выглядел так, как типичный чиновник средней руки, живущий без особого достатка, если судить по одежде. Но глаза, тёмно‑серые, глядящие сейчас с улыбкой, выдавали в нём человека сильного, внимательного, скорее всего, военного. Военного в штатском костюме.

Джейк почему‑то не испугался, сделав такое открытие. Мало ли их таких сейчас вечером по барам гуляет. Кому‑то не хочется показывать свою форму, если тем более на это есть уважительная причина.

Незнакомец молчал довольно долго, будто давая время себя изучить, а потом ответил:

– Ну, вообще‑то я здесь всего лишь третий день. С местными аборигенами не знаком, а хотелось бы… Сам понимаешь, на такое стоит поглядеть…

– И вы решили, что первый встречный здесь, на этой планете, сразу же окажется гриффитом? – Джейк хмыкнул, не сдержал улыбки. Такая наивность у кого угодно вызовет улыбку. Но гость не смутился, сказал, указав на столик в дальнем углу зала: – Вон, видишь тех девиц за столиком… Та, в белой блузе, она сейчас сидит спиной к нам, сказала, что ты гриффит. Утверждала со стопроцентной уверенностью…

– Чушь! Я такой же гриффит, как и вы… Можете так ей и передать. – Джейк двинулся, порываясь подняться, а незнакомец дёрнулся, будто хотел его за руку перехватить, спохватившись, удержался, заговорил, не скрывая сожаления:

– Ну и что ты сразу? Обиделся, да? Уходить сразу?.. Подумаешь, с гриффитом перепутали!.. Это что?.. Давай лучше поговорим. Зачем уходить сразу?

– Поговорить? – переспросил Джейк, нахмурясь. – И о чём же? Ни вы меня не знаете, ни я…

– Да мало ли? – Гость рассмеялся, легко и беззаботно, располагая к себе этим смехом. – Я же вижу, ты один, и я один. Будем вместе скучать, в компании даже скучать веселее… Выпьем чего‑нибудь, поговорим? Что пить будешь? – Джейк сдержал вздох обречённого. И почему он не может послать этого типа куда подальше? Всё дело в этой чёртовой воспитанности. Медленно, стараясь лишний раз не раздражаться, произнёс. – Такану…

– О‑о! – Незнакомец рассмеялся. – Я слышал, её называют здесь «гриффитской газировкой».

– Вам, что, так хочется меня обидеть? – Джейк недобро прищурился. А потом вдруг неожиданно улыбнулся. – Так это вряд ли получится. В ларинах – или как вы их называете, гриффиты, да? – так вот, в них нет ничего такого, что могло бы меня оскорбить. Ясно вам? – Джейк поднялся уходить.

– Да ладно тебе! – Незнакомец рассмеялся, и тут стало видно, что сам он уже навеселе. – Обижаешься, ну, прямо, на каждое слово… Эти же гриффиты… Сам понимаешь… На этой войне им даже оружие не дали… Вот ты, сам‑то воевал?

– Я? Я только что из госпиталя. Комиссован по здоровью. – Джейк всё ещё стоял, глядя на сионийца сверху вниз, ведь собирался же уйти, зачем тогда отвечал на все эти дурацкие вопросы?

– Местный, да?

– Из этого города. – Джейк снова сел. Не хотелось бросать насиженное место, искать что‑то новое. Может, этот тип сам отстанет?

– Местный?! Здесь с рождения?

Эта странная подозрительная любознательность не нравилась Джейку, но и дёргаться, привлекая к себе внимание, он не хотел.

– Я с Ниобы. Родился там. Теперь живу здесь. Здесь, на этой планете, в этом городе…

– Ну, а как тебе Чайна‑Фло в нынешнем состоянии? Впечатляет? – Джейк в ответ как‑то неопределённо повёл плечами. Что он мог сказать? Ничего! А навязавшийся собеседник дальше продолжал: – Пустовато здесь у вас без народа. Вот скоро наши переезжать начнут – веселее будет…

– А гриффиты как же? – вырвалось у Джейка невольно. – Что с ними будет?

Незнакомец пожал правым плечом, уселся, скрестив руки на груди, будто обдумывая что‑то, сказал со значением: – Выселять их будут, вот что! Обратно в леса. Я слышал: народ они со странностями. На нас, людей, внешне сильно похожи. А так… – И тут вдруг резко подавшись вперёд, спросил заговорщицким шёпотом: – Мне ребята говорили, гриффиточки здесь – просто сказка. Красивые все – без исключения… Сам‑то пробовал уже, небось? – Подмигнул, улыбаясь, а Джейка аж передёрнуло от отвращения. Сиониец, видя эту реакцию, моментально стал серьёзным, произнёс с гордостью: – Вообще‑то, я человек семейный. Жена, двое детей. Только они у меня на Сионе остались. Меня сюда по работе перебросили, а здесь не жизнь – курорт… Хотя, в городе этом месяц назад жарковато было… Прибавили нам ниобиане работёнки…

Сиониец и дальше продолжал, только Джейк его совсем не слушал, он смотрел поверх его плеча, поэтому сразу же увидел, как в бар входят люди в форме. Военная полиция. Двое остались у входа, а остальные разбрелись кто куда. Джейк облегчённо выдохнул, когда несколько военных остались у стойки бара. Ничего страшного, они просто зашли отдохнуть. Они ведь тоже люди, и им, как и всем, нужен отдых. Джейк успокаивал себя, а сам чувствовал, как мышцы живота сводит от ужаса.

Нужно заняться чем‑то. Беседой, например, разговором оживлённым, может, это не привлечёт их внимание.

– Как вы думаете, Император продолжит войну или перемирие состоится? – спросил наугад, перебив скучный монолог собеседника. Тот задумался на секунду, сделав знак официантке, предположил:

– Вообще‑то, перемирие – это временная вещь. Война может быть продолжена в любой момент. Я слышал кое‑что… То, чего ещё никто не знает. Скоро состоятся переговоры. А последствия, последствия могут быть, знаешь, какими? – он быстро огляделся по сторонам, а потом сообщил как большой секрет: шёпотом. – Планетка эта возможно будет уничтожена… Взорвана к чертям собачьим… Ты человек мне чужой. Ни я тебя не знаю, ни ты – меня. Это что‑то вроде исповеди… У нас есть осведомители. Близкие к Императору люди. Поэтому мы точно знаем, планету Он нам не отдаст. Всё будет зависеть, правда, от переговоров. А в общем… – решительным взмахом руки остановив словоизлияние, добавил. – А может, зря я всё это тебе говорю? Никто не может знать наверняка, что выкинет Император через минуту. Кто его знает, чем всё закончится? – и тут резко выкрикнул, обращаясь к официантке: – Девушка! Сюда, пожалуйста!

Но подошла не официантка, а офицер из военной полиции. Козырнув, представился:

– Младший лейтенант Веринский. Прошу предъявить ваши документы.

Джейк и глазом не успел моргнуть, а его сосед по столику уже протянул офицеру свою книжечку. Знакомую чёрную книжечку с золотым тиснением и гербом Сионы. Прозрачный пластик. Боже! Да ведь он из Отдела Государственной Безопасности!

– Всё в порядке! – Офицер вернул документы. – Вы не забыли, господин майор, комендантский час введён с десяти часов. После десяти лучше на улице не показываться, мой вам совет, – а потом перевёл глаза на Джейка, спросил: – У вас – что? – Джейк молча потянулся к нагрудному карману, внезапно вспомнив слова полковника Барклифа: «Кое‑какие справки… Дня на три хватит…» А если сейчас придерётся? Куда бежать? Все пути отрезаны. Влип!

– Слушай, лейтенант, а может, Бог с ними, с его документами? Я знаю этого парня. Мы знакомы с ним давно, правда ведь? – Майор Сионийской Госбезопасности глянул в сторону Джейка, а потом, поднявшись из‑за столика, заговорил что‑то полицейскому на ухо. Джейк не прислушивался, но несколько слов долетело и до него: «Комиссованный… А может, гриффит… Ранение, вроде…»

А потом они вдвоём отошли к стойке и долго говорили там о чём‑то. Джейк не сводил с них глаз, всё ждал, когда они вернутся, и вернутся с подкреплением.

Выпорхнувшая откуда‑то сбоку официантка в знакомой до боли униформе выставила на столик бутылку с двумя стаканами, добавила к ним небольшую тарелочку с хрустящими подсоленными палочками. Спросила, смахивая на подносик невидимые глазу крошки:

– Ваш друг заказ оплатил, а вы что будете заказывать? Или вам повторить?

– Нет. Мне ничего не надо, – ответил Джейк, глядя на девушку снизу. Симпатичная, молодая, волосы светлые, искусственно осветлённые, короткая по‑модному стрижка.

– А может, что‑нибудь перекусить? У нас есть фирменное… Все гриффиты очень хвалят…

– Да не надо мне ничего! Спасибо! – отказался Джейк довольно резко. Девушка обиженно поджала губы, подкрашенные тёмно‑вишнёвой помадой. Джейку стало вдруг стыдно за эту резкость. Он неожиданно уловил чувства, испытываемые в этот момент официанткой. Усталость, раздражение, обида. Ей было наплевать на него и на все его заказы. Она действовала лишь по привычке, стараясь не нарушать закон, защищающий права клиента.

– А такана у вас есть? – спросил с самой обаятельной своей улыбкой, надеясь этим загладить неловкость. Девушка кивнула. – Если не затруднит, одну бутылку, пожалуйста.

Джейк налил стакан почти до самого верха, немного посидел, вдыхая знакомый, любимый аромат, глядя на лопающиеся пузырьки. Что‑то родное во всём этом было, как когда‑то в детстве. Сколько воспоминаний. Воспоминаний о недавнем прошлом. Ведь месяца, наверное, ещё не прошло, а кажется, годы, много‑много лет. Как она там сейчас, моя Кайна? Я ведь обещал, обещал тебе вернуться!

Отпил несколько глотков, наслаждаясь вкусом, а тут и майор подошёл. Похлопав по плечу, как старого друга, спросил, улыбаясь:

– Ну, как? Нравится? – плюхнувшись на стул, удивился, увидев, что его бутылка осталась нетронутой. – Ты что пьёшь? Я же пиво местное заказывал! А у тебя что? – крутанул бутылку. – Такана?! Боже мой!.. Я же нам выпить заказал! Специально полегче. Пиво! Здесь очень хорошее пиво, а ты… Такану!..

Давай выпьем! За знакомство, а? – открыв бутылку одним выверенным движением, налил по стаканам пенящийся напиток, один стакан толкнул Джейку. – Пробуй! – а сам одним глотком отпил почти половину, похвалил: – Настоящее. Без всяких красителей. Сто лет такого вкусного не пил. Красота!

Майор расслабленно развалился на стуле и, глядя на Джейка, сказал:

– Странный ты какой‑то. Не пьёшь, не куришь. На гражданке чем заниматься собираешься? – Джейк в ответ плечами повёл, отпил ещё глоток из своего стакана. – Не решил ещё? А чем до войны занимался?

– Ничем! – Джейк в упор посмотрел на собеседника, перевёл взгляд чуть в сторону; там, за спиной сионийца, работал включенный телеэкран, занимающий почти пол‑стены. Передавали новости. Ничего этого Джейк не видел уже тысячу лет, поэтому и увлёкся. Дикторша с миленьким личиком говорила что‑то. Её голос совсем не различался в шумной обстановке бара. Гул голосов, смех, звон кассового аппарата, пение «шкатулки», бряканье входной двери – всё сливалось в тягостный обволакивающий туман.

Новости прервались экстренным сообщением, грозной чёрно‑белой картинкой с надписью на весь экран: «Объявлен в розыск!» Лица незнакомых Джейку людей сменялись одно за другим, подробности и приметы сообщал голос за экраном. Кто‑то из присутствующих добавил громкость, когда перед глазами у всех прошла цифра с четырьмя нулями.

– …Десять тысяч объявлено за поимку неизвестного… Одна тысяча тому, кто сообщит о месте его нахождения… – Мужской голос из динамиков, встроенных в телеэкран, заглушил все другие звуки. – Разыскиваемый – пациент психдиспансера из Флоренийской клиники. Что же скажет нам его лечащий врач? – На экране появился какой‑то тип в белом халате. Он говорил что‑то, подкрепляя свою речь сдержанной жестикуляцией. – Что можно отметить? Человек этот довольно опасен. Опасен и осторожен. Способен на убийство… Нарушения психики привели к полной потере памяти…

Джейк только сглотнул всухую, когда на экране появилась фотография Яниса Алмаара. Яниса! Живого и невредимого Яниса!

Нет, ошибки быть не могло. Это он. Не похожий на себя, сильно похудевший, с огромными запавшими глазами. Не было в нём больше той уверенной хамоватой силы. Потерянный, разочарованный, измученный человек. Только в плотно сжатых губах было что‑то от прежнего Яниса. Какое‑то упрямство, обещание скорых неприятностей.

Но ведь сбежал же! Сбежал из больницы! Ох, Янис, наделал ты здесь шуму. И как же так, ты ж после «Триаксида»?!

Джейк был удивлён безмерно и чувствовал, что рад за Алмаара. Рад его везучести, рад тому, что он жив и тоже сейчас в бегах.

Джейк медленно перевёл взгляд на сидящего напротив собеседника, тот тоже смотрел на экран, неловко извернувшись, чтоб видеть его за своей спиной. Почувствовав на себе взгляд, повернулся, сказал с ухмылкой:

– Давно уже ищут… Сколько здесь живу, столько и ищут. А ты его раньше не видел? Опасный тип, сразу видно… Вот ведь, кто‑то заработает… – Коротко повёл головой, снова ухмыльнулся. – Представь: сколько денег, вот так, по округе ходит!.. А знаешь, ты похож на него… По всем меркам похож…

Джейк онемел, просто опешил. Такого поворота он не ожидал, совсем не ожидал.

– Что за бред?! – прошептал севшим голосом возмущённо, с протестом, глянул по сторонам, будто ища поддержки. За соседним столиком – справа – офицеры небольшой группкой, и один из них заинтересованно пялился, показывая на него пальцем, и говорил что‑то девице, сидящей на его коленях. Та тоже посмотрела на Джейка, прищурив подкрашенные глаза, затем перевела взгляд на экран, точно хотела сравнить, но там уже показывали продолжение новостей.

– У вас, господин майор, шутки какие‑то идиотские! – Джейк решительно поднялся, и сиониец растерянно моргнул несколько раз, будто ждал удара. Но Джейк мимо него, мимо других столиков пошёл к стойке. Выдернул из кармана на груди первую же попавшуюся купюру, свёрнутой бросил официантке и, не дожидаясь сдачи, вышел за дверь.

* * *

Марчелл медленно прохаживался по кабинету, заложив руки за спину. Внешне он казался спокойным, даже задумавшимся и не слышавшим, что ему говорят. Докладывал начальник охраны:

– …Мы вообще ничего подозрительного не заметили до тех пор, пока тревогу не подняли… У нас обычно в обед пересменка, сегодня весь день только новички одни… Они не всех знают… Может, кого и пропустили…

– Прекрасно! Одно удовольствие слушать! – главнокомандующий остановился посреди комнаты, перевёл искрящийся яростью взгляд на Гервера. Тот сидел за столом и с беззаботным видом рисовал что‑то на обратной стороне чернового листа своего отчёта. – А ЧТО скажете вы, как ответственное за него лицо?

– Ну‑у, вообще‑то я имел освобождение до конца сегодняшнего дня, – напомнил Гервер как бы невзначай, снимая с себя всю ответственность за произошедшее. – И удивлён не меньше вас, господин главнокомандующий… Побег этот, в принципе, был невозможен… Я его, правда, не видел дней пять, но, если судить по последним анализам, сбежать он не мог. Здоровье не позволило бы…

– Но ведь он же сбежал! Сбежал!! – выкрикнул Марчелл. – И меня не волнует, почему он не мог этого сделать! Я хочу знать, камк он это сделал! И кто ему помог!

– Фактов, подтверждающих помощь извне, пока нет. Но мы прорабатываем и эту версию. – Осторожно вмешался в разговор начальник охраны. Марчелл смерил его взглядом, отвернулся и снова заходил туда‑сюда.

С минуту все молчали, но Марчелл нарушил эту тишину горестным отчаянным восклицанием:

– Почему?! Почему я только сейчас узнал об этом? Через два часа!.. Хватились его в восемь, – взгляд на Гервера в ожидании подтверждения, – а сообщаете мне лишь сейчас, – глянул на наручные часы, – когда до десяти вечера осталось три минуты. Мы потеряли два часа времени… Драгоценного времени, заметьте! А сейчас, на ночь глядя, он забьётся в какой‑нибудь угол – и ищи его!

– Ну, мы сначала проверили всё у себя. Обыскали, допросили… – начальник охраны даже оправдывался с достоинством, оскорблённо поджав губы.

– Да? И что же вы можете мне теперь сообщить? Каков результат вашей двухчасовой работы? – Марчелл искрил, как наэлектризованный, с ним в таком состоянии лучше не спорить.

– Пижама в камере не найдена… Значит, он не мог далеко уйти. На человека в пижаме, особенно на улице, сразу обратят внимание, – высказал довольно интересную мысль начальник охраны. Но Марчелл перебил его, спросил, явно издеваясь:

– И что, ваши доблестные охранники не заметили человека в пижаме?

Он прошёл через весь комплекс, воспользовался одним из дополнительных выходов, не имевшим камер наблюдения, преспокойненько убрался – и никто! ничего! не заметил! Никакого подозрения ни у кого не возникло! Вам не кажется, что это уже из разряда библейских чудес?! Этакие вмешательства ангела?! Но ведь перед нами не апостол Павел, а обыкновенный человек. Как я или вы!.. А он исчез без следа! Фьють – и нету!

Марчелл рассмеялся, постоял немного, думая над своими же словами, добавил уже без смеха:

– Как ветром сдуло нашего героя. Гвардейца нашего, чёрт его возьми!

Вы мне теперь, господа, скажите, как его искать в этом проклятом городе? Как? – крутанувшись, посмотрел поочерёдно сначала на Гервера, затем – на начальника охраны. Стоял, уперев руки в пояс брюк, и дышал глубоко, стараясь успокоиться. Грудь под белоснежной рубашкой ходила ходуном.

– Можно объявить его в розыск. Пообещать вознаграждение, – предложил начальник охрану несмело. – Из города ему всё равно не уйти. Объявится рано или поздно…

– Лучше бы, если рано, – усмехнулся Марчелл. – Он должен быть здесь, перед моими глазами, до начала переговоров. Поэтому действуйте, господин Кейслер, подключайте все силы. У вас ОВИС под рукой. И вся ночь впереди…

Начальник охраны поднялся, заторопился уходить, Марчелл приказал вдогонку:

– Имейте в виду: завтра утром все стены должны быть оклеены… А фото его прогоните в ночных новостях.

– Хорошо, господин главнокомандующий, – кивнул Кейслер. – А обозначить его как?

– Да хоть как! – крикнул Марчелл. – Мне всё равно, кем вы его назовёте. Маньяком, серийным убийцей, психопатом?! Мне абсолютно плевать! Главное, чтобы его поиском заинтересовались все… И на награду не скупитесь…

– Он может объявиться куда раньше, – сказал Гервер, когда они с Марчеллом остались в кабинете одни. – Он ведь теперь законченный наркоман. Ему нужна доза. Край – через восемь часов после последнего укола. А этот срок истёк уже часа два как. В восемь вечера – его время. В восемь!

Он выберется сам, куда бы ни спрятался. Ему нужны будут деньги или препарат. Нужно всего навсего усилить посты по всему городу, взять под охрану все аптеки и больницы. Он объявится, господин главнокомандующий, обязательно…

Если удастся загнать его в угол, лишить всякой возможности, он сам приползёт сюда и будет просить, чтоб его обратно вернули в тёплую чистую комнату с уколами точно по часам. Поверьте, полицитамин – это уже на всю жизнь…

* * *

Но далеко он не ушёл, его скрутило совсем рядом, в городском парке. Сначала сильно рвало всем выпитым и съеденным в баре. Тошнило до кровавой пены, до горечи во рту. Всё нутро выворачивало с жуткой болью, до алых кругов перед глазами.

От слабости, от дрожи в коленях он не удержался, упал у какого‑то куста прямо в траву. Плохо было так, что лучше было бы, наверное, умереть прямо здесь, в этом парке, на этом газоне. Но он не умер, а просто потерял сознание. Видимо, измученное больное тело только так и смогло получить долгожданный отдых…

…Вернулся к действительности лишь под утро. Долго лежал, не шевелясь, слушая, как гулко в виски стучится кровь, как при каждом толчке оживает головная боль. Даже моргать было больно. Но боль эта возвращала ощущение реальности, ощущение вернувшейся жизни и ясного сознания.

Лежал, уткнувшись лицом в согнутую в локте руку, поверх рукава правым глазом следил за тем, как по травинке вверх ползёт крошечная букашка, жучок какой‑то с длинными, постоянно двигающимися усиками. Чёрный, с беленькими точечками. Неприметная козявка. На такую никогда бы внимание не обратил. Пройдёшь, наступишь – и дальше пойдёшь.

А в памяти вдруг всплыли слова Кайны: «Всё живое жизнь любит… Любит и к солнышку тянется…» Вспомнил её лицо в тот момент, и улыбку, когда ей на пальцы села нарядная бабочка, как улыбалась она задумчиво, с поражающей его нежностью, поворачивая руку осторожно, боясь спугнуть хрупкое насекомое.

Всё! Хватит! Нечего жалеть себя, несчастного! Нечего плакать! Ещё и помирать собрался!.. Ещё чего!.. Слабак!

Поднялся одним рывком, встал на ноги. Перед глазами весь мир кувыркнулся: зелень вокруг, серое предрассветное небо над головой. Джейк зажмурился, справляясь с подступившей тошнотой. А потом огляделся вокруг. Удивился, как сильно трава истоптана, не мог он сам так сильно здесь топтаться. Заподозрив неладное, стал проверять карманы: точно! Потрошил кто‑то! Сволочь какая‑то!.. Все карманы пустые. Ни денег, ни документов. Только в левом кармане брюк брякнула тоскливо нетронутая мелочь. Сдача после вчерашнего похода в закусочную по пути в Космопорт.

– М‑да! – Вздохнул, пересчитав то, что даже ночное ворьё не заметило. О билете и речи быть не может, здесь и на обед‑то не хватит. – Вот это да!

Крутанулся, отчаянно и беспомощно озираясь по сторонам, будто те, кто взял деньги, ждали его поблизости.

– Сволочи!.. Уроды!.. – выцедил сквозь стиснутый зубы. Злился, но что толку? А потом подумал с невольной жалостью к самому себе: «Да‑а, ну и укатали же тебя, дружок… Попробовал бы кто раньше к тебе, спящему, подойти? Руки бы вырвал… А теперь? Все карманы вывернули – и хоть бы что!.. М‑да! Что ж делать‑то теперь? Уехать на Ниобу не получается, даже пробовать не стоит. Если только рискнуть и рвануть из города? Через все кордоны?.. Проклятый город!.. Ты – одна большая ловушка, ничем ты не отличаешься от той камеры в Центре. Только там четыре стены, а здесь… Здесь тоже куда ни ткнись, везде одна стена…

Наверно, и в розыск уже объявили…»

Джейк устало вздохнул, и, брякая мелочью, медленно пошёл по дорожке парка. Когда‑то давно по такой же дорожке этого же парка шли его родители, теперь шёл он сам. Шёл, не зная куда и зачем…

* * *

Он, как дикое животное, получившее серьёзную рану, искал себе укромный угол. И поиск такого угла увёл его на окраину города. Здесь, среди развалин, похожих одна на другую, Джейк приглядел себе хорошее, как ему показалось со стороны, местечко.

Дом, пострадавший от взрывной волны. Провалившаяся крыша, осевшие перекрытия, лишь первый этаж и, скорее всего, подвальные помещения остались нетронутыми. Через груды мусора к узкому пролому в стене Джейк пробрался, проваливаясь почти по щиколотки, вымазал брюки и в довершение ко всему порвал рубашку. Зацепился правым рукавом за обломанный прут арматуры, заметил не сразу, дёрнулся – разорвал от локтя до манжета.

– Вот чёрт! – ругнулся сквозь зубы на свою же неуклюжесть. Протиснувшись вперёд, очутился на лестничной площадке. Верхний пролёт полностью завалило обломками и на нижнем валялись куски облицовки и штукатурки, сами перила прогнулись кое‑где почти до стены, лопнувшие прутья с коваными переплетениями в виде цветов опасно торчали во все стороны. Одним словом – опасное место.

Прижимаясь спиной к стене, Джейк медленно спустился вниз. Одна из трёх дверей висела, всем своим видом приглашая войти в квартиру. Опасливо прислушиваясь и вглядываясь в полумрак, Джейк перешагнул порог.

Давно нежилое помещение, однокомнатная квартирка. Обои старые, по моде двадцатилетней давности, бумазиловый пластик, такой, из которого сейчас сионийцы делают свои деньги. Приятно искрящийся в темноте рисунок. И пол, заваленный всяким хламом. Видно, что выехали хозяева отсюда давно, ещё до войны, и жили здесь небогато.

Джейк прошёл на кухню, а под ногами до боли в зубах хрустели осколки стекло‑керамической посуды, куски искрошившейся потолочной лепнины, штукатурки, обоев и прочего мусора. Только шагнув за порог, Джейк сразу понял: здесь кто‑то бывал уже. Уловил знакомый жилой дух. Люди появлялись тут недавно. Может, кто‑нибудь из бродяг, таких же, как он сам, скрывающихся от новой власти.

Из окна в комнату сквозь грязный стеклопласт, выдержавший все бомбёжки, просачивался тусклый свет. В углу, где когда‑то находилась раковина, из раскуроченной трубы на пол капала ржавая вода. У правой стены на большом куске стального листа чернел давно остывший пепел от небольшого костра – вот оно, подтверждение ощущения недавнего присутствия, след обжитости этого жилища.

Конечно, хозяин может и вернуться, предъявить свои права, и убраться, скорее всего, придётся. Но сейчас Джейку было всё равно, он очень хотел спать, устал он смертельно, поэтому не думал над тем, что может быть. Просто уселся в углу, там, куда меньше всего падал свет из окна. Притянув к груди колени, обхватив их руками, закрыл глаза.

Уже засыпал, когда вернулась боль, тошнота и страшный озноб. Новый приступ. Тело требовало дозу, требовало настойчиво, заявляя об этом непрекращающейся ломкой.

«Боже, и когда же это всё кончится?!» – Джейк со стоном запрокинул голову, больно ударившись затылком, но не почувствовал этой боли. Чтом она в сравнении с переживаемыми муками, когда каждый мускул тянет и выкручивает не хуже тех пыток на столе в лаборатории. А рядом с раздражающим однообразием капала вода из трубы: кап! – бух! Кап!!

Джейк стиснул зубы, сдавил виски ладонями, заглушая в себе крик, уткнулся лицом в колени. А боль не проходила, не хотела проходить, обещая недавние кошмары, их повторение и продолжение.

* * *

Он открыл глаза резко, точно его толкнул кто, будто очнулся от тяжкого забытья. Моргнул несколько раз сонно. Долго не мог понять, где находится. А перед глазами всё ещё плыли обрывки недавних снов, больше похожих на наркотический бред. Вся жизнь проходила в ярких эпизодах. Он видел себя на Ниобе ещё ребёнком, видел своих родителей опять себя – уже курсантом. Потом пошли картинки с Гриффита. Они заслоняли собой прошлое. Служба в Армии, своя родная третья бригада, знакомые лица ребят. А потом сразу джунгли, капитан Дюпрейн и их маленькая команда: Кордуэлл, Моретти и Алмаар. Многое вспоминалось, что‑то тускло, как сквозь туман, что‑то ясно, но самой яркой и самой болезненной картинкой встал момент расстрела. Снова, как со стороны, увидел себя бегущим напролом через лес. Как задохнулся и полетел вперёд от сильного толчка в спину. Как лежал потом, прижимаясь щекой к сырой земле, и видел совсем рядом шнурованный ботинок сионийского солдата. Чувствовал, что ещё жив, и хватал ртом воздух, но сглотнуть никак не мог, потому что горло наполнилось чем‑то горячим, толчками заполняющим рот. Слышал голоса сионийцев, слышал оглушающий грохот одиночных выстрелов, и как совсем рядом, у самого лица, в рыхлую землю с шипением зарывались горячие пули. Кричать не мог, не мог остановить эту пытку ожидания смерти, ожидания того, что следующий выстрел окажется последним, окажется более точным.

Лёгкие и сердце словно кто когтями в клочья разрывал, боль дыхание перехватывала, застила глаза чернотой, заставляла цепенеть.

Боль, ужас, отчаяние и беспомощность – вся эта лавина чувств нахлынула позднее, когда вернулись все воспоминания, когда в памяти ожили все эти подробности, а сначала была только боль, даже страха перед смертью не было.

А теперь эти воспоминания до конца жизни останутся, никуда от них не денешься, они будут всплывать из самой глубины время от времени. Вот, например, как сейчас, когда и так на душе, хоть волком вой с тоски.

Джейк потёр лицо ладонями и, всё ещё сидя с закрытыми глазами, прислушался к негромкому, на одной ноте шуму на улице. Насторожился, чуть привстал, перекатившись на колени, осторожно глянул в окно.

По мутному стеклопласту со стороны улицы стекала вода, смывая пыль и оставляя мокрые извилистые дорожки. Дождь!

Такого Джейк совсем не ожидал и даже рассмеялся над своей излишней осторожностью. Приложив раскрытую ладонь к влажному стеклу, приблизил лицо, всмотрелся. Ничего не было видно, одна вода, льющаяся с неба, и через неё тусклым размытым шаром покачивался фонарь аварийного освещения, привешенный к столбу как раз через дорогу. Если фонарь горит, значит, на улице уже ночь. «Ночь!» – Джейк вздохнул, снова сел на пол, представил всю эту мокроту на улице, и кухня вдруг показалась ему такой уютной. Никуда идти не хотелось, да и голова болела до сих пор, а вот тошнота улеглась, но пальцы всё ещё дрожали, мелко и противно, никак эту дрожь не унять.

Обхватив себя руками за плечи и опустив голову на грудь, Джейк закрыл глаза, пытаясь уснуть, но сон не шёл. Весь сон перебивало притупленное ощущение голода. Прислушиваясь к этому давно забытому чувству, такому естественному для всего живого в мире, Джейк улыбнулся усталой, но довольной улыбкой. Голод! Он отвык от него. Он не испытывал голода с тех самых пор, как начались допросы. Конечно, ему не давали умереть от истощения, его постоянно через внутривенные инъекции «кормили» питательным раствором. А позднее специальные медсёстры силой пичкали в его равнодушное тело пищевые концентраты, и никто особо не интересовался, хочешь ли ты есть.

А сейчас Джейк сразу вспомнил, в каком месте находится желудок. Голод! Оказывается, это так здорово, быть самим собой, а не жить по часам. Голод – это верный признак начала выздоровления, превращения в себя прежнего. Вообще‑то, Джейк не был уверен, что самостоятельно, без чьей‑либо помощи, он сумеет справиться с наркотической зависимостью, имея только лишь гриффитскую выносливость, их удивительный иммунитет. Но теперь понял: справлюсь! Справлюсь! И выживу всем этим Марчеллам, Герверам и Фереотти на зло. Обойдусь без их гадости. Но чтоб наркоманом?.. Нет! Такого не будет! Не будет…