Текст книги "Возвращение домой (СИ)"

Автор книги: Александра Турлякова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 62 страниц)

– Я даже и не знаю, сможете ли вы мне помочь! – женщина улыбнулась в ответ, попадая под очарование лейтенанта.

– Я к вашим услугам, во всяком случае! – произнёс Барклиф с чуть заметным наклоном головы.

– Моё имя – Глория Тайлер! – наконец представилась гостья. Барклиф, услышав знакомую фамилию, чуть напрягся, насторожился, пытаясь угадать, о чём пойдёт разговор. – Я знаю, мой сын находится в этой части, – она напрямую выложила цель своего визита и по тому, как нахмурились брови лейтенанта, поняла: обратилась к кому нужно. Этот человек знает что‑то, и она не уйдёт, пока он всё не расскажет.

– Извините за возможную бестактность, но хотелось бы знать, как вы об этом узнали. Меня, знаете ли, несколько удивляет ваша уверенность. А вдруг вы ошибаетесь, Глория? – взгляд Барклифа неожиданно помрачнел, он словно задумался о чём‑то для него важном.

– Нет, господин Барклиф, – голос Глории вновь стал официальным и даже как будто сухим, – в этом я уверена. Мне придётся вас огорчить, но свой источник я назвать не могу.

– По распоряжению бургомистра мы не имеем права разрешать встречи военнослужащих с их родственниками. Никаких сообщений, никаких звонков, леди, – Барклиф усмехнулся, пожал плечами с виноватым видом. – Извините, но помочь вам я не смогу ничем. И никто другой не поможет! – категорично добавил он.

– Но он здесь, да?! Вы этого не отрицаете?

– Но и не подтверждаю! – Барклиф осторожно взял Глорию под локоть, повёл её к двери со словами: – Пойдёмте на улицу, здесь душно!

Они вышли, а Бриггс, проводив их взглядом, произнёс неприязненно:

– Бабник…

При появлении Барклифа часовые у порога комендатуры вытянулись, замерли, сжимая оружие. Всё также поддерживая Глорию, Барклиф помог ей спуститься со ступенек, а потом сказал с напускной беззаботностью:

– Может быть, раз уж вы здесь, осмотрите нашу базу. От вас я приму любую критику… – он усмехнулся.

– Благодарю за любезность, но вы не сказали мне ничего хоть сколько‑нибудь вразумительного на интересующий меня вопрос. А я хотела бы точно знать, смогу ли я увидеть своего сына? – голос Глории стал удивительно твёрдым и решительным. От хрупкой и красивой женщины необычно слышать такие бескомпромиссные слова. – Только «да» или «нет»!

– Нет! – ответил Барклиф после долгого раздумчивого молчания. – Не сможете, и я уже объяснил вам, почему…

– А если я обращусь непосредственно к коменданту вашей базы, лейтенант Барклиф? – Глория остановилась, обернувшись, глянула на лейтенанта в упор. Она была поразительно похожа на рядового Тайлера из его бригады, бригады номер три.

– Коменданта сейчас нет, он приедет не раньше, чем через месяц, – Барклиф улыбнулся гостье в ответ. – Тогда, когда база будет готова к его приезду. И даже если вы дождетесь его и даже если встретитесь, вы всё равно ничего не добьётесь. Просто поймите это, примите, как есть и успокойтесь, Глория.

Вон, смотрите! – он указал рукой далеко вперёд. – Это моя бригада. Кроме неё, здесь ещё четыре такие же, и у каждого из этих парней есть родители, – Глория повернулась в ту сторону: у турников на тренировочной площадке мелькали фигурки людей в защитного цвета комбинезонах. – Если мы начнём отпускать каждого из них по просьбе матери, пусть даже такой красивой женщины, как вы, – Барклиф чуть сжал её запястье, и глаза лейтенанта при этом сверкнули, зажжённые недвусмысленным интересом, – то воевать будет некому. А кто будет защищать интересы нашего государства на этой планете?

– Но мой сын уже является военнослужащим! – возразила Глория, осторожно высвобождая руку. – Джейк служит в Гвардии Его Величества. Это какое‑то недоразумение! Он не мог попасть сюда! Не мог быть призван в армию тут, на этой планете и даже в этом городе! Человек не может служить в двух местах одновременно… Срок его увольнения заканчивается сегодня, а завтра он уже должен быть в столице, в Ниобате! Неужели он не сказал вам об этом, лейтенант?!

– Вы решили, что я уже имею знакомство с вашим сыном? Нет, вы ошибаетесь! – Барклиф улыбнулся, но глаза его при этом остались холодными.

«Странный человек, – думала Глория, глядя на него. Она почему‑то не могла „прочитать“ его мысли, хотя с людьми ей это удавалось довольно часто. Сейчас же каким‑то скрытым чутьём чувствовала: лейтенант пытается запутать её, изворачивается и лжёт, изъясняется какими‑то намёками и даже делает попытки флиртовать. – Опасный человек. Очень опасный».

– Я могу сказать вам с уверенностью: в нашей части все военнослужащие – первогодки. О Гвардии они знают не больше того, что показывают в новостях информационной связи. Наш Военный Комитет не гребёт всех без разбора! Новобранцы проходят тщательный отбор, не только медицинскую комиссию, как думают многие. Все эти мысли подогреваются специальными людьми с одной лишь целью: посеять в наших рядах панику! Мой вам совет: не паникуйте! Ну, повоюет ваш мальчишка, вернётся героем, вы его сами не узнаете, взрослого, дисциплинированного… А какая будет выправка! Вы будете им гордиться, помяните моё слово!

– Гордиться? – Глория вдруг рассмеялась. – А если его убьют? Такой перспективы вы почему‑то не предлагаете! У вас у самого, лейтенант, есть дети? Вы женаты?

– Нет! – голос Барклифа дрогнул. Он понял вдруг, что начинает терять самообладание, начинает злиться, выходить из себя и может наделать глупостей. Нельзя было поддаваться на очарование этой красавицы. Захотел окрутить её, попользоваться! Да она сама расставила тебе ловушки, а сейчас выдергивает их по одной из‑под самого твоего носа и ты вот‑вот попадёшься в одну из них… И всё это потому, что укоренившаяся привычка – красивая, значит, дура – даёт сбои на этой планете… Этих гриффитов не поймёшь! К ним вообще нельзя подходить с обыкновенными человеческими мерками! А сейчас лучший вариант решения проблемы – избавиться от этой опасной и настойчивой женщины! Хотя бы до завтрашнего дня! А там посмотрим… Придумаем что‑нибудь…

– Знаете что, – предложил вдруг Барклиф. – Сегодня я вам ничем не смогу помочь, приходите лучше завтра. Хорошо? – эта резкая перемена озадачила Глорию, но и понять, что лейтенант задумал, она не могла. – До завтра я проверю всех солдат в этой части, просмотрю картотеку… Узнаю что к чему… Как, кстати, звать вашего сына? Джейк, да! Джейк Тайлер? Хорошо, я запомню это имя! У меня хорошая память… А сейчас пойдёмте, я провожу вас.

Глория шагнула вперёд, сделала ещё несколько шагов, а потом обернулась, посмотрела ещё раз на тренировочную площадку. Одна фигура, в стороне от всех, показалась её знакомой, очень знакомой. Но расстояние было слишком большим, она не могла разглядеть лица, а тут ещё и Барклиф потянул её за собой, бережно придерживая под локоть.

Их уже разделяла решётка ограды, когда Барклиф окликнул Глорию:

– Ещё один вопрос, госпожа. Последний! Откуда вы узнали, что ваш сын именно здесь? В трёх кварталах отсюда есть другая база, ваш Джейк мог оказаться и там.

– Нет! – Глория упрямо склонила голову. – Он здесь! – при этих словах она глянула на флаг над зданием комендатуры, чуть заметно улыбнулась. – Он здесь! Это я знаю точно!

* * *

Дневальный, как‑то нехотя и потому не торопясь, выкладывал все вещи из тумбочки прямо на кровать.

– Быстрее, рядовой! – прикрикнул нетерпеливо Барклиф. Джейк стоял в проходе между двумя рядами кроватей по стойке «смирно»: расправленные плечи, руки по швам, синие честные глаза глядели в одну точку на стене. И эта их честность и даже какое‑то удивление во взгляде, такое натуральное, бесили лейтенанта Барклифа. Сержант Торнтон тоже присутствовал при обыске, но так же, как и рядовой Тайлер, мало что понимал.

– Больше ничего, господин лейтенант! – дневальный выпрямился. Дверца тумбочки качнулась, упёрлась ему в ногу. Барклиф глянул на кровать, на сваленные в кучу вещи: небольшое казённое полотенце, бритвенные и гигиенические принадлежности, две запечатанные пачки сигарет. Всё, что выдавалось каждому рядовому в этой части.

– Обыщите кровать! – приказал Барклиф. На Джейка он даже не глядел: его очередь на обыск ещё не наступила. Дневальный снова начал перекладывать всё в тумбочку, и эта его основательная деловитость взбесила Барклифа окончательно. – Ты, что, не можешь шевелиться быстрее?!

Схватив одеяло за край, лейтенант дёрнул его на себя, сам стянул простынь и скинул подушку, за ней последовал на пол и матрас.

– Сержант, обыщите рядового Тайлера! И как можно тщательнее, пожалуйста! – приказ прозвучал с удивительной вежливостью, но эта вежливость была началом яростной вспышки, грозившей разразиться в любую минуту.

– А что ищем‑то, а? – чуть слышно и по‑стариковски ворчливо спросил шёпотом Торнтон, глянув Джейку в лицо. Тот не шелохнулся, будто и не слышал вопроса, даже не моргнул. Так же неподвижно он стоял, пока руки сержанта тщательно облапывали все карманы и клапаны его комбинезона. Ничего! Только из кармана на груди Торнтон извлёк белоснежный, аккуратно сложенный носовой платок. Он тоже выдавался солдатам, как и всё остальное, но никем по назначению не использовался, может быть, о нём и вспоминали, когда спешно перед построением нужно было протереть сапоги от пыли.

Торнтон развернул платок, осторожненько взявшись за уголочки. Белая ткань! Только в правом нижнем углу печать хозяйственного отделения.

– Это всё! – Торнтон, всё также держа платок перед собой, повернулся к Барклифу. Тот, сверкая глазами, вырвал платок, скомкал и сунул его как есть Джейку в расстёгнутый карман с презрительной ухмылкой:

– Пижон!

Джейк всё также стоял навытяжку, не шевелясь, но в глазах его не было страха, так привычного Барклифу.

– Где он, рядовой? – спросил лейтенант после минутного молчания, глядя на Джейка в упор.

– Не могу знать, о чём вы, сэр! – он смотрел на Барклифа так, как может смотреть только человек, твёрдо уверенный в собственной правоте, честно и прямо. Но Барклиф почти за пятнадцать лет своей службы усвоил одно: любой солдат, какой бы он ни был добросовестный, всегда имеет на своей совести хоть один грешок. И, оказавшись перед лицом командира, он вспоминает об этом и знает, что наказание последует. Последует незамедлительно и неизбежно. Солдат только тогда становится солдатом, когда полностью понимает эту систему, когда ЗНАЕТ, что наказание неизбежно…

А этот же тип всегда при столкновении вот так, как сейчас, – нос к носу – глядит чистыми ангельскими глазами. Прямо святой какой‑то!

И эта чёртова его святость вызывала у Барклифа непреодолимое желание превратить её в боль. Заставить его мучиться, страдать, бояться! Пусть даже врёт, изворачивается, оправдывается, как все остальные в таких случаях, но не глядит своими честными глазами. Пусть будет таким, как все!

– Я ничего тебе не сделаю, обещаю! Просто скажи, куда ты его спрятал! Ведь если узнают, достанется всем! Всем, понимаешь! И «верхам», и «низам»! А уж «низам»‑то особенно! О третьей бригаде я позабочусь лично! Ведь ты же не хочешь, чтобы из‑за тебя одного досталось остальным двадцати девяти? Скажи, куда ты его дел, Тайлер!! Пока я разговариваю с тобой по‑хорошему! Где передатчик?!!

– Не могу знать, о чём вы, господин лейтенант! – повторил Джейк.

– Но ведь ты же вызвал её сюда!! Вызвал, да?!! – взорвался Барклиф. – Она бы не пришла сюда, именно в нашу часть, именно ко мне, если бы точно не знала! Если бы ты ей ничего сам не рассказал! Или это воля Провидения, чёрт возьми?! Лучше расскажи мне всё сам! Не заставляй меня превышать полномочия! Ещё немного – я тебя ударю!!!

– Не понимаю, чего вы от меня хотите, господин лейтенант! – Джейк сейчас был готов рассказать всё, что знает, так как ещё ни разу не видел Барклифа в такой ярости, в таком отчаянии, но не знал, совершенно не знал, чего же от него требуется. Какой может быть передатчик? Откуда? Часов‑то и тех даже нет. И кто такая «она»? И вдруг неожиданно, внезапно понял, словно кто‑то подтолкнул: мама приходила!!! Нашла!! Приходила всё‑таки!! Нашла его здесь! Узнала‑таки!

– Мама приходила?!! – выдохнул Джейк, не в силах сдержать волну радости, накатившую изнутри, затопившую сердце.

– Мама! – Барклиф усмехнулся презрительно. – Маменькин сыночек!.. – а потом крикнул Джейку в лицо: – Ты – СОЛДАТ!!! Солдат! Мамы‑папы остались за воротами! Стоять «смирно»! И отвечать только на мои вопросы!

– У меня нет передатчика, господин лейтенант! – чётко выговаривая каждое слово, произнёс Джейк в ответ. – И я не знал, что она сможет прийти сюда. Не знал!

– Если ты надеешься выбраться отсюда с её помощью, то я сделаю всё, чтобы этого не произошло! Я приложу все усилия – будь спокоен! И Гвардия тебе не поможет! Теперь я твой командир! Я! – Барклиф злорадно улыбнулся. – И я отшлифую тебя, гвардеец, по своему вкусу! Ты будешь таким, каким я тебя сделаю, рядовой Императорской Армии! Но сначала ты мне скажешь, где передатчик!!

– Вы его никогда не найдёте! – Джейк вдруг улыбнулся с мстительным блеском в глазах, и сразу же стал совсем другим, злорадствующим, – нет! – даже злым. «Нашёл я твоё слабое место, малыш! Нашёл всё‑таки… – Барклиф обрадовался этому открытию. – А теперь‑то я выверну твою душу так, что ты будешь трястись при моём появлении… Гвардеец! Сопляк ты! Так вот, значит, кого готовит Гвардия в своих стенах! Слабохарактерных мальчиков с честными глазами! Хорошо! Теперь‑то я возьмусь за твоё воспитание…»

– Никогда не найдёте, господин лейтенант! – похоже, ему нравилось идти против, делать что‑то специально на зло. Что‑то сломалось в нём, выпустив наружу скрытую глубоко дикую силу противоборства, противостояния. Это был уже не тот терпеливый парень, которого ничем не проймёшь.

– Неповиновение! – предупредил Барклиф. Он видел, какая сила всплывает в глазах Джейка, опасная, дикарская. Ещё немного – и она выльется в бунт!

– Я вам ничего не скажу, лейтенант! И вообще я отказываюсь выполнять ваш приказ! И все ваши приказы – тоже! Я хочу видеть коменданта, капитана, майора… Кого‑нибудь, выше вас по званию, – Джейк не кричал, не размахивал руками, только взгляд и голос выражали всю бурю его чувств. И это его внешнее спокойствие начинало действовать на нервы всем присутствующим. Первым не выдержал сержант Торнтон:

– Ты нарушаешь субординацию, рядовой…

– Я ещё не давал присяги! Меня нельзя наказывать как военнослужащего! – ответил Джейк, даже не глянув на сержанта: он смотрел в упор на Барклифа, словно ждал именно его реакции. – А для начала я требую перевода в другую бригаду. Я имею на это право…

– В карцер! – прошептал чуть слышно Барклиф, не сводя с Джейка глаз. – В карцер, рядовой!

– Да плевал я на вас! На вас и на вашу армию тоже! – Джейк улыбнулся и смерил Барклифа взглядом. – Я – курсант третьего курса и моё звание никак не меньше вашего, лейтенант! И вообще, свяжитесь с полковником Дарлингом! Я буду говорить только с ним…

– А Его Величество вам, господин курсант, не вызвать? – Барклиф даже глазом не моргнул, улыбался, казалось, весь этот бунт только развеселил его. – Курсант – сопляк! Да ты же идиот! Настоящий идиот! Кричишь, выступаешь, внимания к своей персоне требуешь! Да никто тебя в твою Гвардию не отпустит! И не рассчитывай на это… – теперь настал черёд Барклифа. – Служить тебе придётся… И в третьей бригаде. И тогда ты у меня за каждое из своих словечек ответишь. За каждое, понял?!!

Указательный палец выброшенной вперёд руки чуть не коснулся лица Джейка, но тот даже не дрогнул. Торнтон, исчезнувший незаметно, появился с двумя вооружёнными солдатами и ещё с каким‑то капитаном.

– Разрешите обратиться к вам, господин капитан! – Джейк повернулся к последнему лицом и снова стал по стойке «смирно», но слушать его не стали. Торнтон по пути ввёл уже всех в курс дела. Солдаты подхватили бунтаря под руки, поволокли к дверям, а Барклиф крикнул им вслед:

– В карцер! На хлеб и воду! На две недели!

– Что здесь случилось, лейтенант? – капитан удивлённо озирался вокруг.

– Солдат из новобранцев устроил представление, – ответил Барклиф, пожимая плечами. В подробности он вдаваться не стал.

* * *

Глория прошла к окну, устало опустилась в кресло. Барклиф остановился у стола. Заложив руки за спину, он чуть покачивался на носках вперёд‑назад и смотрел в окно, думая о чём‑то.

– Сожалею, госпожа Тайлер, – произнёс со вздохом, – видимо, вы всё‑таки ошиблись… Его здесь нет. И вряд ли был…

– Был! – воскликнула Глория. – И до сих пор находится на вашей базе…

– Где? – Барклиф повернулся к ней, смерил взглядом. – Перед вами построили все пять бригад, вы видели каждого солдата. Каждого, Глория! И вашего сына среди них нет!

– Вы обещали показать мне все личные дела, – напомнила Глория, не обращая внимания на слова лейтенанта. – Всех солдат в этой части, и особенно тех, кого на построении сегодня не было! – в её голосе прозвенели незнакомые начальственные нотки. Она не принимала отказа, в какой бы форме он ни прозвучал. А потом посмотрела Барклифу в глаза своими тёмными решительными глазами.

«Проклятье!» – подумал тот с отчаянием. И почему так трудно просто взять и отправить тебя отсюда? С любой другой ты бы, верно, так и поступил, но не с этой красавицей… Водишь её по части, как экскурсовод, даже добился общего построения. А тут ещё и архивные документы подай!

– Вы всех видели сегодня! – настойчиво повторил Барклиф, упрямо склонив голову. – А архивы – это не моя компетенция. Не тратьте вы зря время и силы. Обратитесь в другую часть, может быть, там вам и смогут помочь! А здесь?.. – он на мгновение задумался. – Мы бы знали, если б у нас оказался гвардеец Его Величества… Но таких героев у нас нет! – отрицательно качнул головой лейтенант, снова перевел глаза на окно. – Есть подёнщики с ферм, бродяги без роду и племени, представители молодёжных объединений, как гордо они сами себя называют, а по‑нашему, – это мелкая шпана из шаек. Безработные тоже есть. Много всего… Это, как пена и мусор, гонимые водой во время сезона дождей. Какой где катаклизм или чуть обстановка усложнилась – они всплывают. Если бы не работа полиции, контроль и постоянное патрулирование на улицах, по городу было бы опасно и днём ходить. Таких проблем на Ниобе нет: там лучше работают организации социального обеспечения и защиты. А здесь совсем не тот уровень… Совсем не тот, – Барклиф вздохнул. – Я когда сюда приехал, знаете, о чём сразу подумал? А наш ли это мир? Туда ли я попал? Гриффит ли это? Ничего общего с тем, что показывают в новостях. Здесь уровень прошлого века! Эпоха всеобщего упадка на примере одной планеты! Если не хуже… Это сырьевой придаток и для нас, и для сионийцев. Один гигантский карьер, из которого гребут, не думая о последствиях. А теперь ещё эта война! Знаете, сколько лет наши миры не воевали? С экспансии на Сиону прошло полных 58 лет! О какой военной индустрии может идти речь? Воевать разучились! Маршировать! Ни тактики, ни стратегии! Всё теперь по книгам, по учебникам! Наше с вами поколение войны в глаза не видело, ничего, кроме исторических хроник, да и в них сплошной патриотизм и доблесть! А без хорошего оружия, на одних чувствах, далеко не уедешь!

Лейтенант Бриггс вошел в комнату, неся в обеих руках огромную кипу бумаги. Барклиф тут же замолчал, подвинулся, пропуская Бриггса к столу: как никак его кабинет. Бухнув всю эту кучу на стол, Бриггс поздоровался с Глорией, но как‑то виновато опустив глаза. Проскользнул на своё место, за стол, включил компьютер, потянулся за первой папкой, а потом сказал с крайне деловым видом:

– Лейтенант Барклиф, я закончил с вашей бригадой. Вам теперь нужно всё проверить, расписаться в каждом деле. Познакомиться поближе с каждым…

– Хорошо. Отложите! – Барклиф задумчиво кивнул. – Я возьму на ночь с собой…

– И вот ещё, – Бриггс выудил из общей кучи одну папку, протянул её Барклифу. – Капитан Бернсон велел вас предупредить: через три часа рапорт об аресте рядового Тайлера должен лежать у него на столе. А вот его личное дело… – Глория, до этого сидевшая неподвижно, как статуя, вдруг вскочила, опередила Барклифа, выхватив папку из рук Бриггса. Откинула плотную корочку судорожно и торопливо дрожащими от волнения пальцами. Фотография Джейка в левом верхнем углу листа, скреплённого скоросшивателем, лишила её сил. Медленно опустившись в кресло, Глория прошептала одними губами:

– Сыночек… родненький… – глаза её неподвижно смотрели на фотокарточку: очень коротко постриженный, обычно улыбчивый, сейчас же даже на себя непохожий. Поджатые губы, нахмуренный взгляд. Но это был он, её Джейк!

Барклиф осторожно вытащил папку из рук Глории, она не шевельнулась, только произнесла, вскинув глаза:

– Проводите меня к нему!

Барклиф закрыл папку, убрал под мышку, ни слова не сказав.

– Проводите, прошу вас, Дэвид! – повторила Глория, назвав Барклифа впервые по имени.

– Это не он! Вы принимаете желаемое за действительное, леди! – ответил тот, но сам встал так, чтобы Глория не могла дотянуться до папки. – Вам показалось, возможно, они похожи. Возможно, однофамильцы, но это совершенно разные люди…

– Это мой сын! – Глория медленно поднялась, шагнула к Барклифу, сверкая глазами. – Это мой Джейк!..

– Ваш? – Барклиф коротко рассмеялся, снова раскрыл папку. – Да вот же, смотрите! Сведения о родителях – отсутствуют! Место учёбы и работы назвать не смог! Краткая справка: в момент задержания находился в состоянии алкогольного опьянения… Медицинское заключение: частичная потеря памяти… маниакальная депрессивность… склонность к фобиям… пассивен… Как я помню, вы отзывались о своём сыне немного по‑другому, с более высокой оценкой. А этот же? Из деревенских простачков, даже индикатора личности не имеет…

– Неправда!! Это просто какая‑то ошибка, недоразумение!.. – прошептала Глория со стоном, ломая руки. – Помогите мне, прошу вас… Я должна увидеть его…

Бриггс, глядя на этих двоих с молчаливым осуждением, только вздохнул и снова взялся за бумаги. В их разговоры он даже вникать не хотел…

* * *

Когда‑то здесь был склад, под ним – подвальное помещение. Когда‑то – это, наверное, ещё со времён строительства города. У самого края болота, разросшегося за последние годы ещё дальше, маленькое каменное зданьице и под землёй – подвалы, превращённые теперь в карцер.

В одной из камер Джейк и сидел уже третий по счёту день. Хлеб и воду приносили всего два раза в сутки: по появлениям охранника он и считал дни. Свет сюда, в камеру, проникал лишь через крошечное зарешёченное окошечко. Сырые стены из потрескавшегося холодного бетона, бетонный пол с маленькими лужицами воды, капающей с потолка, – болотная сырость везде.

Джейк сидел на койке с незастеленным матрасом – роскошь для карцера – и следил за хождением охраны за дверью. Ни звука не проникало за это окошечко! Ничего из внешнего мира! Арестант предоставлен сам себе и своим мыслям!

О чём Джейк думал в первый день, как только попал сюда? Сразу он вряд ли вообще о чём‑то думал! После ссоры с лейтенантом, находясь в состоянии нервного возбуждения, готовый ринуться в драку с кем угодно, Джейк метался по камере, требовал встречи с комендантом базы, кричал, ломился в дверь, отказывался есть – пытался хоть как‑то обратить на себя внимание!

Без толку! Кому захочется слушать бред человека, подверженного мании величия? Какая Гвардия? Здесь, на этой планетке, никто даже представить себе не мог, просто спокойно спросить себя: а вдруг этот чудной человек и вправду – гвардеец? Ведь если есть Гвардия, значит, и гвардейцы должны быть! Но не всем же жить на Ниобе!

И ещё этот чёртов Барклиф!

Вспомнив о нём, Джейк застонал от отчаяния, откинулся назад, ударившись затылком о бетонную стену. Ведь он же всё делает во вред! Знает, что всё – правда, виделся же он с матерью (в этом Джейк был уверен на все сто процентов), да и человек он неглупый. Но почему тогда «подрезает» специально? «Подрезает» и даже не скрывает этого?! Говорит прямо в глаза! Это же нарушение закона! И он сам знает об этом!..

Если так, значит, он наверняка уверен, что мне не выйти отсюда, кроме как на войну, под пули сионийцев.

Глупо это как‑то всё! Чтобы просто испортить кому‑то жизнь из вредности.

Джейк, никогда в жизни не встречавшийся с подобными людьми, не мог сейчас поверить, что человек может желать зла другому только потому, что что‑то ему в нём не понравилось.

Строптивость? Желание бунтовать, делать что‑то назло?

Джейк никогда не замечал в себе такого, да и за время учёбы в Академии получал всегда только хорошие отзывы. Неужели только за пару вопросов, вполне обычных в этих условиях, можно нажить себе опасного врага, в лице командира особенно? Вот Барклиф, например! Да он же первым спросил тогда на построении! А же просто сказал правду, всё, как есть!..

Джейк уткнулся лицом в раскрытые ладони, шумно вздохнул.

Я не умею врать! Я никогда в жизни не врал! Если учесть, конечно, что сокрытие правды это не враньё… Даже тогда, в Академии, перед всем строем признался, что это я уходил в «самоволку» в город. Ведь всё равно бы узнали о побеге, только наказали бы всю роту.

Волна стыда от давно произошедшего случая неприятно охватила затылок, жаром коснулась щёк. Опозорился тогда перед всем строем, перед полковником… Ребята, конечно, поняли: кое‑кто и из них сбегал, особенно по праздникам… Но полковник… Дарлинг был разочарован до глубины души в своём лучшем воспитаннике и не скрывал этого… Хотя, что теперь вспоминать?

Гвардия – это, конечно, здорово! С ней у Джейка были связаны лучшие воспоминания жизни… Но это всё, словно, осталось в ярком сказочном сне, а здесь же, в реальности, – сырой подвал на краю болота, третья бригада и… Барклиф! Этого человека Джейк никак не мог понять, хоть и очень старался. А тут ещё новость, что мама была в части… Наверное, когда сержант гонял нас на спортивной площадке. Тогда Барклиф разговаривал с какой‑то женщиной. Боже, так близко!! А у тебя даже сердце не ёкнуло!..

Интересно, что наговорил ей Барклиф? Справится ли она с ним? Сможет ли разобраться?

Джейк видел перед глазами лицо матери: почти всегда серьёзное, но не угрюмое. Нет! Она всегда была очень ласковой, доброй и строгой одновременно при этом. Такой и помнил её Джейк. Она много работала, всегда, сколько он её помнил. Опыты, доклады, конференции, научные разработки, какие‑то гипотезы… Она и сюда, на Гриффит, перебралась, чтобы работать прямо на месте, в нужной среде… Да, её многие знают, даже из Императорского окружения… Вот только сам Джейк за свои пятнадцать лет до поступления в Академию так и не узнал её и её характер. Она так и осталась ему немного чужой, какой‑то незнакомой. Это, как диск! Прочитал надпись, посмотрел картинку на информационном вкладыше, но пока не вскроешь, можно лишь догадываться: а что внутри? Такая и мама! Что у неё внутри? Как она мыслит? Чем живёт? Как поведёт себя в той или иной ситуации? И почему она поступает именно так, а не иначе?

С отцом легче! Он какой‑то открытый весь, понятный. Хотя, может быть, это потому, что они, мужчины, понимали друг друга лучше? Ведь и с детства Джейк был ближе к отцу, чем к матери. Вдвоем с ним они ездили к бабушке с дедушкой – к его родителям, часто вместе бывали на аэродинамических выставках, с ранних лет Джейк помогал отцу при ремонте аэролётов, его знали все ремонтники в ангарах, любили, баловали… От него, от отца, у Джейка и страсть ко всему, что летает, что движется. Ко всей механике! Об этом и сама мама не раз говорила… Но завидовала ли она их близости, ревновала ли? По её лицу, как ни старайся, всё равно не поймёшь. Не помогало даже умение мысленно общаться с ней, телепатическая связь, как её называют научно. Может быть, потом, повзрослев, взглянув на мать уже взрослыми глазами, он бы и понял в ней что‑то, сумел бы разгадать загадку её больших серых глаз, но…

За время службы в Гвардии семьёй они собирались раза два – не больше! Отец почти всегда в отъезде: он лётчик, пилот, человек подневольный… Да и мама – вечные командировки, презентации, открытия и прочее, прочее… Казалось иногда со стороны, что этих людей удерживает вместе только общий ребёнок, но не общие интересы… Насколько они были разными.

Позднее Гвардия стала для Джейка вторым домом, вытеснила собой даже некоторые воспоминания детства. Почти пять лет службы, тяжёлой, сложной, но неоднообразной, как это казалось на первый взгляд, но Джейк прекрасно помнил тот день, когда их, нескладных пятнадцатилетних мальчишек‑подростков, впервые надевших военную форму, построили на огромном, как им казалось тогда, плацу. Здесь же построили и остальные курсы, и механиков, и техников, и Особый Элитный отряд. Эти, в чёрной с серебром форме, все высокие и ладные, совсем уже взрослые, держались чуть в стороне, смотрели на остальных свысока. Да оно и понятно!

Этот отряд – мечта всех курсантов – занимал в Академии особое место. Они, именно они, сопровождали Его Величество во всех поездках, куда бы Император ни направлялся. Особый отряд – это лицо всей Академии! Всего государства! Всей нации ниобиан!

Их было немного, человек тридцать, но зато, сколько почёта, какая жизнь! Рядом с самим Императором! Такое счастье и во сне не приснится!

Тогда, в этот день Джейк и представить себе не мог, что через четыре года, после второго курса, он сам попадёт в этот отряд, что сам в чёрной бархатной форме будет весной встречать «молодых», таких же, как и он когда‑то, испуганных и изумлённых мальчишек.

Академия и сама Ниобата со своей столичной, вечно торопливой жизнью теперь остались только в памяти. Яркие эпизоды, когда весёлые, когда интересные, сами собой всплывали из памяти, как солнечные пятна, согревая душу, скрашивая одиночество. Тренировки в учебном классе, экзамены каждые четыре месяца, первый полёт в открытый космос, первая встреча с Его Величеством, полёт на Фрейю…

За всем этим стояли воспоминания, пережитые эмоции, новые впечатления, новые люди. Это сейчас всё складывается в одни лишь ничего не значащие слова, мало кому понятные и интересные, даже если захочется рассказать, поделиться.

Внезапно Джейк понял: он никогда больше не попадёт в Академию, не встретится больше ни с Рафтером, ни с Никодимом, ни с другими ребятами. Вся та жизнь осталась где‑то там, далеко, в светлой полосе. И сам Джейк смотрел теперь на окружающий его мир совсем другими глазами. Глазами разом повзрослевшего человека, человека, увидевшего вдруг всю правоту реального мира. Эти два дня армейской службы оказались для него, как холодный отрезвляющий душ. Вот она – реальность! Это не Академия, где их пестовали с детских лет, видели в них не только солдат, не только боевую силу, но и людей с живой душой, с сердцем и мозгами. С ними работали психологи, воспитатели, опытные учителя.