Текст книги "Возвращение домой (СИ)"

Автор книги: Александра Турлякова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 62 страниц)

Он нащупал свой «Бергстон» справа, на поясе, привычно потянул его из кобуры… Сколько раз за свою жизнь он повторял это движение! Движение, отработанное до автоматизма…

Металл приятно холодил ладонь… Прохлада!.. Долгожданная прохлада… Только она может унять эту боль… «Сколько раз ты спасал меня, мой „Бергстон“! Старый испытанный друг… Ты многое помнишь… На две человеческие жизни хватит…

Помнишь то дельце в горах Кирканы?.. Когда нас закинули с тем заданием… И как растянулось оно потом на полгода, совсем вышло из‑под контроля… Ты помнишь, как мы считали тогда каждый день, как делили последние крошки пайка, как ждали обещанного вертолёта… Ничего! Да и какая, к чёрту, „вертушка“, когда всё небо простреливалось от хребта до хребта!

И только ты, дружок, был со мной всегда… Одному тебе я верил, знал: ты никогда не подведёшь!.. Никогда не оставишь одного в такой дерьмовый момент… Да, ты всё это видел, всё помнишь…

Ты и сейчас меня не подведёшь… Ведь ты всегда под рукой!..»

Дюпрейн ласково погладил ствол пистолета.

Молния – яркая вспышка – пробилась до земли, казалось, светануло прямо над головой, прямо перед глазами… Дюпрейн зажмурился, мысленно начал отсчёт:

– …Восемь, девять, десять!

Он не ошибся и на этот раз: последнее число точно совпало с раскатистым рокотом, заглушившим все остальные звуки…

Сжимая в руке сложенную карту, Джейк прошёл вперёд, не дойдя до деревьев, где ждали Кордуэлл и Моретти каких‑то два‑три шага, остановился, отмечая про себя, что Алмаара среди ребят нет: «Опять куда‑то зашился… И улизнул совсем неслышно…»

Разговор с капитаном, все его подробности, медленно всплывал в памяти во всей последовательности. Джейк хорошо помнил, что хотел ещё спросить капитана о чём‑то важном… О том, о чём сам капитан упомянул как‑то вскользь, мимоходом… Поэтому Джейк и внимание обрати не сразу. А теперь этот факт не давал ему покоя… Назад, назад весь их разговор! Как ленту с записью!.. Прокрутить в обратном порядке! Докопаться до сути!

Мать!!! Да!!! Он говорил о матери… Упоминал о ней… Откуда Дюпрейн мог знать о ней? Я же сирота по личному делу?.. Вообще без родных!

Неужели что‑то стало известно?! Неужели она всё‑таки связалась?! А они скрыли! Скрыли всё!!!

Джейк развернулся на месте, через правое плечо, так, как их в своё время муштровали на плацу, и даже сделал шаг… Спросить капитана! Выспросить у него всё, что он знает!.. И вообще не давать ему оставаться одному! Не бросать его одного сейчас…

В этот момент в небе снова сверкнуло. Здесь, под защитой зелени, свет слепил мало, но Джейк уже скорее по привычке прикрыл глаза.

Ещё шаг! Другой!

Остановился в нерешительности на полпути, вспомнив последние слова капитана. А может, пока не торопиться так сильно? Не беспокоить лишний раз? Просил же он, один хотел побыть для чего‑то…

О Боже!!! Так ясно же! Ясно, для чего!!!

В небе опять гремело, долго и страшно. Словно весь мир хотелось оглушить этим громом… Но Джейк даже не вздрогнул. Он торопился. Назад! Назад к капитану! Не дать ему… Не позволить… Бросить их всех?!.. Ну, уж нет!..

Гром – вся эта свободная и дикая сила – не мог остановить Джейка, но, когда он услышал, каким‑то особым чутьём различил в этом грохоте сухой негромкий щелчок выстрела, он остановился. Остановился, будто натолкнулся на невидимую преграду.

И понял! Всё – понял!..

И понял, что опять не успел…

В небе затихал весь этот жуткий концерт, и Джейк медленно поднял голову, глянул вверх. Как он хотел увидеть небо! Хоть одну звезду!..

По лицу, по щекам, по подбородку на грудь и за шиворот потекли капли. Что это – Джейк не сразу понял. И даже не сразу почувствовал холод. Холод, а не жар, не то, что бывает от слёз…

Дождь! Наконец‑то небо разродилось дождём… Сперва редкими, но крупными каплями, потом этих капель стало больше – намного больше, но они не стали меньше, били по телу сильно. Даже преодолевая плотную преграду из листьев, они не теряли своей силы.

А Джейк всё равно стоял и всё так же смотрел вверх, разомкнув пересохшие губы, и чувствуя, как вода попадает в рот.

…Он плакал – или не плакал, сам не мог этого понять, но, чувствуя, как до нитки промокает одежда, как она тяжелеет, тянет к земле, понимал одно: становится легче… Легче!..

А потом развернулся и поплелся назад, до ребят.

Такие же мокрые, растерянные и от этого ещё больше одинокие… А они ведь ещё ничего не знают, не догадываются даже… И опять среди них Джейк не заметил Алмаара.

– Что капитан? Когда нам выходить? – Дик спросил первым, ладонью вытирая мокрое лицо. Джейк не ответил, просто промолчал и отвернулся. И только Моретти всё понял сразу. Понял или догадался. Он ни слова не сказал, молча метнулся вперёд, и Джейк перехватил его в этот момент. Перехватил одной рукой и прижал к себе. Мокрого, дрожащего, но скорее не от холода, а от страха, о ужаса… И Моретти почему‑то не вырывался, не кричал, просто стоял, уткнувшись лбом Джейку в плечо, и тот чувствовал, как он всхлипывает как‑то по‑детски, совсем беспомощно, и старается при этом, чтоб никто не заметил, стискивает зубы до боли, до дрожи в нижней челюсти.

– Застрелился, да? – в этих словах было больше утверждения, чем вопроса, но Джейк всё же кивнул, встретив взгляд Кордуэлла. – Чёрт! Он же мог ещё выжить!.. – Он этой репликой и коротким взмахом руки выказал все свои чувства: возмущение, недовольство, протест, жалость.

Джейк отпустил Марио почти нехотя, чувствовалось, что тот еле на ногах стоит от усталости, от всего, что навалилось на них разом.

Алмаар, никем не замеченный, стоявший под деревом, переступил с ноги на ногу, стянул с головы кепку, сжал её в кулаке с такой силой, что вода закапала на землю. И ни слова, ни одного слова не сказал! Может, не знал ещё ничего просто? Потому и был так спокоен… Потому и молчал…

– Это из‑за тебя! Из‑за тебя одного всё!.. И капитан по твоей вине… – Марио смотрел на Яниса снизу вверх, но его не смущала эта разница в росте. Сейчас его вообще ничто не смущало. Он бы и в драку кинулся, не раздумывая, настолько он был сейчас взбешён, – Сам всё, да?! Сам по себе! Видишь теперь, к чему это приводит! Одни неприятности всегда! Из‑за тебя одного всем достаётся!.. – Моретти, минуту назад такой слабый и уставший, кричал громко, зло, с яростью. И откуда только силы взялись? Никто его не останавливал.

Кордуэлл своим молчанием поддерживал его целиком и полностью. Джейк просто понимал, что этот крик – всего лишь реакция на произошедшее, возможность разрядиться, хоть так отвести душу. И Алмаар почему‑то тоже молчал, смотрел на Моретти внимательно, хмуря брови, поджав губы. А ведь каких‑то три дня назад он бы даже голос на себя повысить не позволил. Никому из ребят, никому, кроме капитана, и то лишь потому, что подчинялся ему как более сильному и старшему по званию.

– Ты же дубина! Чёрт тебя подери!.. Тебя же ничто не трогает… Ничья смерть!.. Терпеть не могу таких, понял?! Не перевариваю!.. И стоишь теперь, как ни в чём не бывало! Аж зло берёт!..

Моретти ещё что‑то кричал, кричал долго и громко, до хрипоты, пока не устал окончательно, а Янис всё так же смотрел на него и всё так же молчал. И тут Джейк понял, он сейчас вряд ли слышит Моретти. Это же взгляд человека, полностью ушедшего в другой мир. Человека, чьи мысли заняты чем‑то очень важным для него. Ему сейчас всё равно, что вокруг творится. Хоть весь мир на части развались!

И Моретти замолчал сам, видимо, понял, что крик – бесполезное дело. Алмаара не переделать, как ни старайся. Это уже законченная сволочь, он лишь своей персоной занят, другие его не волнуют… Отвернулся и рукой махнул, в этом жесте было одно: «А‑а, чёрт с тобой!» Они какое‑то время все молчали, забыв о дожде, о мокрой одежде. И стояли бы ещё так очень долго, но Джейк предложил чуть слышно – его голос заглушал шум дождя и шест листьев над головами:

– Идти нужно… Прямо сейчас выходить, а то не успеем до утра…

– До реки часа три ходу, – отозвался Кордуэлл. Хмурый и какой‑то сердитый, он смотрел исподлобья, постукивая пальцами по прикладу автомата, висевшего у него на груди. – Но мы в это время не уложимся, особенно сейчас…

– Он сказал: аптечки утопить. – Добавил Джейк после секундного раздумья. Они все трое глянули на него, даже Алмаар уставился заинтересованным, вполне вменяемым взглядом.

– Последний приказ! – Дик усмехнулся с горечью, с невыносимой болью во взгляде, и отвернулся, скрывая эту боль.

– Не дам! – голос Алмаара был громким и отчётливым. Он заговорил впервые, и этого от него не ожидали, все посмотрели в его сторону с невольным изумлением, словно ждали: ну, что ты ещё скажешь? А мы уж подумали, ты дара речи лишился… И Янис добавил, – Мы взорвём этот рудник! Взорвём!

– Да ты что?! – Дик изумлённо вскинул брови. – Это ты сам решил или тебя кто‑то надоумил? – Он первый нашелся, что сказать, но оказался не единственным, кого шокировало это заявление.

– Приказ все слышали: возвращаться в город! И я – «за» обеими руками! А на остальное мне плевать! – Моретти готов был раскричаться снова, так его это заявление разозлило, но усталость не позволила, поэтому он и говорил негромко, глядя Янису в лицо.

– Ради этого мы сюда шли… Ради этого и капитан погиб… Мы должны – мы обязаны это сделать! – Алмаар предполагал, что его никто не поддержит, поэтому и был до сих пор так спокоен.

– От кого бы я это слышал?! – Кордуэлл хохотнул зло, со злой иронией, – Ведь ты, как я помню, меньше всех хотел… даже сбегал на полпути… Если бы не ты, мы бы давно уже там были, под завалом… Нет, уж, дружок, уволь! Если тебе что и взбрендило, то сам всё делай, а я жить хочу. Меня здесь ничто не держит… Ни приказ, ни совесть…

– Если бы всё было так легко, я бы вам ни слова не сказал. Один бы справился… – по взгляду Алмаара было ясно, что говорит он правду. Он бы, правда, смог… – Но взрывчатка слишком тяжёлая, мне одному не донести… И там, не руднике, тоже помощь нужна… Хоть одного из вас…

– Ты, что думал, мы в очередь встанем?! – Моретти не отставал от Кордуэлла, вдвоём они насели так, что Алмаар не мог и рта раскрыть; со стороны казалось, что он уже оправдывается в своей поспешности, необдуманности. Но так только казалось, потому что упрямства ему было не занимать, и Джейк знал об этом. Он вообще‑то многое уже об Алмааре знал, но сейчас словно нового его увидел. Просить помощи для Яниса – одно из самых больших унижений, но Янис просил, просил искренне, в надежде на то, что его поймут и поддержат.

И эта резкая смена собственного отношения к операции. Ведь он действительно больше всех сопротивлялся приказам капитана, стремился выжить любой ценой, во что бы то ни стало. Он не хотел умирать во славу государства. Он не раз говорил об этом.

А сейчас же!!

Нет, что‑то случилось с Алмааром! Определённо! Что‑то в нём поменялось и поменялось радикально. Вот только никто из нас не заметил этой перемены. До этого вот момента… А первым перемену эту капитан почувствовал…

А всему причиной ранение и смерть капитана!!

Он виноватым себя чувствует перед Дюпрейном, потому и пытается хоть так успокоить свою совесть, хоть так оправдать смерть капитана.

Совесть! Это всё совесть!

И ведь никто из нас и не предполагал, что есть она у Алмаара, эта совесть. Нет, не законченная он ещё сволочь! Не прав был Моретти. Да и все мы не правы! Может, только кроме капитана… Он один всё понял, и перед смертью сделал всё, чтоб уравнять Алмаара в правах с нами… Удалось ли ему? Нет!

До сих пор он для нас сволочь и дубина, а для Моретти ещё и предатель, виновник всех наших бед…

Хотя все мы в чём‑то виноваты… Каждый из нас… Никто только этого пока не понял… И вряд ли поймёт, пока рядом есть Алмаар – самая большая наша беда… До тех пор, пока он рядом, есть на кого сваливать все ошибки, все неприятности, тем более, что тот никогда не отпирается.

– Это уже даже и не приказ! Это твоя блажь – и только! – Кордуэлл смотрел на Алмаара, щуря один глаз, с кривой недоброй усмешкой.

– Чё, героем побыть захотелось? – Моретти не отставал. Алмаар молчал, глядя на них сверху: то на одного глаза переведёт, то – на другого. Все трое они пререкались, напрочь забыв о существовании Джейка, а тот стоял и смотрел на них как будто со стороны, почти не слыша их спора, их криков. Он смотрел на Яниса, не отрываясь, иногда лишь смаргивал воду с ресниц, чуть щуря глаза: их нестерпимо резало от воды, льющейся по лицу потоком.

Алмаар уже заметно злился, нервничал, порываясь по своей привычке взъерошить волосы на голове, вскидывал левую руку, но только вытирал лицо мокрой кепкой.

– Взрыватель имеет запас всего на десять минут, – наконец встрял в эти пререкания Джейк, и они все трое посмотрели на него с удивлением и интересом, словно сейчас только заметили. Из слов, сказанных Джейком, не было ясно, чью сторону он поддерживает. А сам он о своём решении заявлять не собирался, он всегда был как‑то в стороне, держался особняком в их группе, и сейчас это было особенно заметно.

– Десять минут!.. И сработает он автоматически, на титан… Всё было сделано так, чтобы никто из нас не спасся, и шахты взорвались наверняка!.. Даже зная обо всём, мы не успеем разложить взрывчатку, не успеем вернуться наверх, и тем более – отойти подальше…

– Я бы мог попробовать изменить программу, увеличить запас времени, – произнёс вдруг Алмаар. Он сказал об этом просто, без излишней самоуверенности, без бравады, – он знал свои возможности. И Джейк знал. Он смог бы! Ему везет, постоянно везёт, чертовски, как никому и никогда. Но если не повезёт сейчас, пострадают все четверо. А Джейк не хотел лишний раз испытывать судьбу и везучесть Алмаара.

А это значит, что они должны возвращаться к своим, в город. Именно этого и хотел капитан, это был его последний приказ.

– Я уже чувствую себя сытым, отдохнувшим и в тепле, – Моретти дёрнул головой сердито, – Я уже вижу себя дома!.. И я не собираюсь делать такой крюк потому лишь, что этого хочешь ты! Понятно?.. – Он смотрел на Яниса, задрав подбородок, чуть не прожигая его своими чёрными глазами, своим злым, почти ненавидящим взглядом. Всё это могло закончиться дракой, полным распадом их группы на обиженных друг на друга одиночек, и тогда уж точно они сгинут тут все, не выберутся из джунглей и из окружения. Нет, совсем не этого хотел Дюпрейн!..

– Хватит вам орать! – Джейк подошёл, встал между Алмааром и Моретти, развёл их подальше, упираясь каждому из них ладонью в грудь, – Всё! Перестаньте! Нам сначала нужно из «кольца» выйти. Это главная наша задача сейчас! А потом уже будем решать, что делать…

– Я никуда не потащусь! Говорю об этом сразу, чтоб все слышали. А особенно этот… – Марио глядел на Яниса через руку Джейка. – На меня можешь не рассчитывать, понял?!

– Я сказал: помолчите! Хватит зря воздух молотить!.. – Джейк заметно повысил голос, и Моретти перевел на него глаза. – Всё! Я уже устал вас слушать! Мы же зря время теряем…

На этот раз они все трое промолчали, видимо, поняли, что Тайлер прав, как всегда, рано они шум подняли, ещё ничего толком не ясно, выберутся они этой ночью или нет. И выберутся ли вообще?

…Дождь то затихал, то снова лил с прежней силой. Труха, многолетняя прелятина под ногами раскисла, липла к ботинкам, и они с каждым шагом становились всё неподъёмнее. Каскады воды обрушивались сверху при любом прикосновении к веткам, к лианам, к огромным листьям. Вода скопилась даже в больших ночных цветах, в свёрнутых трубочками листьях. Но им, мокрым насквозь, было уже всё равно. Они шли вперёд через лес с тупым поразительным упорством, даже не останавливаясь на отдых. Лидера, вожака, который бы всё время шёл впереди, у них не было. Они постоянно менялись, и вперёд вырывался самый сильный на данный момент, тот, кому хватало сил сбивать с веток воду, срывать лианы, расчищая путь остальным, выбирать дорогу.

Джейк держался неплохо, чаще других шёл первым, и даже сам себе мысленно удивлялся: откуда берутся у него эти силы? Без еды уже целый день и ночь, вторую ночь на ногах – без сна! Без отдыха!..

Они то растягивались так, что теряли друг друга из виду, и тогда Джейк останавливался и терпеливо ждал остальных; то сбивались в кучу и шли все вместе, толкаясь и наступая друг другу на ноги. Но – поразительно! – не ругались. На то, чтобы говорить и тем более ругаться не было сил, да и последние не хотелось на это тратить.

Ребята устали, устали все, никто этого больше не скрывал, не храбрился, подшучивая и посмеиваясь на ходу над самыми слабыми и отставшими. Марио шёл последним, часто спотыкался и останавливался. Кордуэлл чуть ли не тащил его на себе: они всю дорогу держались вместе, подбадривая и поторапливая друг друга.

Алмаар от Джейка почти не отставал, бывало, даже вырывался вперёд, но не надолго, по лесу он перемещался неважно, да ещё и видел в темноте плохо. Вперёд его вело упрямство и нежелание прослыть слабаком в глазах Джейка. Потому он и шёл безропотно, только ругался часто сквозь зубы себе под нос.

К пяти часам они услышали шум реки. Чайна! Разлившаяся за ночь, вышедшая из берегов, с бурным и опасным течением. Но на том берегу были свои! Там они будут в безопасности…

Чайна катилась где‑то справа, совсем близко, но так только казалось, до неё ещё идти и идти. И они шли ещё около часа вниз по течению, так и не выходя к реке. И лишь когда наконец‑то непроглядный лес с чёрными силуэтами деревьев начал понемногу сереть и приобретать мутноватый вид, они все разом поняли: прорвались! Прорвались довольно легко, так никого на пути и не встретив… Спасибо дождю! Он разогнал всех охотников!

Вот теперь точно можно спускаться к реке, искать подходящее место и переходить на тот берег.

Спаслись! Выбрались! Наконец‑то выбрались!

Осознание этого придало сил, даже Моретти приободрился. Они опять сбились в кучу, впервые за ночь остановились передохнуть.

От мокрой одежды валил пар. Хорошо ещё, что хоть дождь под утро стих, срывалась лишь мокрая противная морось, от которой они никак не могли подсушиться, а ведь столько шли, столько времени в движении, можно было высохнуть и на ходу.

Правда, пить уже больше не хотелось. Воды вокруг – хоть захлебнись! Напились за весь день, за тот день, когда во рту – ни капельки! Когда каждый глоток был на счету!.. Напились на ходу до тошноты, даже думать о воде было противно. Только ещё больше захотелось есть, и от этого навалилась новая слабость. Усталость пригибала плечи, сутуля спину, и ещё тяжелее становилось при мысли о том, что впереди река. Сильная, бурная, с течением и водоворотами, такая, какой она может быть лишь после дождя, – коварная… Соваться в неё сейчас, после такого перехода, когда все силы на исходе, хотелось меньше всего, а выбора не было, да и сил на последний бросок ни у кого не осталось.

Джейк оглядывался, сверяясь с картой. Как он в такие минуты сам себе напоминал капитана! Весь их пройденный путь компьютер добросовестно отмечал на экране и так же старательно малиновой точкой указал их теперешнее положение. Да, до реки оставалось совсем чуть‑чуть, а потом… потом всё время вниз по течению, к городу, к Чайна‑Фло… При мысли об этом городке сердце радостно и сладко защемило. Джейк даже удивился этому чувству. Как же оно напоминает тоску по родине! По месту, где можно будет отдохнуть от всего этого кошмара, от этого леса, от этого дождя. Отдохнуть и забыть всё, как жуткий сон… Хотя всё равно не удастся, до тех пор, пока жива память о капитане, о Дюпрейне, о человеке с поразительной силой воли и духа. Такие люди редко, очень редко встречаются в жизни, но какой глубокий – и болезненный – след они оставляют чаще всего. Что говорить об остальных, если Алмаар, этот зачерствелый душой тип, мучился, мучился сильно, хоть и старался никому этого не показывать. И справился! Никто почти и не заметил ничего. Никто, кроме Джейка. Уж он‑то многое в людях замечал, видел сокровенные мысли и чувства по взгляду, по еле уловимым теням на лице. Не зря же он попал в Особый Элитный отряд, а туда брали не только из‑за внешности, другие способности были куда как важнее… И Джейк соответствовал всем этим требованиям!..

…Откуда‑то слева потянуло дымком. Тонкий, еле уловимый запах, такой, когда жгут сырые дрова.

Джейк насторожился, вскинул голову, принюхиваясь и прислушиваясь одновременно. Краем глаза заметил, как нахмурился недовольно Кордуэлл, как Янис Алмаар заинтересованно глаза раскрыл. Лишь Моретти, донельзя уставший и потому ко всему равнодушный, стоял с закрытыми глазами и будто дремал: чуть толкни – свалится и не проснётся. Да, всякую осторожность потерял. Да и не он один…

Тащить его таким куда‑то в таком состоянии – заранее на смерть обрекать, и не только его одного, но и всю группу.

– Это гриффиты… Богом клянусь! – быстро зашептал Дик без испуга во взгляде, наоборот, – с радостью, словно им повезло несказанно так близко остановиться от гриффитского посёлка на передышку. Но ведь капитан предупреждал однажды: избегать встреч с аборигенами и, уж тем более, не выходить на контакт, чтоб не было лишних свидетелей и новых проблем.

– Так близко!.. Совсем ведь рядышком… – в голосе Алмаара сквозили тоскливые нотки: так рядом был запах человеческого жилья, тепла, покоя…

– А капитан предупреждал… – напомнил Джейк, догадавшись, о чём они оба думают. Кордуэлл и Алмаар посмотрели на него исподлобья, и все трое уже они перевели взгляды на Моретти. Тут их мысли совпали тоже: «Отдых… Нам всем нужен отдых…»

Один Марио стоял, опираясь о дерево спиной и склонив голову на грудь. Вряд ли он понимал, что происходит, но его состояние оказалось для них троих решающим в принятии опасного и авантюрного шага…

Глава 6. В гостях

Они все четверо старались незаметно наблюдать за ней, следили украдкой за каждым движением этой странной, удивительной женщины. Высокая темноволосая, с красивым, без единого изъяна лицом. Да, она казалась удивительной и какой‑то чужой, в ней было что‑то неземное. Нет! Она ничем не отличалась от земных женщин. Красивая фигура, подвижная и гибкая, красивое лицо, красивые, открытые до плеч руки. Но в то же время в ней улавливалась какая‑то неземная, нечеловеческая стать. Видишь и понимаешь сразу: таких людей не бывает! Какой‑то барьер. Что‑то внутри…

Эта женщина – они даже имени её не знали – была единственным представителем всего народа гриффитов и единственным жителем посёлка, который вступил с ними в маломальский контакт. Хотя, какой там контакт?..

Она проводила их в этот дом, следила за очагом, приносила еду, забирала посуду. Сама ни о чём не спрашивала, даже заговорить первой не пыталась. Никакого любопытства, ни капельки удивления! Но при этом была полна дружелюбия и почтительности к гостям.

Это гостеприимство было заметно и в том, что выделили им жилой дом, из которого сами хозяева выселились поспешно, даже не оставив никаких следов своего пребывания. Всё это казалось довольно странным, ведь в деревеньке этой две трети всех домов стоят заброшены. Им бы в их положении и любого угла хватило, лишь бы крыша над головой была, но оказаться, как объяснял Кордуэлл, значит, оскорбить хозяев, обидеть весь посёлок.

Гриффитка словно и не замечала их взгляды, перемещалась по дому свободно, неслышно ступала по полу, по травяным коврикам, почти полностью застилающим пол. Заметно скучала: долго смотрела в окно, на мокрый сумеречный лес, задёрнула шторочку, прошла к очагу, грея озябшие руки. Плавные, грациозные движения, легкая походка. За каждым, даже случайным движением было приятно наблюдать – глаз радовался.

И всем этим она сильно напоминала Джейку мать. Этой красотой, пластикой, внутренним спокойствием, без суеты, без лишних движений.

И эта одежда. Длинное платье без рукавов, явно не по погоде, скреплённое на плечах пряжками; широкий, сделанный вручную пояс до пола со сложным рисунком из синего, белого и чёрного цветов.

Вдруг будто вспомнив о чём‑то, женщина подхватила тёплую накидку, на ходу скрепила её на груди пряжкой, не сказав ни слова, вышла.

И тогда только они все четверо перевели дух, расслабились, принялись за еду. Рыба и тушёные овощи. Ели какое‑то время молча, даже ложками не стучали, пока Алмаар вдруг не психанул, отталкивая от себя тарелку:

– Надоело!.. Одно и то же каждый раз! Ненавижу рыбу…

Они разом повернули головы в его сторону, подумали одновременно: опять этот Алмаар чем‑то не доволен.

– Зря ты так, – Дик заговорил первым и был на удивление спокоен, – Рыба для них – высший знак уважения. Они подают её только гостям, и сами едят лишь по большим праздникам… Если не съешь – обидишь… И сильно…

Алмаар сидел, подперев щеку ладонью, смотрел на Дика исподлобья, как привередливый мальчишка.

– Но ведь третий раз подряд… – возмутился слабо, с отвращением глянул в тарелку, – Хватило бы и одного…

– Раз ты гость, они будут кормить тебя рыбой до тех пор, пока ты здесь. – Дик выпрямился, положил на стол ложку, снова посмотрел на Яниса.

– Никто тебе ничего другого не предложит. Радуйся, что вообще кормят… – Моретти сидел в дальнем углу, у края стола, но видел Алмаара со своего места прекрасно и, пользуясь тем, что тому его не достать при всём желании, поддеть Яниса пытался словом и взглядом, – Не голодал давно, да? А я думал, мы все одинаково…

– Ты бы думал лучше про себя! – перебил его Алмаар. Он разозлился мгновенно. «Вот и новая парочка смертельных врагов, – Отметил Джейк устало, – И почему этот Алмаар не может жить без проблем? Вечно что‑нибудь себе находит… Хотя, и Марио – не подарок… Специально злит… А в первый день друзьями были!»

Моретти шевельнулся, поставил деревянный стакан на стол, чуть такану не выплеснул, вот‑вот ещё что‑то скажет, и опять что‑нибудь такое, чтоб Алмаара побесить. Джейк не стал его дожидаться, заговорил первым:

– Мы сегодня весь день отдыхали, отсыпались, отъедались, форму высушили… Отдохнули, одним словом. Но на эту ночь оставаться здесь опасно… Мы слишком легко отделались. Как‑то подозрительно всё это… уходить надо отсюда, вот к чему я клоню, и чем быстрее, тем лучше.

– Да, прямо сейчас, после ужина! – согласился Дик.

– Ночью? Опять таскаться по лесу ночью?!! – Алмаар стремительно вскочил из‑за стола, поддерживая простреленную руку, – Зачем? Мы пойдём утром – это лучшее…

– Лучшее? – Кордуэлл оборвал этот поток возмущения ироничной усмешкой. – Реку лучше всего переходить ночью – меньше вероятность наткнуться на патруль…

– Какая река, к чёрту? Я же сказал: мы идём на рудник! – Янис стоял посреди комнаты, глядел на них сверху, зло сверкая глазами. Левая рука на поясе, правая – вдоль тела.

– Слушай, это уже решённый вопрос: мы все возвращаемся в город. – Джейк смотрел на Алмаара исподлобья, крутил в руке деревянный стакан с тончайшими стенками.

– И вообще, откуда этот командный голос? «Я сказал!» – Моретти передразнил Алмаара и, заметив, как тот побледнел от ярости, хохотнул себе под нос.

– Заткнись! – Янис круто повернулся к нему, рука заныла от резкого движения, и эта боль заставила забыть о ругательствах, готовых сорваться с языка. Он только зубами чуть скрипнул, полосонул по лицу Моретти раздражённым взглядом, словно тот был виноват в этой боли. Кордуэлл выпрямился, сложив обе руки на столе, смотрел, как и остальные, сердито, недовольно.

«Да к чёрту вас всех!» – Янис отвернулся демонстративно, встал к ним боком.

– Янис, ты лучше сядь и доешь свой ужин, – предложил Джейк довольно дружелюбно. Он один, кажется, как всегда был поразительно спокоен и сдержан, – а потом мы поблагодарим хозяев за оказанное гостеприимство и тихо уберёмся отсюда.

– Я не пойду с вами через реку. – Во взгляде Алмаара угадывалось не только одно упрямство, но и решимость. Странно было видеть в нём это качество, ведь раньше он был так настойчив лишь при защите своих личных интересов или своей жизни. А сейчас? Взорванный рудник – что он сможет изменить в его жизни? Чем он так важен ему, если гонит вперёд за новыми трудностями, опасностями, возможно, за смертью? Неужели смерть капитана не даёт ему покоя?

– Дело твоё! Принуждать мы не собираемся… На себе тебя через реку никто не потащит, – Кордуэлл не удержался от предательского вздоха облегчения. – Иди один… Только нас не впутывай…

– И пойду! – Решимости Алмаару было не занимать. Хотя нет, здесь одно лишь сумасбродство. – А вы, если хотите, уходите сейчас… Как сами решили!

– Ни разу ещё такого дурака не видел! – снова отозвался из своего угла Моретти. Алмаар ответить не успел, осёкся, да и все они замолчали, когда гриффитка – всё та же! – появилась на пороге. Она прошла к столу, принялась собирать посуду, заметно удивилась, взяв в руки тарелку с нетронутой едой.

– Тысяча извинений, леди! – Алмаар, стоявший от женщины в метре, улыбнулся, встретив её недоумевающий взгляд. Та тоже улыбнулась, но как‑то смущённо, видимо, не поняла ни слова и теперь не знала, что сказать. Ей помог Кордуэлл, он неплохо говорил по‑гриффитски, но знал мало слов, хотя изъяснялся понятно.

Извинения, целая куча извинений и каких‑то малосодержательных слов; «плавал» он сильно, но понять это могла лишь гриффитка. И Джейк. Он слушал Дика, чуть склонив голову и скрывая улыбку, слушал все эти извинения и оправдания. Приятно было просто слушать эту речь, её плавность и мягкость, даже какую‑то музыкальность. Она не терялась даже в сбивчивых ответах Кордуэлла. Самому же лень было вмешиваться, не хотелось напрягать память, вспоминать слова, открывать рот, даже языком шевелить… Какое‑то приятное сонное оцепенение, словно смотришь на всех со стороны, словно следишь издалека… На эту женщину, в которой всё больше и больше читалось что‑то от матери: в фигуре, в лице, в манере говорить и держаться, в непринуждённом наклоне головы. Джейк выискивал, примечал эти чёрточки, старался запомнить, и радовался им, как ребёнок. И всё спрашивал себя каждый раз: неужели ты раньше ничего этого в матери не замечал, ведь в ней столько от гриффитов?!!

Джейк молчал и понимал, что, если заговорит, обратит на себя внимание, это ощущение родства исчезнет. Он сразу увидит, что никакая она не мать и ничего в них общего, а это просто бред, наваждение усталого сознания. А так приятно было хоть на момент почувствовать себя маленьким, вспомнить детство, словно заново пережить то время, когда мать учила его своему языку, рассказывала сказки, пела песни. Он ведь и не понимал тогда: зачем ему этот язык? И что это за язык вообще? И откуда он известен матери? А всё оказалось так просто!.. Я часть этого мира! Должен быть близок этим людям. Гриффитам! Я и сам гриффит наполовину… А все гриффиты, которых увидел в этой деревне, – одна эта женщина, так похожая на мать… А где же тогда остальные? Они что, боятся нас? Нас и меня – тоже!.. А ведь я совсем не думал о страхе, о страхе при первой встрече с ними…