Текст книги "Возвращение домой (СИ)"

Автор книги: Александра Турлякова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 62 страниц)

– Ну что ж, баловство со связью – довольно частое явление, – улыбнулся лейтенант, медленно повернувшись к Джейку лицом и покачиваясь с пяток на носки туфель.

– Это я заказывал переговоры! Поймите, комиссар! – Джейк даже не глянул на лейтенанта, понимал, что помощи и поддержки с его стороны ему во всяком случае не дождаться. Единственная надежда – комиссар, если бы только можно было его убедить. Всё сейчас зависело от него, от комиссара полиции. От него и его решения! – Это был мой звонок! Я звонил матери!

– Данных о семье госпожи Тайлер нет никаких, – произнёс комиссар, оторвав взгляд от экрана. – Она числится среди сотрудников всего двенадцать дней и о ней ещё ничего не известно. Нет даже точного адреса, по которому она проживает.

– Позвоните, свяжитесь с ней лично! – воскликнул Джейк с отчаянием. Свобода! Вот она! Так близко, так рядом! Они должны поверить! Они не могут не поверить, ведь всё сказанное – правда! Они должны позволить хотя бы поговорить с матерью, поговорить, связаться – и всё станет на свои места!

– Повторяю для непонятливых, – сказал с нажимом на последнее слово комиссар, – Эта Тайлер неизвестно где живёт! Её адреса у нас нет, а всеобщий розыск я объявлять не собираюсь, только потому, что кому‑то захотелось…

– Всего один звонок, комиссар, – в голосе Джейка почувствовалась мольба и нескрываемое отчаяние. – Всего один! Вы же понимаете: это мой единственный шанс!

Комиссар молчал, с излишней заинтересованностью изучая папку и всем своим видом давая понять: «Больше и слушать ничего не хочу!» Лейтенант, заложив руки за спину, с улыбкой, с довольной улыбкой человека, выполнившего свой долг, посмотрел на Джейка и произнёс, не скрывая радости в голосе:

– За нарушение комендантского часа и за появление на улице в нетрезвом состоянии тебе положено наказание: в общей сложности месяц общественных работ!

– Я не был пьяным! – выкрикнул неожиданно Джейк, вскакивая с места. – За весь вчерашний день я не выпил ничего крепче фруктового коктейля!..

– Сядь! – чуть слышно приказал лейтенант, сверкнув ледяными глазами. – Ещё хоть раз шевельнёшься без моего разрешения – я позову двух ребят покрепче!..

Джейк рухнул на табурет, устало ссутулился, опустил голову, глядя в пол.

– А вот свидетель, сержант полиции Марк Лостер, показал, что задержанный был пьян, еле стоял на ногах и нёс какой‑то пьяный бред… Но сопротивления при аресте не оказал, – произнёс комиссар, просматривая лист со свидетельскими показаниями.

– Я не пил ничего крепче коктейля, – снова настойчиво повторил Джейк. – Это всё из‑за парализатора. Неужели, комиссар, вы не видите, что перед вами трезвый человек?

– Лично я вижу перед собой какого‑то мальчишку, который несёт, чёрт знает что! – ответил комиссар. Прищурив один глаз и склонив голову к правому плечу, он смотрел на Джейка и при этом думал о чём‑то своём. – Ты, кстати, какой индекс здоровья имеешь?

– Я? – переспросил Джейк и тут вдруг сумел прочитать отрывок из тех мыслей, которыми в данный момент была занята голова комиссара. – Вы не имеете права направлять меня в часть!

Комиссар, открывший было рот, удивлённо моргнул и промолчал, сразу же забыв о том, что хотел спросить.

– Мы на всё имеем право! На всё! – ухмыльнулся лейтенант. Он догадался сразу, о чём речь, и поэтому, не дожидаясь, пока комиссар придёт в себя, продолжил: – Благодаря прозорливости нашего бургомистра, мы теперь имеем безграничные права на единоличное управление всем тем сбродом, который отлавливается на улицах нашего города. Никто, даже генеральный судья, не может оспорить действия полицейского управления. Мы одни решаем, что делать с задержанными: кого – в лагерь, кого – на работы, кого – в армию, а кое‑кого – только штрафуем… Гриффитов, не имеющих работы и прописки, отправляем по домам в их посёлки. Если бы не наша работа, город бы давно уже задохнулся в толпе чужаков, бездельников и прочей швали!

– Да, сейчас условия очень сложные, – произнес, наконец, комиссар, собирая листы в папку. – Вероятность начала войны очень велика! Сионийцы рядом. По прямой меньше двадцати километров до Флорены, и, по сообщениям некоторых добровольных помощников, к этому городу подтягивается военная техника. Сионийцы могут начать войну в любой момент и ударить в любую точку нынешней границы. А что у нас? На окраине города из старых бараков создана военная часть, на пути во Флорену строится блокпост. Военных специалистов сейчас в городе больше, чем гражданских. И всё это на фоне общего невроза! Эвакуируются жители, эвакуируются специалисты из института, даже рудник у истока Чайны прикрыли. Все ждут неизвестно чего. Когда надо защищать свой город. Защищать с оружием в руках!

– И что, добровольцев мало? – спросил с издёвкой Джейк.

– А мы у них желания и не спрашиваем, – ответил лейтенант, окинув Джейка взглядом. – Я, кстати, и без медкомиссии могу сказать, что индекс у этого добровольца никак не меньше десяти.

При этих словах Джейк перевёл глаза на лейтенанта и медленно поднялся в полный рост, выставив перед собой руки в наручниках.

– Я не знаю, что стало с моей идентификационной капсулой, но я вам, значит, так, на словах, ещё раз повторю. Я уже являюсь военнослужащим. Я – гвардеец и состою в Особом Элитном отряде Его Величества.

– Да?!! – лейтенант искренне изумился, как талантливый актёр, он даже отпрянул. Глядя на него, любой бы поверил, что он об этом впервые слышит. – А моя сестра – фрейлина принцессы… Веришь?

– Я – гвардеец Его Величества и нахожусь здесь только на увольнении. Послезавтра я уже должен явиться к месту несения службы, – упрямо повторил Джейк, стараясь не замечать на лицах полицейских насмешливых улыбок.

– Ну и понесло тебя, однако, парень! – комиссар даже присвистнул с невольным уважением. – Что у нас тут только ни несут, что только ни придумывают, но такое! Знаешь ли! Это уже хамство и наглость! Тоже мне, курсант Личной Императорской Гвардии! Ты хоть одного из них видел, вот так, в глаза, как я тебя сейчас?!

– Ты хоть что‑нибудь про Гвардию знаешь, чтобы так заявлять? – лейтенант рассмеялся.

– Я – курсант третьего курса первого года обучения. Мой индивидуальный номер – 495466Е, – всё так же говорил Джейк чётким голосом, будто рапорт зачитывал. Вот только к этому голосу примешивались нотки отчаяния и безысходности. Он говорил и понимал сам, что никто не верит ни одному его слову. А поверил бы он сам на их месте? Что в каком‑то городке на планетке, живущей на уровне пятидесятилетней давности по сравнению с жизнью на Ниобе, может объявиться человек, именующий себя гвардейцем? Бред! Бред сумасшедшего человека! Или пьяного!

– Гвардейцев всего человек двести, а сама Академия находится на Ниобе, – заметил как бы между прочим лейтенант, еле сдерживая насмешливую улыбку. – Надо было придумать что‑нибудь правдоподобное. Как у нас говорят? Комиссован по здоровью, неустойчивая психика, например! Врождённая патология… Мы бы тебе больше поверили, если б ты гриффитом назвался. Их по решению бургомистра мобилизовывать нельзя. Они не вмешиваются в наши отношения с Сионой. Но ты не гриффит! Ты вообще неизвестно кто!! Бродяга, каких в этом городе в последнее время прорва!.. Батрак с фермы?.. Или сын фермера, мечтающий о лёгкой жизни горожанина!

– Я – гвардеец Его Императорского Величества! Курсант Академии третьего курса. И моя фамилия – Тайлер! – Джейк выпрямился, расправив плечи и вскинув голову. – Я – реальный человек! И все мои данные хранятся во Всеобщем Информационном Банке. Вы могли бы с ним связаться и узнать обо мне всё… Если б хотели…

– Да?!! – глаза лейтенанта зло сверкнули. – Так всё дело только в нашей некомпетентности!! Так, значит, это мы виноваты в том, что ты уничтожил свою капсулу?!

Джейк не сразу понял, к чему клонит лейтенант, а потом, вскинув скованные руки, коснулся пальцами ямочки между ключицами. Сюда, под кожу, каждому человеку вживляли идентификационную капсулу или, как её ещё называли, индикатор личности. Крошечное зёрнышко, которое еле прощупывалось, было важной, очень важной частью нынешней жизни. Новинка «информаторов» – индикатор – появился всего лет тридцать назад. И сразу же получил всеобщее признание и распространение. На каждую капсулу перед её вживлением в тело записывалась вся информация о человеке и пополнялась потом в течение всей жизни. Все его основные данные: сведения о родителях, место и время рождения, место учёбы, работы, службы, профессия, все медицинские параметры, включая генотип, по которому в любой момент можно было отыскать близких родственников или использовать эту информацию при медицинском обследовании и лечении.

Таким образом, куда бы человек ни направился, где бы он ни находился, что бы с ним ни случилось, о нём всегда можно было всё узнать. Этим пользовались военные, наличие индикатора было обязательным и на производстве, сопряжённом с риском для жизни. Везде, куда бы человек ни пошёл, эта капсула с хранящейся в ней информацией была как бы визитной карточкой своего хозяина.

А все данные хранились в огромном хранилище на Фрейе: во Всеобщем Информационном Банке. «Информаторы» занимались сбором, обработкой и хранением всей информации. Это новшество применялось на всех трёх планетах: Ниобе, Сионе и Гриффите.

Капсула эта могла выдерживать огромные нагрузки: не сгорала при пожарах, не разрушалась под действием кислот и не ломалась со временем, могла храниться годами после смерти человека. Все люди были уверены в том, что индикатор имеет идеальную прочность. Все, – кроме самих «информаторов». Они, знающие слабые стороны своего детища, могли каким‑то образом прямо внутри человека отключить капсулу. Вывести её из строя. И тогда‑то срабатывал особый механизм: индикатор рассасывался в крови буквально в считанные часы, и ничто не могло бы указать после этого на его недавнее присутствие в теле. Об этой уязвимости капсулы знали очень и очень немногие даже среди самих «информаторов». А остальные ведомства, включая полицию, если и знали что‑то, то только понаслышке.

Джейк потрогал горло сначала левой рукой, потом – правой, а потом – обеими руками сразу. Индикатор не прощупывался. Как ни ищи! А потом в состоянии полной отрешённости медленно, очень медленно, опустился вниз, на табурет.

– Ведь он же был… – прошептал, глядя в пространство совершенно пустыми глазами. «Что теперь делать? Ведь без документов, без индикатора я и вправду никто! Попробуй теперь докажи им, что являешься курсантом Академии. И не просто военным, а гвардейцем Личной Императорской… Да что там Академия? Про то, что я есть такой, в этом мире, кому теперь докажешь? Даже паспорта ведь нет… Хоть бы с матерью как‑нибудь связаться. Она бы придумала что‑нибудь… Она общается со многими и знает многих…»

Джейк снова осторожненько, будто боясь обжечься, коснулся пальцами ямочки. Вот здесь, вот здесь она и была всегда, эта чёртова капсула! Сейчас же только крошечный прокол в коже, как иглой будто, и корочка запёкшейся крови.

– Ты знаешь, насколько тянет подобное вредительство? – спросил лейтенант, прохаживаясь по комнате с заложенными за спину руками. Оба они, и лейтенант, и комиссар, не встречались в своей жизни с подобным. Комиссар так даже и не знал, что в его городе есть специалисты подобного уровня. Хотя в городе, конечно, как и во многих других городах планеты, да и на других планетах – тоже, есть отделение Всеобщей Информационной Сети, и «информаторов» в нём не меньше полусотни. Но чтобы там были такие умельцы!! А он всегда, сколько жил, считал, что «информаторы» занимаются лишь телевидением, рекламой да связью с остальными городами на планетах этой системы. А у них там, оказывается, свои тайны, свои дела, да ещё и неприкосновенность со стороны закона.

Джейк даже не слышал, о чём спросил его лейтенант, молчал и думал о том, что его ждёт теперь. Насколько он здесь застрянет в этой дыре, пока сделает себе новые документы? Ведь вся информация, так, со слов, требует тщательной проверки и подтверждения в департаменте. И это ещё хорошо, если из полиции выпустят сразу, без проблем. Какая тут армия может быть? В Гвардию бы вовремя успеть вернуться… – Конечно, это редкий, невиданный до этого дня случай. Но из статьи 115 второй части УК Ниобианской Империи следует: «За нанесение вреда службе Всеобщей Информационной Сети, включая и материальный вред, следует наказание в десять лет тюрьмы» – продолжал лейтенант. Повернувшись, он почти в упор смотрел на Джейка, ожидая его ответной реакции. Но тот сидел неподвижно, глядя куда‑то в сторону огромными синими немигающими глазами. – Эй, парень, не переживай ты так! – усмехнулся лейтенант. – У нас в этом только городе таких, как ты, не меньше сотни. Живут без индикатора и не жалуются. Кто знает, может, и тебе повезло?! Мы ведь не знаем, что ты там сотворил, а теперь следы заметаешь. Может, ты маньяк‑убийца? Или сбежал из психлечебницы? Так и быть, пусть это останется на твоей совести. Мы копаться в твоих мозгах не будем – не до того сейчас. И дело твоё в суд не передадим… Даже поможем, организуем тебе новую жизнь… Представляешь?! Новое имя, новые родители, новая работа… Всё новое! Как костюм с иголочки! А ты тут – раз! – и сделаешь себе карьеру военного, а? Как тебе такая перспектива? – лейтенант наклонился, пытаясь поймать взгляд Джейка, но тут комиссар из‑за стола поднялся со словами:

– Не трогай ты его, Сэм! Внеси, лучше, его имя в список добровольцев… Посмотри, сколько их там ещё нужно… Не хочу я объявлять всеобщую демобилизацию! Здесь тогда такое начнётся! И так все бегут, – комиссар вздохнул. – А этот, ничего, пусть воюет… А то нашёлся мне тут гвардеец Его Величества! Пусть, вот, теперь поглядит на армию своими глазами, подумает потом, прежде чем нести чёрт знает что. Давай, делай ему временное свидетельство, на медкомиссию, к парикмахеру – и в часть. Они там такого солдата с радостью возьмут… И без индикатора, – он подал лейтенанту папку личного дела и одновременно нажал кнопку вызова охраны. – Вези до места лучше в наручниках, а то вдруг буйный. Отойдёт – бежать кинется. Жалко. И так их мало, таких, дурачков, без роду, без племени. Если война начнётся, потом хоть перед родителями не отвечать…

* * *

День только начался, солнце ещё касалось макушек пальм, а тепло его лучей уже нагревало ткань мундира. Туман, белый и густой, как молоко, перевалил за столбы недостроенного забора, уходил в низину, к болотам. А с ним и гнус… Эти маленькие прожорливые мошки с непомерным аппетитом. От них спасал только репеллент, специально выдаваемый всем офицерам. Солдаты же спасались, кто, как мог, и иногда жгли костры, заваливая пламя свежей травой и ветками. Во время работы это спасало, но только в том случае, если сержант давал разрешение на подобную вольность. А в общем день обещал быть хорошим!

Лейтенант Барклиф, а за ним и сержант Торнтон шли по мощёному плитами плацу в сторону солдатских казарм. Сам лейтенант появился в части всего день назад, но ориентировался неплохо, и на ходу отмечал, где, что и как сделано, указывал на неполадки, намечал план предстоящей работы. Сержант еле успевал следом, постоянно повторяя одну и ту же фразу:

– Есть, сэр! Слушаюсь, сэр!

– Плиты продолжить до самого забора, бордюры выбелить, – говорил лейтенант, указывая прутиком то туда, то сюда. Потом вдруг глянул сержанту в глаза и добавил строго: – Вон ту скамеечку, под деревом, убрать! Здесь не санаторий и не зона отдыха!

– Будет сделано, сэр!

– Где мои солдаты? – спросил лейтенант уже на ходу. – Когда построение? Во сколько, сержант?

– Через десять минут, господин лейтенант, – ответил Торнтон, думая с ужасом: «Этот здесь всех живьём съест! Съест и оближется! И где они только такого нашли? На Ниобе, наверное?» – В шесть тридцать по Единому времени, сэр!

– Хорошо, сержант Торнтон, – лейтенант сделал на фамилии особое ударение, произнёс её мягко, нараспев, будто хотел запомнить звучание каждого слога. – Я буду сегодня на построении.

* * *

В одну казарму, бывшую когда‑то бараком, селили по тридцать человек. И вот теперь все они стояли перед зданием, вытянувшись в одну шеренгу. Тридцать парней от восемнадцати и старше. Сержант уже выстроил их по росту, навёл мало‑мальский порядок и дисциплину. Но всё равно уже на первый взгляд было ясно: это дети, вырванные из привычной для них жизни. Их и солдатами‑то назвать стыдно! Сброд да отребье всякое из бродяг. Все, кого не жалко…

Капитан Моруэд так и сказал сразу: «Мобилизовать мужчин не будем! Этого не хочет наш бургомистр, да и люди воспротивятся. Всеобщую воинскую обязанность отменили лет сорок как… Какие из обывателя солдаты? Поэтому собираем таких, кого не жалко: из бездельников, из молодёжи. Той, что по улицам шляется. Конечно, с ними и посложнее будет, они дисциплины с детских лет не видели. Но это уже наша забота. Для этого нас сюда и перевели, на окраину цивилизованного мира. Как мы, офицеры, этих бродяг обучим, так они и воевать будут!»

Лейтенант остановился перед строем, медленно повернул голову. Уходящий вперёд ряд новобранцев окинул опытным взглядом. Мешковатые фигуры в солдатских комбинезонах, береты, натянутые до самых ушей на коротко стриженные головы, бледные лица с неподвижными глазами. В одних – страх, неуверенность, в других – любопытство и удивление. Но таких мало, очень мало… Никто из них, ни один не знает, что будет с ним завтра!

Разговоры о войне – реальность, от которой никуда не денешься, или всё же – пустые домыслы, ставшие главной темой всех разговоров? Во всех слоях общества, независимо от положения и ранга, одни и те же разговоры…

– Смирно! – короткая команда прозвучала, как выстрел в тишине. Строй в ответ чуть шевельнулся, вздохнул разом, как один живой организм. В нависшей тишине, разом ставшей какой‑то густой и вязкой, чёткие шаги лейтенанта зазвенели размеренной звонкой дробью.

Раз! Раз! Раз! Он остановился напротив одного из солдат, встряхнул его за плечи с коротким приказом:

– Расправь плечи!

Пошёл дальше, окидывая каждого новобранца строгим, оценивающим взглядом. И видно было сразу: недоволен!

– Подбери живот! – тычок ещё одному кулаком под рёбра.

– Поправь пояс, пряжку на середину! – замечание другому.

– Сапоги приведи в должный вид, чтоб в последний раз!..

– Молнию под горло! Ещё раз майку увижу…

– Выше голову, солдат!

Лейтенант приближался к правому флангу, туда, где стояли самые рослые из новобранцев, и разочаровывался всё больше. Придирки теперь адресовывались каждому и становились всё более строгими.

И тут вдруг остановился, будто натолкнулся на что‑то! Новобранец: парень ростом с него! Большие, широкораспахнутые глаза смотрели как раз на кокарду фуражки. Окинув парня взглядом, лейтенант почувствовал, как сердце неожиданно защемило от радости. Вот это солдат! Фигура! Стать! На таком и форма смотрится так, что глядеть‑то – одно удовольствие! Ни одной лишней складочки! Молния расстёгнута чуть‑чуть, только чтоб устав не нарушить! По две складочки вверх и вниз! Пряжка – аж глаза слепит! Сапоги из искусственной кожи начищены до блеска! И когда только успел? Даже кокарда на берете – герб Его Величества – сияет золотом и пурпуром! Да и берет, сдвинутый чуть‑чуть вперёд и вправо, дополнял эту идеальную картинку идеального солдата! Вот таких бы хоть несколько сотен – что нам какие‑то сионийцы! Будь хоть в сто раз их техника лучше. Умница парень! Просто умница! Сын военного, наверное, или в какой школе спецподготовку проходил? Не зачахли ещё традиции!

И лейтенант, довольный хотя бы одним солдатом, почувствовал, как недавнее прекрасное настроение возвращается, как радуется сердце, теплеет на душе. Не всё ещё потеряно!..

– Кем был на гражданке, рядовой? – спросил он, чувствуя странную потребность пообщаться хоть с кем‑то, кто близок ему по духу, так похож на него, восемнадцатилетнего.

– Проходил службу в Личной Императорской Гвардии Его Величества. В Особом Элитном отряде, господин лейтенант! – ответил тот, глядя на Барклифа честнейшими, искренними глазами.

Ответ этот услышали все, даже крайние левофланговые новобранцы. Сержант сжался, перестал дышать! Что будет? Ну и нарвался же этот новичок! Только сегодня ночью прибыл и уже такое выкинул! А с виду – маменькин сыночек! Слова поперёк не скажет! Что теперь будет?

Лейтенант молчал, слова не сказал, но в лёгком прищуре его глаз появилось что‑то от хищника. Солдат даже не дрогнул под прожигающим взглядом этих глаз, даже бровью не повёл. Вот это наглость!

Раздался чей‑то нервный смешок. Лейтенант медленно повернул голову, глянул туда, откуда раздался смех. Но все лица вновь стали, как камень, – никаких эмоций. Издеваются, значит?!! Разыгрывают! Реакции ждут! Ну, хорошо!

Лейтенант недобро улыбнулся одними губами. Снова окинул взглядом новобранца. Под этой формой оказалось сердце мелкого сволочного пакостника. Такого же, как и все остальные… Жаль!

– Рядовой! Три шага вперёд!

Раз! Два! Три! Кованые сапоги чётко отпечатали шаги по плитам плаца.

– Двадцать пять отжиманий! Остальные – считают!

При этих словах лейтенант повернулся так, чтобы было видно лицо солдата, видеть, как он растеряется, «поплывёт». «Ведь ты же не ожидал такого оборота, правда?» – подумал Барклиф злорадно, будто этот солдат мог прочитать его мысли. Но лейтенант зря ждал бунта, возмущения, негодования. Никакой реакции не последовало…

Солдат упал ничком, выставив вперёд руки, а строй – все эти глотки, ждущие возможности попотешаться над новым офицером – покорно начали счёт…

– Раз, два, три, четыре!.. – ровный гул двадцати девяти голосов поднимался над казармой. А чуть в стороне, у другой казармы, солдаты, выполняющие зарядку, тянули шеи, стараясь разглядеть, что там происходит.

– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать! – подсчёт продолжался, а лейтенант, считая про себя, медленно шёл вдоль строя, глядя каждому своему подопечному в лицо.

«Вот они все… Такие хорошие на первый взгляд. Молодые, неиспорченные. С честными, наивными глазами. И ведь кто‑то из них – зачинщик. Явный заправила! Ведь не мог же этот новичок (вчера его ещё не было) задумать такой „выкидон“ с Гвардией без чьей‑то помощи? Надоумил кто‑то из этих вот!.. Кто‑то, кто стоит сейчас в строю и считает, глядя честными глазами на упирающегося товарища… И смеётся, наверное, над ним и надо мной про себя… Просто закатывается!»

– Двадцать три, двадцать четыре, двадцать пять!

При последней цифре лейтенант развернулся на месте спиной к строю и как раз оказался напротив провинившегося солдата. Тот пружинисто – явно, тренированный парень! – выпрямился, руки по швам. Даже дыхание не сбил! Будто, так, размялся немного. Хотя нет! Лейтенант заметил крошечные капельки пота на лбу, скрытые тенью берета. «День слишком душный и влажности много из‑за этого проклятого болота!» – почему‑то подумал Барклиф, а вслух приказал:

– Встать в строй!

Рядовой вернулся на место. Соседи чуть посторонились. Лейтенант поймал восхищённые взгляды и чуть заметные довольные улыбочки, брошенные в сторону новичка. «Весело, значит, ребятки! – Барклиф усмехнулся, – Ну, до завтрака время ещё есть, зарядка для вас сегодня не проводилась: вы развлекались, да и готовности на ноль!..»

– Пять кругов по периметру! Сержант Торнтон, проследите!

Он отвернулся, пошёл в сторону офицерской казармы, а за спиной громкий голос сержанта приказывал:

– На‑пра‑во! Бегом марш!

Топот кованых сапог разорвал воздух…

* * *

Джейк ковырял ложкой в чашке с тушёными овощами, аппетита не было. А соседи – направо и налево – по обеим сторонам длинного стола вовсю гребли ложками, оживлённо переговариваясь. Они все здесь никак не меньше недели, привыкли уже. Один из них поднялся первым, не дожидаясь приказа, стакан сунул прямо в тарелку, с грохотом отодвинул стул. Джейк напрягся, когда солдат проходил за спиной. Чего от них ждать? Но тот только потрепал по плечу и, чуть склонившись, прошептал с улыбкой, как‑то снисходительно:

– Здорово ты нашего «папашу» разыграл. Мы и не ожидали, что ты такие шутки откалывать умеешь. Хвалю!

Он пошёл по ряду мимо стульев и завтракающих солдат, а Джейк, провожая его взглядом, подумал: «Интересно, а как бы ты выглядел, если бы узнал, что всё это – правда? Нашёл себе шутника!»

– Корпус номер три! Стр‑р‑ройсь!

Джейк со вздохом поднялся: «Что ж, первый день армейской жизни в шкуре рядового продолжается…»

– Робинсон и Климов! – зачитывал фамилии лейтенант. – На уборку территории! Виллиус! Арделли – побелка деревьев и бордюров! Нэру и Тайлер! – Джейк сделал шаг вперёд, и лейтенант, оторвав взгляд от списка, задержал на нём взгляд чуть дольше, чем требовалось. «Запоминает!» – догадался Джейк с мысленной усмешкой на недрогнувшем лице. – На КПП!

* * *

Высокая решётка ворот отбрасывала тень далеко вперёд. Дежурный с автоматом за плечом и с повязкой на рукаве медленно прохаживался взад‑вперёд. На грузчиков он даже не глядел: считал их, новичков, ещё не державших в руках оружия, чем‑то вроде киборгов‑погрузчиков. И был недалёк от истины!

Техники такого сложного устройства здесь, на базе, не было. Солдаты‑новобранцы сами загружали и разгружали машины, таскали ящики в склад, раскладывали по секциям. Другие в это время готовили базу к приезду какого‑то начальства: белили и красили, подметали плац и мыли казармы.

Кое‑кому повезло, они работали с машинами: достраивали ограду и копали траншею со стороны леса с помощью землеройных установок. Джейк смотрел на них с некоторой завистью, он любил технику, любил с ней возиться, заниматься ремонтом, совершенствовать её, но ему и ещё одному парню – Нэру, – как самым рослым и сильным в бригаде, досталась работёнка потяжелее.

Машины из Космопорта приходили через каждый час, и все были загружены под самый верх. Джейк и его напарник разгружали всё сами под недовольные окрики дежурного и шофёров, переносили груз в склад, здесь же, у КПП.

– Время уже к обеду, – произнёс Нэру, опускаясь на корточки рядом с Джейком. Тот только кивнул в ответ. Часов у Джейка не было: вспомнив о тех подонках из города и о прошедшей ночи, он чуть не застонал от отчаяния. Но всё это казалось теперь таким далёким, будто было где‑то далеко, осталось на Ниобе, в Ниобате, там же, где и Академия, и все ребята с курса, и та привычная жизнь.

О том, что обед близок, Джейк понял и по тому, что временной промежуток между машинами увеличился. Час давно прошёл, но никто не сигналил у ворот нетерпеливо и зло. В городе, наверное, как и на базе, все жили по расписанию. Нэру закурил, щёлкнув зажигалкой, и, прищурившись, глянул на Джейка. Они впервые за полдня смогли разглядеть друг друга без спешки, и поговорить тоже…

– Что, новенький, да? – спросил, выдыхая ароматный дым чуть в сторону, не на напарника, так как знал уже: тот не курит.

– Да, прибыл сегодня утром, – ответил Джейк, он сидел на траве газона, прислонившись спиной к стене здания, подтянув ноги и положив на колени руки. Весь его вид выражал ленивую задумчивость.

– А меня уже десять дней, как загребли, – Нэру вздохнул, а потом вдруг усмехнулся. Снова затянулся. – Подрался с ребятами в баре, кто‑то патруль вызвал – и вот! Говорил же им: сирота я, один у матери. Нельзя по закону… Даже на суде это смягчающее обстоятельство… Но они, как узнали, что я с фермы, даже слушать не стали!.. В строй, рядовой! – опять усмешка. Вроде, смеётся над собой же, но Джейк почувствовал: не до радости, не до веселья этому парню. Он даже уловил его мысли в этот момент – мысли о матери, оставшейся где‑то на ферме, в джунглях, – и мысленно отпрянул, если, конечно, можно было так объяснить тот удар, который он испытал при этом.

Умение чувствовать мысли окружающих, особенно сокровенные, было у Джейка с рождения. Маленьким он даже думал, что так могут все. Тем более с матерью они общались без слов. И на расстоянии могли, но хуже, и не всегда…

А потом взрослел, рос и мучился, так как считал себя виноватым за то, что способен на большее, чем все другие: проникать в святое святых, в душу. И научился не воспринимать мысли большинства людей, отучил себя от этого, но не полностью…

– А ты? Как попал? – нарушил Нэру затянувшееся молчание.

– Я? – Джейк задумался, задавая себе тот же вопрос: вот КАК, ты, гвардеец, умудрился первый раз в жизни попасть на Гриффит и сразу же нарваться при этом на приключения, которые продолжаются до сих пор? Понять это самому, а тем более попытаться объяснить другому, было сложно, да и, пожалуй, невозможно. Всё это казалось каким‑то абсурдным, несерьёзным. Вот сейчас придёт кто‑нибудь и скажет: «Всё, парень, свободен, езжай домой!» Ведь расскажешь кому, не поверят и засмеют!

– Я с Ниобы сюда приехал, к матери. Нарвался на какую‑то шайку. Меня обчистили, даже документы унесли… А из полиции прямиком сюда… И проверять ничего не стали, – коротко, не вдаваясь в подробности, рассказал Джейк.

– С Ниобы?! – Нэру покачал головой. – А я, вот, выбрался с фермы на город посмотреть. И радуюсь! Надо же, тротуары сами двигаются! Люди – чистенькие! Девочки, как куколки! Особенно гриффитки!.. Я их за свою жизнь в джунглях меньше видел, чем за один день в Чайна‑Фло!

Нэру мечтательно прикрыл глаза, заулыбался, вспоминая что‑то приятное. Столбик пепла упал с сигареты прямо Джейку на сапог.

– Ой, извини! – Нэру заворочался на затёкших ногах, чуть не упал. Джейк лишь кивнул головой: «Ладно, ты! Ерунда!» Самому ему шевелиться было лень, тело после тяжёлой физической работы отдыхало, радуясь долгожданной передышке. – Как тебе, кстати, наш лейтенант? – неожиданно спросил Нэру, раздавив окурок о землю и кинув его здесь же, в траву. – Только вчера приехал с Ниобы, до этого нас сержант пас. Теперь начнёт воспитывать… Строгий, по‑моему! – дал он сам оценку и будто в ожидании подтверждения, глянул на Джейка. – Ты бы с ним поосторожнее. Как у нас говорят, не бросай в волка палку! – и сам пояснил: – Отмахнуться потом будет нечем, когда кинется! – пытался напомнить о том эпизоде на построении. Джейк улыбнулся в ответ, подумал немного.

– Да, строгий… И придирчивый… Но человек – хороший!..

– А ребята наши – и Колин тоже – сказали, что ты для новичка неплохо вписался в нашу бригаду с этой шуткой, – усмехнулся Нэру, вспомнив о чём‑то. – Они и над сержантом нашим номера откалывают… И над другими ребятами из бригады… Сам‑то я, конечно, против всего этого, но со мной они пока никак не шутили…

Джейк слушал Нэру вполуха, вроде, так, с ленцой, но тон, с каким тот упомянул какого‑то Колина, его насторожил. «Вот он, и авторитет! Колин, значит! Интересно, что за птица?»