Текст книги "Возвращение домой (СИ)"

Автор книги: Александра Турлякова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 62 страниц)

– Ну, как, что там на дороге? – Джейк спросил первым, даже попытался улыбнуться, подбодрить, по лицам ребят понял: ничего хорошего.

– А что там? – Марио скривился, вяло пожал плечами, стянул с головы кепку, вытирая вспотевший лоб, – Машины там с прожекторами… Каждый куст высвечивают, – это Кордуэлл добавил, видя, что Марио рассказывать дальше не собирается. Все эти подробности пугали и его самого, но Тайлер был настроен слушать внимательно, вникая в каждое слово. – И солдат – до чёрта! Все в накидках! Их дождём не напугаешь… Жаль! – растянул это слово по слогам, вложив в него всю тоску, что накипела на душе.

– Хорошо ещё, что в лес по ночи боятся соваться, – Дик посмотрел на Джейка снизу вверх жёстким и злым взглядом. Он ничего не скрывал, и видно было сразу: ничего, кроме дальнейшего продолжения неприятностей, он не ждёт. Но и сдаваться не собирается.

– Всё равно, если начнётся дождь, они контроль ослабят. Нужно пробовать этой ночью. Это последняя наша надежда… – Кордуэлл смотрел упрямо, решительно хмуря брови. Он ещё не знал, как к его предложению отнесётся Джейк, но был уверен: лучшего им не придумать, выход один, а рисковать придётся так и так.

– Сегодня, этой же ночью! – повторил Джейк. Он стоял к ним полубоком, заложив руки за пояс. Думал.

– А что капитан? Как он? – Моретти спросил о том, о чём они все подумали, но заговорить не решались.

– Плохо! Очень плохо! – голос Джейка стал жёстким, отрывистым, только по одному его тону все поняли: капитан обречён. – Ему нужна операция… Срочно в больницу… – Джейк не договорил, но они и так поняли, чтом стоит за этими словами. Ради спасения капитана они должны сдаться в плен. А задание? Операция? Хотя какая теперь операция, к чёрту?! Не пойдут они на рудник после всего, что рассказал им капитан… Но и в плен… В плен к сионийцам?..

Они все трое разом вздохнули.

– Он сильный… Может ещё промучиться дня три, или даже больше, – Кордуэлл был реалистом не только по отношению к делам, но и к людям. Он мог говорить вслух о том, о чём другие лишь думали, да и то с опаской. В этом он был схож с Алмааром… Да, кстати, про него‑то они и забыли совсем!..

– А что Алмаар? – Кордуэлл спросил, и Моретти поддержал его взглядом. Джейк пожал в ответ плечами, помолчал, размышляя, говорить или не говорить о ранении. Ребятам же всё равно! Они только ещё больше укрепятся в решении, что Алмаар для их группы лишний… Да, а как он сам‑то к нему относится? По‑разному – это точно! Вина на нём, конечно, капитальная. За все их неприятности. Но рассеивать группу сейчас нельзя! Да и если б Алмаар не был таким, мы бы все уже давно сгинули на руднике… Нет! Джейк не смог бы оставить Алмаара даже после того, что он натворил. Конечно, это не желание спасти товарища, и не те принципы, по которым жил Джейк и его отец, но Алмаар – тоже ниобианин. Мы все сейчас в тылу врага. Нужно держаться вместе…

– Капитан сказал, у него шок, – Джейк всё же заговорил, мысленно взвешивая каждое слово, зная, что от этих слов зависит судьба Яниса. Жить ему или нет! Идти ли вообще с ними? Вместе ли выбираться? – А ещё он ранен! – лицо Моретти при этой новости как‑то странно просветлело, а во взгляде и в изгибе бровей появилось выражение ожидания подробностей. Да и Кордуэлл заметно насторожился. Ясно: о ранении они узнали впервые. – Да нет, несерьёзно! – продолжил Джейк. – В плечо, навылет! Я ему уже перевязку сделал…

– В плечо?! Это после всего – и в плечо?! – Моретти мгновенно разъярился. Эта несправедливость его шокировала. – Да он же должен был, в лучшем случае, на месте капитана с пулями в кишках валяться!.. Вот ведь сволочь!

– В него стреляли из пяти автоматов, включая сюда капитана, и он жив до сих пор, – Кордуэлл покачал головой с таким видом, словно всё сказанное стало доходить до него только сейчас. – И прятался ведь где‑то, пока лес прочёсывали… Почему он не сдался? Ведь попёрся же на дорогу!

– Потому что он не сдаваться шёл! – ответил на этот вопрос Джейк. Он так же, как и все, сначала не знал на него ответа, не мог объяснить действия Алмаара. Видел же сам, – да и все видели! – как он поднимал руки. Руки с автоматом! В котором патрон… Единственный патрон…

Алмаар – и в плен?!! И это после всех его слов? Он и патрон‑то этот получил от Дюпрейна, чтоб была возможность застрелиться, но не попасть в руки сионийцев… Да и была у него уже возможность сдаться. В прошлый раз при переходе дороги, он же ей не воспользовался – вернулся! Как это понимать? А тут – добровольно, и с поднятыми руками!

Джейк думал над этим противоречием до тех пор, пока глазами и разумом Алмаара не попытался пережить всю эту ситуацию. И понял, что к чему!

Нет, совсем не в плен шёл этот парень! Он умереть хотел, решился сам, не дожидаясь прорыва, не дожидаясь, пока капитан его, безоружного, без единого шанса на спасение, пошлёт вперёд… Вот и думал перед смертью хоть кого‑нибудь захватить с собой, хоть одного сионийца. Да только дров наломал по своей импульсивности и необдуманности… Потому и держал руку на спусковом крючке автомата. Но выстрелить так и не смог… Не сумел при всём своём желании казаться циничным, решительно злым и способным на всё… Алмаар преступник, но вряд ли в своей жизни он хоть кого‑нибудь убил. Хотя и пытался…

Джейк невольно вспомнил ту драку в воронке во время обстрела… Он и сам‑то вёл себя не лучшим образом… Вот и Алмаар оттягивал момент выстрела, единственного, так как не знал, в кого из тех четверых выпустить пулю…

Это и Дюпрейн понял! Жаль только, что уже слишком поздно. Но понял ведь! Потому и не кричал, за оружие не хватался, наоборот, – вернул Алмаару его патроны. Дюпрейн понял, что в том случае совершил ошибку, когда оставил Алмаара в таком положении перед прорывом, понял, что зря открыл стрельбу, выдав себя и подвергнув опасности всю группу. Потому‑то и принял эти пули, как наказание, за свою глупость и поспешность. Пули, выпущенные сионийцами по кустам не глядя, глупые, шальные пули…

Да и вообще всё получилось глупо и нелепо! И Алмаару теперь от этого не избавиться никогда, он виноватым себя считает, хотя и виноват, конечно, никто его вины не умаляет, виноват, что пытается всё делать по‑своему, не думая о последствиях. И Дюпрейн страдает… Его оперировать нужно…

– Тоже мне, герой! – Кордуэлл хмыкнул недоверчиво, выслушав догадки Джейка. Пока тот говорил, они оба слушали, не перебивая.

– Зря только капитан ему патроны вернул, – Моретти покачал головой сокрушённо и вдруг произнёс зло: – И всё равно дурак наш Алмаар! И сволочь порядочная…

– Пристрелишь его? Чтоб с собой не таскать? – Кордуэлл скосил на Марио прищуренный глаз, сверкнув в недоброй улыбке зубами. Моретти даже растерялся от такого неожиданного предложения, смутился, и Дик процедил: – Вот видишь!.. И я не смогу… – глянул на Джейка. – Никак нам от него не избавиться… Придётся с собой тащить и оглядываться!.. Эй, ребята, вы помните, он же сбежать хотел? – Дик аж улыбнулся своей неожиданной догадке. – Так и скажем ему: получил патроны – вот и шуруй на все четыре стороны!

– Нам всем сначала в «чистый» лес выбраться нужно, а потом уже думать, что с Алмааром делать, – Джейк высказал своё личное мнение и по лицам ребят понял, что они согласны с ним полностью…

…Дюпрейн молча выслушал Кордуэлла. Полулежал, запрокинув голову и закрыв глаза. Казалось, «отключился». Кордуэлл подумал так и замолчал на полуслове, но Дюпрейн, не открывая глаз, спросил:

– Ну, и…?

– Они дождя ждут, господин капитан!.. С минуты на минуту ливень начнётся… Всё небо затянуло, ветер и гром…

Как бы сопровождая этот рапорт, прямо над ними гулко и долго громыхнуло, больно ударяя по барабанным перепонкам. Дюпрейн лишь поморщился, вслушиваясь в затихающий звук, ловя его отдалённое эхо; открыл, наконец, глаза, большие и тёмные на исхудавшем со щетиной лице.

– Дождь, значит… – голос его оставался всё тем же, твёрдым, сильным, таким, к какому они привыкли за эти дни, не терпящим неповиновения и слабости. – А теперь послушайте меня! – он на момент замолчал, давая им время сосредоточиться, приготовиться внимать каждому его слову, – Когда начнётся дождь, – хороший сильный ливень – вам придётся выйти… Прятаться здесь нельзя! Нет никакого смысла! Утром это место прочешут так, что и муравьёв неучтенных не останется…

Они все трое (Алмаар всё ещё сидел где‑то в углу, Дюпрейн его отсюда даже не видел) воззрились на капитана с одним вопросом на лицах: «А вы?»

– За меня бояться нечего! Я остаюсь здесь!.. А вот вам этой ночью надо будет выйти к реке… Если с дождём не ошиблись, река увеличится, станет бурной, патрулей в такое время там почти не будет… – Дюпрейн помолчал, отдыхая, собираясь с мыслями, – Переберётесь на ту сторону… По течению спуститесь к городу… К Чайна‑Фло… – а потом добавил, – Приказ о подрыве рудника я отменяю… Тайлера оставляю за старшего… На реке будьте осторожней!.. Задача ясна? – Дюпрейн чуть приподнялся, пытаясь увидеть их всех разом. Отсвет молнии, пробившийся через кроны деревьев, через сплетения лиан, слабо высветил бледные лица солдат. Дюпрейн даже Алмаара смог увидеть, но нисколько не обрадовался. «Растерянные, беспомощные, голодные и усталые… Не дойдут они!.. Проклятье!» Он снова закрыл глаза, закусив губы, прислушался к тому, как ворочалась, затихая, боль в животе. Аж выть хотелось от отчаяния. От собственной слабости! При мысли о том, чтом ещё предстоит этим детям… О себе Дюпрейн уже не думал. Он всё для себя решил. Решил ещё давно, сразу… А вот ребята, глядя на него, теряются… Быстрее надо заканчивать с этим…

При одной только мысли о том, к чему он себя торопит, у Дюпрейна на сердце похолодело. Смерть!.. Сколько раз он сталкивался с ней лицом к лицу! Сколько раз чувствовал её прикосновение! Её незримое присутствие рядом! А сейчас, когда понял, что не избежать её, никуда не деться, оробел, оробел, как мальчишка!..

– Если вопросов нет, идите! Тайлер, – останься! – Дюпрейн смотрел рассеянным и усталым взглядом, как по‑одному выбираются его ребята, как покидают его навсегда… Кордуэлл, Моретти, последним ушёл Алмаар… «Неуклюжий какой‑то, совсем не узнать, где же твоя прыть?.. Видимо, рука начала болеть, отходит, значит, от шока… Давай‑давай, царапайся! Теперь гонять тебя будет некому! Сам себе хозяином побудешь… Долго ли только?..»

Подумал вдруг с горечью: «А ведь и вправду! Все мы в этой жизни подчиняемся кому‑то. Не ближнему, так самому себе… Подчиняемся и сами кого‑то при этом подчиняем… и даже не задумываемся над этим… А подчинение это чаще всего – подавление или даже насилие… И не денешься от этого никуда!.. Даже если понимаешь всё устройство, даже если идёшь против… Никуда от этого не денешься! Никуда!»

Тайлер чуть шевельнулся, напоминая о себе, и Дюпрейн отвлёкся от своих мыслей, снова вернулся в реальный мир.

– Ну, что, гвардеец! – он усмехнулся, но без издёвки, с усталостью. – Ты‑то, верно, всё знал? С самого начала…

– Господин капитан… – в голосе Тайлера чувствовалось нескрываемое искреннее удивление, – я…

Но Дюпрейн спросил сам:

– Сам догадался или твой лейтенант… Барклиф руку приложил?.. Он бесился… Против всей этой затеи… против приказа… против меня…

Я ведь понял, ещё когда рассказывал, понял, что ты в курсе всего… Почему же молчал тогда? – взгляд Дюпрейна был настойчивым, упрямым. Капитан ждал ответа, честного ответа. Джейк знал, от этого человека ничего не скроешь, да и врать ему он бы не стал, не смог бы, да и не сумел бы, хоть и прошёл подготовку в Отряде.

– Я видел ваши мысли, господин капитан, – Джейк прямо смотрел Дюпрейну в глаза в ожидании вопросов, но капитан промолчал, только нахмурился недоверчиво и чуть улыбнулся уголочками губ. – Видел Алмаара в шахте… видел момент взрыва… Видел всё так, как видели вы, господин капитан…

– Телепатия! – Дюпрейн усмехнулся, – Чушь всё это! Просто нашим специалистам нечем заняться… Прямых подтверждений нет… Болтовня одна…

– Вы видели когда‑нибудь гриффитов? Господин капитан, видели? – почему‑то Джейк готов был рассказать этому человеку всё, всё о себе, о матери, о том эксперименте, рассказать то, чему он и сам не мог найти объяснение. Рассказать то, что он никому не доверял, даже Крису, Крису Нэру!..

Но Дюпрейн не ответил, он снова потерял сознание, и Джейк молчал терпеливо, и пока сидел тихо, пока ждал, неожиданно подумал: «К чему все эти слова? Кому это интересно? Что они изменят сейчас? Нужно ли это Дюпрейну в его‑то состоянии? Нет, друг, твои личные дела никого не интересуют. Сам, самостоятельно ищи ответы на все вопросы… А капитану не до них сейчас…»

– Тебя кто‑нибудь ждёт на Ниобе, рядовой? Кто‑нибудь, кроме матери? – Дюпрейн спросил неожиданно, Джейк даже вздрогнул, вскинул голову, – Любимая девушка, невеста?..

– Нет! Но была… – Джейк отвёл взгляд, смутившись, и помимо воли вспомнил Марту Маршалл, их встречу в баре при Космопорте, и добавил уже твёрдым, уверенным голосом, – Нет! Не было! В Гвардии с этим сложно…

Дюпрейн понимающе кивнул головой, закрыл глаза. И Джейк подумал, что капитан хочет побыть один, и чем дольше он вглядывался в его серое, заметно постаревшее лицо с обострившимися скулами, с тонкими искусанными губами, тем больше в этом убеждался. Странно, сколько дней он знаком с капитаном и ведь только сейчас обратил внимание на его внешность. Какой он? Как выглядит? Раньше видел в нём только командира, его власть, его силу, его опыт. Даже представить себе не мог, что Дюпрейн такой же живой человек, как и они все. Он может сомневаться, страдать, совершать ошибки, может быть слабым и беспомощным, рассерженным и добрым… Почему же только сейчас? Сейчас, когда они вот‑вот потеряют его? Разойдутся – оставят его здесь, ждать сионийцев, и, скорее всего, никогда уже не встретятся в этой жизни…

– А у вас, господин капитан, есть семья? – Джейк сам поразился собственной смелости, просто по лицу капитана неожиданно понял, что тот ждёт от него хоть каких‑то слов, прислушивается к каждому движению своего солдата, даже к его дыханию, будто боялся остаться один. – В смысле: жена, дети? – спохватился Джейк.

Дюпрейн глянул на него в упор. По этому взгляду стало ясно, что он и сам не ожидал такого смелого вопроса от своего подчиненного.

– Нет! Я никогда не был женат! Работа не позволяла… – после секундного молчания заговорил Дюпрейн. Говорил он прямо, просто, как о чём‑то, мало имеющем к нему отношение, даже сквозь стиснутые зубы, глядя на Джейка синими прищуренными глазами. Такой человек никогда и никому не покажет своей слабости, да и в любом другом случае и при других обстоятельствах он и не заикнулся бы о подобном, а солдата‑выскочку поставил на место.

– Но у меня была женщина… Линда Маккинли… Такую, как она, вторую не найти! Такие не рождаются больше… – в глазах Дюпрейна сверкнул огонёк тщательно скрываемой гордости. Он доверял Джейку самое сокровенное. То, о чём никто из них в отряде даже не подозревал, да и, наверное, не узнает никогда, по крайней мере, от самого Джейка. – Она пятнадцать лет ждала меня после каждой операции. Пятнадцать лет!.. И я ни разу не заикнулся о предложении… – вспомнив о чём‑то очень приятном, Дюпрейн не сдержал улыбки, приятной, доброй улыбки, – Перед отъездом на Гриффит мы встречались… Если я не вернусь, она родит сына… Моего сына!.. Так мы договорились… – Дюпрейн замолчал, опустил голову, задумался или забылся. Джейк сидел, не шелохнувшись, тоже молчал, боялся спугнуть. Создавалось ощущение, что Дюпрейн говорит сам с собой, и не было никакой необходимости в лишних словах. Да и вряд ли в такой ситуации какие‑то слова будут уместны, даже слова утешения, ободрения, – вообще любые слова. Они не будут искренними, как ни старайся…

– Я хочу, чтобы ты связался с ней… Потом, когда попадёшь в город… – Дюпрейн смотрел так, что Джейк не смог бы отказаться. Это была просьба, обращённая к товарищу, к тому, кому Дюпрейн доверял самое дорогое, самое ценное… Доверял ему свои чувства, личные чувства, свою память о ЛЮБИМОЙ женщине, – Я хочу, чтобы она знала. ЗНАЛА… – на этом слове он сделал особое ударение, – и не ждала…

– Вы ещё вернётесь, господин капитан! – заговорил Джейк поспешно, с жаром, и сам почти не веря в свои слова, – Сами встретитесь…

– Стоп! – Дюпрейн вскинул руку, раскрытую ладонь, жестом заставляя Джейка замолчать, не давая ему договорить, – Ты же и сам в это не веришь… И я не верю… Но всё это меня уже не волнует. Я уже всё решил!.. Но с Линдой ты свяжешься! – капитан смотрел, не моргая, и отвернулся только тогда, когда Джейк, соглашаясь, опустил голову на грудь, уставившись на кисти сплетенных рук.

– Ну, вот и хорошо! – по голосу было понятно, что Дюпрейн доволен, словно одна из тяжелейших проблем или забот благополучно разрешилась. – Линда Маккинли… Запомни! Она работает в Центре Репродукции человека, в Ниобате… Ты найдёшь её легко, через ОВИС… без спецкода…

Какое‑то время они оба молчали. Дюпрейн лежал, не шевелясь, бледный. Это только себе он казался прежним: сильным и твёрдым. Но Джейк‑то видел, что это не так. Этот человек уже потерял желание жить. Потерял вкус к жизни… Всё для себя решил и оставался непреклонен… Джейк видел это и никак не мог понять, как же Дюпрейн собирается умереть. Он решил отослать их подальше и остаться здесь, в ожидании сионийских солдат. Если повезёт, ему, как военнопленному, окажут помощь. Они обязаны ему помочь! Значит, ещё не всё потеряно для него… А они к этому времени должны уйти за реку, на другой берег Чайны…

– Когда я попаду им в руки, они многое узнаю… И о вас узнают, – опять заговорил Дюпрейн. Казалось, ему удалось прочитать мысли Джейка: так неожиданно он сменил тему разговора, – Нет, не потому, что я слаб и могу не выдержать допроса. Нет! В себе я уверен… Но сионийцы пользуются специальными уловками… Слышал когда‑нибудь о «Триаксиде»? Наркота!.. Но она здорово развязывает язык. Любому!.. После него у двоих из трёх мозги не выдерживают… Повезёт одному… самому счастливому… И почему один выдерживает, а другой – нет, не знают до сих пор… – Дюпрейн невесело усмехнулся. – Интересно, а мне бы повезло?..

Джейк промолчал. Он что‑то слышал о «Триаксиде». Запрещённый наркотик. Официально во всех трёх мирах. По крайней мере, так о нём говорилось в справочнике… Сильнодействующий препарат, открытый совсем случайно сионийскими медиками. Поначалу о «Триаксиде» отзывались очень даже хорошо, особенно психиатры и врачи спецклиник. О наркотических свойствах изобретения узнали не сразу… А потом им заинтересовались представители Внутренней Разведки… Заинтересовались настолько, что Межпланетная Комиссия по вопросам медицины была вынуждена запретить «Триаксид». Хотя никто не даёт гарантии, что сионийские разведывательные службы прекратили дальнейшие исследования интересного для них препарата, не зря же говорят о том, что они всё ещё используют его при допросах.

– Но меня волнует другое. Совсем другое! – Дюпрейн перевёл взгляд на Джейка, скосив глаза, – Индикатор личности!.. У вас, у четверых, его нет!.. У всех, кроме меня… С индикатором я бы не хотел попасть к сионийцам, – капитан замолчал и надолго. И Джейк молчал, не до конца понимая, к чему клонит Дюпрейн. Тишину нарушал только гром, медленно накатывающий с запада. Оглушительные раскаты, интервал между которыми становился всё короче. В минуты тишины начинало звенеть в ушах, пронзительно и тонко, неприятно, как будто комар кружился рядом.

Дюпрейн заговорил, но начала Джейк не услышал, видел лишь глаза капитана, видел, что он говорит что‑то, но сумел разобрать всего несколько слов:

– …связь с Органами… через индикатор… плохо, если узнают… плохо не только для вас…

Видимо, капитану было, что скрывать. Какие‑то факты государственной важности… Поэтому он и нервничал сейчас… Опять думал о ком‑то в первую очередь…

– Неужели нельзя его как‑то сломать? – Дюпрейн смотрел так, словно ждал опровержения.

– Можно! – Джейк ответил не сразу. – Алмаар смог… Однажды… Но это сложно очень… Про такое одни «информаторы» знают, да и то не все… – Он не договорил, неожиданно вспомнив себя в полицейском участке, ещё в городе. Его же без индикатора даже слушать не стали… Ни одному слову не поверили… До того дня Джейк и не предполагал, что индикатор – такая уязвимая вещь… Даже представить себе не мог!.. И как пострадал из‑за этой мелочи… До сих пор, вот, на этой планете, на положении рядового… Выберись попробуй на Ниобу, не имея документов…

Дорого бы он заплатил за свою целую капсулу! За свой индикатор! За тот, который носил в себе с рождения… А капитан сейчас хочет сам от своего избавиться… А как же жить потом? Без всех этих данных! Попробуй собери их, когда понадобятся! И в неделю не уложишься, даже если и ОВИС подключить со всеми их возможностями. Это же сколько информации собрать, да проверить, да подтвердить – с ума сойти!

– Алмаар? – Дюпрейн смотрел недоверчиво, с улыбкой, – Этот уголовник?

– Он бывший «информатор», господин капитан! Я уже как‑то говорил вам… – Джейк стиснул кулаки, уставившись на побелевшие костяшки, со вздохом глянул на Дюпрейна исподлобья, из‑под нахмуренных бровей. Серьёзный и никогда не перечивший, но сейчас упрямый и недовольный, – И это он, Алмаар, сломал мой индикатор… Сволочь!.. – последнее слово вырвалось у него против воли, сквозь стиснутые зубы.

– Хотите, я позову его?! – Джейк предложил неожиданно, словно сам устыдился того, что чувства его вырвались наружу. Дюпрейн и слова сказать не успел, а Тайлер был уже возле края ямы. Быстрый и ловкий – и это при его‑то росте! Проводив его глазами, Дюпрейн слабо улыбнулся. Глядя на рядового Тайлера, он почему‑то вспоминал себя молодым. Таким, каким он был когда‑то: порывистым до неосторожности, но честным, искренним. Нет, Тайлер даже серьёзнее, от этого и выглядит старше своих лет… У него за плечами Гвардия. Пускай неоконченная, но в сравнении с другими ребятами это огромный плюс, особенно в их ситуации…

За Тайлера Дюпрейн был спокоен, был уверен: этот парень выберется и не из такой передряги. «Как мы тогда ловко с минами управились! Ловко! Всем на зависть… – Дюпрейн опять улыбнулся и вздохнул одновременно, – Да‑а, не судьба была в ту ночь погибнуть. Не судьба… Да, хорошо, что я его всё‑таки вместо себя оставил! Хоть немного, а всё же спокойнее на душе…»

Шорох заставил Дюпрейна открыть глаза: Алмаар, бледный и заметно осунувшийся, будто и не он совсем, сидел на корточках, а Тайлер объяснял ему что‑то совсем неслышно. И вдруг они оба разом посмотрели на капитана. Алмаар при этом поджал губы, чуть закусив нижнюю, и склонил голову к левому плечу, щуря глаза. Нет! Это был прежний Алмаар! Даже ухмылочка на губах всё та же, нагловатая, бросающая вызов. И Дюпрейн подумал в этот момент: «Ошибся! Я слишком доверился этому человеку… И теперь поздно хоть что‑то менять!..»

– Стопроцентной гарантии не обещаю! – Алмаар усмехнулся, поверх плеча глянув на Джейка, на капитана он не смотрел намеренно, избегал взгляда, и Дюпрейн догадался, понял вдруг: «Да это же маска! Всё та же, прежняя маска, с которой он не расстаётся никогда… Даже после всего, что было сегодня… Но это ты зря, парень… Меня теперь не обманешь… Ничем не обманешь!» И Дюпрейн улыбнулся со скрытой радостью. Он был рад, что хоть напоследок распознал подноготную этого странного противоречивого человека по имени Янис… Янис Алмаар. Живого, временами беспомощного, довольно слабого… Рано повзрослевшего мальчишки, решившего для самого себя когда‑то, что если ты циничен, нагл и презираешь всё человеческое, то, значит, ты уже взрослый, как раз такой, какие все вокруг… Да, все! Все те, с кем тебе приходилось общаться, с кем ты жил, шляясь по улицам, все, кто были с тобой до этого… раньше, преступная твоя натура!.. Какой же ты ещё ребёнок! Испорченный и загубленный для всех остальных, которых сам ты привык лишь презирать… Несчастный мальчик!..

Он эти слова чуть вслух не сказал и чуть было не рассмеялся весело, почти счастливо. Именно сейчас, до конца разобравшись в человеке, в чужом, почти незнакомом человеке, поняв все его слабости, Дюпрейн чувствовал себя всемогущим, в чём‑то равным Богу. И от этого хотелось смеяться, но…

Дюпрейн вовремя закусил губу и даже глаза закрыл, топя в себе все чувства, а Алмаар (глупый ты ребёнок!) подумал, что капитан испугался боли, и заговорил, заторопился, словно оправдываться начал:

– Это будет не больно! Совсем не больно… Вы не почувствуете ничего, господин капитан… Вы только расслабьтесь и не двигайтесь…

Ну, вот же ты какой, настоящий! Переживать даже умеешь, заботиться… И никуда ты от себя такого не денешься. Как ни старайся… Как ни прячься… Это в тебе с рождения, наверное, не всё ты ещё загубил за годы бродяжьей жизни!..

Дюпрейн не мог сдержать довольной улыбки. Она скрылась, спряталась в уголках губ, а Джейк смотрел и не мог понять: почему капитану весело. Чему он радуется? Ждёт, наверно, когда Алмаар ошибётся, не справится, чтобы опять его упрекнуть этим… А может, показалась эта улыбка при слабом свете молний?..

Да, Янис согласился помочь довольно быстро, согласился легко, даже не спросив, для чего и зачем это нужно. Единственное, что его серьёзно волновало: ослабевшие и дрожащие пальцы на правой руке. Но он решил попробовать левой… левой рукой… И уже по этой настойчивости Джейк понял: Алмаар справится!.. Даже левой рукой. Главное, что он согласился, а раз за дело взялся, – справится!..

Тонкая длинная игла, выброшенная с тихим щелчком, полыхнула в отблеске молнии. Джейк невольно сжался в ожидании нового оглушающего рокота, отстающего от вспышки на несколько секунд. Темно больно, справится ли?.. Только Алмаар не торопился, словно и не слышал ничего в этом мире. Что ему молнии? Что ему гром? Для него ничего этого не существовало. Ничего, кроме просьбы капитана. Впервые Дюпрейн обратился к нему вот так, по делу, с просьбой. Как к специалисту… Впервые обратил внимание на его способности, на его знания… И чтобы оправдать их, Янис готов был землю перевернуть…

И ведь ненавидел этого человека всей душой. Его, лежащего перед ним, беспомощного и слабого… Как же Янис мечтал об этом! Ненавидел капитана смертельно… Но именно она, эта смерть, и расставила всё по своим местам: кому из них двоих жить, а кому – умереть. Выбор был сделан Свыше, а Янис не привык в своей жизни идти против Рока, против Бога… По опыту знал: людям вмешиваться в это опасно. Человеку лучше уйти, полностью доверяясь судьбе… Пусть будет всё так, как будет…

И всё равно Янис жалел до крика, до стона, до зубовного скрежета, что его пули, ЕГО пули достались капитану. И ничего при этом уже не исправить, не изменить. Ничего! Как ни старайся…

Если бы капитан погиб на месте, ещё у дороги, не на глазах Яниса, он бы никогда не пожалел о своей везучести. А так Дюпрейну хватило времени понять, понять всё то, что Янис никому и никогда бы не доверил. Понять отчаянное безумие, толкнувшее его вперёд в тот роковой момент. Его жалкую попытку изменить хоть что‑то в своей судьбе…

Но Дюпрейн не только это понял, он ещё и своими действиями, своими словами подтвердил это, дал понять, что считает виноватым во всём себя самого. Только себя!..

Такого поворота Янис совсем не ожидал! В своём богатой на приключения жизни он многих встречал, но никто и никогда – ни один! – ни разу не взял на себя свою вину. Наоборот, сколько раз он получал за кого‑то, дважды в лагере сидел за всю их компанию… А после – даже «спасибо» не услышал, одни нотации и упрёки, оскорбления и унижения, постоянные насмешки за свою «глупость, недальновидность, неизворотливость, непрофессионализм, за мягкосердечие». А уж когда он заикался о товарищеской взаимовыручке, над ним лишь потешались со словами:

– В нашем мире друзей нет! Так, приятели по общим делам… Главное – это «я»! «Я»! А все остальные враги!.. Они порвут тебя, как только возможность представится… Не верь никогда и никому… Никогда! НИКОГДА!!!

И теперь впервые в жизни человек, которого Янис уважал (ненависть, безграничная, всеобъемлющая ненависть, двигающая его по жизни, сменилась уважением неменьшим!) просил так мало! Индикатор! Всего‑то индикатор в обмен на то, что он, наконец‑то, сумел увидеть сам, что те понятия и принципы, по которым он пытался когда‑то жить, над которыми смеялись все, – не чепуха, не пустой звук. Они существуют, но только в другом мире. В том, куда Янису никогда не попасть! Он навсегда останется за бортом… С вечным, несмываемым клеймом «уголовник»!

Левая рука – чем она хуже? Да ничем! Особенно если с детских лет привык полагаться только на руки… При его профессии они нужны были обе, равные по ловкости, по умению, по силе… Конечно, давно уже не было практики, хорошей такой практики. Именно за это он переживал.

И напрасно переживал!

Никто из них не мог слышать, я Янис нутром уловил этот писк, писк «сгорающего» микрочипа. Конечно, он не мог пищать. Это слово здесь вряд ли уместно, но именно этот звук слышал Янис, когда отводил назад руку с зажигалкой. Он справился! В этом он мог поклясться!

– Всё! – Алмаар отстранился, зажимая в руке свою зажигалку, и не увидел, как в ответ Дюпрейн лишь устало кивнул головой. Рядом наконец‑то долгим эхом выдоха вывел себя из оцепенения Тайлер. Он был свидетелем того, о чём большинство людей на всех трёх планетах даже слыхом не слыхивало. Хотя уж Тайлер‑то как никто другой должен быть в курсе. Он на себе испытал уязвимость того изобретения человеческой мысли, на которое опиралась такая сильная и сложная структура, как ОВИС.

– И ещё, Тайлер! – Дюпрейн заговорил снова, дождавшись небольшого затишья, когда можно было слышать, что он говорит. – Аптечки…все, нужно будет утопить в реке… Это мой приказ!.. И карту!.. В ней взрыватель… Он очень чувствительный… может включиться сам… В нём запас времени всего на десять минут… – Джейк промолчал, и Дюпрейн добавил для чего‑то, – Вообще‑то взрыватель рассчитывали на воздействие титановой руды… Он должен был включиться при нашем приближении…

Джейк снова промолчал, только чуть заметно кивнул головой, давая понять, что приказ ясен, а, значит, будет выполнен.

– А теперь я хотел бы побыть один…

И Тайлер ушёл, ушёл, так и не сказав ни слова.

Ну, вот и всё!

Понимая это, Дюпрейн не смог сдержать вздоха. Полежал ещё немного с закрытыми глазами, прислушиваясь к собственной боли, к личным ощущениям, частью сознания следя за миром, окружающим его. Как всё‑таки хорошо, что скоро будет дождь, что гром гремит… Очень хорошо… Просто прекрасно!.. Словно сама природа поняла… Поняла и торопит… Быстрее‑быстрее! Даже с ливнем не спешит…