Текст книги "Возвращение домой (СИ)"

Автор книги: Александра Турлякова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 45 (всего у книги 62 страниц)

– Комиссовали?

– Да нет, выписался! – ответил, задумчиво растягивая слова.

– Значит, ещё повоюешь. – Костатис сказал эти слова, как вывод сделал. Покивал головой, обдумывая услышанное. Попутчик молчал. Из тех попался, из молчаливых, неразговорчивых. Но сам Костатис молчать не любил. Разве это дело – молчать всю дорогу?

– Ну, как там?

– Где? – офицер недоумевающее сдвинул брови, глянул на Костатиса поверх плеча.

– В госпитале! Где же ещё? – Костатис улыбнулся. – Поймали того психа? Не слыхал?

– Психа? Какого психа?

– Да дня два‑три назад сбежал какой‑то тип из вашей клиники. По новостям только про это и говорят. Из «психического» отделения сбежал. И почему всегда эти психи оказываются умнее врачей? Не пойму! – хмыкнул недовольно, плавно крутанул руль: машина преодолела очередной поворот. – Разве это нормально?

Офицер только чуть плечом двинул, промолчал.

– Да‑а! Осторожнее надо теперь быть. По нашим местам маньяк бродит, а ты пешком до Чайна‑Фло. Рисковый ты человек, господин лейтенант. – Костатис улыбнулся, он впервые обратился к попутчику по званию, да и то, совсем не так, как того требовал устав. Здесь было больше отцовской заботы и опаски взрослого за глупую безрассудную молодёжь, чем уставного подчинения.

– Что, не говорили вам про это дело в больнице?

– Да нет, впервые слышу! – ответил, а в памяти стали всплывать, как кусочки мозаики, обрывочные, раньше не слишком понятные факты: неожиданно введённый карантин во всех отделениях клиники; запрет на прогулки; резкость медсестры, не имеющая под собой никакой видимой причины; резко участившиеся осмотры врачей. Всё это – попытки пресечь возможность повторного побега! Не помогло! И на этот раз не помогло…

Интересно, хватились ли уже ещё одного пациента? Объявили в розыск?

Успеть бы убраться подальше…

– …За его поимку хорошую премию обещают. – продолжал Костатис. – Но мне кажется, бесполезное это дело. Парень тот не дурак, потому и смылся из «психушки». Не всякий до такого додумается… А сейчас неделя пройдёт, про него и не вспомнит никто. Главное – на глаза не показываться.

– Так маньяк же! – в голосе водителя улавливалась симпатия к беглецу, и это удивляло. Почему? Где она, опаска любого законопослушного гражданина? А этот чудак радуется чему‑то?

– Уважаю смелых! Тех, кто умеет сделать шаг тогда, когда остальные пятятся. – голос шофёра отвердел, и костяшки пальцев, стискивающие руль, поболели. – Вот ты, смог бы на побег решиться? Смог бы? А, господин лейтенант? Зная, что потом ловить будут? И спрятаться будет негде, и все вокруг врагами станут в минуту? Да‑а, на такое не всякий решится. Я даже представить себя в его шкуре не могу: страшно! Не дай Бог такое самому!

А этот смог! И не испугался!

Интересно, откуда такое в людях? Ведь все мы, вроде, одинаковые? А вот кто‑то может, а кто‑то – нет! Да‑а! – Костатис протяжно вздохнул, минуты две он молча смотрел вперёд, а потом опять заговорил, – Как его только в новостях ни расписывают! А я, вот, знаешь, господин лейтенант, наверно согласился бы его подкинуть до города, встреться он мне на дороге, как ты сейчас вот. Рискнул бы… Если б сразу знал, что это он, подвёз бы…

– А он бы вас потом ножом? – офицер усмехнулся, зябко повёл плечами. А Костатис в ответ рассмеялся беспечно, а потом, неожиданно примолкнув, произнёс после недолгого раздумья:

– Да! А ведь прав ты! Прав, чёрт возьми! Вот ведь дожили до чего! Даже доверять друг другу опасно. Все врагами вдруг стали. Почему? Неужели всё из‑за войны? – офицер в ответ на этот вопрос плечами пожал, сидел, ссутулившись, упираясь локтями в колени, а в руках – фуражка.

– Я сколько жил, никогда с ниобианами проблем не возникало. А ведь всю жизнь бок о бок прожили. Года три с напарником, ниобианином, проездил. Поверь, хоть бы раз поругались! А сейчас?.. – Костатис с отчаянием ударил кулаком по «баранке». – Что сейчас делается? Ты видел? Стреляем друг друга. Убиваем!.. И гордимся этим… Гордимся!.. Не понимаю! С чего это вдруг?..

А кто воюет‑то? Видел я вояк этих. И наших, и ниобиан. Сколько, вон, их в городе сейчас, военнопленных. Улицы после бомбёжек разгребают… Деть ещё… Не старше твоего… – покачал головой сокрушённо. – У меня у самого два сына не намного моложе. Пустил бы я хоть одного добровольно заниматься этим? Да никогда! Никогда в жизни! А эти копаются, трупы недельные достают… И ведь у каждого мама‑папа есть… Нужна она им, такая война? Не нужна, конечно же! Не нужна!..

А за что тогда воюем?

Вопрос повис в воздухе. Машина взвизгнула на повороте, пошла под горку.

– Так за землю же, вроде… Из‑за границы с ниобианами. – он взглянул на мрачно нахмурившегося шофёра, а перед глазами встала другая картинка: голограмма Гриффита во время встречи на Фрейе. Площадь ерундовая. Узкая полоска спорной земли вдоль ранее установленной границы. Вот она, причина! Только одна сторона упирается, а другая – напирает. Обе понимают, что нужно искать компромисс, а в это время гибнут люди. И с той, и с другой стороны.

Ничего, Его Величество разберётся. Не должен Он допустить, чтобы продолжался весь этот бардак.

– Да, нам нужна эта земля, каждый метр квадратный нужен, – Костатис не отрывал глаз от дороги. – И не ради исторической справедливости. Бог с ним, с первооткрывателем. Ниобиане бы нам сильно не помешали. Но когда с Сионы начнётся массовый выезд, куда все поедут? Надо полагать, сюда, на Гриффит. А куда же ещё?.. Вот и воюем. А что сделаешь? Нем не привыкать своего силой добиваться. Если бы в своё время челноки императорские не захватили, так и вымерли бы в первую зиму. А теперь нас все уважают, даже сам Император. Вот и сейчас Он уже о перемирии просит. Первым запросил. Вот утрясётся всё немного, решат ТАМ – и перемиримся окончательно.

Дальше ехали молча, только мотор завывал на одной низкой ноте. Лес по сторонам дороги тонул в сумерках, но до полной темноты было ещё часа полтора‑два. В лесу всегда темнеет быстрее, вот солнце сядет – и всё. Но шофёр почему‑то не включал фары, машина и так шла ходко. Ровная дорога укачивала, и гул мотора должен был действовать усыпляющее, но сон не шёл. Не хотелось спать после таких новостей, да и нервное напряжение после удавшегося побега требовало выхода.

Этот день вообще выдался неплохим. С самого начала. И пациент тот, из палаты Љ 17, подвернулся как нельзя кстати. С раздробленным позвонком после шальной пули ему ещё три месяца лежать, и сколько потом ещё времени пройдёт, пока заново ходить научится.

Но сам лейтенант из штаба, из Чайна‑Фло, до этого ещё ни разу там не был, ехал по командировочному предписанию да в госпиталь попал. И документы все в палате были, и форма как раз впору пришлась, даже сапоги не жмут и не хлябают. Хорошая форма, она во многом помогла: тогда, при выходе из больницы; сейчас, чтоб добраться до города; возможно, поможет при въезде. Но потом от неё надо будет обязательно избавиться. Она только внимание излишне привлечёт: вопросы, расспросы и прочее.

– Готовь документы! – сказал шофёр, сбавляя газ. Они подъезжали к чему‑то. Неужели к городу уже? Впереди габаритными огнями светила последняя в колонне грузовая машина. Их тягач пристроился последним.

– Что это? Город?

– Да ну! – Костатис отмахнулся с усмешкой. – Мост через Чайну. Сейчас ещё и здесь с час проторчим.

Открыв дверцу, спрыгнул вниз на дорогу, пошёл куда‑то вперёд, к переднему грузовику. Джейк проводил шофёра взглядом. Невысокий, немолодой, но движения быстрые и шаг лёгкий. Нет, от этого человека не веяло опасностью. Он вряд ли что‑то подозревает. Хотя это странное упоминание про беглого пациента заставляет задуматься. Что это: намёк или случайное совпадение? Нет! Если б он догадывался о чём‑то, он бы себя выдал. Мысли, эмоции, голос, дрожь в руках – ничего этого нет. Бояться нечего!

Джейк откинулся на мягкую спинку сиденья, прикрыл глаза, казалось, задремал, но сам думал‑думал.

Император запросил перемирия, временной приостановки военных действий. Почему? Ведь не Он развязал эту войну! И даже так, Он готов был воевать до победы. Зачем же тогда было начинать, чтобы потом всё равно идти на уступки? Просить мира – значит, принимать условия сионийцев! Отдавать им наши земли?! Наши территории?!

И сионийцы для чего‑то собрались перебираться сюда с Сионы. Конечно, там жизнь не сахар, но сюда… Зачем сюда, на Гриффит? Где они все здесь жить собираются?

И что такое в мире происходит? Ничего не понять! Как будто лет десять меня не было. Хоть бы новости последние посмотреть или спросить шофёра. Пусть он и расскажет. Чёрт знает, что творится!

– Эй, там! Спать собрался? Прогоняй дальше! Нечего стоять! – какой‑то военный в сдвинутой на затылок кепке забарабанил прикладом автомата по дверце водителя. – Давай! Давай!

Джейк глянул по сторонам: шофёра видно не было, а в зеркальце заднего обзора маячил габаритами танк, возле него суетились военные. Видимо, отстали от танковой колонны, теперь торопятся.

– Подгоняй! Эй, какого чёрта?! – не закрытая плотно дверца распахнулась, сиониец осёкся, наткнувшись взглядом на офицерские нашивки. – Господин лейтенант, подгоняйте машину. Колонна продвинулась. – Дверцу прикрыл бережно, бегом побежал назад, к танку.

Колонна и правду продвинулась, метров на двадцать, а шофёра всё не было. Джейк пересел за руль, включил двигатель, мотор заурчал, и машина сдвинулась без рывка, плавно. А сзади взревел оживший танк, закричали люди, но их голоса сразу же потонули в рёве танкового двигателя. На такой машине Джейк ездил только однажды, в учебном классе, но сейчас справился без проблем, тормознул так же плавно, заглушил мотор.

Танк прополз жуком разделяющие их метры, остановился в опасной близости, чуть ли не упираясь зачехлённым дулом в стеклопласт кабины.

– Хорошее соседство! – засмеялся Костатис, усаживаясь на сиденье. – Ни один самолёт не тронет! Хотя ночью они и не показываются… – шофёр пребывал в хорошем настроении, чуть ли не пел себе под нос. – Представляешь, друга сейчас встретил. Раньше в одном классе учились. Он, правда, потом на Сиону перебрался, а теперь, вот, снова здесь. Это ж надо, как повезло! Здорово! Говорит, Чайна‑Фло отстраивать заново собираются, только развалины подчистят и начнётся переезд.

– Так это же ниобианский город! Какие могут быть переселенцы на чужой земле?

– Какая «чужая»?! Наша это земля! Наша! И город наш! Уже почти месяц наш… – Костатис смеялся над Джейком, как над непонятливым ребёнком. – Да‑а! Ну, ты прям, как из леса, господин лейтенант. – Джейк при этих словах с большим трудом заставил себя не вздрогнуть, даже смех Костатиса поддержал. Про себя же подумал, выдержка у тебя, друг, совсем ни к чёрту стала.

– Граница теперь по линии фронта, а фронт километров на тридцать от Чайна‑Фло отодвинулся. Здесь уже глубокий тыл, наша земля, сионийская, честно отвоёванная.

– Ладно. А с переселением зачем? – при этом вопросе Костатис замолчал надолго, задумался.

– Ну, вообще‑то это всё пока в секрете держится. Я даже сам не знаю, почему, – протянул неуверенно, всё ещё раздумывая: говорить – не говорить. – Сиона наша – того, – махнул рукой в неопределённом жесте. – Рушится, вроде… Смещается с орбиты, я такое слышал… Сам‑то ты разве не оттуда? – Джейк отрицательно двинул головой. – А‑а, тогда понятно. Что‑то страшное сейчас там творится. Каждый день аварии, люди гибнут. Надолго её такой хватит, нашей‑то Сионы?

Единственный способ выжить – переселение. Кроме Гриффита, больше некуда. Ниобе и их Императору вообще на нас наплевать. Просили же по‑хорошему: отдайте нам нашу землю, так нет же. И без войны бы дело обошлось. А теперь мира запросили. Считай, из‑за этого переселения только и воюем. – Костатис вздохнул. – Смотрю на нас, сионийцев, ведь постоянно приходится отвоёвывать себе право на жизнь. С самого начала держали нас за изгоев, за людей не считали. Выселяли сразу раз и навсегда, без права на реабилитацию, без надежды на помилование. На Сиону, чтобы с концами. Хорошо историю знаешь? Что толку говорить? Все мы ниобианами, законом их и самим Богом обижены…

Да, историю Джейк знал хорошо, даже слишком, особенно историю войн и становления Сионы как независимого государства. Сиона была вероятным противником с самого начала своего существования, поэтому и изучалась особенно тщательно.

Ледяной мёртвый осколок, впервые замеченный искусственным спутником при облёте Хариты, был тогда ошибочно определён как её естественный спутник. Ошибочно, об этом узнали позднее. Тогда же узнали, что планетка эта не так уж и мертва: весной, один раз за сионийский год там появлялись даже растения – жалкая пародия на богатейшую флору Гриффита. Но травы эти заслуживали уважения хотя бы за свою выносливость и живучесть.

Панцири вечных ледников истончались весной только в районе экватора, земля протаивала меньше, чем на полметра, дальше и всюду была вечная мерзлота, но травам и мелким грызунам хватало и этого.

Тяжёлый климат, сложнейшие условия для жизни, удалённость от Ниобы и невозможность покинуть планету без помощи извне – всё это позволило додуматься до идиотской жестокой идеи – превратить целую планету, пусть даже такую маленькую как Сиона, в тюрьму. Император Густав первым дошёл до этого, в Его же правление совершилась первая выселка. Первые тридцать осуждённых на высшую меру наказания (имена всех тридцати позднее были высечены на гранитной плите как напоминание для потомков, как память о пионерах, проложивших тропу в освоении ледяной планеты), попали на Сиону уже осенью; они встретили зиму, но оказались не готовы к ней, поэтому через полгода, когда прибыла новая партия «смертников», из пионеров в живых осталось только четверо. Истощённые и больные. Эта же участь ждала и остальных. А челноки к тому времени уже находились на пути к дому, на Ниобу, – о помощи и речи не было. Высадку третьей партии заключённых, совершившуюся ранней весной, смогли встретить те, кто пережил сионийскую зиму. Таких было немного: меньше двадцати человек. Они смогли выжить в ледяных пещерах по соседству с действующим вулканом.

Среди вновь прибывших стали появляться и женщины, а челноки с каждым месяцем появлялись всё чаще, и «смертников» с каждым рейсом привозили всё больше. Но теперь среди них был высок процент «политических». А люди, жившие надеждой на прощение, на пересмотр дел и помилование, начали, наконец, понимать, что этого никогда не будет, что никто никогда больше не вернётся назад к родным, что никогда больше они не увидят Ниобы, тёплой зелёной родной матушки‑Ниобы!

Каждый, кто ступал на трап челнока, отправляемого на Сиону, вычёркивался из всех списков, вычёркивался из памяти, этот человек умирал для всех. А жизнь на Сионе, без всякой помощи со стороны Ниобы, без оборудования, тёплой одежды, без продуктов и медикаментов, превращалась в затянувшуюся агонию. Терять всё равно было нечего, а делать что‑то надо всегда, хотя бы ради появившихся детей. Сионийцы умудрились, не имея огнестрельного оружия, захватить челноки, взять заложников, связаться с Ниобой и даже осмелились диктовать свои условия Императору Густаву.

Густав был тогда ещё слишком молод и не так опытен, чтоб суметь ясно и чётко представить, во что выльется в дальнейшем эта уступка, но требования были выполнены. Не все, конечно, но это был первый случай, первый факт противостояния двух сторон, а самое страшное произошло потом, позднее, лет через двадцать после вышеуказанных событий, а если точнее, то пятьдесят восемь лет назад. Сионийцы объявили себя независимым государством‑планетой со столицей в единственном городе, носившем одноименное название. Они заявили о своей независимости от воли Императора! Они создали свой Демократический Совет! Они всячески, везде и всюду, напирали на одно слово: демократия! Они гордились своей свободой! Они – преступники?! Те, от кого отказалось общество Ниобы, заявили вдруг о каких‑то правах и стали указывать на ошибки в правлении Императора! Те, кого сам Густав терпел, считая в какой‑то мере своей колонией. Разве мог стерпеть такое этот осторожный человек, живущий в постоянном ожидании переворота или восстания? Всё закончилось войной, которая в исторические хроники вошла, как Экспансия на Сиону. Война эта пришлась на лето, самые страшные бои велись в окрестностях столицы. Военные действия, поначалу успешные, застопорились с началом зимы. На длительную войну ниобианское командование не было готово, да и сионийцы ушли в глухую оборону. Давно известно: затянувшаяся война тяготит обе стороны – и мир был подписан. Сионийцы получили то, что хотели, – они получили свободу и экономическую независимость; а Император, чтобы хоть как‑то отыграться, объявил Сионе эмбарго. Всякая торговля с Сионой запрещалась на высоком правительственном уровне. И хотя сионийская техника, достигшая к тому времени высочайшего класса, была особенно необходима при исследованиях Гриффита, Густав не пошёл на уступки. Послабления начались лишь в правление Императора Рихарда. Он наладил торговлю, разрешил научное сотрудничество. В Его правление больше не совершилось ни одной выселки заключённых, но до идеала было ещё далеко. Об этом можно было судить, прослеживая рост контрабандных рейсов. Незаконная торговля стала выгодным делом, к тому же она кормила улисских пиратов. При всех сложностях годы мира явились лучшим временем для обоих государств, относительно ровно и спокойно развивались и отношения между правительствами. Сейчас же всё это пошло прахом…

– Господин лейтенант, документы ваши? – Он вырвал книжечку из нагрудного кармана, протянул постовому недрогнувшей рукой. Задумался, поэтому и не успел испугаться, так и продолжал смотреть прямо перед собой, на панель управления, рассеянным взглядом. Но внутренне сжался. Больничный лист не подписан. Номера части тоже нет Эта офицерская книжка совсем не походила на стандартные, известные раньше. Даже фотографии в ней нет, лишь код индикатора личности. И ещё какие‑то печати с непонятными значками. Сиониец на больничный лист даже не взглянул, отдавая документы, козырнул, добавил:

– Счастливого пути, господин лейтенант!

– Спасибо! – Джейк и бровью не повёл, убирая книжечку другого офицера, оставшегося за миллионы километров и лет отсюда, в пригородной клинике, в палате Љ 17.

Машина тронулась, а постовой пошёл назад, к танку, крича что‑то на ходу. Голос его не улавливался в рёве моторов. Джейк следил за сионийцем сколько мог в зеркальце заднего обзора: а вдруг догадается, заподозрит что – и вернётся с подмогой?

Полосатый шлагбаум с зелёной лампочкой поднялся вверх, пропуская их на мост. Машина шла медленно по дощатому настилу, высокие стойки заграждения проплывали за спину с угнетающей неспешностью. Шум воды до сюда не доходил, но Джейку казалось, что он слышит, как вода ударяет внизу, и весь мост вибрирует, как живой. «Почему так медленно? Уже почти ночь, а он никуда не торопится! Ну добавь ты газу! Чего тебе стоит?» Но Костатис не спешил, у него документы в порядке, ему бояться нечего. А Джейк всю силу воли, всю выдержку использовал, только бы сохранить внешнее спокойствие.

Второй шлагбаум был уже поднят, возле него стояли ещё двое солдат, оба с автоматами. Сионийцы равнодушно проводили машину глазами, один из них сказал другому что‑то, оба засмеялись, но так же равнодушно, со скукой…

К городу они подъезжали уже глубокой ночью. Ни одной машины не встретилось им по дороге, танк от них отстал, да и вся эта часть пути прошла почти в полном молчании. Костатис ни о чём не спрашивал больше, а сам Джейк предпочитал молчать, чтоб не сказать чего лишнего или сболтнуть по незнанию.

Город располагался в небольшой низинке и они спускались под горку чуть ли не с ветерком. Джейк сколько ни всматривался, всё никак не мог разглядеть огни Чайна‑Фло. Город будто исчез. Или это ещё не та низина? И место не то совсем?

– Затемнение, – пояснил шофёр, заметив этот недоумевающий взгляд, усмехнулся, но без насмешки, – Глупый народ. Сначала отдали нам его почти без боя, а теперь сами же бомбят, по своим же… – скривился так, точно плюнуть хотел, но передумал. – Вот и приходится исхитряться по‑всякому…

страх выдать себя, кажется, впитал весь окружающий мир. Неподвижный, немой лес по обеим сторонам дороги, молчание шофёра и то, что он не включал фары, крался как будто наощупь. Чёрный, затерявшийся в темноте город, в который Джейк так мечтал вернуться!

Колонна танков с солдатами на броне – вот он, пригород. Машина медленно протискивалась между всей этой громоздящейся техникой. Небольшие приземистые машины с блестящими зубами траков, откинутые крышки люков, поднятые дула. Опасная техника, опасная, как и всё военное. Но Джейк опытным глазом сразу определил: танки эти спешно переделаны из вездеходов, или, скорее всего, сконструированы на их основе. Со стороны они больше напоминали игрушки. А ещё они казались декорацией, нереальной картинкой, как те, из прошлой войны. Какие танки? Зачем танки? Неужели в войне уже до этого дошли?

Сгорбленные фигуры солдат, спящих сидя, такие же неподвижные, как и вся техника, тоже казались частью ожившей кинохроники.

Какой‑то из солдат стоял прямо посреди дороги, смотрел на приближающуюся машину и не спешил отходить. Костатис включил подфарники, ругаясь себе под нос, что‑то насчёт слепых самодовольных молодчиков. Но сиониец и не думал убираться с дороги. Неяркий свет высветил пыльные ботинки, грязный комбинезон, ухмыляющееся лицо. До бампера оставалось всего лишь три метра, когда Костатис не выдержал, даванул на педаль тормоза и, высунувшись в окно, заорал:

– Убирайся с дороги! Идиот! Прочь, я сказал! Щас все кости переломаю, понял?!

– Всё равно ведь не вылезешь… – рядовой дразнил шофёра, а потом вдруг покорно сошёл на обочину. К нему кинулись ещё какие‑то из солдат. Зашумели голоса, смех. Какие‑то насмешки над «трусливыми водилами». А Костатис вдарил по газам.

– Задрали уже, сволочи! – ворчал он, постепенно успокаиваясь. – На спор со смертью играют. Риска им мало, дуракам. Какой раз уже так… Собью, к чёрту, кого‑нибудь в другой раз!

Джейк, принявший сионийца за постового, расслабился, рассмеялся.

– Скучно им, видишь ли! На деньги спорят: остановится – не остановится! Была бы скорость повыше, сбил бы, дурака, и отвоевался бы, к чёрту! Дети! – заключил Костатис, а потом вдруг спросил без всякого перехода:

– Тебе‑то, господин лейтенант, в городе куда надо? Куда направили‑то?

Джейк и секунды не думал, сразу нашёл, что сказать:

– Да мне бы сначала в ОВИС, сообщение одно отправить…

Эта таинственная важная недосказанность вызвала во взгляде шофёра невольное уважение: Костатис добавил, поводя подбородком:

– О‑о, понимаю…

Дальше несколько минут они ехали в молчании. Джейк сидел, опустив голову, поэтому не заметил, как они въехали в город. Машину затрясло на ухабах. Да, дорога до этого была куда лучше. По сторонам потянулись чёрные громады домов, нечёткие силуэты. В открытое окно потянуло гарью, настолько сильной, что запершило в горле. Где‑то горел пластик, это от него такой удушливый запах. И ещё к нему примешивался знакомый едкий запах взрывчатки, как после недавнего обстрела. Джейк кашлянул негромко, отстраняясь от окна. Дома вокруг казались какими‑то странными, он совсем не узнавал их. Может, потому, что слишком плохо знал этот город? Что уж говорить о пригородных районах старого города? Здесь и раньше‑то не было большого порядка.

Костатис взял круто влево, объезжая кучу мусора и строительных обломков. Фары он так и не включал, но ориентировался при этом просто отлично. Они свернули на другую улицу, и впереди замаячили тусклые огни двух машин, загородивших проезд. Рядом с ними улавливалось какое‑то движение. Постовые. Очередная проверка документов. Костатис тормознул машину, но мотор не заглушил, распахнул дверцу со своей стороны. Какой‑то военный, заглянувший в кабину, светанул по глазам фонариком. Джейк поморщился, закрываясь ладонью.

– Что везём? Откуда груз? Флорена, да? – в голосе человека различались нотки ленивого любопытства. И радость при встрече.

– На аэродром я. – ответил Костатис. – Обмундирование, запчасти кой‑какие, да ещё так, по мелочи…

– А туда сейчас не попадёшь. Закрывают его на ночь. Вот рано утром можно будет. А сейчас нет… – Военный внимательно, даже слишком внимательно, просматривал документы шофёра, высвечивая страницы фонариком.

Джейк ждал своей очереди, ждал и нервничал: носком сапога нетерпеливо пристукивал по металлическому полу кабины, теребил пальцами кокарду фуражки, а глаза высматривали возможности для побега в случае чего. До машин ещё несколько метров, возле них два автоматчика, оба в нашу сторону глядят. Осторожно и незаметно отжал ручку дверцы. Теперь можно было просто навалиться плечом, прыгнуть вниз – и в сторону, за машину. Сионийские солдаты – простые люди, они мало что увидят в темноте. Должно повезти. Должно. Немного успокоился при этой мысли. Путь к отступлению – как это иногда хорошо действует! Особенно когда приходится быть предельно осторожным. Но тут увидел ещё одного офицера. Он шёл к ним от патрульной машины, но тут остановился на открытом месте, как раз напротив дверцы. Всё! Незаметно сбежать теперь не получится. Обязательно увидит, попытается остановить, откроет стрельбу. Всё! Ловушка захлопнулась с треском! Кабина машины показалась вдруг маленькой и тесной, а воздух – душным. Даже дышать стало нечем. Джейк откинулся на спинку сиденья, вздохнул несколько раз. Всё тело дрожало как в ознобе. Наверное, это был ужас.

– Вам плохо, лейтенант? – Дрожащий свет фонарика узким пучком осветил бледное лицо Джейка.

– Только‑только из госпиталя, – шофёр заговорил торопливо, будто хотел оправдаться. По интонации его голоса стало ясно: с офицером они давно уже в приятельских отношениях. Не в первый раз сталкиваются вот так, на дороге. – После ранения… Парень – золото!

– Давно знакомы? – взгляд сионийца потеплел, стал сочувствующим, немолодое лицо, обычно строгое, как того требовала служба, смягчилось.

– Его отец – мой самый лучший друг. На одной улице росли… – Костатис лгал, а Джейк не понимал, зачем он это делает.

– М‑м! – офицер покачал головой понимающе, но всё же спросил, хоть и вежливо: – Командировочное предписание предъявите, пожалуйста!

Он быстро пролистал страницы, неловко сжимая в одной руке и офицерскую книжку и включенный фонарик. Свет высветлял лицо сионийского офицера, лейтенантские лычки, рассеиваясь, отражался в зрачках. Потом переложил фонарик в другую руку, стал внимательно изучать печати.

– Первый раз здесь, в Чайна‑Фло? – спросил, взглянув из‑под козырька форменной кепки.

– Да. А что? Что‑то не так? – Джейк сумел проследить за тем, чтобы вопрос не прозвучал слишком резко, и, отвечая на него, офицеру теперь нужно было невольно защищаться – уловка на почти инстинктном уровне.

– Да нет, всё нормально, вроде… Вы знаете, где ОВИС? – этот вопрос прозвучал неожиданно, Джейк вскинул брови, спросил в ответ с правдивой растерянностью:

– ОВИС?

– Да, вам ведь в штаб Армии нужно, судя по кодам печати. А он размещается в Отделе Сети.

– Ну, в Отдел, так в Отдел, это не мне решать, – согласился Джейк. – Куда направили, туда и еду.

– Ты же знаешь, где здание Сети, так ведь? – Постовой перевёл глаза на Костатиса, тот повёл плечами, буркнул, догадавшись, на чтом ему намекают:

– Да подкину я парня, какой разговор?

– Ну и ладненько! – Офицер улыбнулся, возвращая документы Джейку, произнёс: – А про вас, лейтенант Винклер, уже спрашивали. Ждут вас там. – Кивнул головой, дал рукой сигнальный знак – отмашку другому офицеру и солдатам у машин: «Можно ехать!» Захлопнув дверцу, крикнул на прощание:

– Анне «привет» передавай!

– Обязательно! – Костатис, прощаясь, показал ему раскрытую ладонь, тронул машину.

Они ехали по городу, а Джейк уже больше не смотрел по сторонам, он сидел, опустив голову, уставившись взглядом на руки, стискивающие фуражку до боли в суставах. А мысли в голове неслись галопом: «Он всё знает! Знает! Догадался?! Понял?! Или я сам сболтнул что‑то не то?.. Идиот!! И чему тебя учили?.. Что же делать теперь?.. Если он знает всё, то почему не сдал сразу? Почему выгораживал? Зачем? Для чего ему это?.. И куда он везёт меня теперь? Сдаст сионийской разведке?.. Или в полицию?.. Дверца машины всё ещё открыта, можно рискнуть… Скорость небольшая…»

– На твоём месте я бы не задерживался здесь, в этом городе, дольше, чем на одну ночь, – неожиданно произнёс шофёр, взглянув на Джейка. Этот взгляд не нёс опасности, но любая ошибка в положении Джейка сейчас дорогого стоила. Этот человек, может, только с виду такой: простой, честный и совсем неопасный, а по‑настоящему… По‑настоящему он, наверное, уже обдумывает, на что потратить обещанную премию. – И в Сети я бы тебе не советовал показываться, – продолжал Костатис. Он смотрел прямо на дорогу, ехал почти вслепую. На попутчика не глядел намеренно, хотя и чувствовал на себе его напряжённый изучающий взгляд. Слова старался подбирать такие, чтоб в них не было намёка на что‑то опасное, следил за тоном голоса. Этот парень понравился ему сразу, с самого начала. Пусть он и отвечал на вопросы коротко и не очень ясно, не спешил рассказывать о себе, а главное – один к одному подходил по описанию на того беглого из клиники, – Костатис меньше всего хотел, чтоб сейчас его попутчик сиганул из машины на ходу с риском сломать себе шею.

– В этом городе военных не меньше, чем во Флорене. И спрятаться здесь не так легко, как это кажется на первый взгляд. Лучше всего было бы, конечно, на время уйти в джунгли. Здесь в округе ещё осталось много ферм, и они почти не тронутые. Работника, такого, как ты, возьмут с радостью, без лишних вопросов, вряд ли даже удостоверение личности потребуют. Одна сложность – без проверки на дорогах отсюда не выехать. Везде посты, везде патрули. Для тебя это не просто город – это ловушка, из которой уже не выбраться…

Парень никак не отозвался, хоть Костатис и замолк, давая ему возможность говорить хотя бы слово в ответ. Молчание!

– С какими планами ты ехал сюда, а? – голос Костатиса против его воли стал резким, раздражённым. Но мальчишка всё равно молчал. Ни оправдания, ни протеста – ничего из того, что свойственно молодым, неопытным людям, уверенным в правильности своих действий. – На человека призывного возраста и твоей выправки внимание обратят сразу. Ты предъявишь ворованные документы? На кого он сделан, такой расчет? На дурачков? – Костатис недобро рассмеялся, повёл головой, будто сказать хотел: «Ну, ты, парень, даёшь! Вот это наглость!» – Есть, конечно, ещё один вариант. Но он прокатит, если у тебя есть деньги. А у тебя есть деньги? – взгляд в сторону Джейка. Опять без ответа. – Были б деньги, можно было бы договориться с капитаном какого‑нибудь грузовоза. Их почти не проверяют. Уберёшься на Ниобу – и всё! Покой, мир, благодать! Никому дела не будет, кто ты и откуда, и за что тебя держали в больнице на каком‑то далёком Гриффите. Проблемы Гриффита для Ниобы – новости из другой Вселенной!