Текст книги "Возвращение домой (СИ)"

Автор книги: Александра Турлякова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 46 (всего у книги 62 страниц)

– Я не тот, не из «психушки». Вы меня путаете с кем‑то, – возразил Джейк. Сказал сначала, а потом прикинул с невольным облегчением: «А ведь он меня совсем с другим путает, с тем психом… Он не знает, что я ниобианин… Да и откуда ему это знать? Пусть уж лучше псих. Если так, то большее, что мне грозит, – это полиция или врачи. Главное – не в Разведку! Там здорово растрясут… До седьмого колена родню проверят…»

– Ой, не говори! Я не дурак! – Костатис усмехнулся, отмахиваясь от слов Джейка, как от нелепицы. – Если ты меня боишься, то зря. Я тебя сдавать не собираюсь. Честно признаться, врачей я и сам не очень‑то жалую. Да и не волнует меня как‑то, за что ты там попал в больницу. И на маньяка ты не похож… Живи! Но если уж выбрался, то зачем лишний раз подставляться? Спрячься, пока война не кончится, а потом на радостях забудут про тебя все, простят. А так?.. – повёл плечом. Джейк ничего не сказал в ответ на эти слова. Да и что тут скажешь? Шофёр дело говорит, лучшее сейчас – это затаиться, дождаться мирного времени. Но не для этого же он хотел попасть в город! Если уж прятаться от всех, то деревенька с гриффитами (и с Кайной!) – это лучшее, о чём можно мечтать. Но такая жизнь напоминала дезертирство, трусливое бегство от реальности. Ведь должны же быть где‑то «свои»! Кто‑то, кто уцелел из их части. Кто‑то же воюет против сионийцев, раз есть линия фронта, если продолжается война и ведутся военные действия!.. Каждый военный – и не только! – обязан выполнить свой долг перед родиной, так нас учили. А мне в первую очередь нужно отчитаться за провал операции, за гибель капитана. Да!.. И выполнить его последнюю просьбу… Послать сообщение. Да, так и так сначала нужно воспользоваться Сетью. Сообщить той женщине… Как её? Линда Маккинли… Сообщение на Ниобу… Сначала это, а потом уже и о себе думать можно…

– Всё! Вот он, твой Штаб, лейтенант! – произнёс Костатис, еле сдерживая горькую усмешку. – Делай, как знаешь, если моих слов тебе недостаточно. – Машина тормознула резко, Джейка аж вперёд кинуло, он упёрся ладонью в панель управления. Выпрямившись, глянул в окно.

– А тебя, походу, уже встречают! – Костатис тоже заметил военного у парадного входа, заинтересованно глядящего в сторону армейского тягача.

– Ну, всё тогда! – Джейк перевёл глаза на шофёра. – Спасибо!

Тот вдруг схватил его за плечо, крепко стиснув пальцы, притянул к себе, и, глядя прямо в глаза, зашептал торопливо:

– Не дури, парень! Я ведь за тебя не зря переживаю. Мне не всё равно. У меня у самого таких, как ты, двое. Я и помочь могу, если что… А к этим попадёшь… – Кивок головой в сторону офицера. – Они из тебя всю душу вытрясут. Помяни моё слово!

– Спасибо, дядя! – Джейк легко стряхнул со своего плеча руку сионийца. – Но мне пора.

Толкнул дверцу, спрыгнул вниз, слыша ещё слова, бросаемые в затылок:

– Не дури! Я же помочь могу, слышишь!..

Вместо ответа Джейк только дверцей хлопнул. Машина отъехала не сразу. Шофёр точно ждал ещё: «А вдруг передумает?» Но Джейк не жалел пока о своём решении. Проводил машину взглядом до самого перекрёстка и потом только надел фуражку.

– А вы, небось, к нам, да? – офицер спросил первым. Он стоял прямо за спиной и тоже глядел вслед машине поверх плеча Джейка. – Чё это он?

Джейк ответил не сразу, медленно развернулся на каблуках лицом к офицеру, смерил его взглядом с головы до ног, а потом лишь ответил:

– Да так, до города подвёз. Попутчик…

– Так ты из Флорены?! Ух ты! Поздновато, мне кажется, чтоб ездить. В темноте… – офицер немного отстранился, разглядывая Джейка. – Рисково так.

Офицер – младший лейтенант – был из породы тех людей, которые восторженно и просто глядят на мир, ни в чём не видят подвоха или опасности и сами также естественны в проявлении своих чувств. Вот и сейчас он даже не спросил о документах, не заподозрил ничего, а ведь был оставлен дежурным на ночь при таком важном объекте, как Штаб Сионийской Армии.

– Я должен доложить о своём прибытии. – Джейк напомнил сам. Ему нужно было попасть внутрь, там он сможет добраться до компьютера, там он сможет «войти» в Сеть, послать сообщение. Конечно, это рискованный ход. Так можно и погореть, если нарваться на другого, дотошного сионийца или на кого‑нибудь из «информа‑торов».

Недавние предупреждения шофёра всё же внесли в душу какую‑то неясную тревогу. Хотелось побыстрее разделаться со всеми делами и спрятаться где‑нибудь. Но где сейчас поздней ночью найдёшь компьютер, как не в Отделе Сети? Никакое кафе или сервисный центр наугад не найдёшь, если города не знаешь. Да и работают ли они сейчас, после всех обстрелов и бомбёжек?

– Как хотите. Можно вообще‑то отложить и до утра. – Сиониец неожиданно перешёл на «вы», и Джейк догадался, почему: за его спиной раздались чьи‑то шаги, громкие в темноте и в пустоте. Ещё один офицер! Он возник из темноты откуда‑то слева, вошёл в свет, отбрасываемый на тротуар тусклыми лампами дежурного освещения, высвечивающими табличку над парадным входом: «Отделение Всеобщей Информационной Сети». Золочёные буквы поблёскивали, напоминали о прошлом, о том, что казалось увиденным когда‑то в какой‑то кинохронике. И пасти змей на эмблеме скалились с недоброй ухмылкой. Затея вдруг показалась Джейку опасной. Инстинкт, отточенный за годы обучения и притупившийся за недели жизни среди гриффитов, заработал снова. Но поздно! Поздно…

– А вы кто, лейтенант? – неожиданно объявившийся капитан начал с места в карьер. – Документы предъявим, пожалуйста.

Настораживающая, холодная вежливость, прищур глаз в темнеющих тенями глазницах, плотно сомкнутые неулыбчивые губы, – Джейк понял сразу: влип!

В который раз за этот день он подавал «свою» офицерскую книжку, а сам внутренне сжимался от тихого, потаённого ужаса, настолько сильного, что сердце в груди готово было остановиться.

– Ютас Винклер. – Капитан оторвал взгляд от книжки, встретился с Джейком глазами. – Из госпиталя?

– Да, господин капитан! Из клиники во Флорене…

– А не рановато ли? – Сиониец подозрительно сдвинул брови, снова посмотрел в документы. – Не так давно мы связывались с флоренийской клиникой, когда пытались проследить, куда вы делись, лейтенант. Нам сказали, вы пролежите ещё никак не меньше двух месяцев. А сейчас вы здесь. С чего бы это? И ваш больничный лист не закрыт…

– Я здоров! Я чувствую себя прекрасно! – В голосе Джейка звучал искренний порыв, возмущение. – Вы же знаете, господин капитан, этим врачам только волю дай, – и они будут держать вас в больнице лишь бы самим подстраховаться… и на всякий случай – тоже!..

– Где заключение врача о вашем выздоровлении, лейтенант? – Капитан медленно помахал командировочным предписанием у Джейка перед носом. – Может быть, вы объясните сами, как получилось, что вы здесь?

– Да сбежал я из этой проклятой больницы! Сбежал! – Джейк не выдержал, взорвался, но контроль за собой сохранял, следил за каждым своим словом. – Господин капитан! Вы можете меня наказать, если хотите, но я не мог там больше оставаться. Я здоров! Вы видите это! Я хочу быть полезным своей стране, я не хочу провести всю войну на больничной койке! – Боже! Как же он был искренен в этот момент! Искренен в своих чувствах и понятен, как всякий мальчишка в его возрасте, независимо от того, ниобианин он или сиониец. Он попросту боялся пропустить главное в своей жизни событие: он хотел принять участие в войне! Творить историю своими руками – это желание было естественным для большинства молодых по обе линии фронта.

Этот порыв, необдуманность действий – всё, что свойственно всем в двадцать с небольшим лет, смягчили немного взгляд капитана:

– О твоём здоровье не мне судить, лейтенант. Я не врач. Но если будут жалобы…

– Жалоб не будет, господин капитан! Не будет! – Джейк говорил эти слова, глядя капитану прямо в глаза. Сиониец смутился, перевёл взгляд на младшего лейтенанта, молча ожидающего окончания разговора.

– Ладно, это не мне решать. Утром встретишься с майором Краустом, пускай он тобой и занимается. – Капитан вернул Джейку документы, а потом обратился к младшему лейтенанту: – Балакоев, проводите лейтенанта Винклера до гостиницы. – Снова взгляд на Джейка. – Завтра утром к восьми ноль‑ноль – и без опоздания! Я внесу вас в журнал прибытия… Опоздание или неявка будут расценены как дезертирство.

Тон голоса, которым были сказаны эти слова, не понравился Джейку. Опасность в нём была и подозрительность, настолько явные, что под сердцем заскреблись юркие мышата, это был инстинктивный животный ужас, как у края пропасти. Как кстати она пригодилась теперь, гвардейская подготовка! Вот никто только до сих пор не научил, как можно стать хозяином своему страху. Да и можно ли этому научиться?

Жаль, до компьютера рак и не удалось добраться. Может, в гостинице будет компьютер с подключением к Сети? На это Джейк и понадеялся…

…Гостиница – слишком роскошное слово для такой развалины, подумал он спустя полчаса, стоя на пороге обшарпанного, тёмного здания со сбитой вывеской. Неужели не нашлось ничего получше?

Длинное пятиэтажное здание вдоль тротуара, часть его уцелела после прямого попадания бомбы, здесь, судя по всему, когда‑то размещалась казарма для ниобианских солдат. А теперь здесь сионийцы. Дальше еле различались мрачные развалины. Не удивительно, если здесь не окажется даже воды.

– Завтра утром за штабными придёт машина, приедете со всеми, – сказал младший лейтенант, Джейк кивнул ему в ответ, потянул дверь на себя. Про сионийца он уже забыл, голова была занята другими мыслями, но Балакоев заговорил снова: – Вы если всё‑таки собираетесь здесь ночевать, то просите угол где‑нибудь на первом этаже, поближе к дверям. Мой вам совет. И спать лучше не раздеваясь…

– Спасибо за совет. – Джейк перешагнул порог. Предупреждение не лишне, если вспомнить о развалинах в нескольких метрах от входа.

* * *

Он встал рано, проспав не больше четырёх часов.

Крошечная комнатушка всего с одной кроватью, без окон и со старой дверью на петлях. Когда‑то давно это был угол, где ночевал портье. Лет двадцать гостиница пустовала, снести её не успели, так же, как и многие другие дома на окраине. Сейчас же, когда война прокатилась по этим местам, город, как смертельно раненое животное, уже не мог, хоть и пытался, зализать свои раны.

Только‑только рассвело, и при свете можно было видеть, насколько сильны разрушения. Джейк шёл по улице уже минут десять, но за это время ещё не увидел ни одного целого здания. Сначала это не действовало с такой болью, пока шли кварталы «старого города», но ближе к центру… ближе к центру смотреть на раздавленный, почти мертвый город было невозможно.

Видимо, больше недели прошло с последней бомбёжки, мостовые и тротуары расчищались, куски ещё добротного домашнего хлама уже разволокли. Да и сами развалины уже не горели, лишь в воздухе улавливался запах тлеющего пластика, резины и тряпок. По этому запаху становилось ясно: это только с виду кажется, что всё позади, а на самом деле даже огонь, и тот ушёл вглубь и точит жизнь изнутри. Жизнь? Но где она, эта жизнь? Разве можно здесь, среди этого кошмара, уцелеть хоть кому‑то? Почему же ночью город показался совсем не таким? И дома не казались разгромленными, и дороги – вполне сносные. Трясло, конечно, немного… Но сейчас утром – всюду завалы из битого камня, искорёженное покрытие, разбитый криолит.

Джейк обошёл обломки: прямо через всю улицу рухнул кусок фасада одной из пятиэтажек. Разрушение не было свежим, кто‑то уже протоптал тропинку через завал, срезая путь. Раскрывшееся нутро дома, теперь нежилого, выглядело до жути откровенным. Белели закопченные обои, на одном гвозде висела полка, на которой кто‑то, возможно, хранил свои любимые стереофильмы. С трудом верилось, что по этим комнатам ходили люди, они скрывали свою жизнь за стенами от посторонних глаз, а теперь, вот, стен этих нет больше, как нет и самих жителей дома.

Улицу расчищали люди. Первые люди, встреченные в это утро! В первый момент Джейк обрадовался, даже ускорил шаг, но потом, когда понял, что к чему, остановился. Это были пленные! Пленные ниобиане! Небольшая группа безмолвных, безучастных ко всему, кроме работы, существ, до невозможного грязных.

Работа велась в полной тишине, громыхали лишь лопаты о куски раскрошившейся кладки, поскрипывали тележки. Весь мусор грузился в кузов большой армейской машины. Мотор её был выключен, дверцы раскрыты, а на подножке сидел шофёр с сигаретой в зубах. Конвойных, и одновременно надсмотрщиков, Джейк заметил не сразу. Все они, как и те, кто работал, были в форме одного цвета. Один из них пошёл Джейку навстречу, на ходу поправляя ремень автомата, висевшего на шее.

– Проходите, господин лейтенант. Здесь нельзя останавливаться.

«Да‑да!» – Кивнул головой несколько раз, давая понять, что предупреждение поня‑то, пошёл вперёд, мимо конвоира, а сам всё продолжал смотреть на военнопленных. Силился разглядеть лица, одинаково серые, давно немытые и небритые лица с одинаковыми равнодушно‑тупыми точками глаз. Понял вдруг неожиданно, что ищет знакомых, хоть кого‑нибудь из прежней жизни… Никто не смотрел в его сторону, даже сионийцы потеряли к нему всякий интерес.

Эта работа напоминала муравьиное копошение, копошение замкнувшихся в своём тесном мирке насекомых. Ни сопротивления, ни окриков, ни одного резкого движения, которое могло бы привлечь внимание.

Джейк прошёл мимо. Бесполезно искать! Слишком многое изменилось за последнее время, глупо надеяться на чудо, да и ничего хорошего она не принесёт, эта встреча. Прошёл ещё немного вперёд, свернул на другую улицу. Сейчас он шёл так, как шёл с лейтенантом Балакоевым минувшей ночью. Заблудиться не боялся, хотя город в своей новой ипостаси совсем не походил на тот, прежний, ещё не знавший войны.

До здания ОВИС оставалось чуть больше одного квартала, когда Джейк увидел ещё одну группу военнопленных. Дорогу и тротуар уже расчистили, куски обугленных почерневших деревьев стаскали в кучи. Засыпамли песком воронку, собирая в неё же всякий мусор.

Работа велась споро, не в пример первым: с руганью, угрозами, пинками и зуботычинами. Сами работники казались разношёрстной толпой бродяг и уголовников на принудительных работах, но никак не пленными солдатами. Были некоторые в гражданском, кто‑то один (его Джейк заметил краем глаза) вообще без кителя, только майка… Джейк задержал на нём взгляд чуть дольше – и остановился резко, будто натолкнулся на невидимую преграду.

Барклиф!!! Лейтенант Барклиф!

Джейк узнал этого человека даже в таком виде, в каком он был. О, его‑то Джейк узнал бы любого через сколько хочешь времени. От предвкушения этой встречи (а о том, что она произойдёт, Джейк даже не сомневался) аж мурашки по спине побежали, а на губах появилась невольная улыбка.

Ошибки не было, это был он!

Барклиф не смотрел в сторону Джейка, он не мог даже предположить, кто перед ним, в форме сионийского офицера. А Джейк видел каждую чёрточку лица своего недавнего командира и мысленно сравнивал его с прежним, отмечая перемены. Да, Барклиф сильно изменился! Куда делся тот красивый холёный лейтенант с мстительным прищуром во взгляде холодных изучающих глаз, с брезгливой и насмешливой улыбкой на губах?

– Сволочной народ, эти ниобиане! – сиониец‑конвойный, стоявший к Джейку ближе всего, устроил себе небольшой перекур, задымил сигаретой. – Эти из последних… Кого с боем брали, кого уже по городу отлавливали… Добровольцев среди них нет. Самые опасные. Думают, их война ещё продолжается… К таким, как эти, спиной лучше не поворачиваться. Вон, на днях, двое автомат пытались отобрать, сбежать, наверно, думали… Пристрелить пришлось обоих. – Сиониец говорил об этом просто, без сожаления. Джейк не смотрел в его сторону, он глаз не сводил с грязной, когда‑то белой майки, маячившей среди пятнистой формы и цветастых рубашек.

– А офицеров среди них нет? – спросил Джейк, взглянув на сионийца. Тот курил, делая нервные короткие затяжки, резко отдёргивая руку от лица. Торопился вернуться к своим обязанностям, тем более, там, среди военнопленных, начало завариваться что‑то нехорошее.

– Вам лучше уйти, господин лейтенант. – посоветовал сиониец, швырнув окурок себе за плечо. Перехватил автомат поудобнее и пошёл к своим. А там конвоиры уже сгоняли ниобиан, расставляли их в одну шеренгу, орудуя прикладами автоматов и подгоняя пинками.

Смотреть на всё это было больно. Джейк понимал, что только благодаря странному стечению обстоятельств сам он всё ещё не среди этих людей. Он ходит по краю! По самой его кромочке! Одно неосторожное движение – и всё! Не понятно ещё, где окажешься, а может, и церемониться не будут: пристрелят, как тогда, – и вся недолга!

– Ну, я жду по‑хорошему! Кто кинул мне в спину камень, пусть лучше признается сразу! Или плохо будет всем! – пленных выстроили вдоль дороги, один из сионийцев прохаживался перед ними. Дуло его автомата смотрело в бледное небо. Выстрел мог прозвучать в ответ на любое неосторожное движение или слово, – только руку опусти!

Джейк отвернулся, пошёл туда, куда шёл, ничего перед собой не видя, будто оглушённый увиденным. А из‑за спины доносились отдельные слова команд и ругательства.

…Младший лейтенант Балакоев встретил его как старого знакомого, с улыбкой:

– Что‑то вы рано сегодня. Только полвосьмого…

– Да‑а, решил пройтись, поглядеть на город. Зато не опоздаю… – Джейк был серьёзен: гнетущие впечатления от увиденного оставили на душе осадок. Поэтому, наверное, и разговаривать ни с кем не хотелось сейчас. – Я бы хотел отправить сообщение, здесь где‑нибудь есть компьютер?

– Прямо по коридору, третья дверь справа. На втором этаже. Сразу от лестницы. Это кабинет временного размещения, но майор Крауст сказал, что вы можете его занять, пока не подъедет ваш командир.

– Третья дверь справа. Второй этаж… – повторил Джейк, делая вид, что запоминает, а сам уже прикидывал в уме возможные пути бегства на случай разоблачения. Второй этаж – это нормально, если придётся убегать через окно. Это не десятый…

– А что, майор Крауст уже здесь?

– Да. С семи утра. Ему доложили о вашем приезде. Он хотел встретиться с вами лично, господин лейтенант. Сразу, как вы появитесь, – Балакоев стал серьёзным до деловитости, возможно, подействовал пример Джейка.

– Хорошо, тогда я сначала пойду к нему, – Джейк держался прекрасно. Как настоящий офицер! Он понимал, что строгость и деловой тон уменьшают возможность подозрения, отбивая у окружающих желание задавать вопросы не по делу.

– Обычно он с утра не так загружен. Вы поднимитесь к нему, а я сейчас сообщу о вашем приходе, – лейтенант Балакоев склонился над пультом коммутатора, защёлкал клавишами. – Приёмная майора на десятом этаже… Он примет вас, господин лейтенант, – произнёс через несколько минут, оторвав взгляд от экрана. Офицер Винклер почему‑то не спешил уходить, точно ждал чего‑то или кого‑то, а потом спросил вдруг:

– Я хотел бы допросить одного пленного ниобианина, вы можете это устроить?

– Ниобианина? А что, это так важно?

– Он среди солдат, а я подозреваю, что он офицер. Уж лейтенант, как минимум. Хочу поговорить с ним, как доложу о себе майору Краусту. Заодно получу у него «добро» на этот допрос.

– Ладно. Я могу отдать распоряжение. Тем более, если разрешение вы точно получите.

– Получу! – Джейк упрямо сверкнул глазами. Ради предстоящей встречи с лейтенантом Барклифом он и не такое сумеет сделать. А майору можно наговорить всё, что угодно…

– Хорошо. – Балакоев кивнул головой. – Как я найду вашего ниобианина?

– Отсюда прямо по улице. Всего один квартал. Этот в белой майке. И сапоги у него офицерские. Он там один такой…

* * *

Руки лейтенанта были скованы за спиной наручниками, а сам он, среди этих стен, казался нелепым в такой одежде. Как бродяга на банкете в Императорском Дворце…

Больше минуты они молча рассматривали друг друга: Джейк, – сидя за столом, упираясь подбородком в переплетённые пальцы; и лейтенант Барклиф, – стоя посреди кабинета. Сейчас он был беспомощен в таком положении. И унижен. Хотя и смотрел сверху вниз, подняв упрямый, твёрдый подбородок со знакомой ямочкой.

– Как я погляжу, вам, лейтенант, и без офицерского мундира неплохо. – Джейк не сумел сдержать издёвку, хорошо ещё, что улыбку удалось скрыть.

– Зато тебе, мальчик, сионийские погоны на плечи не давят. – Барклиф мог отвечать лишь презрением, но презрением, по силе не меньшим, чем эта издёвка.

Он был прежним, он остался прежним, несмотря ни на что! Это был всё тот же лейтенант Барклиф. Он даже сейчас чувствовал своё превосходство, как всегда помнил о нём и смотрел на Джейка всё с тем же насмешливым презрительным прищуром глаз.

И Джейк вдруг понял, глядя на своего прежнего командира, что не скажет он ему ничего из того, что хотел сказать, представляя эту встречу. Попросту не сможет сказать. Не сможет он уничтожить его ни морально, ни физически, тем более. И даже думать об этом глупо. Но ни своя, личная слабость тому причиной. Нет! Джейк не чувствовал себя слабее. Ни тогда, ни сейчас. Если б знал свою слабость, ещё тогда бы покорился лейтенанту, признал бы его власть над собой. Но нет! Они были равны друг другу!

Это Барклиф ещё раньше Джейка понял. Может, поэтому и выделял его из всех остальных, хотя бы при помощи своих вечных придирок? И разговор тот завёл, о прошлом своём рассказывать начал. Доверил бы он это кому‑то другому, кроме Джейка Тайлера, своего подчинённого, рядового Джейка Тайлера? Нет!!

– Почему вы не сказали, что вы офицер? – спросил Джейк. Теперь это была уже просто деловая беседа равных во всём людей. – Офицерам обещают лучшие условия…

– Да! – Барклиф усмехнулся. – Знаю! Два шага вперёд – и пуля в затылок…

– А‑а… Теперь понятно, – Джейк хмыкнул, смерив его долгим взглядом с головы до ног.

«Да ЧТО тебе понятно?! Что тебе понятно, щенок?! Мальчишка!!» – готов был закричать Барклиф в ответ. Но сдержался. Было бы ещё перед кем отчитываться! Свой же подчинённый… Да ещё и перебежчик… Дрянь!.. Предатель! Что он может знать о том, что произошло в ту ночь?! Его ведь уже не было в части…

Авианалёт провели под утро, около пяти. Как раз в такое время, когда спали все: солдаты и офицеры в своих казармах, часовые на местах и, видимо, охрана с обслугой противовоздушного комплекса защиты.

Глупая беспечность, ставшая роковой для большинства погибших.

Сирена включилась, когда бомбы уже рвались, казалось, над самой головой. Нет, так просто со сна показалось, и от неожиданности. По‑настоящему самолёты прошли для начала над полигоном, первыми бомбами уничтожили зенитки, а потом взялись за казармы.

Земля дрожала, как в ознобе, от каждого разрыва. Началась паника. Барклиф выскочил одним из первых. Торопился к своим, в свою третью бригаду. Успел лишь натянуть брюки, сапоги на босу ногу и захватил личное оружие. О фуражке даже не вспомнил. Забыл и про китель…

Казарма выдержала прямое попадание, но крыша и потолок провалились внутрь, перекрытие сохранилось лишь кое‑где, ближе к углам.

Трудно было поверить, что при таких разрушениях может выжить хоть кто‑то. Но из тридцати подчинённых способными держать оружие в руках оказалось девять человек. Ещё четверых удалось откопать под завалом уже при свете дня. А сержант Торнтон, видимо, погиб ещё во время первого удара. Живым его никто больше не видел…

…Появлению своего лейтенанта они обрадовались, как дети, заметно приободрились. Но всё было намного хуже, чем показалось на первый взгляд. Из тринадцать не было ни одного совершенно здорового. Надолго ли их хватит, если придётся держать оборону? Да и о какой обороне может идти речь, когда на руках считанное число патронов и не у каждого есть автомат?

Налёт переждали в дальнем северном углу спальни, под прикрытием провисшего потолка, готового обрушиться на головы в любой момент. А потом, пока земля и все, кто выжил в этом аду, приходили в себя и привыкали к звонкой тишине, начали готовиться к бою. Спинками и кроватными сетками загородили проломы в стене, закрыли окна, расчистили место для раненых, подготовили позиции для стрельбы. Но никто из сионийцев, видимо, не думал, что после такой бомбёжки кто‑то мог уцелеть. Развалины в первый же день проверять не стали. И они в напряжении и в полной готовности просидели до ночи. А за стенами что‑то происходило. Слышно было стрельбу. Из своего оружия, из сионийского. Ревела бронетехника. Кричали люди. Кто? Свои или чужие? Не понять! Язык‑то одни…

Сопротивление прекратилось к полудню. Сионийцы полностью заняли часть. О подробностях можно было лишь гадать. А ночью Барклиф решил отправить кого‑нибудь в разведку. Необходимость разведать обстановку, подготовить пути к отступлению позволяла рискнуть парой своих солдат. Но нужны были добровольцы. Самые здоровые, самые рисковые люди.

О том, что можно не вернуться, он не стал им объяснять, это каждый понимал. И всё равно вызвались многие. И Колин – Колин Титроу! – среди них! От него такого порыва Барклиф ожидал меньше всего. Он‑то знал, что если этот солдат и решится на подобное, то никак не ради ближних. Но рядовой просился, просился с удивительной для его натуры горячностью. И Барклиф согласился! Почему? Ведь понял же почти сразу, что это ошибка, большая ошибка, фатальная в их положении.

Но кого тогда отправить? Мокошина? У него выбито плечо. Неру? Ему только и идти в разведку с переломанными рёбрами. Да и другие немногим лучше. В этот раз Титроу больше всех повезло. Почти ни царапинки!

И они ушли! Титроу и Моралис. Смуглый красавчик Моралис. Барклиф знал из личного дела, что он до армии наркоманил, состоял в какой‑то шайке. И в строй попал по той же дорожке, как и многие. Но лучшего варианта при имеющемся раскладе не составить. Или два самых здоровых, но не благонадёжных, или хорошие, проверенные ребята, но с такими травмами, что отправлять их – сущее безумие.

То, что они нарвались на неприятности, ясно стало сразу же, как только открылась стрельба. Барклиф ловил каждый выстрел. Но очень скоро, почти сразу, один автомат замолчал. А другой отстреливался долго, очень долго, одиночными выстрелами. Берёг с таким трудом, поштучно, собранный запас. Все ждали, что вернётся хотя бы один, последний. И даже, когда начало светать, когда остальные уже потеряли надежду, Барклиф весь день и следующую ночь прождал у разлома в стене. Просидел с полупустым пистолетом в руке, но не позволил загородить пролом кроватной сеткой. Ждал. Надеялся.

А потом на следующий день умер Арделли. Он с самого начала был плох. Из‑под обломков его откопали последним. С переломом обеих ног, с внутренними разрывами и повреждением лёгких, он нуждался в срочной операции. А врачи были только у сионийцев.

Остальным, кто был ранен, тоже с каждым часом не делалось лучше. Без медикаментов, даже без элементарных антибиотиков их ждало то же самое. Не было никакой еды, воду собирали из перебитых труб, с риском для жизни пробираясь в умывальник в другой части казармы. Да и патронов тоже почти не осталось. Чего ждать в такой ситуации? Медленной смерти от голода, от ран, от постоянного ожидания. Или сдаться в плен на милость победителей? Насчёт себя Барклиф ни на что не надеялся. Он был офицером. Но рядовым обязаны были оказать помощь. В соответствии с Межпланетным Кодексом. Ведь не звери же они, эти сионийцы.

Случилось то, что случилось. Возможно, его солдаты возненавидели его ещё больше после того шага, но сионийцы никого из них не тронули, по крайней мере, на его глазах. Сам же Барклиф в творящейся неразберихе попал совсем в другую группу, где не было больше знакомых ему лиц, и отправлен без всяких допросов на расчистку города. Там, видно, как посчитали, руки его были нужнее, чем знания и мозги.

Барклиф не пытался скрыть своё звание. Отнюдь! Но теперь этот сволочной мальчишка, неизвестно каким образом очутившийся здесь, да ещё и в шкуре сионийского штабного офицера, пытался намекнуть на отсутствие кителя, на то, что он, лейтенант Императорской Армии, пытался уничтожить следы своего офицерского звания! Гадёныш!

– Почему ты здесь? Ты должен был…

– Гнить в лесу, да? – Джейк перебил его резко, вскинув голову и встретив глаза своего недавнего командира и врага. – В лесу, в шахте на титановом руднике. Так же, как и трое других парней. Да, должен был… Только интересно, кому я должен? И что?

– Нормальные мысли, как раз для предателя. Ты служил Императору, рядовой, если ещё, конечно, помнишь об этом. Служил своему государству, Ниобе, наконец… – Барклиф осёкся, замолчал, чувствуя, что слова о долге перед родиной и патриотизме из уст пленного звучат как‑то фальшиво.

– Вы знали про рудник. С самого начала знали. И чем всё это закончится для нас – тоже знали. – Джейк не мог сидеть, он слишком нервничал, вспоминая пережитое, представляя то, что ждало их, не сложись обстоятельства так, как они сложились. Поднялся из‑за стола, заходил по комнате. Два шага влево, два шага вправо. От стола к стене и обратно.

– Я предупреждал тебя, рядовой…

– Да, я знаю. Я понял это… – Тут Джейк остановился как раз напротив Барклифа. – Но почему именно меня? Да, я понимаю, меня вы ненавидите…

– И сейчас даже больше, чем раньше! – Барклиф смотрел на погоны на плечах Джейка. Его чуть ли не тошнило при виде золотых нашивок. И он не скрывал своего презрения. Презрения, смешанного с крайней брезгливостью, как будто глядел на что‑то отвратительное и мерзкое.

– Это всего лишь форма, лейтенант. И от этой формы зависит, доживёте ли вы до завтра. – Джейк отвернулся, снова сел на место. Теперь он чувствовал, что успокоился, что он в состоянии справиться с собой в этой ситуации.

– О‑о! – Барклиф рассмеялся хрипло надорванным смехом измученного человека, скрывающего своё состояние. – Ты, мальчик, пытаешься напугать меня? Ты – гвардеец?! Маменькин сынок! Разве ты уже научился показывать зубы?

Лицо Джейка при этих словах осталось спокойным, он обдумывал что‑то, а потом неожиданно спросил:

– Что стало со всеми?

– С кем? – Барклиф даже немного опешил. Он ждал чего угодно, но только не этого делового тона уже зрелого, вполне сложившегося человека, а не того двадцатилетнего мальчишки, каким ему помнился рядовой Тайлер.

– Ну, с Крисом, с сержантом Торнтоном! С остальными ребятами.

– Все, кто выжил, сейчас в госпитале для военнопленных. А Торнтон погиб, погиб при бомбёжке. – Барклиф смотрел на Джейка сверху вниз. Тот сидел, опустив голову, скрывая взгляд, смотрел на руки, стиснутые до боли в суставах. Они настолько хорошо понимали друг друга, что Барклиф знал, какой вопрос сейчас хочет, но не может задать Тайлер. – Неру был жив, когда я видел его в последний раз. Был ранен и довольно тяжело, но не смертельно… Он будет жить.