Текст книги "Возвращение домой (СИ)"

Автор книги: Александра Турлякова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 62 страниц)

Дверь за гриффиткой громко хлопнула, Джейк даже вздрогнул, очнувшись. Окинул взглядом комнату, словно видел её впервые: бледные шторочки на больших окнах, какие‑то гобелены по стенам, четыре кровати под яркими одеялами. Взгляд задержался только на очаге, а окончательно остановился на Алмааре, всё также стоявшем посреди комнаты. Тот, проводив женщину взглядом, удручённо вздохнул и вдруг произнёс с нежностью, поразившей всех, кто его слышал:

– Вот это леди! Настоящая леди! И почему в городе такие не живут?

– Наш Алмаар влюбился! – Моретти захохотал насмешливо, но беззлобно. Появление гриффитки разрядило накалённую обстановку, о недавнем разговоре на повышенных тонах все забыли.

– Я бы посоветовал быть поосторожнее. – Дик говорил серьёзно, без тени улыбки, – Гриффиты – народ сложный!

– А что в ней сложного? Такая же, как и все мы! – Алмаар расправил плечи, вскинул голову, даже про руку забыл. Кавалер! Заметно окрылился!

– Ты что, повёлся?! – Дик глазами сверкнул недовольно, – Не время сейчас… Да и старше она тебя лет на двадцать – не меньше… Они только на вид моложе кажутся…

– Возраст – это пустяк! – Алмаар небрежно подбородком дёрнул, – Я же не собираюсь на ней жениться…

– Да и не смог бы, если б даже хотел… Она вдова! Всего второй год!.. Им нельзя сразу… Только через пять лет… – Кордуэлл замолчал, видя, какими глазами они все на него смотрят. Все, кроме Тайлера. Тот сидел с какой‑то ленивой, сонной улыбкой, а глаза, будто, ничего перед собой не видят. Размечтался или вспомнил что‑то приятное.

– Она, что, тебе сейчас про всё это прямо так и сказала? – Алмаар недоверчиво скривился, нахмурил брови. – И про вдовство? И про остальное?

– Ты что?! Зачем говорить? По ней по самой всё видно! Ты видел пояс? Видел рисунок? Там всё на нём… Они же по всякому случаю пояса плетут… А цвета эти? Белый, чёрный, синий! И так всё ясно… Да и сами они, гриффиты, к незнакомым настороженно относятся. Другого бы человека они к нам и не пустили. А вдруг счастье и удачу с собой унесём? – Кордуэлл усмехнулся, посмотрел в стакан, который всё это время держал в обеих руках. – У них же не жизнь – сплошные суеверия!

Они немного помолчали, обдумывая услышанное, Алмаар заговорил первым:

– Вдовушка, значит…

В его голосе было столько от прежнего Алмаара, циничного, жестокого, опасного своей своевольностью, своим нежеланием думать о ком‑то, кроме себя; от Алмаара, особенно хорошо известного Джейку. И он не удержался от приказа, прозвучавшего по‑капитански:

– Я запрещаю вступать в какие бы то ни было отношения с местным населением! Тем более, флирт и прочие ухаживания! Ты подводишь всех…

– Интересно, и чем же? – Алмаар зло прищурился, улыбнулся недобро, показав белые ровные зубы. С такой сволочью просто невозможно справиться! А уж приказ и давление здесь никогда не помогут! А Алмаар продолжил:

– Вот тебе, Тайлер, чем я мешаю? А тебе, Моретти? Или, может быть, вас что‑то смущает? Скажите сразу!

– Да тебе же взбрендило в башку – ты и думать обо всём забыл! Как можно вообще об этом сейчас думать? – Марио выкрикнул с места, – Тоже мне: увидел красавицу – слюни распустил, как малолетка!.. – фыркнул громко, презрительно, – Никогда таких мужиков не понимал…

– Да уж куда тебе? Ты же у нас такой правильный! Цветы сначала даришь. Имя спрашиваешь. Ухаживаешь полгода… Или вы все такие? – Алмаар глянул на каждого из них, ни на ком не задерживая взгляда дольше одной секунды, засмеялся с презрением и насмешкой. – На вас глядеть‑то тошно! Как только что из школы… – Отвернулся и направился к двери, всем видом давая понять: разговор окончен.

– Ты зря на что‑то рассчитываешь! – крикнул ему в спину Кордуэлл, – Заболтает – вообще про всё забудешь! Ночь просидишь, в стенку глядя, – и не вспомнишь, что видел!..

Алмаар вышел, оглушительно грохнув дверью, будто и не слышал ничего, а они переглянулись.

– Сволочь! Кобель чёртов! – Марио вскочил, чуть кувшин с таканой не перевернул, – Почему вы его не остановили? Он же творит всё, что хочет! Никого не слушает!.. Опять неприятности из‑за него…

– Ну и пусть валит! Развлекается! – Кордуэлл усмехнулся с тайным злорадством: уж он‑то лучше их всех знал нравы гриффитов и понимал, что Алмаар вряд ли может на что‑то рассчитывать. Нельзя к гриффитам подходить с человеческими мерками, у них свои порядки. А этот остолоп… Заработает щелчок по носу, так хоть подумает в другой раз. Кавалер чёртов!

– А нам уходить нужно, – продолжил Дик, – собрались уходить – вот и пошли! А этот… Пошёл он к чёрту! Даже автомат свой не взял, идиот!..

– Без оружия его нельзя оставлять. Его или найти нужно перед уходом, или дождаться, пока сам придёт. – Джейк не смотрел на них, наливал себе в этот момент такану из кувшина, но взгляды ребят на себе кожей почувствовал, недовольные, нехорошие взгляды. Они этого мнения не разделяли и не скрывали своего отношения. Джейк продолжил:

– И вообще, плохо будет, если он здесь останется. У гриффитов, на сионийской земле… Наблудится и пойдёт с нами, как миленький, вот увидите! И никуда он не денется! А вот оставлять его не стоит… И насчёт рудника он к утру переболеет…

– Нехорошим чем‑то от всего этого пахнет, – Дик покачал головой с сомнением, – Дождёмся неприятностей на свою голову. И опять из‑за этого гада… Сионийцы уже поняли, что нас упустили, завтра могут и здесь объявиться, и реку могут перекрыть… Куда мы потом?

– Могут, всё могут! – Джейк задумался, забыл даже про стакан в руке. – Но если Алмаар к ним попадёт, нам тоже долго не ходить, сразу всех возьмут, он и запираться не будет… Нельзя оставлять его, нельзя…

…Янис соскочил с самой верхней ступеньки крыльца, остановился, вслушиваясь и вглядываясь. Глаза привыкли к темноте быстро, можно было различить чёрные силуэты домов – даже без света в окнах! – на более светлом фоне мрачного, беспокойного леса.

Осенний свежий ветер непривычно холодил бритое лицо, открытые до локтя руки с закатанными рукавами. Этот же ветер шумел в листьях, шептался совсем близко, где‑то неприятно поскрипывало дерево. И деревенька эта, тихая, нежилая, ещё больше показалась вымершей, совсем безлюдной. Вообще‑то Кордуэлл заикался, что гриффиты ночью стараются не выходить на улицу: боятся духов, ночных демонов или чего‑то там подобного. Чушь какая‑то! Правда, когда такой лес вокруг, куда ни глянь, и не такое ещё померещится, не только про духов вспомнишь…

Серенький, конечно, народец, ничего не скажешь!

Это в наше‑то время – и во всё это верить?!

Он пошёл вперёд, наугад, по улице между двумя рядами одинаковых в темноте домов. Под ногами хлюпало, и он взял чуть правее, ближе к центру, здесь и вправду было посуше, утоптанная, твёрдая земля, которую даже дождь не размочил, хотя такие ливни прокатили.

Гриффитка появилась неожиданно, вышла из какого‑то маленького сарайчика, не имевшего двери. Остановилась, но, узнав одного из гостей, пошла навстречу. «Странная у них манера: даже ночью без света ходить! – Подумал почему‑то Янис. Женщина подошла совсем близко, спросила о чём‑то своим приятным певучим голосом… Приятный у них язык… – И почему они Единого языка не знают? Хотя здесь и без языка всё ясно!»

– Да нет, не заблудился я! Тебя искал! Тебя! – произнёс первое, что в голову пришло – всё равно не понимает. А она улыбнулась, качнув головой, прикрытой капюшоном, улыбнулась тепло, именно такой улыбкой, от которой всё ясно. Так друзьям не улыбаются… Сама, значит, не против… И Янис не стал ждать, шагнул вперед, одним шагом сокращая разделяющее их расстояние. Обхватил левой рукой за талию, прижал к себе плотно, и пожалел о правой руке, слабой, висевшей вдоль тела. Почувствовал, как незнакомка вздрогнула от неожиданности всем телом, словно не этого она совсем ждала, но он уже не мог отступить, убрать руку, сдаться.

Заговорил, понёс какую‑то чепуху, обычную в такой ситуации, что‑то, что само слетало с языка, не задерживаясь в памяти. Что‑то о красоте, о нежности, какие‑то признания, комплименты. Он по опыту знал, что после таких слов сердце любой женщины не выдержит, они все это любят…

Но! Гриффитка вряд ли понимала, о чём так торопливо и сбивчиво шепчет ей этот незнакомый парень, правда, сама ситуация не вызывала сомнений.

Янис только примолк на секунду, переводя дух, и незнакомка наконец‑то отозвалась. Её голос, тихий, убаюкивающий, полился так, что и слова отдельные с непривычки было сложно разобрать. Продолжая говорить, она упёрлась ему руками в грудь, но не давила, не отстранялась, вскинула голову так, что из‑за края капюшона Янис мог видеть лишь подбородок с чуть заметной ямочкой, красиво очерченные губы, произносящие все эти незнакомые, но приятные на слух слова. Эти губы улыбались, но не насмешливо, а как‑то мягко, по‑доброму и почему‑то с сочувствием. Так могла улыбаться лишь мать… Мать, глядящая на своего непутёвого ребёнка, делающего ошибки одна за другой, но не осознающего этого…

И Янис смутился, убрал руку сам, даже отодвинулся немного. Понял неожиданно, что не сможет он ничего, даже на поцелуй не решится никогда. Нет! Этой женщиной можно лишь любоваться со стороны, её можно обожать, ею можно восхищаться, но эти чувства для него останутся лишь чувствами сына. Их никогда не смешаешь с теми простыми, довольно низменными желаниями, ради которых он и выскочил под это ночное сырое небо. И она понимала его состояние, молчала, стояла, не убирая рук, не отворачиваясь, и её взгляд, проникающий в самую душу, будто все эти смятенные мысли улавливал. Но не осуждал, не смеялся, не было в нём и того справедливого гнева, какой обычно испытывает женщина, если её принимают за доступную.

Янис понимал, что ничего, кроме сыновних чувств, к ней не испытывает, только такими глазами он мог смотреть на эту женщину… Мать! А помнит ли он свою настоящую мать?! Ту, которой он обязан своей жизнью!

Нет! И даже не задумывался об этом до этого вот момента, даже не знал, не догадывался, что женщину можно любить вот так… Вспоминались какие‑то смутные чувства, что‑то совсем неоформленное, неясное, от которого только одиночество растёт и сердце щемит больно, тоскливо… А откуда ей, дикарке, ни слова не понимающей, знать об этом? Уметь угадать самое сокровенное, самое дорогое, о чём и сам не догадывался, от себя и от других скрытое?

Как она могла это понять? Понять и смотреть на него такими глазами, таким взглядом, о котором он с малолетства мечтал? Доброта, поддержка, понимание… Как мало иногда человеку надо, чтоб почувствовать себя человеком… Гриффитка сказала что‑то, но явно не прощалась, а позвала за собой, развернулась и пошла куда‑то, пошла быстро, своей лёгкой походкой. И Янис потащился за незнакомкой следом, ничего не понимая, совсем не соображая, даже движений своего тела не контролируя. Как робот, как покорная управляемая машина…

* * *

Какой‑то звук, еле уловимый сквозь сон, разбудил как от толчка. Джейк вскинулся. Задремал! Уснул‑таки! Уснул сидя, привалившись спиной к стенке дощатого сарайчика, самого ближнего к кромке леса. Здесь они решили остаться на ночь, дождаться Алмаара и уходить вместе. Уже светало, и тонкие полоски света пробивались сквозь щели между неплотно подогнанными досками. Утро!

Осторожно, чтобы не брякнуть автоматом ненароком, Джейк передвинулся, встал на колени, прислушиваясь. День только начинался, совсем рядом перекликались дневные птицы, шумела и пела о чём‑то листва. Все эти звуки издавал лес, подступивший к посёлку вплотную. Но и он не мог заглушить людские голоса, голоса гриффитов и знакомую до боли речь на Едином…

– …Сюда! Сюда давай! Быстро‑быстро!.. Не задерживайся!.. Приказ ясен?..

А над всем этим рёв работающего вхолостую мотора. Сионийский вездеход! «Стиктус»! Уж в этом Джейк не мог ошибиться, даже сквозь сон его слышал. Слышал, но не сразу обратил внимание, не понял, что к чему.

Внутри беспокойным зверьком ворохнулся страх, что‑то до животного паническое, страх до ужаса…

Сионийцы! Враги!

Здесь, в этом посёлке, в этом тихом, спокойном мирке, не знающем войны. А они скрываются за тонкой дощатой стенкой. Они так близко от врага. От врага, с которым так боялись столкнуться все эти дни. А враг сам нашёл их, сам пришёл сюда, а они, вот, не успели, ничего опять не успели сделать…

– Влипли, да? – Дик смотрел на Джейка исподлобья, подтянув автомат поближе, сжимал его рукой. Он не ждал объяснений, подробностей – сам всё слышал и сам всё понял. А Моретти, беспокойно шевельнувшись в самом тёмном углу, сказал, ни к кому конкретно не обращаясь, констатируя факт: – Дождались! Дождались на свою голову!

В его голосе промелькнули почти истеричные нотки, и глаза смотрели со страхом, с ожиданием чего‑то ужасного.

– Да не трясись ты! – прикрикнул Кордуэлл. – Уйдём!

– Уйдём! – поддержал его Джейк, решительно тряхнув головой.

Они слышали всё, ловили каждый звук, каждый шорох, но в щели между досками ничего не было видно, рядом теснились дома – со всех трёх сторон, а с четвёртой – лес стеной. Сарайчик стоял на околице. Небольшой, заброшенный, давно никем не используемый. Протекающая крыша, полуоторванная дверь, хлам по углам, и пыль, поднимающаяся клубами при малейшем движении. Частицы пыли плясали в потоках света, просочившегося сквозь щели. В общем, удачное место, с какой стороны ни глянь, но и оставаться надолго здесь было опасно. Зачем дожидаться, пока сионийцы с привычной для них основательностью начнут обыскивать каждый угол этой убогой деревеньки?

Ушли они осторожно и незаметно, прокрались тихо, а дух перевели лишь в лесу. В лесу! Как они устали от него, и даже отдохнуть им не дали, даже здесь нашли, нашли и чуть голыми руками не взяли…

Джейк положил у дерева рюкзак и автомат Алмаара, которые всю дорогу нёс сам. Моретти глянул осуждающе, прошептал:

– А этот спит ещё… наверное!

Им было ясно, кого он имеет в виду. Алмаара! Этого вечно непутёвого типа, оставшегося там, в деревне. Один он против сионийских солдат, один и даже без оружия.

– Нежится с той красавицей! – добавил Моретти, а Кордуэлл зло сплюнул себе под ноги.

– Спорим, никто из вас не хотел бы оказаться на его месте… сейчас? – Они оба нахмурились, словно не могли понять, к чему клонит Джейк, а когда поняли, загомонили разом:

– Ты что, хочешь, вернуться? Ложить голову за этого гада?! – Моретти зябко передёрнул плечами, – Никогда! Я – против! Мы и так ждали его всю ночь, если бы не он, мы бы уже далеко были, за рекой, на своей земле!

– Мне кажется, мы только время зря потеряем, – Кордуэлл глянул на Джейка. – Его уже сцапали. Наверняка! А значит, и нас скоро будут ловить! Он же всё расскажет, всё, чуть прижмут, только жизнь пообещают – всё выложит! Как миленький!

– Он, конечно, порядочная сволочь, – согласился Джейк, глядя себе под ноги, даже головы не подняв, но не слушать его было невозможно. Неожиданно он стал таким, каким его никто представить не мог. Тихий, спокойный парень, никогда своего мнения на происходящее вслух не объявлявший, неприметный на первый взгляд, вечно погружённый в свои мысли, сейчас вдруг сделал то, чего от него никто никогда не ожидал, – он упёрся! Он готов был идти против мнения остальных ребят. Идти против рассудка, против того, как домлжно поступать в этой ситуации: спасаться, жертвуя одним, тем более, не самым лучшим в их команде, да и что там говорить – самым непутёвым, всем мешающим… И Кордуэлл и Моретти поняли, что отговаривать этого упрямца – бесполезное дело! – Но будет подло, если мы даже не попытаемся, ему помочь, – продолжал Джейк. Он стоял, заложив большие пальцы обеих рук за пояс, и покачивался с пяток на носочки совершенно беззвучно – ни веточки под каблуками не хрустнуло! Как же он был похож сейчас на Алмаара своим упрямством, этой жаждой риска, необдуманного и ненужного риска. Но это было не желание доказать кому‑то что‑то, нет, им двигали совсем другие чувства.

– Ведь он ниобианин, такой же, как и мы все. – Джейк медленно поднял голову, наконец‑то глянул на ребят.

– Дело твоё, капитан! – Дик пожал плечами, даже попытался улыбнуться и пошутить. – Ты за главного! Предлагай план. Что делать нам?

– Ждать нас здесь, на этом месте! – ответил Джейк. Он смотрел на Кордуэлла, но взгляд его был каким‑то отстранённым, он был уже там, в деревне, он мысленно уже переживал то, что только собирался делать.

– Полчаса! Ждёте только полчаса. Если мы к тому времени не вернёмся, уходимте к реке… Только днём не переходите. Спускайтесь по течению вниз, пока не стемнеет. Всё лишнее, и аптечки – тоже нужно будет утопить. Лучше всего – днём, если получится подобраться к воде… Чтоб зря эту тяжесть не тащить и не «светиться»… И карту! – Джейк протянул сложенную карту Кордуэллу. – Её утопи обязательно. Лучше всего сразу… Просто кинь с берега, как можно дальше… Если на кого нарвётесь, то лучше будет, если без неё… и без аптечек…

– Ты что, собираешься один идти?! – Марио подался вперёд, ловя взгляд Джейка. – Это же самоубийство!!

– Дик, засекай время! – Джейк отвернулся, опять посмотрел на Кордуэлла. Тот растерянно сглотнул, шевельнул губами, словно тоже хотел что‑то сказать, но Джейк вскинул руку, жестом давая понять один лишь приказ: «Тихо! Молчи!»

– Зря он! Зря!! – Моретти шептал в отчаянии всего одно слово. – Зря! Зря!

– Если они вернутся оба, я пристрелю Алмаара, лично пристрелю, – Дик скрипнул зубами, провожая Тайлера взглядом до тех пор, пока мог различить его среди серого утреннего леса, только‑только приобретающего свои привычные краски. А потом глянул на часы на запястье, покачал головой и пробурчал себе под нос: – Полчаса на всё про всё… Не уложится…

…Той ночью они прошли по посёлку через всю центральную улицу, самую широкую, по обеим сторонам которой стояли дома гриффитов. Этого, конечно, мало, чтобы полностью представить план посёлка, но Джейк не ошибся, обойдя ещё по лесу весь посёлок с востока. Он не знал, где искать Алмаара, в каком тот доме ночевал, и это усложняло задачу.

Прячась за деревом, Джейк мог видеть немногое, поэтому пришлось продвинуться дальше. Два‑три прыжка по открытому месту, и он упал на землю у высокого забора из лиан. Да! Вот он и вездеход. Большая гусеничная машина с распахнутыми люками, равнодушный солдатик с автоматом в руках прохаживался туда‑сюда и всё таращился куда‑то в сторону. Что он там такое видел, Джейк никак не мог понять, пока не переполз чуть дальше, под дерево, росшее на стыке между стеной дома и забором. Под прикрытием дерева Джейк поднялся во весь рост и вот теперь смог увидеть всё.

Кучка гриффитов, напуганных и удивлённых, человек тридцать, не больше. Они стояли, сбившись, толпой, у крыльца одного из домов. Стояли молча, ни голосов, ни криков, даже не шептались. А перед ними, будто красуясь, ходил какой‑то военный. Офицер! Отсюда можно было даже заметить нашивку на рукаве защитного комбинезона. Да и походка, с заложенными за спину руками. Так все офицеры ведут себя, в любой армии: и в сионийской, и в ниобианской. С достоинством, даже с высокомерной надменностью вздёрнутый подбородок, и взгляд, глядящий поверх голов, не замечающий этой растерянной кучки поселян, явно не понимающих своей вины.

Все дома гриффитов смотрели дверями на центральную улицу. Сейчас некоторые из них были распахнуты, видимо, это жильё уже прошло досмотр и, судя по всему, довольно тщательный. Какое‑то тряпьё валялось на крыльце и на земле. Другие дома находились в стадии осмотра. Солдаты, разбившиеся на тройки, с пинками вламывались внутрь, действовали бесцеремонно и нагло, и – что главное! – совсем не ожидали сопротивления.

Ещё одни офицер руководил обыском и лично сам осматривал каждый дом после своих солдат. Он стоял на крыльце, расставив ноги, уперев руки в боки, курил и, глядя сверху, кричал что‑то солдатам. Джейк слышал лишь отдельные слова:

– Быстрее!.. Ребята!.. Эй, там!.. Церемонии?! К чёрту!..

Иногда сиониец замолкал и обращался ко второму офицеру, и тогда они оба вместе весело хохотали, не замечая настоящих хозяев обыскиваемых домов.

Всё проходило довольно легко и весело, и совсем не опасно. Джейк даже подумал с надеждой: «А может, он всё‑таки успел убраться?..»

Но рано, рано он понадеялся на такое везение.

Упирающегося Яниса, уже успевшего оказать сопротивление, судя по рассвирепевшим солдатам, выволокли на улицу и прямо с порога швырнули вниз с крыльца. Упал он на колено и на левую руку, но поднялся сразу, затоптался на месте, глядя по сторонам. Нелепый какой‑то, но не напуганный, это Джейк сразу заметил. Значит, знал, и прятался до последнего. Следом, растолкав солдат, выскочила из дома уже знакомая Джейку гриффитка. Она кинулась к Алмаару, но её вовремя оттащили, втолкнули гриффитам в толпу. А Алмаара уже обступили со всех сторон солдаты, и даже офицер сбежал вниз со ступенек, крикнул на ходу:

– Обыскать! Обыскать военнопленного!

Веселье и беспечность пропали разом! Стоило только ниобианину появиться там, где его никто не ожидал увидеть, и всё изменилось неузнаваемо. Насторожились солдаты, заозирались, закрутили головами, ощутив странное неудобство на открытом месте среди этих необычных домов с тёмными окнами, среди этого чудномго народа, ни слова на Едином не понимающего.

И офицер, руководивший осмотром деревни, закричал отрывисто и резко:

– Осмотреть каждый дом! Каждый угол! Быстро!.. Двое – со мной!

Секунда – и солдаты помчались выполнять приказ: загрохотали сапоги по ступеням, жалобно заскрипели двери, распахиваемые ударами сапог. Тихо, без криков, без смеха, отработанным до автоматизма приёмом – один врывался первым, остальные двое прикрывают. И так каждый дом.

Двое других солдат под присмотром офицера обыскивали Алмаара, облапали до самых ботинок, но нашли только кинжал и зажигалку. Зажигалку крутили долго, перетягивали друг у друга до тех пор, пока её не забрал себе офицер, прикрикнув на них сердито.

– Кто такой? Где оружие? – обратился он уже к Янису. Тот стоял, глядя куда‑то в сторону, а потом медленно перевёл глаза на сионийца и моргнул несколько раз, нахмурившись, всем видом давая понять, что не понял вопроса. – Из диверсионной группы, да? – продолжал тот, повышая тон голоса с каждым словом. – Остальные где? Где все?

Алмаар молчал, стоял, сунув руки в карманы, и поглядывал на офицера исподлобья. Он ничего не мог сказать, так как ничего не знал, откуда ему было знать, куда делись остальные. А может, и не хотел говорить, просто тянул время и играл на нервах.

– Отвечай, когда спрашивают! – Один из солдат ткнул Алмаара кулаком под рёбра, недовольный тем, что приказ их командира остался без внимания.

– Пошёл к чёрту! – Янис вскинул голову, даже не поморщился, словно и не заметил этого болезненного тычка. Он совсем не был похож на застигнутого врасплох. Ни страха, ни удивления. Это от своего места даже Джейк видел. Видели и сионийцы. Это офицера и рассердило:

– Отказываешься говорить? – процедил он сквозь зубы. – Ничего! Ты у меня ещё заговоришь! Сам всё расскажешь! Только время дай…

Алмаар рассмеялся в ответ, с издёвкой, прямо в лицо.

Джейк стоял, не шевелясь, смотрел, не моргая, боялся хоть что‑то пропустить из проводимого на скорую руку допроса.

Алмаар был таким, каким он бывал всегда, когда на него пытались давить: наглым до развязности, самоуверенным и предельно спокойным. Именно таким, каким он особенно раздражал капитана Дюпрейна, просто выводил его из себя.

Допрос закончился так, как и должен был закончиться: доброй затрещиной от офицера и приказом:

– К машине! И глаз не спускать!

Алмаара потащили к вездеходу, и Джейк понял: пора действовать. Лесом он обошёл посёлок, подобрался с другой стороны, осторожненько прыжком перебежал от деревьев до угла дома, выглянул: вездеход стоял как раз напротив, носом к крыльцу. Большая приземистая машина, зелёная с коричневыми пятнами. Грязные гусеницы с комьями свежей грязи, прилипшие к броне листья. Хорошая техника!

А рядышком взад‑вперёд ходил часовой с автоматом в руках. Он глаз не сводил с пленного, с Алмаара, поэтому Джейк сумел следующим прыжком добраться от дальнего угла дома до вездехода, и затаиться у гусеницы. Сидел, сгорбившись, упираясь коленом во влажную землю, прижав к щеке леденящий кожу ствол автомата. Краем глаза следил за прохаживающимся в паре метров сионийцем, слушал звук его шагов и для чего‑то считал удары сердца.

Бух! Бух! Громко, очень громко! Неужели их никто больше не слышит? Ни этот солдатик, с которым нужно было что‑то сделать! Ни Алмаар!

Как всё‑таки хорошо, что они подогнали «Стиктус» к дому, а не оставили в центре улицы, где к нему никак не подберёшься по открытому месту.

И часовой всего один.

И сами они, и тот офицер, – все теперь там, по домам шарят. Может, и заметят не сразу… Будет время уйти…

Не сводя глаз с сионийца, Джейк тихонечко положил автомат на землю, потянулся за кинжалом, но достать его не успел: часовой остановился, засмотрелся на что‑то – и Джейк воспользовался моментом, не стал ждать. Выпрямившись, одним рывком преодолел эти два метра, обхватил сионийца сзади рукой за горло и, не давая возможности крикнуть, позвать на помощь, предупредить, зажал другой рот.

– Тихо, не дёргайся… – шепнул на ухо и потащил брыкающегося парня назад, за вездеход. Сиониец силился вдохнуть, схватить хоть глоток воздуха, судорожно вцепился пальцами в руку, но через несколько секунд эта хватка ослабла, руки упали вдоль тела. Отключился!

Джейк осторожно прислонил обмякшее осевшее тело к гусенице вездехода, снял с шеи часового автомат, выпрямился, и тут заметил Алмаара. Тот смотрел, выглядывая из‑за откинутой крышки люка. Шепнул без тени удивления во взгляде:

– Ключ!

Ключ от наручников Джейк нашёл почти сразу, в нагрудном кармане, вытащил и без предупреждения кинул Алмаару через вездеход. Янис был пристёгнут за руку к скобе, справился с замком быстро, видимо, имел в таких делах богатый опыт.

– Теперь куда? – спросил, глядя в лицо со спокойной, без страха и удивления, ухмылкой, только глазами сверкнул так, будто всё вокруг – захватывающая и интересная игра.

– Вперёд – и быстро! – Джейк впихнул ему в руки трофейный автомат и пошёл первым. Алмаар ни о чём не спрашивал, сам ничего не говорил, но – главное – не отставал.

Бегом! Бегом! Мимо дома, к деревьям, а потом – по лесу!

Всё мелькало перед глазами. Ветки били по лицу, цеплялись за одежду. Роса, пыльца, семена. Какие‑то птицы и прочая мелочь прыскали из‑под ног.

Широкая и глубокая канава! Гриффиты для чего‑то обкопали свой посёлок вокруг на определённом расстоянии. Опять, наверное, какие‑то суеверия…

Джейк на бегу одним прыжком перепрыгнул через канаву, пробежал ещё несколько метров. Алмаар отстал заметно, и Джейк остановился, обернулся, шагом пошёл назад.

– Чёрт! Чёрт! Чёрт! – Алмаар сидел на дне канавы, ругался сквозь зубы зло.

– Руку… Давай руку! – Джейк опустился на корточки у самого края, протянул Янису раскрытую ладонь. Тот чертыхался себе под нос и даже не глядел на Джейка, попытался подняться сам, привстал, ухватившись рукой за край, но тут же снова осел, зашипел, втягивая воздух сквозь стиснутые зубы, и теперь только взглянул на Джейка:

– Нога… Чёрт!.. Чёрт!.. – С силой треснул кулаком по отвесной стенке; костяшки пальцев без боли месили раскисшую грязь. А ему хотелось сделать себе больно, наказать себя болью за свои ошибки, за собственную глупость. Опять! Опять одни только неприятности! И ладно бы один, – заварил сам и расхлебал бы всё сам – так нет же! Тайлер этот рядом! Зачем он вернулся?

– Давай руку!.. Помогу!..

– Отвали! – Алмаар глянул чуть ли не с ненавистью, но, встретив недоумение во взгляде Джейка, добавил: – Один иди!.. Давай‑давай, двигай!.. Я здесь останусь… Уходи!

– Слушай, ты, какого чёрта?! – Джейк и сам разозлился, повысил голос.

…Да, такой один не уйдёт, не привык бросать дело, сделанным наполовину. Упрямцы, в этом они друг друга стоили, несколько секунд, долгих, как часы, секунд, они сидели и, не мигая, смотрели друг другу в глаза.

– Какого чёрта, Тайлер?! – Янис заговорил первым. Таким Джейка он ещё ни разу не видел. Где тот наивный простачок, над которым он потешался в камере карцера? Гвардеец! Вот он, настоящий гвардеец!

Джейк заговорить не успел, только губы разомкнул, вдохнул в лёгкие воздуха, и в этот момент за спиной громко щёлкнул предохранитель автомата. Джейк даже не успел ни о чём подумать, просто обернулся на звук, не вставая. Дуло автомата смотрело в лицо, а руки, сжимающие оружие, не дрожали. Сиониец стоял всего в нескольких метрах, смотрел, зло сощурив глаза и поджав губы. «Проворонил! Как же он подобрался так близко? Так незаметно? Проклятье!!! Ведь они и лес вокруг прочёсывают!.. Дурак!! Какой дурак!.. Ребята бы хоть уйти успели…»

Ну и что теперь?

– Оружие на землю! – первый приказ сиониец прошептал чуть слышно, но, кашлянув, громко крикнул: – На землю, я сказал!!!

В этом крике был не только расчет на испуг, где‑то близко находились другие сионийцы, он громким приказом старался привлечь их внимание.

– А ты, там, сюда автомат давай. Мне под ноги! – Чуть дёрнул стволом снизу вверх, переведя его на Алмаара. – Ну, шевелись!

Тот повиновался, кинул автомат вперёд, так, что и руками не дотянуться. Всё, отвоевался, вояка!

Джейк усмехнулся про себя, угадав расчет Алмаара. «Он отвлекает внимание на себя, уверен, что я что‑нибудь придумаю. Вот только что?»

Мысли неслись галопом, не мысли даже, а анализы собственных ощущений. Затекла шея – тяжко всё‑таки смотреть снизу вверх; рука заныла так не кстати: автомат полный, тяжёлый, сволочь; и ноги затекли. Вот ведь чёрт!

– А ты чё, уснул?! Автомат на землю, кому сказано! – Бешенные глаза, оскаленные зубы, удивительно бледное лицо, совсем без загара. Только‑только с Сионы, наверное. У них там даже летом солнце не греет, не жалует их теплом Саяна.

«И молодой ведь ещё совсем!» – Джейк подумал с сожалением, он уже знал, что будет делать дальше, каждое своё последующее движение представил, смерил расстояние до этого парня, всё должно получиться как надо… Сейчас вот – автомат вперёд, неторопясь, медленно, чтоб видел и не нервничал, не пальнул, не дай Бог, а левой рукой в это время – кинжал из ножен на щиколотке. На себя и снизу вверх – тем же продолжающимся движением, коротким, но сильным броском. Получится! Должно получиться! Он и стоит как раз напротив, должно достать, главное – быстро! Внезапно!

Пальцы уже коснулись кинжала, а Джейк спокойного взгляда с лица сионийца не отводил, и тут за спиной чей‑то совершенно другой голос приказал:

– Руки! Руки подымай!

Алмаар захлебнулся воздухом, слышно было, как он шумно вздохнул и больше не выдохнул, словно и не стало его рядом. Сразу понял: с двоими даже Тайлеру не справиться, чтоб без крика, без стрельбы…