Текст книги "Непознанный мир (цикл повестей) (СИ)"
Автор книги: Клетчатая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 70 страниц)
Он резко встал, отпустив насмерть перепуганного офицера, задев спиной повисшего на его могучих плечах Мастера, и, хмуро усевшись на землю, перевёл дух.
– Простите меня, – вдруг произнёс он, посмотрев на товарищей, которые теперь опасались близко к нему подходить. – Вы не знали, что, несмотря на то, что он такой мстительный и жестокий, я всё равно предан ему и люблю его, и хочу вернуться назад, но лишь тогда, когда помогу вам в осуществлении нашей общей мечты – возвращения драконов в наш мир… Но вот сможет ли он признать во мне теперь прежнего Уоллфрида, ведь я так изменился – и внешне, и, наверное, внутренне. Я ведь слишком сильно его люблю, чтобы уйти от него навсегда. И поэтому я должен вернуться к нему как можно скорее. Долг слуги требует от меня этого, ведь если я предам его, то предам и себя, если уже это не сделал, решив пойти с вами. Лишь Великий Фреммор знает ответ на этот вопрос. – Он встал и подошёл к оробевшим товарищам, которые слегка подались назад при его приближении. – Нет-нет, не бойтесь меня. Я переборщил со своим новым состоянием, знаю. Но вы помогли мне поверить в себя и в свои силы, спасибо вам за это. Теперь я понял, что являюсь только лишней обузой для вас, и до сих пор ничем вам не помог…
Он печально вздохнул, опустив голову.
– Не говори так, Уоллфрид, – приблизился к нему Мастер. – Ты спас нам жизни, и даже не один раз. Ты избавил нас от войска Лайтенвуда, обведя его вокруг пальца. И если бы не ты, мы бы все погибли. Ты не испугался Фреммора, перед которым трепетал всю свою жизнь. И ты поступил как настоящий герой, Уоллфрид, спасая нас от верной гибели. Мы дважды обязаны тебе своей жизнью, и это не просто слова. Ты многое сделал для нас, сумев приблизить к разгадке древней легенды, рассказав нам о Фремморе, а значит, приблизив и к Склону Мира. И я, по правде сказать, не придавал особого значения эпизодам про Фреммора в этой легенде, считая их даже не второстепенными, а вообще лишними, побочными и не несущими в себе не только разгадку, но даже хоть какой-нибудь смысл, и считал его выдуманным персонажем, который служит лишь для украшения и без того прекрасной легенды. Но теперь я осознаю свою ошибку, Уоллфрид, и понимаю, насколько важную роль играет Фреммор в легенде. Ключевую роль. Я это понял, когда размышлял об этом ночью в лесу Сандерленда. Связь Фреммора со Склоном Мира самая что ни на есть непосредственная, вот почему я принял решение последовать за ним, руководствуясь строками из легенды. Мы все стали теперь её частью, а ты, Уоллфрид, направил нас на эту дорогу, оберегая и защищая нас на нашем нелёгком пути. Так и должен поступать настоящий друг и союзник. И в этом отношении ты вполне заслуженно можешь поставить себя наравне с твоим Фреммором. Мы рады за тебя, и большое спасибо тебе за всё, Уоллфрид Бергмор из Вейсголлвилда.
– И если ты настолько верен своему слову, Уоллфрид, – с улыбкой добавил Квин, которого настолько поразила речь дворецкого, что он сразу забыл о нанесённой себе обиде, решив, что был справедливо наказан за свой длинный язык. – Возвращайся домой, в замок, к своим корням. А я могу лишь повторить слова Мастера: ты более чем помог нам в нашей миссии. И можешь быть абсолютно уверен в том, что наше общее желание исполнится, и драконы вновь станут неотъемлемой частью нашей жизни. А твой долг сейчас – это вернуться в свой родной мир. Свой долг перед нами ты уже исполнил. И я тоже говорю тебе спасибо за всё, что ты сделал для нас. Будь счастлив. Мы обязательно отыщем тебя, когда выполним наше обещание вернуть миру драконов. И уж потом будем вместе всегда, даже если не найдём Склона Мира.
Растерянный и растроганный, Уоллфрид не знал, что им всем ответить. Благородство товарищей поразило его, затмив благородство даже лорда Лайтенвуда, свидетелем коего он, Уоллфрид, не раз являлся. И хотя в глубине души Уоллфрид рвался к осуществлению их общей мечты, теперь он как никогда сильно почувствовал, что пора назад.
Он взглянул на Мастера и Квина, ожидающих его решения, и понял, что не может расстаться с ними. Как же ему быть? Он теперь молодой и сильный, а значит, от него будет гораздо больше пользы, чем раньше. Он сможет защитить их от многих невзгод в будущем и уверенно противостоять их общим врагам, ведь по мере приближения к зоне отчуждения опасность будет угрожать его товарищам всё явственнее, и вдвоём они могут не справиться, тем более что он, Уоллфрид, теперь моложе их и ловчее. С другой стороны, оставшись с ними, он окончательно порвёт на части весь свой внутренний мир, поскольку в душе его теперь как никогда сильна была тоска по утраченной прежней жизни: родному дому, в котором он пустил свои корни уже настолько глубоко, что вырвать их можно было только вместе с жизнью; и тому, с кем он невольно расстался, но дал клятву самому себе вернуться к нему. И меньше всего на свете желал бы, чтобы его хозяин стал его врагом.
Нет, необходимо всё ему рассказать, рассказать всю правду, чтобы милорд понял, что он, Уоллфрид, не предал его, сбежав из замка, а главное – убедить в том, что те, с кем он улетел на драконе, не отступники, жаждущие освободить драконов в корыстных целях, – например, для устрашения с их помощью властей Англии с целью отмены моратория, – а те, кто хочет доказать всему миру, что на самом деле драконы и люди – это одно целое, как взаимодействующая система, ведущая к развитию и процветанию всего мира, и что драконы – вовсе не враги, а их ссылка – это чудовищная ошибка всего человечества, и поэтому святая цель каждого человека – исправить её, пока не стало слишком поздно и драконы не перестали окончательно доверять людям. Ведь через каких-нибудь триста лет сменится их поколение, и тогда драконы станут действительно опасны. Древний ген окончательно проснётся и будет диктовать драконам свои правила поведения, заставив смотреть на людей исключительно как на еду, а не как на товарищей по службе. И пока ещё не поздно что-то исправить…
Поразмыслив, Уоллфрид принял решение.
– Я возвращаюсь, – сказал он. – Вы правы, друзья. Это будет для меня более чем верное решение. Быть может, если я вернусь, милорд успокоится и не будет больше думать о драконах, а значит, оставит в покое и вас, и тогда вы сможете спокойно продолжать свои поиски. Я буду нужнее вам там, чем здесь. И, конечно же, постараюсь сделать всё возможное для того, чтобы уберечь вас от новых бед со стороны английской аристократии и моего милорда в частности. Я сделаю всё, что в моих силах, друзья.
– Ты… прости нас, Уоллфрид, за это, если можешь… – начал было Мастер, но дворецкий не дал ему договорить.
– Нет, Мастер, вы ни в чём не виноваты. Вы направили меня на верный путь и не ошиблись. Я верю в то, что мы обязательно встретимся когда-нибудь, уверен в этом. Желаю вам всем счастья и удачи, но вот не знаю теперь, как мне с вами расстаться, чтобы расставание это не получилось чересчур долгим.
Мастер улыбнулся в ответ и, приставив пальцы к губам, оглушительно свистнул.
В вышине небес послышался громовой рёв, и большая тень легла на землю. Смерк, всё это время отсутствовавший (он улетал на охоту в воздухе), теперь с грохотом, от которого задрожала земля, приземлился на берегу и лёг на песок. Мастер накинул и закрепил на нём седло, и взнуздал дракона. Затем вместе с Квином подошёл к Уоллфриду.
– Смерк отвезёт тебя домой, – сказал он, обняв дворецкого на прощанье. Квин обнял Уоллфрида вслед за Мастером, неожиданно заплакав. – Я надеюсь на скорую встречу с тобою, дворецкий. И ещё раз спасибо тебе за неоценимую помощь нам.
Уоллфрид заплакал от предчувствия близкого расставания, но вместе с тем и радости от скорой встречи с родным очагом.
– Прощай, Мастер, я никогда не забуду тебя и Квина, – всхлипывая, произнёс он, приобняв Мастера за плечи.
– И мы тебя не забудем, – сказал Квин, прислонив свою руку к его обнажённой груди. – Уоллфрид, твой лев на клейме стал драконом, взгляни.
Уоллфрид бросил взгляд на клеймо, но удивления не испытал и спокойно ответил:
– Так и должно быть, Квин. Это означает, что Великий Фреммор поможет вам освободить драконов, ведь он – их защитник и покровитель. И то, что оно горело тогда, когда я спал в лесу, означало именно это. Льва победил Дракон. Я ещё в замке предчувствовал это и сказал тогда себе, что драконы вернутся. Лев на клейме появился тогда, когда изгнали драконов и ввели на них мораторий. Вот и пришлось заменить его львом. Изображение дракона попросту выжгли и переклеймили всех слуг замка, а теперь подлинный знак клейма проступил вновь, через льва, подмяв его под себя. Драконы вернутся, обязательно вернутся, и обновление клейма Верности – первый признак этого, некое предзнаменование. Вот почему я абсолютно уверен в том, что вы сделаете то, о чём мечтают все народы Земли. Вы, только вы освободите их – больше никто не сможет это сделать. И ещё одно: я знал, что Блэкморт изображался в книгах верхом на жёлтом леопарде. Мастер, – взглянул на него Уоллфрид, – тебе неспроста было дано прозвище «Рыцарь жёлтого Леопарда». Не знаю, как об этом догадались те, кто дал его тебе, но, наверное, они тоже хорошо знали легенду о Склоне Мира, придя к сему выводу тем же путём, что и я. Нет, ты не Блэкморт, конечно же, но ты – его потомок… Не пугайся, – попытался успокоить он Мастера, который глядел на дворецкого круглыми от ужаса глазами. – Великий Фреммор тебя не тронет теперь, – я ведь тогда понял, почему он погнался за нами в лесу. Вероятно, он чувствует родство между людьми, даже если их разделяет насколько поколений, и тогда, вероятно, узнал в тебе его часть. Но в тот раз всё обошлось, а здесь, у Серебряного озера, когда началась битва, я опасался, что если Великому Фреммору не удастся победить Чёрного слугу, он уничтожит тебя, Мастер, так как его притягивают кровные узы, которые вне временных рамок. Он мог бы убить тебя вместо Блэкморта, и всё равно отомстил бы, оставив таким образом брата-призрака в покое. Но я вовремя помешал этому, заставив Великого Фреммора сконцентрироваться не на вас, а на нём. И если б вы побежали тогда за мной к озеру, – кто знает, что бы было? Наверное, он бы убил вас всех, почувствовав твоё присутствие, Мастер, в своих добродетелях, находящихся в озере. Твоя энергетика гораздо сильнее энергетики призрака Блэкморта, потому что ты – живой человек, и Великий Фреммор уничтожил бы тебя (и нас заодно) своим белым пламенем. Именно тогда я всё это понял и помог вам. Но я не считаю свой поступок за подвиг. Просто вы стали моими друзьями, а значит, я за вас в ответе.
Он умолк. Прощание получилось долгим. Ещё какое-то время все трое глядели друг другу в глаза и никак не могли оторвать взгляда. Наконец Мастер произнёс:
– Ты необыкновенный человек, Уоллфрид. Мы гордимся тобой. И никогда тебя не забудем, если нам не суждено будет больше встретиться.
Они помолчали.
– Ну что ж, – со вздохом сказал Уоллфрид. – Пора лететь. – Он с лёгкостью запрыгнул в седло и, взяв поводья, неуверенно произнёс: – А… Смерк сможет вернуться назад к вам? Ведь уже сумерки…
– Конечно, не беспокойся за него, Уоллфрид, – ответил ему Мастер. – Смерк вернётся. Только набери высоту побольше, чтобы с земли тебя не заметили.
– Прощай, Уоллфрид… Нет, до скорой встречи, – запричитал Квин. – Мы будем помнить о тебе всегда, нет… каждую минуту, ведь такого верного и преданного друга…
Его речь неожиданно прервал громкий рокот, нарастающий с каждой секундой. Мастер, уже готовый рассмеяться столь забавному выражению лица Квина, с которым он говорил эти слова, встревоженно поднял вверх голову, а в следующий момент рванулся к Смерку. Этот рокот всем троим был более чем знаком.
– Нет, только не это! – в отчаянии завопил Квин.
Небеса покрылись чёрными тенями от громадных летучих механизмов лорда Лайтенвуда. Но на этот раз их было несоизмеримо больше. Не шесть, не двадцать, а… сотня! И каждая из этих машин была начинена отборным порохом, заряженным в специальные сосуды внутри каждого из механических драконов. Кроме того, в каждой такой машине сидело по пять лучников и копьеметателей с уже знакомыми читателю огненными копьями, заряженными в пасти драконов.
– Скорее, в седло! – крикнул Мастер. – Нужно улетать отсюда!
Но было уже поздно: Смерк был слишком приметен, и крылатые механизмы пошли на снижение. Мастеру и остальным оставалось только обречённо смотреть на то, как механические драконы с чудовищным шумом снижаются над ними, и уже первые из них с грохотом приземлились совсем неподалёку. В два счёта они, беспомощные, оказались окружены со всех сторон.
Смерк бешено взревел, и тут же был пригвождён к земле огромной стальной сетью, выпущенной из брюха одной из машин.
Друзей прижало к седлу дракона, однако сеть, рассчитанная на крупную цель, была соответственно в крупную клетку, и им удалось выбраться. Но первые солдаты, с ног до головы закованные в доспехи и с рогами на шлемах, уже бежали к ним, и в два счёта сбросили всех троих копьями со спины дракона.
– СМЕРК!!! – что есть силы закричал Мастер, когда сильные руки в стальных перчатках связывали его и товарищей толстыми верёвками, до боли затягивая узлы.
Их повалили на землю, и сопротивляться было уже бесполезно. Им завязали рты, полностью обездвижив. Смерк бился и ревел, пригвождённый к земле: края сети острыми кольями прочно засели в песке, и, видимо, намертво. По всему было видно, что эта сеть создавалась специально для поимки дракона.
Механические драконы заполнили собою всю местность, придавив своей тяжестью высокую траву. Из них один за другим выскакивали воины Лайтенвуда и обступали беспомощного теперь Смерка, который пытался спалить сеть огнём, но, конечно же, безрезультатно.
Видя, что дракон обессилел и уже почти не сопротивляется, слабыми толчками спины пытаясь освободиться, солдаты стали тыкать его копьями и взбираться по сети на его спину, шею и даже голову. Смерк из последних сил истерически завизжал.
Мастер рванулся и замычал, силясь плечами разорвать верёвки. Ему было страшно, но не за себя, а за Смерка и товарищей, но он ничем не мог им помочь. Они совершенно беспомощны и жалки, и в своей погоне за мечтой, сопряжённой с риском, получили этот риск сполна, совсем позабыв про то, что кто-то сильнее их всех вместе взятых. Мастер отказывался верить в это и из последних сил сопротивлялся стянувшим его тело верёвкам, пока его не встряхнули и не поставили на колени вместе с Уоллфридом и Квином. И тогда он услышал за своей спиною голос, который он уже слышал недавно, уходя на Смерке от смертельной погони. Этот голос был теперь и ближе, и реальнее. И голос этот окончательно отнял у Мастера всякую надежду на то, что они когда-нибудь ещё увидят восход солнца.
– Браво, отступнички! Вы прославили Англию на весь мир! Но эту Англию вы больше не увидите, – впрочем, как и она вас, ха-ха-ха-ха-а!
Говоривший эти слова обошёл пленников кругом, и Мастер с трепетом ужаса увидел того, кто стоял сейчас перед ними.
А перед ними, поигрывая тростью из чёрного дерева, зажатую в длинных и тонких пальцах, и широко ухмыляясь во весь рот, стоял лорд Лайтенвуд.
====== Глава 8. Месть Фреммора ======
Уинстон открыл глаза.
Бездонное синее небо раскинулось над его головой, а где-то неподалёку раздавалось тонкое лошадиное ржание.
Попытавшись пошевелиться, Уинстон застонал: он почувствовал сильное жжение в груди. По-видимому, оно и заставило его, перед тем как потерять сознание, подумать, что он пронзён пылающим копьём. Но он жив, а значит, эта боль совсем иного рода.
«Джеймс!» – пронеслось у него в голове вместе с мыслью о копье.
Он там, в лесу, может быть, ранен, но наверняка жив. И он ещё так молод, чтобы умереть…
Уинстон привстал на корточки, упираясь руками в землю и превозмогая жгучую боль в груди.
– Моё сердце… – простонал Уинстон, держась за грудь. – Горит… – добавил он. Расстегнув ворот и пуговицы своей ливреи, старик вдруг с ужасом обнаружил, что его клеймо Верности раскалено докрасна, а вместо царственного льва на задних лапах стоит, играя чешуёй, крылатый золотой дракон!
– О Великий Фреммор, – пробормотал лакей, зажав в кулаке свой нагрудный медальон. – Что же всё это значит?
Он не пытался связаться со своим покровителем, – он спрашивал скорее сам себя, нежели Фреммора. И, спрятав медальон, почувствовал, что боль и жжение почти совсем утихли.
Уинстон поднялся, но от слабости почти тут же осел на землю. Поглядев поверх травы, он увидел неподалёку одиноко стоявшую Молнию. Коротким свистом подозвав её к себе, старик вскарабкался в седло и, подняв голову, огляделся.
Он пролежал без сознания всего несколько минут – это Уинстон определил по положению солнца на небе. Значит, есть ещё шанс, что Джеймс жив.
Уинстон не желал верить в противоположное и проклинал себя за то, что решился на столь отчаянный шаг в попытке разыскать Уоллфрида. Он, только он один виновен в том, что Джеймс, возможно, погиб, и погиб из-за него. Ведь это он потащил конюха за собою, приманив и заинтриговав драконом и связанным с ним Уоллфридом, не поразмыслив, сколь опасным может оказаться их путешествие.
Придя в себя уже окончательно, старый слуга принял решение отправиться на поиски Джеймса.
Обратив свой взор в сторону леса, Уинстон увидел, что пожар затих, лишь чёрные клубы дыма поднимались над деревьями. Он пришпорил Молнию и направил её в чащу.
Скача по выжженной земле, слуга вновь и вновь выкрикивал имя Джеймса, но – безрезультатно. И лишь углубившись в выгоревший участок в том месте, где на них начали падать смертоносные копья, Уинстон с уже почти потерянной надеждой (он думал, что Джеймс запросто мог сгореть дотла в таком пекле и превратиться в пепел, который теперь топчет копытами Молния), напрягая связки, крикнул ещё несколько раз, но ответом ему по-прежнему была тишина.
Уинстон спрыгнул с лошади и подошёл к обгоревшим стволам, вокруг которых лежали голые, почерневшие после пожара ветки. Обойдя стволы, старый слуга огляделся вокруг и прислушался к мертвенной тишине, собираясь было, сокрушённый, сесть на кобылу и навсегда уехать отсюда, как вдруг где-то в стороне несколько веток в большом ворохе чуть дёрнулись и громко треснули, ломаясь, и из этой кучи раздался слабый стон.
Уинстон рванулся туда, спотыкаясь, на ходу выкрикивая имя Джеймса, и принялся лихорадочно разгребать ветки, расшвыривая их по сторонам.
В какой-то миг он замер, с ужасом глядя на то, что открылось ему под грудой веток.
На пропитанной кровью земле лежал на спине конюх Джеймс. Он тяжело и скоро дышал, а его одежда, голова и всё тело почернели – то ли от крови, то ли от копоти. А то, что торчало в его груди, и что Уинстон поначалу принял за ствол молодого дерева, когда разгребал ветки, было древком большого копья, которое и сбило, по-видимому, его с лошади, накрепко пригвоздив к земле.
Молодой конюх с трудом повернул к Уинстону потемневшее от копоти лицо, и на мгновение его глаза осветились радостью от встречи с другом, но тут же вновь померкли.
Его ужасный вид заставил Уинстона закричать. И лакей понял, что вряд ли чем-нибудь сможет ему помочь. Тут уже не могла идти речь о спасении его жизни, да если б и могла – проникшая через рану грязь уже заразила организм, к тому же Джеймс потерял много крови, а его огромная рана уже сама по себе говорила о том, что шансы конюха выжить ничтожно малы. Поэтому Уинстону оставалось лишь попрощаться с верным другом. Об этом сказали ему лучше любых слов глаза конюха, который уже не в силах был ничего произнести. Окровавленное копьё, которое, несомненно, прошло насквозь, задев внутренние органы, не могло подарить ему даже пару минут на то, чтобы успеть сказать самые важные слова своему старому другу. И ещё чудо, что в Джеймсе до сих пор теплилась искорка жизни.
Слёзы хлынули из глаз Уинстона. Он упал на колени и рывком обхватил ладонями голову конюха. Джеймс взглянул на него полузакрытыми глазами и попытался улыбнуться, словно хотел сказать, что для него всё уже позади и что он рад этому.
Старый слуга сжал его обгоревшую ладонь в своей жилистой руке, и уронил на неё седую голову.
– О, Джеймс… – всхлипнул он, рыдая, отчего горькие и горячие слёзы его падали одна за другой на ладонь конюха и стекали с неё в чёрную от золы землю. – Прости меня, друг мой милый… Я не должен был рисковать тобой, прости меня, старого дурака, прости… Это я должен был быть на твоём месте, ты ведь ещё слишком молод, чтобы умирать… Великий Фреммор покарает меня и позаботится о тебе… Джеймс… Ты лучше меня во всём, знай это… – Тут Уинстон не выдержал и запричитал: – Прошу тебя, не умирай, Джеймс!..
Он взглянул на умирающего. Конюх из последних сил улыбался ему, подавляя стон, отчего мышцы на его лице судорожно дёргались, а его рука слабо сжала руку Уинстона. Это могло означать только одно: прощение. И прощание.
– Прощай… Уинстон… – выдохнул конюх едва слышно, и, в последний раз судорожно вздохнув, уткнулся носом в землю, а его ладонь, выскользнув из ладони Уинстона, безжизненно упала на землю. Изо рта вытекла тонкая, как нитка, струйка крови.
Уинстон протянул дрожащую руку, проведя ею по каштановым волосам Джеймса, и закрыл ему глаза. Затем, с трудом выдернув копьё, сложил ему руки на груди. Обгоревший медальон Фреммора сверкнул в лучах солнца на почерневшей земле подле тела, и Уинстон, заметив блеск, загрёб его пальцами.
Цепочка медальона была порвана – вероятно, её перебил удар копья. «Великий Фреммор не защитил его, – с горечью подумал Уинстон, – иначе копьё вонзилось бы в медальон. Это спасло бы жизнь Джеймсу. Но он отвернулся от нас…»
Уинстон до боли стиснул медальон в своём кулаке, захлёбываясь слезами отчаяния и бессилия, затем медленно разжал кулак, и, отчистив изображение ногтём от сажи и копоти, всё же скрепя сердце поцеловал его и спрятал в потайном кармане своей ливреи. Медальон погибшего друга будет памятью о нём. Медальон, края которого оплавились и почернели от огня и дыма, будет с ним до конца жизни – так решил для себя старый лакей.
Он забросал ветками тело, обложив его поваленными огнём стволами деревьев. Если он, Уинстон, когда-нибудь вернётся назад в замок, в чём он теперь очень сомневался, то скажет лорду Лайтенвуду, как погиб его конюх. И по реакции лорда можно будет судить, что он за человек. Хотя Уинстон теперь и так знал, что лорд за человек.
Нужно было спешить. Старый лакей, подойдя к Молнии, в последний раз оглянулся на сооружённую им последнюю обитель Джеймса и, проглотив слёзы, вскочил в седло и помчался прочь.
«Я отомщу за тебя, мой верный друг», – думал Уинстон, ударяя Молнию шпорами. Ему необходимо было поторопиться: крылатые машины лорда Лайтенвуда опередили его. Скоро закат, и продолжать путь будет уже невозможно.
Отрешённо глядя вперёд, Уинстон пребывал в тягостных мыслях о погибшем. Да, Джеймс был надоедлив, своенравен, лез не в свои дела, служа в замке, но в отличие от благородного Лайтенвуда, в благородстве которого Уинстон теперь сомневался, умел сохранять справедливость в делах и отношениях с людьми, а также верность и честность. И у него были добрые сердце и душа. И этим он был сильнее и выше не только простолюдинов, но и своего хозяина.
В какой-то степени Уинстон даже завидовал Джеймсу: он сейчас там, на небесах, и совершенно свободен от всех и вся, и, может быть, даже счастлив. Сам себе хозяин. А он, Уинстон, пока что обречён на страдания в этом мире…
Уинстон выехал из леса и помчался по бескрайнему полю, миновав то место, где он потерял сознание от боли в груди. Старик пока не представлял себе, что он станет делать, встретившись с лордом лицом к лицу. Лорд ведь наверняка знает, что они с Джеймсом сбежали, и его непредсказуемый нрав страшил Уинстона. Но больше всего лакей боялся того, что Лайтенвуд разыщет Уоллфрида и двух его спутников с драконом. Тогда он ничем не сможет им помочь, если только не загородит их собою, предложив лорду сначала уничтожить его. Однако Уинстон знал, что даже в этом случае рука Лайтенвуда не дрогнет.
Полю, заросшему высокой травой, не было конца, но Уинстон гнал вперёд Молнию изо всех сил. И спустя полчаса, ощутив в воздухе поначалу какое-то сопротивление, а затем толчок, после которого оно исчезло, а воздух заколыхался и помутнел, но в следующий миг вновь стал прозрачным, потрясённый старик осадил лошадь и замер, не веря своим глазам.
Перед ним простиралось огромное белоснежное озеро. Оно искрилось в лучах солнца и, казалось, ему не было ни конца, ни края. Глядя на это чудо, которое вдруг возникло перед ним посреди бескрайнего поля, Уинстон понял, что достиг Серебряного озера, но тут услышал позади себя высокий старческий голос:
– Я помогу тебе, мой верный вассал.
Уинстон обернулся, и его сердце вновь заколотилось в груди, потому что позади него на белоснежном единороге восседал Первый слуга Фреммор.
– Попались, отступники!
Лорд Лайтенвуд возвышался над своими пленниками, игриво помахивая тростью. В его губах была зажата толстая сигара.
– Я наслышан о ваших делах! – рыкнул он, попыхивая сигарой и всё быстрее вертя тростью, словно готовясь ударить ею. – Дерзкие нарушители моратория, вы будете уничтожены за ослушание властям вместе с этой мерзкой тварью! Я избавлю Англию от угрозы, и сделаю это прямо сейчас! – Тут он вгляделся в лица всех троих, которые неистово мычали и мотали головами, силясь сбросить со ртов тряпки, и с удивлением добавил: – Вас было двое, но вы, видимо, привлекли на свою сторону ещё и третьего!.. – Тут лорд вздрогнул и бешено вскричал: – Что вы сделали с моим слугой Уоллфридом, отвечайте, отродья! ГДЕ ОН?!!
Пленники замычали ещё отчаянней. Лорд сделал знак двум стражам, стоящим за их спинами, развязать им рты, и, как только это было сделано, Мастер взорвался первым:
– Ты, жалкий лордишко, отпусти Смерка и нас, мы вовсе не отступники! Мы не угроза Англии, мы её спасители, а вовсе не враги!
Мастер начал вырываться, но железная хватка стража вернула его к действительности, заставив понять, что их жизни находятся сейчас в руках сумасшедшего аристократа-дракононенавистника. Испытав боль от стиснувших его плечи сильных рук в стальных перчатках, Мастеру пришлось затихнуть.
– Милорд, милорд, господин! – зарыдал Уоллфрид. – Это же я, милорд, я, Уоллфрид Бергмор, ваш дворецкий! Вы… вы не узнаёте меня? – С этими словами он подцепил зубами цепочку медальона Фреммора и вытащил его. – Вот, милорд, смотрите: это мой медальон, помните? Вы же видели его тогда, в святилище. И клеймо Верности – оно тоже подтвердит вам это и скажет, кто я такой… Ах, если бы вы меня развязали, я бы показал его вам… Но я говорю правду, милорд, это я, Уоллфрид, взгляните же на меня! Приглядитесь! Я изменился, очень изменился, но, уверен, вы узнаете меня хотя бы по клейму и медальону. Поверьте же мне, милорд…
Лорд недоумённо взглянул на льющего слёзы молодого человека. Не очень-то поверив его словам и доказательствам, он вдруг что-то очень знакомое уловил в его взгляде. Да, такого же цвета глаза, только ярче, те же длинные волосы, та же ливрея, – правда, измазанная грязью и порванная в нескольких местах, – и даже медальон с хорошо знакомой лорду трещинкой с нижнего края, которая возникла в результате сильного удара, когда Уоллфрид пятнадцать лет назад пытался расколоть им орех для лорда.
Но в остальном…
– Ты… Уоллфрид?.. – немного растерянно произнёс лорд, но спустя мгновение расхохотался. – Очень умно, отступник, но этим ты меня не проведёшь! Ума не приложу, откуда ты знаешь моего дворецкого, но тебе не удастся меня обмануть! Слышите?! – прогремел он, обращаясь ко всем троим. – Не удастся!!!
– Пожалуйста, милорд, – взмолился Уоллфрид. – Отпустите моих товарищей… Отпустите Смерка, нашего дракона. Пожалейте хотя бы его! Я пошёл с ними добровольно, а значит, они не виновны в моём исчезновении, ведь я хотел помочь им вернуть… драконов!..
– ВЕРНУТЬ ДРАКОНОВ??? – в ужасе возопил Лайтенвуд, выронив сигару и подавшись назад.
– Да, и я бы вернулся к вам, милорд, после этого, обязательно бы вернулся! – горячо продолжил несчастный слуга. – Я не хотел покидать наш замок, но я не мог поступить иначе, ведь в том разговоре в святилище Великого Фреммора я понял, что вы, милорд, не любите драконов, и всё размышлял потом, почему. И в конце концов решил, что пора мне…
– ХВАТИТ!!! – заорал лорд так, что стоящие за спинами пленников стражи вздрогнули. – Мне надоело это слушать! Ты! – подскочил он к перепуганному Уоллфриду. – Ты убил его, падаль! – Он с размаху ударил дворецкого по лицу. – Убил, и теперь выдаёшь себя за него, присвоив его медальон и ливрею! Ты выведал у него подробности его жизни перед тем, как убить, чтобы я поверил тому, что ты – Уоллфрид, и тем самым сохранил бы тебе жизнь, не уничтожив вместе с отступниками, так? Но твой план провалился, безмозглый юнец! И ты умрёшь гораздо более мучительной смертью, чем они! Я никому не прощаю ничего и никогда, а убийце Уоллфрида – и подавно!
Он пнул «убийцу» ногою, и тот повалился набок, но стоящий сзади страж тут же поднял его, по-видимому, для того, чтобы лорд смог во второй раз наградить Уоллфрида пинком, что Лайтенвуд и собирался было сделать, но вдруг остановился с занесённой ногой. Видно, что-то в словах или облике Уоллфрида наконец заставило его поверить дворецкому.
– Уоллфрид, – осторожно, как бы ещё не совсем веря, тихо произнёс лорд. – Это действительно ты? – Он поднял за подбородок его опущенную голову, прочитав в глазах дворецкого немой укор за недоверие. Уоллфрид даже не плакал, впервые за всю свою службу у лорда получив от него побои. Можно сказать, что это было для него неожиданностью, поэтому он и не знал, как ему реагировать на всё это – злиться, плакать, или молчать. Но, во всяком случае, укор в его глазах не был сейчас одним из проявлений его характера, поскольку высокомерием он не страдал никогда. Скорее, этим Уоллфрид хотел подтвердить правоту догадки лорда, пусть позднюю, но всё же свершившуюся.
– Да, милорд, – кротко ответил дворецкий, моргнув и чуть улыбнувшись. Укор пропал, и в глазах его появилась так знакомая лорду мягкость.
– Но это не можешь быть ты, – с малой толикой недоверия произнёс лорд, – ведь ты же старик! Тогда откуда же ты мог знать о нашем разговоре с Уоллфридом, – или ты и об этом у него выведал перед тем, как убить?
Видно было, что лорд снова начал сомневаться в собственных догадках, и Уоллфрид поспешил всё ему объяснить.
– Видите ли, милорд, меня сделал молодым Первый слуга Фреммор, – с улыбкой произнёс дворецкий, ласково глядя Лайтенвуду в глаза. – Пожалуйста, поверьте мне.
