Текст книги "Непознанный мир (цикл повестей) (СИ)"
Автор книги: Клетчатая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 69 (всего у книги 70 страниц)
– Значит, вы знаете, – утвердительно произнёс Лайонелл.
– Я сказал – молчать!!! – взревел Оутсен и выстрелил. Пуля пролетела над монархом, не задев его, но Лайонелл уже понял, что с этой штукой, которую их пленитель держал в руках, шутки плохи, и смиренно замолчал.
– Уже скоро, – довольно оскалился Оутсен, глядя на крышу и тёмное грозовое небо.
Но звук выстрела словно что-то пробудил в Джеральде. Он взглянул вниз, на Лайонелла, своего когда-то обожаемого господина и повелителя, и почувствовал, что в нём, с его сущностью что-то борется, как будто то, что он сейчас делает, неправильно. Это было странное чувство, но оно не оставляло Джеральда. Он будто бы медленно просыпался после страшного кошмара. Но всё ещё не мог решить, какая же из этих двух этих сущностей правильнее. Потому и не опускал рук с зажатыми в них артефактами. Но смотрел уже не на Оутсена, который злорадствовал и торжествовал. Джеральд смотрел на монарха и больше не отрывал от него глаз. И Лайонелл заметил это.
Несмотря на то, что Оутсен велел ему молчать, монарх, пытаясь перекричать завывания ветра, обратился к своему дворецкому вновь. Он предложил ему вспомнить всю их жизнь в Гулсене, начиная с момента принесения клятвы на вечную верность друг другу и заканчивая его, Джеральда, предательством. И Джеральд впервые за всё это время колебался. Он не мог выбрать между этими двумя, ибо борьба одной его сущности, чёрной, с недавно проснувшейся другой сущностью, истинной, затянулась. Но память его была уже неподвластна «чёрной чуме», и, вспомнив, как он был счастлив вместе со своим господином, с какой радостью правил Гулсеном, каких успехов достиг за это время, Джеральд оцепенел от ужаса: неужели это он, своими собственными руками, поставил королевство на грань гибели? Неужели он сверг своего собственного господина, а затем охотился за ним и за посланными в королевство англичанами, пойдя на поводу у одного сумасшедшего богача, посмевшего играть с силами, связывающими оба мира, в своих собственных интересах исключительно ради мести за деда-тирана? А он ему в этом помогал?!
С небес вслед за дождём начали падать осколки метеоритов. Земля бешено затряслась. Джеральд начал медленно опускать артефакты, а затем и вовсе отбросил их в сторону. Он увидел, как Оутсен, полный решимости заткнуть излишне разговорчивого монарха, приставил дуло пистолета к его лбу.
Джеральд сделал неуверенный шаг вперёд. И в этот момент где-то внутри него истинная сущность одержала победу.
– Господин… – шёпотом позвал он.
Словно почувствовав, что что-то пошло не так, Оутсен обернулся.
– Господин? – уже громче повторил Джеральд, глядя в глаза Лайонеллу. И монарх улыбнулся. Он понял: его дворецкий исцелён.
– Что?! – взревел Оутсен. – А ну назад!
– Господин! – крикнул Джеральд, сделав ещё пару шагов и оказавшись на самом краю крыши.
– Что ты делаешь? – зарычал Оутсен. – Немедленно возвращайся на место! Твой господин – я, и я приказываю тебе...
– Нет, – спокойно перебил его дворецкий. – Вы мне не господин. Мой господин – монарх Гулсена Лайонелл О`Крайтон! – прибавил он во весь голос.
– Ах, “монарх”! – с издёвкой отозвался Оутсен, и, развернувшись, схватил за шиворот Лайонелла. Приставив к его виску пистолет, он медленно и с расстановкой произнёс: – А ну марш на место, или я пристрелю его, как паршивого пса!
Джеральд стиснул зубы и сжал кулаки.
– Ну? – рявкнул Оутсен, упирая ствол глубже. – Выполняй!
Постояв на краю ещё несколько мгновений, дворецкий метнулся к артефактам.
Лайонелл понял, что он ошибся, и что Джеральд не исцелился и у него по-прежнему захваченный чёрной болезнью разум, а значит, он попросту притворялся перед ним, оставаясь тем же, кем был – союзником Оутсена и таким же тираном, как его новый хозяин. И, поникнув головой, он вместе с остальными вынужден был слушать довольные речи Оутсена:
– Ха-ха, замечательно! Наконец-то я смогу отомстить всем вам и вашему жалкому королевству за моего деда! Справедливость на моей стороне, жалкие неудачники! Наконец-то у меня будет… Что?
Он резко взглянул вверх. Прямо на него с крыши, выставив перед собой копьё Сенджамина – так, как совсем недавно он атаковал монарха, – летел Джеральд.
Миг – и они обменялись последними в этой истории ударами. Выпустив монарха, Оутсен вскинул пистолет за миг до того, как его тело насмерть пронзило копьё. Но рука злодея не дрогнула, и пуля, выпущенная из ствола, пробила грудь дворецкого перед самым столкновением с землёй.
Охрана, бросив пленников, кинулась прочь – видимо, они давно хотели убежать, опасаясь падающих метеоритов и землетрясения, но боялись гнева и пистолета своего работодателя. Джойс и Гарей нашли в себе силы разорвать верёвки и обнаружили, что раньше них это сделал монарх. С криком и слезами бросился он к своему дворецкому, лежавшему поверх тела Оутсена, из груди которого торчало копьё Сенджамина. Рыдая, он приподнял Джеральда и прижал его к себе так сильно, словно хотел отдать умирающему все свои жизненные силы, так необходимые ему сейчас. Джойс и Гарей обступили их, предлагая скорее перевязать кровоточащую рану на груди Джеральда. Гарей хотел было вызвать «скорую», но Джойс покачал головой. Джеральд не был подданным Короны, а значит, за его жизнь никто не взялся бы бороться без соответствующих документов. В этот момент Посвящённые пожалели, что их мешки с медикаментами, что дал им в путешествие Нил, остались в Эллсдейне. Как бы они пригодились сейчас! Но Джойс, не думая больше об этом, уже разорвал на себе рубашку и теперь пытался затянуть полоски ткани на ране как можно туже. Монарх, рыдая, не выпускал холодеющих рук Джеральда из своих, и, когда Джойс закончил перевязку, обнял дворецкого так крепко, как только мог, шепча ему что-то ласковое. Но все трое прекрасно понимали, что несчастному слуге, спасшему жизнь своему господину, долго не продержаться.
Джеральд тяжело дышал, прикрыв глаза, и всё пытался поднять голову, чтобы взглянуть на Лайонелла и что-то сказать ему, пытался обнять его за плечи слабеющими руками, а монарх, наклонив к нему голову, сквозь слёзы что-то горестно шептал и приговаривал. Джойс и Гарей тоже плакали. Они уже не обращали внимания на падающие в опасной близости обломки метеоритов и на землетрясение, на косые струи дождя, бьющие в лицо – им было и так ясно, что в битве за жизнь миров они сегодня проиграли. И сейчас готовились встретить свою смерть с достоинством.
Где-то вдали, за оградой особняка, стояла чудовищная паника, метались и вопили люди, «встречая» долгожданный конец света, но вся эта суета, все эти звуки, рёв падающих метеоритов, гул, шедший из-под земли, людские крики – двое гулсенцев не слышали. Вернувшиеся друг к другу под конец мироздания господин и слуга, осознавшие свои ошибки и простившие друг друга… Но они вновь должны будут расстаться, пока не встретятся уже в царстве вечном. А их материальные царства сейчас уйдут в небытие…
– Не покидай меня, Джеральд… – молил Лайонелл. – Я сделаю всё, что ты скажешь, только не оставляй меня одного… Я обещаю тебе… Сейчас, когда ты снова стал таким, как прежде, тебе нельзя умирать… Пожалуйста, Джеральд, ты ведь знаешь, я не смогу править один…
Он приподнял голову дворецкого, и Джеральд с трудом взглянул тускнеющими глазами в глаза своего господина. И слабо улыбнулся.
– Да, – с трудом выговорил он в первый раз достаточно чётко. – Я знаю… Я тоже… всегда… дорожил вами… Простите и вы меня за все те беды, что я причинил вам… Только не плачьте больше… Я не хочу видеть ваши слёзы… Но послушайте… Вы должны… обнять меня… так крепко, как только сможете… а я… постараюсь обнять вас… – Тут он закашлялся, и из его рта потекла кровь. Монарх заботливо утёр её, и Джеральд продолжил: – Только так… мы сможем… остановить катастрофу… Это сказал мне Оутсен…
Лайонелл поднял испуганный взгляд на Посвящённых, которым сразу всё стало понятно. Разумеется, пока Джеральд был подвластен Оутсену и окутан чёрной тьмой, он и в мыслях никогда бы не обнял того, кого считал своим злейшим врагом с момента кризиса. Потому-то Оутсен так испугался, когда дворецкий отказался ему повиноваться.
– Ох, Джеральд, – вздохнул монарх, с лаской и тревогой глядя на слугу. – Конечно, я обниму тебя. – Дворецкий, сжав зубы от боли, ещё раз взглянул в глаза своему господину и потянулся к нему. – Только обещай, что не сдашься, хорошо? Ты обещаешь мне это? – Джеральд, дрожа в предсмертной лихорадке, судорожно, с трудом, кивнул, боясь разочаровать того, кого так любил. – Вот и молодец. Давай, иди сюда.
С жалостью Посвящённые смотрели на эту печальную и трогательную сцену. Осторожно, со всей мыслимой нежностью прижав к себе своего слугу, Лайонелл О`Крайтон заключил его дрожащее тело в объятья. Задыхаясь, то ли от благоговения, то ли от нехватки воздуха в простреленной груди, Джеральд как мог обхватил трясущимися руками своего господина и весь сжался у него на груди, захлёбываясь смешанными с кровью слезами.
– Джеральд… – печально прошептал монарх. – Спасибо тебе…
Джеральд ничего не ответил хозяину. Он лишь умиротворённо моргнул, принимая благодарность, принимая своё освобождение от мук, а затем медленно закрыл глаза и уткнулся носом в грудь своего господина. И, улыбнувшись, с чувством выполненного долга покинул этот мир, как и подобает настоящему дворецкому.
Несколько минут никто из них, включая Джойса с Гареем, не шевелился. Мир по-прежнему лихорадило: тряслась земля, падали метеориты, рушились здания, кричали люди… Но затем всё затихло, и даже жуткая гроза отступила. Тучи рассеялись, и выглянуло солнце.
Джойс нашёл в себе силы первым встать с колен и медленно подойти к Лайонеллу. Тронув монарха за плечо, лорд окликнул его. Тот вздрогнул и поднял голову.
– У вас получилось, – попытался улыбнуться Джойс, но улыбки не вышло. Он увидел то, чего ещё не осознал монарх. К господину шагнул Гарей.
– Как он? – кивнув на свернувшееся калачиком тело дворецкого на коленях монарха, спросил он.
– Гарей, помолчи, – оттащил его в сторону Джойс. Лайонелл непонимающе глянул на них, а затем – на своего дворецкого. И осознал, что всё на самом деле закончилось.
У монарха на руках лежал его мёртвый соправитель.
Лайонелл не верил. Он схватил Джеральда и начал звать его. Джойс и Гарей отошли в сторону, чтобы не мешать ему. И, случайно взглянув на тело Оутсена, Джойс обнаружил, что копья Сенджамина больше нет – оно исчезло. Он тут же послал Гарея на крышу за мечом и знАком, а сам остался с монархом.
Лайонелл О`Крайтон не верил в произошедшее, не хотел признавать то, что случилось. Смерть Джеральда казалась ему чем-то непостижимым, немыслимым, не могущим произойти. А потому он снова и снова целовал с раскрытыми от ужаса глазами закрытые навек глаза того, кем так дорожил, кто был с ним всю его сознательную жизнь, и просто не мог уйти так нелепо и оставить своего господина одного. Джойс почувствовал, что ему нужно как можно скорее дать понять монарху, что Джеральд больше не вернётся. Что он покинул этот мир навсегда.
Опустившись на корточки рядом с ним, лорд тихо произнёс, положив руку на плечо Лайонелла:
– Его больше нет с нами, ваше величество. Утешьтесь хотя бы тем, что ради вас он поборол в себе тьму и убил Оутсена. Джеральд поступил как настоящий герой. И достоин самой светлой памяти, какая только существует на Земле и в Гулсене. Не мы с Гареем, а именно он спас наши с вами жизни и миры. Мы с вами в вашем горе и скорбим не меньше, поверьте мне.
Приложив руку к сердцу и поклонившись, Джойс остался сидеть рядом. То, чего он так ждал, наконец, случилось: Лайонелл О`Крайтон поверил в смерть Джеральда и принял её – он горько разрыдался, проклиная всех и вся и без конца повторяя имя своего дворецкого. Но это было всё же лучше, чем просто молчание, иначе монарх рано или поздно обезумел бы от горя.
Вернулся Гарей. Ни меча, ни знака на крыше он не обнаружил. От этой новости Джойс похолодел: это означало, что монарх Гулсена не сможет вернуться обратно. Но почему артефакты и знак исчезли? Вывод напрашивался сам собой: энергии миров вернулись на свои места, в том числе и в меч с копьём, и, обретя былую силу, они отправились обратно в своё королевство, следуя «течению» этой энергии. Но почему тогда вслед за ними не исчезли и монарх с дворецким? А знак Гулла… Он же земного происхождения, и к Гулсену, кроме того, что может открывать портал в него, никакого отношения не имеет. В чём же разгадка? Может быть, им снова придут на помощь полученные ими при клятве сверхспособности? Но Фаэтон тогда им даже не раскрыл, в чём именно они заключены помимо поиска людей, чем они недавно воспользовались, когда искали Джеральда. Как же им быть?
Вдруг позади них раздался чудовищный грохот. Джойс с Гареем быстро обернулись. Особняк Оутсена медленно оседал вниз – от него откалывались громадные куски и с грохотом разбивались об асфальт и цветочные клумбы. Даже монарх перестал рыдать и, прижав к груди тело дворецкого, словно кто-то мог вырвать его из рук, с ужасом глядел на происходящее. Вероятно, разрушительное землетрясение, вернее, его отголоски, не пощадили и этот дом. И, разумеется, заслуженно. Лорд и слуга спешно подняли Лайонелла с земли и вместе с ним отбежали подальше от опасного здания. Но внутри могли быть люди – кто-то из прислуги и охраны, либо родственники Оутсена, совершенно невинные люди. И Джойс уже готов был броситься спасать их, но Гарей придержал своего господина. И вскоре молодой лорд понял: он бы погиб сам, если бы вбежал в разрушающееся здание, потому что спустя несколько секунд оно развалилось до основания.
Поднявшиеся тучи песка и пыли заволокли собою руины, и в наступившей тишине все трое увидели, как к ним из этого искусственного занавеса выходят невероятных размеров золотой лев и чёрный пёс. Они шли не спеша и так спокойно, словно знали всё наперёд.
Джойс, Гарей и Лайонелл не побежали прочь при виде этих двух животных, но по несколько иной причине: убитому горем монарху было всё равно, что ещё он увидит в этом непонятном ему мире, а Джойс с Гареем спустя некоторое время поняли, благодаря обострившимся после клятвы чувствам, кто именно к ним пожаловал. Это были те, кого упомянул в своём рассказе Великий Фаэтон: Благородный Лев Аполлон и Атакующий Пёс Процион.
Чтобы поддержать монарха перед встречей с божественными созданиями, Джойс присел рядом с ним, вкратце объяснив, кто они такие. Гарей также присел возле своего господина, и все трое устремили взор на идущих к ним Хранителей Гулсена.
Когда Лев и Пёс подошли поближе, Аполлон быстрыми шагами вышел вперёд и произнёс:
– Я думаю, нам уже не надо объяснять вам, кто мы такие.
– Нет, о Благородный, – поклонился вместе с Гареем Джойс. Лайонелл никак не отреагировал на слова Льва, уткнувшись носом в плечо Джеральда и молча плача от осознания боли своей потери. Мудрый взгляд Льва остановился на Скорбящем правителе.
– Взгляни на меня, Подобный Мне, – повелел он. – Взгляни и утешься. Мы пришли забрать вас обоих в Гулсен.
Джойс и Гарей даже охнули от радости. Но вместе с тем они почувствовали и глубочайшую печаль. Печаль оттого, что больше никогда не увидят никого из тех, с кем за короткое время успели познакомиться в Гулсене.
Лайонелл О`Крайтон медленно поднял голову и взглянул на Льва. Аполлон отступил, уступая место своему товарищу по службе, Псу Проциону, и тот, подойдя максимально близко к монарху, коснулся своим большим собачьим носом темени Джеральда. А затем сказал:
– Он прощён высшими силами и теперь находится там, где более всего будет счастлив. Не горюй о своей потере так сильно, наместник Гулсена. Он был тебе замечательным дворецким и верным другом, и положил свою жизнь за твою. Когда-нибудь вы обязательно встретитесь и вновь будете вдвоём, как в прежние времена, но только уже навсегда. А теперь – ступай за мною, Скорбящий глава Анкрауна.
Лайонелл О`Крайтон медленно поднялся, словно не решаясь довериться Хранителю, и, держа на руках тело своего дворецкого, беспомощно взглянул на Посвящённых, не в силах подобрать нужные слова, чтобы проститься с ними. Ему не хотелось расставаться с такими замечательными людьми, равно как и им – с ним. В конце концов он вымолвил всего лишь одно-единственное слово, в которое вложил всю свою признательность им и всё своё уважение, и это слово было «Прощайте», а затем сделал шаг вслед за медленно уходящим Проционом, ни разу больше не обернувшись. Аполлон же остался, словно ждал от Посвящённых чего-то. Осознав, наконец, что они с Гареем вот-вот упустят последнюю ниточку связи с Гулсеном, лорд и дворецкий бросились ко Льву.
– О Благородный Аполлон, скажи нам, – с мольбою в голосе произнёс Джойс. – Неужели это всё, и с нашей победой закончилось это поистине великое приключение под названием Гулсен? И больше после него ничего не будет?
Лев тряхнул своей косматой гривой и рассмеялся – так, во всяком случае, показалось Джойсу.
– Мир продолжает свой бег, – сказал он. – А значит, будет всё, что должно произойти. Просто закончилось ваше приключение – но это только одно приключение, а впереди ещё множество других – всё зависит от вас, ведь именно вы, люди, даёте начало приключениям. Из них и состоит ваша земная жизнь. А в этой истории уже поставлена точка. Джеральд исправил свою ошибку и спас наши миры вместе с вами, ибо лишь общими усилиями куётся победа. И вы все достойно справились со своей задачей.
– А как же те, по кому мы будем тосковать? – произнёс Гарей. – Мы были так увлечены стремлением поскорее попасть домой, что даже не успели попрощаться с ними со всеми: с Личем Беркли, с Нилом, с Клавдием, с Дереком… Неужели мы больше никогда их не увидим, никогда не вернёмся в Гулсен хотя бы на несколько минут?
– Никогда, – подтвердил Лев. – Более того, учитывая то, что временной разрыв между нашим миром и вашим стремительно сокращается, больше никто не будет призван в королевство. И хотя энергия вернулась на место и баланс вновь соблюдён, Эллсдейн продолжает свою разрушительную деятельность. И никто не в силах остановить это. Мы не знаем, что случится, когда течение времени Гулсена сравняется с вашим. В этом состоит ещё одна загадка, отгадка на которую известна только тому, кто создавал параллельные миры. Но его имени не знает никто. Даже мы, Хранители. Но определённо точно мы знаем лишь одно: на время Гулсен в безопасности, но когда сила Эллсдейна уравняет время и королевство станет видимым для вас, земных людей, может произойти большая беда. Надеюсь, что до этого ни вы, ни ваши потомки не доживёте – мне было бы печально это видеть. Поэтому знайте: больше рисковать вами мы не станем и используем свои собственные силы, чтобы остановить грядущую катастрофу. Мы справимся, не волнуйтесь. Гулсенцы уже не раз доказывали свою доблесть и бесстрашие. А теперь я должен идти.
– Постойте, Аполлон! – вскричал Джойс. – Я помню из рассказов Клавдия, что в прошлый раз англичане, вернувшись домой, держали связь с Гулсеном какое-то время. Нельзя ли и нам… – Тут он замялся, понимая, что просит у Великого Льва слишком многого. Но Аполлон понимающе кивнул. – Мы с Гареем волнуемся, как там Лич Беркли и остальные, смогли ли они сразить остатки вражеской армии, и что предпримет монарх, когда вернётся в своё королевство.
– Он уже вернулся, – сказал Лев. Действительно, Проциона, с которым ушёл Лайонелл в пелену песка и пыли, всё ещё стоявшей плотной стеной вокруг руин особняка, уже не было видно. – Ну что ж, пожалуй, я смогу вам в этом помочь. – И вдруг он прыгнул на них с диким рыком, сразу на обоих, и повалил их на землю. Поразительно, но ни Джойс, ни Гарей даже не испугались, словно атака Льва была предсказуема и даже ничем не примечательна. Аполлон царапнул каждого из них по груди своими огромными лапами и сошёл. Нет, он не ранил лорда и слугу – он всего лишь порвал их брючные костюмы. Не совсем понимая, как испорченная одежда поможет им связаться с королевством, Джойс открыл было рот, чтобы спросить об этом Льва, но тот его опередил:
– Я усилил ваш дар, полученный в Эллсдейне. Теперь вы можете раз в месяц «видеть» того или тех, о ком подумаете. Он или они предстанут перед вами так же ясно, как я сейчас. А теперь прощайте, Посвящённые.
Джойс и Гарей низко поклонились Великому Льву.
– Благодарим тебя, о Великий Аполлон Благородный, – сказали они хором. И, подняв головы, успели увидеть лишь яркую вспышку золотого света.
Знак Гулла – тот предмет, с которого всё и началось – они так и не нашли, безуспешно обыскав руины особняка Оутсена. И Джойс пришёл к выводу, что он действительно исчез – и не в Гулсен, а волею Хранителей уничтожил себя сам, чтобы им больше не пользовались в дурных целях. И хотя Джойс предполагал оставить его себе как память, всё же признал, что так оно справедливей всего.
Чтобы у них не возникло нежелательных проблем с полицией, тело Оутсена они сбросили в руины – так было бы больше похоже на то, что он погиб под развалинами. Находились ли там в момент обрушения люди, они с Гареем, похоже, так и не узнают.
Лорд и слуга вернулись домой. Они шли по опустевшему после катаклизма Лондону, отмечая, что разрушенных землетрясением зданий было крайне мало, но люди всё равно боялись выходить из домов, а те, кто выбежал на улицы во время землетрясения, прятались теперь в канализации и метро. Пройдёт ещё очень много времени, прежде чем жители туманного Альбиона опомнятся от перенесённого шока и поймут, что мир в безопасности и конец света больше не угрожает им.
– Прости меня, Гарей, – сказал Джойс дворецкому, когда они вернулись в свой разграбленный девять лет назад особняк. – В Гулсене я, несмотря на то, что являюсь потомком Гулла Первого, на каждом шагу сомневался в твоей преданности ко мне, – особенно после той истории с Клавдием… Ты простишь за это своего непутёвого господина?
– Ну конечно прощу, ваша светлость, – улыбнулся Гарей. – Ведь всё уже закончилось – не настолько хорошо, как нам бы хотелось, но всё же закончилось. И мы приобрели замечательный дар, который навсегда останется с нами.
– Ты имеешь в виду дар Аполлона, Гарей? – спросил господин.
– Нет, ваша светлость, не дар Аполлона, – покачал головой дворецкий. – А то, что дала нам клятва Истинной преданности. Возможность понимать друг друга лучше любого человека на Земле, возможность чувствовать боль и радость друг друга, и все переживания, а также любовь. А я к тому же ещё и молодость приобрёл в эллсдейновском Великом озере. Что это, как не чудо?
– Да, ты прав, Гарей, – согласился лорд. – Это чудо. Более того: этот великий дар – лучшая благодарность спасённого нами королевства.
Месяц ушёл на то, чтобы Джойс восстановил свой статус лорда, так как его и Гарея зачислили в пропавшие без вести, и им пришлось солгать властям, что они побывали в арабском плену, но недавно сбежали. Вот только Гарею пришлось на двадцать лет «укоротить» свой возраст, ибо в противном случае ему бы не поверили. Так из семидесятишестилетнего старика он стал по паспорту сорокапятилетним мужчиной, что вполне радовало и удовлетворяло его.
Конечно, ограбивших их дом девять лет назад бунтовщиков так и не нашли, но у Джойса остались нетронутыми счета в банке. Сняв часть своих сбережений, он купил новую мебель, одежду и посуду. А благодаря своему с Гареем дару они никогда больше не ссорились и заботились друг о друге так, как не заботятся даже самые близкие и родные люди. А потому были абсолютно счастливы.
Жалел молодой лорд только об одном: те доспехи, что им с Гареем выковали в Небесных Холмах, им так и не посчастливилось применить по назначению. Но, быть может, Аполлон всё же откажется от своих слов, и когда-нибудь в Гулсен отправятся другие призванные, которые наверняка пойдут в бой в этих доспехах, если, конечно, также попадут в тот посёлок, как попали они с Гареем. Если же нет – то пускай эти доспехи послужат тем, кто там живёт, в каком-нибудь ратном подвиге – например, в походе на дикого дракона с целью его укрощения. Джойс и Гарей от души надеялись, что с теми, кто укрывался в лаборатории Лича, сейчас всё хорошо и жизнь в Небесных Холмах, как и в остальном Гулсене, вскоре наладится. Однако лорд со слугой пока не спешили связываться с королевством мысленной нитью – слишком занимали их собственные заботы по обустройству дома и планированию семьи, которой каждый из них вскоре обзавёлся. И, как и говорил Аполлон, мир продолжил свой бег.
====== Эпилог ======
«То книга книг. Страниц не счесть.
Успей лишь главное прочесть,
И не спеши узнать конец» –
Так мне сказал один мудрец.»
Из старинной гулсенской баллады.
Первая попытка «увидеть», что происходит с их знакомыми и друзьями в Гулсене, оказалась неудачной: Джойс и Гарей смогли разглядеть лишь дворец Гулсенскасл, чему были очень удивлены, ведь они его ни разу не видели, откуда же в их памяти он выплыл? Дворец просто сверкал своей белизной, а гербофлаг и флаги ветвей дружно хлопали на ветру на самых высоких башнях. Однако последующие попытки были более удачными: лорд и слуга увидели посёлок Небесные Холмы, в котором размеренно текла мирная будничная жизнь, и с радостью узрели, что большинство сельчан выбрались целыми и невредимыми из последней битвы за королевство. Те же, кто погиб, покоились теперь у подножия холма.
Всё в порядке было и с Клавдием. Теперь он, исцелённый от своего недуга благодаря желанию Посвящённых, жил в посёлке, в том самом оранжевом домике, где когда-то жили его избавители. Он больше не сторонился людей, и все в посёлке просто обожали мудрого старика, и частенько заходили к нему в гости вместе со своими детьми, которых он так любил. И, кажется, Клавдий знал, кто исцелил его от эпилепсии – наверное, монарх Гулсена сказал ему об этом.
Но что было самым удивительным – так это то, что Лич Беркли и Нил Ларри, когда старый изобретатель оправился после того, что сотворил с ним Джеральд, отправились на Несущем Свет в Гулсенскасл, где Скорбящий монарх Лайонелл соединил своих товарищей по несчастью. И это несмотря на клятву пожизненного отречения, которую дал себе когда-то Лич. Наверное, он понял, что обязан жизнью спасшему его доктору, и просто не может теперь не отблагодарить его должным образом. И Нил принял эту его благодарность. Джойсу и Гарею оставалось только порадоваться за них. Но ещё больше они были обрадованы тому, что монарх оставил их обоих при дворе, вернув Беркли статус придворного инженера и поставив его механического дракона на службу в войско Гулсена, а Нилу дав звание монаршего лекаря.
Дерек жил в посёлке и никуда не стремился. Он решил остаться в статусе Скорбящего, несмотря на то, что после битвы многие слуги-односельчане потеряли своих господ. Он переоборудовал опустевшую лабораторию Лича в великолепный игровой зал для детей. Аттракционами в нём служили различные конструкции старика Беркли, которыми тот периодически пополнял их коллекцию, самолично привозя в посёлок на Несущем Свет раз в три месяца. Он неустанно совершенствовал уже имеющиеся и создавал новые, которые уже не были столь неуклюжими, как раньше, и почти никогда не ломались. А уж ИЛПами, которые стали настолько знамениты в королевстве, что стали визитной карточкой своего создателя, Лич оснастил всю армию Гулсена, разумеется, не отказываясь при этом от использования драконов, которые по-прежнему составляли основу основ армии королевства.
Судьба же Лайонелла О`Крайтона была ожидаемой: он вернул себе корону и титул, но остался Скорбящим Навек, объявив, что, когда у него появятся дети, он найдёт для них соправителя, но сам уже ни с кем не разделит правление. На его лице навсегда пролегла печать скорби по безвременно ушедшему дворецкому. Даже возвращение сразившего Слэя и оправившегося от раны Стримстила, ставшего его личным драконом взамен погибшей Альбины, не могло его утешить.
Джеральда похоронили с достойными соправителя почестями, и не как злодея, а как героя. Монарх ещё до похорон наложил запрет упоминать о нём как о клятвопреступнике и предателе, и вообще говорить в плохом ключе, объяснив народу Гулсена, что его дворецкий подвергся манипуляциям земного злодея, заразившего его, как и всех остальных слуг королевства, «чёрной чумой», и что долг Джеральда как дворецкого был исполнен, поэтому отныне не могло быть никаких пересудов касательно роли покойного главы ветви Ансерв в этой истории, тем паче, что, принеся себя в жертву ради спасения жизни монарха и королевства, он искупил свою вину перед народом Гулсена тысячекратно. На могиле Джеральда поставили памятник с надписью: «Здесь лежит самый преданный ансервец, которого когда-либо знал Гулсен, и третий из всех, кому присвоен наивысший уровень “Н”.
Меч и копьё вернулись на свои законные места в одном из залов Гулсенскасла. К ним вернулась их былая сила, и теперь они излучали неяркий свет, красный и синий, как до кризиса. Но отныне к ним была приставлена вечная охрана, чтобы больше никогда не повторилась та ужасная история, что едва не уничтожила и королевство, и земной мир.
Конечно же, Джойс и Гарей даже через призму мысленной связи ощущали, насколько сильно монарх угнетён потерей Джеральда, как он страдает от одиночества, но всё же надеялись, что он найдёт в себе силы оправиться. Но позже, когда прошли уже годы наблюдений, поняли, что напрасно ждут от него этого: Лайонелл О`Крайтон каждый день приходил в подземный зал Гулсенскасла к гробнице покойного соправителя, подолгу стоял на коленях и плакал. Такая поразительная преданность заслуживала уважения и не могла служить поводом для порицания.
Сразу после того, как энергия Гулсена вернулась в королевство, а энергия земная сгинула прочь, те рыцари, что всё ещё продолжали сражаться, вдруг остановились, не понимая, что они здесь делают и почему подняли мечи и копья на свой народ. Но после того, как жители Небесных Холмов всё им объяснили, воины покаялись перед ними и возвратились во дворец. Там, уже освободившись от «чёрной чумы», те из слуг, кто когда-то бросил или убил своих господ, теперь метались в их поисках, а немногочисленные неразделённые с ужасом осознавали, что собственными руками отрезали хозяевам языки по приказу Джеральда, и теперь проклинали и почившего дворецкого, и самих себя. А когда узнали причину от появившегося во дворце монарха, который держал на руках мёртвого главу Ансерва и которых сопровождали Аполлон с Проционом, впервые за много веков позволившие увидеть себя гулсенцам, все как один свалились в ноги своему господину и повелителю, умоляя о прощении. И Лайонелл О`Крайтон, конечно же, простил их, как и подобает справедливому правителю.