Текст книги "Непознанный мир (цикл повестей) (СИ)"
Автор книги: Клетчатая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 60 (всего у книги 70 страниц)
В полдень к ним зашёл Нил и объявил Джойсу, что в кузнице готовы сделать для него доспехи, нужно только снять необходимые мерки. Доктор спросил также насчёт доспехов для Гарея, но лорд ответил, что дворецкому они не нужны – он не хотел говорить Нилу об их ссоре. Зато рассказал о том, что они услышали от Клавдия. Узнав об Эллсдейне и клятве Истинной преданности, ансервец сильно удивился. Ведь он, как и все жители Небесных Холмов, полагали, что лорд и слуга примут бой с армией Джеральда.
– Как же мы без вас, призванные? – жалобно спросил он.
– Прости, Нил, – с сожалением ответил лорд. – Мы сами не ожидали. Но раз есть шанс, его нужно использовать. Спасибо, что поведал нам о Клавдии, иначе мы никогда бы не узнали всё то, что он нам рассказал. Мы вернёмся, как только дадим эту клятву и уничтожим Оутсена в нашем мире. Вот только Клавдий нам ещё не всё рассказал – вчерашнего вечера попросту не хватило, так что мы даже не знаем, когда отправляться. И, увы, не знаем, когда Джеральд нападёт на нас. Но в любом случае будем готовы к отражению возможной атаки, если, как ты говорил, Лич закончил с механическим драконом.
– Да, он закончил, – кивнул доктор. – Можете прямо сейчас навестить его.
Джойс попрощался с Нилом и отправился в гости к изобретателю, забежав по пути в кузницу, чтобы снять все необходимые мерки.
Молодой лорд был поистине восхищён, когда увидел, чего общими усилиями им с Беркли удалось добиться. Механический дракон был великолепен: огромная стальная конструкция, закованная в прочную броню, покрашенную в чистейший белый цвет с гербом Гулсена на груди, просто потрясала своим великолепием. Дракон выглядел как живой, и Лич пообещал, что сегодня же поднимет его на поверхность и испытает. Также он хотел бы продемонстрировать возможности ИЛПов, увидев которые, Джойс поразился, до чего же проста конструкция некоторых из них: всего лишь работающий на спирте мощный двигатель, частота оборотов которого регулировалась двумя рычажками, и широколопастной винт. Прибор крепился на спину двумя кронштейнами, которые позволяли поднимать ИЛП над головой, когда необходимо было взлетать или садиться, и перемещать обратно на спину, когда требовалось лететь. Джойс от души поблагодарил старика за его титанический труд и рассказал о своём знакомстве с Клавдием. Как он и ожидал, Лич не особенно обрадовался тому, что призванные покидают их. Но не стал отговаривать лорда, понимая, что если в Эллсдейне им удастся то, ради чего они туда летят, то победить армию Джеральда можно будет значительно легче, а, возможно, и вовсе воевать не придётся.
От Лича Джойс направился к Нилу делать перевязку. Он объявил, что не планирует состязаться в поединках на мечах, ибо сражаться ему, как видно, в ближайшее время не придётся. В глубине души Джойс, конечно же, разделял мнение Гарея. Ему хотелось остаться, хотелось защитить сельчан и монарха от разрушительной мощи Джеральда, хотелось ринуться в бой на механическом драконе против его армии, снести голову мятежному дворецкому, и, наконец, добраться до Гулсенскасла, вызволив из плена Дерека… Но всё это, он понимал, было маловероятным, если только там, в Эллсдейне, это самое «молоко земли» не наделит их некой сверхъестественной силой, способной в два счёта подарить им победу. Но Джойс очень сомневался в том, что так и будет хотя бы потому, что неведомая энергия была для них не менее опасна, чем войска противника.
Когда жители Небесных Холмов узнали от него о пленении Дерека, вспомнил лорд, то были просто разъярены и возмущены настолько, что были готовы выступить на Гулсенскасл, едва пик их гнева улёгся. В результате у Джойса появилась уверенность в них – он не сомневался, что гулсенцы не дадут Джеральду захватить их посёлок, какое бы огромное войско он с собой ни привёл. Поэтому со спокойной душой лорд мог отправляться к Клавдию.
Прежде чем сообщить Лайонеллу о том, что он готов к полёту, Джойс заглянул в спальню к Гарею. Старик по-прежнему отказывался с ним разговаривать и практически не выходил их своего «убежища», приняв пищу сегодня утром здесь, а не за общим столом.
Постучавшись для приличия, лорд шагнул внутрь и остановился на пороге. Как бы унизительно это ни звучало, но он хотел попросить у Гарея прощения, хотя именно дворецкий должен был это сделать, по мнению Джойса. Он надеялся, что после этого его старик хотя бы немного оттает и перестанет дуться на него. И тогда первые шаги на пути к примирению будут сделаны.
– Гарей, – тихо окликнул лорд старика, поскольку дворецкий сидел у окна в кресле спиной к нему. В ответ он даже не шелохнулся, словно кроме него в спальне больше никого не было.
– Гарей, – чуть громче повторил Джойс, шагнув в глубину комнаты. – Пожалуйста, прости меня за это… – И, подумав, добавил: – Ты знаешь, за что.
Со стороны кресла послышался глубокий вздох, но Гарей по-прежнему не произнёс ни слова. Постояв минуту-другую, Джойс понял, что его попытка так и не увенчалась успехом. И он твёрдо решил больше так не унижаться. Поэтому, не сказав больше ни слова, он медленно вышел за дверь, но, оказавшись за порогом, всё же обернулся и едва слышно произнёс:
– Я дорожу тобой, Гарей.
И скрылся за дверью.
Взнуздывая Стримстила, Лайонелл О`Крайтон пару раз покосился на уныло ковыряющего в земле мечом Гулла Джойса. Он знал, о чём тот думал. Но всё же спросил:
– Он по-прежнему не разговаривает с тобой?
Вздохнув, молодой лорд убрал меч в роскошные ножны, подаренные ему одним из сельчан, и, повернувшись к монарху, подтвердил его слова кивком головы. Покачав головой в ответ, Лайонелл закончил возиться с уздечкой, и, перекинув её через драконью голову, забрался в седло.
– Ладно, не думай об этом, мой друг, – ободряюще произнёс он. – В конце концов, не вечно же ему дуться на тебя. Когда-нибудь всё образумится.
Когда-нибудь… Джойс знал, что времени у них оставалось мало, а ежели Гарей и дальше будет так упорствовать, снедаемый ревностью и упрямством, никакого Эллсдейна им не светит. Лорд понимал: раз старик твёрдо решил остаться в посёлке, то даже он, его господин, не сможет заставить дворецкого изменить своё решение.
Но как-то нужно было это сделать, иначе всё, за что они боролись, погибнет. Только вот как? Может быть, Клавдий даст ему какой-нибудь совет?
Джойс очень многое хотел бы узнать от Скорбящего Калеки, ведь он далеко не всё им рассказал. Лорд, в частности, желал узнать происхождение его прозвища, ведь кроме едва заметной хромоты никаких увечий в облике Клавдия он не заметил. И то, каким образом он «следил» за ними, когда между ним и Джеральдом произошла воздушная битва. Неужели Клавдий обладает магическим зрением – способностью видеть то, что происходит на расстоянии? Это было совершенно немыслимо, ведь не могла же проникнуть в Гулсен вместе с проклятьем ещё и магия! Но вскоре Джойс понял, что не в этом дело. Клавдий, рассказывая им вчера историю победы над Ивом Оутсеном, упомянул одного из гулсенцев – некоего Констанция, обладавшего зачатками сверхспособностей. И тут его осенило: неужели Клавдий – потомок того человека? А что, вполне может быть и такое. И хотя Констанций погиб ещё до окончательной победы над Оутсеном, не было сказано про то, что в Гулсене у него не осталась семья или не было внебрачных детей. Господи, подумал Джойс, когда они с монархом уже летели на драконе, – сплошные внебрачные дети! Что-то будет дальше?
Но самое главное – он хотел спросить у Скорбящего Калеки, почему же он всё-таки так отреагировал, когда впервые увидел Клавдия? Что могло их связывать? Неужели он, Джойс, И ЕГО внебрачный сын?.. Да нет, какая ерунда, подумал он, усмехнувшись собственным мыслям. Уж своего-то умершего отца он знал хорошо и был очень на него похож, о чём ему постоянно твердили друзья и родные. Так что это предположение можно было смело отбросить. Скорее, дело было в магических способностях Клавдия, что увеличивало его внутренний магнетизм во сто крат. Однако верить в то, что простое чувство сострадания вызвало в нём такую жалость к старику, лорд отказывался – слишком уж сильна была вчера его тяга к этому гулсенцу.
Стримстил приземлился на ту самую сопку, что и вчера. Идя по уже знакомому маршруту, Джойс пребывал в тягостных раздумьях, которые всё никак не желали его отпускать. Что, если Гарей так и не простит его? И стоит ли ему продолжать посещать Клавдия, тем самым лишь усугубляя их конфликт? В любом случае, Скорбящий Калека догадается, что случилось, ведь сегодня лорд придёт к нему без Гарея. И уже переходя мостик рядом с его хижиной, молодой лорд почувствовал что-то недоброе, хотя и сам не мог понять, чем это чувство было вызвано – его размышлениями, или же чем-то другим.
Войдя в хижину, он обнаружил Клавдия, пьющего чай за тем самым дубовым столом, за которым они вчера беседовали. Увидев гостя, старик поднял голову и ласково улыбнулся. Однако улыбка тут же исчезла с его уст, как только Клавдий увидел, что Джойс пришёл один.
– А где же твой дворецкий? – удивлённо спросил он.
Лорд тяжело вздохнул, как бы извиняясь. И, усевшись в кресло, рассказал старику, что между ними вчера произошло.
– Великий Фреммор… – пробормотал потрясённый Клавдий, глядя на лорда. – Никогда бы не подумал, что стану причиной чьего-то разлада… Вы говорили с ним, сэр Бенет?
– Нет, – покачал головой молодой лорд. – Я пробовал, даже прощения попросил, но он не хочет со мной разговаривать.
– Что ж, – с грустью произнёс Скорбящий Калека. – Тогда я не вижу другого выхода. Я ещё вчера хотел рассказать вам об одной немаловажной детали, и сожалею, что не успел этого сделать. Возможно, тогда бы ваш дворецкий не стал ревновать вас ко мне. Дело в том, сэр Бенет, что ваша реакция на меня вполне объяснима. Я говорил вам вчера о вашем потенциале, но, как видно, Гарей не до конца меня понял. Я знаю, это прозвучит невероятно, но я с самого начала знал, кто вы, – таинственно произнёс Клавдий, наклонившись вперёд. – А когда ещё и увидел у вас эту книгу, что вы взяли из архива, мои сомнения окончательно развеялись. Я прочёл вчера несколько строк, и, прежде чем буду рассказывать дальше, откройте её и прочтите то, что прочёл я. Страница семьдесят восьмая, абзац пятый.
Книга о Гулле и Сенджамине лежала на столе. Пожав плечами и пока не понимая, что Клавдий имеет в виду, Джойс взял её в руки и послушно открыл на указанной странице.
«…И тогда духи Времени явились Гуллу Великому во сне, и сказали ему: «Наступит час, когда ты вновь вернёшься в королевство, и мечом своим сокрушишь всю нечисть вокруг себя. Но после этого ты уйдёшь туда, откуда пришёл, и больше сюда не вернёшься».
– Я прочёл, мистер Майренс, – сказал лорд слегка недоумённо. – Но пока что не понял, какое отношение это имеет ко мне.
– Прошу, называй меня просто Клавдием, – улыбнулся старик. – А отношение к этому у тебя самое что ни на есть непосредственное. Ведь ты – прямой потомок Гулла Первого, мой друг. А знак Гулла – это его родовой герб, им же и придуманный.
Его слова ошарашили лорда. Зная династию Бенетов с семнадцатого века, Джойс и не предполагал, что она на самом деле куда древнее. Получается, его фамилия на самом деле О`Краун? Джойс О`Краун?
Молодой лорд, сгорая от любопытства и нетерпения, тут же задал этот вопрос Клавдию.
– И да, и нет, – загадочно ответил старик. – Из весьма скудных источников мне известно, что с приходом Гулла и Сенджамина в этот мир будущий Первый монарх Гулсена носил фамилию своего отца, и фамилия эта была как раз Бенет. Но позже, став правителем королевства, он взял фамилию матери, Краун, прибавив к ней приставку О, обозначающую благородное происхождение. Не сомневайся в том, что я тебе сейчас рассказал, мой друг. Ты действительно потомок Гулла Первого, оставившего на Земле детей до своего попадания в Гулсен.
Джойс не мог прийти в себя после всего услышанного. Он – потомок первого правителя королевства?! Это казалось совершенно невероятным, однако из уст Клавдия всё это звучало именно как правда.
– Так, стало быть, из-за того, что в моих жилах течёт кровь древнейшей династии, имеющей принадлежность к обеим мирам, я и почувствовал связь с вами так тонко? – спросил лорд.
– Именно, мой друг, – кивнул Клавдий. – Твоё тело энергетически связано с Гулсеном, ты чувствуешь принадлежность к этому миру, он наполовину родной тебе, как и люди, в нём живущие. Именно благодаря тому, что эти «заряды» положительной энергии присутствуют в наших телах, мы, гулсенцы, рождаемся с обострённым чувством доброты и сострадания. Именно поэтому у нас царит мир и порядок, мы не воюем (до недавнего времени) друг с другом – дурные качества попросту умирают в нас, едва появившись, поскольку их тут же уничтожает текущая в нашей крови энергия. И родина этой энергии – как раз Эллсдейн. Странно, что тот, кто совершил это гнусное преступление, в результате которого была испорчена кровь чёрных драконов, а следом – и слуг, не знал об источнике нашей доброты, хотя это на самом деле хорошо, иначе последствия были бы гораздо плачевнее.
Нанеся удар лишь по одним живым существам, Оутсен запустил цепную реакцию, но не перекрыл источник, так что он продолжает отдавать королевству свою энергию. Именно поэтому мы ещё не погибли. Именно поэтому я и предложил вам отправиться туда. Находясь в таком сильном месте, знак Гулла непременно сломает наложенное на него заклятье, и вы сможете попасть на Землю, но тебе, мой друг, нужно быть там непременно вместе с твоим дворецким – иначе ничего не получится. Концентрация энергии столь сильна, что пребывать там одному и принести клятву Истинной преданности без своего слуги невозможно – ты попросту лопнешь от переполнивших тебя эмоций, именно поэтому в той местности никто не живёт. Там очень опасно долго находиться ввиду избытка эмоционального поля, поэтому обряд нужно провести очень быстро.
– А в чём заключается сам обряд? – спросил лорд.
– Вот, возьми, – Клавдий полез за пазуху и вынул небольшой свиток пергамента, свёрнутый в трубочку. – Здесь мною всё написано. Но открыть его можно только тогда, когда будете на месте. Сейчас не читай, иначе написанное тебя испугает.
– А как я узнаю, где именно проходит эта энергия? – спросил Джойс.
– Очень просто, – ответил старик. – Посреди пустынной равнины ты увидишь небольшой островок, поросший густой зеленью. Энергия «молока» питает почву, делая её сверхплодородной, и на ней хорошо растут различные растения и цветы. От этого места, как я уже говорил, энергия расходится во все стороны света, и на её пути – там, где проходят потоки, – также вырастает зелень. Поэтому ты не ошибёшься, если с высоты драконьего полёта увидишь что-то вроде огромной зелёной медузы с извивающимися щупальцами – так реагирует растительный мир Гулсена на то, что даёт королевству жизнь – на его сердце.
– Хорошо, я сделаю всё от меня зависящее, Клавдий, – пообещал Джойс. – Вот только Гарей… Он не желает меня слушать. Он хочет сразиться с Джеральдом, на свою беду. Но как мне заставить его изменить своё мнение, я не знаю.
– А ты хорошо знаешь Гарея? – склонил голову набок Клавдий, пристально глядя на лорда. – Если да, то тебе ничего не стоит разубедить его. Считай это моей тебе подсказкой. Но думай быстрее, поскольку я уже почти всё тебе рассказал, и завтра можно было бы уже отправляться вам в путь. За посёлок вы можете не волноваться – в случае ожидаемой вами атаки я попробую оградить сельчан от гнева Джеральда, и он не сможет напасть.
– Но как?! Как вы это сделаете? – вытаращил глаза удивлённый лорд. – И, кстати, каким образом вы…
– Следил за вами во время поединка на драконах? – предвосхитил его вопрос Клавдий. – О, это всё очень просто. У меня есть дар. Врождённый. Он достался мне от моего деда…
– Констанция? – улыбнулся Джойс.
– Но как ты дога… – начал было Клавдий, но тут же хлопнул себя по лбу. – Ах я старый дурень, я ведь сам вчера рассказал вам про него и его встречу с Найлзом... Да, мой дед был одним из первых гулсенцев, поколение которых рождалось с некими непонятными в те времена способностями. Одни умели видеть сквозь стены, другие – мгновенно перемещаться на небольшие расстояния, третьи – читать мысли и поднимать в воздух предметы… Мы смотрели на это лишь как на забаву, не более. Но когда некоторые из нас поняли, что эти умения могут оказаться полезными и пригодиться нам в повседневной жизни, – вот тут-то на Гулсен и начали сыпаться одна беда за другой. Кто-то считал, что проявление чудесных способностей было послано врагами, чтобы сломить наш дух, другие полагали, что Великий Фреммор как-то воздействовал на нас и наказал за то, что захотели использовать эти способности, либо, наоборот, облагодетельствовал и даровал нам их. Мнения были разные, но недовольных этой непонятной вещью было несоизмеримо больше, поэтому было решено попросту не обращать на это внимания. И мы не обращали. А между тем королевство стонало от постоянных набегов врага. Сначала битва с грифонами, затем – с юнигерами, после этого нас атаковали звероиды, и наконец, самая страшная беда пришла на наши земли: внутренняя. Война ветвей. Только внешний враг, а не мы сами, дал тому начало. И в ваших силах, сэр Бенет, остановить его, пока не стало слишком поздно. Я мысленно был с вами во время поединка с Джеральдом, понимая, что он всего лишь исполнитель воли того, кто всё это затеял. Я мог бы помочь вам, задержав его определённым образом, чтобы он не улетел в Гулсенскасл, но так как во мне эти способности развиты не так хорошо, как у моего деда – частично из-за лени и отсутствия интереса и тренировок в молодости, а частично и из-за своей слабости и немощи в данный момент, – я позволил себе отпустить его, иначе умер бы от перенапряжения умственных сил. Вот мой ответ на твой вопрос, лорд Бенет.
– У нас это свойство называют словом «магия», – сказал Джойс, чувствуя в душе глубокую симпатию к Клавдию. Подумать только, ещё несколько дней назад он не мог себе представить, что столько всего узнает о королевстве от одного-единственного человека, вмещавшего в себе поистине громадный кладезь знаний, и знавшего то, чего не знают многие гулсенцы. И задумался над тем, могло ли стать появление в Гулсене магии причиной многих бед королевства? Ведь магия, как он знал, в своём первоначальном состоянии как раз и имеет структуру хаоса, неконтролируемого и дикого, поэтому она могла возникнуть откуда угодно, проникнув с Земли, например, или из того же «молока» в Эллсдейне. Что, если обряд, совершённый Оутсеном, заставил эту магию стать более агрессивной, соединившись с магией земной, которой тот колдун, если он был, воздействовал на знак Гулла при совершении обряда? Джойс вынул из-за пазухи дощечку со своим родовым гербом, и внимательно рассматривал её. И, принимая тот факт, что он – потомок Гулла Первого, молодой лорд вдруг неожиданно для самого себя понял: а ведь он фактически кандидат на трон главы ветви Анкраун! От этой мысли Джойс едва не подпрыгнул в кресле. Вот Гарей удивится, когда об этом узнает! А уж монарх будет просто потрясён. И тут лорд вспомнил свой сон о драконе, назвавшем его Гуллом Всезорким. Да уж, теперь он действительно прозрел. Поделившись всеми этими мыслями с Клавдием, Джойс с замиранием сердца ожидал, что старик на это ответит. Но Клавдий лишь скептически покачал головой.
– Ты родился на Земле, – твёрдо сказал он. – И чьим бы ты потомком ни был, пусть даже Великого Фреммора, корону ты не получишь, ибо она передаётся только от отца к сыну. А твой отец не был монархом Гулсена. Кроме того, сейчас королевством правит – вернее, правила до недавнего времени, – молодая династия О`Крайтонов. И ничто не может нарушить многовековые традиции передачи королевской власти, даже внезапно объявившийся наследник из иного мира. Кроме того, сейчас обеими ветвями заправляет Джеральд, которому не нужен господин в своих грязных делах.
– Да я и не планировал править, – махнув рукой, попытался отшутиться лорд. – Я просто хотел сказать, раз уж я настолько связан с вашим королевством, то у меня есть гораздо больше шансов его спасти, чем если бы я был самым обычным англичанином.
– Нет, пока у тебя и Гарея не будет поддержки в виде клятвы Истинной преданности, всё это останется не более чем констатацией факта, – возразил Клавдий. – И ни твоё происхождение, ни мои способности ничем королевству не помогут.
– Хорошо, – согласился Джойс. – Я попытаюсь сделать так, чтобы после этой клятвы все наши знания и способности заработали на полную мощность, а магия больше не вредила Гулсену.
– Это было бы самой великой радостью для нас, – кивнул Клавдий. – А теперь я хотел бы немного рассказать о нашей истории, дабы укрепить и расширить твои познания в этой области.
И в течении двух с половиной часов Джойс слушал повествование Скорбящего Калеки об истории и происхождении главных артефактов королевства – меча Гулла и копья Сенджамина. Кто и когда их выковал, как их использовали первые владельцы, каковы были имена меча и копья, приводившие в действие силы, заключённые в них, и как потом эти артефакты помогали им в борьбе против врагов. С восхищением лорд слушал о славных героях прошлого, помогавших королевству и спасавших его от порабощения всякий раз, когда требовалась помощь. И в его памяти чётко отпечатались все их имена: Джереми Дарлингтон и Дорнтон Бёрн, их потомки Чарльз Дарлингтон и Престон Бёрн, затем – Найлз Стюарт и Винсент Ланкастер… Была и некая туманная история – нет, даже две туманных истории про какой-то Склон мира (что-то наподобие драконьего рая), где обитали души давно умерших драконов, едва не порабощённая какими-то подземными сектантами Англия… Клавдий почти ничего об этом не знал, поэтому коснулся тех событий лишь мимоходом, но откуда у него самого появилась такая информация – из той же книги Гулсена, или откуда-то ещё – так и не объяснил.
Перед Джойсом словно в калейдоскопе сменялись образы каждой из пар правителей королевства. Их имена, судьбы, их радости и беды, их жизнь и смерть – всё это настолько поразило молодого лорда и увлекло его, что он как мальчишка с жадностью ловил каждое слово в этой одной бесконечной сказке, ставшей для него реальностью в тот миг, когда он попал сюда, став вместе с Гареем четвёртыми англичанами, побывавшими в этом потрясающем месте.
Он мог бы слушать эти истории вечно, но в какой-то момент Клавдий, вдруг оборвав свою речь на полуслове, как-то странно напрягся всем телом. Глаза его расширились, едва не вылезая из орбит, а руки судорожно вцепились в подлокотники кресла. Джойс вскочил и метнулся к старику, сильно напуганный происходящим. И в этот момент Клавдий сделал вдох и жалобно застонал. Зажмурив глаза, он наклонился вперёд, по-прежнему цепляясь руками за кресло, и вновь застонал, дрожа всем телом. Джойс был в панике. Он пытался окликнуть Клавдия, чтобы понять, что с ним происходит, ведь лорд не мог помочь, не выяснив причины его припадка, ведь такое поведение могло означать что угодно, от простого спазма до сердечного приступа. Но Клавдий не понимал, чего от него хотят. Не реагируя на испуганный зов лорда, он шумно, скоро дышал, не открывая зажмуренных глаз, и всё ниже и ниже склонялся в кресле. Его лицо было искажено гримасой страдания, на лбу выступили капли пота, он уже не так громко, но более часто стонал, и стонал так жалобно, что у Джойса разрывалось сердце. Он был бессилен помочь старику и проклинал себя за это, бегая вокруг кресла. Если бы Клавдий жил в посёлке, то можно было бы вызвать сюда Нила, но кроме ждущего его за милю отсюда монарха, который тоже вряд ли бы чем-нибудь помог, он был здесь один. И ему ничего другого не оставалось, кроме как ждать и пробовать утешить Клавдия, который сейчас испытывал ужасную боль. Его мысли как человека, живущего в двадцать втором веке, были направлены на практическое, тогда как подсознание подсказывало, что не стоит сбрасывать со счетов и то, что он, Джойс, так старательно подавлял в себе всё это время. Оно словно говорило лорду: «Да, у тебя нет лекарств и уколов, но ты имеешь другое оружие против недугов, так используй его!»
И вконец отчаявшийся лорд понял, что если он хоть что-то не сделает прямо сейчас для помощи несчастному старику, тот скончается у него на глазах.
Клавдий вновь напрягся и закричал, подавшись вперёд. И в этот момент чувства в Джойсе взяли верх над разумом. Он бросился к старику, схватил его и медленно уложил на пол, сев рядом и положив его голову себе на колени. Клавдий вновь затрясся и застонал, и из глаз его хлынули слёзы. «Это хороший знак», – подумал лорд. Значит, пик приступа уже позади.
Глядя на страдающего, лорд мысленно повторял одну и ту же фразу: «Живи, живи, не умирай, не умирай…» Эти слова, словно магическую формулу, он повторял с таким неистовством, с такой искренностью, что и сам потерял способность понимать, что происходит вокруг него, ибо зажмурил глаза и раскачивался в одном ритме с телом Клавдия, не отпуская объятий. Он убаюкивал стонущего старика словно ребёнка, изо всех сил сжимая его руками, чтобы не отдать на растерзание постучавшейся к ним в двери смерти.
Бешеные удары сердца Клавдия он в этот момент слышал так отчётливо, словно это было его собственное сердце. Его слёзы словно были его слезами. Его стоны отзывались эхом внутри него самого. Это было противоречивое чувство, которое и восхищало, и настораживало. Но оно же и давало понять, сколь ценна жизнь, и сей незаменимый, сей уникальнейший опыт лорд Джойс был обречён получить. И получал его сполна.
И в тот момент, когда его собственное сердце готово было разорваться от колоссального психического напряжения, а из груди – вырваться крики паники, Клавдий в его руках как-то особенно жалобно всхлипнул, обе его руки, ладони которых держал в своих руках Джойс, дёрнулись, он выдохнул и затих. Его голова откинулась набок, и тело Клавдия замерло.
Джойс не сразу понял, что на самом деле произошло. Он дёрнулся, собираясь вскочить и закричать от ужаса, видя, что все его усилия спасти Клавдия не помогли и старик умер у него на руках, однако он по-прежнему слышал толчки со спины Клавдия, которую он прижимал к своей груди. Сердце старика по-прежнему билось, правда, очень слабо. Джойс привстал, поудобнее перехватив Клавдия, и поднял его на руки.
Старик был необычайно лёгким, почти невесомым, и Джойс благополучно донёс его до спальни, что находилась в смежной комнате.
Там стояла небольшая узкая кровать, столик и шкаф, а само помещение было очень тесным и без окон. Осторожно уложив старика, лорд принялся снимать с него телогрейку и рубашку, чтобы протереть пылающее жаром тело от пота. Клавдий не приходил в себя, его дыхание вновь участилось, когда Джойс принялся растирать его смоченной в найденном в шкафу растворе спирта тряпочкой. Слёзы капали из глаз лорда. Он понимал, что не сможет сегодня улететь отсюда обратно в посёлок, бросив больного старика. И, кажется, Джойс начинал понимать, почему Клавдий именовал себя Скорбящим Калекой. Тот удар по голове, полученный им во время нападения на его хозяина… Возможно, именно он и повлиял на то, что теперь у него и возникают эти приступы. Но как часто? Лорд с ужасом представил себе то же, что увидел сегодня, как терзаемый болью старик корчится на полу, стонет, а вокруг – ни одной живой души, что помогла бы ему. Джойс от этой мысли сам едва не застонал. Он не оставит Клавдия одного. Он заберёт его с собой в Англию, вылечит, будет ему вместо сына… И ему было уже всё равно, что на это скажет Гарей.
Закончив растирания, лорд с не проходящей тревогой укутал старика в шерстяное одеяльце, затем укрыл ещё одним, смочил его губы водой и сел рядом. Джойс плакал, беззвучно, но сильно. Дыхание старика вновь выровнялось, но жар не спадал. Нужно было бежать к монарху, чтобы отпустить его обратно в посёлок, но Джойс боялся оставлять Клавдия одного. И всё же он заставил себя выйти из хижины, обещав больному и себе самому, что непременно вернётся. И помчался к сопке.
Выслушав запыхавшегося лорда, монарх Гулсена понимающе кивнул и сказал, что прилетит сюда завтра утром. Стримстил взлетел и стремительно помчался прочь.
Джойс не стал говорить монарху привести завтра Нила, ведь если защита от непрошеных гостей, которая охраняла хижину Клавдия, ещё действует, доктор не сможет пройти через неё. И надеялся, что о своей болезни Клавдий ему сам расскажет.
Пока же, вернувшись на свой пост подле постели старика, Джойс присел рядом. Он долго глядел в искажённые временем черты лица старого гулсенца, в сеть многочисленных морщинок, словно это был некий код, который он пытался разгадать, чтобы понять, как исцелить страдающего страшным недугом ансервца. И боялся, смертельно боялся уснуть, потому что страшился того, что, когда он проснётся, Клавдий будет спать уже вечным сном.
Клавдий пребывал в некоем подобии сна, вызванным страшным приступом, и при всём желании не мог проснуться. А Джойс так и уснул на стуле подле его постели…
Наступило утро, но в лишённой окон комнатке по-прежнему царил мрак. И лишь благодаря своей привычке рано вставать Джойс проснулся как раз вовремя, чтобы встретить обещавшего прилететь утром монарха.
Подняв голову, он взглянул на Клавдия. Старик ровно, спокойно дышал. Улыбнувшись, Джойс поднялся и потрогал его лоб. Он был тёплым. Значит, жар спал самостоятельно, чему Джойс был несказанно рад. Однако Клавдий не просыпался, и это очень тревожило молодого лорда. Если старик не реагирует на внешний шум и прикосновения, дело плохо и сон этот нездоровый. Джойсу не хотелось уходить, но, скрепя сердце и повинуясь долгу, он наклонился и на несколько мгновений положил руки на плечи больному.
– Я скоро вернусь, – шёпотом пообещал он. – Держись, отец, прошу тебя…
Он помчался вверх по течению реки. Казалось, Джойс не заметил невольно проскользнувшее слово «отец» в своих словах к Клавдию. Более того, он даже не думал, что оно было произнесено. Но в его мыслях в этот момент родилась интересная теория: а что, если оба их мира не только взаимодействуют, а являются как бы зеркальными отражениями друг друга? Что, если Клавдий – это воплощение его умершего отца по ту сторону реальности? И именно этим, а не каким-то «внутренним потенциалом», объясняется стремление его, Джойса, к тому, чтобы окружить Клавдия заботой и любовью? Очень даже возможно, что так оно и было. Эта мысль поселила радость в душе молодого лорда, и он побежал ещё быстрее.
Вот было бы хорошо, если б он мог в минуты приступа забрать всю боль от Клавдия себе или хотя бы разделить её с ним, тем самым вполовину уменьшив силу страданий несчастного старика. Но на все эти вопросы, он знал, не получит ответа, либо получит, но ещё очень нескоро.
