Текст книги "Непознанный мир (цикл повестей) (СИ)"
Автор книги: Клетчатая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 65 (всего у книги 70 страниц)
По всему посёлку зажигали огни, чтобы лучше видеть друг друга. К сожалению, луны этой ночью не было, и враг мог воспользоваться этим. Но пока никто не видел ни в небе, ни на земле ни единого солдата. Лич завёл двигатель Несущего Свет, но без команды монарха, который верхом на Стримстиле стоял теперь впереди всех на самом краю холма, больше ничего не предпринимал. Так прошло несколько минут. Гулсенцы напряжённо ждали, устремив взоры в непроглядную мглу. В этот момент все они думали о своих семьях, своих господах и слугах, своём погибающем королевстве. И так же, как Лайонелл, Нил и Лич Беркли, молили Небеса о возвращении призванных.
И вот наконец они услышали шум. Он был неясным, нечётким, однако ни с чем другим спутать его было невозможно: то был шум от взмахов драконьих крыльев.
Миг – и из тёмного покрывала ночи вырвался огромный бронзовый дракон. А секундой позже с обеих сторон от него остановили полёт два серых дракона поменьше – по-видимому, охранники. Гулсенцы и Лич замерли, ожидая приказа Лайонелла О`Крайтона, но монарх не шевелился. Он со смешанным чувством ярости и ужаса глядел на того, кто восседал на спине бронзового дракона. А тот, кто восседал на спине бронзового дракона, со злобным торжеством глядел на посмевшую бросить ему вызов жалкую кучку людей.
Слэй (а это был именно он) взревел так, что сотряс воздух, а затем выдохнул вверх гигантский столб пламени, осветив на краткое мгновенье кусочек неба. Монарх напрягся, готовый в любой момент броситься в бой, а Стримстил в нетерпении рычал, не сводя взгляда со своего отца. Всадник, с ног до головы закованный в чёрные с золотом латы, привстал на стременах и поднял забрало. Несомненно, это был Джеральд. Тут же со всех концов послышались гневные голоса гулсенцев: «Предатель, предатель!» Но Лайонелл О`Крайтон сделал им знак замолчать. И уже собирался было заговорить со своим бывшим соправителем, как тот начал диалог первым, обращаясь к монарху:
– Приветствую тебя, беглец! Я вижу, ты подготовился к моему визиту, собрав здесь кучку жалких людишек и запудрив им мозги о своём якобы величии и моём якобы предательстве! Да ещё и выставил против меня какую-то нелепую железяку! – Усмехнувшись, он поглядел на механического дракона. – И это всё, что ты можешь? Да от вас ничего не останется, как только мой дракон разок дохнёт пламенем! Все за меня, потому что я веду Гулсен к свету, а ты, когда был монархом, тянул его в пропасть! – Тут он повертел головой, словно кого-то искал в рядах противника. – А где эти ваши так называемые призванные? Сбежали обратно в Англию? Ах вы, бедненькие, – с издёвкой просюсюкал он и расхохотался. – Знаете, как я вас нашёл? – продолжил он, обращаясь к монарху. – Нет, не той земной штукой – она, к сожалению, сломалась, – а с помощью вашего приятеля, который раскололся только тогда, когда ему стали погружать в сердце нож! – При этих словах весь посёлок вздрогнул, а монарх сжал кулаки от негодования.
– Ты ответишь за всё, мерзавец, недостойный звания дворецкого! – закричал он. – Ты пришёл воевать с собственным народом! По-твоему, это благородно? Я простил тебя уже тысячу раз, Джеральд, ибо ты не по своей воле стал таким, и дал тебе время понять это и исправиться, но ты меня не понял! Теперь же я промолчу и скрепя сердце сражусь с тобой, раз ты так этого хочешь! Но не рассчитывай больше на то, что я поддамся тебе на этот раз только потому, что дорожу тобою. Мне надоело терпеть твои выходки и видеть, как ты разрушаешь королевство! И если ты привёл армию, сразись сперва один на один со своим господином, а уж потом говори и делай, что хочешь, хоть всё тут разнеси, но наши отношения мы должны выяснить лишь вдвоём, в честном и равном бою! – И монарх Гулсена поднял над головой сверкающий меч. То был, разумеется, самый обыкновенный меч, но Лайонелл чувствовал себя с ним не менее уверенно, чем с мечом Гулла: кузнецы постарались на славу для своего монарха, выковав ему самый прочный и самый надёжный клинок из всех мечей, имевшихся в посёлке. Пожалуй, лучше этого меча мог быть только сам меч Гулла Великого.
Джеральд довольно оскалился: он давно хотел именно этого – самолично расправиться со своим главным врагом, пронзить этого львиного узурпатора своим копьём, копьём Сенджамина, который в те давние времена мог бы запросто избавиться от своего господина и править Гулсеном безраздельной властью, если бы не был ему так предан. От этой мысли Джеральду стало противно. Преданность… Какое же мерзкое на вкус это слово, словно муха, попавшая в сладкий мёд! Это самое дорогое для ансервцев слово заставляет их подобно этой самой мухе липнуть к своим господам, словно к мёду. Вот же гадость! Джеральд скривился от этой мысли. Как хорошо, что он один правит Гулсеном, а тот, кто пытается мешать ему в этом, как правило, долго не живёт. Вот они собрались сейчас здесь, всего лишь жалкая кучка непокорных, что она ему? Плюнуть и растереть. Джеральд даже пожалел, что столько времени вёл огромный отряд ради этой мелочи. Тут и трое всадников за минуту управятся, а уж его Слэй… Однако мысль сразиться со своим заклятым врагом была настолько заманчивой, что Джеральд принял вызов монарха.
– Отлично, – крикнул он. – Мы сразимся. Но знай, что против копья Сенджамина твой жалкий меч – ничто! Однако прежде я хочу вернуть всем вам то, что вы недавно потеряли, – он с ухмылкой обвёл взглядом толпу гулсенцев. Те изумлённо переглянулись.
– Что ты имеешь в виду? – спросил Лайонелл.
В ответ на это Джеральд сделал знак одному из охранников, и тот повернул дракона боком. И поражённые поселенцы увидели, что к боку дракона привязано безжизненное, окровавленное, истерзанное тело их вождя. Дерека Ван Бастена.
– Он ещё жив, – объявил дворецкий. – Но, как мне кажется, ненадолго – слишком долго этот олух не хотел раскрывать нам ваше местонахождение, так что пришлось его немножко поистязать. Но так просто я вам его не отдам, – взглянул он уже на монарха. – Говори, где ваши английские прихвостни вместе с моим мечом, иначе, – он подлетел к пленнику, и, взяв копьё наперевес, ткнул остриём в шею безвольно повиснувшей головы Дерека. – Он умрёт.
– Это не твой меч, – спокойно произнёс монарх, услышав за спиной ропот односельчан. – И не мой. И не призванных. Меч Гулла принадлежит первым правителям и всему королевству, и ни я, и никто другой не имеет права владеть им! Я знаю, для чего тебе нужен этот меч: ты объединишь его с копьём и этим ускоришь гибель королевства! Но подумай, Джеральд: ведь в этом случае ты и сам погибнешь вместе с Гулсеном! Неужели тебе не дорога твоя собственная жизнь?
– Ха! – произнёс Джеральд. – Глупец! Я исчезну отсюда в тот миг, когда объединю артефакты! И знаешь, куда? В Англию! – Таких слов от своего бывшего соправителя Лайонелл не ожидал и уставился на дворецкого непонимающим взглядом. – Потому мне и нужны эти призванные! Объединённые артефакты обладают колоссальной силой, что стало ясно после предыдущего визита к нам англичан. Тебе ведь твой отец наверняка рассказывал историю о том, как его отец сражался вместе с англичанами против звероидов? Тогда меч и копьё были едины, а представь, что будет, если они объединятся снова! Когда в моих руках окажутся призванные, я использую их энергетическую связь с Англией, что ещё в них осталась, для своего перемещения! Я перемещусь через их знак Гулла прямиком в Англию, а они останутся здесь и не смогут вернуться! И погибнут вместе со всеми! Оутсен мне сам так сказал! Так что если ты сейчас же не скажешь мне, где они, я, как уже говорил, убью его! – И Джеральд ещё сильней вдавил копьё в шею Дерека. Кончик его жала тут же окрасился одной-единственной каплей крови несчастного. Но даже с такого расстояния монарх Гулсена заметил это.
– Ты посмел осквернить священное оружие кровью невинного человека! – вскричал он. – И жестоко за это поплатишься! Я не скажу тебе, где призванные, и никто не скажет, ибо от них зависит судьба королевства. А ты стал пешкой в чужих руках, Джеральд, и даже не заметил этого! Твою жажду власти, все твои слабости использовали в своих целях земные люди, ни в грош не ставя твою личность, и попросту уничтожат, когда ты выполнишь все их приказы. Я бы никогда с тобой так не поступил. Но, как я уже сказал, я тебя не виню. У нас с тобой был уговор – сразиться один на один. Я предлагаю поставить на наш поединок и жизнь Дерека, и местонахождение призванных. Если я проиграю, мы все сдадимся тебе, я расскажу тебе о том, где сейчас призванные, и ты сможешь после этого убить и меня, и Дерека. – Он с трудом произносил эти страшные слова, понимая, сколь много ставит на карту, фактически предавая весь посёлок. Но другого выбора не было: Дерека нужно было спасать. – А если проиграешь ты, Дерек остаётся в живых, ты отдаёшь нам копьё Сенджамина и убираешься обратно в Гулсенскасл! Ну что, с такими условиями ты согласен?
Глаза Джеральда сверкнули торжеством.
– Ты подписал себе смертный приговор своими же собственными словами! – захохотал он. – Впрочем, чего ещё ждать от неудачника и труса?! Я принимаю твоё предложение! Готовься к сражению в стороне от посёлка, чтобы тебе никто не смог помочь, если упадёшь с дракона!
Монарх стиснул зубы, в который раз поражаясь коварству и хитрости своего дворецкого, но в ответ ничего не сказал. Джеральд развернул Слэя и унёсся во тьму. К Лайонеллу тут же подошли все поселенцы и принялись его подбадривать. Лич Беркли тоже что-то крикнул с высоты своего дракона, но монарх не расслышал. Его мысли были заняты другим. Как бы жутко это ни звучало, но он чувствовал, что проиграет. Он подведёт их всех. Лайонелл О`Крайтон, конечно же, знал, что если он погибнет в этом поединке, то Джеральду, несомненно, дадут отпор без промедления, но тогда это будет уже совершенно бессмысленно: их уничтожат за считанные мгновения. Поэтому монарх счёл разумным прямо сейчас попросить у своих подданных прощения за то, что только что поставил их всех под удар. Он слез с дракона и с плачем рухнул на колени к ногам гулсенцев. Не понимая, что происходит, весь посёлок бросился его поднимать, но Лайонелл не вставал. Он рассказал им, почему валяется сейчас в ногах у своего народа. Но поселенцы ничего не хотели об этом слышать. Они всё же подняли монарха на ноги и усадили обратно на Стримстила. И тут все они увидели, как в долине впереди них происходит ужасное зрелище: сотни чёрных как смоль драконов приземлялись с небес и ровным строем вставали в ряды, мордами к ним. Закованные в такие же чёрные доспехи всадники с мечами и копьями в полном молчании неторопливо передвигались верхом по долине, вставая каждый в строго определённое место в колонне. Чёткая организованность этих воинов поражала монарха, и он подумал, что, не будь все эти рыцари под воздействием своих драконов, заражённых «чёрной чумой», они бы ни секунды не остались на стороне Джеральда, а перешли бы на их сторону. Но, к сожалению, пока никто не знал, как избавить их от этого воздействия, а это означало, что солдаты будут сражаться за Джеральда до последнего издыхания. В этом смысле они были идеальным и непобедимым войском.
Вскоре долина была уже черным-черна. И хотя ночью их было почти не видно, от этого они казались ещё более грозными. И вся эта несущая смерть орда должна была вскоре обрушиться на их крохотный посёлок, если монарх проиграет бой.
– Что же ты делаешь, Джеральд… – негромко вымолвил он, глядя на это ужасное зрелище.
Лайонелл О`Крайтон ждал сигнала Джеральда. Да, с виду было позорно, подобно гончей, прибежать на этот зов, но на самом деле сейчас для всех них было неважно, кто кем будет командовать. Все они думали об исходе предстоящего поединка.
И вот сигнал был дан. В рог затрубил сам Джеральд.
– Я вернусь назад с победой, – сказал монарх окружившим его гулсенцам. Многие плакали. – А если не вернусь, вы знаете, что делать. Следите за передвижениями его армии. Возможно, они попытаются вас скомпрометировать, нарушив кодекс поединка, и атаковать посёлок или же меня до того, как я закончу сражение.
Не дожидаясь ответа от тех, в ком он был абсолютно уверен, Лайонелл О`Крайтон тронул поводья Стримстила и взлетел с холма навстречу своей судьбе.
====== Глава 8. Клятва и битва ======
Меньше нас – знай заранее.
Меньше нас – зато прочен наш строй.
И на самом краю мироздания
Встретим мы наш решающий бой.
Из песни гр. Эпидемия «Меньше нас».
– Подойдите ближе, дети мои, – велел золотой дракон. Его голос был бархатным и чистым, он завораживал и поражал своим величием и мягкостью. Джойс и Гарей готовы были поклясться, что ни у кого ни на Земле, ни в Гулсене никогда не было такого голоса, как у этого говорящего дракона. Но они слишком боялись его. Нет, не его самого, – к драконам они уже привыкли, – а его величия, его слов, обращённых к ним, словно это говорил не дракон, а, скорее, Великий Фреммор, что сидел у него на спине. И не торопились выходить из-за деревьев.
Золотой дракон терпеливо ждал, не проронив больше ни звука, и страх призванных сменился неловкостью. По-видимому, они заставляли ждать не просто говорящего дракона и духа Первого слуги. И первым это понял Джойс.
– Гарей, нам нужно подойти к ним, – сказал он, медленно выходя из-за дерева. – Давай, смелее. Будь что будет. Они нас ждали, и мы не можем уйти отсюда, не дав клятвы.
Дворецкий ничего не сказал в ответ своему господину, но послушно зашагал рядом.
Когда они вновь приблизились так близко к источнику, как и перед появлением дракона, золотой исполин выпрямил шею, не переставая смотреть на них, и произнёс то, чего сейчас и лорд, и слуга меньше всего ожидали услышать:
– Вам нужно поспать.
И умолк, ожидая ответной реакции призванных. Не зная, что ответить, Джойс открыл было рот, но, быстро взяв себя в руки, произнёс, слегка запинаясь:
– Я… Мы… Великодушно простите нас, уважаемый дракон, мы бы ответили, но не знаем, как к вам обращаться.
Золотой исполин моргнул узкими глазами и неторопливо сполз с полусферы, по-прежнему ярко сиявшей. Теперь он предстал перед ними во всей своей красе – оказалось, что его шкура сверкает ярче, чем сама полусфера. Но Великого Фреммора на его спине больше не было – Первый слуга куда-то исчез. Гордо подняв голову и глядя вдаль, дракон величаво произнёс:
– Моё имя – Фаэтон, я являюсь Хранителем Склона Мира, последнего пристанища всех драконов Мирозданья. Здесь со мною также Первый слуга Фреммор Великий, покровитель слуг всех миров – материальных, параллельных, двупараллельных и тетрапараллельных.
– «Двупараллельных и тетрапараллельных»? – изумился лорд. – А что это за миры?
Фаэтон склонил к нему свою огромную голову.
– Пока существует наша Вселенная, никто из земных людей не узнает и не познает их, – загадочно произнёс он. – Лишь когда она умрёт и возникнет новая Вселенная, это будет возможно. Но, если не ошибаюсь, вы называете эти миры чёрными дырами. И раз вам об их существовании известно, значит, конец этой Вселенной уже близок.
Джойс понял, насколько глубинны познания Фаэтона, ведь он только что сказал им то, чего никто не знает ни на Земле, ни в Гулсене. Преклонив вместе с Гареем одно колено, молодой лорд поклонился дракону и, как подобает в таких случаях, торжественно произнёс:
– О великий Фаэтон, вы правы. Но гораздо ближе конец других Вселенных: земной и параллельной. Мы здесь, чтобы принести клятву Истинной преданности и предотвратить разрушение, вызванное одним из наших сограждан. Мы устали, но не можем спать – сейчас нам дорога каждая минута, и мы очень долго добирались сюда, чтобы вместо принесения клятвы видеть сны. Особенно после того, как увидели вас и Великого Фреммора.
Лорду показалось, что драконьи губы Фаэтона тронула улыбка. Вероятно, он был польщён. Однако Хранитель Склона Мира никогда не был гордецом, но его истинный характер познали только те, кто был с ним одной крови. И то не при жизни. Но ответом лорда дракон был вполне удовлетворён. Он слегка расправил крылья, прогоняя прочь тьму ночи, отчего пространство света ещё больше расширилось, и сказал, глядя на призванных:
– Что ж, это очень достойный ответ и не менее достойный выбор моего товарища. – Джойс и Гарей поняли, что он имел в виду Великого Фреммора. – Мы с ним – посредники между вашим миром и этим, и останемся таковыми, пока будут существовать драконы и люди. Вы проделали огромный путь с момента появления в Гулсене, и теперь он почти завершён. Но вам ещё многое предстоит здесь узнать. Подойдите ближе, не бойтесь: энергия королевства, даже испорченная извне, не может повлиять на вас отрицательно, ведь вы не являетесь гулсенцами.
Повинуясь воле Фаэтона, Джойс и Гарей подошли к сияющей полусфере почти вплотную, почувствовав тепло, исходящее от её поверхности. И тут молодой лорд спросил:
– Великий Фаэтон, а как же… те монеты, тот клад, что мы обнаружили по пути сюда? Мой дворецкий… Ведь на него повлияла…
– Это было испытание, – произнёс Фаэтон, зажмурив глаза и издав при этом несколько коротких утробных звуков, и призванные поняли, что он смеётся.
– Испытание? – переспросил Джойс, удивляясь всё больше.
– Да, испытание, – подтвердил дракон. – И не единственное. И все их вы прошли достойно. Первым из них стало ваше разлучение в водах Великого озера, поскольку Великий Фреммор, чьим пристанищем оно когда-то являлось, вдруг засомневался в вашей верности друг к другу и с моего разрешения сделал это. Да, над озером не все драконы пролетают беспрепятственно, но я забираю в свой мир только тех, кто творит в своей жизни слишком много зла. Остальные же приобретают молодость на столько лет, насколько полна была их жизнь добрых дел.
– Значит, тот дракон, которого я захватил у стражника, тоже был злым? – спросил Джойс. – Поэтому вы и забрали его?
– Да, – ответил Фаэтон. – Он не сумел самостоятельно избавиться от тех дурных принципов, что внушил ему его хозяин, хоть и не был заражён, как вы это называете, «чёрной чумой». Но я забрал его, чтобы он не страдал, и уже в моём мире, загробном мире драконов, стал другим, получив шанс когда-нибудь вернуться обратно в новом существе. Именно поэтому дикие драконы, живущие в Гулсене, почти никогда не нападают на людей. Потому что если у кого-то из них появится такая мысль, его неизбежно повлечёт к Великому озеру и он погибнет. А у грифонов, как ты знаешь, нет своего покровителя и загробного мира, который мог бы контролировать их деяния, поэтому они однажды и напали на Гулсен. Они боятся и ненавидят драконов, зная, что у них есть я, помогающий им переродиться. И знают, что драконы защищают людей, поэтому союзников среди диких драконов у них нет, а значит, более никогда они не посмеют вновь напасть на королевство. Тогда, много веков назад, их к этому подтолкнул человек, ведь сами они не в состоянии организовать армию. Теперь вы знаете, что монеты – это второе ваше испытание, и вы его также успешно прошли. На очереди – третье. И сейчас вам предстоит сделать выбор. От этого будет зависеть, состоится ли принесение клятвы Истинной преданности, или же нет.
Лорд и слуга вздрогнули от какого-то неясного чувства. Третье испытание… Каким же оно будет? Снова разлука, ссора, боль?
Вдруг прямо перед собою, на вершине полусферы, они увидели Фреммора. Гарей пал на колени и склонил голову. Джойс на всякий случай преклонил одно колено.
Крылатый старик, освещённый золотым сиянием, строго смотрел на коленопреклоненных, а Фаэтон благосклонно ему улыбался. Но призванные не видели всего этого, не смея поднять глаза. И услышали голос – негромкий, старческий голос, который, тем не менее, был вовсе не страшным. Он успокаивал, восхищал, и был очень приятным на слух. Великий Фреммор произнёс:
– Призванные! Здесь, в центре величайшей из сил, источнике зарождения Гулсена, лишь вы можете повелевать ею! Она подчинится вам и сделает всё, что вы пожелаете. До сих пор никому из людей не доводилось ею управлять, но вам она покорна, ибо миры рушатся, и никто, даже мы, не знаем, поможет ли вам клятва Истинной преданности, или же нет. Поэтому вам дан ещё один шанс: вы можете загадать одно желание, и сила Эллсдейна его исполнит. Но выбирайте тщательно – другой попытки уже не будет. Это и есть ваше третье испытание. Испытание чистоты и благородства души.
Ни Джойс, ни Гарей до сего момента не могли представить, что им предстоит «пообщаться» с кем-то более божественным, чем Фреммор и Фаэтон, и кем-то более древним и великим. Им стало страшно. И, что их ещё более пугало, страх не давал им сосредоточиться на своём желании. Но постепенно их волнение улеглось, ведь никто их не торопил. Оба неподвижно глядели на белоснежную полусферу, восхищаясь скрытой в ней колоссальной силой, которая могла по одному их слову поменять мир так, что он станет абсолютно другим. Такая колоссальная власть, такая мощь просто поражала, и осознать эту мощь было тем паче сложно, как если попытаться осознать бесконечность Вселенной. И в какой-то момент Джойс настолько ушёл в себя, что перестал видеть и полусферу, и Гарея, и Фреммора с Фаэтоном, вспомнив все беды и потери, пережитые им в Гулсене. Подумать только, сколько горя и несчастий принёс королевству этот проклятый Джеральд! И как было бы хорошо, если бы он сгинул отсюда навсегда…
Джойс открыл глаза. И по взгляду Гарея понял, что и он подумал о том же.
Они встали и на мгновенье замешкались, поворачивая головы то в сторону Фаэтона, то в сторону Фреммора, не зная, к кому из них обратиться. Тут золотой дракон кивнул и произнёс:
– Вы хорошо подумали?
И Джойс с Гареем поняли, что Фаэтон прочёл их мысли. Призванные смутились. Им показалось, что это совсем не то, что они хотели на самом деле. Они были неискренни с местом силы. Они поддались своим эмоциям и забыли, что лёгких побед не бывает. Но что за желание главнее и правильней, чем желание убийства врага, ни Джойс, ни Гарей не могли сообразить.
– Думайте сердцем, – подсказал Фаэтон. – Ваше желание вы уже знаете, вам стоит лишь вспомнить его.
Джойс и Гарей посмотрели друг на друга. Да, победу они и в самом деле смогут добыть своими силами, иначе для чего Лич Беркли строил своего механического дракона? Для чего монарх Гулсена сражался с Джеральдом? Для чего они проделали полный опасностей путь до Эллсдейна? Чтобы своим подлым желанием убить Джеральда со спины и этим враз прекратить противостояние господ и слуг? Но ведь причина кроется не в самом Джеральде, а значит, с его смертью ничего не изменится. А изменится только тогда, когда они…
– Гарей! – воскликнул Джойс. – Вот оно! Мы должны загадать желание вернуться домой!
– Вернуться домой? – переспросил Гарей растерянно. – А как же посёлок? Мы же обещали им помочь. Там, наверное, уже идёт бой, а мы тут ломаем себе головы с этим желанием… Нет, ваша светлость, мы не можем их бросить даже ради такой цели. Неизвестно ведь, сколько времени прошло у нас, пока мы тут. Возможно, целые десятилетия. Вдруг Оутсен уехал из страны, или попросту умер? Тогда мы вообще его не найдём, а значит, не выполним нашу миссию. Джеральд, возможно, знает, где искать Оутсена, так что нам в любом случае придётся сразиться с ним, но не убить, а взять в плен, чтобы обо всём разузнать. Нам нужно быть честными с самими собой, ваша светлость, иначе мы так и не найдём то, правильное желание. Великий Фаэтон прав: нам необходимо прислушаться к нашим сердцам. – Он умолк, закрыв глаза, словно пытаясь действительно прислушаться. Последовав примеру своего дворецкого, Джойс зажмурился и словно в кинофильме прокрутил все эпизоды последней недели. Он не сомневался, что Гарей делает сейчас то же самое. Они оба словно заново переживали все свои приключения в Гулсене. И в какой-то момент молодой лорд открыл глаза и, тронув за плечо Гарея, прошептал:
– Клавдий.
Джойс знал, что Гарей относился к Скорбящему Калеке не слишком дружелюбно, и опасался, что былая обида в виде ревности вновь вспыхнет в его дворецком, но тот, слегка улыбнувшись, коротко кивнул. По-видимому, это и было самым правильным их желанием. Их общим желанием.
– Великий Фаэтон, – произнёс лорд, повернувшись к дракону. – Мы приняли решение. Мы бы хотели вернуть здоровье одному из тех, с кем познакомились здесь. Скорбящему Калеке по имени Клавдий Майренс. Он потерял своего господина много лет назад и с тех пор мучается от страшных приступов. Я думаю, это будет благородно с нашей стороны, ведь мы с Гареем очень привязались к нему, а мне он, как… – Джойс вдруг замолчал, бросив взгляд на Гарея, но Фаэтон произнёс:
– Продолжай, призванный.
– Простите меня, Великий Фаэтон, – виновато произнёс молодой лорд. – Я… я не знаю, что со мной… Я хотел сказать, что Клавдий… Когда я впервые увидел его, то ощутил какое-то странное притяжение, как будто мы с ним… как будто бы он… мой отец… – Последнее слово Джойс буквально выдавил из себя, и, потупившись, умолк. Гарей смотрел на него испуганно и удивлённо.
Золотой исполин чуть шевельнул громадными крыльями.
– Джойс, – впервые обратился он к лорду по имени. – Ты удивишься, если я скажу тебе, что тоже не знаю, кто он тебе, хотя и следил за всеми твоими перемещениями по Гулсену, а также – какое решение ты примешь в тот или иной момент. Но я дракон, и владею лишь той информацией, что касается моих сородичей. Но ты можешь спросить того, кто непосредственно связан с миром людей, – он повернул голову в сторону Фреммора. Джойс тут же взглянул на Первого слугу, по-прежнему стоявшему на вершине полусферы.
– О Великий Фреммор, – почтительно обратился к нему Джойс. – Знаете ли вы, почему я ощущаю такую сильную привязанность к гулсенскому человеку? И о чём говорит эта привязанность?
Первый слуга слегка улыбнулся, что значительно смягчило его доселе суровые черты. Он опустил взгляд на стоявшего внизу человека и промолвил:
– Насколько я знаю, твой отец умер. И, повстречав Клавдия, ты почувствовал некое благоговение. Я отвечу просто: Клавдий напомнил тебе твоего покойного отца, по которому ты сильно тоскуешь. Но я не вижу иной связи в ваших с ним энергетических оболочках. Если Гулсен был бы тем, чем для драконов является Склон Мира, я бы ответил, что он и есть твой отец, обретший последний приют в загробном мире. Но Гулсен – это не загробный мир, а всего лишь параллельный мир Англии, поэтому я сказал тебе ровно столько правды, сколько знаю сам. И ничего больше к своим словам добавить не могу.
«Это называется – «понимай как хочешь», – подумалось лорду. Что ж, и на том спасибо. Конечно, Клавдий не его отец, однако от этого ему будет не менее тяжело расставаться с ним, когда наступит время покинуть Гулсен.
– Итак, желание выбрано, – подвёл итог Фаэтон, сверкнув зелёными глазами. – Оно будет исполнено, как только вы начнёте приносить клятву. Но прежде я должен попросить вас покаяться друг перед другом, простив все обиды, вольные и невольные. Ибо только с чистым разумом и лёгкой душой, на которой не лежит бремя недомолвок и обид, можно пользоваться энергией источника. Она проникнет в вас и объединит ваши души во время клятвы, но перед этим проверит чистоту помыслов. Так что будьте предельно искренни друг с другом, тогда ваше самоочищение будет наиболее эффективным. Вспомните все ваши ссоры, обиды, разногласия, и простите друг друга. Делайте это как угодно, хоть в словах, хоть мысленно – главное, сделать это с открытым сердцем и добрыми помыслами.
Джойс был готов и лишь ожидал сигнала к началу, как он полагал, этого торжественного действа, но понял, что никакой предварительной церемонии не будет, когда в ту же секунду Гарей бросился к нему.
– Гарей, что… – воскликнул было молодой лорд, но дворецкий так крепко обнял его, что Джойс, смутившись, замолчал. Они вместе опустились на колени, и лорд молча обнял своего слугу в ответ, выслушивая его извинения, которые вообще-то не желал принимать, ибо не держал на него никакого зла, и, насколько помнил, всегда прощал Гарею все обиды, которых было так мало на его веку, что Джойс и забыл, что они когда-то имели место быть. Ему казалось, что они с Гареем всегда жили в мире и дружбе и никогда не ссорились, поэтому и были выбраны на роль призванных, но дворецкий, как оказалось, прекрасно всё помнил, а его раскаяния действительно были искренними. Гарей заставил господина вспомнить очень многое из их жизни, начиная задолго до его, лорда, рождения, когда он ещё служил его родителям. Видно было, что он всё это время держал в себе весь этот груз, а сейчас возможность раскаяться словно сбросила с его души тяжёлый камень. И Джойс засомневался, сможет ли и он вот так же вспомнить всё плохое и попросить за это прощения, ведь он, несомненно, обижал Гарея поболее, чем он – его.
Когда Гарей, наконец, закончил свою исповедь и умолк, Джойс понял, что настал его черёд.
Он начал с того, как, ещё будучи в материнской утробе, «заставил» Гарея бросить свою невесту и остаться служить дальше. Это, по мнению лорда, было самой тяжкой его виной перед дворецким. Гарей, утирая слёзы, слушал молча, не пытаясь перечить своему господину, но его глаза говорили о том, что он с трудом принимает эту вину. Если бы покаяние происходило в ином месте и при иных обстоятельствах, Гарей и слушать не стал бы, ведь вины ещё даже не родившегося тогда господина в его расставании с возлюбленной не было. Но, поскольку им было необходимо понять и принять слова прощения, он простил хозяина и за эту, и за все последующие «обиды», вольные и невольные.
Под конец, когда, казалось, все слова были уже сказаны, лорд и слуга, глядя друг другу в глаза, почувствовали в себе, в своих душах такой благостный покой, что им захотелось прокричать об этом на весь мир. Их сердца были спокойны, а дух – умиротворён. И уже иным, просветлённым взором они взглянули на Фреммора и Фаэтона, которые теперь стояли рядом друг с другом. Золотой дракон удовлетворённо кивнул.
– Теперь вы очищены, – сказал он. – И освобождены от пут недопонимания. А значит, мы можем начать наш обряд.
Он поднялся на задние лапы, словно строптивый жеребец, и, куполом распахнув крылья над головой, громогласно взревел. От его рёва содрогнулась земля, а полусфера вдруг вспыхнула ещё ярче и быстро запульсировала. Великий Фреммор произнёс:
– Подойдите к источнику и войдите внутрь него.
Джойс и Гарей, глубоко вздохнув для храбрости, двинулись вперёд. Им не хотелось гадать, что будет дальше. Чудеса этого мира удивляли их ежедневно, и ещё бОльшие чудеса происходили здесь, но, привыкшие к ним, лорд и слуга уже не могли поражаться всему тому, что с ними случалось, так же сильно, как в самые первые дни их пребывания в Гулсене. Они стали воспринимать это как должное и неизбежное. Они почти превратились в гулсенцев. Но не знали, радоваться им этому, или же нет. Ведь их тоска по родине не уменьшалась, а наоборот, возрастала с каждым прожитым здесь днём. И они очень хотели вернуться в Англию. И знали, что вернутся. Но теперь уже совсем другими людьми. Лучше, чем были прежде.
