Текст книги "Непознанный мир (цикл повестей) (СИ)"
Автор книги: Клетчатая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 70 страниц)
Джереми был поражён. Так вот кем на самом деле была эта статуя! Граф вгляделся в суровые и благородные черты лица первого монарха Гулсена, надеясь уловить в этом лице черты, схожие с чертами лица Джастина, но ничего похожего не нашёл. Вероятно, слишком велика была та пропасть из поколений, отделявшая шестого правителя Гулсена от своего пра-пра-прадедушки. Но одно всё же открылось ему: Джереми теперь стал понятен тот необычный жест, который изображал первый монарх, вытянув вперёд руку. Да это же просто хватка руки, держащей невидимый меч!
Арсент тем временем объявил Дорнтону, что вторая фигура – это Сенджамин, дворецкий первого монарха, и что Дорнтон также должен вложить в вытянутую правую руку статуи своё копьё остриём вверх. Граф и слуга подошли к изваяниям и одновременно вложили артефакты в неподвижные ладони первых правителей Гулсена. Джастин и Арсент с каким-то необъяснимым трепетом в голосах попросили их отойти от статуй на три шага и глядеть не отрываясь им прямо в глаза, что Джереми с Дорнтоном не помедлили сделать. В то же самое мгновенье «вооружённые» статуи… открыли глаза!
Джереми и Дорнтон вздрогнули, но не двинулись с места, опасаясь, что если попытаться сбежать или даже сделать шаг назад, изваяния испепелят их тем призрачным пламенем, что светилось сейчас в их глазах.
Да, этот нереальный свет исходил от глаз статуй. Причём у Гулла Первого глаза светились алым, а у Сенджамина – ярко-синим. В следующее мгновение этот свет превратился в яркие лучи, которые, упав на артефакты, соединились и заставили их светиться. Теперь меч в руке Гулла напоминал раскалённую докрасна сталь, а копьё Сенджамина сияло голубым так, словно чистейший сапфир.
Но не успели Джереми и Дорнтон опомниться, как сильнейшая волна захлестнула их обоих, словно ураганный ветер, и ослепила их своим светом. То был мощный заряд сил артефактов, который немедленно устремился на своих будущих носителей, впитываясь в них. Джереми и Дорнтон едва держались на ногах, сопротивляясь потоку и ничего не видя и не понимая. Со стороны же это выглядело так, словно невидимую стихию – ветер – раскрасили в два цвета – красный и синий, и теперь эти два ветра атаковали и накрыли собою двоих человек, сделав невидимыми уже их, словно бы в отместку за то, что стихия ветра стала видимой. Огненно-красный поток атаковывал Джереми подобно урагану, и молодой граф едва держался на ногах, не в силах даже думать. А ярко-синяя буря терзала одежду и волосы Дорнтона, из последних сил пытавшегося сохранить равновесие на нетвёрдых своих ногах. Граф и слуга вынесли это испытание молча и с достоинством, не согнувшись перед диким ветром, как и подобает настоящим воинам. Но, наконец, сила обеих артефактов иссякла, прекратившись так же внезапно, как и началась, и Джереми с Дорнтоном тут же рухнули наземь, тяжело дыша. Впрочем, почти сразу же они поднялись и бросились друг к другу, желая убедиться, что всё в порядке.
– Дорнтон, ты как? – испуганно спросил граф ещё слабым после пережитого голосом, ощупывая старика. – Ты цел? Всё в порядке?
– Со мной всё хорошо, сэр, – сбивчиво выпалил тот. – Вы как? Не ушиблись?
Правители Гулсена подошли к ним и, к удивлению графа и слуги, опустились перед ними на одно колено и склонили головы.
– О Истинные, – воззвал к ним Джастин. – Теперь вы те, кто спасёт наш мир. Позвольте же нам воздать вам за это должные почести. Сегодня вы будете есть за лучшим столом рядом с нами и спать в лучших спальнях.
– Сегодня… – задумался Джереми. – А что же завтра? Ваше величество, не сочтите за грубость, но… как долго мы будем здесь находиться? Ведь в нашем мире тоже есть войны, и я хорошо знаю, насколько продолжительными порой они могут быть. И ввиду этого я вспомнил, что Флёр угрожает вам давно, и до сих пор ваше противостояние не сдвинулось ни на дюйм – ни в хорошую, ни в плохую для вас сторону. Не сочтите нас за безразличных к чужой беде людей, ваше величество, мы, конечно же, хотим вам помочь, но мы не можем остаться в Гулсене на слишком долгий срок, мы хотим вернуться домой как можно скорее, ведь, несмотря на всю красоту вашего мира, он не сможет заменить нам нашу родину – Англию, ведь мы не знаем, сколько ещё времени займёт это противоборство Гулсена и грифоньего войска Флёр. Нам бы хотелось узнать в этом случае хотя бы примерный план ваших действий против неё, ваше величество, ибо без этого, боюсь, даже наши новообретённые силы Истинных будут бесполезны. Ведь каким бы мощным ни было орудие, нужно знать, как и куда его направлять, иначе войну не выиграешь, чем бы ты там ни преобладал над своим противником.
Монарх Гулсена кивнул.
– Не беспокойся, сэр Джереми, затянувшееся противостояние вовсе не явилось причиной отсутствия плана действий. Этот план существует, но дело в том, что применить его к противнику мешает сам этот противник.
– Как это? – не понял граф.
– Ты назвал наше противостояние войной, – продолжил Джастин. – Но войны как таковой ещё не произошло. А причина вся кроется… в трусости Флёр. Да-да, не удивляйся. Каждый раз, как только мы предлагаем этой проклятой француженке разрешить конфликт мирным путём, она отказывается, мотивируя это тем, что не приемлет мирных переговоров. Каждый раз, как только мы предлагаем ей разрешить конфликт силой оружия, она опять же отказывается, говоря, что слишком неравны наши силы. Кого она при этом имеет в виду, – себя или нас, – непонятно. Вот причина всего этого – её боязнь бросить нам прямой вызов, а все эти бесконечные убийства наших подданных – лишнее тому подтверждение. Убивая безвинных, она тем самым даёт себе повод для насмешки над нами и нашей якобы слабостью. Она хочет, чтобы народ Гулсена восстал против нас, поскольку мы не можем положить конец этим убийствам. Да, мы пробовали посылать вслед грифонам своих воинов после очередного кровавого рейда Флёр, но те тут же улетали прочь. Они стали трусливы, как и их предводительница. А между тем наши подданные боятся выходить из своих домов, а те, кто всё же отваживается в силу крайних обстоятельств, – постоянно следят за небом. И мы решились на жёсткие меры. Отныне мы не позволим какой-то трусливой девчонке издеваться над нашим великим королевством! Уже довольно много времени мы всё это терпим, и мириться с этим больше не желаем. Час пришёл – и это ваш час! Вы поможете нам избавить Гулсен от угрозы и позора, ибо вы призваны к нам выбором высших сил. И как скоро к нам придёт победа, зависит только от вас.
Молодой граф глубоко задумался. С одной стороны то, что сказал им монарх, вполне оправдывает его опасения. И то, что они с Дорнтоном теперь обладают могучими силами, способными быстро расправиться с врагами королевства, решает исход противостояния в пользу Гулсена. Но с другой стороны, они же не могут знать всё о своём противнике! Наверняка ведь у Флёр помимо трусости есть ещё и хитрость – оружие, которое в некотором плане будет посильнее и Импиринт-хоуп, и Винд-фэйтс… Ведь на свете существует немало примеров, когда именно хитрость и родственная ей смекалка, а также обман оказывались сильнее любой тактики и любого оружия. Вполне возможно, что и в данной ситуации без этого не обойдётся. И непредсказуемость женского ума пугали Джереми больше, чем целая армия её грифонов, которой он ещё ни разу не видел. Но если решится вступить в бой – увидит непременно.
Однако план действий, как сказал Джастин, у Гулсена есть, и это уже обнадёживает. И только что полученные им и Дорнтоном силы – не повод к отступлению, когда настоящая война ещё даже не началась. И поэтому граф ответил монарху:
– Ваше величество, вот окончательное наше решение: мы с вами и с Гулсеном! Ибо ваше благополучие – это и наше благополучие тоже!
– Я рад, сэр Джереми, вашему согласию и вашей уверенности, – твёрдо ответил монарх. – Мы с Арсентом горды тем, что вы приняли наше предложение и стали настоящими Истинными. Меч и копьё – отныне это ваше оружие, и в будущих сражениях они помогут вам использовать ваши силы против врага. Вы можете взять их у их первых обладателей, – с этими словами Джастин указал на статуи Гулла и Сенджамина.
Джереми и Дорнтон поклонились правителям и, подойдя к изваяниям, одним рывком освободили артефакты из их ладоней.
– Ну, Дорнтон, – подмигнул дворецкому Джереми, опираясь на свой меч, – вот мы и на пороге величайшей миссии в нашей жизни.
– Я бы не назвал то, что нам предстоит, миссией, сэр, – угрюмо отозвался старик. – Скорее я назвал бы это добровольными похоронами нас живьём.
– Ну что ты, Дорнтон, – рассмеялся молодой граф. – Не стоит тебе так рано сдаваться, – клянусь, что я буду защищать тебя в бою так же, как защищал тебя в нашей мирной Англии. Не думай, что нас бросят, оставив одних лицом к лицу с опасностью. За нами – армия и народ Гулсена, и теперь поздно уже отступать.
Дорнтон в задумчивости взглянул на своё копьё. Потом вздохнул и произнёс:
– Ну, если так, сэр, то знайте: несмотря на то, что здесь мы оказались по воле высшего разума и укорять за это нам некого, я в этом королевстве, впрочем, как и в любом другом месте, всецело буду доверять только вам, поскольку всё остальное для меня – абсолютно чужое и неизвестное.
– Ну конечно, Дорнтон, это справедливое мнение, и я тебя понимаю, – ответил граф. – Я поступлю точно так же, ведь мы всего два дня в этом мире. Нужно держаться друг за друга и не слишком расслабляться, пока мы не узнаем здешние нравы и устои достаточно хорошо, чтобы всецело довериться этому миру. А теперь – пойдём-ка туда, куда нас приглашают – на вечерний ужин и чай.
И вслед за правителями они проследовали по ступеням в величественный дворец Гулсенскасл, где их уже ждал аппетитный ужин и мягкие постели.
После того как они отужинали, за окнами уже стояла непроглядная тьма, и огромный дворец погрузился в сонную тишину. Джереми и Дорнтон устроились в спальнях на одном из верхних этажей Гулсенскасла. Но им отчего-то не спалось. Джереми встал и, зажгя факел, стал разглядывать свой чудесный меч. Он легонько водил пальцами по лезвию, схватывал меч за рукоятку то одной, то другою рукой, пытаясь привыкнуть к его тяжести, и пару раз даже взмахнул им, на мгновенье представив себе, что ведёт войско в бой. Но меч этот был настолько тяжёлым, что граф тут же его выронил, вдруг с горечью осознав, что не сможет владеть им как обычным мечом. Необходима была долгая тренировка, чтобы он мог привыкнуть к конструкции и весу меча, но если ему предстоит вступить в бой уже завтра (хотя правители Гулсена им этого не обещали), как он сможет биться, если не в состоянии совладать с этим мечом? И неужели гулсенцы не дадут ему время на тренировки и сразу поведут в бой? А Дорнтон с его копьём? Да, с копьём гораздо легче, но тут уже дело не в копье, а в самом Дорнтоне, он ведь старик. Джереми с трудом представлял себе, как будет выглядеть Дорнтон в доспехах и с копьём наперевес. Наверное, он уничтожит Флёр и её грифонов одним своим видом, поскольку те умрут со смеху, когда его увидят. О Небеса, на что же они согласились?! И что бы на его месте сделал лорд Мак`Саллигер, как бы поступил, если бы они с Сидженом были на их месте? Увы, ответа на сей вопрос Джереми не знал.
Дорнтон в своей спальне тоже не спал. Он молча взирал на Луну и звёзды, сидя в постели. И Луна, и звёзды, конечно, были теми же, что и всегда, и светили Гулсену точно так же, как и всему земному миру, только казались чуть ближе. Дорнтон сидел и думал о доме. Вот уже два дня их нет там, в своём родовом гнезде. Прислуга, наверное, уже ищет их повсюду. Об их пропаже знает уже вся округа, в том числе и лорд Ричард Мак`Саллигер, и Сиджен, его дворецкий… И все, наверное, думают, что их тоже убили драконы, – так же, как и Лайтенвудов. Возможно, что уже нашли их коляску на том поле, и надежда на то, что они живы, тут же исчезла. Значит, их уже не ищут, и даже, может быть, уже символически похоронили, и ходят теперь к ним на могилу друзья и приятели, и поминают их добрым словом…
Дорнтон помотал головой. Его скорбные мысли завели его слишком далеко. Да, там, в Англии, и не подозревают, где они с Джереми теперь находятся. Думают, наверно, что они погибли. О, как хотел Дорнтон вернуться назад, чтобы обрадовать соседей и показать им, что они живы и здоровы! Но, к сожалению, теперь они с хозяином скованы обязательством помочь королевству Гулсен и сделать так, чтобы оно не превратилось в империю грифонов под предводительством безумной француженки Флёр.
Дорнтон взял своё копьё, провёл рукой по древку и тихо шепнул его имя. В ответ копьё слабо засветилось нежно-голубым, но через несколько мгновений свет угас. Старик улыбнулся, утешившись тем, что сила Винд-фэйтс не оставит его в предстоящих испытаниях. Но эти его мысли вскоре прервал долгожданный сон, тихий и спокойный, словно Дорнтону снилось, что он снова дома.
====== Часть 3, глава 2. Первая битва и первая потеря ======
Вдруг под ветром взлетел опадающий лист,
Раскачнувшись, фонарь замигал,
И под чёрною тучей весёлый горнист
Заиграл к отправленью сигнал.
А. Блок.
Ранним утром было как-то по-особенному тихо, и Джереми, лёжа в кровати на пышных перинах, – почти как у себя дома, – с тревогою отметил, что точно такое же затишье он отмечал в тот вечер, за день до тревожного звонка.
Граф резко поднялся и услышал вдруг сбоку громкий лязг. Он быстро взглянул на пол: его меч лежал на каменных плитах, отражая яркие лучи утреннего солнца. Оказалось, что он уснул, пока упражнялся с мечом и разглядывал его, заключил про себя Джереми, углядев в этом недобрый знак, равно как и в этой жуткой тишине. Подобрав меч, граф положил его на кровать и позвал Дорнтона, чтобы тот одел его и принёс чай. Однако Дорнтон не отозвался, и наученный предыдущим опытом граф, ни на шутку встревожившись, вскочил и ринулся к выходу. Но как только он сделал шаг за порог, перед ним словно из-под земли вырос дюжий лакей в роскошной малиновой ливрее. В одной руке у него был поднос с чаем, а на другой, согнутой в локте, висела одежда Джереми – его парадный фрак, неизвестно каким образом добытый, ведь вчера Дорнтон уносил его одежду к себе, чтобы почистить.
– Доброе утро, сэр, – чистым приятным голосом поприветствовал графа лакей. – Как вам спалось?
Джереми замялся, делая бесполезные попытки выйти из спальни, однако крупные габариты лакея загородили проход почти полностью.
– Спасибо, хорошо, – попытался отвязаться от назойливого слуги граф. – Мне надо…
– Меня зовут Алистер, – снова поклонился лакей, при этом умудряясь держать на весу тяжёлый поднос с чаем, и с прежней интонацией продолжил: – Я приставлен сюда, сэр, чтобы прислуживать вам.
– Спасибо, Алистер, но каждое утро для меня это делает Дорнтон, мой дворецкий, – попытался просветить Джереми назойливого слугу, однако этот довольно прозрачный намёк нисколько не подействовал на Алистера.
– Помилуйте, сэр, вы же не у себя дома, – довольно жёстко, как показалось Джереми, возразил лакей. – Тем паче что вы – будущие наши спасители, наша надежда. Садитесь, сэр, прошу вас. – С этими словами лакей, ещё раз поклонившись, изящным движением поставил поднос с чаем на стол. – Откушайте утренний чай, а затем я помогу вам одеться.
– Очень любезно с вашей стороны, – почти сквозь зубы процедил Джереми. – Только будьте так добры, пришлите сей же миг ко мне Дорнтона. Сей же миг, слышите?
– Да, сэр, господин Дорнтон прибудет к вам сразу же после того, как сделает то, что я предложил и вам – откушает чай и оденется.
Такого молодой граф стерпеть уже не мог.
– СИЮ ЖЕ СЕКУНДУ!!! – рявкнул он, вскочив. Ему было наплевать на гостеприимство обитателей дворца, и он не боялся разгневать этим правителей, ибо знал, что они не посмеют ничего им сделать, поскольку они с Дорнтоном, как выразился Алистер, их «надежда».
Испуганный лакей шарахнулся от графа, как от чумы, выронив его одежду, и с быстротой молнии умчался прочь, а Джереми, довольный тем, что у него наконец-то стала появляться уверенность в себе, необходимая настоящему аристократу и воину, подобрал свой фрак и, прихлёбывая чай, стал ходить по спальне и с усмешкой представлять себе, как отнёсся бы Дорнтон на предложение гулсенских слуг напоить его чаем, затем одеть и испросить у него позволения проследовать к сэру Джереми, «вашему господину». Вот смеху-то! Да за такое с ним обращение старый дворецкий не то что накричит на них, как он, Джереми, на Алистера, – Дорнтон попросту разорвёт их на части за подобное оскорбление. Чтобы его, простолюдина, кормили и одевали, словно аристократа?! Да он скорее умрёт, чем позволит им задеть свою честь и гордость дворецкого. Ведь ни он, ни Джереми не созданы для этого мира, каким бы идеальным и прекрасным он ни был.
Вскоре появился Дорнтон в сопровождении запыхавшегося Алистера. Старик буквально пронзал назойливого лакея гневным взглядом, и, увидев графа, бросился к нему в объятья.
– С добрым утром, сэр, – на одном дыхании выпалил взволнованный старик. – В жизни не ведал для себя подобного унижения.
– Доброе утро, Дорнтон, – ласково ответил граф. – Не беспокойся, ещё раз тебе не придётся переживать подобное. Мне тоже не понравилось такое «гостеприимство». Но, я думаю, особо строго судить их за это не стоит, ведь они считают, наверное, что мы не так привязаны друг к другу, как гулсенцы. И потом – мы же теперь для них не столько граф и дворецкий, сколько воины королевства, а значит, и почёт нам должен быть соответствующий.
– Ах, ну если так, – смиренно произнёс Дорнтон, успокоившись. – Пусть так и будет, но только не с утра.
– Думаю, после такого разноса с моей и твоей стороны они больше этого делать не будут, – рассмеялся Джереми. – Так что чай и одежду впредь приносить мне будешь только ты.
Но тут в проёме двери снова возник Алистер. Джереми сердито глянул на него из-за спины Дорнтона, но на лакея на сей раз это почему-то не подействовало.
– Алистер, – в нетерпении произнёс граф. – Ты же слышал, мы не нуждаемся сейчас в твоих…
– Сэр Джереми, вас срочно просят к себе правители Гулсена, – сбивчиво произнёс лакей. И тут только Джереми заметил, что всё его тело мелко дрожит, а глаза расширены от страха. Граф встревожился и быстро приказал ему:
– Передай правителям, Алистер, что мы сейчас будем.
Получив приказание, лакей тут же вихрем умчался прочь – быстрее, чем намедни мчался к Дорнтону от разъярённого Джереми. А Дорнтон непонимающе взглянул на графа.
– Что-то случилось, Дорнтон, – пояснил Джереми дворецкому. – Я это чувствовал.
– Но что, сэр? – всё больше пугаясь, дрожащим голосом пробормотал Дорнтон.
– Не знаю, Дорнтон, не знаю, – ответил граф, одеваясь. – Но, несомненно, что-то очень плохое.
Дорнтон помог ему одеться, после чего Джереми велел ему взять своё копьё, сам взял меч, и оба бегом спустились в зал Согласия, куда их провели слуги Гулсенскасла. В этом зале, где Джереми и Дорнтон уже были, обычно велись встречи и переговоры с послами из других параллельных миров. Но сейчас там были только гулсенцы – помимо обоих правителей – привилегированные господа и слуги из дворцовых династий, а также великое множество тех, кто ещё совсем недавно носил статус Скорбящих, соединённых теперь друг с другом общей бедою. Войдя в зал и увидев среди этих людей уже знакомые им по прошлой церемонии лица, Джереми и Дорнтон поняли, что случилось.
В спешке они прошли сквозь толпу, почти бегом бросившись к Джастину и Арсенту, которые сидели на тронах, глубоко подавленные и опечаленные. Но, увидев Истинных, их лица просияли, и оба встали, чтобы встретить своих воинов.
– Ваше величество… – начал было Джереми, подбежав к Джастину и целуя его руку, но монарх покачал головой и попросил графа повернуться лицом в зал, чтобы собравшиеся видели его. То же самое попросил сделать Дорнтона и Арсент. И лишь тогда граф и слуга услышали из уст правителей Гулсена слова, которые и хотели, и не хотели услышать.
Джастин О`Краун обратился к своим подданным с глубочайшей печалью в голосе:
– Благородные господа и преданные слуги! Народ Гулсена! Сегодня наше королевство узнало страшную новость: наш враг перешёл в наступление! – При этих словах в рядах слушавших началось волнение и гомон, но люди возмущались коварством врага, а не боялись его, как поначалу подумал Джереми. Он заметил, что большинство присутствующих смотрит не на Джастина, а на них с Дорнтоном, и, смущённый и растерянный, попытался успокоить себя мыслью, что народ Гулсена не может думать о них как о героях, ведь они ещё не совершали героических поступков, а посему не могут сейчас быть объектом их поклонения и внимания. Скорее всего, народ Гулсена смотрел на них как на свою единственную надежду избавиться от угрожавшего им врага в лице Флёр и грифонов.
Между тем монарх пояснил собравшимся, что ждать наступления Флёр и её грифонов в ближайшее время нет необходимости, что и требовалось ожидать от трусливой француженки. Она «из милости своей» дала Гулсену время на подготовку к «кровавой битве», чем займётся и сама. Эту весть принёс сегодня ко двору один из её грифонов несколько часов назад, поэтому правители решили немедленно собрать совет из наместников земель королевства и простого народа и раздать им указания к действию, если безумная женщина по какой-то причине нарушит свой уговор с Гулсеном и нападёт без предупреждения.
Разумеется, сие известие встревожило Джереми и Дорнтона. Флёр в своём послании устанавливала конкретные сроки, так называемое «время тишины» до начала наступления. Это время составляло трое суток. Всем было понятно, что за столь малый срок собрать и подготовить достаточно мощную для боя армию просто невозможно, тем более, если речь идёт о грандиозной схватке, на карту которой поставлена судьба целого королевства. В этом и заключалось главное коварство Флёр.
Однако вызов был принят правителями Гулсена, и ответное послание было уже послано Джастином на быстром драконе. Все понимали, что теперь любое промедление и любая, даже самая крохотная ошибка в подготовке армии к бою может грозить Гулсену поражением. Монарх понял, что настало время действовать, претворив в жизнь уже залежавшийся план действий, о котором говорил Джереми, тем паче, что теперь у них были развязаны руки благодаря «инициативе» Флёр, первой заявившей о желании начать войну с Гулсеном.
Подбодрив напутственной речью своих подданных и прозрачно намекнув на «главную силу Гулсена» в лице Джереми и Дорнтона, Джастин О`Краун проследовал вместе с ними и Арсентом в уже знакомую графу и слуге обитель монарха. Там он поведал о том, что их ожидает упорная тренировка все эти три дня. Чтобы подготовить к битве не только физическую, но и умственную силу, их будут обучать езде на драконах и тренировать на владение оружием, одновременно с этим развивая и их стратегическое мышление, поскольку никакая сила не будет эффективной в битве, если не подкреплять её умом и хитростью, сражаясь с противником интеллектуально, иначе он сможет легко их обмануть и без особых усилий выиграет бой.
Для Джереми и Дорнтона с той поры настали нелёгкие времена. На протяжении всех трёх дней им приходилось до полного изнеможения осваивать на практике приёмы ведения боя на мечах, хотя молодой граф в большинстве схваток побеждал своего учителя, ибо обычные мечи не шли, конечно, ни в какое сравнение с зачарованным мечом Джереми, с коим он не расставался и тренировался только им, постепенно начиная привыкать к его весу и технике владения. Дорнтону приходилось тяжелее: его копьё, в отличие от меча графа, было намного легче, но в силу своего возраста он не мог как следует отбивать атаки и переходить в наступление, из-за чего постоянно оказывался в роли побеждённого. Молодой граф опасался за дворецкого, не представляя себе, как он сможет выдержать кровавый бой. Видимо, придётся его прикрывать, поскольку, как предупредил графа Джастин, использовать силы Импиринт-хоуп и Винд-фэйтс можно лишь для отражения массового наступления, тогда как в схватке один на один придётся биться холодным оружием, не применяя этих сил. Подобная перспектива не радовала Джереми, ведь эта Флёр гораздо опаснее даже стаи разъярённых грифонов, не говоря уже о том, что она почему-то не побоялась «новой силы» Гулсена – их с Дорнтоном. Неужели она настолько самонадеянна? Или, может быть, просто не верит тому, что ещё кто-то кроме неё смог проникнуть в параллельный мир Англии? Или думает, что люди из земного мира, а значит, подобные ей, не угроза её мифической иноземной армии? Как бы то ни было, у молодого графа были все основания справедливо опасаться этой женщины. Нельзя её недооценивать, теперь граф это понял. И с трепетом ждал, когда настанет их шестой день пребывания в этом мире – день, когда начнётся великая битва, которая позже войдёт в историю Гулсена либо как победа королевства, либо как его конец. И какое из этих двух противоположностей возьмёт верх, будет зависеть от него и от Дорнтона.
Вечером пятого дня их пребывания в Гулсене молодому графу было не до сна. Утомлённый после тяжёлого дня тренировок и полётов на драконе, он, тем не менее, пришёл к необычным гигантским строениям неподалёку от тренировочной базы, на которой он последние три дня упражнялся с раннего утра и до поздней ночи. Эти строения являлись своего рода загонами для драконов. За это время Джереми успел посмотреть и изучить характер всех драконов Гулсенскасла, чтобы понять, кто из них подходит ему больше и на ком из них ему предстоит сражаться. И после этого граф принял решение. Он выбрал одного – большого мускулистого самца тёмно-зелёной окраски с пурпурными искорками по всей шкуре. Эта порода называлась Лесной Белорог и отличалась воинственным нравом при встрече с врагами, и крепкими нервами, которые придавали дракону хладнокровие и выносливость в любых жизненных ситуациях. Всё это делало его идеально созданным для ведения боя и надёжным союзником для человека, полностью послушным всаднику. Джереми за эти дни быстро научился управлять драконами в полёте и с радостью отметил, что это ничуть не сложнее, чем скакать на лошади, – с той лишь разницей, что ездить приходится не по земле, а по воздуху.
Дракона звали Дьюи. Ему было триста восемьдесят восемь лет – самый расцвет драконьих сил и молодости. Он быстро привык к Джереми и стал радостно откликаться, когда граф его звал на полёт. И вот теперь Джереми пришёл снова повидаться с Дьюи перед своим первым сражением.
Дракон негромко пророкотал, услышав знакомые шаги. Джереми перелез через загон и сел на его край, глядя на Дьюи с тоскою. Переступая ногами, дракон шумно фыркал, ожидая, что граф его отвяжет и выведет во двор. Но Джереми сидел неподвижно и скорбно вздыхал, из чего Дьюи заключил, что сегодня вечером полётов не будет, поскольку всадник его чем-то расстроен. И мощная треугольная голова, увенчанная парой внушительных рогов, потянулась к графу, требуя ласки. Джереми улыбнулся и положил ладонь на рогатую макушку.
– Ну что, благородный рыцарь Анкрауна, ты готов к завтрашнему бою? – шутливо произнёс граф.
Дракон не мог понимать человеческую речь, но охотно рыкнул и выпустил из ноздрей два паровых облака вместо ответа. Молодой граф отнял ладонь и в очередной раз горько вздохнул.
– Рад за тебя. Ты воспринимаешь это как игру, потому и не ведаешь страха. А вот я – порядочный трус. Да, не сомневайся в этом, – бросил он взгляд на дракона, который слушал его, блестя в полумраке своими прекрасными глазами, поворачивая голову то вправо, то влево, и негромко рокоча, словно пытаясь понять человеческую речь. – Я трус. Да что говорить, – все те, кто может назвать себя аристократом, сделаны из одного теста. – Граф грустно покачал головой, глядя дракону в глаза. – В той стране, откуда я родом, никогда не было той идиллии, какую я вижу здесь, в Гулсене. Не было и никогда не будет. По сравнению с вашим народом мы, англичане, не стоим здесь ничего. Тебе этого не понять, ты дракон. Но если бы ты был способен мыслить и чувствовать, как человек, и если бы ты при этом ещё и умел говорить, ты бы понял меня и мой страх перед будущим, и, наверное, дал бы мне какой-нибудь совет. Хотя ваш правитель и сказал мне и Дорнтону, что будущего не следует бояться, но я-то знаю, что это невозможно – не бояться будущего. И какой тогда из меня воин, ты согласен со мной, Дьюи?
– Нет, сэр Джереми, – ответил дракон, заставив графа с размаху упасть со стены загона назад себя прямо в копну соломы. Опомнившись, молодой граф встал и вдруг увидел в полумраке высокий силуэт человека. Спустя мгновение он понял, что не Дьюи, а тот человек произнёс эти слова.
Из тени навстречу графу вышел Джастин О`Краун. Джереми с немым вопросом в глазах глядел на него, и монарх, поняв, о чём хочет он узнать, произнёс:
– Прости, я напугал тебя, сэр Джереми? Я просто искал тебя, чтобы поговорить, и случайно подслушал твою «беседу» с драконом. – Он взял графа за плечо и присел рядом. – Ты назвал себя трусом, но это нисколько не унижает тебя в данный момент. Напротив, ты сознаёшь этим свой страх как совершенно нормальное явление, ибо «тот, кто не боится – тот почти самоубийца», – так говорят наши рыцари. Поверь в свои силы, сэр Джереми, и страх исчезнет сам собой. А пока он помогает тебе набраться этих самых сил. И чем больше ты боишься завтрашнего дня, тем сильнее ты становишься, запомни это. Потому что, пережив свой страх перед боем, ты не будешь бояться в самом бою. И знай, что мы не оставим тебя ни на секунду, ибо только вместе мы сумеем победить.
Он улыбнулся и похлопал графа по плечу. Джереми попытался было что-то сказать ему, но монарх уже удалялся в сумрак, растворившись в нём словно призрак. В эту минуту Джереми подумалось, что это и впрямь был призрак. Обернувшись назад к загону, он обратился было к Дьюи, чтобы вновь поделиться с ним своим мнением об услышанном от монарха, но вместо дракона увидел… Фреммора на большом могучем единороге! Призрак впился в него взглядом своих прожигающих насквозь печальных голубых глаз, и, указав мечом своего господина на онемевшего от ужаса Джереми, прошептал, вложив в этот шёпот весь трагизм, какой только может излить человек (или призрак?) при жизни, или же после неё:
– Гулл Шестой на белом драконе отомстит за кровь своего отца! Англия вернёт себе драконов! Пурпурный граф взойдёт на трон седьмым!
Последовала белая вспышка, и графа дёрнуло вниз, словно он сорвался со скалы. С криком он рванулся что есть силы вверх, чтобы задержать падение, – и проснулся. Оказалось, что он заснул в загоне у Дьюи. Приподнявшись, Джереми посмотрел в узкое окошко и обнаружил, что над горизонтом уже занимается рассвет. Дьюи в своём загоне мирно спал, причём одно крыло его нависло в опасной близости от графа, полусложенное. Вспомнив о таинственных словах Фреммора, который, по всей видимости, ему приснился, молодой граф сел на солому и стал размышлять, что бы они могли означать, и совсем позабыл о том, что сегодня ему предстоит, мягко говоря, не самый лёгкий день в своей жизни. Потом он вспомнил о вчерашнем визите к нему Джастина, но так и не смог понять, сном это являлось, или же явью.
