Текст книги "Непознанный мир (цикл повестей) (СИ)"
Автор книги: Клетчатая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 70 страниц)
Завороженный фантастическим зрелищем, Мастер не сразу услышал слова Фаэтона. Но, услышав, глубоко задумался. Вот он, Склон Мира, гораздо прекраснее, чем он, Мастер, его себе представлял. Однако за время всего путешествия желания его сменялись одно за другим, и он теперь не знал, какое из них ему выбрать.
Мастер закрыл глаза и сосредоточился. Сперва он хотел, чтобы Смерк научился разговаривать. Но зачем ему это? Старый дракон и так счастлив. Вот он, летает сейчас в небесах вместе с душами других драконов, и, по-видимому, кроме этого, ему для счастья уже ничего не нужно. Да и второе желание – вернуть драконов – стоит ли теперь воспринимать всерьёз? Лучше ли от этого станет всем? Скорее всего, нет. Ведь может статься, что в этом случае он, Мастер, только обречёт их на гибель: власти уничтожат беглецов, и всё на этом закончится. Ну а что же может быть важнее всего этого? Что?
Мастер вздрогнул. Он подумал о свирепом Лайтенвуде, возненавидевшем драконов и чуть не уничтожившем Смерка, вспомнил о конюхе Джеймсе, про гибель которого сказал тогда лорду Уинстон. Неужели невозможно вернуть к жизни хотя бы одного из них?..
Мастер открыл глаза и повернулся к Фаэтону.
– О великий Фаэтон, дракон Склона Мира, – начал он. – Вы, наверное, удивитесь этому, но я выбрал другое желание. Я не буду просить у Склона Мира возвращения драконов. – При этих словах его товарищи невольно вздрогнули, и даже Фреммор и его лорд, которые стояли подле Фаэтона, замерли, нимало поразившись услышанному. – Вместо этого я хотел бы попросить у Склона то, что гораздо важнее, по моему мнению. Если это возможно, Фаэтон, можно ли пожелать так, чтобы погибший конюх Джеймс, друг Уинстона и Уоллфрида, вернулся к жизни? И… если сила Склона достаточно могущественна, вместе с ним вернуть и лорда Лайтенвуда.
Уоллфрид бросился к Мастеру и крепко обнял его, никак не ожидая таких слов от него. Но Фаэтон прикрыл узкие глаза и сложил крылья.
– Твоё желание благородно, Мастер, – начал дракон, – но я не могу ручаться за него. Это возможно, но хватит ли энергии у Склона, ведь вернуть к жизни человека – самая сложная задача на свете. Но я никогда не слышал о подобных случаях. Склон Мира и раньше исполнял желания, но не настолько сложные и только для его обитателей, где его силе не мешала отрицательная энергия вашего мира. Твоё же желание предполагает выход этой силы за пределы своего обитания и соприкосновение её с энергией земного мира, поэтому я не могу вам сказать, исполнится оно или нет, поскольку силе Склона предстоит очень далёкий путь для выполнения твоего желания, Мастер. Но в любом случае воскресить из мёртвых ты можешь лишь одного из тех, кого ты назвал мне, поскольку Склон Мира может исполнить лишь одно желание, и если ты попросишь воскресить обоих, он воскресит – или не воскресит – только того, имя которого ты произнесёшь первым.
Фаэтон умолк. Квин подошёл к нему и, косясь на удручённого Мастера, заявил:
– Не слушайте его, Фаэтон, у бедняги помутился рассудок от созерцания всего великолепия вашей обители. Мы все хотим возвращения драконов. Да, Мастер? – сердито глянул на него офицер.
– Нет, Квин, – отрезал тот, заставив итальянца схватиться за сердце. – Мы не должны игнорировать чувства тех, кто потерял своих друзей. Драконы вернутся, но не сейчас. И было бы очень легко их вернуть, просто пожелав этого у Склона. Но последствия были бы ужасными. Что с того, что драконы вернутся? Их уничтожат, если это случится. Поэтому прежде всего нужно изменить отношение к ним людей.
– Так давай пожелаем у Склона изменить их отношение к драконам! – обрадовался Квин.
– Нет, и этого мы делать не станем, – возразил ему Мастер. Золотой дракон, Фреммор и лорд Вейсголлвилд внимательно слушали его, сохраняя молчание. – Этого мы можем и сами добиться. Мы не можем лишь вернуть к жизни тех, кто нам дорог. И это я говорю не за себя, а за Уоллфрида с Уинстоном, которые потеряли своего друга – конюха Джеймса. И я хочу вернуть им его. Фаэтон, сделай так, чтобы Джеймс снова был жив.
– Обратись к Склону Мира, – велел золотой дракон. – Он, а не я управляет царством мёртвых.
– Мастер, не делай этого! – протестующе воскликнул Квин, но Мастер его не слушал. Он стал на колени, глядя с холма вниз, на тот самый его склон, который и носил имя Склон Мира, как и вся местность вокруг него, и, прижав ладони к земле, закрыл глаза и произнёс:
– О Всевеликий Склон Мира! Выслушай моё желание: пожалуйста, верни жизнь тому, кто безвинно погиб в горящем лесу Сандерленда. Его зовут Джеймс, а его друзья, Уинстон и Уоллфрид, очень скучают по нему и не могут представить себе жизни без него. И если это в твоих силах, Склон Мира, сделай так, чтобы конюх Джеймс вернулся к ним…
Он умолк, с надеждой глядя вниз на склон. Замер в ожидании грома и молний Квин, замерли, ожидая увидеть в ту же секунду перед собою живого Джеймса, и Уоллфрид с Уинстоном. Так прошла целая минута, а затем разноцветные драконы, резвящиеся среди облаков, и те, которые бегали, играя, по долине, издали вдруг единый громкий крик на все голоса, который эхом разнёсся по воздуху, и в него влился громогласный рёв Фаэтона. Видимо, это означало, что сила Склона Мира вышла наружу и заполнила собою пространство, заставив драконов закричать – то ли от боли, то ли от счастья.
Напуганные драконьими криками и рёвом Фаэтона товарищи тесно прижались друг к другу. И лишь когда спустя несколько секунд всё кругом утихло, Мастер отважился спросить у Фаэтона:
– Великий Фаэтон, что означал этот крик?
Золотой дракон склонил голову и загадочно поглядел на человека.
– Думаю, ты и сам знаешь ответ на свой вопрос.
Мастер хотел было сказать, что не знает этого ответа, но Уоллфрид кивнул ему и произнёс:
– Склон Мира исполнил твоё желание, Мастер.
– Но если так, то где же Джеймс? – недоумённо спросил Мастер, обратившись к Фаэтону.
Вместо ответа золотой дракон опустил голову на длинной шее, и с неё, как с горки, съехал конюх Джеймс, – правда, с немного озадаченным видом. Он был совершенно цел и невредим, вот только не понимал, где он находится и как попал сюда. Встав на ноги, он сразу же увидел стоящих рядом с Фаэтоном Фреммора и Вейсголлвилда. С криком отшатнувшись от них, он бросился было прочь, но сразу же налетел на Мастера, который удержал его от попытки к ненужному бегству, поймав за руки.
– ДЖЕЙМС!!! – разом вскричали Уоллфрид и Уинстон, бросившись к нему со всех ног. – Милый Джеймс! Ты живой!!!
Крепко обняв изумлённого и быстро озирающегося по сторонам конюха, с испугу ничего не могущего понять, они гладили его по голове и плечам, целовали и не отпускали объятий. Особенно рад был Уинстон, ведь на его глазах свершилось непостижимое для человека чудо, и он готов был броситься в ноги Фаэтону и благодарить его за это, готовый даже предложить ему себя в качестве вечного раба в благодарность, словно это Фаэтон, а не Склон Мира исполнил желание Мастера и их всех.
Джеймс был рад Уинстону, хоть и не понимал, отчего он так радуется, ведь о своей смерти конюх не помнил, так же как люди не замечают, как засыпают. И он совершенно не знал того молодого человека, который обнимал его сейчас вместе с Уинстоном.
– Уинстон, что случилось и где мы? – выпалил Джеймс, озираясь кругом. – Драконы… Мы что, оказались в зоне отчуждения? И почему я вижу сейчас вон там Великого Фреммора и какого-то господина во фраке? Что это, видение, или взаправду всё?..
– Джеймс, – улыбаясь, ответил Уинстон. – Мы с тобой на Склоне Мира из легенды, помнишь? И то, что ты видишь сейчас, – вполне реально: и Великий Фреммор, и его лорд Вейсголлвилд, и драконы, один из которых привёл нас сюда, и, загадав желание Склону Мира, мы воскресили тебя. Ты ведь погиб в лесу от копья, помнишь? Я тебя там захоронил, а потом нашёл всадников на сером драконе… Впрочем, это долгая история.
– Я… погиб?.. – недоумённо уставился Джеймс на друга. – И снова ожил?.. Что-то я не припомню ничего этого.
– Мы всё тебе расскажем, Джеймс, – подошёл к нему Мастер. – Только обещай, что спокойно нас выслушаешь и смиришься с тем, что услышишь сейчас. И не надо падать на колени перед Фреммором, – добавил он, заметив, что Джеймс, поверив в реальность всего происходящего, попытался это сделать, поскольку, в отличие от Уоллфрида, не умел вступать с Первым слугою в мысленный контакт.
В ответ на просьбу Мастера Джеймс согласно кивнул, всё ещё с подобострастием косясь на Фреммора, который, казалось, не обращал на происходящее никакого внимания, словно и не видел Джеймса.
Усевшись на холм, друзья рассказали ему свою историю. О том, как они встретили друг друга, о скитаниях Мастера в поисках Склона Мира, об их совместном желании вернуть драконов из изгнания, о встрече в лесу с Фреммором и лордом Лайтенвудом на берегу Серебряного озера, о смелости Уинстона и силе Фаэтона, о правдивости древней легенды, и о его, Джеймса, воскрешении.
– Лорд Лайтенвуд погиб?.. – тихо произнёс Джеймс, когда узнал об этом. И на его глаза навернулись горькие слёзы.
– Да, Джеймс, это так, – положил конюху руку на плечо Уоллфрид. – Но не огорчайся. Я думаю, ты сможешь пережить нашу общую потерю, а мы поможем тебе в этом. – Джеймс вместо ответа спрятал лицо в ладони, чтобы успокоиться. – В замок мы с Уинстоном больше не вернёмся и будем жить на севере Англии, чтобы всегда быть вместе. Надеюсь, что и ты присоединишься к нам. Мы так рады, что Склону Мира удалось вернуть тебя к жизни.
– Да, но… – запнулся Джеймс, подняв голову. – Как же все те, кто остался в замке? Что с ними будет без хозяина?
– Нет причин для беспокойства, – вступил в разговор золотой дракон. – Слуги замка, разумеется, покинут его, но друг с другом они не расстанутся. Они найдут себе кров в том графстве, где живёт тётя лорда Лайтенвуда, растившая его после гибели родителей. Ей уже немало лет, и она нуждается в их заботе. Я уверен, что она с радостью примет их всех к себе на службу, чтобы вместе пережить гибель племянника. Это я уже вижу.
– Вы умеете видеть будущее? – задрав кверху голову, спросил дракона Джеймс.
– В некотором роде, – с усмешкой в глазах ответил Фаэтон. – Во всяком случае, не больше, чем вы. Это может предугадать любой из вас, не только я.
– Фаэтон, – обратился к нему Мастер, – посоветуйте нам, как можно вернуть изгнанных из нашего мира драконов назад, но так, чтобы власти каждого из государств поверили в их невиновность. Видите ли, несколько десятков лет назад…
Фаэтон оборвал его речь.
– Я знаю, что случилось тогда, – сказал он. – Но ответить на твой вопрос я не могу. Я могу лишь попросить тебя вспомнить последние четыре строчки из легенды о Склоне Мира. Из них ты узнаешь обо всём.
Сделав ударение на последних двух словах, Фаэтон замолчал, подняв задумчивый взор в небеса, на одну из стаек резвящихся драконов. Мастер потупил взор и мгновение спустя процитировал:
– «…Нить развязана тут.
Возвращения ждут
Пять желаний добра.
Их настала пора!»
– Ну и что это значит? – разведя руками, спросил Квин.
– Нас пятеро, – объяснил Мастер и впал в раздумье, но ненадолго. – Да, я понял: каждый из нас может загадать по одному желанию, только… только оно у нас единственное – возвращение драконов, которого мы ждём, – он обернулся к Фаэтону. – Я правильно понял слова из легенды?
– Да, – коротко ответил золотой дракон. – Лорд Вейсголлвилд сказал вам, что легенды управляют нашими судьбами. А это значит, что если вы загадаете первое и последующие свои желания, уже не Склон Мира выполнит их, а сама легенда. И тогда она полностью сбудется, если вы разумно распорядитесь всеми своими пятью желаниями.
– Оно у нас одно, – повторил Мастер, глядя в узкие зелёные глаза Фаэтона. – И если оно сбудется, мы пожелаем быть вместе и жить в Англии. Там, где хочет жить Уинстон. Других желаний нам не надо.
– Они в любом случае ваши, – ответил Фаэтон. – Вы сможете воспользоваться ими в своём мире тогда, когда захотите.
– Здорово! – обрадовался Квин.
Мастер и остальные попрощались с Фаэтоном, когда он сказал, что настала пора ему улетать в свой небесный город на облаках, а Фреммору и его лорду – вернуться в загробный мир людей, где не менее прекрасно, чем на Склоне Мира. Они тоже попрощались с товарищами. Затем лорд Вейсголлвилд сел на Фаэтона, и дракон поднялся в небеса. Фреммор взвился вслед за ними на своём единороге, вспыхнув золотым светом, равно как и Фаэтон. Джеймс с восхищением глядел вслед Первому слуге, не смея пошевелиться. Он до сих пор не мог поверить в то, что видит настоящего Фреммора, своего небесного покровителя, который теперь навсегда улетал от них в те края, где никто уже не потревожит его и лорда Вейсголлвилда, и где вечное счастье станет смыслом их потусторонней жизни…
– Джеймс, – окликнул его Уинстон, заставив конюха перевести взгляд. – Вот, – лакей вытащил из потайного кармана своей ливреи обгоревший медальон Фреммора. – Твой медальон. Я хотел сохранить его в память о тебе погибшем, но теперь это уже не нужно. – Он отдал вещицу Джеймсу.
– Спасибо, – поблагодарил тот, засунув медальон в карман своих мешковатых штанов (верхней одежды на нём не было – она вконец разорвалась, истлевшая после пожара). – Надо будет поменять цепочку, когда окажемся в нашем мире.
– Как хорошо, что наше путешествие так удачно закончилось, – подвёл итог Мастер, – и я обрёл вас, своих друзей. Думаю, если мы расскажем другим, где мы побывали и что видели – нам никто не поверит.
– Если драконы вернутся, то обязательно поверят, – убеждённо заявил Квин. – Кстати, Мастер, кто из нас пятерых первым истратит своё желание?
– Тот, кто больше других хочет возвращения драконов, – подмигнул ему Мастер.
– Ты поручаешь сделать это мне? – поразился офицер. – Но я думал, что ты больше всех нас этого хочешь.
– Ну хорошо, пусть буду я, – согласился Мастер.
Он повернулся лицом к долине, которая была расцвечена сотней великолепных драконов, резвящихся среди извилин многочисленных речушек, и, обратив свой взор на призрачную пелену горизонта, громко произнёс:
– Первое наше желание, госпожа Судьба, – вернуть изгнанных драконов в наш мир!
====== Эпилог ======
Драконы были освобождены. Они вернулись к людям, которые признали их невиновность благодаря второму желанию, произнесённому Квином. С помощью третьего желания, желания Уинстона, все пятеро вместе со Смерком были перенесены в земной мир на север Англии, в родные места старого лакея. Там они поселились рядом друг с другом в небольших особнячках. Уинстон после долгой разлуки с братом и племянниками навёрстывал упущенное и проводил большую часть дня с уже повзрослевшими детьми, коими они для него всё равно остались.
Квин, как и обещал, начал создавать воинский гарнизон воздушных сил, привлекая к этому делу английских специалистов по драконам, у которых теперь появилась работа ввиду отмены моратория: они пополняли гарнизон Квина молодыми драконами.
Ещё одно желание использовал Уоллфрид, пожелав, чтобы Смерк заговорил. Мастер был так счастлив, что не знал, как отблагодарить Уоллфрида за это, и в конце концов пообещал ему, что попросит Квина подарить Уоллфриду верхового дракона, – первого из тех, кого офицер обучит.
Джеймс же прочно вошёл в круг семьи Уинстона, брат которого позволил конюху жить вместе с ними. Впрочем, Джеймсу вскоре нашлась работа, в каком-то смысле по его специальности: он был приглашён Квином ухаживать за драконами в его питомнике. Джеймс охотно согласился, – правда, с некоторой опаской, однако Квин развеял все его опасения, пообещав Джеймсу, что всё у него получится и что драконы его не съедят, ведь они не дикие, а прирученные, вот только ещё не обученные военному искусству. С тех пор Джеймса прозвали драконюхом, что ему самому поначалу не понравилось, но вскоре он свыкся с этим, и в свою очередь назвал питомник Квина драконником.
Смерк ушёл на заслуженный отдых: он стал помогать Квину воспитывать молодых драконов, и жил теперь в просторном вольере рядом с питомником. К нему каждый день приходил Мастер, чтобы повидаться. Иногда они даже летали – без седла и упряжи, – и общались друг с другом до позднего вечера. Мастер нашёл, что Смерк ни в чём не уступает ему по интеллекту и что с ним можно беседовать обо всём. И это делало старого дракона в глазах Мастера умнее и осведомлённее любого человека.
С возвращением драконов во всех странах мира было восстановлено всё то, что оказалось ненужным после принятия моратория. Заново отстраивались штабы, крепости – словом, всё, что так или иначе было связано с драконами. Вот только власти стран мира не могли вспомнить, когда, и, главное, почему был разом отменён мораторий на драконов, и поэтому недоумевали. И каждый из руководителей стран считал отмену моратория делом рук своего соседа по государству. Но вскоре гадать о случившемся перестали, и мир вновь зажил во взаимном согласии и сотрудничестве с драконами, укрепившими непоколебимость и мощь каждой страны и всего мира в целом.
Последнее желание, желание Джеймса, конюх приберёг на потом. Им больше ничего не было нужно, ведь счастье у них уже есть, а спешить с исполнением легенды о Склоне Мира никому из них не хотелось, потому что сбывшаяся легенда перестаёт быть легендой и навсегда исчезает из людской памяти. И хотя из легенды она перевоплотится в историю, это всё равно будет не то, чего они ожидали от неё. Пусть лучше легенда останется легендой, не сбывшись до конца без последнего желания. Она слишком дорога для них, чтобы забыть её, заставив исчезнуть.
Джеймс размышлял, вспоминая события из легенды, частью которой они стали, что было бы, если бы его друзья попросили у Склона Мира не его воскрешения, а возвращения драконов? Вероятно, тогда бы Фаэтон не сказал им о пяти желаниях из легенды, которыми можно воспользоваться только в том случае, если попросить у Склона Мира чего-то не для себя, а для другого? Но друзья выбрали то, что дороже любого богатства, – его жизнь, отступившись от столь сильного для них желания, принеся его в жертву ради его, Джеймса, жизни. Так благородно поступают только те, кому дорога прежде всего жизнь другого человека, а не земные ценности, пусть даже и такие важные и глобальные, как опора планеты – драконы. А значит, последнее желание, данное ему, он сохранит ради существования легенды и в благодарность за своё воскрешение, и потратит его только в самом крайнем случае, но не на себя, а на тех, кто ему дорог. На Уинстона. На Уоллфрида. На Мастера, Квина, или даже Смерка.
Джеймс не знал, сможет ли он когда-нибудь достойно отблагодарить Мастера, вернувшего его к жизни. И решил, что если Мастер, или Уинстон, или кто-то из других его друзей вдруг умрёт или погибнет, – он пожелает вернуть их назад так же, как они вернули его. В том, что желание из легенды имеет силу не меньшую, чем сила Склона Мира, и способна будет исполнить самое сложное из всех человеческих желаний, Джеймс не сомневался.
Опустевший замок Вейсголлвилд вновь наполнился жизнью лишь через четверть века: власти графства, не дождавшись никого, кто бы объявился с правами на владение им, продали поместье и земли новому владельцу, и новая, теперь уже третья династия, положила начало новой страницы в истории древнейшего замка Англии.
Пятеро товарищей и их старый дракон прожили долгую и счастливую жизнь. Уоллфрид и Джеймс женились, и их дружная семья стала ещё больше. Но в то, что именно они вернули драконов с помощью желания из легенды о Склоне Мира, никто из тех, кому они про это рассказывали, не верил, – уж слишком неправдоподобными и фантастичными казались людям их странствия. Что ж, может быть, они и правы, ведь история эта, вероятно, по сути своей таковой и является.
2007г.
====== Гулсен: вечное королевство. Часть 1, глава 1. Граф и его дворецкий ======
Действие повести разворачивается в пятнадцатом веке. Молодой английский граф Джереми Дарлингтон и его дворецкий Дорнтон Бёрн волею судьбы попадают в параллельный мир Англии – Гулсен. И, как оказалось, не случайно. Джереми и Дорнтон – единственные, кто способен предотвратить гибель параллельного королевства, ибо ему угрожает смертельная опасность в виде земной женщины – француженки Флёр, которая, попав в Гулсен, стала королевой грифонов и теперь желает завоевать королевство любой ценою...
Часть 1.
Истинные
Открой мои книги: там сказано всё, что свершится.
А.Блок.
Глава 1.
Граф и его дворецкий
Кто же верный и благоразумный раб,
которого господин его поставил
над слугами своими,
чтобы давать им пищу во время?
Новый Завет.
– Ступай к себе, Дорнтон. Ты очень устал, я же вижу.
Молодой английский граф Джереми Дарлингтон, сидя на своей роскошной постели, окинул ласковым взглядом стоящего рядом семидесятипятилетнего старика, Дорнтона Бёрна, служащего у него дворецким с тех самых пор, как умер отец графа лорд Саймон. Дорнтон до той поры служил его отцу, поэтому у Джереми не было ни единого основания для сомнений в преданности ему старого дворецкого.
– О, как вы добры ко мне, сэр, – в благоговении произнёс Дорнтон, почтительно склонив голову.
Молодой граф знал, что ради него Дорнтон готов на всё. И это несмотря на то, что он уже очень стар, да и служит ему относительно недавно. А такое ощущение, будто это было всегда.
Однако разгадка была проста: старый слуга всего-навсего видел в Джереми его отца. И дело тут было не только в родственной связи или похожести лиц. В молодом графе воплотились все черты характера лорда Саймона, а тот был удивительно великодушным, честным и справедливым человеком, каких в Англии уже нет: кончилось их время. И будучи человеком старой закалки, то есть таким, каким и должен быть настоящий английский аристократ, отец Джереми передал все свои лучшие качества сыну, которые в нём ещё больше укрепились, да так, что было просто невероятно, как же все они могут умещаться в одном-единственном человеке.
С тех пор, как после смерти лорда его имение вместе с верным Дорнтоном и остальной прислугой перешло к наследнику, молодой граф и старый слуга настолько крепко привязались друг к другу, что простая верность и услужливость к бывшему ребёнку переросли у дворецкого в искреннюю и глубочайшую преданность к своему молодому господину. И не меньшую, чем любовь к нему Джереми.
Дорнтон всей своей сущностью ощущал свою беспомощность и всецелую зависимость от молодого графа, и не мог существовать без него и его заботы, которая требовалась теперь Дорнтону всё чаще и чаще. Уже не раз старик жаловался графу на свои болячки, и Джереми укладывал его на ночь у себя в спальне, чтобы не случилось так, что утром, зовя Дорнтона, он не услышал бы его шаркающих шагов в коридоре.
Нет, вовсе не слугу боялся потерять Джереми. Он боялся потерять единственного на свете друга, который был рядом с ним всю его жизнь, начиная с младенчества, и за это время стал графу почти родным человеком, любящим его и угождающим ему во всём, причём по собственной воле, а не только в силу своих обязанностей.
Старый слуга Дорнтон глядел на графа с нежностью матери, любующейся своим ребёнком, и одновременно умоляюще, словно прося защиты и спасения от своей старости и одиночества. Этот взгляд всегда сокрушал душу молодого графа, и он не смог бы заслониться от него ни одной стеной на свете. Дорнтон носил его в раннем детстве на руках и прощал ему все шалости, поэтому граф просто обязан был теперь о нём заботиться, поскольку природа поменяла их местами.
Никто не относился к своим слугам так, как относился Джереми к Дорнтону. Потому что никто в Англии не был столь же добрым и чутким, как Джереми Дарлингтон.
Но тишина, спокойная и величественная, охраняла сейчас их двоих ото всех людей мира, окружая господина и слугу ореолом только их тайны, недоступной для постороннего глаза и неприемлемой для осуждения другими. Тишина эта, однако, была какой-то уж чересчур непривычной для ушей графа. Странно, почему же так тихо, – думал он. Так тихо, что можно услышать шорох гардин на окнах. Или это ему только кажется? Да нет, не похоже…
Отпустив дворецкого, который, перед тем, как уйти, поцеловал ему руку, Джереми лёг в постель. Эта воистину мёртвая тишина, а также усталость, клонили графа в сон. Но в то время, когда Джереми уже спал, где-то вдали послышались странные звуки, похожие на крик хищной птицы, а затем сразу в нескольких окнах замка мелькнуло две-три чёрных тени. А ранним утром, когда даже слуги в доме Джереми ещё спали, где-то уже немного подальше, – вероятно, в стороне парковых владений, – послышались те же самые звуки. И с этого момента тишина эта перестала быть просто тишиной, превратившись в то, что потом назовут самым страшным кошмаром Англии того времени. А Джереми и Дорнтону ещё только предстояло узнать о том, что случилось этим утром, и сыграть впоследствии в истории своей страны далеко не последнюю роль.
====== Часть 1, глава 2. Необдуманное решение Джереми ======
…Ибо много званых, но мало избранных.
Новый Завет.
Широко зевнув, молодой граф открыл глаза. Поднявшись и одевшись, он первым делом отправился проведать Дорнтона в его комнату, соблюдая неписаное английское правило: хозяин будит слуг, а не наоборот.
Дорнтон спал. Молодой граф подошёл и легонько прикоснулся ладонью к его плечу.
– Доброе утро, Дорнтон.
От прикосновения Дорнтон сразу проснулся.
– Господин мой, – прошептал он, открыв глаза. – Право, не нужно было вам… Я бы и сам встал…
– Ничего, Дорнтон, ничего, мне не трудно, – улыбнулся Джереми. – Я ведь просто исполняю свой простой человеческий долг перед тобою как тот, кто отвечает за тебя перед Богом и королём. Так что давай я помогу тебе встать и одеться, потом ты поможешь это сделать мне, и пойдём завтракать.
Да, этот день начинался для них как сотни других дней, и не предвещал, казалось бы, ничего необычного. Однако несколько часов спустя оба они узнали то, о чём уже узнала почти вся Англия. И это послужило началом кардинального изменения тихой и размеренной жизни как графа, так и его слуги.
В два часа пополудни в замке Джереми оглушительно зазвонил телефон, и Дорнтон, подняв трубку, услышал в ней нечто такое, что заставило его больные ноги помолодеть лет на сорок. А именно – голос очень важного человека. Дорнтон вихрем взлетел по лестнице в комнату господина и, взволнованно дыша, доложил о звонке.
Джереми без единого слова тут же бросился вниз по лестнице вдвое быстрее, чем поднимался Дорнтон, и рывком схватил трубку. Руки его нещадно тряслись – нет, не от волнения, а от какого-то необъяснимого страха, и граф сам не мог понять, откуда этот страх у него появился. Застывший наверху дворецкий не мог даже пошевелиться от сковавшего его оцепенения. Видно было, что он был напуган не меньше хозяина: старик изо всех сил вцепился в перила лестницы, чтобы не упасть от внезапно возникшей слабости в ногах, и чутко прислушивался теперь к тому, что будет отвечать хозяин.
С первых же секунд после того, как Джереми, представившись собеседнику, произнёс в трубку своё имя, на другом конце провода ему в уши полился такой грандиозный поток слов, что заставил графа онеметь и в пример Дорнтону схватиться за край стола, а затем медленно опуститься в стоявшее рядом высокое кресло.
Видя происходящие с поведением хозяина изменения, и изменения в худшую для него сторону, Дорнтон, не в силах больше держаться на своих старых ногах, присел на корточки, не произнеся при этом ни звука в ответ на нестерпимую боль в суставах, которые не помедлили наградить ею старика за это непозволительное движение.
Голос в трубке не умолкал ни на секунду, а Джереми молча слушал, напрягаясь всё больше и больше. И минуту спустя он вдруг с силой стиснул трубку и громовым голосом рявкнул, как лев, в ответ собеседнику:
– Но кто?! Кто, чёрт возьми, это сделал?! КТО?!
В трубке сразу замолчали, но не потому, что испугались разгорячённых слов Джереми. Было очевидно, что разглашать главную свою тайну таинственный собеседник графа ему явно не торопился.
Однако спустя несколько секунд ответ всё же последовал – ответ тихий, короткий и боязливый, словно графу разглашали страшный секрет. И после этого ответа в трубке раздались гудки. Джереми медленно повесил трубку, чтобы в следующий миг изо всех сил ударить кулаком о поверхность стола. Закусив губу, он едва сдерживал слёзы.
Встревоженный дворецкий нашёл в себе силы встать с колен и спуститься к хозяину.
– Что случилось, сэр? – задал старик очевидный вопрос.
Джереми глубоко вздохнул, ослабив свои эмоции, но грудь его разрывала бессильная злоба. Подняв полные необъяснимого страха и гнева глаза на слугу, он, собравшись с духом, ответил, плохо скрывая тревогу в голосе:
– Звонил личный слуга Её Величества. Драконы в Лондоне. Они прорвали оборонную защиту зоны отчуждения и этим утром атаковали пригород. Наш пригород.
После этих слов Дорнтон в ужасе попятился, не в силах вымолвить ни слова, и не сводя широко раскрытых глаз с графа, словно сам Джереми был драконом. Однако старик быстро справился со своей реакцией, и тогда граф продолжил ещё более трагическим тоном:
– Но это ещё не всё, Дорнтон. Драконы улетели обратно, но лишь тогда, когда позавтракали… нашими ближайшими соседями.
Старый слуга издал ни с чем не сравнимый стон отчаяния и бросился в объятья к своему господину.
– Лайтенвуды… – негромко прошептал молодой граф, обнимая старика. – Драконы их растерзали…
Джереми и Дорнтон долго стояли так, оплакивая погибших. Господин молча, а слуга – во весь голос. Лишь после, когда первая волна горя затихла, молодой граф нашёл в себе силы досказать услышанное по телефону.
– Они были там все, Дорнтон. На прогулке. Сорок восемь человек против двухсот двадцати пяти свирепых драконов… Лорд с женою, трое их детей, слуги, солдаты… Но не всё настолько плохо, Дорнтон.
– Да куда уж хуже… – простонал старик, вцепившись в плечи графа. – Боже мой, какая ужасная трагедия…
– Их младшенький… – начал было Джереми, но Дорнтон его перебил:
– Да-да, я помню его, сэр, помню. Такой славный малыш, его-то за что-о… – И он зарыдал пуще прежнего. – О, эти драконы…
– Ты, как всегда, меня не дослушал, Дорнтон, – упрекнул его граф. – Маленький лорд остался жив. Его успел закрыть своим телом от драконов личный слуга его матери.
– Господи, неужели Стейшер? – дрожащим от волнения голосом едва выговорил старый дворецкий. И уже улыбнувшись, добавил: – Так мальчик жив?! Какое счастье, сэр! Ах, какое счастье! – Он стиснул графа в объятьях и засмеялся от радости. – Молодец, Стейшер!
– Да, но он погиб, – печально сообщил ему Джереми, заставив Дорнтона отпустить его. Старик низко склонил голову. – Его смертельно ранили драконы, – по-видимому, именно в тот момент, когда он накрыл собою мальчика. Стейшер герой. Не думая о себе, он, истекая кровью, защищал своего молодого господина от смерти и принял её потом вместо него, потому что был верен Лайтенвудам до конца. Так и должен был поступить по-настоящему преданный слуга… – Тут его тон переменился. Окончательно взяв себя в руки, граф уже своим обычным голосом продолжил, обратившись к слуге: – Дорнтон, сегодня мне нужно навестить лорда Ричарда Мак`Саллигера, рассказать ему о случившемся. Приготовь мой выходной костюм. Мы отправимся через четверть часа.