Текст книги "Непознанный мир (цикл повестей) (СИ)"

Автор книги: Клетчатая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 70 страниц)

– Найлз, мы все глубоко потрясены смертью Беркута, – с сожалением произнёс Винсент. – Но тебе надо успокоиться. Мы будем сражаться вдвоём на моём Черногриве. Не переживай, твоя боль со временем утихнет, и ты вновь почувствуешь желание жить. Кроме того, наш копьемеч не разделился, видишь? А это может означать только одно: Оутсен где-то неподалёку. Пожалуйста, Найлз, доверься мне. Как бы тебе ни было сейчас тяжело, ты должен понять, что порознь мы победить не сможем, а только вместе, Найлз, только вместе, ты понимаешь? Так что не теряй надежды.

– Мне будет тяжело это пережить, – Найлз закрыл лицо руками. – Я ведь его растил, кормил, защищал, и ни один дракон, даже самый лучший, не заменит мне моего Беркута…

– Мы с тобой, Найлз, в твоём горе, – положил ему руку на плечо Констанций. – Он ведь в каком-то смысле и мне был дорог, ведь это я нашёл и спас яйцо от звероидов и принёс его тебе.

– Мы клянёмся тебе, Наследник, что этот мерзавец получит по заслугам, как только будет пойман, – пообещал Рудольф, положив эконому на плечо свою руку.

– Спасибо вам всем, – поднял глаза Найлз. – За вашу поддержку и понимание. Простите меня за грубость, это всё от горя.

– Мы понимаем, Найлз, – улыбнулся Винсент. – Мы всё понимаем. – Он повернулся к гулсенцам. – А сейчас нам нужно подумать о расстановке караула на ночь. Предлагаю всем, кто не будет задействован в карауле, разместиться во дворце. Пойдём, Найлз, тебе нужно отдохнуть прежде всех остальных. Брайан, побудь, пожалуйста, с ним.

Мальчик не отходил от Найлза весь вечер, периодически говоря слова утешения. У него получалось неумело, но это было всё же лучше, чем ничего. Затаив месть в глубине души, Найлз успокоился. Но до самой ночи он бродил по комнатам и залам дворца сначала вместе с Брайаном, а затем один. Он попросил принца оставить его одного для того, чтобы побыть наедине со своими мыслями.

Бродя по дворцу и прижимая к груди перо, что дал ему Брайан, Найлз раз за разом прокручивал в памяти всё то, что с ним уже приключилось, начиная с того заброшенного клуба и заканчивая сегодняшней утратой, пытаясь как-то переосмыслить всё это и понять своё истинное предназначение. Зачем он пришёл в этот мир? Ради чего? Но у него ничего не выходило. Казалось, что груз, который наложила на него ответственность за судьбы двух королевств, будет лежать на нём до самой его смерти. Теперь, когда он прошёл через множество испытаний, познав радость обретения и горечь утраты, казалось, что всё уже в прошлом, и от этого Найлз чувствовал себя каким-то ненужным, утратившим свою ценность для других. Кто он без Беркута? Просто человек. Наследник ли он копья? Тоже нет, ведь им должен был стать слуга и соправитель отца Брайана, убитый звероидами вместе со своим монархом. И ему, Найлзу, следовало бы объявить Брайана Наследником меча с того самого момента, как он узнал тайну мальчика. И если бы Констанций тогда, в клубе, в момент первой их встречи, раскрыл ему эту тайну, возможно, он, Найлз, несмотря на то, что его шрам на голове послужил копью Сенджамина поводом для выбора своего владельца, посоветовал бы Констанцию самому испытать судьбу и стать вместе с Брайаном Наследниками меча и копья. И тогда на нём не лежала бы такая сводящая с ума ответственность. Как жаль, что эта мысль пришла к нему только сейчас.

Но кто он сам? Человек, случайно оказавшийся рядом с клубом в момент появления Констанция и так же случайно туда заглянувший? Но на его месте мог бы быть любой англичанин, если бы хозяйская машина вдруг не заглохла, и тогда бы это была бы чья-то чужая судьба, а он так и остался бы экономом в доме хозяина-демоса, которого он никогда бы не полюбил, даже если бы тот бросил заниматься своими чёрными делишками по купле и продаже ворованного имущества. Так бы он и жил в ужасном мире демосов, пока спустя пятнадцать лет не грянуло бы настоящее, и он узрел бы, как неведомо откуда возникшие драконы с всадниками на своих спинах вступают в схватку с армией Великобритании, и гадал бы вместе со всеми, освободители ли это, или же новые поработители, может быть, ещё более ужасные, чем демосы. И тот человек на единственном среди драконов грифоне, Найлз был уверен в этом, ни за что бы не создал ту ситуацию, какую создал он, Найлз, в результате которой Беркут был убит.

Но тогда бы это был не его, Найлза, грифон, и он смотрел бы на этого грифона всего лишь как на монстра, подобного драконам, а может быть, ещё хуже, который пришёл в земной мир с неизвестной ему целью. Кто он, друг или враг? Что эти рыцари из детских сказок несут англичанам? Мир или войну? Жизнь или смерть? Радость освобождения, или же страх нового порабощения? Что бы он тогда делал, на что бы решился ради защиты королевства? Взял пистолет и выстрелил бы в крылатое создание, только что пронёсшееся над домом его хозяина? Да, он мог бы это сделать в приступе страха. И тогда сотворил бы горе – точно такое же, какое сотворил для него Оутсен, не понимая, что этим он лишь помог демосам. Но с той лишь разницей, что на смерть грифона ему было бы наплевать. И ему, и тому всаднику, если бы он уцелел после падения с такой высоты. Даже если тот был бы за демосов, обманом заманивший гулсенцев в ловушку и предавший их. Об этом страшно было подумать. Собственные мысли завели Найлза очень далеко, и он уже начал путаться в своих рассуждениях.

Но если предположить, что Наследником копья был бы не предатель, а такой же как он, угнетённый позорным упразднением своей древней должности, какой-нибудь другой эконом, ненавидящий демосов, стал бы он так убиваться о своём погибшем грифоне? Опять же вряд ли, ведь он для него был бы всего лишь верховым животным, покорным и бессловесным, и он не мог бы даже представить себе, что это животное способно чувствовать и эмоционально переживать всё то же, что и человек. И Найлзу вдруг стало намного легче от того, что этим Наследником стал он, а не кто-то другой. Но это было слабым утешением, и душа эконома разболелась вновь. Он присел на одну из ступеней и горько заплакал. Он вдруг понял, что не может, и, наверно, никогда не сможет забыть о Беркуте. Этот некогда игривый непоседа, доставлявший ему столько хлопот, а затем уже большой и сильный зверь, готовый встать на защиту кормильца даже ценой собственной жизни, возник в памяти Найлза словно видение, и никак не желал исчезать. Эконом будто заново переживал каждый из этих счастливых и трогательных моментов его жизни с Беркутом. Вот только что вылупившийся птенец со смешными коротенькими лапками и чересчур большими для такого малыша крыльями ласкается к Спинозе, вот убегает от эконома на прогулке, а при встрече уже в Гулсене возносит его от радости к облакам, а совсем недавно – бросается на Оутсена, защищая их и принца… Всё это теперь лишь воспоминания, которые со временем превратятся в пыль, когда он умрёт. Неужели больше ничего не останется после этого? Хотя бы сейчас ему в утешение, пусть без права вернуться на несколько часов назад и исправить ошибку, но всё же хоть что-нибудь, что так или иначе будет напоминать ему о погибшем друге, судьба преподнесла бы ему что-то помимо того пера, что он сейчас держит в своей руке…

Хоть что-нибудь…

Видение расплылось радужными пятнами, и эконом не заметил, что расплывается вовсе не что-то ирреальное, а то, что он видел перед собой. Найлз очистил сознание от мыслей, но игра красок не исчезла. Наоборот, к ним прибавилась ещё и дикая головная боль. Он уже забыл о страшных приступах, но, видно, тягостные мысли разбередили старую рану на его голове. Шрам пульсировал болью в такт ударам его сердца, и эконом, возвращённый в реальность из своих мыслей, уже почти ничего не видя кроме этих чёртовых пятен, попытался позвать на помощь, но не мог даже раскрыть рта: его мозг просто не реагировал на сигналы мышц, сосредоточившись лишь на одном – отчаянных сигналах на боль. Схватившись за голову и беззвучно крича, Найлз скатился с лестницы, и, стиснув зубы, ждал гибели, ведь такой сильной боли он ещё ни разу не испытывал. Он был один на этой лестнице, и лишь портреты на стенах оставались немыми свидетелями его мук.

И вот когда, казалось, боль стала невыносимой и корчившемуся от боли Найлзу показалось, что сейчас его голова разлетится на куски, он вспомнил всех, кого знал в своей жизни, и, словно чувствуя, что сейчас умрёт, прощался с ними.

И вдруг…

При мысли о том, что он так и не узнал, где его пёс Слэйд, и, возможно, теперь больше уже никогда не узнает, боль вдруг стала утихать, а через несколько мгновений к нему вернулось зрение и способность говорить. И, кроме того, Найлз вдруг почувствовал, что он не один. Хотя боль чувствовалась теперь только в слабой пульсации шрама, Найлз очень осторожно сел и, не успев осмотреться, почувствовал, что ему кто-то лижет руку. Он взглянул, и увидел Слэйда.

– Слэйд! – удивлённо-радостно воскликнул эконом. – Это ты? Где же ты пропадал, а?

Собака завиляла хвостом.

– Чёрт, да я, кажется, вызвал тебя! – поразился Найлз собственной догадке. – Какая удача! Ты не представляешь, Слэйд, как мне тебя не хватало. Особенно после того, как Беркут…

Слэйд вдруг заскулил, тычась мордой ему в щёку.

– Ты знаешь? – изумился эконом.

Слэйд гавкнул и вновь заскулил.

– Неужели ты понимаешь меня? – Найлз задумался. – Ну что ж, я рад, что ты вернулся, Слэйд. Иди за мной, я познакомлю тебя с нашими воинами.

И Слэйд охотно затрусил следом.

Расставив на ночь караульных, герцог Ланкастер вернулся во дворец. Он увидел, как рыцари вместо того, чтобы готовиться ко сну в главном зале, разглядывают какого-то пса, рядом с которым стоят Найлз и Констанций.

– Откуда собака? – подойдя к эконому, спросил Винсент.

– Это мой друг, Слэйд, – представил Найлз пса хозяину.

Герцог поднял одну бровь.

– Ты так быстро забыл о Беркуте? – удивлённо спросил он. – А я думал, что ты ещё долго будешь горевать.

– Нет, ваша светлость, его мне дал тогда Констанций вместе с яйцом грифона, – пояснил Найлз. – А когда Великий Фреммор забрал меня в Междумирье, они оба пропали. Сейчас на лестнице у меня случился приступ, и я в тот момент подумал обо всех, с кем меня связала судьба, ибо приступ был такой сильный, что я думал, что умру. И вызвал Слэйда, сам не заметив этого.

– О Боже, Найлз… – Винсент приблизился к нему и обнял. – Ты до сих пор страдаешь из-за демосов, убивших моего отца! Ведь это из-за них у тебя шрам. Как бы я хотел, чтобы все они понесли заслуженное наказание. И не только от нас, но и от нашего народа, который они поработили!

– Не волнуйтесь за меня, ваша светлость, – ответил Найлз, отстраняясь. – Ведь если бы не было шрама, я бы не стал Наследником копья и не мог бы вызывать предметы и живых существ, и пусть не всегда у меня это получается, и лишь посредством ужасных мук, я не ропщу. И пока это идёт нам на пользу, я согласен терпеть приступы. Кто знает, может, в будущем я даже научусь прорицать это самое будущее, – попробовал он отшутиться. Но Винсент оставался мрачен.

– Я боюсь, Найлз, – с тревогой сказал он. – Боюсь, что у тебя случится приступ во время битвы. И если рядом с тобой никого не будет, я потеряю тебя так же, как ты потерял Беркута. Ты мне нужен, Найлз, но не как одна из составляющих нашей силы, не как Наследник копья, а как мой преданный дворецкий и верный друг. Помни это, Найлз. Я не оставлю тебя наедине с твоим недугом. Обещаю тебе, когда весь этот кошмар закончится, я примусь за твоё лечение и избавлю тебя от этих ужасных приступов, чего бы это мне ни стоило во всех смыслах этого слова.

– Ваша светлость, – улыбнулся Найлз. – Теперь-то я не один. Вы сказали, что я буду сражаться вместе с вами на Черногриве, и это правильно, ведь оружие у нас теперь общее.

– Да, верно, как же я мог забыть, – рассмеялся герцог. – Значит, мы в любом случае не потеряем друг друга. А теперь давайте спать.

Рыцари Гулсена, перекусив захваченными с собой припасами, а также тем, что они обнаружили во дворце, легли спать. Им понравилось в Лондоне, пусть даже теперь он большей частью лежал в руинах или был перестроен демосами. И поскольку именно демосы были главными виновниками нападения на Гулсен звероидов, они будут уничтожены именно Гулсеном. И каждый из воинов твёрдо верил сейчас в эту победу.

Ночь прошла спокойно, лишь отдельные вылазки нескольких солдат из остатков армии Оутсена попытались незаметно проникнуть во дворец и убить спящих воинов, забросав их гранатами, но драконы Гулсена, стоявшие на страже, были начеку: по приказу дозорных они переловили и сожрали злодеев всех до единого.

Наступило утро. Этот день гулсенцы планировали использовать, как день информирования граждан страны о себе. Лондонцы и все остальные жители туманного Альбиона должны были понять, что воины на драконах пришли с миром и уже фактически свергли демосов, даровав Англии свободу и вернув ей все утраченные права.

Найлз предложил самый эффективный способ – обращение по телевидению. Однако не было никакой гарантии в том, что демосы уже не контролируют СМИ. И это поставило эконома в тупик. Разбрасывать листовки, как во времена Второй мировой, было неэффективно, для этого надо было сделать заказ в типографии, но и там либо демосы, либо пустые рабочие места. Жители Лондона не могли не прийти в ужас от того, что в небе над городом, а затем и на улицах вдруг из ниоткуда возникли огромные мифические создания с всадниками на своих спинах, сокрушившие армию демосов в жесточайшей схватке, а после куда-то скрылись. Это не могло не вызвать подозрений. И тут Найлз вспомнил про громкоговорители, через которые Оутсен передавал им приказ отдать копьемеч. Эконом сообщил о своём плане Винсенту. Герцог поддержал его и, пока их воины завтракали, господин и слуга направились в бункер.

Написав обращение к лондонцам, они передали его по всему городу, повторив три раза. Надеясь, что их обращение услышано и что им поверят и не станут бояться, они с чувством выполненного долга вернулись во дворец. Но там их ждала поистине ужасная весть.

– Наследники, Наследники! – К ним со всех ног бежал Рудольф, а следом за ним – Констанций.

Ещё не выйдя из коридора бункера, Винсент и Найлз в недоумении остановились.

– Я взял на себя смелость поднять по тревоге отряд, – выпалил он, задыхаясь от быстрого бега. – Нападение…

– Что?! – воскликнул Винсент. – У демосов был резерв?

– Нет, это не демосы, – ответил Констанций обречённо. – Это… звероиды.

– О Боже… – вырвалось у Найлза. – Нет! Констанций, скажи нам, что это не так!

– Увы, но это так, – подтвердил слова своего слуги Рудольф. – Их корабли в опасной близости от дворца, и, сдаётся мне, они знают, где мы находимся.

– Выбора нет, – помолчав, произнёс Найлз. – Мы вступим в этот бой.

– А как быть с Брайаном? – спросил Винсент. – Найлз, нам нужно его укрыть.

– Можно оставить его в этом подземелье, – предложил Рудольф. – Здесь будет надёжнее всего, и звероиды до него не доберутся.

– Скорее наоборот, – мрачно произнёс Найлз. – Они взорвут дворец, и мальчик будет заживо погребён. Вы этого хотите? Нам нужно придумать что-то другое.

– Их главной целью являемся не мы, – вдруг сказал Винсент, – а принц. Но как раз его мы и не в силах оградить от опасности. И если мы срочно не придумаем, как его обезопасить, они возьмут его в плен так же, как это сделали демосы, но в живых вряд ли будут долго держать.

– Тогда пусть сражается вместе со всеми, – предложил Рудольф. – Тем более он только об этом и мечтает.

– Господин, что вы такое говорите? – В ужасе воскликнул Констанций. – Он же ещё ребёнок!

– А ты дай ему меч, – с усмешкой предложил Рудольф. – Увидишь, какой он ребёнок.

– Ты что, хочешь сказать, что там, в поселении, Оптимус и Олди учили его драться на мечах? – с ужасом произнёс Найлз.

– О чём вы говорите, друзья, какой меч? – вступил Винсент. – Это технократы, а не средневековые рыцари! Против них у нас только одно оружие – копьемеч. Так что думайте, что нам делать с принцем.

– Выбора нет, придётся всё же укрыть его в бункере, – вздохнул Найлз. – Рисковать второй раз, отправляя его с кем-то, мы не будем, иначе потеряем ещё одного рыцаря. Я до сих пор, когда закрываю глаза, вижу мёртвого Мелвина, и с меня хватит этих ужасных и нелепых смертей.

– Решено, – Винсент обратился к Рудольфу и Констанцию. – Отправляйтесь за мальчиком и отведите его в кабинет Оутсена, а затем присоединяйтесь к отряду.

Рудольф и Констанций поклонились Наследникам и помчались к выходу из бункера. Винсент же сказал Найлзу:

– Мне не могло это присниться и в страшном сне.

– Но как они попали сюда? – недоумевал Найлз. – Я думал, наш копьемеч их уничтожил!

– Я тоже так поначалу думал, – признался герцог. – Но теперь кое-что понял. Это не тот отряд, что преследовал нас в Гулсене – те звероиды не очень-то рьяно нас обстреливали. Скорее, их целью было проследить, куда мы отправимся, а затем оповестить об этом их лидера. И вот они здесь. И их цель мне ясна: захватив Гулсен, они хотят теперь захватить и Англию.

– Нет! – вскричал Найлз. – Пусть он смогли поработить Гулсен, но Англия им не достанется!

– Если бы демосы не были разгромлены нами, – с сожалением добавил Винсент, – то, возможно, они бы сейчас вступили в противостояние со звероидами, но, расправившись с демосами, мы сами же вырыли себе могилу, хотя другого выбора у нас и не было, ведь только так можно было спасти оба королевства.

– Нам нельзя сдаваться, ваша светлость! – решительно произнёс Найлз. – Мы должны сделать всё, чтобы защитить нашу страну! Мне всё равно, что звероиды сильнее, нам нужно верить, что сильнее – мы!

– Верить нужно, но не без учёта здравого смысла, – ответил Винсент. – И потому нам следует принять этот бой без участия нашего отряда – они мало чем могут помочь в данной ситуации. Думаю, лучше всего было бы, приняв этот бой вдвоём, оставить их охранять наследника трона. Как считаешь, Найлз?

Нельзя сказать, что эконом был полностью согласен с хозяином, но своего варианта решения проблемы у него всё равно не было. Поэтому он кивнул и ответил:

– Да, ваша светлость, мы так и сделаем.

Они помчались к выходу. На площади перед дворцом отряд готовился к битве, а навстречу им уже бежали Рудольф и Констанций вместе с Брайаном.

– Я не хочу сидеть в этом подземелье! – кричал мальчик. – Не хочу лишь потому, что я принц и меня надо беречь! Я хочу сражаться вместе со всеми, как равный!

– Поторопитесь! – крикнул Винсент.

– Винсент! – жалобно позвал принц. – Возьмите меня с собой!

– Нет, малыш, нельзя, – успел ответить герцог, и мальчика увели по коридору бункера.

– Очень жаль так его расстраивать, – с сожалением сказал герцог Найлзу, – но эта битва будет лишь нашей.

Услышав приказ Наследников вместо вступления в битву охранять Вестминстерский дворец, гулсенцы недоумённо переглянулись между собой. Да, они боялись звероидов, боялись больше всего на свете, но сейчас жгучее желание отомстить за своё королевство было сильнее этого страха. И тем паче, что эти твари посмели напасть на их параллельный мир – Англию. Однако все до единого воины повиновались приказу Наследников. А Винсент и Найлз, сев на Черногрива и с копьемечом, готовым к атаке, взмыли ввысь, где в небесах уже были отчётливо видны чёрные корабли звероидов.

Когда Ив Оутсен остался во дворце один, он поднялся и с гордостью посмотрел на свой дымящийся пистолет, который верой и правдой служил ему много лет и ещё ни разу не давал осечки. Вот и сейчас благодаря своему стальному другу ему удалось ранить того чёртового грифона, который посмел схватить его и едва не сожрал. Ив поцеловал оружие и спрятал его за пояс. Эти проклятые гулсенцы могли вернуться, и поэтому он решил уйти. Пускай ему не удалось лишить жизни наследника трона и тем самым сломить дух захватчиков, он найдёт новый способ их уничтожить.

Верховный демос спустился в свой кабинет. Мёртвое тело Мелвина, лежащее в луже крови, заставило Ива поморщиться, но он быстро поборол отвращение и, подойдя к пульту управления, вызвал нужную программу нажатием пары кнопок, а затем отошёл в сторону.

Тут же рядом с ним в полу открылся люк, из которого выехала прозрачная капсула, в которой мог бы удобно разместиться человек. Похожая на гроб, она скорее отпугивала, нежели заинтересовывала. Но Оутсен спокойно прикоснулся к ней, и она открылась.

– Навещу-ка я отца, – злобно ухмыльнувшись, сказал он сам себе. – Представляю, как он обрадуется своему сыночку. – Он вошёл в капсулу, и стеклянные створки закрылись за ним. – Но на всякий случай, – добавил он, – вот вам маленький сюрприз, гулсенцы, если надумаете навестить меня снова.

Он нажал на кнопку внутри капсулы, и на электронных часах в кабинете пошёл обратный отсчёт времени. Капсула загудела и медленно опустилась обратно в люк, который тут же закрылся. Через минуту Ив Оутсен был уже очень далеко от Вестминстерского дворца.

В психбольнице Лондона, укреплённой лучше любой тюрьмы и построенной по приказу тогдашнего правителя Франца Оутсена, держали помимо сумасшедших неугодных властям граждан. Теперь же по иронии судьбы здесь сидел и её основатель.

По здешнему уставу заключённым не разрешалось смотреть телевизор, слушать радио и читать газеты. Не было здесь и Интернета. Поэтому семидесятилетний Франц Оутсен не знал ничего, что происходит в его стране и остальном мире, кроме одного – что его сын, засадивший его сюда, и которого он никогда не любил, а после этого и подавно возненавидел, встал у руля власти. Но уколы и таблетки не позволяли ему взбунтоваться и сбежать, и день за днём Франц покорно отсчитывал свой пожизненный срок в четырёх стенах. Эти стены давили на него, но он этого не ощущал, пока его сознание, затуманенное лекарствами, которые не лечили, а лишь медленно сводили в могилу, рисовало ему псевдокартину псевдосчастья, в истинность которого он верил как ребёнок, а когда действие наркотических препаратов проходило, начинался ад. И только новая доза могла успокоить его и вернуть в тот безмятежный искусственный мир, в котором он жил, мечтал и был счастлив. Однако сутки назад в больницу поступил приказ от его сына больше не давать отцу никаких препаратов, что скоро он приедет, чтобы поговорить с ним о чём-то важном, а для этого надо, чтобы отец находился в этот момент в реальном мире, а не под действием наркотиков.

И когда Ив появился, его встретили с распростёртыми объятьями. Но не потому, что он их правитель и что они были рады видеть его уцелевшим после атаки гулсенцев, а потому, что им надоело слушать дикие вопли его сумасшедшего отца, требующего очередной дозы лекарств, которые ему вдруг перестали давать.

Стоя возле камеры, Оутсен долго наблюдал за тем, как отец умолял его дать ему спасительное лекарство. Вдоволь налюбовавшись, демос подошёл ближе и с ненавистью в голосе произнёс:

– Если бы ты знал, отец, как я тебя ненавижу!

Старик замер и уставился на сына широко раскрытыми, безумными глазами.

– Ты опустился ниже паршивого пса! – продолжил Ив с издёвкой. – Я надеялся, что тебя здесь вылечат, но ты, оказывается, только и думаешь, как отомстить мне за сыновнюю заботу! – Он плюнул. – Впрочем, это твои проблемы, думай что хочешь, всё равно ты скоро сгниёшь здесь подчистую. Я пришёл с тобой поговорить. – Он улыбнулся своим фирменным оскалом. – Ты знаешь, о чём.

Старик испуганно попятился к стене камеры, инстинктивно заслоняясь руками.

– Не уходи от темы! – рассмеялся Ив. – И от меня тоже, я ведь твой сын!

– Нет… нет! – завопил Франц, дрожа от страха.

– Давай наконец поговорим, как мужчина с мужчиной, – злорадно предложил Ив. – Или ты сперва предпочитаешь пытки?

Он взял трость и несколько раз провёл ею поперёк стальных прутьев. Адский звон железа заставил больные нервы сумасшедшего взбунтоваться до предела, этот звук был для него невыносим. Старик закричал и заметался по камере, царапая ногтями стены и моля о помощи.

– Не трудись, тебя здесь никто не услышит, – убрав трость, произнёс Оустен, и, злобно усмехаясь, добавил: – Ты прямо как те животные, которых я мучил в детстве. Помнишь, отец, ты подарил мне целый зоопарк, и я с утра до позднего вечера бил и мучил животных, а затем устроил им массовую казнь! – Он расхохотался. – Вот и ты теперь в моей полной власти! – Он вдруг стал серьёзен. – Но вернёмся всё же к тому, из-за чего я удостоил тебя своим визитом. Радуйся, отец, ибо твоя мечта наконец-то сбылась.

Франц, забившись в угол, глядел на сына в немом ужасе.

– На нас напали агрессоры! – торжественно объявил Ив. При этих словах старик едва ли не взвыл, уже догадавшись, о чём, вернее, о ком говорит его сын.

– И, как давно тебе известно, отец, – продолжил Оутсен, – это твои книжные знакомые, которых ты так долго ждал к себе в гости! Здорово, правда?

Громкий крик ужаса наполнил коридор. Старик вскочил и начал изо всех сил дёргать решётку и даже вгрызаться в неё зубами, что-то всё время повторяя, но что – Оутсен разобрать не смог.

– Что-что? – склонил он голову. – Я не расслышал, отец, повтори-ка!

Франц бросился к нему, протянув руки между прутьев, но Ив вовремя отпрянул от решётки.

– Гулсен… Гулсен… – бормотал старик, съезжая на пол.

– Да, это они, – подтвердил демос. – Ты, наверное, счастлив как никогда? – И, глядя на то, как, тяжело дыша, безумец в исступлении сжимает в кулаке прутья решётки, рявкнул: – А вот я – нет!!! Это мне пришлось разбираться со всей этой мерзостью вместо тебя, псих несчастный! Ты так их боялся, что пытался и мне внушить этот страх! Но тебе это не удалось, жалкое подобие правителя! Знай, что эти агрессоры разгромили мою армию неведомым миру оружием, а когда я захватил в плен их наследника, чтобы это оружие получить, они едва меня не уничтожили! Доволен, папаша? Твоя одержимость этим Гулсеном и трепет перед ним довела страну до разрушения! И я не сомневаюсь, что во многом благодаря тебе и твоим бесконечным ожиданиям вторжения они и напали на нас!

– Гулсен… Гулсен… – бормотал несчастный старик, умоляюще глядя на сына.

– Но я так легко не сдался! – продолжил Ив. – У меня ещё есть надежда, в отличие от тебя. А сюда я пришёл, чтобы поквитаться с тобой за моё ужасное детство, проведённое среди постоянного страха перед тобой и этим чёртовым Гулсеном, будь он трижды проклят! Но этот страх я давно поборол, а ты так и остался ничтожеством, поклоняющимся врагу, и так и не справившимся со своим страхом! Ты не переживёшь этой новости, я знаю, поэтому я решил немного облегчить твои мучения. – Оутсен достал баллончик и направил его на камеру. – Спи вечно, отец!

Тишину коридора разорвал дикий рёв. Франц слишком долго пробыл без привычной дозы, но сейчас ему померещилось безо всяких наркотиков, что вместо головы сына на него глядит голова дракона и отвратительно хохочет, распыляя смертоносный газ. И поэтому он взревел от ужаса. В дыму отравляющего вещества он вдруг увидел десятки извивающихся змеиных тел с гигантскими крыльями. Они шипели и рычали, надвигаясь на него. А с другого края раздавались грозные крики грифонов, которые махали в воздухе своими когтистыми лапами, пытаясь до него дотянуться.

– Нет! Нет!!! Не трогайте меня! Не тро… – Он упал на пол камеры, задыхаясь от газа и скребя ногтями по каменной плите.

– Сумасшедший, – презрительно констатировал Ив и, надев респиратор, быстро двинулся к выходу, оставив отца умирать от газа в чудовищных муках среди самых кошмарных видений всей его жизни.

Капсула несла Оутсена по созданным его солдатам подземным коммуникациям в сторону северной границы города. Там демос надеялся собрать остатки своей некогда могущественной армии и попробовать вновь атаковать гулсенских захватчиков. Находившийся на севере штаб, оснащённый современнейшей техникой, в том числе и боевой, напоминал американский Пентагон. Раскинувший крылья всех шести корпусов, сверху штаб походил на морскую звезду. У него тоже имелись подземные коммуникации, и капсула должна была доставить Оутсена прямиком туда. Но когда до штаба оставалось всего каких-нибудь пару сотен метров, капсула внезапно остановилась. Решив, что где-то произошла поломка, Ив включил резервное питание, но оно не заработало. Выходить из капсулы было нельзя – в трубах, по которым она двигалась, кислород был откачан, чтобы увеличить скорость транспортировки. Таким образом, Оутсен оказался замурованным заживо. Он включил сигнал тревоги и стал терпеливо ждать спасения. Спасение пришло быстрее, чем он ожидал, но вовсе не оттуда, откуда он надеялся.

Внезапно Оутсен почувствовал, как капсулу что-то сильно рвануло вверх. Со всех сторон тут же послышалось шипение повреждаемых приборов, и капсула погрузилась во тьму. Грохот осыпавшейся земли вперемешку со скрежетом транспортировочных труб подсказали Иву, что спасение его будет экстремальным и что неведомый спаситель совершенно не знаком с системой аварийного извлечения человека из транспортировочных капсул, и действует сейчас подобно пещерному человеку. Демосу оставалось лишь молиться, чтобы это не был один из драконов гулсенцев, иначе ему точно не поздоровится.

Его вытаскивали из-под земли ещё около минуты, после чего Оутсен увидел свет. Но лучше бы он застрял под землёй навсегда.

Через запотевшее стекло капсулы он увидел три гигантских фигуры, одна из которых, держась одной конечностью за верхушку капсулы, другой пыталась открыть створки.

– ВЫХОДИ!!! – прогремел грозный рык.

Неужели у них есть ходящие на задних лапах говорящие драконы? Ив съёжился, борясь со страхом и глазея на кошмарных существ, пытавшихся выцарапать его из спасительной капсулы.

Но в какой-то момент раздался скрип по стеклу, и Оутсен понял, что его хотят извлечь из капсулы при помощи грубой силы.

Выхода не было, и он покорно стал ждать, когда чудовища закончат. Нет, не такой представлял он себе свою смерть! Теперь ему казалось, что лучше было бы погибнуть в пасти того грифона или же от удара фиолетовой силы гулсенцев, чем от неведомых монстров, которые с такой необычайной лёгкостью выудили его из-под земли с глубины почти двух десятков метров.

Не успел он опомниться, как неведомые создания завершили свою операцию по изъятию его из капсулы, и огромная клешня, протянувшись внутрь, сомкнулась на его поясе и, вытащив, подняла над землёй.

Увидев своих «освободителей», Оутсен едва не умер от страха: он не думал, что в его жизни может быть что-то похуже гулсенцев и сумасшедшего отца, но теперь они казались ему ангелами в сравнении с теми звероподобными уродами, что захватили его по пути в спасительный штаб.

Трое закованных в броню исчадий ада предстали перед ним во всей своей красе. Это была даже не фантастика, а какой-то апокалипсис во плоти, случившийся задолго до своего срока. Казалось, эти существа вышли из самых тёмных глубин ада. Высотой почти с одноэтажный особняк, эти чудища, облачённые в чёрную сталь, возвышались над поражённым демосом, с ужасом рассматривающим неведомых созданий.