Текст книги "Golden Age (СИ)"
Автор книги: Kaisa123
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 57 страниц)
Однако столь подробную переписку король мог вести, находясь на суше. В процессе плаванья почтовым ястребам было очень трудно отыскать Рассвет в огромном Восточном море – плюс еще ветер и несильные штормы. Когда сезон бурь закончился, Эдмунд покинул Одинокие острова, установив там порядок и неоспоримую власть государя Нарнии. Отныне ими управлял человек, которого мальчик долго и придирчиво выбирал. На его взгляд, он был вполне достоин этого почетного места… И был предупрежден о последствиях измены показательным примером своего предшественника.
Так что в данный момент путь короля лежал в далекую северную Теребинтию, остров в стороне от оживленного участка моря. Это была последняя остановка перед возвращением в Нарнию. Больше Эдмунда не терзала морская болезнь, и плавание наполнилось приключениями и яркими красками. Как когда-то Кэр-Параваль, он осмотрел весь корабль, начиная с трюма и заканчивая верхушкой фок-мачты. Ни одна деталь не укрылась от его внимательного, любознательного взора. Матросам же пришлось выдержать целый поток вопросов. Король стремился узнать все до последней мелочи, с жадностью искателя постигая сложное дело мореплавания. Он забирался на реи, натягивал снасти, подстраивая ледяному ветру ловушку из парусов и заставляя его силу работать на себя. Спустя время Эдмунд даже начал понимать, какой цели служат команды строгого капитана-сатира. Теперь это не был набор незнакомых и таинственных слов, и постигнутый их смысл только распалял мальчика. В этой погоне за знаниями и умениями он не был особо тактичен и, оставшись без ответа, мог его потребовать. Эдмунд никогда не страдал чуткостью и привык добиваться своих целей. В конце концов, он король, а это его команда! Пусть приказы отдает капитан Рассвета, главным на его борту остается он, нарнийский правитель. И то, что эта важная персона забирается на марс с горящими глазами, не значит, что его можно воспринимать как равного! Хотя он и не так важен, как Питер, цену себе Эдмунд представлял и не собирался ее снижать.
Это провоцировало моряков на довольно неоднозначное отношение к возглавляющему их мальчику. С одной стороны, такой любознательностью и усердием можно было восхититься. Король не боялся запачкать руки и со всем пылом предавался новому для себя и оттого сложному делу. Однако некоторое высокомерие и отстраненность напоминали экипажу, что между ними находится целая пропасть, что он не просто пацан, сующийся под руку. В его звонком голосе помимо насмешки или же благодарности порой звучала сталь – сам того не заметив, Эдмунд привык к тому, что его волю тут же исполняют. Бытность королем накладывала на него свой отпечаток, который можно было заметить и у остальных ребят, в той или иной мере. Он бывал резок и требователен, так что симпатия к своему лидеру, которую испытывали моряки, могла бы быть гораздо глубже, будь мальчик менее своенравен и более добродушен… Но все это были детали. Детали, связанные с плаванием, которое скоро уже закончится, ведь между ним и Нарнией стоит единственный пункт – Теребинтия. Вот закончит Эдмунд переговоры с правителем тех земель, Освальдом, и вернется в родной дворец, к брату и сестре, по которым уже истосковался…
От звона корабельного колокола задумавшийся король вздрогнул. С марса на весь Рассвет раздался крик:
– Земля на горизонте!
Мальчик сорвался с места. Не обращая внимания на робкие возражения Онура, он вскочил на борт палубы и, зацепившись рукой за тросы, накренился наружу. Не будь его хватка достаточно крепкой, король бы сорвался в море, но это его не заботило. Откинувшись назад и буквально повиснув над водой, Эдмунд с улыбкой смотрел, как вдали прорисовывается полоска суши. Наконец-то.
Это была Теребинтия.
Остров встретил их неприветливой снежной крошкой, которую ветер швырнул прямо в лицо. Что тут скажешь, север – это не теплые Одинокие острова. Эдмунд невольно поежился. Темное, затянутое тучами небо не внушало оптимизма, а от вихря, взметнувшего их плащи в воздух, не спасала даже теплая одежда. Морозный воздух забирался под нее, обжигая кожу, покрывая ее мурашками. При дыхании изо рта вырывалось облачко пара. На берегу никого не было – Рассвет прибыл на день раньше положенного срока. Непогода, которой они так страшились, не задержала корабль. Потому никто и не собирался сегодня встречать нарнийскую делегацию.
Мальчик невольно замедлил шаг. К горлу подступил комок, а сердце сжала невидимая рука. Впилась в трепещущее средоточие жизни ногтями и тут же отступила, исчезла, оставив на душе неприятный осадок, а внутри – саднящие ссадины. Король сглотнул, передернул плечами. Негостеприимная Теребинтия живо напомнила ему то, что он с таким усердием старался забыть. То, что отступало в присутствии Люси и Питера, сейчас было так близко… Он чувствовал на себе внимательный, непроницаемый и в то же время надменный взгляд – кажется, смотрели из редкого, чернеющего невдалеке леса. Эдмунд прищурился, всматриваясь между голых стволов, но ничего не заметил. Однако чувство страха, липкое, вязнущее и мерзкое, не пропало. От него сердце билось реже, словно затаившись перед лицом опасности, и дышать становилось немного труднее. Тревога все нарастала, хотя источника ее мальчик никак не мог засечь. Возможно, потому что он лишь чудился?..
– Может, послать Освальду весть о нашем прибытии и подождать на берегу? – спросил Меар, впиваясь когтями в руку и вырывая этой несильной болью из туманных предчувствий и размышлений. Король чуть нахмурился, борясь с этими пугающими мыслями.
– Нет. Мы и сами доберемся до замка. Он должен быть недалеко.
– Но у нас нет коней, – возразил недовольно филин. Эдмунд фыркнул.
– Зато есть ноги, а у кого-то и крылья! Заодно и прогуляемся!
Резкое движение плечом, и птица поднялась в воздух. Сам ее силуэт, теряющийся на фоне унылого, затянутого тучами неба, выражал недовольство. Ветер был бессилен против могучих крыльев филина. Мальчик проводил Меара взглядом и кивнул воинам, что сопровождали его. Среди них был и Онур. Король не стал брать с собой всю команду корабля – во-первых, они не поместились бы в шлюпку, причалившую к берегу, а во-вторых, нет нужды в таком количестве бойцов. Это союзная Нарнии земля… В теории, но скоро уже будет и на практике!
Но король настаивал на пешем пути не только из-за желания подышать морозным воздухом, что резал легкие. Тревога, закрутившая внутренности противным комком, все сильнее захватывала его разум. В душе медленно, но верно поднималась паника, которую Эдмунд решил подавить самым действенным способом – убедившись в отсутствии угрозы. Дорога, ведущая в глубь острова, лежала как раз через лес. Присутствие рядом нарнийцев придавало мальчику уверенности. Каждый глубокий вдох давался с трудом – грудную клетку словно сжало железным обручем, долгое время пробывшим на холоде, и оттого сохранять спокойствие было все труднее. С нарастающим напряжением Эдмунд всматривался в сплетение черных стволов деревьев, оглядывал кроны из пожухлых, потемневших листьев. Вроде бы обычный лес, покорившийся зиме. И нет в нем ничего угрожающего, кроме тишины, но это же естественно – многие животные ушли в спячку, а другие затаились, заметив в чаще незваных гостей! Однако на сердце все равно было тяжело. Оно билось все быстрее, словно кровь в жилах подгонял холод, что становился все более ледяным и мертвым, подозрительно знакомым… Ветер вдруг утих, и с серого неба медленно опускался на промерзшую землю снег. Твердую, голую почву запорошила белая мелкая крошка. Король зачарованно проследил за одной из снежинок, и глаза его потемнели.
Осознание того, что именно его так тревожит, пришло столь же плавно, как опустилась снежинка на подставленную ладонь. Вся Теребинтия, захваченная зимой пусть не столь живописной, как нарнийская, напоминала о той, в чьем присутствии мальчик испытывал такие же эмоции. Ужас, тревога, странное, безнадежное оцепенение и страх – все говорило о Джадис. О Колдунье, призрак которой отступал от теплого нарнийского солнца, от улыбок брата и сестер. Полное приключений и забот лето, затем осень, принесшая с собой нервные переговоры и немало испытаний, отвлекли Эдмунда от угрызений совести. Никто в Кэр-Паравале, да и в Нарнии, не напоминал ему о совершенном предательстве. Даже Питер, Люси и Сьюзен вели себя так, словно ничего не случилось, и король был им за это признателен. Благодаря их поддержке он мог двигаться вперед, не оглядываясь на прошлое, сколько бы боли оно ни причиняло. В их компании чувство вины ослабевало, и на его место вставало стремление жить по-новому, начать все с чистого листа, что мальчик и делал. Но здесь… В далекой Теребинтии сошлись два обстоятельства, повергающих Эдмунда в мелкую дрожь, которую он был не в силах побороть: зима и отсутствие рядом близких.
Он не думал, что простой снегопад может вызвать у него подобную реакцию. Однако, осознав, что с ним не так, король вдруг ощутил близость главного своего врага – и самого жуткого кошмара. Среди деревьев мелькнуло белое платье, но никто из нарнийцев его не заметил. За спиной раздался тихий звон, какой издавал жезл Джадис, а шею обожгло ледяное дыхание… И Эдмунд не мог заставить себя обернуться, чтобы понять: Колдуньи не может быть здесь. Она мертва, уничтожена Асланом, принесшим победу в битве на Беруне. Она умерла и больше никогда не причинит никому зла! Но как убедить в этом самого себя, если сердце лихорадочно бьется в груди, а тело не желает подчиняться, скованное смертельным холодом?
На плечо вдруг легла чья-то рука, и мальчик едва не вскрикнул в голос. Зато он схватился за рукоять меча, который после победы над Рабадашем всегда висел у него на поясе. Онур испуганно вздрогнул, но руки не убрал, и король вдруг осознал, что стоял все это время столбом посреди дороги, а нарнийцы с тревогой ждали позади. Это привело его в чувство, отрезвило. Невероятным усилием воли Эдмунд затолкал свои страхи глубоко-глубоко. Ему отчаянно хотелось повернуть назад, вернуться на Рассвет и уплыть в Нарнию, подальше от места, что было пропитано его проклятьем… Но нельзя. Нельзя вести себя как испуганный мальчишка, он король, имеющий определенные обязательства перед своими подчиненными. Это все глупости, дурацкие мысли, с которыми вполне можно бороться. Что о нем подумают подданные, если он продолжит себя так странно вести? Ведь для воинов в лесу нет ничего необычного и пугающего… Да и разве позволит младший король своим глупым страхам помешать ему в выполнении долга перед Нарнией? Через все Восточное море он добирался до Теребинтии, чтобы обеспечить Питеру дружеские отношения с севером! Эдмунд ни за что не повернет назад и не отступит перед неясными тенями!
– Мне почудился какой-то зверь в чаще, но глаза меня обманули. Продолжаем путь, – произнес он равнодушно и зашагал вперед. Онур приподнял брови, то ли поверив этой лжи, то ли нет. Меар ухнул с высоты и опустился на плечо королю тяжелым грузом. Как ни странно, мальчик был рад боли, причиненной его когтями. С таким опытным товарищем рядом Джадис не осмелится подкрасться со спины и захватить его врасплох. Если ее тень и захочет напасть, то ей придется выйти с Эдмундом лицом к лицу, а он однажды уже прошел через такое. Сделает это и снова… Наверное.
Обнадеживающая куча перьев на плече и верные нарнийцы позади позволили мальчику взять свою тревогу под контроль. Более ничто не задерживало его на пути к замку правителя Теребинтии, и развилку на дороге он миновал совершенно равнодушно. Благодаря картам Эдмунд примерно представлял устройство острова и знал, в какой стороне находится цель его скромного похода. Однако Меар вдруг встрепенулся, занервничал. Его чуткий слух уловил то, что мальчику и воинам не было доступно. С уханьем филин сорвался с места, и король едва не крикнул ему: «Не улетай!». Но тот поднялся в небо, и Эдмунд направился следом, внимательно следя за бреющим полетом Меара. «Я всего лишь хочу узнать, отчего он так всполошился!» – сказал себе мальчик. Признаться, что ему не хватает храбрости продолжать путь без филина, он не мог даже в мыслях – слишком был горд для этого.
Между деревьев, заросших кустарником, медленно начали вырисовываться утопшие в земле хижины и покосившиеся дома. Бревна, из которых они были выстроены, потемнели от времени. То была деревня, с противоположного конца которой доносились яростные крики. Будто целая толпа собралась в одном месте, чтобы вдоволь побушевать. Резкий порыв ветра донес до Эдмунда этот рев, и он невольно ускорил шаг. Теперь тревога от Джадис смешалась с другой, словно и первой было мало. Когда от криков начала болеть голова, король все же добрался до центра событий. Увиденное повергло его в шок и ужас.
Селяне заполонили участок земли в самой середине деревни, играющий роль площади, и оставили свободным лишь небольшое пространство, заключив его в кольцо. Из промерзшей почвы торчали три шеста, к крайним из которых были привязаны два человека, опустивших головы. Спутанные, грязные волосы скрывали их лица, а у ног каждого возвышалась куча сухих веток. Люди же вокруг бесновались, и король кожей ощущал их ярость и гнев. То и дело в воздух взметались грабли и колья, предназначенные для сельского хозяйства, а не выражения злости. Толпа, пребывая в бешенстве и исступлении, не заметила подтянувшихся из леса нарнийцев, что застыли в таком же оцепенении, как и мальчик, на плечо которому опустился старый филин.
– Что здесь происходит? – прошептал Эдмунд, не в силах оторвать глаз от ужасающего зрелища. Он никогда не испытывал чувства, что десятки людей рядом существуют, точно единый организм, требующий сейчас крови, яростный, обезумевший.
– Это казнь, Ваше Величество, – произнес хмуро Меар. Король вздрогнул всем телом. Ему внезапно стало понятным предназначение хвороста у ног связанных людей. Он с ужасом произнес:
– Их что, сожгут? – и молчание филина сказало все. В горле сразу пересохло, в желудке забурлило. Эдмунд боялся даже представить, какие страдания испытывает человек, которого сжигают заживо. Это не смерть от меча, быстрая и милосердная. Это мучительная, жуткая кончина. Что нужно совершить, чтобы быть приговоренным к такой смертельной пытке? И кем нужно быть, чтобы приходить полюбоваться на это отвратительное зрелище?! Все внутри короля восстало против подобной жестокости. Что бы ни совершили эти люди, они не должны умирать таким образом. Это мальчик и высказал охрипшим голосом, на что Меар покачал головой.
– Нам лучше не вмешиваться, Ваше Величество. Это чужая страна со своими законами и порядками.
– Но…
– Прошу, прислушайтесь ко мне. Их наверняка приговорили к смерти за дело. Нельзя препятствовать свершению правосудия, даже если его методы Вам не угодны, – здраво возразил филин. Эдмунд покосился на него и повернулся обратно к будущим кострам. Конечно, птица была права. Это не его государство, не Нарния, где его волю необходимо исполнять в точности. Это Теребинтия, чужая территория, на которой правит король Освальд. Влезать в это дело и впрямь будет глупо… Но уйти мальчик не мог. Его сердце противилось этому, а разум твердил, что развернуться, когда за спиной будут сгорать заживо люди, будет трусостью, как и попытка удалиться до начала казни. Раз Эдмунд оказался здесь… То он будет свидетелем этой казни, провожая преступников в последний путь и желая им как можно скорее избавиться от мук и найти искупление. Он будет свидетелем того, что суд порой вынужден принимать жестокие решения во имя блага страны. И пусть это зрелище отпечатается в памяти и вызовет тошноту своей жуткостью, младший король Нарнии не уйдет. Так что он не двинулся с места, когда в центре площади возникло движение, лишь продолжил наблюдать издалека. Казалось, его уверенность, граничащую с горечью, ничто не могло поколебать…
Деревню огласил истошный, отчаянный крик, от которого кровь застыла в жилах. Не верящий своим ушам Эдмунд обернулся, ища глазами его источник, и сердце его рухнуло с громадной высоты. Двое мужчин тащили к третьему столбу девчонку, рыдающую так надрывно, что волосы вставали дыбом. Она была совсем еще маленькой, почти как… Как Люси… Ярость и негодование вспыхнули в короле, отозвались в ушах львиным рыком. Он не мог вообразить преступления, за которое ребенка могли приговорить к казни, да еще какой! Наверное, то, что несчастная была ровесницей младшей сестры, сыграло роковую роль. Филин громко и предупреждающе ухнул, забил крыльями, пытаясь удержаться на неустойчивом насесте. Бледный как смерть Онур попытался остановить Эдмунда, схватить того за руку, но король сверкнул глазами так, что юноша невольно разжал пальцы. Ему оставалось только последовать за мальчиком, который решительно пробивался сквозь толпу. Крестьяне охали, когда их бесцеремонно отталкивал в сторону какой-то пацан, с лица которого сходили краски по мере того, насколько обреченными становились рыдания девочки. Ее уже привязали к третьему столбу – и почему Эдмунд сразу не догадался, что он не останется пустым?! Тогда у него было бы больше времени в запасе, ведь он не преодолел и половины пути, а мужчина, исполнявший роль палача, зажег факел под яростные крики толпы! Правда, их требующий расправы рокот уже нарушили первые восклицания – нарнийцы последовали за своим правителем, пугая людей своим нечеловеческим обличьем. Оно вызывало у селян ужас, дикий страх, и начала подниматься паника. Кажется, зазвенело позади оружие, но для Эдмунда сейчас не существовало ничего, кроме пылающего факела, приближающегося к сухим веткам под ногами девчонки. Она уже не кричала, а глухо, тихо плакала, смирившись с взявшей ее за руку смертью. И если две другие фигуры хранили мрачное молчание, то эта девочка придавала королю сил и подбрасывала в пламенный гнев дров. Когда мальчик наконец вырвался из охваченной паникой толпы, вывалился из ее плотных рядов в самый центр площади и проревел приказ остановиться, огонь на факеле жадно лизнул хворост, и тот вспыхнул… И зазвенел извлекаемый из ножен меч.
***
– Мы об этом пожалеем, – мрачно заявил Меар. Филин, нахохлившись, сидел рядом с Эдмундом и сверлил его янтарными, неподвижными глазами. Ему не было нужды моргать, из-за чего давление, оказываемое этим взглядом, только усиливалось. Мальчик шмыгнул носом и вытер с него черную сажу. Правда, особого эффекта это не возымело – руки также были все в копоти и грязи. Это касалось и меча, которым он перерезал веревки. Придется долго оттирать лезвие от сажи…
– Они хотели сжечь заживо ребенка! – воскликнул король в ярости, но уже поспокойней, чем пару часов назад. Тогда он рвал и метал, теперь же мог держать себя под контролем, но утихомириваться по-прежнему не собирался. – Что такого могла совершить маленькая девочка, вот скажи мне! Такие жестокость и варварство недопустимы!
– В любом случае, нас это не касается, – резко отозвался Меар, расправляя и вновь складывая крылья. – Это дела Теребинтии, в которой Вы не имеете власти. На острове Вы всего лишь посол Нарнии… Вмешавшийся в казнь самым бесцеремонным образом. Последствия могут быть очень серьезными. Все, на что нам осталось уповать, – это на милость Освальда.
– Я не мог пройти мимо! – свирепо отозвался Эдмунд, не желая признавать горькую, но правоту спутника. Он и сам прекрасно знал, что сильно ограничен в полномочиях на чужих землях, иначе не остался бы на месте в первой половине казни. Но когда крестьяне выволокли к кострам ребенка, ровесницу Люси, его терпению и выдержке пришел конец! Король не мог позволить девочке погибнуть. Разве не может суд впасть в заблуждение? – Я не могу представить, каков ее проступок, раз за него положена столь ужасная кара. Возможно, здесь какая-то ошибка или недоразумение… Король Освальд поймет мое вмешательство и разберется во всем. Он примет справедливое решение…
– Судя по тому, что первым он принял старшину деревни, а не Вас, хороших вестей ждать не стоит, – отметил холодно Меар. Эдмунд сердито засопел. Что правда, то правда. Мальчик и филин ждали в приемной правителя Теребинтии, которую прежде них покинул глава селения, в котором произошло столкновение. Король еще на месте пытался выяснить, в чем же состоит вина подсудимых, но, к сожалению, местного диалекта он не знал. Ни черта из полной ярости и жара речи чужестранца он не понял. Даже Онур, бывавший в Теребинтии прежде, не смог ничего толком разобрать. С огромным трудом, на ломаном языке матрос сумел вырвать из слов старшины куски, которые и возмущали, и пугали нарнийского короля. «Вы еще об этом пожалеете» и что-то про колдовство. Если и так, то Эдмунд благодарен судьбе за то, что она позволила Рассвету причалить именно так, чтобы не позволить свершиться такой кровавой расправе! Потому что это было правильно. Никогда нельзя исключать ошибку. Разобравшись во всем, король Освальд наверняка примет правильное решение, и мальчик, конечно, не будет ему препятствовать.
Двери, ведущие в кабинет местного лидера, со скрипом отворились. Эдмунд выпрямился, с вызовом и высокомерием взглянув на вышедшего из них старшину. Тот покачал головой и что-то сказал. Однако стоило мальчику сделать мимолетное движение, даже не в его сторону, как крестьянин сразу же отшатнулся, выкрикнув нечто, полное страха и ужаса. Это поселило в душе Эдмунда тревогу и смятение. Что такого он совершил, чтобы самое обычное движение вызывало такую реакцию? Местные жители очень боялись нарнийцев, среди которых было только два представителя рода человеческого. Остальные, фавны и сатиры, повергали их в настоящую панику. Она и помогла королю прервать казнь и разогнать толпу, но разве встреча с волшебными нарнийскими существами произвела настолько глубокое впечатление на разум крестьян, что до сих пор от него шарахаются?
Сопровождавший старшину воин поклонился королю. Когда лицо его показалось из тени, в животе закрутился неприятный жгучий комок. От самого глаза до подбородка кожу северянина рассекали четыре глубоких, застарелых шрама, что придавало крупному, высокому мужчине еще больше свирепости и мощи. Но голос его оказался неожиданно глубоким и спокойным.
– Ваше Величество король Эдмунд Справедливый. Мое имя Маркус, я преданный слуга и правая рука моего господина. Позвольте выразить Вам свое почтение и сообщить, что мой повелитель ожидает Вас.
Мальчик кивнул, не в силах сдержать нервного волнения. Его терзало это ожидание, хотелось как можно скорее встретиться с правителем Теребинии и объяснить ему всю ужасность ситуации, которую проклятый крестьянин наверняка извратил до невозможности. Однако, вступив за тяжелые, дубовые двери, Эдмунд понял, что дела обстоят куда хуже, чем он предполагал. Это все Меар накаркал! Ему бы вороном родиться, а не филином.
Король Освальд был невероятно зол. Нет, он пребывал в истинной, звериной ярости, взглянув на нарнийского посла взглядом дикого коршуна. Резкие, заостренные черты его лица только добавляли сходства с хищной птицей, что, кажется, уже вытянула кривые когти и готова обрушиться с небес… По спине пробежали мурашки, но мальчик гордо поднял голову после того, как уважительно кивнул. За внешней бравадой он успешно скрывал свое волнение, которое крепло с каждым мгновением нахождения рядом с повелителем севера. Слишком тот был разъярен, взбешен, причем злость эта была обжигающей, ледяной, а не пламенной, как у Рабадаша. Север и юг были полными противоположностями.
– Да, не так я представлял знакомство с Нарнией, – процедил высокий, худосочный мужчина, облаченный в обитую мехом мантию. Такая и Эдмунду бы не помешала: каменный замок, продуваемый всеми ветрами, был средоточием промозглости. В его стенах было нестерпимо холодно, хуже, чем на улице, и не спасала даже теплая одежда. Однако это сейчас заботило младшего короля в последнюю очередь. – И встреча с Вами, король Эдмунд, представлялась мне иначе.
– Я приношу свои извинения за то, что мое прибытие было омрачено такими обстоятельствами… – начал мальчик осторожно, но был прерван:
– Какими именно? Уж не покушением ли на независимость Теребинтии?
– Я ни в коей мере не претендую на верховенство над Вашей землей, – ответил мальчик твердо. Понятно, почему Освальд так бушует… Его гнев оправдан. Видимо, была задета его гордость как правителя независимого государства, в дела которого младший король так неосторожно сунул нос. Все ценят свою самостоятельность, но хранят ее по-разному. Герцог Гальмы предпочитал ластиться и умасливать Нарнию. Теребинтия же агрессивно и яростно собиралась отстаивать свои права… И не то чтобы у нее не было на то повода. Эдмунд скрепя сердце признавал, что превысил свои полномочия как посла, и ярость собеседника справедлива. – Моя цель совершенно иная – установить мир между нашими странами.
– Тогда Вы начали явно не с того, – бросил презрительно Освальд. Светло-голубые глаза его, напоминающие колючий лед, сверкнули нехорошим огнем. Похоже светился жезл Белой Колдуньи перед тем, как обратить жертву в камень на веки вечные… От этой мысли совершенно некстати сперло дыхание. Эдмунд поморщился, но собеседник истолковал это иначе и нахмурился еще сильнее. – Вторглись в мою деревню. Напали на моих людей, посеяли панику и смуту среди населения! Сорвали казнь трех опаснейших девиц и, более того, привезли их в мой замок! Как это понимать?!
– Я нахожусь в такой же прострации, став свидетелем ужасающей сцены, – возразил Эдмунд твердо. Он ни за что не отступится от своего и добьется справедливости. – Ибо на костре едва не сожгли дитя, совсем еще ребенка! Что такого могла совершить маленькая девочка, чтобы ее обрекли на столь мучительную кончину?!
– Так Вы не знаете, во что вмешались? – приподнял брови Освальд. Этот жест подсказал мальчику, что дела его плохи, но он не свернул с намеченного пути и заявил:
– Я пытался выяснить это на месте, но, к сожалению, диалог со старшиной деревни не сложился. Буду очень благодарен, если Ваше Величество разъяснит мне этот момент.
– Маркус, объясни ему, – велел презрительно король. Обезображенный воин кивнул и произнес сурово:
– Вы помешали казни трех опасных ведьм, Ваше Величество. Не дали уничтожить колдуний, что несут в своих сердцах тьму и зло, смерть и болезни. Вот что Вы сделали!
– Ведьм? – переспросил Эдмунд, внутри которого все замерло. Так вот что старшина деревни говорил про колдовство… В животе внутренности закрутились в тугой, болезненный узел, а на сердце вновь стало холодно и промозгло, словно Джадис погладила его своей белой рукой. Ведьмы? Эти трое осужденных – страшные колдуньи? И эта мелкая – тоже?..
Младший король был одним из немногих, кто имел «счастливую» возможность познакомиться с Джадис близко и лицезреть ее истинное лицо. Не только могущество и безграничную силу, обращающую неугодных в каменные статуи и повергнувшую Нарнию в столетнюю зиму. Он также был свидетелем бесчеловечной жестокости и равнодушия, безжалостности и ужасающего хладнокровия, превращающих эту женщину в худшего монстра, что мальчик знал. Этого опыта Эдмунду хватало за глаза, чтобы окончательно и бесповоротно увериться в том, что колдуньи – это зло. Они опасны как никто другой, такая сила повергает врагов наземь и несет смерть. Путь Джадис был усеян мертвыми телами, вмерзшими в лед, и немало несчастных полегло как раз из-за содействия ей будущего короля. Это обстоятельство и делало его ярым ненавистником всякого колдовства, которого он вдоволь нахлебался на всю оставшуюся жизнь. И от того, что он спас из костра трех таких тварей, заставляло сердце биться в судорожном, безумном ритме.
Но точно ли это так? Вдруг несчастная девочка все же невиновна? Король не мог вообразить, сколько ни старался, чтобы такая маленькая и уже была черной колдуньей. Однако встретив прекрасную женщину в ледяных санях, он не предполагал, чем обернется ее показная доброта. Ведьмы ловки на обман и ложь, они могут прикинуться невинными и прекрасными… На некоторое время мальчик лишился дара речи. Долго король Освальд и его слуга ждали, пока он облечет мысли в слова. Когда это ему наконец удалось, Эдмунд произнес хрипло:
– То есть их вина точно установлена? Есть свидетели сотворения магии, пострадавшие?
– Нет. Точнее, есть подтверждения наличия колдуньи, достаточные, чтобы была там проведена зачистка, – произнес сухо Магнус и в ответ на многозначительный взгляд Освальда пояснил: – Зима в тех краях неестественно жестокая, а это, как известно, дурной знак, предвестник наступления вечных морозов и близости их хозяйки. Лишь пламя костров, сжигающих ее сторонниц, способно отогнать эту напасть и растопить лед… Что же ждет Теребинтию теперь, никому не ведомо.
– Подождите! – воскликнул Эдмунд, окончательно запутавшись. Да, он слышал, что на северном острове много поверий, кажущихся иностранцам странными, но это просто полный бред! Если они так боятся прихода Джадис, «вечного мороза», насланного на Нарнию, то опасаться больше нечего. Она мертва, о чем мальчик и сообщил, однако Маркус ничуть тому не удивился. Он лишь сообщил, что ведьму убить невозможно без помощи огня, что дух Джадис еще бродит по миру и любая из ее последовательниц может стать для него новым пристанищем. Мальчик замотал головой, чтобы ее, и без того охваченную тревогой, не задурили еще и этой ерундой. Джадис совершенно точно мертва. Аслану как никому другому были известны законы Нарнии, правила древней магии. Если бы огонь и впрямь играл такую важную роль, Великий Лев ни за что бы не упустил этого момента! Рассуждая таким образом, Эдмунд пришел к выводу, что поверья Теребинтии – лишь сказки. Джадис мертва, и этим все сказано… Но они же берутся не с пустого места! В каждой легенде есть доля правды… Но в данный момент мальчика интересовало не происхождение древних сказаний, а то, что они могли стоить жизни невинным людям. – То есть нет никаких доказательств их вины, кроме как этих глу… Глубоко уходящих в историю преданий? Ничего больше? И Вы отправляете их на мучительную смерть?! Король Освальд, Вам не приходило в голову, что погибнуть может невиновный человек?
– Это лучше, чем упустить ведьму из рук, ибо их очень трудно отличить, – холодно отозвался мужчина. Эдмунд чуть не взвыл в голос. Ну как так можно, без расследования, без разбирательства! А вдруг эти девчонки и не виноваты, вдруг они и не ведьмы вовсе?! – Вижу, Вы осуждаете наши традиции и меры. Однако остерегитесь подобных речей. Нарния и так уже зашла слишком далеко, защищая колдуний и потворствуя черной магии…
– Стойте! Причем тут Нарния? – воскликнул младший король. – Это мой поступок, лично моя позиция!
