Текст книги "Golden Age (СИ)"
Автор книги: Kaisa123
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 57 страниц)
Меар ухнул, показывая, что все понял, и улетел в ночь. Он сразу скрылся в темноте за окном, и ветер унес едва слышный шорох его крыльев. Эдмунд проводил его взглядом и сел с глухим стоном. Пальцы зарылись в черные волосы.
Черт возьми, все это оказалось подстроено. Ловкая игра, интрига, которую он не разгадал, за что и поплатился. Не рассчитал, что до мастеров своего дела ему, пятнадцатилетнему мальчишке, еще учиться и учиться… А ведь он почти смирился со своим поражением. Был близок к тому, чтобы признать, что не способен учесть все мелочи и тонкости, что есть в мире нечто, похожее на судьбу. Эдмунд практически поверил в то, что порой жизнь подчиняется воле случая, а не человека. Что ж, урок весьма познавателен. Когда столько держав борются за господство на мировой арене, случайности не случайны. Кто-то всегда является их создателем. Порой тайна хранится в душе этого человека долгие годы, порой вскрывается – опять же, по воле счастливого случая! Цепочка событий, которой король прежде не придавал значения, сложилась воедино, но правильно ли он ее понимал?
Эдмунд велел немедленно разбудить Питера, благо, тот жил по соседству и идти ему было недалеко. Возможно, брат с его трезвым взглядом на жизнь и уравновешенностью поможет разобраться в этой ситуации, ведь сам юноша чувствовал себя натянутым, как тетива у лука – вот-вот сорвется. Его переполняла злость, оправданная, жгучая, грозящая обрушиться на весь мир. Сколько зрителей увидело, как он полетел со спины Филлипа на песок, как не оправдал своей славы и возложенных на него надежд. Мало того, что его воинская доблесть была поставлена под сомнение. Это было сокрушительное поражение, Эдмунд это понимал. Они ведь с Питером планировали, что этим турниром заявят на весь мир, что Нарния сильна как никогда. А он на землю грохнулся, да еще от руки Рабадаша… Буря в душе поднялась такой силы, что юноша просто запретил себе об этом думать до прихода Питера.
Тот незамедлительно явился, будто и не спал. Эдмунд вкратце пересказал ему, что узнал, и пока говорил, с неудовольствием понял, что его обвинения не основываются ни на чем конкретном. Все, на чем держались его претензии, – это собственные размышления и предположение слуги, который и не уверен в своей правоте. Может, фавн вообще солгал, чтобы выкрутиться, а король создал целую легенду вокруг факта, в который ему хотелось поверить? Ведь считать, что ты проиграл по чьему-то злому умыслу, нежели из-за того, что действительно слабее, куда приятнее… Ничем юноша не мог подтвердить свою правоту. Как опишешь то, что подсказывает сердце, интуиция? Эдмунд был уверен в том, что догадки его правдивы… Но поверит ли ему Питер?
– Лум невзначай бросил фразу о том, что рыцарей часто выносит из седла при ударе… Но не вместе с седлом… – произнес мрачно Верховный король. – Ранее я не придал этим словам особого значения, но теперь вижу, на что он намекал.
– Лум хитер. Он ведет свою игру: видит и знает много, говорит мало, – кивнул Эдмунд.
– Да и само по себе это довольно странно. Рабадаш прежде не был с нами столь учтив и любезен, это меня с самого начала зацепило, – Питер тяжело вздохнул, взъерошил волосы и устремил на брата прямой взгляд. – Я склонен считать, что Тархистан причастен к этому случаю, однако, как мне кажется, тут дело больше в политике, нежели в вашей с Рабадашем вражде.
Эдмунд нахмурился. Даже его поза излучала недоверие. Верховный король пояснил:
– Этот турнир очень престижен. Победа в нем значит многое, демонстрирует силу и мощь выигравшей страны. Потому мы и хотели победить, помнишь? Нарния выросла, окрепла – и об этом следует заявить на весь мир. Тархистану это невыгодно. Тисрок и так уже долго уживается с нами. Сдается мне, терпение его постепенно иссякает. А тебе помешали, потому что считают серьезным противником…
– Что мне нисколько сейчас не льстит!
– …Так что, по-моему, это политический ход. Грязный и бесчестный, но все же.
– Однако Рабадаш в любом случае об этом заговоре знал! Если помнишь, он нас и отвлек.
– Тебе видней, но вряд ли он бы осмелился на такую интригу без указания свыше, – рассудил здраво Питер. – Ведь если бы все вскрылось, Тархистан оказался бы в центре крупного скандала. Теперь, когда они не правят балом единолично, его замять бы не вышло. Рабадаш, конечно, горяч, но все же не дурак и не станет так рисковать, только бы тебя превзойти. Уж прости.
– Но не сомневаюсь, эта идея пришлась ему очень по вкусу, – процедил Эдмунд раздраженно. – Весь день у меня перед глазами крутился, светился, едва ли не сверкал.
Неожиданно вспомнился разговор с лордом Доганом и его провокационный вопрос, не держит ли король обиды на царевича. Теперь его цель была понятна. Проверял, подозревает ли что-то обведенный вокруг пальца соперник или же слеп, как котенок. Тогда Эдмунд не осознавал, что за игра ведется на турнире. Теперь все было иначе.
– Если бы удалось устроить тот самый скандал… – заметил он вскользь. – Что бы началось…
– У нас нет ничего, что доказывало бы вину Тархистана. Слова слуги – не то, что имеет в таком щепетильном деле силу. Да и…
– Говори прямо, Питер, не стесняйся.
– О вашей с Рабадашем вражде всем известно. Ты целый день ходил омраченный неудачей, а после – вдруг, ни с того ни с сего! – обвиняешь его в мошенничестве, – Питер пожал плечами. Эдмунд недовольно поджал губы. – Сам понимаешь, это истолкуют неверно. Будто ты решил и очернить его, и себя оправдать.
– Надеюсь, ты-то не считаешь, что я клевещу на него? – звенящим голосом воскликнул младший король. Старший брат посмотрел на него с таким укором, что дальнейшие слова не сорвались с губ, уже готовые и полные яда.
– Я сделаю вид, что не слышал этих слов, Эд, поскольку понимаю, что ты глубоко расстроен случившимся, – произнес Питер довольно прохладно. – Разумеется, я тебе верю и без веских доказательств, ибо знаю, что ты на такую низость в жизни не пойдешь.
Немного пристыженный, юноша опустил голову. Верховный король же помолчал, затем решил, что эта тема исчерпана, и продолжил:
– Так что, увы, поднять смуту у нас не выйдет. Придется выступать, будто ничего не произошло…
– Тархистан заплатит за свою подлость, – встрял Эдмунд. На него устремился спокойный, выдержанный взгляд голубых глаз государя Нарнии:
– Несомненно, заплатит. Заплатит тем, что все их планы будут расстроены, несмотря на все их усилия. Ты понимаешь, насколько важна нам победа в поединках, Эд? Пусть в конской сшибке Нарния не одержала верх, но сейчас выхода у нас нет.
Младший король сглотнул, так как в горле сразу пересохло. Победа в поединках… За эту часть турнира он как раз таки и переживал. Верховая езда не вызывала у него волнения, в седле все примерно равны, а вот на поле боя… Сердце замедлило свой ход, его удары гулко отдавались в ушах. Сможет ли он победить? Выстоять против стольких противников, лучших в своем деле, и стать среди них первым?
– Ты победишь, Эд, – твердо произнес Питер. – Так мы всем докажем, что сколько подлостей они ни совершат, Нарнию им не сломить, не одолеть. Открытая, честная победа будет местью Тархистану… И только она. Ничего больше.
– Но… – попытался возразить Эдмунд. Брат точно прочел его мысли. Сразу встал и внимательно на него посмотрел.
– Я вижу, чего ты жаждешь. Твое сердце объято яростью, и я прекрасно понимаю, отчего. Однако не вздумай мстить Рабадашу на поле боя. Этим ты только спустишься на его уровень. Королю Нарнии не пристало пачкать руки грязными приемами.
– Я отлично знаю, кто я, Питер, и не нуждаюсь в напоминаниях! – свирепо отозвался Эдмунд Справедливый. Неужели брат подумал, что он будет подстраивать Рабадашу такие же коварные ловушки? Поступать так же бесчестно, как и южане, на пути к цели не останавливающиеся ни перед чем?
– Тогда ты пообещаешь мне, что не будешь творить глупостей, хорошо? – Питер приподнял бровь, ожидая ответа. Юноша сжал недовольно губы и долго молчал, прежде чем произнес:
– Обещаю. Никаких глупостей.
Верховный король кивнул, улыбнулся, и на том братья разошлись. Оставшись в комнате наедине с собой, Эдмунд долгое время стоял, сверля взглядом стену. Затем подошел к окну и вдохнул прохладный ночной воздух.
Он долгое время был знаком с Рабадашем. Долгое время общался с ним и привык давать короткие, емкие ответы на его подколы и небольшие гадости, но на том и останавливался. Эдмунд достаточно попутешествовал, чтобы понять – в политике все пытаются ужалить противника побольней. Оттого следовало спокойно реагировать на мелкие раздражители, и защитная стена, которую младший король выстроил внутри себя, легко справлялась с этими атаками. Но это… Это было слишком. Здесь была задета его гордость, попрана честь, измазана в песке ристалища, и этого Эдмунд не собирался оставлять просто так. Да, устраивать скандал он не станет, но и довольствоваться честной победой, как Питер, тоже не собирается. Рабадаш поплатится за то, что сделал, и цена его подлости будет велика. Он ударил по гордости соперника, а значит, рухнет, получив удар по самому больному. Чтобы больше никогда не смел повторять свою ошибку, кто бы его на нее ни подстрекал – Тисрок, Доган, сама Таш…
Эдмунд не будет совершать никаких глупостей, ибо он осознавал, кем является. Он король Нарнии. Ему не требуется прибегать к нечестным приемам, чтобы поставить нахала на место. Ему и без того это удастся.
***
– Вы с ума оба сошли, – прошипела Сьюзен, не забывая мягко улыбаться. Со стороны выглядело, словно брат с сестрой просто беседовали на трибунах для особо важных гостей. Они пришли чуть раньше остальных, а король Лум очень вовремя разговорился с принцем Корином. Или делал вид, что не слышит перешептываний нарнийских правителей. – Откуда вы вообще взяли, что Тархистан всему виной?
– То, что Эд свалился с коня, могло быть совпадением. То, что вместе с ним упало и седло, совпадением быть не может, – сухо ответил Питер, наблюдая, как наполняются трибуны зрителями. – Учитывая его мастерство и тщательность подготовки к турниру, а также события, тому предшествовавшие, нельзя не сделать такой вывод.
– У вас нет никаких доказательств, если вдруг их придется предъявить. Только слова слуги, который сам в них не уверен, да умозаключения Эдмунда, который с Рабадашем не в ладах! – Сьюзен понизила голос до еле слышного шепота, чтобы никто не мог подслушать их разговор. Питер с осуждением взглянул на сестру.
– Ты же не хочешь сказать, что Эд все выдумал, верно? А то мне сдается, что ты защищаешь Тархистан и Рабадаша.
– Я лишь хочу быть реалисткой, – возразила та с обидой. Ей и в голову бы не пришло ставить ухаживающего за ней царевича выше семьи, и вовсе не такое впечатление она хотела произвести на Питера! Между ними повисло недолгое, но очень томительное и неприятное молчание. Сьюзен, понимая, что ее слова и впрямь звучали двусмысленно, нарушила его первая. – Просто когда Эд что-то устроит – а он устроит! – нам нечем будет это объяснить.
– Он обещал не делать глупостей, – буркнул государь и поймал многозначительный взгляд девушки.
– А Вам не пришло в голову, Верховное Величество, что понятие «глупость» у вас с братом существенно отличается? Вы ведь не обсудили его значение с Эдмундом, а он как дипломат очень любит играть словами, – ядовито произнесла она и отвернулась к ристалищу. В воздухе уже звучали крики, требующие начала поединков. – Как бы то ни было, изменить уже ничего нельзя. Остается надеяться, что последствия его действий мы сумеем исправить, если что.
Питер, заметно помрачневший, хотел было что-то возразить, но его голос заглушил рев рога. Герольды трубили начало турнира. Сердце у старшей королевы забилось в томительном ожидании. Это соревнование должно было длиться гораздо дольше конной сшибки. Здесь проверяются не только сила и мастерство владения оружием, но и умение рассчитывать свои действия наперед, выносливость. Рыцарям предстояли лишь короткие передышки, пока определяется их будущий соперник. Сражения продлятся до тех пор, пока не определится победитель турнира. Правила были жестки, но просты. Бои велись настоящим, не затупленным оружием, и стоило кому-то из воинов разоружить оппонента или пролиться первой крови, как поединок считался завершенным. Однако никаких ограничений на удары не было, как и на время схватки. Она могла длиться хоть минуту, хоть с рассвета до заката…
Атмосфера на трибунах явно переменилась. Победителя конской сшибки зрители поприветствовали оглушительным ревом. Рабадаш отдал своим почитателям честь, взмахнув клинков, и занял свое место в строю, гордо выпрямившись и оглядывая соперников, словно те были лужей грязи, через которую ему нужно перепрыгнуть. Сьюзен не хотелось думать, что подозрения Эдмунда правдивы, ведь до сих пор царевич был весьма любезен. Такое поведение шло вразрез с тем представлением, что сложилось о нем у девушки.
Когда на ристалище вызвали младшего короля Нарнии, крики несколько поутихли, но были также громкими. Руку Сьюзен вдруг сжали чьи-то теплые пальцы. Питер? Да нет, его ладонь была гораздо крупнее. Принц Корин захлопал ресницами, переживая, что его переезд на скамью к подруге будет не одобрен ею. Девушка улыбнулась, и мальчик остался, заняв место между нею и Питером Великолепным. Король Лум оглянулся, ища сына, и Сьюзен показалось, что он улыбнулся – самым краешком губ. Лорд Доган же только покосился на них и вновь отвернулся. Ему столь близкое соседство государя и наследника Орландии явно пришлось не по душе. Внимание всех зрителей в особой ложе приковало ристалище.
Девушка и не заметила, как прошло несколько часов. Они пролетели подобно птицам в небесах. Сьюзен не отрывала взгляда от боя до тех пор, пока ее не отвлек Меар.
– Не переживайте сверх меры, Ваши Величества, – ухнул он, складывая заметно ободранные крылья. Питер чуть выдохнул – это время он провел в невероятном напряжении, но пока все шло нормально. Эдмунд справился с двумя своими соперниками – орландцем и гальмцем. Второй не вызвал у него особых затруднений, а вот хозяин турнира не желал пропускать юношу дальше просто так. Пару раз трибуны судорожно вздыхали, ведь схватка была ожесточенной, однако король дрался насмерть. Кажется, он вознамерился во что бы то ни стало вырвать победу для Нарнии – даже если придется выцарапывать ее у кого-то из глотки. Питер даже отсюда чувствовал его злость, гнев, который в отличие от эмоций самого государя был ледяным, обжигающе холодным. И с каждым преодоленным боем это пламя разгоралось в Эдмунде все сильней. Оно вело его вперед, помогая пробиваться сквозь защиту противника и не допускать ошибок. «Только бы не перегорел раньше времени…» – думал Верховный король, незаметно кусая губы.
– Что с Вами, уважаемый филин? – полюбопытствовал Корин. Обращаться к разумной птице как-то иначе ему было неловко. – Вы какой-то… Потрепанный.
– Это все тархистанский кот, будь он неладен, – проворчал Меар. Принц неуверенно протянул руку, и птица сощурилась, позволяя коснуться своих перьев на груди, мягких, точно пух. – Накинулся ночью из темноты. Бессовестная тварь…
– Вот как? – нахмурился Питер. – Лорд Доган, не объясните ли…
– Прошу прощения. Бархатные коты ведут ночной образ жизни, а нрав их свободолюбив, потому мы его и выпускали, – ответил мужчина и добавил холодно: – Больше подобного не повторится.
– Уж постарайтесь, влиятельный лорд, – довольно звучно произнес Меар. – Я не сломал этому ничтожеству шею лишь из уважения к Вашей делегации, ибо разделяю мнение господина моего, короля Эдмунда…
– И каково же оно? – спросил тархистанец невозмутимо. Филин щелкнул клювом и уставился на него неподвижным взглядом желтых глаз, в которых невозможно было ничего прочитать.
– Первый раз дается предупреждение. Во второй же… Да не попадется мне Ваш кот во второй раз, иначе конец его будет печален.
С этими словами мудрая птица взмыла ввысь, чем вызвала восхищенный вздох у Корина. Остальные его восторга не разделили. Доган и нарнийские правители прекрасно поняли, что же Меар имел в виду, да и король Лум явно обо всем догадался. Воцарилось неприятное молчание, которое разрушил печальный вздох принца.
– Что случилось? – спросила у него Сьюзен. – Отчего ты так печален?
– Жалко, Арханна не смогла прийти, – грустно сказал мальчик. – Она так хотела…
– Не переживай, она решила поберечь себя. Ведь она еще слаба после болезни, а на улице довольно прохладно, – Сьюзен поправила на принце его теплую курточку и улыбнулась. Питер тихо заметил, что благоразумие – хорошая черта, к которой следует стремиться. Тем же Люси и Эдмунду, для которых приключения были порой важней здоровья… Для младшего же короля в данный момент победа была дороже всего. Взгляд, который он кинул на Рабадаша после очередной жеребьевки, сказал Питеру все. Внутри у него сразу похолодело. Царевич Тархистана выпал брату в соперники не в финале турнира, а лишь в предшествующем ему поединке.
Перегорит. Точно перегорит. Верховный король надеялся, что огонь, пылающий у юноши в сердце, доведет его до самого конца и принесет ему победу, ведь вызывал его все равно Рабадаш, сколько бы людей ни стояло у него за спиной. Именно в нем Эдмунд видел соперника, главного своего врага, и не было у Питера сомнений, что у Рабадаша-то брат выиграет. Он явно лучше умрет, чем позволит вновь себя обойти!.. Но вот что будет дальше?
Трибуны заревели, когда противники стали напротив друг друга. Государь Нарнии глубоко вздохнул, унимая бьющееся в груди сердце. Да он волнуется больше Эда, черт возьми! Питер сжал кулаки, пытаясь взять чувства под контроль, но невольно ахнул, когда дали сигнал к началу и Рабадаш кинулся в атаку.
Царевич, кажется, прекрасно понимал, что соперник его будет рвать и метать. Оттого и решил не давать ему возможности начать атаку. Рабадаш был крупнее и тяжелее Эдмунда, по комплекции он напоминал Питера. Воин сразу же пошел вперед, тесня нарнийца, заставляя его отступать, и зрители подбадривали его своими криками. И Эдмунд отходил назад, парируя удары, ведь единственная ошибка может стоить ему победы. Он выжидал, пока Питер стискивал кулаки, впиваясь ногтями в собственные ладони. Верховный король видел, насколько близко порой проходит лезвие меча Рабадаша от шлема брата, с какой силой тот бьет щитом о щит, надеясь дезориентировать противника, с каким яростным напором идет вперед… В этот момент Питер жалел, безумно жалел о том, что не стоит там, на месте Эдмунда, а вынужден наблюдать за боем с трибун и мысленно подбадривать младшего короля.
И тот резко отпрыгнул назад вместо того, чтобы парировать удар. Меч царевича вонзился в рыхлый песок, а сам Рабадаш охнул и прогнулся в спине до болезненного хруста. Кончик клинка Эдмунда просвистел у самого его носа – кажется, южанин очень пожалел о том, что выбрал шлем без забрала. По трибунам прокатился потрясенный вздох: только гибкость спасла Рабадаша от проигрыша. Питер заскрипел зубами – брат был так близок к победе!.. И не собирался давать противнику передышку. Король сразу кинулся вперед, перехватывая инициативу, и теперь уже царевичу пришлось спешно отступать. Однако ни один из ударов нарнийца не достиг желаемой цели. Тархистанец был силен и опытен. Так просто допускать роковую ошибку он не собирался. Следующую атаку противники предприняли уже вместе.
Чем дольше длилось это противостояние, тем сильнее Питер переживал как за его исход, так и за будущее всего турнира. Эдмунд убивал все силы на то, чтобы преодолеть этот этап, но что у него останется тогда на финал? В то же время он не сможет победить, не выложившись по полной с Рабадашем, который превосходит его в физической мощи и так же не собирается уступать. Если Эд и вывернется, то окончательно выдохнется… Плохо дело. Верховный король закусил губы, не в силах оторвать взгляда от ристалища. Кажется, все трибуны затаили дыхание, наблюдая за скрещивающимися клинками и вслушиваясь в звон мечей о щиты и доспехи.
Но вот Эдмунд вдруг замешкался, и Рабадаш сделал широкий шаг вперед, едва не выбив меч у него из руки. Однако король увернулся и нанес удар сбоку. Царевич изогнулся невероятным образом, парировал его, но потерял равновесие и упал на песок – в такой желанной близости от противника! Питер невольно приподнялся, как и многие из зрителей, всем сердцем устремляясь туда, на поле боя, где юноша метнулся к упавшему царевичу, поднял меч, собираясь выбить у того из рук оружие…
По трибунам прокатился пораженный вздох, такой оглушительный и потрясенный, какого Орландия еще не слышала.
– Почему он остановился? – воскликнул Корин, не понимая, что происходит. Мальчик крутил головой, смотря то на побледневшую Сьюзен, то на вскочившего на ноги Питера, то на отца, вдруг расплывшегося в усмешке. Принц совсем растерялся, ведь младший король вместо того, чтобы разоружить Рабадаша, вдруг опустил свой меч и равнодушно отошел назад, позволяя сопернику подняться на ноги!
– Я ведь говорила, Питер, что добром это не кончится… – выдохнула Сьюзен.
– Отец? Я не понимаю… – жалобно протянул Корин, видя, что нарнийские друзья не собираются ничего объяснять. Лум обернулся к Питеру, сжимающему в бессилии кулаки, и будничным тоном заметил:
– Ваш брат умеет выплачивать долги.
– Спасибо, – ответил тот, и на щеках его заиграли желваки. Король Орландии же поманил к себе сына и объяснил:
– Король Эдмунд пощадил Рабадаша, будто видит такую победу над ним себя недостойной. Так обычно поступают благородные воины с уступающими им соперниками. Только им великодушно дают подняться и продолжить бой, – мальчик испуганно посмотрел на ристалище, где царевич медленно встал, повернутый спиной к равнодушно ожидающему его нарнийцу. – Теперь Рабадаш равно что проиграл. Победит – так это благодаря милости соперника. Проиграет – невзирая на предоставленный второй шанс. Ведь так, лорд Доган?
– Устами Вашими глаголет истина, – изрек тархистанец, сверкая глазами, но более ничего не сказал. Он молча наблюдал за тем, как Рабадаш гневно отпихивает в сторону судью, который засомневался в его способности продолжать бой. Бедолага приостановил поединок и полез проверять, не пролил ли царевич кровь, за что и поплатился.
Рабадаш был в ярости, Эдмунд видел это и не мог сдержать довольной усмешки. Благо, за забралом шлема ее никто не видел. Приятно, не так ли? Такой же удар по гордости самого короля ты нанес, бесчестная тварь, и сейчас за это расплачиваешься. Нарнийскому правителю не нужно готовить грязные западни и идти на обман – достаточно лишь указать врагу его истинное место, и тот впадет в животную, дикую ярость, которая сейчас клокотала в почерневших глазах царевича. Он просто отшвырнул судью в сторону и с ревом бросился на соперника, не дожидаясь сигнала к возобновлению боя. Первая ошибка!
Эдмунда распирало торжество. Мышцы ныли от усталости, рука, на которой висел тяжелый щит, уже подрагивала, но душа его наполнилась радостью. Его план полностью сработал, черт возьми! Мало того, что месть его свершилась, так еще и Рабадаш не отдавал себе отчета в том, что творил. Он совершал оплошность за оплошностью, и за каждую из них его следовало дисквалифицировать! Допустил грубость в обращении с судьей – раз. Накинулся на короля без сигнала – два. Пропустил удар, из-за которого по щеке его потекла кровь, – три. Не остановился после этого, а продолжил нападать, стремясь во что бы то ни стало добраться до противника, – четыре. Игнорировал пение рога – пять.
Слуги, выбежавшие на ристалище, едва сумели его удержать. Рабадаш рвался из их рук, будто тигр, почуявший кровь. Эдмунд не мог ударить его больнее, зацепить сильнее, нежели задев его гордость – и результат превзошел все ожидания короля. Ему только и оставалось что стоять в стороне и наблюдать, как подоспевшие тархистанцы увещевают своего царевича, умоляют успокоиться и говорят, что он уже проиграл, потеряв над собой контроль. Это видели все: трибуны ревели, разрывая себе горло от криков. То и дело раздавался свист, предназначавшийся Рабадашу за грубые нарушения правил, которые ему все равно не помогли. Нарниец знал, что делал: его поведение было расценено как жест благородства и великодушия, а никак не месть. Об истинном его значении знали только они двое. Эдмунд и Рабадаш.
Младший король поднял забрало и взглянул своему сопернику в глаза. «Ты поплатился за то, что сделал!» – говорил он без слов, и царевич его прекрасно понял. Он вырвался из рук слуг и с коротким рыком пошел прочь. Кровь стекала с его рассеченной скулы и капала на доспех. Эдмунд ощутил, как и его самого тянут в сторону. Пришел черед другой пары, в которой определится его противник в финале. Юноша оглянулся на трибуны, где стояли его родные, ведь после такого исхода поединка не сидел никто! На таком расстоянии невозможно было по-настоящему поймать их взгляд, но король вдруг ощутил волну осуждения, идущую от Питера. Только это заставило его не ссутулиться, а расправить плечи, поднять гордо голову. Пусть государь Нарнии не одобряет его поступка, он не обязан искать во всем его одобрения. У каждого из них свой путь и свое представление, каким должен быть правитель Нарнии. И Эдмунд Справедливый считал, что поступил правильно, хотя и избрал дорогу иную, нежели Питер Великолепный.
Только когда жар битвы, охватывавший его тело, схлынул, юноша ощутил, насколько Рабадаш его вымотал. Мышцы болели, ведь и до царевича у него было два нелегких боя. Сердце колотилось в груди, а дыхание участилось. Когда младший король посмотрел в лицо своему сопернику, то принялся с удвоенной силой разжигать в себе потухающее пламя. Он одолел Рабадаша, но не победил в турнире, а значит, радоваться пока рано. Только вот ничего не выходило…
Перегорел. Питер понял это, только взглянув на брата, выходящего на финальный поединок. Никто другой не ощутил бы во младшем короле перемены, но для Верховного она была очевидна. Пожар, пылавший у юноши в душе, кажется, погас, и на его помощь Эдмунду нельзя было больше рассчитывать. Все свое пламя брат обрушил на Рабадаша, что же осталось для могучего северянина, который застыл напротив него тяжелой горой?
Этот бой был совсем иным, нежели битва с царевичем Тархистана. Тот был жарким, яростным. Эта схватка была холодной, спокойной, неторопливой. Эдмунд предпринял пару попыток пробиться сквозь его защиту, но северянин пресекал это крайне убедительно. Когда он неожиданно шагнул навстречу королю и встретил его своим щитом, юноша от силы удара едва не выронил свой меч. В голове зазвенело, и он едва успел отскочить назад, дабы его не оглушили.
«Плохи мои дела…» – подумал Эдмунд, ощущая во рту привкус крови. При столкновении с щитом он нечаянно прикусил язык. Закрытый шлем прятал его лицо, однако даже заалевшие губы могли в итоге выдать его. Из-за этого король сглатывал слюну, и в желудке неприятно забурлило. Прорваться сквозь мощную оборону северянина не удавалось, а выбить меч у него из рук никак не выходило – попросту не хватало сил.
Надо было срочно что-то придумать. Скрыть свою усталость не удавалось, и воин Теребинтии мог в любой момент пойти в атаку. Эдмунд не обманывался: она может окончиться для него очень плачевно. В его же интересах было что-то предпринять прежде, чем противник удостоверится в его безобидности и шагнет вперед. Только вот что…
– Я совсем запутался, – пожаловался Корин и дернул Питера за рукав. Государь как раз тихо хмыкнул, следя за действиями брата. – Зачем он отстегивает щит?
– Удар с одной руки слабее, чем с обеих, – тихо ответил государь Нарнии. – Он увеличивает атаку… Пусть и в ущерб защите.
– Это не самый мудрый шаг, – вдруг подал голос лорд Доган. Тон его был полон яда. – Порой риск обходится слишком дорого.
– Отважные и честные люди готовы эту цену заплатить, а нечистые душой предпочитают подлость, только бы исключить риск поражения, – произнес Питер, ни к кому конкретно не обращаясь. Сьюзен вздохнула. Она не разделяла мнения брата и нисколько того не скрывала. Картина того, как Эдмунд избавляется от щита и швыряет его на песок, разрывала ей сердце. Лучше бы брат проиграл, нежели подвергал себя такой опасности, право! Однако интересы Нарнии превыше всего, конечно… Но сердце девушки оттого болело не меньше.
Солнце, сияющее в небе, отразилось от начищенного щита, украшенного алым львом – гербом Нарнии. И когда его золотые лучи устремились в небо Орландии, Эдмунд Справедливый шагнул вперед, поднимая меч.
***
– Да как он посмел?! Опозорил меня перед толпой! – Рабадаш замер на месте, с трудом переводя дыхание. Ярость и возмущение рвались наружу таким потоком, что он просто задыхался, не мог в полной мере передать чувств, охватывающих его душу. В своих-то покоях царевич был вправе побушевать, ведь теперь на него никто, кроме преданного лорда Догана, не смотрел. Мужчина же пожал плечами. Вид у него был мрачный, но довольно равнодушный, будто произошедшее и не трогало его.
– Как и Вы его опозорили, мой царевич.
– Черт, Эдмунд поплатится за то, что так унизил меня! Втоптал в грязь, опустил перед всеми! – даже прохладный вечерний ветерок, влетающий в покои с открытой веранды, не мог остудить пыла Рабадаша. Если бы он мог, то накинулся бы на чертова нарнийца с кулаками. Да даже без меча он бы стер с его лица это надменное, спокойное выражение, ибо он, сын Тисрока, наследник Тархистана, был сильнее, и это видели все! Все… До тех пор, пока Эдмунд не вывел его из себя, не заставил выкопать самому себе яму. И что самое больное: никто не понял, что на самом деле стояло за его благородством, какие низкие мотивы он преследовал! Свидетели их поединка считают, что это было великодушно – не пользоваться секундной заминкой противника, а вот Рабадаш поступил грязно, нарушив все правила турнира и накинувшись на него точно дикий зверь. И царевич сделал бы сейчас то же самое, кабы не понимал, что это уже ничего не изменит.
– Как и Вы его опустили, – невозмутимо парировал лорд Доган. Парень резко остановился, развернулся к приближенному Тисрока лицом и прорычал:
– Ты что, его оправдываешь и во всем меня хочешь обвинить?!
– Я с самого начала говорил, что эта затея добром не окончится, – холодно ответил дипломат. – Ваш отец, при всем моем уважении к нему и к Вам, поставил перед нами задачу выиграть турнир во что бы то ни стало… А вот испортить Нарнии конную сшибку было уже Вашей доработкой, против которой я возражал.
– Ты хочешь сказать, что я сам нарвался? Не забывай своего места, Доган! – процедил Рабадаш. – Ты хоть и первый приближенный моего отца, все еще его слуга. И мой слуга, если помнишь.
