Текст книги "Golden Age (СИ)"
Автор книги: Kaisa123
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 57 страниц)
– Почему вы так уверены, что ваш корабль потонул рядом с Семью островами?
– Пока Джадис властвовала в Нарнии, Тархистан сто лет бороздил просторы Восточного моря, – не без гордости ответил Рабадаш. – И опыта путешествий у нас побольше, уж не обижайтесь, государь. Однако в тех местах пропало немало кораблей за эти годы… Да и сказки, которыми моряки пугают новобранцев, не с пустого места берутся.
– О чем ты? – нахмурился Питер. Царевич пожал плечами и положил ладонь на рукоять ятагана, покоящегося у него на поясе.
– Есть легенда, которая верующим в Аслана вряд ли придется по душе, – чуть поморщился Рабадаш. Верховный король приподнял брови, показывая, что готов выслушать любую мерзкую историю, если она поможет ему найти родных целыми и невредимыми. Южанин пожал плечами, показывая, что предупредил, и сказал: – В моем народе верят, что у богини Таш был помощник, собиравший кровавый оброк с земель Тархистана, и был он жесток и беспощаден. Однако душу его сгубила жадность, и взял он однажды куда больше жизней, чем полагалось по обычаям, чем разгневал свою хозяйку. Таш обернула его чудовищем и низвергла в морские пучины, прочь от любимого жаркого солнца и золотых песков, и нарекла, что если он обагрит свои руки кровью, то погибнет в страшных муках. И будет отныне питаться не душами смертных, а тем, что никогда не двигалось с места, что бы это ни значило.
Рабадаш усмехнулся, замечая, как хмурится государь Нарнии. Культуры двух стран враждовали так же сильно, как и вторые в них лица, Эдмунд и сам царевич. Аслан, в которого верили нарнийцы, символизировал жизнь, радость и свет. Богиня Таш, которой поклонялись тархистанцы, требовала человеческих жертв и кровавых ритуалов. Питера брала дрожь при одной мысли, что можно творить такие зверства под предлогом веры, но с другой религией не поспоришь, а как известно, войны на ее почве беспощадны и яростны донельзя. С этим приходилось мириться… Но сейчас царевич любезно ознакомил его с одним из элементов своей богатой культуры. Парень помолчал, дав государю время свыкнуться с услышанным, и закончил:
– Так что обречен помощник Таш сгорать в огне своей жестокости. Но порой отчаяние и ярость берут верх над страхом смерти, и поднимается он к поверхности вод, беря свою кровавую дань.
– Но как ему это удается? – прищурился Питер. – Если ваша богиня запретила ему убивать?
– Никто не ведает, какую лазейку в древней магии отыскал этот бес, – без тени ухмылки ответил Рабадаш. – Но некоторые мудрецы говорят, что убивать можно не только своими, но и чужими руками
– Это все, конечно, увлекательно, но разве вы сами верите в эту легенду? Раз отправились в плавание и присоединились ко мне?
– Мы лишь хотим узнать судьбу наших соотечественников и, если она печальна, обходить те территории стороной. Хотя теперь, встретив самого государя… – царевич поднял на Питера лукавые черные глаза. – Ваш брат заявлял, что Нарния часто преподносит сюрпризы. Вам уже удавалось победить древнее зло. Может быть, и эта напасть для Вас окажется по силам?
– Ты хочешь, чтобы я расправился с демоном, что служил твоей богине, Рабадаш? – холодно осведомился Питер. – Не много ли ты на меня взваливаешь чести? Хочешь Нарнию под удар подставить? Или ты так расписываешься в собственном бессилии?
– В тех краях пролегает множество торговых путей. Это выгодно для обеих сторон. Я помогу, если потребуется, – ответил южанин, не отведя взгляда. Кажется, он говорил честно. – Когда еще нарнийский лев будет в такой ярости, пред которой содрогнется любое зло?
«И которую ему придает потеря близких, ты хотел сказать!» – гневно сверкнул глазами Питер. Действительно, использовать его горе для своего благополучия – очень выгодно и ловко со стороны Тархистана, хотя чего еще от них ждать?.. Мысль о том, что Эдмунд и Люси могут быть давно мертвы, мучила Верховного короля, сжимала сердце безжалостной хваткой, грозя и вовсе раздавить. Если для того, чтобы спасти их, потребуется сразить древнее чудовище, он сделает это и Аслан ему, без сомнений, в том поможет! Если слишком поздно… Тварь не уйдет от расплаты. Его долг как государя – расправиться с ней и не позволить более морякам страшиться тех мест. Но как больно было думать о том, что ребята могли умереть! Питер не желал в это верить и понял, почему Эдмунд так недолюбливал… Нет, недолюбливает Рабадаша! Царевич, несмотря на кажущуюся прямолинейность и вспыльчивость, был весьма умен и намеками ранил не хуже, чем своим кривым мечом.
– И Таш не разъярится на тебя за такую дерзость? – процедил Питер. – За то, что ты покусился на ее слугу?
– Так он все равно в ссылке и вредит ее почитателям. Я смею надеяться, что богиня посчитает эту миссию священной и будет помогать нам. Так что, государь Нарнии? Будем ли мы при необходимости действовать заодно?
– При необходимости – да, но не забывай, – Питер пристально посмотрел на царевича, – моя главная цель – найти Эдмунда и Люси, а не сражаться с мифическими чудовищами.
На этом разговор и закончился. Питер старался сохранять спокойствие и трезвое мышление, без которого поиски станут беспорядочными, лихорадочными и привнесут только больше суеты и запутанности. Этому немало способствовало то, что Рабадаш так и не покинул Мистраля под предлогом того, что так будет удобней координировать действия нарнийского и тархистанского флота. Верховный король не возражал, тем более, на главном южном паруснике находился его доверенный слуга. Близость представителя враждебной страны, с которой так нежданно образовался союз, держала в тонусе, не позволяла расслабиться и потерять присутствие духа. И, как ни странно, Питер получил возможность пообщаться с Рабадашем тесно и увидеть сына Тисрока с другой стороны.
Как оказалось, царевич был превосходным моряком. Он явно не раз и не два покидал свою страну на корабле и обладал неплохим опытом управления судном. Более того, и воином он был отличным – Питер, сам опытный боец, замечал это по выправке, по осанке и манере движения, о которой тренированный человек уже не задумывается, которую не замечает, когда как это очевидно другим. Тем, кто знает, как смотреть. Рабадаш был горяч, как и все южане, вспыльчив и горд, однако держал свой нрав в узде. Этим он неожиданно напомнил Эдмунда – брат тоже в ключевые моменты усмирял свой характер. Да, двум таким ярким личностям трудно было ужиться и, тем более, договориться…
Воспоминания о младших брате и сестре причиняли немалую боль. Питер никак ее не демонстрировал, просто иногда уходил на нос Мистраля и подолгу стоял там, смотря на чистый горизонт и думая о том, что обидел, что-то недосказал, не поблагодарил, не сделал… И что теперь, возможно, этого уже не исправишь никогда, ведь прошло уже несколько дней с момента исчезновения Рассвета. Государь в одиночестве кусал губы, запрещая себе думать об этом. В один из хмурых, серых дней, когда небо затянули тучи, а ветер из теплого стал резким и холодным, он задумался настолько глубоко, что не заметил, как промелькнула в небесах белоснежная чайка – словно росчерк чистоты и света в готовящейся грозе. Питер так и стоял там, на носу, глядя на темные пенистые волны, пока не подошел один из матросов и не посоветовал покинуть верхнюю палубу, ибо назревал сильный шторм.
На следующее утро, когда вода улеглась, море успокоилось, а небеса посветлели, государю доложили, что до Семи островов осталось плыть буквально несколько часов. Еще чуть-чуть, и берег Мьюла покажется на горизонте. Эту весть Питер принял спокойно. Он нервничал уже столько, что просто перегорел. Верховный король знал, что будет делать, и сделает это, а остальное неважно. Метаморфоза, что обратила дикое, бушевавшее этой ночью море в тихое ровное создание, напоминало преображение государя Нарнии. Внутри он также безумствовал, рвал и метал. Теперь же выдохся и смотрел безучастно на барашки волн.
Над головой раздался звонкий клекот. Питер поднял глаза небо и увидел почтового ястреба, уцепившегося когтями за толстый канат Мистраля. К его пятнистой груди был привязан свиток, украшенный алой нарнийской лентой. Сердце Верховного короля замерло на мгновение, а затем забилось лихорадочно, словно желало вырваться на свободу. Питер не помнил случая, чтобы у него так сильно тряслись руки. С огромным трудом он развязал ленту и развернул свиток. Когда он прочел первые строки, то не сдержал судорожного вздоха. Это был почерк Эдмунда!
Облегчения, которое испытал государь, было не передать словами. Брат был жив. А Люси?! Питер душой чувствовал, нет, знал, что за сестру можно не волноваться. Младший король в жизни бы не допустил, чтобы она пострадала, однако следовало удостовериться в этом. И когда юноша дошел до заветных слов, то оковы самоконтроля треснули, и он в голос застонал. Живы. Оба живы, черт возьми!
На глаза навернулись слезы счастья. Никогда Верховный король не был так счастлив, так безумно чему-то рад. Казалось, за спиной у него выросли огромные крылья. Живы. Чтобы никто не увидел его в таком состоянии, государь ушел на нос Мистраля, где в одиночестве жадно принялся перечитывать послание Эдмунда. Брат сообщал, что Люси, Онур, Меар, он сам и еще несколько моряков живы и находятся в данный момент в Красной Гавани, где их приняли очень тепло и радушно. В ближайшем времени они переправятся на Одинокие острова. Это было, пожалуй, самыми прекрасными словами, что Питер когда-либо слышал. Он вчитывался в них снова и снова, все больше убеждаясь в том, что его вера была не напрасной, что родные целы и находятся в безопасности, а не на морском дне. Только полностью убедившись в этом, Верховный король ознакомился с подробнейшим отчетом, который приложил младший король к письму.
– Ваше Величество? – Питер вздрогнул всем телом. Когда Рабадаш хотел, он мог двигаться не громче бархатного кота, то есть совершенно бесшумно и незаметно. Царевич скосил глаза на свиток в руках короля и спросил: – Есть какие-то вести?
– Да… – кивнул Питер и улыбнулся. – Эдмунд и Люси живы.
– Поздравляю, – ответил Рабадаш и спустя некоторую паузу добавил: – О нашем корабле ничего не известно?
– Он… Он сгинул у берегов Мьюла. Никто не выжил, – сказал государь Нарнии честно. Да, правда была жестока, но приукрашивать ее или же скрывать было бы подло. Питер помолчал, с сочувствием глядя на сжавшего кулаки царевича, и тихо произнес: – Соболезную.
– Что ж… – Рабадаш тяжело вздохнул и выпрямился. Новость о гибели многих его соотечественников сильно ударила по нему, но царевич достойно выдержал эту атаку. Питер постарался скрыть улыбку, ибо радоваться, когда кто-то скорбит по погибшим, будет неправильно и жестоко. Вряд ли южанин заметил и оценил его тактичность. Чтобы уйти от больной темы, Верховный король поделился тем, что сообщил Эдмунд. Рабадаш внимательно слушал о злоключениях Рассвета, о гигантском морском змее, пожирающем корабли, и о его спутницах – диких русалках, что убивают членов команды. Немного помолчав, он вдруг усмехнулся.
– Выходит, наши легенды правдивы, и помощник Таш действительно нашел лазейку в наложенном на него заклятье.
– Или это моряки древности превратили увиденное в захватывающую историю, – у Питера язык не повернулся назвать ее красивой. По его мнению, в кровавой религии не было ничего красивого и волшебного. Она вызывала больше отвращения, чем восхищения.
– Вы намекаете, что наши поверья – ложь? – воскликнул Рабадаш звонко. Свою культуру и веру он собирался отстаивать до самого конца. Памятуя о горячем нраве южан, об их привычке хвататься за кинжалы к месту и не к месту, Питер решил избежать конфликта загодя.
– Я ни на что не намекаю. Я лишь хочу спросить, что же теперь мы будем делать, – миролюбиво заметил он. Царевич гневно надул ноздри, но сдержался и не стал разжигать опасную ссору с государем Нарнии, который задумчиво похлопал свитком по ладони и отдал капитану приказ остановиться. Мистраль прекратил движение и застыл на месте, чуть покачиваясь на волнах. Другие корабли последовали его примеру.
Судя по тому, что рассказал Эдмунд, враг действительно серьезный. Он силен и опасен, а также коварен и умен, ведь избрал такую хитрую тактику в добыче еды. Питер не очень-то верил в легенды о Таш. Как истинный нарниец, он верил только в Аслана, а получеловека-полуптицу, служащую идолом для жителей пустынь, считал больше оправданием их жестоким обычаям, нежели реально существовавшим божеством. Вряд ли морской змей является ее помощником, ввергнутым в немилость из-за жадности. Хотя… Чем черт не шутит? Всякое бывает в жизни, даже то, что кажется поначалу невозможным чудом. Возможно, где-то Аслан и ведет беседы с существом, обладающим головой хищной птицы, телом человека и четырьмя руками, украшенными кривыми когтями. И Великий Лев – единственный, кто не боится посмотреть Таш в лицо, ибо смертным это несет верную погибель.
В любом случае следовало как можно тщательней подготовиться к бою с морским ящером. Теперь, когда судьба Эдмунда и Люси наконец прояснилась, в спешке не было нужды. Питер принял решение относительно своего флота вернуться в Кэр-Параваль, что он порекомендовал сделать и тархистанским кораблям. Для участия в совете на борт Мистраля взошел и лорд Доган, до сих пор управлявший южными судами в отсутствие царевича. Любезный и скользкий мужчина оказался опытным моряком и одобрил такой план. Рабадашу он пришелся не по вкусу – молодой воин рвался в бой, но без помощи Нарнии ему вряд ли удалось бы выиграть эту битву. Все-таки флотилия преимущественно состояла из нарнийских кораблей – Питер, несмотря на сотрудничество с Тархистаном, не собирался пускать в свои воды много вооруженных сил южан. Видит Аслан, они сразят морского змея. Кто тогда помешает Рабадашу напасть, располагая мощью, уже расположившейся в Восточном море? Питер думал наперед и заранее пресек такое коварное намерение, не зная, имело ли оно место быть.
Верховного короля тянуло на Одинокие острова. Ему страшно хотелось обнять вновь обретенных Эда и Лу, прижать их к себе и никогда не отпускать, но вопрос с ящером и Тархистаном требовалось решать немедленно. Тем более что вскоре пришла весть о том, что младшие правители отправились в Теребинтию. Питер долгое время не мог прийти в себя, узнав об этом. Им что, было мало приключений? Но в этом был весь Эдмунд, у которого первым шел долг, а затем чувства. Питеру бы такое хладнокровие…
Спустя несколько дней усиленной подготовки к Семи островам выдвинулась целая флотилия. Возглавлял ее могучий Мистраль, оснащенный не хуже, чем роскошный военный корабль Тархистана. На обоих закрепили тросы и приготовили гарпуны, причем свои южане смазали отравой. Как сказал с усмешкой Рабадаш, не все русалкам ядовито кусаться. Битва вышла тяжелая и напряженная. Змей, настигнутый меткими гарпунщиками, то уходил на дно, разматывая веревки на всю длину, то вновь поднимался к поверхности. Один из нарнийских кораблей погиб под ударом его мощного хвоста, однако его команду быстро подобрало тархистанское судно, и наяды остались голодными. В бою было не до размолвок и терок. После этого нарнийские лучники ослепили ящера, чем ввергли в дикое неистовство, которое, тем не менее, истощило его силы и ослабило. Когда яд и безумие вымотали врага, его подтянули к Мистралю, и копейщики завершили это морское сражение, вошедшее в историю как могущественный союз двух морских держав, Нарнии и Тархистана.
После того, как у Семи островов установился мир и покой – лишившихся покровителя русалок быстро разогнали, Питер с радостью распрощался с Рабадашем. Хоть сотрудничество с царевичем и вышло плодотворным, общение с Орландией было куда приятней. Кажется, тот расстался с Верховным королем с таким же облегчением. Питер вернулся в Кэр-Параваль: теперь ему предстояло успокаивать перенервничавшую Сьюзен, которая сначала переживала за пропавших младших, а затем за старшего брата, отправившегося в опасный бой. Ощущать под ногами твердую почву было приятно и спокойно, но совсем Питер успокоится, когда вернутся в Нарнию Эдмунд и Люси.
Ждать этого оставалось совсем недолго.
***
Сьюзен никогда не была так рада, как сейчас. Эдмунд и Люси наконец вернулись – живые, невредимые! Даже известие о том, что они спаслись, что успешно добрались до Теребинтии, не успокоило старшую королеву до конца. Весь месяц, который младшие правители провели на чужбине, девушка была как на иголках. Ей казалось, что вот-вот постучится в окно почтовый ястреб с новой дурной вестью, и мирная жизнь, которой жил Кэр-Параваль, опять рухнет, разобьется вдребезги. Сьюзен не любила резких перемен; она предпочитала плыть по течению реки, плавному и неспешному, выверенному годами. Высокие пороги и брызги были не для нее, и когда как Питер преодолевал их с отвагой, достойной восхищения, сестра его легко пошла бы ко дну, не находи она опоры в государе.
Для душевного спокойствия ей было необходимо дотронуться до ребят, ощутить, что они настоящие, живые и больше никуда не денутся. Теперь этот долгожданный миг наконец настал: звонкий голос Люси разносился по причалу, а ее теплая ладонь сжимала руку сестры и тянула вперед, следом за собой. Юная королева, как и всегда, была непоседлива и жизнерадостна, словно катастрофа с Рассветом не оставила след в ее пылкой душе. Однако это было далеко не так: память о случившемся и о погибших моряках Люси пронесет через всю жизнь. Девочка обладала способностью, которой мог позавидовать любой – она оставляла дурное позади и смотрела только в будущее, представляющееся ей столь счастливым и безоблачным… Никто более не был настолько чист душой, как младшая сестренка.
Эдмунд был обделен таким даром. Он в силу характера и жизненного опыта был гораздо больше привязан к прошлому и из головы его выкидывал с заметным усилием. Сьюзен слышала, как негромко разговаривают братья, идущие чуть позади сестер. Питер не мог наглядеться на брата, выпутавшегося из очередной передряги, а тот в лицах показывал, через какие трудности прошел, споря с королем Освальдом. Передразнивать Эдмунд умел не хуже, чем язвить, и потому улыбка у государя сияла все ярче. И никто не знал, что юноше плавание далось очень нелегко. Он старался не оглядываться на корабль, позаимствованный с Одиноких островов, и не зря ушел в свой спектакль с головой. Это был не Рассвет, не тот парусник, к которому он прикипел душой, каждую трещинку и царапинку которого знал наизусть. На нем заправляла не та команда, что хоть и не сильно короля любила, но прошла с ним через много испытаний. На мостике командовал не храбрый сатир, пожертвовавший жизнью, чтобы спасти своих правителей… Только Онур и Меар остались из прежних его спутников. Остальные выжившие моряки предпочли задержаться или на Одиноких островах, или вовсе в Красной Гавани. Знакомство со змеем и наядами надолго отбило у них охоту выходить в море, а некоторых, возможно, и вовсе отвратило от плаваний. Люси быстро привыкла к новому судну, дыша полной грудью и не утратив энтузиазма. Эдмунду эта перемена далась куда тяжелей, и смириться с нею было непросто. Осознание того, что ему как королю предстоит еще не раз встретиться с потерями – и не только на войне, вошло в сердце с болью. Если на то воля Аслана, им с Питером править еще долго, и многие подданные пройдут мимо, отдавая жизни за Нарнию и своих государей… Наверное, так и должно быть.
Но в любом случае все было позади, и Эдмунд отбросил неприятные мысли, общаясь с Питером. Тот посмеивался, выслушивая слова соболезнования от брата, ведь участи работать вместе с Рабадашем можно только посочувствовать! Юноша нисколько не завидовал государю и не расстраивался от того, что пропустил такую славную битву. С тархистанцами он успел пообщаться на годы вперед во время своего визита на юг. Беседа братьев текла неспешно и приятно. Все наслаждались уютной, теплой семейной атмосферой. Даже Сьюзен не испытывала раздражения, невольно страдая от гиперактивности Люси, которая, казалось, не могла и шагу спокойно ступить. Девочка то крутилась вокруг сестры, таща ее за руку и вынуждая наступать на подол платья, то подскакивала к Питеру. Эмоции у нее зашкаливали, но в кои-то веки это не злило степенную и величественную старшую королеву. Сейчас она была готова простить Люси все, даже эту излишнюю подвижность.
Девочка совсем не выглядела уставшей. Она жаждала поделиться подробностями их пребывания в Теребинтии, и потому обед, на который сразу направились правители, проходил в несколько странной форме. Пока короли ели, между делом переговариваясь между собой, Люси не взяла в рот ни кусочка, вываливая на Сьюзен все свое восхищение Теребинтией.
– Оказывается, там так красиво летом! – восторженно говорила она. – Несмотря на то, что это север и довольно холодно, луга зеленые, а леса! Ты бы видела, какие там леса…
– Даже красивей, чем в Нарнии? – улыбнулась Сьюзен. Люси замолчала – это была первая пауза, сделанная ею за весь длинный монолог. Девочка обдумала вопрос и серьезно ответила:
– Не совсем. Красота бывает разная. Нарния свежа и нежна, летом она сияет всеми цветами радуги… Теребинтия сурова. Она не прощает слабости, и в том очарование ее природы. В силе.
– Необычное объяснение, – отметил Питер задумчиво. Люси пожала плечами.
– Я так чувствую.
– Но разве нежность и сила – несовместимые понятия? – возразила Сьюзен. Эдмунд сделал с усилием глоток: старшая сестра все же научила его, плюющего на манеры в кругу семьи, не говорить с набитым ртом, – и ответил, что сие возможно, только в рамках человеческой души.
– Надо же, как вы заговорили. Может, и мне в Теребинтию съездить, мудрости понабраться? – засмеялся Питер, похлопав брата по плечу. Тот поморщился.
– Скорее, ты хамить научишься. Большего мастера в этом деле, чем Освальд, не сыскать, уж поверь.
– Даже Рабадаш ему уступает? – поддел его государь. Младший король сверкнул глазами и воскликнул, что довольно с тархистанского царевича упоминаний в их беседах. Многовато чести для такого типа! Сьюзен закатила глаза. Ей южанин не казался таким уж невозможным человеком, коим его считал Эдмунд. Благо, в своей правоте брат королеву не убеждал. С ней после их небольшого соревнования в Орландии Рабадаш был очень мил и почтителен, а какими глазами он смотрел на девушку… Чувствуя, что щеки ее краснеют, Сьюзен решила перевести тему на более нейтральную и попросила Люси продолжить рассказ о Теребинтии. Та не стала отказывать, словно ждала этого.
– Мы приехали очень вовремя. Цветы, столь редкие в северных землях, обладают целебными свойствами и как раз распустились, – тут юная королева произнесла несколько названий, которые для старшей были лишь набором звуков. Интересы сестер со временем разграничивались все сильнее. – И хотя природа ревностно оберегает их, мне удалось повстречать такое чудо!
– В каком смысле оберегает?
– Растут они в самой глубокой чаще, и найти их весьма непросто, – поделилась Люси. Сьюзен испуганно распахнула глаза.
– Неужели ты заходила в чужой лес так далеко? – практичной королеве было не понять, как можно забираться настолько глубоко в незнакомую дремучую чащу. Ладно Нарния, она стала для правителей надежным и преданным другом, но и в ней таится немало нераскрытых тайн! Что уж говорить о Теребинтии, где рождаются могущественные ведьмы? Как можно быть настолько беспечной?!
– Так я не одна была… – начала оправдываться Люси. Эдмунд, как раз наливающий себе попить, проворчал:
– Я с ней повсюду таскался. Ну и в дебри забредают целители, кошмар…
– Ой, не говори, что тебе это было в тягость! С Карой вы очень мило болтали, как я заметила! – заявила Люси жизнерадостно, когда брат сделал первый глоток.
Откачивать его пришлось долго. Эдмунд поперхнулся так, что Питер даже испугался за него, но хвала Аслану, король сумел откашляться самостоятельно. Согнувшись пополам, он хрипло глотал воздух, и лицо его, побагровевшее от недостатка кислорода, постепенно возвращало свой цвет. Только щеки оставались подозрительно порозовевшими.
– Поздравляю, – усмехнулся Питер, удостоверяясь, что брат не собрался скоропостижно умирать. Юноша в ответ замахал рукой, протестуя всем своим видом, но еще не успел восстановить голос, чтобы возразить вслух. Сьюзен нахмурилась.
– Кара – это которая… А это которая? Это кто вообще?
– Это… Это никто… – прохрипел Эдмунд, не в силах совладать с кашлем. Питер, с трудом прячущий улыбку, покачал головой.
– Ты что, нельзя так говорить о людях. Они могут обидеться.
– Это его старая знакомая! Она у травницы в замке в ученицах была! Эдмунд ее в прошлый свой визит пристроил, так она там и осталась, – поделилась щедрая Люси. От Сьюзен не укрылось, что государь бросил на брата быстрый, обеспокоенный взгляд, в котором читался какой-то вопрос. Тот, понемногу приходя в себя, повел бровями, явно что-то отвечая, и чуть дернул головой, показывая, что не стоит сейчас об этом говорить. Королева поджала губы. Ей смысл этого бессловесного диалога остался неизвестным. Люси тем временем продолжила: – Кара показала нам столько интересного! Она лес знает, как пять пальцев!
– Даже те тайные уголки, о которых ты говорила? – приподняла скептически бровь Сьюзен.
– Она же травница! Ей положено, – наивно ответила юная королева. Питер опять покосился на брата и едва заметно вздохнул. Эдмунд, которого поднятая тема явно нервировала, сказал:
– Да, Кара сыграла большую роль в изысканиях Люси. Не так ли, сестра?
– Верно, за что ей большое спасибо! – воскликнула девочка, и не заметив, как ловко ее увели в сторону. – Эти знания нам всем очень пригодятся.
– Люси, ты только не обижайся, – начала мягко Сьюзен, – но лучше бы они нам никогда не пригодились. Понимаешь…
– Целитель тем и хорош, что если не работает, это значит, что все здоровы, – подметил мудрый Питер.
– Или что все умерли и лечить некого, – ляпнул Эдмунд, чем испортил весь эффект. Следующая минута была полна беззаботной возни, в ходе которой Питер пытался втолковать брату, что не следует так встревать в философские рассуждения государя Нарнии, а тот возмущался и требовал объяснить, в чем же он неправ. Сьюзен, опершись щекой на подставленную руку, наблюдала за этой картиной, которая вызывала необъяснимое тепло внутри, где-то очень глубоко…
Но наступило время расходиться. Как-то незаметно все разбежались по своим делам. Люси упорхнула к мистеру Тумнусу, который наверняка так соскучился по своей любимице! Стоило девочке вспомнить о фавне, как ее и след простыл, только подол платья мелькнул в дверном проеме. Питер же невзначай предложил Эдмунду зайти к нему в гости. Сьюзен, услышав это тихое, не предназначающееся для ее ушей приглашение, вздохнула. Ее на тайное совещание братья явно не звали. Ну и пусть, у нее и своих дел хватает! Эта легкая обида, словно девушку отодвигают в сторону, не могла испортить настроения в столь счастливый день, но тем не менее отложилась в памяти. Королева грациозно поднялась и удалилась.
Питер был спокоен, чего об Эдмунде сказать было нельзя. Он чувствовал, что послужило поводом для уединенной беседы, и не отводил от брата несколько напряженного взгляда. Ожидания его оправдались: когда короли пришли в покои государя, где никто не мог их подслушать, повисло неловкое молчание, в течение которого Верховный задумчиво смотрел на младшего. Тот не выдержал первым.
– Да, это то, что ты подумал, – отчеканил он. – Это та самая Кара, да, ты прав!
– Ведьма, которую ты спас? – уточнил спокойно Питер. Эдмунд скрестил руки на груди и кивнул, гордо и в то же время с вызовом.
– Именно так.
– Ей можно доверять? – задал единственный вопрос государь. Он не стал вдаваться в подробности, прося дать короткий и емкий ответ. Младший король тихо вздохнул.
Что он мог ответить? Ведь точно сказать он ничего не мог, ибо не ведомо, как повернется жизнь в дальнейшем. Одно было известно наверняка: за прошедшие три года Кара не подала ни единого повода для подозрений. Несмотря на то, что Маркус, приближенный Освальда, присматривал за ней, как и за другими двумя спасенными, у воина не было поводов думать, что в Теребинтии осталась живая колдунья. За это время на острове не возникали волнения, крестьяне жили мирно и радовались этому. Эдмунд слышал пару раз, что болтают люди: что, мол, ведьмин рыцарь распугал всю нечисть серебряным клинком, – но, как и прежде, не обращал внимания на слухи.
Возможно, то, что Кара оправдала оказанное ей доверие, и разбило лед, который их поначалу разделял. Юноша по прибытии отнесся к «старой знакомой» очень настороженно и резко. Он и подумать не мог, что увлечение Люси целительством заставит его бродить по лесам в компании ведьмы, за которой он в той же чаще и охотился! Судьба порой подшучивала над своими неразумными подопечными. Однако отпустить сестру одну в дремучий лес, да еще вместе с Карой, к которой королеву направили, он, разумеется, не мог. Вот и приходилось забираться в самую глушь, проваливаясь в ямы, измазываясь в грязи, чтобы отыскать неведомый цветочек, который оказывался таким невзрачным, что прямо злость брала! Потраченных усилий стоил бы выточенный из драгоценных камней бутон, а не это недоразумение. Но конечно, Люси видела в несуразном растении гораздо больше смысла, а это значило, что Эдмунд, приводя себя по вечерам в порядок, на следующий день пачкался еще больше. Невольно он восхищался Карой, которая так гармонично вписывалась в хвойный, густой лес. Будто тень, скользила ее стройная фигура меж толстых стволов. Руки аккуратно, бережно приподнимали ветви, чтобы Люси могла пролезть под ними, а капли росы поблескивали в темных косах подобно бриллиантам. В такие моменты сильнее всего ощущалась сила, пронизывающая ее кровь и плоть, неведомая, могущественная… Но не вызывающая страха. Чем больше времени Эдмунд проводил в компании Кары, чем больше за ней наблюдал, тем меньше угрозы чувствовал рядом с нею. Это было странно – интуиция никогда его не подводила и предупреждала об опасности, а подле ведьмы король не ощущал беспокойства.
Трудно хранить гордое молчание, по уши измазавшись в грязи. Следуя за неугомонной Люси по пятам, Эдмунд порой испытывал непреодолимое чувство высказать все, что он думает об удобстве их пути. Девочка явно была занята, а кроме Кары, никого под рукой не было. Слово за слово, и привычка болтать по ходу дела возникла сама собой. Как растаял лед недоверия и опаски, так и юноша нашел в ведьме острую на язык собеседницу, с которой можно было и поругаться в обоюдное удовольствие, и просто поговорить. И хотя ощущалась в ней деревенская простота, необразованность, его это совсем не смущало. Благо, он не был похож в этом плане на Сьюзен, страдающую некоторым снобизмом. Кара компенсировала незнание сообразительностью и живым умом, но свое мнение отстаивала с невероятным упрямством. Переубедить ее в чем-либо было довольно трудно. Время несколько усмирило ее непокорный и дерзкий нрав, но защищать свою точку зрения девушка по-прежнему была готова до последней капли крови, как тогда, бесцеремонно ворвавшись в покои Эдмунда и устроив там форменные разборки. Теперь она казалась более спокойной, то ли сдерживая себя в присутствии чужеземного правителя, то ли немного повзрослев. Три прошедших года изменили как и ее, так и самого юношу, что из загнанного призраками прошлого мальчишки превратился в человека более рассудительного и хладнокровного.
