Текст книги "Golden Age (СИ)"
Автор книги: Kaisa123
сообщить о нарушении
Текущая страница: 56 (всего у книги 57 страниц)
– Что ты хотел мне сообщить? – орландка вытерла слезы и глубоко вздохнула. – Ты ведь не просто так пришел.
– В стране продолжаются беспорядки, моя госпожа, – печально ответил фавн. – Народ полон возмущения и требует ответов. Он бунтует, и нам не удается подавить его гнева… Без крови. Армия также жаждет объяснений, моя королева.
– Значит, и врагов нам не нужно, – Арханна чуть усмехнулась, горько, безнадежно. Восстания повторялись все чаще с того момента, как в народ просочились слухи о том, что правители бесследно исчезли. Кто стал первым, кто пустил сплетни, неизвестно, да и неважно теперь. Нарнию охватило страшное волнение. Не делалось никаких официальных заявлений, ибо они поставили бы точку в том, о чем Арханна боялась даже помыслить. Это рождало новую волну слухов и новые возмущения. Народ вдруг спохватился, что власть перешла от их идолов, их легенд к двум чужестранкам, не имеющим к Нарнии никакого отношения. Неизвестность, неопределенность родили ярость: да кто они такие, чтобы покушаться на места королей и королев?! Никто! И пока женщины пребывали в безутешной тоске по ушедшим мужьям, нарнийцы бушевали все сильней. Нарния сжигала саму себя изнутри. Не нужно было ни Тархистана, ни Тельмар, ни Эттинсмура – жители справлялись и сами.
– Скоро они подойдут к столице, Ваше Величество. Я не смею предложить такое, но…
– Ты предлагаешь мне побег? – тихо спросила Арханна.
– Я… – Тумнус не мог и представить, что скажет такое. Его подстегнуло сочувствие и личная глубокая симпатия к женщине, что обладала такой душевной силой. – Толпу сдержать невозможно. Она может выйти из-под контроля и стать для Вас опасной. Учитывая Ваше положение, а также известную дружбу с королем Лумом, нельзя не…
– Да, я знаю. Подданные Питера считают, что теперь, когда ни его, ни остальных нет на местах, Орландия подомнет Нарнию, – ровно ответила Арханна. – С моей на то подачи. Кара, ты слышала этот бред?
Серебряная королева, скользнувшая внутрь, коротко кивнула. Тумнус и не заметил бы стройную фигуру, облаченную в темный шелк. Поступь Кары была неслышной, мягкой, лицо – бледным и равнодушным, словно происходящее ее нисколько не трогало. Глаза, в отличие от глаз Арханны, чистые, не покрасневшие, будто и не плакала она. Хотя смысл в слезах для той, у кого отобрали не просто любовь – жизнь, которой было это чувство? Из-за гордой осанки, внешнего безразличия злые языки болтали, что ведьма-то и не расстроена вовсе. Душа леса не умеет любить ничего, кроме чащи, шептались они. Тумнус был согласен лишь в одном – теперь она не полюбит ничего. Такое не повторяется дважды.
Арханна тихо выдохнула и встала. Фавн бросился ей помогать, но королева покачала головой и справилась сама. На таком сроке переживания могли привлечь беду, однако то ли целители, то ли Кара отводили ее прочь. Верховная королева выпрямилась и спросила:
– Скоро народ подойдет к столице?
– Если Ореиус будет сдерживать его также успешно, завтра к утру.
– Передай ему, что не нужно этого делать. Пусть приходят, – произнесла Арханна, прищуриваясь и сжимая кулаки. Голос ее обрел силу, до сих пор скрытую, стал решительным. В нем зазвенела сталь не менее острая, чем Риндон, спрятанный в сокровищнице. – Вели объявить по всей Нарнии: любой, кто жаждет ответа, получит его этим вечером с балкона Кэр-Параваля. Я дам этот ответ.
– Это очень опасно, моя госпожа! – всплеснул руками старый фавн. – Вам не стоит выходить к людям в Вашем положении.
– Я не позволю им разрушить то, что Питер с братом и сестрами строили столько лет! – воскликнула Верховная королева Нарнии. В глазах ее сверкнуло потухшее пламя. – Не сегодня. Не при мне. Это приказ, Тумнус. Послужи и мне верой и правдой… Как им.
Фавн чуть поклонился. Никакие слова не выразили бы в полной мере почтения и уважения, что он испытывал по отношению к этой женщине. Когда Тумнус ушел, Арханна неловко поправила платье и обратилась к Каре.
– Я не могу выйти к подданным в таком виде. Мне очень неудобно просить об этом, но…
– Я помогу, – безразлично ответила та. На язык просились остроты, что нет в мире лучшей служанки чем она, да так и не прозвучали вслух. Зачем? Зачем делать хоть что-то, когда все потеряло смысл? Кара прикрыла двери, и через полчаса Арханна вышла совсем в другом обличье. Волосы ее были тщательно убраны, лицо немного посвежело, а когда навстречу выбежали Франческа и Лукас, и вовсе преобразилось. Они накинулись на мать с объятьями. Женщина улыбалась, чувствуя, как силы вливаются в нее по капле. Их радостный лепет звучал громче шума толпы у ворот дворца. Ореиус по воле королевы отозвал стражей, и жители беспрепятственно смогли попасть к Кэр-Паравалю. Арханна поцеловала сначала дочь, потом сына, вдыхая неповторимый детский запах. Она не имеет права проиграть. Ради них, ради их благополучия она должна выстоять – и выстоит. Кара ждала впереди – тень в осветившемся на миг коридоре. В ее истерзавшейся душе что-то шевельнулось. Давний страх огромной толпы, что ждала королев снаружи, под главным балконом. Вспомнилось пламя костра, трепещущее так близко от кожи, жаркое, жадное, неистовое, готовое поглотить ее. Сравнится ли оно с тем огнем, что сожгло сердце дотла? Кара опустила глаза. Конечно, нет. Она и так горит.
Накрапывал мелкий, неприятный дождь. Он жалил не больней сотен взглядов, что устремили нарнийцы на вышедших королев. Выкрики, что волновали толпу, стихли. Воцарилась тишина – пугающая, звенящая. Арханна оглядела собравшихся во дворе Кэр-Параваля. Разумные звери, фавны, дриады, наяды, люди… Великаны застыли вдалеке, но их отлично было видно. Все они ждали ее слов, от которых зависит будущее Нарнии. Обратится ли она в пепел или продолжит жить – это определится спустя несколько минут. Как тут не заробеешь?
Верховная королева Нарнии выпрямилась и выкрикнула:
– Нарнийцы! Вы собрались здесь в недобрый для Нарнии час. Прежде мне не хотелось расстраивать вас, однако, вижу, то стало предметом сплетен и пересудов. Я бы сказала, что мне жаль слышать это, кабы не горе, что нас объединяет, – народ с трепетом ловил каждое ее слово. Арханна глубоко вздохнула и продолжила спокойней: – Нарнийцы. Короли Питер и Эдмунд, королевы Сьюзен и Люси бесследно пропали. Эти два месяца мы искали их. Оттого и не было никаких официальных заявлений – нечего было заявлять.
– Что же изменилось теперь? Вы нашли их или как? – выкрикнул кто-то. Толпа загудела, задвигалась. Арханна подняла руку, и голоса вновь затихли.
– Нет. Не нашли, но это не повод отчаиваться! Вера порой творит чудеса. Благодаря ей пророчество сбылось. Пришли четверо, что победили Белую Колдунью и принесли в эти земли мир и счастье. Они положили на это свои жизни, не щадили себя – так разве могут они не вернуться? Кто посмеет сказать, что Нарния не была им всего дороже, пусть выйдет вперед и посмотрит мне в глаза!
Никто не посмел и пошевелиться. Ни накрапывающий дождь, ни порывы ветра не заставили хоть кого-то шелохнуться. Только за своей спиной Арханна заметила движение. Побледневшую Кару мистер Тумнус уводил прочь. На освободившееся место тут же встали Ореиус и Онур. Суша и море. Верховная королева сжала кулаки и сказала негромко – каждый ее услышал:
– Я верю в то, что однажды короли и королевы вновь ступят в свои владения. Только увидеть они должны цветущие луга и благоухающие леса, а не пустыни и пожарища. Ненадолго покинули они нас, и наш долг, наша обязанность – сохранить то, что было создано. Сохранить и приумножить! Или вы хотите встретить их запустением?
– А если они не вернутся? – тихий вопрос заставил всех вздрогнуть. Он прозвучал подобно грому среди ясного неба, высказал все страхи, что Арханна хоронила глубоко внутри. Ей не хотелось даже мысль такую допускать – это было слишком больно. С другой стороны, она осталась в Нарнии за главную и предусмотреть должна любой исход.
– Тогда на трон взойдут их дети. Законные наследники, они займут троны Кэр-Параваля, когда придет их срок, – твердо произнесла женщина. – Я знаю, о чем болтают во мраке ночи. Я не родилась в Нарнии, это верно. Однако нет для меня вещи важней, чем благо моих – и Питера! – детей. Они слишком малы, чтобы взять власть в свои руки. Старшей из них всего четыре года. И я клянусь, когда младшему исполнится десять, они взойдут на престол! Клянусь жизнью своих детей – нет для матери клятвы крепче и священней.
Толпа зашепталась и принялась потихоньку рассасываться. Жители, кажется, остались довольны услышанным и расходились по домам. Арханна, не дрогнув, вернулась во дворец и тут же пошатнулась. Стойкость стоила ей немалых сил. У нее получилось усмирить народный гнев и потушить пожар, что едва не разгорелся. Облегчение нахлынуло, словно морская волна на берег, но было и беспокойство.
– Что с Карой? Где она? – слуги ответили, что ей стало дурно. Позвали лекарей, их вердикт никому не известен. Арханна поспешила к подруге так быстро, как только могла. Сейчас они вдвоем и остались друг у друга. Две королевы, потерявшие своих королей. Навсегда ли?
Орландка ворвалась в комнату без стука. Дриады, которые уже собирались уходить, низко поклонились. Кара сидела на кровати, уставившись в одну точку и никак не реагируя на происходящее. Похоже, она была чем-то шокирована. Арханна присела рядом, дотронулась до ее дрожащей руки и тихо позвала по имени. Та медленно обернулась, и жгучая смесь из осознания, тоски и светлой печали глянула на нее из глубины серых глаз.
– Они не вернутся, – прошелестела Кара, высвобождая руку. Арханна не расслышала, наклонилась ближе. Серебряная королева Нарнии положила ладонь на живот и повторила еле слышно, обреченно: – Не вернутся. Не в этот раз.
***
– Франческа! Лукас, Кэтрин! Идите сюда! – голос Верховной королевы едва перекрывал шум и гам, что царил за дверями. Она была на редкость взволнована и не обращала внимания на выбившуюся из-за уха прядку волос. Та, светлая, как и четырнадцать лет назад, вывернулась из простой прически и плена золотого обруча, что венчал голову Арханны. Женщина огляделась – времени было крайне мало, нужно все успеть!
– А меня последней позовут, потому что я старше! – уверенно говорила подвижная девочка, подскочившая к матери первой. Даже в длинном платье она умудрялась быть ловчей спокойного мальчика, что шел за ней, совсем не торопясь.
– Ну и черт с тобой, – протянул Лукас флегматично. Кэтрин рядом с ним, помладше возрастом, застенчиво улыбнулась. Ей было неловко соглашаться с братом, ведь это обидит сестру, зазнайство которой иногда выводило из себя. Арханна нахмурилась, и перепалка сразу прекратилась. Строгую, бесконечно любящую их мать дети всегда слушались. Даже выстроились в рядок, дабы королева могла всех их осмотреть.
– Франческа, ну как так? Церемония еще не началась, а ты уже порвала кружева. Дай сюда руку, – вытащив из собственной прически булавку, Арханна закрепила пострадавший краешек и приступила к следующему. – Лукас, ты моя умница! Чистый и аккуратный.
Мальчик величественно кивнул и, когда мать повернулась к Кэтрин, показал старшей сестре язык. Та мигом ответила тем же, даже превзошла его ожидания. Арханна сразу повернулась к ним – она спиной чувствовала эти терки. Франческа ослепительно улыбнулась, показывая искреннюю любовь к невозмутимому брату. Тот даже бровью не повел.
– Надеюсь, в тронном зале вы не будете так делать, – проворчала Арханна. – Так, Кэтрин, с тобой тоже все хорошо. Вы все вроде бы готовы.
– Готовы, мам, готовы, – Франческе не терпелось выйти в зал. Ради такого торжественного момента можно было потерпеть и платье, струящееся до самого пола, и хлопотанье Арханны, которой недолго осталось быть действующей Верховной королевой. Впрочем, изменится лишь официальная расстановка сил. Пока еще принцесса никогда не оставит свою мать, не покинет и не предаст. Станет той поддержкой и опорой, какой та была для них троих эти четырнадцать лет! Будет достойной дочерью своего отца… Все мысли отразились у Франчески на лице. Лукас незаметно наступил ей на ногу, призывая быть сдержанней. Сам он не воспринимал предстоящую коронацию как что-то необычное. К этому их готовили с малолетства, так нечего и удивляться! И волноваться тоже не стоит. Младшая Кэтрин, поймав взгляд брата, потупилась. На щеках ее зацвел стеснительный румянец. Тихая, робкая Кэтрин, ей было далеко как до энергичности Франчески, так и до рассудительности Лукаса. Добротой она обошла их обоих.
Убедившись, что все в порядке, Арханна посмотрела на своих детей. Как же быстро они выросли! Какими статными и взрослыми стали! Материнское сердце переполнила гордость. Жаль, что их не видит Питер. Он также был бы необычайно горд теми, кто следует его заветам и примеру. Верховная королева незаметно утерла увлажнившиеся глаза. «Мама!» – воскликнула Франческа и бросилась ей на шею. Следом, всхлипнув, кинулась Кэтрин, которая совсем не чувствовала себя взрослой. Лукас вздохнул и не стал отрываться от ранимого женского коллектива. Он первым заметил, что в комнате они не одни. По его предупреждающему пинку сестры тут же отлепились от матери и глубоко поклонились.
– Леди Кара, – сказали они хором, не поднимая голов. Королева, устремив на них непроницаемый взгляд, чуть кивнула. Волосы вместо кос убраны в простую прическу, стройная фигура облачена в темное закрытое платье из шелка. Только серебряная корона сияла на голове, скрадывая морщинку меж бровей и делая ее моложе. Рядом с гордой, надменной женщиной стоял черноволосый мальчик. Он кивнул Каре и направился к Арханне, пряча в карман какой-то маленький предмет.
– Уолтер, дорогой мой, – растроганно произнесла Верховная королева, обнимая его. Четвертый из будущих правителей прильнул к ней в ответ и мягко ответил:
– Спасибо, тетя.
Арханна одернула его темно-синий, отделанный серебром камзол. Расправила плащ, спадающий с плеч. Уолтер был во многом похож на свою мать. Та же стать, высокомерная осанка, форма глаз. Только вот взгляд был отцовский: насмешливый, с задорными огоньками в глубине, то медово-карий, теплый и веселый, то темнеющий, жесткий и требовательный. Это выдавало в нем наследника Эдмунда Справедливого да улыбка, которая редко появлялась на скуластом лице. Не тот у мальчишки был характер. Только взгляд – и сразу ясно, чей он сын. Как же жаль, что отец о существовании Уолтера не узнает никогда…
Чувствуя, что слезы вновь подступают к горлу, Арханна выстроила ребят в ряд и отступила на шаг. Вот они, будущее Нарнии, следующее поколение, живущее по заветам своих родителей, величайших правителей, вошедших в историю. Четверо, как и гласит пророчество. Кара дернула задумавшуюся подругу за рукав, напоминая, что пора идти. Арханна спохватилась и, напоследок подмигнув детям, вышла через запасную дверь. Королевы просочились в тронный зал, полный народа. Кануло в небытие время, когда Кэр-Параваль посерел. Теперь он вновь сиял, и сверкали в солнечных лучах витражи. Кентавры выстроились, образовав почетный коридор, и трепетали на стенах алые знамена с оскалившимся львом. Нарнийцы, наполнившие дворец до отказа, затаили дыхание, когда пропели роги и двери распахнулись.
Они шли, зная, кому какое место полагается. На их плечи возлагалась немалая ответственность. Трудно править после тех, чей век прозвали Золотым, но этим ребятам такой вызов был по плечу, ибо готовились они к тому с младых лет. Уолтер сжал кулаки, более всего боясь упасть. В ладонь врезался старый ключ от Птичьей башни, врученный ему матерью. Поверхность от частого использовался стала гладкой, отполированной ладонью того, кого мальчик никогда не видел, о ком только слышал рассказы. На него да на Кэтрин нарнийцы смотрели с сочувствием – они никогда не видели своих отцов. И если девочка всегда опускала глаза и огорчалась, Уолтер смотрел прямо. Он сжал ключ до боли в пальцах, когда Помона назвала его имя. Самый младший, единственный наследник Серебряного короля. Казалось, он поддерживал сына через теплый металл своего наследия – ключа и серебряной короны, которую водрузили Уолтеру на голову. Венцы знаменитой четверки исчезли, как и их владельцы, вместо них излили новые – чем-то похожие, но все же другие. Уолтер поднялся с колен выпрямился. Его первым провозгласили королем, и он устремил решительный, горящий взгляд поверх голов собравшихся. Он будет достоен. Он добьется этого во что бы то ни стало.
Кэтрин вся залилась румянцем, ощутив на голове непривычную тяжесть. Помона ободряюще улыбнулась ей и проследовала к Лукасу. Тот и не волновался, бросив на мать довольный взгляд. Последней короновали Франческу. Она была необычайно серьезна и собранна, осознавая честь, ей доверенную. Самая старшая, самая пламенная и отважная, она занимала место государя, не уступая ему ни в силе духа, ни в мужестве. Престарелый мистер Тумнус, которому юные фавны помогли прийти во дворец в такой день, вытер слезы носовым платочком. В осанке юных королей и королев он увидел тень тех, кто давным-давно подарил Нарнии мир и спокойствие. Теперь четыре трона занимали их наследники, несущие в себе отпечатки предшественников. Франческа, сила воли Питера Великолепного. Лукас, рассудительность Сьюзен Великодушной. Уолтер, решительность Эдмунда Справедливого. Кэтрин, доброта Люси Отважной. Они были будущим Нарнии – и в то же время подвели черту прошлому, которое минуло безвозвратно. За десять с лишним лет легендарные правители так и не вернулись, не подали знака. Верить в их возвращение постепенно перестали.
– Когда ты уезжаешь? – тихо спросила Арханна, не в силах оторвать глаз от детей, ставших такими взрослыми.
– Сейчас, – ответила Кара без каких-либо эмоций. Это слово заставило орландку повернуться к подруге лицом.
– Как же? – растерянно прошептала она. – В такой радостный день ты не останешься? Не будешь праздновать с нами? А как же Уолтер?
– Он знает, – коротко ответила серебряная королева. Публика взорвалась аплодисментами. Франческа опустилась на свой трон. Наступил новый век, и некоторые чувствовали себя в нем лишними. Потому Арханна не стала отговаривать подругу и пытаться переубедить. Она печально улыбнулась.
– Пусть будет так. Удачи тебе, Кара. И… – женщина не закончила. Пожелание счастья было бы лишним. Вместо этого она неуверенно приобняла подругу, и та не стала отстраняться. То был первый за много лет раз, когда Кара подпустила себе кого-то так близко. Пожалуй, Арханна была единственной, кто мог понять боль и тоску, отчаяние и неверие, ибо пережила нечто подобное. Ведьма из Теребинтии и дипломатка из Орландии – немалое их связывало, но и пропасть была огромна. Из-за нее Арханна и оставалась в Нарнии навсегда, а Кара покидала волшебный край.
Когда кентавры расступились и к новоиспеченным монархам хлынул поток нарнийцев с поздравлениями, женщина растворилась в толпе. Ее время здесь закончилось еще тогда, в день летнего солнцестояния, когда Эдмунд ушел. Для Арханны народ стал семьей, для Кары ею являлся один человек. С его исчезновением не было смысла в том, чтобы оставаться в том месте, что пропитано воспоминаниями. Лишь одно удерживало Кару целое десятилетие – и теперь эти оковы спали.
Много она размышляла о том, кого бы выбрала, мужа или сына, спроси ее судьба. Видно, таково ее проклятье, плата за силу, роднящую с лесом, – семья так и не собралась воедино. Небеса позволили сделать обмен, этот фундамент древней магии, когда Эдмунд сражался с Тельмар. Во второй раз судьба не стала интересоваться мнением Кары, и то было причиной ее отстраненности от сына. Да, Уолтер ни в чем не был виноват, однако видя его, королева неизменно вспоминала, какую цену заплатила за его рождение, и не могла простить. К тому же, в нем с годами проступало все больше черт человека, которого Кара так любила, которого никогда больше не встретит. Уолтер был похож на Эдмунда, но не был им, и мать не могла этого вынести. Не было между ними любви, только холодное почтение. Мальчик рос, привязываясь к строгой, но любящей его тете. От нее он и узнавал о своем отце. Каре было слишком больно вспоминать о тех светлых годах. Впрочем, кто она такая, чтобы проклинать судьбу? Та сделала ее несчастней всех, отобрав саму жизнь, воздух, коим женщина дышала. Но та же судьба одарила королеву счастьем, которое не каждому выпадает, – настоящей, волшебной любовью, страстной и самозабвенной, неповторимой. Ради нее и умереть не жаль, даже так, медленно, теша себя прошлым.
За спиной гремела музыка. На парадной лестнице она звучала куда тише. Кара спускалась медленно, проводя ладонью по перилам. Она прощалась с местом, которое стало ей домом, пусть на краткий срок. Кэр-Параваль видел и слезы, и улыбки, знал и беды, и радость. Теперь в нем будет счастлив кто-то другой. Ее время истекло, и тот, кто поможет сбежать отсюда, ждал внизу, у дверей дворца. Знатный лорд из Гальмы, который посватался, не надеясь на согласие высокомерной королевы. Он получил заветное «да». Никто не одобрял такого поступка Кары. Нарнийцы шептались, что негоже вновь выходить замуж, после такой-то потери. Уолтер и тот смотрел на мать с негодованием, будто она предала самое важное – память младшего короля. Та же память не давала Каре покоя. Ею полнилась Нарния, но она не могла заменить Эдмунда. Королева задыхалась здесь, ибо нечем было больше дышать, некем – и решила бежать, использовав первую подвернувшуюся под руку возможность. Наверняка и сам лорд понимал, что его никогда не полюбят, ему никогда не улыбнутся и не позволят запустить пальцы в черные косы, что принадлежали лишь одному. Он не жаловался и подал Каре руку, проводив до самого причала.
Вот и корабль, который увезет ее прочь. Роскошное судно качалось на голубых волнах, приглашая к себе на палубу. Отдаленно он напомнил парусник, который причаливал к берегам Теребинтии каждые два месяца. Воспоминания сжали сердце Кары подобно раскаленным тискам. Она тихо произнесла:
– Я отойду ненадолго, – и зашагала вперед, не дожидаясь согласия. Рука медленно сняла с головы серебряную корону. Тонкий обруч упал во влажный песок, переливаясь в солнечных лучах, а королева пошла дальше по берегу, на который накатывали соленые волны. С шипением разлетались они в мельчайшие брызги, оживляя картины прошлого и возвращая его в настоящее. Вот выскакивает из леса одинокая фигура, облаченная в серое, и бросается бегом к кромке воды и суши. Она спотыкается, падает и снова встает, как и тот, кто бредет к берегу по пояс в воде. Душа леса, преданная лишь ведьминому рыцарю и только ему, прильнула к серебряному королю, и тот счастливо смеется. Чарующая история, сложенная крестьянами Теребинтии, не имеющая счастливого конца…
Кара остановилась, немного постояла, провожая глазами призраков былого, юных, опьяненных своей любовью и не ведающих, какой малый срок ей отпущен. Затем смахнула с подбородка текущие слезы и пошла обратно к пристани.
Корона так и осталась лежать в песке.
========== Эпилог ==========
– …и каждые три месяца Природа меняет свои одеяния, дабы служили они маяком суженому ее, на глаза слабому. Золотая мантия или зеленые одежды, белые меха или цветастый шелк – идет жених на свет во тьме, и воссоединяются два влюбленных сердца, чтобы спустя день вновь забиться в ожидании новой встречи.
Сьюзен прокашлялась. Она слишком долго говорила без остановки, и голос двенадцатилетней девочки совсем охрип. Люси за все время не произнесла ни слова. Она внимательно слушала нарнийскую легенду, положившую начало Суэр-Гуину и дню летнего солнцестояния. Когда история закончилась и Сьюзен замолчала, младшая из сестер натянула одеяло до самых ушей и тихо вздохнула. Ясно было, о чем она думает каждый раз, когда в спальне для девочек воцаряется тишина.
Сьюзен не нравилась вспоминать о том, чего уже не вернешь. Зачем бередить старые раны? Впрочем, к ней Люси пришла самой последней. Питеру было явно не до нее. Эдмунд огрызался на всех, не только на сестренку, и связываться с ним было себе дороже. Все злые и словно с цепи сорвались. Да, трудно смириться с тем, что они покинули Нарнию, которой так долго правили. Да, сложно привыкнуть к прежней жизни, но с каждым днем это давалось все легче. По мере того, как стирались воспоминания, прежняя школьница Сьюзен Певенси вытесняла королеву Сьюзен Великодушную. Дай ей сейчас в руки лук, вряд ли стрела попадет в центр мишени. Она достигнет цели, но через пару недель и этого не будет. Разве все так плохо? Наконец они увидят маму, ведь обратный поезд уже завтра умчит братьев и сестер домой, прочь от платяного шкафа, открывшего тропу в новый мир. Жаль, что для остальных дом был уже не здесь, а там, среди зеленых лугов и полей, густых лесов и журчащих ручьев. Там, где резвятся наяды, играют на дудочках фавны и морской бриз надувает алые паруса роскошных кораблей. Для всех расставание с Нарнией стало трагедией, и только Сьюзен ловила себя на том, что даже рада этому.
Ее жизнь там так и не сложилась. Королева, которую все любили, которую обожали и боготворили, не нашла того, чего жаждало ее сердце. Она была любима, но так и не полюбила в ответ. Сьюзен успела смириться с этим и прожить последний год вполне мирно, сдружившись с собственной печалью и убедив себя, что большего ей и не нужно. Самообман разлетелся вдребезги, когда за деревьями мелькнул волшебный Белый Олень, исполняющий желания. У нее, Сьюзен, было то самое желание – запрятанное в самые глубины, оно вынырнуло наружу, почувствовав близость свободы. Не потому ли королева первой мчалась за Оленем, больше похожим на лесного призрака? Не потому ли подгоняла всех остальных? Для других это было забавой, небольшой авантюрой. Она боялась упустить дарованный судьбой шанс и надеялась, что магия поможет ей заглушить тоску, притупить боль. Разумная королева, ценившая всегда логику, отчаялась настолько, что поверила в колдовство. Сказать, что оно не сработало, не поворачивался язык. Судьба коварна: желания порой могут осуществляться. Сьюзен хотела изменить свою жизнь, прекрасную, веселую, но неизменно одинокую – и получила тот шанс, о котором молила Оленя. Теперь ей было не двадцать семь, а вновь двенадцать. Ушедшие юность и молодость вновь в ее распоряжении, как и уроки, полученные в Нарнии. Сьюзен может прожить эти пятнадцать лет заново, руководствуясь полученным опытом, – разве не хорошо это? Наверное, само наличие вопроса показывало, что не очень. Радоваться тому, что родных терзает хуже пытки, было бы слишком эгоистично. Сьюзен сочувствовала им, но не понимала, зачем так рвать душу на куски. Пора бы взять себя в руки и начать жить нормально!
Люси свернулась калачиком и задремала. Завтра было рано вставать на поезд, но сестры как обычно засиделись. Не было в их распоряжении ни уютной гостиной, ни друзей рядышком, чтобы коротать вечера за оживленной беседой. Сьюзен неслышно поднялась, запахнула халат. Не помешало бы проведать мальчиков. Эдмунд наверняка не спит и придется его укладывать силком, с ссорой и руганью. Питер, единственный, кого младший брат слушался, сейчас не был помощью, на которую Сьюзен привыкла рассчитывать. Он ушел в себя, и никому не под силу было проломить стену, которой доверчивый Питер отгородился от прочего мира. Девочка не могла себя заставить его за это отругать.
Питер тосковал. Ему, как государю Нарнии, волшебная страна вошла в душу, в плоть и кровь и выходила оттуда с невыносимой болью. Брат, кажется, помнил все: каждый уголок, брошенный теперь на произвол судьбы… Свою семью, которую он оставил. Когда четверка вывалилась из шкафа, то не осознавала, что их история закончилась. Возврата больше нет, и задняя стенка не приоткроется, не пропустит в лес, где призывно горит фонарь. Сьюзен покорно позволила воспоминаниям уходить, лицам – стираться, прекрасному сну – забываться с каждым днем. Питер сопротивлялся, как мог. Его ломало, будто упорство могло взять верх над магией. Только после разговора с профессором Керком Верховный король чуть успокоился. Он не мог смириться – просто пытался принять ненавистный факт. Сьюзен не удивилась, когда нашла его кровать пустой. Государь, которым Питер никогда не перестанет быть, в последнюю перед отъездом ночь пошел прощаться. Кровать Эдмунда также была пуста.
Питер, прежде открытый и добродушный, мало разговаривал. Привычка держаться стойко и с достоинством не покидала его и впредь. Разве что на родных, случайно забравшихся в самую душу, мальчик мог рявкнуть, о чем позже очень жалел. Эдмунд переживал выпавшее им испытание противоположным образом. Он мог сорваться, накричать, чего за спокойным и хладнокровным королем прежде не водилось. Наверное, трудно было из сильного мужчины вновь стать мальчишкой. Сьюзен пару раз слышала грохот на другом конце дома. Мечи, взятые из рыцарских доспехов, были брошены неподалеку. Кто из братьев брал оружие, догадаться было нетрудно. Справиться с Эдмундом девочка не могла. Питер на помощь не приходил. Это злило: с чего это она должна всех вразумлять? В то же время внешнее спокойствие Питера Сьюзен радовало. Она была не одна в своих стараниях, не одна силилась привыкнуть к прежней жизни! Тем странней было то, что оба брата решили прогуляться, игнорируя миссис Макриди. Благо, Сьюзен знала, где полуночников следует искать.
Ноги сами привели ее в коридор, по которому они совсем недавно бежали, ища убежище от злобной смотрительницы. Девочка то и дело оглядывалась: не хватало на нее наткнуться. Еще издалека она услышала странный шум, в котором признала звуки борьбы. Сьюзен ахнула и побежала как можно скорее. Ее худшие догадки подтвердились. В комнате со шкафом шла ожесточенная драка, точнее, ее жалкое подобие. Эдмунд с рычанием пытался врезать брату что есть сил. Питер, куда выше и крепче, без особых усилий удерживал его кулак и смотрел с явным непониманием. Сьюзен застыла на пороге, придерживая дверь. Слова укора так и не слетели с губ, стоило ей заметить на глазах Эдмунда слезы. О чем безмолвно спорили братья, отчего в карих глазах впервые за долгие годы светилась зависть, а в голубых – внезапное осознание и сочувствие? Сьюзен не понимала и охнула, когда ее грубо оттолкнули с дороги. Эдмунд не церемонился и выскочил из комнаты, стоило этой странной зрительной связи распасться, а спору – завершиться. Девочка посмотрела на Питера. Тот выглядел виноватым, оттого несчастным, однако объяснять ничего не стал. Сьюзен, смирившаяся с колющей обидой давным-давно, спрашивать не стала.
Эдмунд летел, не разбирая дороги. Загрохотали доспехи, в которые он врезался на бегу, – плевать! Оглушительно хлопнула дверь за спиной – ну и черт с ней! Слезы, предательские слезы, которых младший король Нарнии не лил сколько лет подряд, застилали взор. Они душили, не давали останавливаться. Меньше всего Эдмунд хотел, чтобы его увидели пускающим сопли, но было слишком больно и обидно. Потому он бежал, куда глаза глядят, пока не споткнулся на очередной лестнице. Это добило, снесло последние барьеры. Так и сев на ступенях, мальчишка обнял колени и, уткнувшись в них лицом, глухо зарыдал.
