Текст книги "Golden Age (СИ)"
Автор книги: Kaisa123
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 57 страниц)
В служебные помещения, так кстати пустующие, зашел Питер. Он был один: негоже обоим нарнийским правителям покидать трибуны до окончания турнира. Сьюзен рвалась к брату, но государь был непреклонен и велел ей остаться, сказав, что справится и сам. Поспешно спустился он вниз, понимая, что спокойствие Эдмунда на ристалище было наносным, притворным, а в душе у него царит настоящая буря. Буря, что взглянула на него из глубины карих, блестящих глаз.
– Ты как? Живой? – спросил встревоженно Питер. Глубокая вмятина, оставленная на доспехах копьем противника, его пугала, но брат только головой покачал. Синяк, расцветающий на коже, его волновал меньше всего. Верховный король взял юношу за плечи, немного встряхнул и спросил негромко: – Что произошло?
– Я проиграл, Пит. К чему глупые оправдания? – процедил тот, снова отворачиваясь. Государь настойчиво повторил свой вопрос и добавил:
– Я же видел, что что-то случилось после второго заезда.
– Седло не было закреплено надежно… – выдавил Эдмунд, поддаваясь его требовательному взгляду. Внутри него все протестовало. Смысл искать причины для того, чтобы стереть с себя этот позор? По-любому это его ошибка, недочет, который король по неведомой причине упустил, хотя стремился предусмотреть все. – Подпруга держалась на честном слове, когда я вышел на третью сшибку…
– Вот почему вы тогда совещались… – ахнул Питер. Филлип уныло кивнул.
– Я предлагал сняться с соревнований, ведь это небезопасно, но король Эдмунд не пожелал этого…
Питер не стал спрашивать у брата, почему тот не покинул ристалище по своей воле. И так было понятно, что без боя младший король не сдавался. Видимо, он решил бороться до конца и молиться, чтобы ремень, удерживающий седло на спине у коня, выдержал нагрузку. Теперь Верховному королю стал понятен маневр юноши, когда тот постарался уклониться от копья Рабадаша – ведь рывок, последовавший за мощным ударом, как раз и угрожал целостности подпруги. Увы, избежать его не удалось, и седло подвело своего всадника. Ремень лопнул, и удержаться на спине у Филлипа стало невозможно. Это объясняло все, кроме одного момента.
– Но как это могло случиться?! Ты же все проверял буквально перед выходом на ристалище…
– Я не знаю, Питер, не знаю! – выкрикнул в сердцах Эдмунд. – Да и какая теперь разница, если…
Вдруг он осекся, посмотрев на вход в помещения со стороны трибун. Питер оглянулся через плечо и увидел там Корина. Маленький принц стоял против света, из-за чего его хрупкая, невысокая фигурка казалась черной на белом фоне. Эдмунд глубоко вздохнул, беря свой гнев и отчаяние под контроль. При мальчике бушевать он явно не хотел, хотя ему редко когда бывало так тошно, как сейчас.
– Корин, что ты тут делаешь? – спросил у принца Питер. – Возвращайся к королю Луму.
– Он отпустил меня, – ответил мальчик, приближаясь к нарнийским правителям. Корин остановился рядом с Эдмундом, который изо всех сил крепился и старался не показывать своих чувств, и искренне сказал: – Вы храбро сражались на турнире. Не расстраивайтесь, пожалуйста!
– Спасибо, Корин, – ответил тот немного хрипло и присел на корточки. Мальчик захлопал глазами, когда младший правитель потрепал его по светлым, взъерошенным ветром волосам и произнес: – Видишь, путь воина состоит не только из побед, но и из поражений. И только от твоей силы духа зависит, что будет следующим.
– Вы победите в поединках, обязательно! – воскликнул Корин пылко. Эдмунд усмехнулся.
– Как же, ты желаешь победы мне, а не своим рыцарям?
– Ну… И им тоже… – замялся маленький принц, который пока не задумывался о таких тонкостях. Юноша опять потрепал его по волосам и подтолкнул к выходу, избавляя от необходимости отвечать на столь сложный вопрос. Стоило Корину отвернуться, как улыбка с лица дипломата Нарнии пропала, а в глазах промелькнула не угасшая боль и горечь. Перемена это была настолько мимолетна, что Питер поразился самообладанию младшего брата, который даже сейчас, потерпев поражение от руки своего врага и получив такой удар по гордости, не терял достоинства. Государь окликнул принца и спросил, что происходит на ристалище, кто пробился в финальную пару.
– Наш рыцарь и царевич Рабадаш, – ответил Корин беспечно. Кабы Питер знал, что истина будет такова, то не стал бы задавать этот вопрос, ибо Эдмунд глухо рыкнул, будучи неспособным сдержаться. Тем более что принц уже успел убежать прочь.
Рабадаш. Ну конечно, победа над фаворитом турнира вырастила у него за спиной крылья, кто бы сомневался! Почему-то юноша точно знал, кто в итоге победит. Тархистанский царевич просто не может упустить такого случая, не в его это характере. Неважно, кто сейчас ему противостоял, – огонь в крови южанина пылал такой силы, что он любого бы мастера одолел, Эдмунд это чувствовал. Проигрывать было обидно, а Рабадашу – невыносимо. Так что король процедил, что с него довольно, и, вручив уздечку Питеру, зашагал прочь. Гром аплодисментов и шум толпы, взорвавшейся торжествующими криками, заставил его ускориться, чтобы не стать частью празднующих победу гостей турнира. Чью именно – Эдмунд знал и так.
Остаток дня прошел просто отвратительно. Каждый, кто был хоть немного с королем знаком, считал своим долгом утешить его и приободрить, словно Эдмунд в том нуждался! Поначалу он никак не реагировал. Затем это стало раздражать. Потом бесить. Под вечер юноша уже втайне ненавидел любого, кто затрагивал эту злободневную тему. Да, он проиграл, хотя все считали, что уж в конской сшибке Нарния возьмет верх над другими странами! Но черт возьми, невозможно учесть все и вся. Как воин он сделал все, но за качеством снаряжения не уследил. Дубленая кожа подвела его в самый ответственный момент. И смысл сейчас сожалеть о несделанной работе, которая так сильно сказалась на результате? Смысл вздыхать и плакаться? Было очень обидно признавать свое поражение, особенно когда он так стремился к победе, прикладывал столько сил ради ее достижения, но куда деваться? Эдмунд допустил ошибку, а Рабадашу повезло ею воспользоваться. Честь ему и хвала за это, тут ничего больше не скажешь. Повернись судьба чуть иначе, его соперником в роковой заезд стал бы кто-нибудь другой и было бы не так тяжело переносить горечь проигрыша. Это неудачное совпадение, но каждый, да будет он проклят, каждый считал жизненно необходимым поддержать нарнийского владыку! Кто-то в-открытую радовался победе Тархистана. Южане ходили раздувшиеся от гордости и довольства. Рабадаш и вовсе возомнил, что его долг – постоянно мозолить королю Нарнии глаза. Под вечер хотелось разодрать его на мелкие клочки. Лум же, отличающийся тактом и осторожностью, ничего не сказал на этот счет, лишь напомнил, что турнир не окончен и впереди еще поединки, не менее торжественная и важная часть соревнований. Эдмунд знал, что выложится на полную. Иначе и быть не могло.
Но до этого сладкого момента следовало еще дожить, а юноша уже начал сомневаться в том, что сможет это сделать. Вряд ли его допустят до участия, если он прямо сейчас ударит сладкоречивого орландского вельможу, который так пространно и философски рассуждал о сложном пути воина, что сдерживаться не было сил. Со сломанной челюстью ему будет куда труднее чесать языком, а он хотя бы душу отведет… На торжественном приеме, организованном тем же вечером, такое поведение вряд ли оценят по достоинству. Улыбка, которой Эдмунд одаривал собеседника, предупреждала о том, что ее получившего ждут невероятные муки, если он не уберется вон отсюда. Благо, вельможа это быстро понял и исчез. Тихо выдохнув, король взял со стола кубок с вином, высматривая в толпе родных. Питер беседовал с Лумом, Сьюзен упросили показать свое мастерство в игре на арфе. Долго ее склонять к этому не пришлось, и в воздухе витала мастерски сыгранная мелодия, объединяющая и изящество Орландии, и чарующую, волшебную простоту Нарнии.
Высший свет не прощает ошибок. Точно хищная птица в небесах, высматривает он малейшие проявления слабости, чтобы сплетнями взрастить из хилого семечка целое дерево, которое раздавит своими корнями допустившего эту оплошность. Здесь каждое движение, каждое слово оценивается строжайшим образом, хотя приятная музыка и улыбки собеседников создают обманчивое ощущение расслабленности. Ему нельзя верить. Все игроки на столь высоком уровне точно выверяют сказанное, и даже малейший жест просчитан до мелочей, пусть и кажется небрежным. В таком мире нужно уметь жить и крутиться. Эдмунд отныне умел.
Ему, полномочному представителю Питера Великолепного во всех дипломатических поездках, было жизненно необходимо научиться этому сложному искусству. Улыбаться, когда на душе скребутся кошки. Скрывать свою боль внутри, никому ее не показывая. Играть учтивыми словами, как ножами, нанося собеседнику слабые, но болезненные порезы, и сносить ответные с высоко поднятой головой. Замечать каждую мелочь и отслеживать те, что касаются его самого, ибо враги Нарнии не дремлют. Единственная оплошность, и интриганы сразу возьмутся за свое древнее ремесло, а Эдмунд как никто другой знал, насколько бесценна вовремя полученная информация. Не он ли шпионил за тварями Джадис, сражаясь с ними в лесах, строя ловушки на их пути? Теперь также пристально следили за самим младшим королем, и с этим приходилось считаться. Приходилось держать заявленную планку, и не только лишь ему. И Питеру. И Сьюзен.
Старшая королева, пожалуй, привыкла к высшему свету даже больше, чем Эдмунд. Характер у него был непростой, и спокойствие с хладнокровием в нем уживалось с пылкостью и жарким сердцем. Порой сдержаться было непросто. Сьюзен же ощущала себя как рыба в воде. С вызывающей зависть легкостью скользила она сквозь ряды разодетых орландок, невозмутимо вела светские беседы, гармонично вписывающаяся в это окружение… И резко выделяющаяся из числа прочих знатных дам.
Сьюзен Великодушную было также просто разглядеть в толпе, как и Питера Великолепного. Все они научились жить в этом мире политики, но слиться с вельможами так и не сумели. Да и надо ли было стараться? Ведь они нарнийцы и несут это в своих сердцах, выбиваясь из общего ряда. Простота среди вычурного великолепия, про которую никто не посмеет сказать «наивная», – как старшая королева, грациозной фигурой затмевающая всех своих собеседниц. Сила, что не нуждается в роскошных украшениях и бьющем в глаза блеске, ровная, спокойная, не кричащая, но могущественная, – как государь Нарнии. Да, старших правителей Эдмунд мог высмотреть в первое же мгновение, где бы они ни находились. Сьюзен играла на арфе, а Питер разговаривал о чем-то с лордом Эснеком, который сменил отвлекшегося на сына Лума. Корину было скучно среди взрослых, и его отправили спать.
Младший король отвел взгляд. Когда в круг знати выходил брат – а делал он это не так часто, предпочитая не покидать Нарнию надолго, юноша отходил на второй план, плавно и незаметно. Говорить одно и то же в два голоса было бессмысленно, а спорить с ним на публике Эдмунд считал неприемлемым. За границей, вдали от дома, лишь в единстве их сила – а в чужом замке даже у стен есть уши. Об этом никогда нельзя забывать, и потому младший король уподоблялся тени государя, что следует за ним неотрывно… И пользуется тем, что яркий солнечный свет Питера делает его самого менее заметным. Пока Верховный король говорил, младший внимательно оглядывал толпу, подмечая каждую мелочь. Кто с кем больше общается, кто кому более выказывает расположение и симпатию. Ему, командующему тайной полицией, раскинувшему сеть из соглядатаев по всему материку, любая деталь могла намекнуть на новый союз, готовящееся соглашение. Политика точно дождевая вода, что после ливня собирается в могучий поток. Неизвестно, куда она потечет… Но исследовав рельеф почвы на его пути, можно сделать догадки и подготовиться к ним. Иногда – даже вырыть в ключевом месте ямку или проложить колею, направив поток в нужном направлении… Знания – это сила, сопоставимая с мощью оружия, звенящего на поле боя. Знания были его, Эдмунда Справедливого, миром, в котором он царил и становился все более искусным.
Вот герцог Гальмы беседует с королем Лумом. Орландец хотя и ловкий притворщик, все же скучает. Юноша не так уж часто общался с ним, но приметил, когда тот не видит в беседе особого смысла. Герцог же рассыпается в комплиментах, хваля организацию турнира и восхищаясь богатством его хозяев. Гальма – маленький остров у берегов Нарнии, и войны они боятся точно смерти. Потому и подлизываются ко всем – на случай, если страна Аслана вдруг потеряет свою независимость.
А вот хихикают, жеманно обмахиваясь веерами, знатные орландские дамы. То и дело они восхищенно вздыхают, наблюдая за тем, как вылизывается бархатный кот. Это несносное существо привезли с собой тархистанцы. Небольшое, но удивительное животное с широко расставленными ушами и внимательным, каким-то высокомерным взглядом умиляло этих дамочек. Кот бродил где хотел и когда хотел. У Корина он вызвал бурный восторг, но погладить себя так и не дал – такую вольность он позволял только южанам, да и то нескольким избранным. С другими кот не стеснялся проявлять характер, подчиняясь лишь хозяевам…
– Скучаете, король Эдмунд? – юноша чуть вздрогнул, услышав за спиной мягкий голос лорда Догана. Только его сейчас не хватало… Но это мог бы быть Рабадаш, и тогда дела бы обстояли гораздо хуже. Приближенного Тисрока хотя бы не хотелось утопить в бокале с вином, который король держал в руках.
– Какая разница, если Вы уже развеяли мое одиночество, – ответил король спокойно.
– Надеюсь, я не отвлек Вас? – поинтересовался лорд Доган. От чего? От созерцания толпы и выискивания первых признаков зарождающихся союзов между странами? От фальши, скользящей в их разговоре, сводило скулы. Эдмунд незаметно выдохнул. Он прекрасно представлял, для чего наставник Рабадаша подошел к нему. И потому решил сломать его игру с самого начала.
– Что Вы, я и сам собирался подойти, – ответил король. – Должен же я поздравить Тархистан с блистательной победой на турнире? Царевич выступил просто превосходно. Увы, не могу высказать ее лично, ибо Рабадаш так подвижен сегодня – стремится выпить свой триумф до дна, однако Вы же поделитесь с ним услышанным, верно?
– Конечно. Очень приятно слышать похвалу от такого мастера, как Вы, – поклонился лорд Доган, пристально глядя на юношу. Эдмунд чуть прищурился, пытаясь выискать в ровном тоне намек на издевку, которая там просто обязана быть. Никто из Тархистана пока не давил на его поражение, следовало ожидать, что рано или поздно это случится. – Очень жаль, что Вы не встретились с Рабадашем в финале – думаю, это был бы славный бой!
– Кто знает, что случилось бы, – ответил Эдмунд равнодушно. Сколько он ни искал, не ощущал подвоха, и это как раз таки его и тревожило. Он слишком много общался с южанами, чтобы понять то, что они никогда не упустят случая ужалить. И приближенный Тисрока не заставил его долго томиться в ожидании.
– Вы ведь не расстроены? Не обижаетесь на нашего царевича? – лорд Доган чуть усмехнулся. – Все же победу пророчили Вам…
– Вы забываетесь, – ледяным тоном оборвал его Эдмунд. Глаза его сверкнули. – Каждый, кто вступает на ристалище, мечтает о победе. И разумеется, я не удовлетворен результатом и буду сражаться в поединках за звание лучшего с прежним пылом. Однако Рабадаш отлично показал себя. Как я могу злиться на того, кто победил заслуженно? Вы оскорбляете меня таким вопросом, а это Вам явно не по чину.
– Что Вы, как можно… Это мудрые слова, Ваше Величество, – лорд Доган едва заметно прищурился. Никому не понравится, когда его так резко осаждают и указывают ему его истинное место. Король смерил его долгим взглядом, чуть кивнул и отвернулся. Хотел бы он, чтобы и сердце его, что с такой неохотой подчинялось голосу разума, было столь же мудрым. Злость жгла, мучила, но скорее на самого себя – за то, что позволил себя победить, не ухватил удачу за хвост и та щелкнула его им прямо по носу. Однако выплескивать свою обиду будет так по-детски, недостойно короля Нарнии, что Эдмунд затолкал чувства поглубже и подметил с усмешкой:
– Так что Рабадашу не стоит расслабляться. Как все уже убедились, этот турнир полон неожиданностей.
– Я передам ему Ваши слова, – лорд Доган поклонился и растворился в толпе. Эдмунд проследил за ним взглядом и с неудовольствием увидел Рабадаша, светящегося торжествующей улыбкой. Тархистанцы покидали праздничный вечер в полном составе, да и остальной народ начал потихоньку расходиться. Да, битвы грядут нешуточные… Опростоволосившись на конной сшибке, он не имеет права на ошибку, иначе вся их миссия с Питером полетит к чертям. Они ведь хотели продемонстрировать всему миру, что Нарния как никогда сильна – а он так бездарно все профукал. Аслан, какой позор…
Гости незаметно покидали пиршественный зал. Эдмунд был бы не прочь последовать их примеру – за день он невероятно устал и вымотался, а светский прием выпил последние силы. Глазами младший король нашел Питера. Тот на пару со Сьюзен говорил с герцогом и герцогиней Гальмы и словно почувствовал на себе пристальный взгляд младшего брата, который без слов спрашивал, понадобится ли еще. Государь едва заметно качнул головой. Эдмунд, поняв намек, плавно двинулся к дверям. Перед тем, как уйти, он убедился, что воины, охраняющие Верховного короля, находятся на своих местах.
Юноша понятия не имел, догадывается ли Питер о масштабности мер безопасности, которые принимаются при покидании им Нарнии. Вряд ли они могли укрыться от его глаз, однако он никогда не заводил о том разговора, предоставляя Эдмунду возможность делать все, что тот считал нужным. А стремление его оградить государя от возможного покушения стирало все границы. Младший король подключал весь свой ум и смекалку, чтобы исключить малейшую возможность добраться до брата. Иногда он даже ставил себя на место коварного убийцы, выискивая возможные пути, чтобы после их перекрыть. До того, как нога Питера переступала порог отведенных ему покоев, те тщательно осматривались. Еда, подаваемая ему лично, проверялась прямо у дверей – имелся печальный опыт, который Эдмунд не желал повторять. Всюду, незаметно для окружающих, Верховного короля сопровождали верные воины, и юноша по возможности держался рядом. По его особой просьбе его покои находились по соседству с теми, что отвели Питеру – лорд Эснек лично за этим проследил. Что в Кэр-Паравале после покушения Эдмунд перебрался в комнаты, максимально близкие к брату, и остался там, что здесь стремился находиться под боком, чтобы если что подоспеть на помощь.
Очень хотелось спать, ведь сутки выдались тяжелые донельзя. С утра – турнир и обидное поражение, потом день, полный взывания к Аслану с просьбой дать ему терпения, а под конец еще и этот прием, за который он ни разу не присел… Младший король едва подавил стон, рухнув на кровать. Как же хорошо было в Нарнии – не нужно притворяться, строить из себя неведомо кого. Все же своя страна была родней Орландии и любой другой державы, сколько бы хозяева ни упражнялись в гостеприимстве. Жизнь там была беспечной и радостной, несмотря на все проблемы, что возникают при управлении государством. К ним правители уже привыкли и в поиске решения даже находили удовольствие, ведь видеть плоды своих трудов – что может быть более достойной наградой? Поскорее бы вернуться к Люси. Интересно, как она там, справляется? Судя по тому, что в окно не стучали птицы с дурными вестями, все было в порядке. Да и кто бы сомневался, это же Люси…
Словно в ответ его мыслям, в стекло кто-то настойчиво застучал. Эдмунд со вздохом сел, снял с головы серебряную корону. Венец в гостях он носил постоянно и его уже не замечал. А ведь когда-то обруч казался тяжелым и неудобным…
– Не успел подумать, как явился глашатай бед… – проворчал король, впуская Меара внутрь. – Что стряслось?
– Чем я заслужил такое лестное имя, Ваше Величество? – проворчал филин, плавно опускаясь на стол и царапая отполированное дерево когтями. Эдмунд подумал, что после его отъезда эти роскошно обставленные покои будут нуждаться в ремонте. – Далеко не всегда я приношу плохие новости. Да и сейчас просто хотел Вас проведать.
– Спасибо за заботу, но не стоило, – вздохнул юноша, потрепав его по перьям. – Ничего ужасного ведь со мной не случилось. Переживать не о чем.
– Однако…
– Меар, не раздражай меня. И так голова болит от выслушанных речей, полных сочувствия мне и моему горю, – поморщился Эдмунд. – Я не хочу более об этом говорить. Скажи мне лучше, как в Нарнии обстоят дела.
Филин подчинился и поведал все, что узнал от пернатых гонцов. Младший король не любил покидать Нарнию на долгий срок. Две роли, им исполняемые, противоречили друг другу: посол не вылезал из разъездов, а глава тайной полиции должен быть в курсе всего, что происходит в мире, что в пути сделать не так-то просто. Приходилось выкручиваться.
Выслушав Меара и отдав некоторые рекомендации, Эдмунд велел его не трогать до самого утра. Глаза смыкались, и он не стал противиться естественной усталости, заснул прямо так, не раздеваясь и не расправляя постель. Филин преданным стражем застыл на спинке кровати, будто вырезанный из дерева, неподвижный. Но стоило королю забыться сном, еще неглубоким, как в двери постучали. Он поморщился, не желая просыпаться, но стук повторился. Да что ж такое, ни минуты покоя нет… Эдмунд сел, взъерошенный и рассерженный, спросил, в чем дело. Внутрь ступил воин, дежуривший у дверей, и доложил, что явился слуга, ответственный за снаряжение.
– Как он посмел явиться, да еще и в такой час? – процедил юноша, протирая уставшие глаза. Этого фавна, не оправдавшего возложенных на него надежд, он велел понизить в должности. Еще бы, не уследить за качеством материалов, используемых для изготовления сбруи для Филлипа! Между прочим, упав вместе с седлом, Эдмунд мог и шею себе сломать. Что бы без него тогда все делали, а? Слезы лили бы и ныли, не иначе… Вина слуги, не уследившего за тем, что было ему вверено, велика, а король не отличался милосердием к тем, кто плохо выполнял свои обязанности. – Пусть уходит.
– Простите, Ваше Величество, но он говорит, что дело срочное, – возразил, низко опустив голову, страж.
Выслушивать причитания провинившегося у Эдмунда не было ни сил, ни настроения. Он старался быть справедливым к подданным, ведь никто не застрахован от ошибок, но некоторые стоили слишком дорого. Потому он велел передать слуге, что не расположен к разговору – по крайней мере, сейчас. Если тот так хочет, то может прийти утром. Однако страж доложил, что фавн настаивает на своем и не желает уходить, только повторяет, что это очень важно.
– Хорошо, пусть зайдет, – и если окажется, что повод неуважительный, то слуге придется сильно пожалеть о своем упрямстве. Терпение у юноши хоть и велико, но не безгранично. Особенно когда его будили посреди ночи. Потому он довольно холодно уставился на склонившего голову слугу и велел:
– Говори, что хотел, и уходи.
– Ваше Величество, прошу простить за беспокойство, но то, что я хочу сказать, действительно крайне важно, – пролепетал тот. – Уверяю, ни я, ни другие мастера не виновны в том, что произошло…
– Из-за этого ты меня разбудил? – воскликнул Эдмунд раздраженно. – Мы ведь это уже обсуждали! Разве не ты отвечал за сбрую Филлипа? Не ты ли нес за это ответственность? Отвечай!
– Я, но…
– И ты смеешь заявлять, что наказание, мною определенное, несправедливо? – карие глаза сверкнули гневом. Конечно, его вина тоже имеется, проглядел дефект, но не может же король следить за всем и вся! И если необходимо высматривать такие мелочи помимо государственных дел, то тогда для чего нужны слуги?! – Тебе было доверено тщательно за всем следить, но ты не выполнил свои обязанности, как полагается! Да еще и являешься ко мне с претензиями.
– Простите, Ваше Величество, однако материалы, из коих было сделано Ваше седло, были высочайшего качества, – тихо ответил фавн. Эдмунд с шумом выдохнул.
– Ты намекаешь на мастеров, что они недобросовестно выполнили свою работу? – юноша прищурился и резко добавил: – Если ты считаешь, что перекладывая вину на других, добьешься моей милости и прощения, то ошибаешься. Ты в любом случае должен был заметить все заранее, ибо в том и состоит твоя задача!
– Но… – начал было фавн, но король резко взмахнул ладонью, не дав ему сказать еще хоть слово.
– Довольно. Этот разговор не имеет смысла. Мое решение не изменится. Уходи и радуйся, что за твою наглость я не ужесточаю наказание.
– Ваше Величество, седло было в полном порядке, это могут подтвердить и мои помощники, и множество других нарнийцев! – воскликнул фавн. – Асланом клянусь, это так!
– Асланом? – Эдмунд, уже успевший отвернуться, пристально посмотрел на слугу. Стражи, пришедшие, чтобы вывести упрямца из покоев, были тут же отправлены прочь. В голосе короля явственно зазвучали угроза и предупреждение. – Тебе ведь известно, что лгать, принося такую клятву, нельзя ни в коем случае? Что тогда выйдет, что ты служишь богине Таш, покровительнице наших «друзей» с юга?
– Я готов поклясться хоть тысячу раз, мой король, – взволнованно, но твердо произнес слуга, – что подпруга не могла лопнуть сама по себе.
– Что ты имеешь в виду? – нахмурился Эдмунд. Фавн замялся, опустил глаза, нервно переступая с копытца на копытце. – Ну же, я жду!
– Я не уверен… Доподлинно установить это невозможно… Однако… – промямлил тот. Король скрестил на груди руки, теряя терпение. Он слишком устал, чтобы тратить целый час на бессмысленное бормотание. Фавн, ощутив его раздражение, собрался с силами и выпалил: – Ремень могли подрезать, Ваше Величество.
– Подрезать? – с недоумением переспросил Эдмунд. Фавн кивнул, заметно сглатывая. Юноша нахмурился. Это немыслимо. Этого быть не может. Он же лично все проверил прямо перед выходом на ристалище, ну практически перед выходом. Уж испорченную сбрую он бы наверняка увидел!
Он хотел уже было заявить слуге, что тот лжет и невероятной гипотезой пытается себя выгородить, однако в душе вдруг возникли сомнения. А если тот не врет? Не будет ли его резкость слишком поспешна? Нужно все обдумать.
– Если ты клевещешь на кого-то, дабы обелить себя, то понижением не отделаешься, – процедил король, посмотрев слуге прямо в глаза. – Из дворца вышвырну без жалости и сожаления.
Фавн только голову опустил, принимая его волю как данность. Эдмунд прикусил губу. Если допустить, что он говорит правду, что седло и впрямь было в полном порядке, то когда его могли испортить? И кто? Голова отказывалась работать, ведь поспать юноше так и не удалось. Виски неприятно ныли, а память не желала воскрешать события утра. Так, он пришел в служебные помещения вместе с Питером. Филлипа уже снарядили к тому моменту. Затем король проверил сбрую коня и не нашел в ней изъяна, после чего заговорил с братом. И… Сердце пропустило удар. И тогда к ним подошел Рабадаш.
Мысли заметались в голове безумным вихрем. Царевич был как никогда любезен, что Эдмунда и изумило. Это отвлекло и его, и Питера с Филлипом. Рабадаш обошел их кругом, избавив от необходимости оборачиваться назад. Почему путь его был столь длинен? Остальные же тархистанцы находились точно за спиной коня – на положенном им месте. Вокруг было очень шумно, а все внимание нарнийцев приковал Рабадаш. Неужели это они?.. Но как? Ремень достаточно толстый, и чтобы его подрезать быстро и незаметно, нужны сноровка и очень острый предмет. Например… Ятаган, который имелся у каждого южанина на поясе.
Эдмунд уставился перед собой, не способный осознать до конца правду, что ему открылась. Так подпруга лопнула не случайно, не по велению судьбы, а с помощью врагов? С их подачи младший король рухнул с Филлипа на полном скаку, так и не пробившись в финал, не достигнув победы, едва не разбившись? Его поражение было коварно подстроено?! Юноша сжал кулаки, чувствуя, как душу наполняет злость. Не может быть. Они с Рабадашем, конечно, не ладят, но чтобы тот пошел на такую подлость… Ведь он знал, наверняка знал, раз пошел отвлекать – и у него это получилось, черт возьми! Бесчестная тварь. Эдмунд не ожидал от южан ничего хорошего, но и мысли не мог допустить, что они падут так низко. Все же, требуя благородства от себя, невольно ожидаешь его и от других – хотя бы в малой мере.
Охрипшим голосом младший король отправил слугу прочь. Тот, чувствуя, в какую ярость приходит правитель, поспешил ретироваться и даже не спросил, какая участь его в итоге ждет. Эдмунд думал совершенно не об этом. В ушах шумела кровь. Теперь он был полностью уверен в причастности Рабадаша! А он царевича еще и поздравил! Сердце охватило пламя, требуя немедленно отправиться к тархистанцам и разорвать виновника на куски. Растерзать в клочья, ибо такого оскорбления король стерпеть уже не мог.
– Ваше Величество… – окликнул его несколько боязливо Меар. Король резко развернулся к филину. В глазах его бушевало неистовое пламя.
– Почему я об этом заговоре ничего не знал? – прошипел он разгневанно. – Разве наш шпион не проник в самое сердце Тархистана? Разве не приехал сюда вместе с делегацией?
– Насколько мне известно, да, – ответил взволнованно филин. Эдмунд глубоко вздохнул, но это не помогло ему охладить пожар, что разгорался в сердце. Все, на что его хватило, – это понизить голос, чтобы никто не услышал их разговора, даже стражи у дверей.
– Тогда какого черта он прохлаждается вместо того, чтобы верно служить Нарнии? Вместо того чтобы проникать в самые сокровенные тайны и знать обо всем, что замышляют эти негодяи?
– Вероятно, ему не удалось… – начал было Меар, но юноша перебил его:
– Мы столько сил потратили на то, чтобы его туда внедрить! Столько усилий было для того приложено, а толк? Где толк, Меар?! – Эдмунд перевел дух, сжимая в ярости кулаки. – Видишь, к чему это привело. Из-за вашей нерасторопности и моей неосторожности весь мир стал свидетелем моего позора на ристалище, подстроенного Тархистаном. Неизвестно, удастся ли мне поставить южан на место и доказать могущество Нарнии… А вдруг наш агент переметнулся на сторону врага?
– Это невозможно, Ваше Величество, – возразил филин твердо. – Он вызывает у меня абсолютное доверие.
– Все равно свяжись с ним. Только не возбуждай подозрений, – приказал король, скрещивая на груди руки и хмурясь. – Отныне он не должен смыкать глаз ни на миг. Чтобы не упускал ни единого слова из разговоров этих предателей, а если его поймают – молчал как рыба! Если Тисрок узнает, что в его дворце орудует наш шпион, то мы дорого за это заплатим.
