Текст книги "Одинокий волк. Жизнь Жаботинского. Том 1"

Автор книги: Шмуэль Кац

сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 53 страниц)

Неужели было недостаточно, что правительство дало ему возможность назначить собственную комиссию по расследованию вместо судебного разбирательства, как того требовало положение вещей, – именно для защиты его администрации от заслуженного позора?

Теперь казалось, что он стремится вовлечь правительство в публичный скандал в прессе и в парламенте, неизбежно разразившийся бы в случае блокирования законной апелляции Жаботинского.

Алленби действительно имел все основания быть довольным отчетом комиссии[809]809
  Отдел парламентских документов, Иностранный отдел 371/5122/Е 10893/85/44 и Е 11096/85/44.


[Закрыть]. Стратегия была простой и хитрой. Большая часть отчета, озаглавленная «Арабский иск» (стр. 3-40), состояла из сочувственного перечисления каждой жалобы арабов и каждого наговора на евреев и основывалась – так же положительно – на центральном утверждении: Палестина принадлежит арабам, евреи – надменные пришельцы, собирающиеся лишить арабское население их прав и имущества. Что же касается значительно более короткой главы «Еврейский иск» (стр. 40–53), упоминавшей еврейское право на Палестину, только чтобы его опровергнуть, большую часть ее занимала полемика с Майнерцхагеном. Одной выдержки из отчета достаточно, чтобы продемонстрировать уровень аргументации и метода расследования комиссии, составлявшей дело против сионизма: «несомненно, русский большевизм подкапывается и к югу, от Кавказа до Дамаска, и в самой Палестине, к самому сердцу сионизма. Значительное число еврейских иммигрантов придерживается большевистских взглядов, а клуб „Поалей Цион“, организованный, по слухам, лейтенантом Жаботинским, несомненно большевистская организация. Особенно привлекает внимание циркуляр, выпущенный этим клубом после беспорядков, непосредственно отметающий сионистское руководство и рассуждающий о мировом пролетариате и социальной революции (стр. 39–40)».

Отчет обсуждал и сами беспорядки. Описав в политической части как серьезны были тяготы арабов и объяснив таким образом, хоть и не извинив, убийства, насилие и грабеж, отчет не мог, естественно, и не стал, винить за них евреев. Комиссия сумела даже продемонстрировать сочувствие жертвам и сочла возможным критиковать местные иерусалимские власти, особенно полковника Сторрса, оказавшегося единственной паршивой овцой в невинной администрации.

В отчете раскрывался факт, который мог бы немедленно обосновать апелляцию Жаботинского. Администрация снимала с себя ответственность за арест господина Жаботинского и возлагала ее на военные власти. Но обвинения разрабатывались в юридическом отделе администрации! И на этом комиссия не остановилась. В сдержанных, но однозначных выражениях она раскритиковала обращение с Жаботинским: "Учитывая обстоятельства, несомненные основания для обеспокоенности в еврейской общине; объявленные чисто защитные намерения организаторов обороны; постоянные консультации, включавшие местное начальство и военные власти, проводившиеся руководством после начала беспорядков; факт зачисления части оборонцев в качестве особых полицейских при активном содействии господина Жаботинского, – учитывая все это, а также роль господина Жаботинского как организатора Еврейских батальонов для службы в британской армии, суд находит необходимым занести в протокол свое мнение, что арест и осуждение господина Жаботинского были неправомочными".

Поэтому неудивительно, что одной из причин, по которой Керзон не принял предложения Алленби, был урон, который публикация отчета нанесла бы не только сионистским, но и британским интересам.

Другой убедительной причиной была безнадежность угроз сионистскому руководству, не пользовавшемуся влиянием или авторитетом у Жаботинского. Он в любом случае добивался бы своей цели. Это даже подтвердило письмо из Сионистской организации.

По истечении шести дней и многостраничных дебатов среди высших чинов в Иностранном отделе один из них, сэр Джон Тилли, очевидно потерявший всякую надежду, предложил, чтобы Иностранный отдел "переслал требования Жаботинского в военное министерство на обсуждение, с запросом, есть ли достойная техническая причина для пересмотра его приговора, но отмечая, что для соблюдения покоя в Палестине были бы лучше дела снова не открывать".

Итак, наконец эта идея была представлена главе Иностранного отдела, заместителю министра лорду Хардингу. Он вынес безапелляционное суждение: "Дело лейтенанта Жаботинского должно быть безоговорочно отправлено в военное министерство на рассмотрение. Мы не можем действовать иначе. По справедливости к господину Жаботинскому, не следует предъявлять в военное министерство соображение относительно нежелательности каких-либо действий".

Его поддержал Керзон. 23 сентября апелляция была отослана в Военный совет в Военном отделе[810]810
  За исключением владения револьвером Жаботинским и обвинения, что Малка ранил арабского нарушителя порядка.


[Закрыть]. Военное министерство, армейский совет и главный юрисконсульт армии действовали без промедления. Уже 5 ноября военное министерство передало позицию главного юрисконсульта армии в Иностранный отдел. Ни в одном отделе не собирались саботировать предложения главного юрисконсульта. Но прошло еще три месяца прежде, чем Жаботинский и его товарищи были осведомлены официально, что суд был аннулирован и приговоры отменены[811]811
  2 сентября 1920 г.


[Закрыть]. Причиной задержки была взаимная неприязнь между Иностранным отделом и Военным: каждый желал, чтобы аннулирование объявил другой.

Жаботинский ничего не знал об этих бюрократических дрязгах и считал, что должен действовать для ускорения судебного процесса. По прибытии в Лондон в сентябре он проконсультировался с юристами, а три месяца спустя снова, с юридической фирмой. Возможно, следуя их совету, Жаботинский 29 декабря написал в Иностранный отдел, прося ускорить решение вопроса. Он, наверное, так никогда и не узнал, что давно уже выиграл эту битву за себя, за Малку и за остальных товарищей. И выиграл, к тому же, совершенно один, – поскольку сионистское руководство не только отмежевалось от его апелляции, но и отказало ему в просьбе возместить юридические расходы.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ

ПРИБЫТИЕ Жаботинского в Лондон с Анной и Эри 1 сентября 1920 года было отмечено обширными, в большинстве своем – доброжелательными, газетными сообщениями.

Он же, со своей стороны, продолжал придерживаться примирительного тона, принятого в Иерусалиме. Он и его соратники, заявил Жаботинский в "Таймсе", "вышли из тюрьмы такими же верными и преданными друзьями Англии и почитателями английского правосудия, как и прежде". Но тут же дал понять, что ждет от британского правосудия полной отмены итогов судебного процесса.

Рассуждая о Герберте Сэмюэле, Жаботинский нарисовал розовую картину будущего Палестины: "Мне доводилось слышать мнение, что, как только сэр Герберт Сэмюэл приобретет популярность среди арабов, он потеряет ее у евреев. Я так не считаю. Каждый еврей в Палестине понимает, что он – британский верховный уполномоченный, посланный править Палестиной в согласии с Лигой Наций – в духе правосудия для всех. Что же касается строительства еврейского отечества, мы полагаемся на свой честный труд, а не на несправедливое обращение с нашими соседями"[812]812
  3 сентября 1920 г.


[Закрыть].

В интервью "Джуиш кроникл" он повторил похвалу Сэмюэлу, которого характеризовал как "честного просиониста". Это, по его словам, "гарантия чрезвычайно обнадеживающей перспективы". Но одновременно Жаботинский решительно подчеркнул требования, выдвинутые Палестинской еврейской конференцией в декабре 1918 года: "Чтобы обеспечить еврейский национальный очаг, мандат должен содержать одно положение. Он должен включить условие, что кандидатура на пост Верховного уполномоченного всегда будет утверждаться Сионистской организацией. В исключительных обстоятельствах следует найти возможным механизм, по которому правительство представит Сионистской организации список из десяти, пятнадцати или двадцати имен и ограничит их выбор этими кандидатурами".

"Джуиш кроникл" приветствовала его полной энтузиазма редакционной колонкой и с приятным удивлением отметила: "Внешне его неприятный опыт на нем никак не отразился", нет никаких признаков "подавленного духа или сожалений. Напротив, со всем этим эпизодом он разделывается одним пожатием плеч. Господин Жаботинский кипит энергией и рвением, которые кажутся в нем неиссякаемыми, занять свое заслуженное место в национальном созидании в Палестине"[813]813
  Письма 25 сентября и 30 октября.


[Закрыть].

Сам же Жаботинский рисует три недели спустя другую картину. Он признается в письме Белле Берлин в такой подавленности, что не в состоянии сосредоточиться ни на одной серьезной проблеме. Месяцем позже это настроение снова находит выражение, теперь в более конкретной форме. "На днях мне минуло сорок лет. У меня нет ничего, кроме огромных долгов. Мне пора осесть в Палестине, заняться издательством или адвокатурой. Если со мною что-нибудь случится, что будет с моими?"[814]814
  Сумма пожертвований в Общинный совет должна была исчисляться 10 % месячного заработка


[Закрыть].

У него были основания для беспокойства. Он содержал не только жену и сына, но и семью в Иерусалиме. Он оставался единственной опорой для матери, которой было уже под восемьдесят, сестры, еще не нашедшей средств к существованию, и ее сына, ответственность за образование которого Жаботинский взял на себя.

В самом деле, 16 августа, перед отъездом из Палестины, он отдал финансовые распоряжения Лейбу Яффе, редактору газеты "Гаарец". Доход Жаботинского за июль и август, по всей видимости, целиком состоял из газетных авансов. Начиная с сентября он просил поделить ежемесячные 40 фунтов: 10 фунтов в Фонд восстановления Палестины[815]815
  Письма Вейцмана, том X, № 6.


[Закрыть] и 30 фунтов сестре. Он предупреждает Яффе не реагировать на сестринские возражения.

Что же касается будущего, рассказывает Жаботинский Белле, он надеется организовать в Лондоне группу попечителей для осуществления давней мечты: создания издательства в Иерусалиме.

Но уже в первый месяц пребывания в Лондоне он вынужден отказаться от мысли обустроить свои личные дела и вернуться в скором времени в Палестину: в начале октября Жаботинский принимает предложение Вейцмана взять на себя ведущую роль в срочном сборе фондов через Сионистскую организацию и, более того, присоединиться к ее международному руководству.

Вспоминая отношение Вейцмана к нему со времени погрома и его тюремного заключения (рецидивом этого был совсем недавний отказ Сионистской организации оплатить юридические расходы), столь быстрое их примирение кажется нелогичным. Но Жаботинский, несмотря ни на что, сохранял к Вейцману самые теплые чувства. Он не забывал поддержку Вейцмана в период одинокой борьбы за легион, дух товарищества, царивший в их разделенных мечтаниях в маленьком доме в Челси. Не менее важно и то, что для Жаботинского Вейцман оставался вождем, который, несмотря на разногласия, разочарования и даже нелояльность, всегда имел право призвать его на службу движению. Потому-то Жаботинский и был готов пренебречь нетоварищеским поведением Вейцмана и открыть новую главу в их отношениях – уверившись, что разделяет его политические взгляды. Кроме того, на него оказали влияние, по его воспоминаниям на Сионистском конгрессе в 1921 году, двое основателей "Керен а-Йесод", оба – старые друзья и почитатели из России: Исаак Найдич – один из очень немногих русских сионистов, поддерживавших его в битве за легион, и Гиллель Златопольский.

Инициативу проявил Вейцман. Приезда Жаботинского в Лондон он ждал с нетерпением. Еще до того, как Жаботинский выехал из Палестины, Вейцман продумывал его участие в программе сионистского дела. 7 августа он пишет Белле Берлин: "В ближайшем будущем ждем приезда Владимира Евгеньевича, хотя вестей от него нет. Думаю, он может отправиться в Америку. Нам нужны сейчас огромные суммы"[816]816
  Там же, № 12.


[Закрыть].

Дней десять спустя – Жаботинский все еще в Палестине – он спрашивает Соколова (в письме из Швейцарии, где он проводил отпуск): "Прибыл ли Жаботинский?"[817]817
  Там же, № 19.


[Закрыть] И 6 сентября снова спрашивает Соколова: «Видели ли вы Жаботинского? Что он намеревается делать?»[818]818
  Британские документы по международной политике, том IV, стр. 376. Керзон Ллойд Джорджу, 29 октября 1920 г.


[Закрыть]

20 сентября он вернулся в Лондон и поспешил повидаться с Жаботинским. Уже 25 сентября Жаботинский пишет Белле: "Встретились мы ласково. Он заговорил было со мною о вступлении в какой-то "Керен а-Йесод" (организация по мобилизации фондов за границей на развитие Палестины. Организована Всемирной сионистской организацией. – Прим. переводчика) – я даже точно не знаю, что это такое, – но я просто ему сказал, что моя цена – фунт живого мяса, prix fixe, и без торгу. Мои условия: бунт против мандата (мандат ужасный, он сводит на нет все значение Сан-Ремо); затем легион; реформа комиссии в Палестине; реформа Всемирного сионистского исполнительного совета (экзекутивы)".

На эти условия, рассудил Жаботинский, Вейцман явно согласиться не может. Таким образом, он продолжает работать над планом организации издательства в Иерусалиме. Достигнув этого, пишет он, он вернется домой в Палестину. "Если у меня будут деньги, я навещу Женеву".

Он, очевидно, ошибался в Вейцмане, чье мышление в то время мало отличалось от мышления Жаботинского. Вейцман был вовлечен в активные дипломатические усилия по предотвращению изменений первого проекта мандата, намеренно предложенных Керзоном[819]819
  Письма Вейцмана, том X, № 34, к Бальфуру, 1 октября 1920 г.


[Закрыть]. Эти изменения аннулировали бы привилегированную позицию «Еврейского агентства» (Сионистской организации) в организации публичных проектов. Что более существенно – они стерли бы упоминание в преамбуле к мандату исторической связи еврейского народа с Палестиной. Вейцман писал: «Выхолощенный таким образом мандат окажется с еврейской точки зрения почти обесцененным»[820]820
  Там же, № 35, 2 октября 1920 г.


[Закрыть].

Он не нуждался в подстегивании и по вопросу о реорганизации Всемирного исполнительного совета. Он сам жаловался на сложности работы в этом органе. Соколову он писал, что "смешно работать в настоящих условиях"[821]821
  Жаботинский Белле Берлин, 25 сентября 1920 г.


[Закрыть].

Более того, он удивил Жаботинского при их первой встрече сообщением, что, вразрез с убеждением Жаботинского, он оказывал давление на британское правительство для сохранения легиона и получил от генерал-адъютанта Макдоноу разрешение набрать в легион 500 новобранцев[822]822
  «Рассвет», 19 октября 1930 г. (цитируется Шехтманом, т.1, стр. 370).


[Закрыть].

В ожидании реакции Вейцмана на его требования, Жаботинский, тем не менее, обнаружил, что ему следует представить их в письменном виде. В письме от 7 октября он поясняет, что из бесед с людьми, получившими от Вейцмана "его версию" их беседы, он вынужден заключить, что его позиция, была не совсем понята Вейцманом. Соответственно он детально описал предысторию каждого своего требования и так обнажил недостатки и препоны, которые было необходимо преодолеть.

"Моя цель, заставляющая настаивать на определенных условиях, – обеспечение нашей основной потребности, немедленной иммиграции евреев в Палестину в большом масштабе, на прочной экономической основе. Считаю, что эта цель не может быть достигнута и необходимые финансовые средства не могут быть предоставлены без следующих гарантий:

а) стабильность благоприятной администрации в Палестине;

б) безопасность, гарантированная присутствием еврейских частей;

в) эффективное Сионистское агентство в Палестине, пользующееся доверием ишува и диаспоры;

г) эффективный Сионистский исполнительный комитет.

Соответственно исключительные условия, на которых я сочту возможным принять официальную роль в работе организации, мною были сформулированы таким образом:

радикальная перемена в нашей мандатной Палестине, особенно с целью обеспечить, помимо других гарантий, – какие-нибудь легальные и эффективные каналы для участия сионистов в выборе кандидатов на высшие административные посты в Палестине, прежде всего на пост Верховного уполномоченного. Как вы знаете, это главное требование в программе Еврейской конференции, состоявшейся в Яффо в декабре 1918 г. Его целью является стремление избежать печального опыта в прошлом, когда высокие позиции в Палестине были отданы антисионистам и даже антисемитам, сводя к нулю Декларацию Бальфура и даже непосредственные инструкции из Иностранного отдела.

Сохранность и развитие Еврейского легиона в Палестине – цель, которая должна рассматриваться как один из самых первых объектов нашей политической и, если нужно, финансовой программы. Это требование тоже единодушно поддержано палестинским еврейством как продемонстрировали многие резолюции Временного комитета.

Реформа Сионистской комиссии в Палестине. Под этим я подразумеваю отказ от управления ишувом через людей, назначаемых Лондоном. Палестинский исполнительный совет должен состоять в основном из членов, избранных в "Асефат а-Нивхарим" (Выборную Ассамблею). Назначенных членов должно быть меньшинство, и вопрос эффективности должен быть решающим. Устаревшие стандарты "знаменитостей", подобные тем, которые приводят, к примеру, к нивелированию такого человека как доктор Руппин, должны быть полностью отменены.

Состав Сионистского исполнительного совета должен быть пересмотрен согласно этому подходу. Царящие в настоящее время хаос и безнадежность и в организации, и в Палестине, импотенция исполнительного совета, практически всеобщее недоверие, окружающее его действия, – достаточно свидетельствуют о том, что без этих радикальных перемен вступать в "Керен а-Йесод" мне, да и кому бы то ни было другому, было бы бесполезным. Нация не может и не станет доверять выборной ассамблее значительные суммы, пока не будет восстановлено ее доверие".

К одному вопросу, постоянно тревожившему его, Жаботинский чувствовал необходимость привлечь внимание общественности. Объяснить требование сионистского влияния на выбор Верховного уполномоченного он взялся в статье в дружественной "Джуиш кроникл".

То, что Сэмюэл достоин доверия, статья принимала как данность; но, говорилось далее, нужно думать о будущем. В свете событий даже самого ближайшего будущего письмо Жаботинского – за исключением одной детали – носит характер буквального пророчества.

"Еще долго все в Палестине будет концентрироваться и зависеть от одного человека – Верховного уполномоченного. Любая административная или законодательная мера может быть благоприятной для наших интересов при благоприятном главе, и опасной и даже разрушительной – при главе, настроенном иначе. Возьмем несколько примеров. Сэр Герберт Сэмюэл сформировал совет консультантов, неофициальной частью которого стали семь арабов и три еврея. Пока они составляют совет этой администрации, опасения неблагоприятных действий неуместны. Но тот же состав при любом из прежних наместников имел бы самый отрицательный эффект. Или возьмем недавний указ о земле: в дружеских руках он окажет содействие колонизации; в руках с иным уклоном он мог бы противодействовать всем нашим усилиям.

В мандате, следовательно, должна содержаться единственная и главенствующая гарантия: легально обеспеченный канон для представления сионистской позиции при выборе кандидатов на пост Верховного уполномоченного в Палестине.

Какой бы ни оказалась официальная интерпретация туманного термина "Еврейский национальный очаг", будь то широкой или ограничительной, она обязательно должна подразумевать одно: благоприятное отношение к сионистским устремлениям. На сегодняшний день единственный орган, способный судить, является ли такой кандидат, искренне и поистине, другом этих устремлений, – это Сионистское агентство.

Такое требование не такая уж новость в британской имперской системе. В Родезии администраторы назначаются Секретарем по колониям по совету Британской Южно-Африканской (зафрахтованной) компании. В нашем случае мы можем следовать тому же примеру. Оптимисты могут утверждать, что в специальном положении в мандате нужды нет, так как "это всего лишь естественно", и правительство само по собственной воле будет всегда советоваться с сионистами. Им хочу повторить слова Талейрана: "Если что-то ясно и без слов, оно станет еще яснее в словах".

Должен добавить, что требование о таком положении в мандате было впервые сформулировано конференцией в Яффо в 1918 году, и на сегодняшний день его поддерживает весь ишув, в особенности после опыта последних двух лет".

Жаботинский ошибался в одной детали – в предположении, что Сэмюэл окажется достойным доверия. Как видно, при последующей встрече Вейцман убедил Жаботинского, что их мнения совпадают, и Жаботинский стал членом первого директората "Керен а-Йесод", центрального механизма финансирования работы по возрождению Палестины; он встал во главе отдела пропаганды. Его коллегами, помимо Найдича и Златопольского, стали Бертольд Файвел (из немецкой ветки движения и многолетний друг и соратник Вейцмана) и сэр Альфред Монд, бывший в то время членом британского кабинета как министр по государственным проектам.

Именно с Мондом, имя которого должно было стать решающим в успехе всей кампании, Жаботинский написал первое публичное обращение "Керен а-Йесод".

Через много лет Златопольский описал этот напряженный момент: "Когда в тот вечер Жаботинский отправился к Монду, все наши молитвы были с ним, поскольку речь шла о том, что могло в огромной степени отразиться на судьбе созидательной работы в ближайшее время. Через час Жаботинский вернулся с воззванием, подписанным Мондом, и обещанием от него заручиться и подписью лорда Ротшильда"[823]823
  Там же.


[Закрыть].

Найдич, со своей стороны, с энтузиазмом рассказывает: "Жаботинский взялся за работу со всей энергией и талантом, которыми благословил его Господь. "Книга Бытия" "Керен а-Йесода" была написана им. Ни одна отрасль сионистской деятельности в стране не была упущена им. В качестве редактора Жаботинский подверг каждую статью самому подробному разбору. Он вложил в эту книгу много своего таланта, и она стала основой для деятельности "Керен а-Йесода"[824]824
  Вейцман к Вере, том X, № 107, 6 января 1921 г.


[Закрыть].

Шехтман почеркивает, что имя Жаботинского вообще не фигурирует, но его авторство – и его либеральное видение сущности сионизма – становится очевидным из краткого введения к сборнику: "Задавшись целью сплести различные статьи в одну выразительную схему, редактор нашел нежелательным подавление индивидуальных наклонностей и симпатий. Ясно, что глава "О сельскохозяйственной колонизации" может быть эффективно написана только человеком, убежденным в превосходстве плуга, а глава об "Индустриальных возможностях" – приверженцем несколько оппозиционной точки зрения на экономику, в то время как глава "О кооперации" – приверженцем социалистических идеалов. Как и в сионизме, в "Керен а-Йесод" и в этой "Книге Керен а-Йесод" есть место всем оттенкам мнений".

Задача по созданию охватывающего весь мир механизма распространения идеи, что еврейский народ должен теперь обеспечить материальные средства на строительство национального очага, была изнурительной и, как он пишет Нордау, "совершенно новой" для Жаботинского. В последующие месяцы он был прикован к письменному столу в Сионистском генеральном штабе на Рассел-стрит.

Но одну вылазку из Англии он совершил.

Вейцман описывает публичный митинг в Амстердаме в конце года, где "В.Е. выступил (отлично!), а также я и сэр Рональд Грэхем (британский посол в Нидерландах) – очень, очень хорошо"[825]825
  Там же, стр. 127. Обычно Вейцман дневник не вел.


[Закрыть]. В своем дневнике он пишет более интимно: «Начинается публичный митинг – толпы, толпы и толпы. Жабо немножко возбужден. Он примадонна. Голландцы полны энтузиазма – вскакивают с мест при упоминании Англии. Р.Г.(-рэхем) произносит очень тактичную маленькую речь. Я уверен, искренне. Большая овация, и выступает Жабо – блестяще и с пафосом, но не совсем убедительно. Он выступает несколько длинно, хотя слушателей захватывает»[826]826
  22 октября 1920 г.


[Закрыть].

И все же Жаботинский не ограничился работой в "Керене". Вместе с Вейцманом он оказывал давление на военное министерство для обновления Еврейского легиона.

Самой серьезной помехой оказались расходы. Британская экономика была в упадке, повсюду царило недовольство. В прессе шла серьезная и очень убедительная агитация против расквартирования какой бы то ни было армии в Палестине – поскольку война завершена, и британский налогоплательщик не обязан оплачивать безопасность евреев.

Представители правительства затруднялись объяснить, что содержание армии является британским интересом и, кроме того, по мере развития сионистской программы, ответственность перейдет к самим евреям. Тем не менее действительно казалось весьма непрактичным предлагать британским налогоплательщикам в тот момент содержание новой еврейской военной части. На горизонте появилось и еще одно препятствие: Сэмюэл неожиданно предложил создать смешанную арабско-еврейскую часть!

Ошеломленный Жаботинский отправил частное письмо Дидсу, бывшему в то время гражданским секретарем, старшим чиновником в палестинском правительстве. Он просил передать его содержание Сэмюэлу. Он подчеркнул свое и Вейцмана убеждение, что финансовые вклады сионистов состоятся, несмотря на существующие сложности. Только два препятствия могли разрушить план: противодействие или отсутствие поддержки палестинского правительства.

"Создание, по ходу дела, какой-либо военной или псевдовоенной части, содержащей арабские подразделения, отразится не только на этой стороне нашей работы, но и на всей нашей работе. Как бы это ни было приодето, евреи увидят в этом одно – арабские части в Палестине. По их мнению, это означает начинание, которому суждено придать арабскому национализму форму и характер, абсолютно не нужные и нездоровые с точки зрения Палестины; это означает формирование ядра, вокруг которого неизбежно сконцентрируются все надежды на свирепую оппозицию иммиграции; это означает помощь любой атакующей силе в маске проарабизма; и угрозу нашей безопасности, гораздо более серьезную, чем та, которой оказалась арабская полиция в прошлом апреле.

Таково их мнение; я его полностью разделяю, и, как понимаю, доктор Вейцман рассматривает ее также с великим сомнением и обеспокоенностью. Временный совет совещался в Иерусалиме в августе и единогласно постановил отправить депутацию сэру Герберту и умолять о пересмотре этого плана.

Я не могу сдерживаться, подчеркивая мою точку зрения. Даже если вы или сэр Герберт не согласны с нашими страхами в отношении Палестины, одно совершенно ясно: если новость, что в Палестине будут арабские части, распространится, нашей финансовой пропаганде в Америке и Европе будет нанесен тяжелый удар. Никакой идеализм не может поставить значительные суммы без гарантии безопасности, а в глазах евреев арабские части имеют ту же связь с еврейской безопасностью, что русские или польские части, – и в том же смысле.

Я обсудил этот вопрос с директорами "Керен а-Йесод", и они все считают, что создание арабских частей в какой бы то ни было форме серьезно подкосит наши перспективы. Надеюсь, что еще есть путь к отступлению"[827]827
  Письма Вейцмана, том X, № 96, Соколову, 11 декабря 1920 г.


[Закрыть].

Сообщения о новой идее Сэмюэла его глубоко тревожили. В письме к Руппину он описывает свою радость по поводу того, что "доктор Вейцман и Джеймс Ротшильд теперь трудятся серьезно и энергично, чтобы спасти и укрепить легион. Конечно, все будет раздроблено на куски, если Сэмюэл будет противодействовать"; он связывается с рядом других фигур в Палестине, включая Марголина, еще стоявшего во главе остатка легиона, – оказать содействие у Верховного уполномоченного.