Текст книги "Одинокий волк. Жизнь Жаботинского. Том 1"

Автор книги: Шмуэль Кац

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 53 страниц)

"Целью собрания было формирование комитетов и подкомитетов для осуществления идеи легиона. Они были сформированы, и собрание прошло очень успешно. Решение Военного министерства назвать полк "Еврейским полком" было с энтузиазмом поддержано практически всеми присутствовавшими. Пару исключений составили пожилые английские евреи, по-видимому, идущие не в ногу с живыми идеалами, дорогими сегодня еврейству. Их точка зрения, что легион не должен называться "Еврейским", а скорее чем-нибудь вроде "Русско-еврейского", было отвергнуто многими из видных евреев-англичан, заявивших, что нет такого явления как "русский еврей" или "еврей английский", что еврей есть еврей, и бойцы подразделений должны быть евреями; и Военное министерство справедливо дало полку название Еврейский легион. Могу добавить, что сам лорд Ротшильд был за это название и отказался выдвинуть прошение от г-на Фолкнера о переименовании. Мне известно, что существует группа так называемых английских евреев, возглавляемая Монтегю и некоторыми из семейства Монтефиоре, которая желает позабыть о своем еврействе, поскольку они-де проживают в Англии два-три поколения и, по их утверждению, опасаются, что полк может оказаться их недостойным и не послужит их репутации как евреев; им напомнили однако, что их ерундовая двух-трехсотлетняя репутация в Англии не идет ни в какое сравнение с 6-тысячелетней историей еврейского народа.

На сегодняшний день любое предложение изменить название легиона вызовет сильнейшее негодование у абсолютного большинства евреев.

Я получил письмо от Израиля Зангвила, с подтверждением, что все возражения против Еврейского легиона со щитом Давида на знаках отличия являются абсурдом и бессмыслицей, и на них не следует обращать внимание.

Большое количество писем от видных евреев в моем распоряжении поддерживает эту позицию. Я довожу до Вашего сведения, чтобы Вы могли, если сочтете нужным, передать эти соображения военному Государственному секретарю, поскольку, по моим сведениям, эта горстка состоятельных евреев в Англии прибегает ко всякого рода скрытым политическим интригам, чтобы воспрепятствовать формированию подразделения, и делает все возможное, чтобы вынудить военное министерство изменить его позицию по данному вопросу. Я надеюсь, что Государственный секретарь не поддастся на эти предложения.

Он уже принял справедливое, верное и оправданное по отношению к евреям решение, и хотелось бы, чтобы он действовал без дальнейших колебаний".

И в сильном порыве он добавляет: "Еврейское подразделение стало настолько популярным, что я завален прошениями от британских евреев, находящихся на службе в британской армии, о переводе"[383]383
  Джуиш кроникл, 31 августа, 1917 года.


[Закрыть].

Тем не менее, было очевидно, что в самом Военном министерстве оказывалось влияние с намерением помешать приведению плана в исполнение.

С момента решения о формировании полка прошло 6 недель, но Военное министерство не предпринимало дальнейших шагов.

Жаботинский начал тревожиться, что усилия врагов легиона в Военном министерстве могут в последний момент увенчаться успехом. Он вновь взялся за перо. 19 августа он отправил письма к р. Скотту и Грэхему и почти идентичное "личное" письмо лорду Дерби.

Он вплотную подошел к существу вопроса.

План легиона, официально принятый, не нашел должного внимания.

"При подаче моего предложения я просил о двух необходимых условиях:

1. Немедленное формирование ядра.

2. Хорошо сформулированное официальное воззвание к идеалам еврейской доблести.

Ни то, ни другое не было предпринято. У нас уже лежат сотни прошений о переводе и от офицеров, и от солдат, но ядра еще не существует. Назначение полка "для службы в Палестине", как то постановлено в официальных документах, еще не объявлено публично и официально. Все это служит поводом для всякого рода тревожных слухов, распространяемых недоброжелателями: что часть эта не предназначается для евреев как таковых, что она служит просто для временных жителей, отобранных для службы в самых опасных участках фронта вместо английских частей; что никто этот план не поддерживает, что от него уже отказались. Противники, особенно отлыниватели, таким образом торжествуют, а сторонники теряют надежду. Может случиться, что в одни

прекрасный день правительство объявит, что этот план "непопулярен".

Хочу откровенно заметить, что менее полноценной попытки еще не видывал. Идея, благородство которой ясно каждому честному человеку, была представлена в чуть ли не преднамеренно неблагоприятных условиях, лишена необходимых мер; ее сторонники связаны по рукам и ногам, и даже обращаясь к Вам, я, возможно, совершаю преступление, поскольку преданность Англии привела к тому, что я, чужестранец и отнюдь не иммигрант здесь, стал солдатом в Вашей армии.

У меня нет намерения никого винить. Но как друг Англии, который защищал ее политику в русской прессе в самые тяжкие месяцы, полные подозрений и недоверия, и который сделал все возможное, чтобы его соотечественники-евреи вступили в состав Вашей армии, я пользуюсь определенными правами на правду. Я молю Вас, сэр, не потерпеть, чтобы достойный замысел был загублен и похоронен из-за халатного отношения. Я заверяю Вас, честью своей расы, что массы готовы приветствовать эту идею с величайшим энтузиазмом; дайте же нам полную возможность воплотить ее: ядро и призыв"[384]384
  Там же, 17 сентября 1917 года.


[Закрыть].

В архивах министерства нет и намека на ответ на это поистине беспрецедентное письмо-критику от сержанта армии Его Величества к военному секретарю Его Величества. Но по одному из использованных им каналов его сообщение попало к Ллойд Джорджу; спустя три дня Филипп Керр написал "конфиденциальное письмо лорду Дерби". В нем содержалась развернутая политическая позиция о целях легиона и подразумеваемая критика Дерби:

"Премьер-министр поручил мне связаться с Вами по поводу формирования Еврейский легион. Он полагает, что существуют самые веские причины для воплощения этого предложения как можно быстрее из политических соображений. Еврейские круги, пользующиеся значительным влиянием в мире, разобщены в вопросе отношения к войне.

Нет сомнения, что растущее число влиятельных евреев начинает работать на преждевременный мир. Они не видят, что положит конец войне, и стремятся к восстановлению нормальных условий для торговли и индустрии.

Премьер-министр считает, что чрезвычайно важно, чтобы была создана точка приложения для другой группы евреев, поддерживающих союзников и интенсивные военные усилия. Перспектива создания Еврейского легиона при особом упоминании освобождения Палестины в значительной мере обрела его поддержку, потому что он считает, что создание определенно Еврейского подразделения для использования в Палестине создает чрезвычайно ценный фокус в пользу военного предприятия для евреев во всем мире. Он придерживается мнения, что политическая важность этого превышает всякую военную важность. Ему представляется, что в еврейских кругах этому плану оказывается энергичное сопротивление, и он поручил мне связаться с Вами и выразить надежду, что создание Еврейского подразделения, могущего завоевать поддержку евреев всего мира как еврейская часть, будет продвигаться как можно быстрее"[385]385
  «Слово о полку», стр. 197–198.


[Закрыть].

Ответ Дерби последовал в тот же день. Он отмечал, что существует серьезное препятствие:

"Надеюсь, что премьер-министр не считает, что мы в какой-либо степени препятствуем созданию Еврейского легиона. Я осознаю его политическую важность и прослежу, чтобы было сделано все возможное для его формирования. К сожалению, должен отметить, что сложности, несомненно существующие, связаны с самими его еврейскими сторонниками.

Мы постановили назвать батальоны 1-м, 2-м, 3-м и т. д; это вызвало и широкую поддержку, и взрыв негодования. Негодующие настаивают, чтобы ни один батальон не получил названия, связанного с религией, очевидно забыв, что евреи являются нацией. Их аргументом является то, что поскольку эти батальоны будут составлены в основном из русских евреев, они не будут представлять военной ценности и не принесут славу еврейской расе, из числа которой многие отличились и сражались добровольно в различных родах войск. Для меня не имеет ни малейшего значения, как они будут называться, но я обеспокоен, что, как бы мы их ни назвали, мы встретимся с оппозицией.

Сам Ротшильд направил письмо с предложением о названии Полк Маккавеев, и на следующей неделе мне предстоит встреча с депутацией по этому вопросу. Я лично готов называть их Яффскими стрелками, или Иерусалимскими горцами, или как угодно, лишь бы часть была сформирована.

Эти призывники, конечно, записываются на общую службу, а не отдельно в Палестину, и я убежден, что любой иной подход был бы ошибочным и поддержал бы впечатление, что сионистам было что-либо обещано. Я полагаю, что это может стоить премьер-министру и его коллегам больших неприятностей. Мы, конечно, используем их в Палестине, но не думаю, что следует об этом объявлять"[386]386
  С.А.В. 23/4 (протокол заседания Кабинета).


[Закрыть].

С сожалением надо отметить, что Ллойд Джордж не потрудился помочь Дерби в его затруднении, настояв на выполнении его политики в сочетании с ее политическим обоснованием.

Состояние Дерби свелось к совершенной растерянности.

Он и при всех прочих равных условиях не отличался твердым характером. Его прозвали "подушкой", приобретающей контуры того, кто последним "ночевал на ней". Более того, его понимание привходящих обстоятельств было, по понятным причинам, минимальным.

Правда, его собственным мнением было, по его же утверждению, что евреи представляют собой нацию, а не религию. Он, несомненно, усвоил эту истину как семейную традицию от своего деда и прадеда, бывших коллегами Дизраэли и часто слышавших его утверждение, что "раса определяет все" и что еврей является евреем (и может этим гордиться), даже если он поменял вероисповедание.

Дерби, возможно, находил, что отказ ассимиляторов от их национальности невыгодно отличается от отважного и благородного поведения христианина Дизраэли, который без колебаний ставил под удар всю свою политическую карьеру, настаивая не только на своем отождествлении с еврейской нацией, но и на превосходстве древней иудейской традиции.

Дерби не мог определить, насколько ассимиляторские деятели представляли мнение общины. Их давление было непрестанным; и их предводителем был один из его коллег в правительстве – опять-таки Эдвин Монтэгю.

Этого человека настолько пугала воображаемая угроза, представляемая еврейским сепаратизмом его собственному статусу как "англичанин еврейского вероисповедания", что он приготовил меморандум, озаглавленный ни больше ни меньше как "Антисемитизм в сегодняшнем правительстве".

В самый день, когда было объявлено постановление о Еврейском легионе, он представил его кабинету.

В дополнение, дабы усугубить растерянность Дерби, комитет от евреев Ист-Энда снова выступил против легиона.

К Дерби, несомненно, поступали противоречивые советы от верхушки офицерского состава армии. Да и наиболее важный из органов еврейского общественного мнения – "Джуиш кроникл", печатавший многочисленные письма от известных деятелей общины, часть из которых выступала за, но большинство против того, чтобы легион назывался еврейским, – не демонстрировал четкого направления.

Безусловным являлось то, что письма от евреев на воинской службе все без исключения поддерживали легион. Одно из них, с Французского фронта, утверждало, что 90 процентов солдат желают перевестись в еврейскую часть, но их порыв охладило сообщение, что из Франции перевод невозможен.

Что же касается оппонентов-сионистов, их представление о политической действительности выразилось в странном ужасе перед пролитием еврейской крови в Святой Земле. Они ожидали, что еврейские права на Палестину будут признаны как "награда за сверхчеловеческую жертвенность евреев, сражающихся десятками тысяч за мир во всем мире". Освобождение же их исторической родины предстояло завоевать исключительно нееврейской кровью.

Автор сего письма, раввин с титулом доктора Гастер, заявил, что еврейское подразделение послужило бы "похоронным звоном по сионистскому движению"[387]387
  «Esprit de corp» – «дух полка» (прим. переводчика).


[Закрыть].

Сам "Кроникл" обнародовал и противоположное мнение: имя "Еврейский" вызовет бурю энтузиазма, а как раз его отсутствие охладит сионистский пыл[388]388
  Мизрахист – участник религиозно-сионистского движения Мизрахи, организованного в 1902 году как фракция Всемирной сионистской организации.


[Закрыть].

На этом этапе К. П. Скотт нанес Дерби визит, пытаясь убедить его поддержать решение Военного министерства и не поддаваться на доводы ассимиляторов, готовивших их собственную депутацию.

Дерби начал подумывать об отказе от планов на Еврейский легион и о формировании вместо него иностранного легиона. Не последуй недвумысленное письмо от Ллойд Джорджа, датированное 22 августа,

Дерби, возможно, предпринял бы шаги в этом направлении. Он ничего не обещал Скотту, поразившемуся его "беспомощностью".

В таком-то растерянном состоянии духа Дерби принял делегацию ассимиляторов 30 августа.

Из отчета о встрече в "Джуиш кроникл" от 7 сентября, текст которого Дерби одобрил, стало ясно, что он фактически пошел на все основные требования ассимиляторов.

Подразделение не только потеряло название Еврейского или даже Маккавейского, как его хотели назвать лорд Ротшильд и Исраэль Зангвил, но и условия службы в нем ничем не должны были отличаться от любого другого.

Их даже не собирались снабжать кошерной пищей, что, по-видимому, не вызвало у ревнителей "еврейской веры" никакого протеста.

Никаких обязательств относительно отправки в Палестину не последовало, хоть такое и могло случиться.

Жаботинский так описал то, что затем произошло:

"Через полчаса нам эту новость сообщили в бюро. Еще через час мы ответили контрмобилизацией.

Паттерсон, рискуя военным судом, отправил резкое письмо генерал-адъютанту (в Англии это высший шеф Военного министерства, главное лицо после министра). Паттерсон заявил в этом письме, что в ответе Дерби еврейским плутократам видит измену, нарушение слова и обман еврейских рекрутов (у него тогда уже было несколько сот солдат в новом нашем лагере близ Портсмута); что все это – стыд и позор для доброго имени Англии, и поэтому он просит освободить его от командования.

X. Вейцман и майор Эмери отправились к лорду Милнеру, в то время члену Военного кабинета, и высказали ему горькую жалобу на уступчивость военного министра. Милнер, сам глубоко возмущенный, в тот же день устроил свидание с Дерби и получил согласие этого добрейшего государственного деятеля на то, чтобы через неделю представилась ему "контрдепутация", которая предъявит обратные требования и которой он, лорд Дерби, тоже предложит компромисс.

А я вспомнил свое старое кредо: правящая каста мира сего – журналисты. Я поехал в редакцию "Таймс", к м-ру Стиду. Что я ему сказал, не помню, но его ответ у меня записан в подлинной форме, коротко и ясно:

– Завтра "Таймс" скажет Военному министерству, чтобы оно не валяло дурака (not to play the fool)

– Но Паттерсон не хочет оставаться, – сказал я, – я без него не могу работать.

– "Таймс" посоветует ему остаться.

На следующее утро в "Таймс" появилась его передовица. Мне говорили, что такой головомойки Военное министерство не получало за все время войны. "Таймс" высмеивал бюрократию, готовую считаться с дюжиной тузов, за которыми, кроме их собственной гостиной, никого нет, и ради них пренебрегать идеализмом многомиллионной массы, симпатии которой кое-что значат в мировом учете. Если нужна уступка, перемените имя: вместо "еврейского" назовите полк "маккавейским"; но еврейский характер полка и его специальное назначение должны быть сохранены. "И мы надеемся, что полковник Паттерсон, негодование которого мы вполне понимаем, изменит свое решение и возьмет назад свою отставку"[389]389
  «Слово о полку», стр. 199–200.


[Закрыть].

Тем не менее до встречи Дерби со второй депутацией, он присутствовал на совещании Военного кабинета 3 сентября и там обрел поддержку своей новой позиции.

Кабинет постановил:

"На сегодняшний день батальоны, сформированные из еврейских волонтеров, получат номера в обычном порядке и без отличительного титула, но с сохранением возможности пересмотра вопроса об отличительном титуле в случае, если будет получена четкая директива в его поддержку и обстоятельства тому будут способствовать.

В последовавшем за отчетом Дерби обсуждении было достигнуто согласие, что существует тесная связь между этим вопросом и вопросом об отношении к сионистскому движению как к таковому"[390]390
  Толковский, стр. 175. 11 сентября 1917 года. Подробный отчет о заседании 3 сентября и анализ конфликта между сионистами и семи-ассимиляторами был опубликован, с разрешения Кабинета, Уик'атом Стидом в «Новой Европе» 27 сентября 1917 года под псевдонимом «Джозефус».


[Закрыть].

Свидетельства, что эта резолюция встретилась с какой бы то ни было оппозицией, нет никакого. Так получилось, что Ллойд Джордж и Бальфур оба были в отпуске и отсутствовали.

Менее случайным было то, что Эдвин Монтегю, не состоявший членом маленького по составу Военного кабинета, был специально приглашен на это заседание и принял активное, как оказалось историческое, участие в обсуждении. Он получил возможность пространно осудить любое проявление еврейского национализма.

Как раз на этом заседании имело место и обсуждение предложенной просионистской декларации, для которой так долго и тщательно готовил почву Вейцман. Несмотря на присутствие лорда Роберта Сесиля (замещавшего Бальфура) и Сматса и на то, что они спорили с Монтегю на эту тему, тот добился, что решение по декларации было отложено.

В этой атмосфере Дерби было нетрудно получить согласие кабинета на поддержку ассимиляторов – особенно поскольку была оставлена лазейка для перемены названия подразделения в будущем.

Два дня спустя Эмери отправил Дерби вежливый, но твердый протест. В конце концов, писал он, Военный кабинет постановил формирование этой части в основном или, в любом случае, в значительной мере, поскольку существует интерес к сионистской проблеме и убеждение, что его формирование будет иметь положительный эффект в других странах, и, таким образом, жаль затормаживать и ослаблять весь эффект под нажимом маленькой, хоть и, возможно, влиятельной группы, с самого начала бывшей в оппозиции к этому начинанию.

Он призывал Дерби принять вторую депутацию, которая формировалась в поддержку легиона, и "разрешить легиону поместить в скобках, хотя бы после их общего титула, имя, которое обеспечит им "esprit de corps"[391]391
  С.А.В. 23/4, 3 сентября 1917 года.


[Закрыть], а не свалки для нежелательных".

Дерби не пошел так далеко, но после появления статьи в "Таймсе" пошел частично на попятный.

Он обещал второй депутации, 5-го сентября, что легион будет исключительно еврейским, и будет послан в Палестину. Но он настоял, тем не менее, что почетное название "Еврейский" должно быть завоевано; тогда, обещал он, полк получит еврейское имя и еврейские знаки отличия. А тем временем он получит другое почетное имя – "Королевские стрелки".

Когда пришло время, пишет Жаботинский, он сдержал свое обещание После освобождения Палестины легиону присвоили название "Иудейский полк" и менору с древнееврейским словом "Кадима" ("Вперед").

Но с самого начала торжество ассимиляторов постоянно омрачалось тем, что неофициально 38-й батальон практически повсеместно назывался и устно, и в печати, "Еврейским полком". Ересь эта просочилась и в официальные круги и Дж. Л. Гринберг, редактор "Джуиш кроникл", который придерживался мнения, что только обещание службы в Палестине могло оправдать название "еврейский", обратился к лорду Дерби за официальным разъяснением по получении письма от самого генерал-адъютанта, в котором полк назывался "Еврейским полком". Он не хотел быть "больше католиком, чем папа римский".

Еще хуже для де Ротшильда и его друзей, бдительно следивших за отклонениями от официального названия, было то, что другим чиновникам не всегда удавалось стереть Еврейский полк из памяти и публичных заявлений.

Ассимиляторы поспешно вносили протесты в официальные инстанции по поводу каждой попавшейся им на глаза осечки, заставляя Военное министерство рассылать повторные поправки. Само назначение Паттерсона было объявлено в газетах как назначение в Еврейский легион в августе, и поправка вышла только в ноябре.

В знак протеста название призывного пункта на улице Генис было отчетливо записано на уличной табличке на древнееврейском.

Внутренняя жизнь в легионе не страдала от нехватки "еврейского

духа".

"На фронте офицеры и солдаты наши носили на левом рукаве значок щита Давидова: в одном батальоне – красный, в другом – синий, в третьем – фиолетовый. Был у нас и "падре" – так в английской армии величают полковое духовенство – раввин Фальк, горячий молодой мизрахист[392]392
  «Слово о полку», стр. 201–203.


[Закрыть] и смелый человек под огнем. А злосчастному полковнику Паттерсону пришлось изучать все тонкости ритуального убоя: он вел переговоры с Военным министерством и с портсмутскими мясниками о кошерном мясе, о передних и задних четвертях, и жилах, и сухожилиях Дальше перечислять не решаюсь, так как я этих правил не знаю; но он знает"[393]393
  В. Вейцман. The impossible takes longer. (1967, Лондон).


[Закрыть].

В борьбе против просионистской декларации правительства Монтегю воспользовался не только отсутствием Ллойд Джорджа и Бальфура на заседании 3 сентября, но и преимуществом неожиданности. Просионистски и пролегионистски настроенные члены правительства недооценили его возможности. За несколько недель до заседания он был назначен секретарем по Индии, и лорд Ротшильд поделился с Соколовым своим опасением, что Монтегю использует свое новое положение для

торпедирования предложенной просионистской декларации.

Соколов посоветовался с Сайксом, заверившим его, что почвы для опасений нет: Монтегю, сказал он, не пользуется влиянием[394]394
  Военное министерство 172257. Де Банзен к армейскому юрисконсульту. 4 сентября 1917 года.


[Закрыть].

Если бы Сайкс и его коллеги осознали опасность, которую тот представлял, они, вероятно, сумели бы отложить разбор по обоим вопросам до возвращения Ллойд Джорджа и Бальфура, способных противостоять давлению и укрепить решимость Дерби в вопросе о легионе. Как оказалось, Монтегю не только сыграл в вопросе о легионе на преимуществе, полученном от лорда Дерби при встрече с ним и его друзьями 30 августа, но и, как выяснилось, сумел положить начало отступлению от условий наиважнейшей декларации в поддержку сионизма, которую должны были принять.

Месяц за месяцем тянулись дебаты среди членов группы Вейцмана – Соколова, пока наконец текст не был передан в правительственные руки.

Соколов, главный архитектор сионистского проекта, не оценил два кардинальных элемента переговоров: что, с одной стороны, англичане не будут руководствоваться исключительно доброй волей, а скорее ценностью, представляемой декларацией для соображений, связанных с их ролью в войне; и, с другой стороны, что было абсолютно необходимо выразить нужды сионистов самым исчерпывающим и прямолинейным образом.

К этому и призывали некоторые из молодых в составе комитета, особенно Гарри Сакер. Соколов недооценивал, что такой текст всегда позволит выработку компромисса, и настойчиво предостерегал: "Запросив слишком много, можно и ничего не получить", – забывая, что на этом этапе англичане были заинтересованы в декларации не меньше, чем сионисты.

Наконец, короткий в общих чертах текст был представлен лордом Ротшильдом 18 июля 1917 года правительству:

1. Правительство Его Величества согласно с принципом, что национальный очаг для евреев должен быть создан в Палестине.

2. Правительство Его Величества постарается сделать все от него зависящее для достижения этой цели и будет консультироваться с Сионистской организацией в отношении шагов, которые необходимо будет предпринять.

Министерство иностранных дел дало ответ без промедлений – и оно поддержало проект сионистов. Текст ответа даже изменил формулировку к лучшему, используя выражение "восстановить", а не "создать".

Его текст гласил:

"В ответ на письмо от 18 июля, я счастлив, что располагаю возможностью сообщить: правительство Его Величества принимает положение, что Палестина должна быть воссоздана в качестве национального очага для еврейского народа.

Правительство Его Величества обязуется сделать все, что в его силах, для достижения этой цели и готово рассмотреть любые соображения по этому вопросу, которые Сионистская организация пожелает подготовить для представления".

Письмо должно было быть подписано Бальфуром[395]395
  Эдвин Монтэгю был секретарем по Индии.


[Закрыть].

Этот текст, представленный на рассмотрение Военному кабинету 3 сентября, ужаснул Монтегю. И хотя кабинет не принял его требование отклонить эту резолюцию, ему пошли навстречу – не только отсрочив принятие решения, но и сформировав группу по исправлению текста. В члены группы вошли лорд Милнер и Эмери, но было очевидно, что ее задачей, тем не менее, будет ослабление текста. Решение было чревато самыми тяжелыми последствиями для будущего сионизма.

12 сентября армейский совет опубликовал новое постановление, по существу ставшее поправкой к постановлению от 27 июля.

Батальонам надлежало формироваться из евреев – граждан дружественных государств; евреи – уроженцы Великобритании имели право подать прошение на зачисление в эти батальоны.

Они, тем не менее, могли быть зачислены в другие части, хотя "будет сделано все возможное", чтобы этого не происходило. Эти батальоны планировалось подсоединить к Королевским стрелкам, и первый из них уже в процессе формирования в Плимуте должен стать 38-м батальоном Королевских стрелков.

Одновременно с Монтегю, воевавшим в кабинете против просионистской декларации, его коллеги повели войну с призывной кампанией, которую Жаботинский и Паттерсон организовали через Военное министерство.

Бейлин и Пинский, помогавшие год назад Гроссману с недолговечной "Идишской трибуной", составили брошюру о целях легиона. Поскольку в соответствии с уставом будущие солдаты имели право служить либо в британской, либо в русской армии, брошюра представляла службу в русской армии как не отличающуюся комфортом. Брошюру издали за счет вербовочного отдела, выдавшего Жаботинскому адреса 35 тысяч постоянных резидентов, еще не зарегистрировавшихся. Среди них Жаботинский обнаружил и собственное имя. Ему было выдано 10 чиновников и 35 тысяч конвертов на почтовые нужды.

Всего лишь по истечению 24 часов после совещания лорда Дерби с ассимиляторами Жаботинского вызвали в офис генерал-адъютанта сэра Невилла Макриди. По пребытии в офис Жаботинский обнаружил там Паттерсона.

Впоследствии он комически описал происходившее.

Макриди подал ему толстый конверт и спросил, знакомо ли его содержание Жаботинскому. Жаботинский посмотрел первую строчку.

"Первые строки, сэр, – сказал я, – похожи на брошюру на идише, которую мы разослали иностранцам, подлежащим воинской повинности; перевод скверный, сэр.

– А я слышал, что русское посольство глубоко возмущено, – заявил он, – брошюра полна резких выпадов против русской армии.

– Значит, сэр, перевод не только скверный, а хуже. В оригинале таких выпадов нет. А посла Набокова я видел третьего дня, говорил с ним как раз о моей пропаганде, и он даже не заикнулся об этой брошюре. Не угодно ли вам, сэр, вызвать его сейчас же? Телефон: Виктория, номер такой-то.

Он начал сердиться.

– Кто вам, сержант, разрешил рассылать эту брошюру в официальных конвертах?

Мне следовало бы разинуть рот от изумления; помню, что от этого я воздержался, но боюсь, что глаза вытаращил. Что ответить на такой вопрос?

Департамент, ему самому подчиненный, выдает мне список адресов, который считается государственной тайной, печатает за свой счет мою брошюру, дает мне 35.000 официальных конвертов, дает мне взвод переписчиков – и после всего этого он, хозяин Военного министерства, спрашивает у меня, сержанта на капральском жалованье, кто это разрешил. Это уже не "руссише виртшафт", а совсем чепуха какая-то. Неужели может у них любой унтер, да еще приезжий, рассесться в любой комнате из дворцов Уайтхолла и распоряжаться, приказывать, запрещать, может быть, даже отдать приказ, чтобы кончили войну? Счастье для них, что я "милитарист".

Но сэр Невилл Макриди оказался все-таки умницей, не лишенным чувства юмора: так как я не имел права расхохотаться ему в лицо, то расхохотался он сам и обратился к Паттерсону:

– Отправьте сержанта Жаботинского в лагерь в Портсмут, а то он совсем тут у нас все переделает по-своему. Надеюсь, что солдат из него выйдет менее неудобный, чем получился пропагандист.

Я отдал честь и вышел, а в коридоре остался ждать Паттерсона. Через десять минут вышел и он.

– Сэр, – спросил я формально, – когда прикажете ехать в Портсмут?

– Ничего подобного, – ответил этот ирландец, который видал в жизни львов-людоедов и потому простых генералов не боится, – у себя в батальоне я хозяин, и мне вас там не нужно. Оставайтесь в Лондоне и продолжайте в том же духе. Едем в депо, я вам подпишу приказ о командировке в Лондон.

Из депо я поехал к Набокову.

– Константин Дмитриевич, правда ли, что посольство возмущено этой брошюрой?

– В жизни не видал и не слыхал, – ответил он, перелистывая брошюру, конечно, слева направо, и удивляясь, где же начало.

– Может быть, знает Е. А. Саблин, секретарь посольства?

Он вызвал секретаря: тот же ответ. К. Д. Набоков тут же подписал формальное заявление, что брошюра никому в посольстве не известна, секретарь приложил к ней посольскую печать; особой ленточкой они пришили это свидетельство к моей брошюре и даже ленточку припечатали сургучом. Я отвез пакет к майору Эмери, а он переслал его генерал-адъютанту с сопроводительным письмом, которого я не читал, но догадываюсь.

"Макриди" не английское имя; подозреваю, что сэр Невилл тоже ирландец; во всяком случае, он к этому инциденту отнесся как добрый малый, т. е. "забыл".

О том, что я остался в Лондоне, устраивая интервью с журналистами и произнося речи, он знал и писал об этом Паттерсону, но очевидно, ничего против этого не имел. Он остался добрым другом легиона, а резкое письмо

Паттерсона об отставке сунул в карман и ответил полковнику: "Не волнуйтесь, все будет all right"[396]396
  Вейцман. Письма (иврит), т.6, # 489, стр. 531. 16 сентября 1917 года.


[Закрыть].

Госпожа Вера Вейцман привнесла в это описание странное примечание.

Паттерсон рассказал ей, что, когда Жаботинский вошел, он разъяснил генерал-адъютанту, что происходит в его собственном отделе. Он сообщил, что Жаботинский – крупнейшее имя в русской журналистике, что он помогает Великобритании выиграть войну и завоевать еврейский народ на сторону Великобритании.

– Господи помилуй! – воскликнул Макриди. – Я-то думал, что он из Лапландии![397]397
  Там же, # 507, стр. 536, 19 сентября 1917 года.


[Закрыть]

Жаботинский не знал точно, кто распространял фальшивые слухи, дошедшие не только до Дерби, но и до Бальфура; Бальфур отправил рассерженное письмо армейскому юрисконсульту.

Из архивов Военного министерства становится ясно, что ответственность за них принадлежит Себагу Монтефиоре[398]398
  Де Хаас и Левин-Энштейн Вейцману, 28 августа 1917 года. Архивы Брандайса, цитата из Толковского, стр. 168, запись 4 сентября 1917 года.


[Закрыть].

То несчастливое совпадение, что самые важные сторонники сионистов отсутствовали на критическом совещании 3 сентября, оказалось первым из целой серии.

Благодаря также отсутствию Филиппа Керра в Лондоне Вейцман только через девять дней узнал от него об оперативных решениях, принятых на совещании.

Вейцман отреагировал чрезвычайно горьким письмом: