Текст книги "Русская философия. Энциклопедия"

Автор книги: М. Маслин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 57 (всего у книги 138 страниц)

С 0 ч.: Боткин В. П. Письма об Испании. Л., 1976; Кавелин К. Д. Наш умственный строй. М., 1989; Бердяев Н. А. Философия неравенства. М., 1990; Булгаков С. Н. Христианский социализм: Споры о судьбах России. Новосибирск, 1991; Вышеславцев Б. П. Соч. М., 1995; Новгородцев П. И. Соч. М, 1995; Струве П. Б. Patriotica: Политика, культура, религия, социализм. М, 1997; Гессен С. И. Избр. соч. М., 1998; Кистяковс-кий Б. А. Философия и социология права. Спб., 1998; Чичерин Б. Н. Философия права. Спб., 1998.

Лит.: Алафаев А. А. Русский либерализм на рубеже 70-80-х гг. XIX в. М., 99; Валицкий А. Нравственность и право в теориях русских либералов конца XIX – начала XX в. // Вопросы философии. 1991. № 8; Ерыгин А. Н. Восток. Запад. Россия. Ростов-на-Дону, 1993; Леонтович В. В. История либерализма в России, 1762 – 1914. М., 1995; Приленский В. И. Опыт исследования мировоззрения ранних русских либералов. М, 1995; Либерализм в России. М., 1996; Опыт русского либерализма: Антология. М., 1997; Русский либерализм: исторические судьбы и перспективы: Материалы международной научной конференции. М., 1999; Жуков В. Н. Русская философия права: естественно-правовая школа первой половины XX века; М., 2001; Пустарнаков В. Ф. Либерализм в России. Казань, 2002; Pipes R. Struve: Liberal on the left. 1870–1905. Cambridge, Mass., 1970; Pipes R. Struve: Liberal on the Right. 1905–1944. Cambridge, Mass. – L., 1980; Of ford D. Portraits of early Russian Liberals: a Study of the Thought of T.N. Granovsky, V.P. Botkin, P.V. Annenkov, A. V. Druzhinin and K.D. Kavelin. Cambridge, 1985; WalickiA. Legal Philosophies of Russian Liberalism. Notre Dame, 1992.

В. H. Жуков

ЛИХУДЫ, братья Иоанникий (1663, Кефалония, Греция -1717, Москва) и Софроний (1652, Кефалония, Греция -1730, Москва) – деятели рус. просвещения, основатели и учителя московского Эллино-греческого училища (в 1775 г. переименовано в Славяно-греко-латинскую академию). Лидеры греч. партии в рус. богословии кон. XVII – нач. XVIII в. Философское и богословское образование братья Л. получили в Венеции у Герасима Влаха, будущего митрополита Филадельфийского, и в Падуанском ун-те. В нач. 80-х гг. XVII в. было решено создать в России первую высшую школу, к-рая должна была соединить в себе западноевропейский ун-т с православной духовной академией. Л. впервые в истории России предприняли попытку организовать философское образование по программе, типичной для европейских ун-тов. Эта программа была реализована лишь частично. В 1694 г. Л. были отстранены от преподавания из-за политических интриг (по навету иерусалимского патриарха Досифея), не имевших отношения к их профессиональному авторитету. Курсы, прочитанные Л. в Москве, в т. ч. риторика, логика и часть физики, а также невостребованные метафизика и психология, были составлены в Италии. В соответствии с падуанской университетской традицией философия изложена здесь в форме разбора аристотелевского учения на основе комментариев Аверроэса (Ибн Рушда), Фомы Аквинского, Авиценны (Ибн Сины) и Аль-Фараби. Авторы заявляют о своей безусловной приверженности рационалистической методологии, к-рая имеет дело с миром как порядком, в любой своей точке проницаемом разумом. Действительность представлена как иерархия рацональностей, выстроенная в процессе творения, к-рое в свою очередь понимается как раскрытие форм, заложенных в первоматерии. Иерархии рациональностей мира соответствует иерархия форм знания, высшую ступень к-рой занимает метафизика, соединяющая в себе достоинства теоретических наук, к к-рым относится философия и целью к-рых является истина, и практических наук, таких, как богословие, целью к-рых является благо. В курсе физики Софроний Л. утверждал вслед за Аль-Фараби, что в метафизике реализуется высшее предназначение познания – соединение с "активным умом", т. е. с Богом. Отождествляя рационализм с гуманизмом, он в курсах риторики и логики рассматривал разум как то, что делает человека человеком. Карьера Л. в России началась в то время, когда полемика между московскими грекофилами (сторонниками традиционного византийского православия) и западно-рус, богословами (своего рода "модернистами", считавшими возможным ориентироваться на зап. культуру) переросла в противостояние греч. и лат. партий. В круг идей, по к-рым велась борьба, были втянуты и философские взгляды сторонников этих партий. В силу своего образования и профессионального уровня Л. оказались в числе лидеров греч. партии. В своих богословско-полемических соч. они сформулировали осн. идеи православной философской схоластики. Первая из них характеризует философию как предпосылку христианства, имеющую, следовательно, отрицательные определения (дохристианство и нехристианство). Вместе с тем достоинство философии заключается в том, что христианство явилось ответом на те вопросы, к-рые были ею поставлены. Вторая идея раскрывает соотношение философии и богословия в православном мировоззрении. Это соотношение Л. характеризует в терминах теории "двух истин". Богословие и философия взаимозависимы так, как взаимозависимы наука практическая и наука теоретическая. Торжество одной из них подтверждает правоту другой. Если философия является теоретической предпосылкой богословия, то богословие – это философия, нашедшая наилучшее практическое применение, в к-ром она, осуществляя себя, превышает свои принципы. В полемике с западнорус. богословами Л. настаивали на необходимости для православия разграничивать философию и богословие по предмету и методу. Отсутствие подобного разграничения создает предпосылки для развития такой христианской культуры, к-рая не связана с наращиванием мистического опыта и может осуществляться вне церкви. Предметом богословия может быть только Бог в Себе. Все остальное тварное бытие должно быть предметом философии. Разграничение предметов богословия и философии обусловливает и различие их методов. Если основой философского метода является объяснение и понимание, то методы богословия должны базироваться на особом даре благодати – созерцании и духовном видении. Наконец, Л. сформулировали принципиальную для православной схоластики идею о возможности использования в православии западнохристианских философских и богословских учений, в том случае, если они не вступают в противоречие с православными догматами. Деятельность Л. как философов завершила длившийся в рус. философии весь XVII в. мировоззренческий переворот, в результате к-рого она утратила свою роль как образ жизни, как осуществление истины. Ее место заняла философия, понимаемая как теоретическая познавательная деятельность, совершающаяся по строго определенным общезначимым правилам.

Соч.: Мечец духовный. Казань, 1866; Ответ Сафрония Лихуда// Историко-философский ежегодник 1993. М., 1994.

Лит.: Пекарский П. П. Наука и литература в России при Петре Великом. Спб., 1862. Т. 1–2; Остен. Памятник русской духовной письменности XVII века. Казань, 1865; Смирнов С. К. История Московской славяно-греко-латинской академии. М., 1855; Сменцовский М. Н. Братья Лихуды. Спб., 1899.

В. В. Аржанухин

ЛИЧНОСТЬ – динамичная, относительно устойчивая целостная система интеллектуальных, социально-культурных и морально-волевых качеств человека, выраженных в индивидуальных особенностях его сознания и деятельности. Л. – это действительность (проявление) индивида как социального феномена и субъекта, сознание и воля к-рого сопряжены с осознанием мотивов своего поведения и реализующего себя в различных видах социального общения и действия. История представлений философов России XVIII–XX вв. о понятии Л. тесно связана с особенностями развития философской мысли в стране. Во-1-х, в противоположность зап. мировоззрению, исходившему из индивидуалистически трактуемого "я" как последнего основания всего прочего и независимой сущности, рус. мировоззрение, как отмечал Франк, глубоко проникнуто общинным чувством, философией «мы», из к-рого только и вырастает "я". Во-2-х, в противоположность раздробленности, отвлеченной рассудочности и рационалистической атомизации жизнедеятельности на Западе, рус. мыслители выступали за синтетический, целостный подход в анализе теоретической и практической сфер жизни человека. Отсюда – разработка идеала «целостности» как единства теории и практики, мысли и действия, а задачи духовного самоусовершенствования тесно увязывались с размышлениями о смысле истории, цельности духа, соборности; поэтому уже в философии славянофилов (А. С. Хомяков, Киреевский) разрабатывалась идея «целостной личности». Исходя из православного учения о трех элементах Л. (тело, душа и дух), они подчеркивали важность согласования рассудка {Рассудок и разум) и чувств с др. требованиями духа, их подчинения «внутреннему корню разумения» в душе, слиянию в «одно живое и цельное зрение ума». С. Н. Трубецкой утверждал, что сознание Л. может быть понято лишь при допущении идеи соборности, общественного целого, коллективного сознания. «Сознание не может быть ни безличным, ни единоличным, ибо оно более чем лично, будучи соборным» (Соч. М., 1994. С. 498). Важной особенностью рус. философии, равно как и всей рус. культуры, является обращение мн. философов и писателей к своеобразному понятию «сердце» (см. Сердца метафизика) как некоему «средоточию», «ядру» Л. (Киреевский, Хомяков, Юркевич, Вышеславцев, Франк, Флоренский, И. А. Ильин, Розанов

и др.). Метафизика сердца – это "предельный таинственный центр Л., где лежит вся ее ценность и вся ее вечность" (Вышеславцев). Осуждая пороки зап. цивилизации, связанные с засильем технократического рационализма, понижением духовного уровня жизни, Киреевский противопоставил холодно-рассудочной "метафизике разума" на Западе живительный источник "метафизики сердца" на Востоке. Из этого источника проистекают истинная вера, совесть и любовь. В отличие от учения фр. философа Б. Паскаля об антиномичности сердца, порождаемой противоречивой природой человека (его величие и ничтожество), Флоренский делал акцент на метафизике «чистого сердца» как «очага нашей духовной жизни», от к-рого зависит исправление и «возрастание Л.». Свет души праведника – высший тип Л. Определяя роль метафизики сердца, Юркевич выделяет в ней как религиозные, так и мирские истоки; сердце есть средоточие всей духовной и телесной жизни человека, «седалище» воли и ее хотений, чувств и страстей. Каждое биение телесного сердца имеет духовное значение. Согласно Вышеславцеву, богопо-добие человека, его величие носят субстанциональный, сущностный характер, они не могут быть истреблены никаким грехом. Дальнейшее развитие метафизика сердца получила в работах И. А. Ильина. Он ввел в употребление понятие «сердечное созерцание», от степени развития к-рого зависит уровень духовности Л., всей культуры. Влияние «философии сердца» испытали Достоевский, Толстой и мн. др. деятели культуры. Оригинальную философию «симфонической личности» развивал один из лидеров евразийства – Карсавин. Он считал, что возможность превращения Л. из потенциальной в актуальную осуществляется через познавательный акт. Применительно к человеку «личность – конкретно-духовное или… телесно-духовное существо, определенное, неповторимо-своеобразное и многовидное» (О личности // Религиозно-философские сочинения. М., 1992. Т. 1. С. 19). В качестве духовного существа Л. есть свобода. Мир – это симфоническая (коллективная) всеединая Л., т. е. иерархическое единство множества симфонических Л. – индивидуальных и социальных. Наивысшей стадией симфонического мира является социальная Л. (народ, семья, государство, человечество, вселенская церковь). Сходные идеи по этим вопросам развивал Н. О. Лосский. Он считал, что Л. – центральный онтологический элемент мира, в к-ром осн. бытие есть субстанциальный деятель, т. е. или потенция Л., или действительная Л. Каждый из субстанциальных деятелей есть индивидуум. И атомы, и молекулы суть потенциальное личное бытие. Исходя из учения Лейбница, Лосский писал: "Философская система, утверждающая основное и центральное положение личного бытия в составе мира, может быть названа персонализмом. Признание иерархических ступеней между субстанциальными деятелями, возникающих в процессе развития их, может быть обозначено термином «иерархический персонализм» (Бог и мировое зло. М, 1999. С. 284). Содержательные мысли высказывает Франк в своей философской антропологии: о двуединой природе человека (природное и сверхприродное, духовное существо), о диалектике взаимосвязи между Богом и человеком, внутренней антиномичности человека и т. д. Подчеркивая, что человеческая жизнь имеет форму общественной жизни, он отмечал, что двигателем ее является именно Л. Но Л. не есть некая замкнутая в себе, самодовлеющая реальность. Изолированно мыслимый индивид есть лишь абстракция. Эрн в противоположность новоевропейскому рационализму развивал концепцию «логизма» как антично-христианского учения о божественном Логосе (Слове), раскрывающего динамику духовного возрастания Л., обнаружения ею в себе божественного начала, подвижничества и святости. Логос проявляется не только в сознании, но и в поступках и переживаниях человека. Не через рассудочную категорию «рацио», приводящего к опредмечиванию сущего, а через Логос как посредствующее личное начало, через «субъектное» познание, через раскрытие личностного бытия (человека, церкви, Вселенной, Бога) постигается существование Бога и мира, истина как «бытие-в-истине». Важные аспекты теории Л. развивал И. А. Ильин. Особое внимание он уделял проблеме борьбы со злом – наиболее трудной как для христианской этики, так и для др. этических доктрин. Подвергнув критике концепцию непротивления злу Толстого, Ильин, хотя и не оправдывал применение насилия, все же считал его допустимым в определенных условиях, когда в интересах человека или об-ва необходимо прибегнуть к принуждению. При этом он считал необходимым проводить различие между неправедностью и грехом. Проблему преодоления зла Ильин увязывал с проблемой формирования и воспитания духовно и морально здоровой Л., а эту последнюю – с пониманием смысла жизни человека. В отличие от мн. др., он подчеркивал, что попытка видеть смысл жизни в самой жизни несостоятельна, ибо существуют ценности, стоящие выше самой жизни, – духовные, и прежде всего религиозные ценности. Наибольшую разработку категория Л. получила в творчестве Бердяева, причем на принципиально новой – экзистенциальной основе. Он считал, что понятие Л. следует отличать от понятия индивида. Индивид – категория натуралистическая, это – часть рода, об-ва, космоса, т. е. в этой ипостаси он связан с материальным миром. Л. же означает независимость от природы и об-ва, к-рые предоставляют лишь материю для образования активной формы Л. Ее нельзя отождествлять с душой, это не биологическая или психологическая категория, а этическая и духовная. Л. не есть часть об-ва или универсума. Напротив, об-во есть часть Л., ее социальная сторона (качество), равно как и космос есть часть Л., ее космическая сторона. Этим объясняется, что в каждой Л. есть и нечто общее, принадлежащее всему человеческому роду, тому или иному профессиональному типу людей и т. д., но не в этом ее суть. Иными словами, Л. – это микрокосм, универсум в индивидуально неповторимой форме, соединение универсального и индивидуального. Тайна существования Л. – в ее абсолютной незаменимости, в ее однократности и несравнимости. Парадокс ее существования: она должна себя реализовывать на протяжении всей своей жизни и в то же время она должна для этого уже изначально быть. Иными словами, Л. – это неизменное в изменении. В отличие от «иерархического персонализма» Н. О. Лосского, рассматривавшего человеческую Л. как духовную единицу в ряду др. объектов, Бердяев считал, что Л. не есть лишь один из объектов в ряду других. Она может быть познана только как субъект. Обсуждая проблемы обновления рус. религиозного сознания нач. XX в., он, в чем-то соглашаясь с Мережковским, вместе с тем упрекал его в недооценке идеи Л., к-рой должно принадлежать центральное место в новом религиозном сознании. Будучи экзистенциально мыслящим философом, Бердяев вместе с тем не употреблял характерных для экзистенциализма понятий «экзистенция», «бытие-в-мире» и др. «экзистенциалов», а выдвигал в качестве важнейшей именно категорию Л., к-рую основоположники экзистенциализма в Зап. Европе, напротив, употребляли крайне редко, т. к. считали непригодной из-за ее социально-опредмеченной заземленное™. Подчеркивая персоналистический характер своей философии, Бердяев отмечал, что она «есть философия личная, связанная с моим личным опытом». Эрн считал, что вообще одной из особенностей истории рус. философии является персонализм, к-рый выступает не только в онтологическом плане, но и как манифестация особенностей самой Л. мыслителей, значительности и глубины авторских переживаний. История представлений рус. мыслителей о Л. демонстрирует многообразие подходов и мировоззренческих установок: от религиозно ориентированных до позитивистских, натуралистических и материалистических, связанных с влиянием результатов естественнонаучных исследований и распространением идей социализма. Наряду с религиозно окрашенными появляются концепции Л., ориентированные на научный эксперимент, данные биологии, психологии, физиологии. Революционные демократы, народники и марксисты выступали с идеями, призывающими к социальному активизму, преобразованию общественных отношений. Социальная направленность в решении проблем Л. проявилась в соч. Белинского, Герцена, Чернышевского, Лаврова, Михайловского и др. Переосмысливая идеи Гегеля, Фейербаха и др. зал. мыслителей, они, в отличие от отечественных творцов христианской антропологии, развивали идеи антропологического материализма, активной роли критической мысли, субъективного фактора в историческом процессе. Гегелевский панлогизм, сведение им человеческой Л. к духу, лишенному индивидуальности и живых соков, вызвали поворот к проблемам «живого», конкретного человеческого существования не только в европейской философии 30-40-х гг. XIX в., но и в определенной части философской мысли России. Бердяев, касаясь темы «личность и история» в рус. философии, считал, что «первое место тут принадлежит бунту Белинского», к-рый, выражая свои мысли в форме «восстания против Гегеля» во имя возвышения Л., «переходит от пантеизма к антропологизму». При этом «у Белинского бунт личности приводит его к культу социальности» (Русская идея // О России и русской философской культуре. М., 1990. С. 108–109). В центре его размышлений – Л. как субъект деятельности и исторического творчества. Согласно Михайловскому, развитие Л. – это высший критерий социального прогресса, в ходе к-рого человек как частичная Л. (придаток общественного механизма в условиях экономического разделения труда) призван постепенно приближаться к идеалу цельной Л. Его выступления против «поглощения человека исторически данной формой общества» продолжали

кантовскую традицию приоритета Л. над об-вом. В рус. марксизме {Плеханов, Ленин и др.) проблемы Л. рассматривались с акцентом на ее социально-исторические аспекты: роль Л. в истории, диалектика объективного и субъективного факторов, социальная сущность, соотношение Л. и об-ва и т. п. С 60-х гг. XX в. в отечественной науке начался определенный поворот к проблемам Л., исследуемой в различных дисциплинах: в психологии (С. Л. Рубинштейн, Б. Г. Ананьев, А. Н. Леонтьев, К. А. Абульханова-Славская, А. Г. Ас-молов и др.), социальной психологии (А. В. Петровский и др.), социологии (И. С. Кон, Н. Ф. Наумова и др.), социальной философии (Л. П. Буева, М. В. Демин, И. И. Резвицкий и др.) и т. д. В отличие от прежнего фактического отождествления в советской науке понятий "человек", "личность", "индивид", "индивидуальность" были выработаны определения, отражающие их различия и специфику, подвергнуты критике механистические попытки растворить индивида в об-ве и тем самым снять саму проблему человека как Л. и неповторимой индивидуальности. Хотя природную основу Л. образуют ее биологические особенности, все же определяющими факторами развития (ее сущностным основанием) являются не ее природные качества (напр., тот или иной тип высшей нервной деятельности), а качества социально значимые – взгляды, способности, потребности, интересы, моральные убеждения и т. д. Определяющее воздействие социальных и природных факторов на формирование и развитие Л. происходит через ее субъективность. Внутреннее содержание Л., ее субъективный мир – это не результат механического внедрения в ее сознание многообразных внешних воздействий, а итог внутренней работы самой Л., в процессе к-рой внешнее, пройдя через субъективность Л., перерабатывается, осваивается и применяется ею в практической деятельности. Т. обр., индивидуальное преломление социальных регуляторов превращает их в регуляторы внутриличностные. Сложившаяся система воспитанных и самостоятельно выработанных индивидом социальных качеств проявляется в субъективной форме (идеи, ценности, интересы, направленность и т. д.), отражающей взаимодействие Л. с окружающим объективным миром. Характер мировоззрения Л., формируемого социальным окружением, воспитанием и самовоспитанием, является одним из важнейших ее качеств, ее "стержнем". Мировоззрение Л. в значительной мере предопределяет направленность и особенности всех социально значимых ее решений и поступков. В условиях антагонистического разделения труда происходит отчуждение труда и подчинение Л. "вещным" отношениям. Задача заключается в создании необходимых условий для всестороннего развития Л.

Лит.: Зеньковский В. В. История русской философии: В 2 т. Л., 1991; История русской философии / Под ред. М. А. Маслина. М., 2001; Стрельцова Г. Я. Паскаль и европейская культура. М., 1994 (Гл. VI. § 6. Метафизика сердца С. 374–401).

А. Г. Мысливченко, П. П. Апрышко

ЛОБАЧЕВСКИЙ Николай Иванович (20.11(1.12).1792, Нижний Новгород – 12(24).02.1856, Казань) – математик,

I дан из создателей неевклидовой геометрии. В 1811 г. окончил Казанский ун-т. С 1812 г. преподавал в Казанском ун-те

! арифметику, алгебру, геометрию, тригонометрию, дифференциальные и интегральные исчисления, физику, астрономию. В 1816 г. получил звание экстраординарного, а в 1822 г. ординарного проф. чистой математики. С 1820 г. 6 раз избирался деканом отделения математических и физических наук; в 1827–1846 гг. был ректором ун-та, в 1846–1855 гг. – помощником попечителя Казанского учебного округа. В 1826 г. он изложил свою "воображаемую геометрию" в работе "Сжатое изложение начал геометрии со строгим доказательством теоремы о параллельных", которая была позднее включена в его труд "О началах геометрии", опубликованный в 1829–1830 гг. в "Казанском вестнике". Нем. математик К. Ф. Гауе, к-рый тоже и даже раньше Л. пришел к идее о возможности неевклидовой геометрии, настоял на избрании Л. в 1842 г. в члены-корр. Королевского Геттингенского ученого об-ва. Слава пришла к Л. уже после его смерти, а столетний юбилей ученого, к-рый был отмечен в 1893 г., способствовал широкому распространению идей Л. и осознанию того влияния, к-рое его идеи оказали на рус. философскую мысль. А-р И. Введенский отметил, что "работы Л. имеют значение не для одной лишь математики, но еще больше для наиважнейшего отдела философии – для теории познания". Л. не случайно называли "Коперником" и "Колумбом" в геометрии, ибо его построения открывали совершенно новый взгляд на пространство и его свойства. Вытекающая из открытия Л. идея о многообразии пространственных свойств материального мира дала импульс дальнейшим исследованиям, к-рые убедительно подтверждали идею Л. о зависимости геометрических свойств пространства от его физической природы. Для трудов Л. характерна ориентация на эмпирические исследования. Он подчеркивал, что истинность геометрических понятий могут подтверждать только опыты и астрономические наблюдения: "В природе мы познаем собственно только движение, без к-рого чувственные впечатления невозможны… Все прочие понятия, напр. геометрические, произведены нашим умом искусственно, будучи взяты в свойствах движения; а поэтому пространство само собой, отдельно – для нас не существует".

С о ч.: Поли. собр. соч.: В 5 т. М.; Л., 1946–1951.

Л и т.: Биографический словарь профессоров и преподавателей Имп. Казанского университета за сто лет (1804–1904). Казань, 1904. Ч. :,ВасильевА. В. Николай Иванович Лобачевский. Казань, 1894 (Спб., 1914; М., 1992); Загоскин П. П. История Имп. Казанского ун-та за первые сто лет его существования. 1804–1904. Казань, 1902. Т. .;КаганВ. Ф. Лобачевский. М.; Л., 1948; История русской философии. М., 2007. С. 361–363.

А. Т. Павлов

ЛОГИЧЕСКАЯ МЫСЛЬ. Л. м. в России стала интенсивно развиваться несколько позже, чем на Западе, дав тем не менее образцы новаторства во мн. сферах логики. С X в., когда на Руси появились соч., содержащие логические знания (перевод 1-й ч. «Источника знания» Иоанна Дамаскина, называемой «Диалектика» и излагающей нек-рые идеи Аристотеля, следуя комментариям Порфирия), и до 2-й пол. XIX в. логика в России была преимущественно учебным предметом в системе др. философских дисциплин. О ее развитии можно говорить гл. обр. в смысле поиска более удачных дидактических приемов. Жидовствующие (так называли группу еретиков, поселившихся в Новгороде в 1470 г.) принесли с собой знания осн. понятий логики в изложении М. Маймонида (1135–1204) и в переводах аль-Газали и аль-Фараби. Курбский рассматривал «внешнюю философию», включавшую начала логики, как необходимый элемент христианского образования. Им было переведено соч. Иоганна Спенгенберга «О силлогизме», где излагались начала логического учения. С созданием Еллинско-греч. (позднее Славяно-греко-латинской) академии в 1685–1687 гг. логическое образование стало приобретать регулярный характер. Со-фроний Лихуд, один из основателей академии, преподавал учение Аристотеля и его логику на основании комментариев аль-Фараби. В 1690-е гг. логика читается Стефаном Яворским в Киево-Могилянской академии. В ун-те при Петербургской академии наук (1725) была открыта кафедра логики и метафизики, к-рую занимал Г.-Б. Бильфингер. Л. Эйлер затрагивал вопросы учения о суждении и силлогизме в «Письмах к германской принцессе о различных предметах физики и философии». Сами «Письма», были написаны им еще в период пребывания в Берлине (1761), но труд вышел в свет, когда он вновь был в российской столице (рус. перевод осуществлен в 1796 г.). Первым проф. Московского ун-та по кафедре логики, метафизики и практической философии был И.-Г. Форманн; после него в 1765 г. кафедру занял Д. С. Аничков, издавший в 1770 г. труд «Слово о свойствах познания человеческого и о средствах, предохраняющих смертного от разных заблуждений». Ломоносов касался логических вопросов в «Кратком руководстве к риторике» (1744) и в «Кратком руководстве к красноречию» (1748). Во 2-й пол. XVIII в. в России все активнее стали издаваться учебники по логике (Мака-рий П. Логика феоретическая, собранная из разных авторов и удобным порядком расположенная. М., 1759; Козельский Я. П. Философские предложения. Спб., 1768; Болотов А. Т. Детская логика, сочиненная для употребления российского юношества. М., 1787; Мочульский И. Логика и риторика для дворян. Словеснословие и песнопение, то есть грамматика, риторика и поэзия в кратких правилах и примерах. М., 1789; Никольский Н. А. Логика и риторика, кратким и для детского возраста удобопонятным образом расположенные. Спб., 1790; Рижский И. С. Умословие или умственная философия, написанная в Санкт-Петербургском горном училище в пользу обучающегося в нем юношества. Спб., 1790, и др.). Особенно важное значение для становления логики в России имело рус. издание книг X. Баумейстера (1760) «Логика» и X. Вольфа «Разумные мысли о силах человеческого разума и их исправном употреблении в познании правды, любителям оной» (1765). Полагая, что наука прежде всего отличается силой логических умозаключений, Вольф привнес в философию тенденцию к строгому упорядочению материала. Фактически все рус. соч. по логике находились под влиянием подхода к науке Вольфа. Впрочем, в России широко использовались и оригинальные нем. издания. С 1806 по 1820 г. едва ли не каждый год выходили книги по логике (Богданов П. Краткая логика. М., 1806; Лубкин А. С. Логика. М., 1807; Мочульский Ф. Логика, риторика и поэзия. Харьков, 1811; Ивашковский И. Начала логики. Спб., 1814; Лодий П. Д. Логические наставления, руководствующие к познанию и различению истинного от ложного. Спб., 1815; Любочинский Л. Логика или умоучение. Харьков, 1817; Талызин М. Начальные основания риторики и поэзии с предварительным объяснением логических правил. Спб., 1818, и др.). Когда в 1850 г. вышло высочайшее повеление об ограничении преподавания философии в ун-тах и Ришельевском лицее логикой и психологией, то «чтение оных» было возложено на проф. богословия. Программа логики была составлена в Московской духовной академии, одобрена комитетом при Св. Синоде и разослана во все ун-ты. Ее содержание фактически совпадало с содержанием программ, к-рые использовались до «ограничения» в светских ун-тах, хотя о философии в ней говорилось как о «возводящей все сущее к Верховному началу и последней цели бытия». Т. обр., преподавание логики продолжалось в российских ун-тах и в самые тяжелые для философии времена. Введение в действие в 1863 г. нового Устава ун-тов и возобновление преподавания в них философии послужило поводом «оттока» ученых из духовных академий (где философские предметы были представлены достаточно основательно) в ун-ты, что в целом способствовало укреплению философских кафедр, равно как и расширению спектра философских курсов. Православные журн. («Вера и разум», «Православный собеседник» и др.) постоянно помещали статьи по логической проблематике. Создание Московского психологического общества (1885) и Петербургского философского общества (1898), открытие журн. «Вопросы философии и психологии» (1889) содействовало росту активности философского (и логического) сообщества. К кон. XIX в. в России были представлены едва ли не все направления мировой логической мысли, причем соответствующие ее уровню. Переводились и издавались труды ведущих зап. логиков. Каринский предложил оригинальную классификацию логических выводов (1880). Грот ставил вопрос о реформе логики (1882), к-рую он трактовал как учение об умственных процессах; предпринимались попытки логического осмысления научных понятий. Вышли в свет работы по истории логики Влади-славлева (1872), Троицкого (1886) и др. Появились высококлассные работы в области математической логики (Порецкий, В. В. Бобынин, И. В. Слешинский, Е. Л. Бу-ницкий), претендовавшей на полную независимость от философии и тем более психологии. В Л. м. России XIX-нач. XX в. доминировали психологизм и антропологизм, согласно к-рым логика должна была заниматься анализом «реального» мышления, а не изучением последствий нормативного характера логических законов и соответствующих им принудительных конструкций. Иными словами, психологизм предполагал, что логика есть выражение активности человеческого мышления, а логические законы определяются способом опытного познания объектов, в к-рый неизбежно включен и субъект. В принципе такого рода установки тормозили развитие логики в ее математической форме, но в эвристическом плане иногда оказывались весьма плодотворными. Так, в нач. XX в., когда можно говорить о расцвете логических исследований дореволюционного периода, Н. А. Васильев в своей «воображаемой» логике (1910–1914), предвосхитившей открытие в высшей степени неклассических типов логик (многозначной, паранепротиворечивой, многомерной), исходил из явно выраженных «психологических» мотивов: он рассуждал о воображаемых мирах с различной онтологической организацией, где сенсорные («ощущательные») способности субъектов определяются последней и задают различные типы логик – без законов (не) противоречия и исключенного третьего. Для логики в России нач. XX в. было характерно не только наличие высокопрофессионального научного сообщества, члены к-рого постоянно общались с зап. коллегами и высказывали весьма оригинальные идеи (напр., А-р И. Введенский и Лапшин сомневались в универсальности закона (не)противоречия), но и работали по всему фронту логических исследований; Поварнин развивал логику отношений и логику спора, Н. О. Лосский – интуитивисте – кий подход к познанию, нашедший отражение и в его логических воззрениях, Жаков – эволюционный подход к логике, Флоренский настаивал на «антиномичности» познания, так же как и Н. А. Васильев, предвосхитивший (в достаточно неопределенном, впрочем, виде) идеи паранепротиворечивости. После Октябрьской революции 1917 г. и последующей затем реорганизации образования и преподавания в ун-тах не стало историко-филологических ф-тов, что неблагоприятно сказалось на состоянии Л. м. К тому же мн. представители марксистско-ленинской философии, следуя в значительной степени гегелевской традиции, связывали, а порой и отождествляли формальную логику с метафизикой. Поэтому логика в 20-40-х гг. преимущественно развивалась в рамках математики. Математическая логика этого периода включает фундаментальные результаты, принадлежащие А. Н. Колмогорову, В. И. Гливенко, И. И. Жегалки-ну, М. И. Шейнфинкелю, В. И. Шестакову, Д. А. Бочвару, А. А. Маркову и П. С. Новикову. Тем не менее настойчивые попытки всюду, в любой науке отыскать диалектику все-таки в одном уникальном случае имели положительный, хотя и побочный, результат. Поиск особой диалектической логики естествознания привел И. Е. Орлова к идее релевантной логики, построенной не на экстенсиональном, а интенсиональном основании, к-рая им изложена в единственной его логической статье, опубликованной в журн. «Математический сборник» (1928). С. А. Яновская, к-рая в 30-х гг. вместе с Э. Кольманом активно разоблачала идеализм в математике, в 40-х гг. предприняла большие усилия для возрождения логических исследований в СССР. При ее непосредственном участии были созданы кафедры логики на философском ф-те и математической логики на механико-математическом ф-те МГУ (1947). Была также открыта кафедра логики в ЛГУ и образован сектор логики в Институте философии АН СССР (1947). Яновская немало сделала для подготовки высококвалифицированных логиков. Асмус, Попов в МГУ и вновь приглашенный в ЛГУ Поварнин (уволенный все-таки через 2 г.) начали чтение логических курсов и/или подготовку аспирантов. Был переиздан учебник по логике Челпанова, написан ряд новых учебников (М. С. Строговичем, Асмусом, С. Н. Виноградовым и др.). Логика нелегко утверждалась в советских ун-тах и педагогических ин-тах. Последствия негативного отношения ортодоксальных диалектиков по отношению к формальной логике еще долгое время (вплоть до сер. 70-х гг.) проявлялись в виде то разгорающейся, то утихающей дискуссии о соотношении диалектической и формальной логики, после очередного раунда к-рой атмосфера вокруг логики становилась напряженной. Б. В. Бирюков, Е. К. Войшвилло, Д. П. Горский, Зиновьев, Н. И. Кондаков, В. А. Смирнов, Н. И. Стяжкин, Н. П. Попов, А. М. Плотников, И. Н. Бродский, О. Ф. Серебрянников и др. логики, становление к-рых приходится на послевоенные годы воспитали многочисленных учеников, к-рые ныне работают во всех областях логики. См. также: Философия в советской и постсоветской России.