Текст книги "Русская философия. Энциклопедия"

Автор книги: М. Маслин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 63 (всего у книги 138 страниц)

Л и т.: Лонгинов М., Новиков И. Московские мартинисты. М., 1867; Семека А. В. Русские розенкрейцеры и сочинения императрицы Екатерины против масонов. Спб., 1902; Масонство в его прошлом и настоящем: В 2 т. М., 1914–1922; 2-е изд. М., 1991; Соколовская Т. О. Капитул Феникса. Высшее тайное масонское направление в России. Пг., 1916; Вернадский Г. В. Русское масонство в царствование императрицы Екатерины II. Пг, 1917; Аржанухин С. В. Философские взгляды русского масонства. Екатеринбург, 1995.

А. И. Болдырев

«МАТЕРИАЛИЗМ И ЭМПИРИОКРИТИЦИЗМ Критические заметки об одной реакционной философии» – осн. философский труп Ленина, написанный в 1908 г. и опубликованный в 1909 г. Непосредственным поводом к его написанию послужил сб. ст. Базарова, Богданова, Луначарского и др. «Очерки по философии марксизма», а также кн. Юшкевича, Бермана, Валентинова, в к-рых, как и в данном сборнике, делалась попытка соединить марксизм с философией Э. Маха и Р. Авенариуса – эмпириокритицизмом. Резко протестуя против подобного соединения, Ленин отстаивал идею о том, что марксизм имеет собственную философию – диалектический материализм и соответственно свою диалектико-материалистическую теорию познания, являющуюся по сути теорией отражения. Первые 3 гл. кн. Ленина посвящены сопоставлению теории познания эмпириокритицизма и диалектического материализма, в 4-й гл. делается попытка показать родство эмпириокритицизма с др. идеалистическими течениями, в 5-й гл. – его связь с «физическим идеализмом», 6-я касается его взглядов на об-во и проблемы партийности философии и общественных наук. Если эмпириокритицизм как разновидность позитивизма претендовал на преодоление дилеммы «материализм или идеализм» и пытался найти «третью линию» в философии, то Ленин, следуя в этом за Ф. Энгельсом, отвергает такой подход, поскольку усматривает в нем лишь непоследовательность, эклектизм, скрывающие философскую суть эмпириокритицизма как субъективного идеализма, идущего от Дж. Беркли. Ленин не дает всесторонней оценки эмпириокритицизма, он не касается, напр., заслуг Маха в разработке методологии научного исследования. Его главная задача – показать несовместимость эмпириокритицизма, как и любой др. идеалистической философии (прагматизма, неокантианства и др.), с марксизмом, основывающемся на философии материализма. Отсюда осн. критический прием – сведение t основаниям: неважны нюансы и специфические отличил той или иной идеалистической философии, важно, что все это идеализм, принципиально противостоящий материализму. Отсюда также противопоставление всей линии идеализма («линии Платона») единой линии материализма («линии Демокрита»), в к-рой, в свою очередь, упор делается на том, что объединяет всех материалистов: утверждение первичности материи и вторичности сознания, понимание познания как отражения окружающей действительности. Ленин берет себе в союзники фр. материалистов XVIII в., Л. Фейербаха, естественно-научный материализм, а также «наивный реализм» обыденного сознания. Но он считает нужным показать и отличие марксистского диалектического материализма от предшествующих форм материалистической философии, и особенно от механистического материализма, подвергнутого критике не только идеалистами, но и К. Марксом и Ф. Энгельсом, а также рядом ученых-физиков в связи с достижениями науки кон. XIX – нач. XX в. (открытие радиоактивности, электрона, рентгеновских лучей и т. д.). По Ленину, прежний материализм отождествлял материю с веществом, характеризуемым нек-рыми абсолютными свойствами (непроницаемость, инерция, масса и т. п.). Новый же материализм отграничивает философскую категорию материи от конкретно-научных представлений о ней. В философском смысле материя есть не что иное, как «объективная реальность, существующая независимо от человеческого сознания и отображаемая им» (Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 18. С. 276). Поэтому, когда новые научные открытия показали неабсолютный характер нек-рых считавшихся первичными свойств вещества, это вовсе не означало, что «материя исчезла»: исчез лишь «тот предел, до которого мы знали материю до сих пор, наше знание идет глубже…» (Там же. С. 275). Диалектический материализм, считает Ленин, вообще не признает никаких абсолютных свойств, сущностей, субстанций, никакого абсолютного предела познания. Природа бесконечна, ее познание безгранично («электрон так жен» черпаем, как и атом…" (С. 277), и поэтому наши знания в каждый данный момент относительны, приблизительны, изменчивы. Тезис об относительности наших знаний выдвигался и эмпириокритицизмом, и рядом др. философских течений, выступавших против традиционной метафизики. Но для них, подчеркивает Ленин, относительность означает непризнание объективной истины и «исключает самомалейшее допущение абсолютной истины» (С. 136). Такому подходу, ведущему к субъективному идеализму и, следовательно, к солипсизму, Ленин противопоставляет признание диалектического соотношения объективной, относительной, и абсолютной истины. При всей относительности наших знаний в них есть объективная истина, т. е. «такое содержание, которое не зависит от субъекта, не зависит ни от человека, ни от человечества» (С. 123). Это значит, что «не существует непереходимой грани между относительной и абсолютной истиной» (С. 138). Познание есть сложный, противоречивый процесс приближения к абсолютной истине, к-рая складывается из суммы относительных истин. Предвидя возможное возражение, что различение относительной и абсолютной истины оказывается неопределенным, Ленин на него отвечает: «…оно как раз настолько „неопределенно“, чтобы помешать превращению науки в догму в худом смысле этого слова, в нечто мертвое, застывшее, закостенелое, но оно в то же время как раз настолько „определенно“, чтобы отмежеваться самым решительным и бесповоротным образом от фидеизма и от агностицизма, от философского идеализма и от софистики последователей Юма и Канта» (С. 138–139). Аналогично его рассуждение относительно практики как критерия истины. Заявляя, что «точка зрения жизни, практики должна быть первой и основной точкой зрения теории познания» и что «она приводит неизбежно к материализму», Ленин уточняет: «…критерий практики никогда не может по самой сути дела подтвердить или опровергнуть полностью какого бы то ни было человеческого представления. Этот критерий тоже настолько „неопределенен“, чтобы не позволять знаниям человека превратиться в „абсолют“, и в то же время настолько определенен, чтобы вести беспощадную борьбу со всеми разновидностями идеализма и агностицизма» (С. 145–146). Следует подчеркнуть, что Ленин здесь берет лишь тот философский минимум, к-рый, по его мнению, позволяет вести борьбу против идеалистической философии. Таков же подход Ленина к вопросам исторического материализма, рассматриваемым в последней главе. Он не касается категориального аппарата марксистского учения об об-ве, а выступает против попыток его ревизии: сведения социальных закономерностей к более широким, биологическим или физическим закономерностям и отождествления общественного бытия и общественного сознания, лишающего, с т. зр. Ленина, это учение материалистического характера. Весьма важным в философии, по Ленину, является ее критический характер, борьба с философией, стоящей на др. идейных позициях, иными словами, ее партийность. «Борющимися партиями по сути дела… являются материализм и идеализм» (С. 380). За ними же, считает Ленин, скрываются интересы враждебных классов. Работа «М. и э.» встретила негативный прием у немарксистов, а также неодобрительное отношение со стороны ряда марксистов. Главное возражение заключалось в том, что изложенная Лениным теория познания является докритической, ибо, сводя познание к отражению внешней действительности, она якобы недооценивает активную роль субъекта. Марксисты добавляли к этому указание на недостаточное осмысление роли практики в познании и его социальной детерминации. Ленин давал повод для подобных упреков, в частности характеризуя отражение как «копирование» или «фотографирование» действительности, хотя главное для него не показ того, как происходит познание, а стремление продемонстрировать противоположность идеалистической и материалистической позиции в гносеологии. Это обстоятельство не было учтено и теми марксистами (прежде всего в России), к-рые позже провозгласили работу Ленина классическим трудом по теории познания марксизма-ленинизма. Здесь эта работа сыграла двоякую роль: с одной стороны, она способствовала тому противопоставлению буржуазной идеологии, на к-рое была нацелена вся революционная, а затем советская идеология; с другой же стороны, ее канонизация негативно сказалась на разработке гносеологической проблематики советскими и следовавшими за ними зарубежными марксистами. Оригинальную трактовку содержания кн. «М. и э.» выдвинул фр. марксист Л. Альтюсер. С его т. зр., суть философии, как ее понимал Ленин, именно в борьбе и заключается.

Лит.: Богданов А. Падение великого фетишизма (Современный кризис идеологии). Вера и наука (О книге В. Ильина "Материализм и эмпириокритицизм"). М., 1910. С. 144–223; Аксельрод Л. И. (Ортодокс). Рец. на кн. Вл. Ильина "Материализм и эмпириокритицизм" // Современный мир. 1909. № 7; Кедров Б. М. Как изучать книгу В. И. Ленина "Материализм и эмпириокритицизм". 4-е изд. М, 1983;ИльенковЭ. В. Ленинская диалектика и метафизика позитивизма. Размышления над книгой В. И. Ленина "Материализм и эмпириокритицизм". М., 1980; Володин А. И. "Бой абсолютно неизбежен": Историко-философские очерки о книге В. И. Ленина "Материализм и эмпириокритицизм". М., 1982 (2-е изд. -1985); "Материализм и эмпириокритицизм" в России и за рубежом: Новые материалы. М., 1990; Коргунюк Ю. Г. "Материализм и эмпириокритицизм" и его критики // Вопросы философии. 1991. № 12; История русской философии / Под ред. М. А. Маслина. М., 2007. С. 563–567; Althusser L, Lenine et la philosophie. P., 1969; Pannekoek A. Lenin als Philosoph. Frankfurt a/M-Wien, 1969; Attualita del materialismo dialettico. Roma, 1974.

M. H. Грецкий

МЕЙЕР Александр Атександрович (10(22).09.1875, Одесса – 19.07.1939, Ленинград) – религиозный философ, переводчик, публицист. Учился на историко-филологическом ф-те Новороссийского ун-та в Одессе. Несколько раз арестовывался за участие в революционных кружках. С 1906 г. – в Петербурге, читал лекции, участвовал в собраниях Религиозно-философского об-ва (1914–1915). В ранних публикациях проявил близость к «мистическому анархизму» («Бакунин и Маркс»; «Прошлое и настоящее анархизма», «О смысле революции», 1907). В кн. «Религия и культура» (1909) М. раскрыл «богостроительские» тенденции своего века и указал на опасность ложного самоутверждения "я" в культурном творчестве. Поработив природу, оно овладевает сферой культуры, что обрекает его, прельщенного властью, на одиночество. Так вырисовывается характерный для М. образ Одинокого и Властного. Этот «становящийся бог» культуры, утративший связь с общей жизнью и высшими ценностями бытия, обречен на небытие. Спасти его можно, освободив от присвоенных им атрибутов ложной божественности, что означает не отрицание культуры, но преодоление ее во имя ценностей, лежащих вне культуры и вне стихии. Эти высшие ценности заключены в сотворческом пространстве диалога ("я" и "я", Бога и мира, "я" и «мы»). Так М. разрабатывает культурологическую концепцию экзистенциального толка. В «Заметках о смысле мистерии (Жертва)» (1932–1933), создавая мистериальную картину культурного творчества, он вводит понятие «жертва». У М. она и онтологическое понятие (в мире царит причинность жертвенного обмена), и характеристика деятельности (слово как выражение единства поступка и смысла есть актуализация жертвенного действа и устроения бытия по внутренней мере правды), и символическая ценность (в жертве происходит последняя встреча горнего (небесного) и дольного (земного). В работах 30-х гт. («Gloria (О Славе)», 1932–1936; «Революция (Об откровении)», 1934; «Три истока. Мысли про себя», 1937) жизненное пространство между "я" и «другим» построено структурно: оно заполнено «откликами» (на голоса личности, бытия и Бога), т. е. высказываниями, волевыми действиями по обнаружению смысла жизни, что реализуется в языках мифа, символа и мистерии как предпосылках общения. Личность избавляется от качеств «ветхости» и «относительности», когда включена в круг переживания Божества в общении, она осознает себя абсолютной, и все сказанные ею слова отвечают теперь смысловой ритмике мировой жизни. Происходит «встреча» мира и слова, и бытие «проговаривает» свою тайну в такого рода мистерийном высказывании общей жизни. Типологически концепция «другого» у М. близка представлениям Флоренского (в его теории «трагической дружбы» акцентирована новозаветная напряженность жертвенного предстояния «другому») и М. М. Бахтина. Для эстетики жизни М. слово есть прорыв мысли к бытию, в слове раскрывается мироустроительная энергия личного творчества. Высказывание воплощает эстетическое единство слова и поступка, идеи и биографии, поскольку «язык творится нами так, как творится нами любая художественная ценность». Человек призван пройти «сквозь» культуру и природу, «сквозь» всех других, чтобы подняться к свету высшей Истины, к жертвенной встрече с Абсолютом. Высокий подвиг восхождения человека к правде о самом себе возможен в форме эстетического свершения своей судьбы как единства слова и поступка. В кон. 1928 г. М. был арестован и осужден на 10-летнее пребывание в лагере, освобожден в 1935 г.

Соч.: Что такое свобода? Пг., 1917; О путях к Возрождению // Свободные голоса. 1918. № 1; Принудительный труд как средство перевоспитания // Соловецкие острова. 1929. № 3/4. С. 45–47; Слово – символ // Минувшее: Исторический альманах. Париж, 1982. Т. 6 (2-е изд. – М., 1992); Философские сочинения. Париж, 1982; Религиозный смысл мессианизма; Петербургское Религиозно-философское общество // Вопросы философии. 1992. № 7.

Лит.: Бердяев Н. Новое религиозное сознание и история // Биржевые ведомости. 1916. 18 ноября; Об Александре Мейе-ре // Вестник РХД. Париж, 1990. № 159; Анциферов Н. П. Из дум о былом. М., 1992. С. 323–337; Исупов К. Г. М. Бахтин и А. Мейер // М. М. Бахтин и философская культура XX в. Проблемы бахтинологии. Спб., 1991. Вып. 1,ч. 2; Он же. Слово как поступок (О философском учении А. Мейера) // Вопросы философии. 1992. № 7. С. 9У-2;ЛихачевД. С. Об Александре Александровиче Мейере // Там же. С. 92–93.

К. Г. Исупов

МЕЙЕР Георгий Андреевич (7(19).02.1894, Симбирская губ. -7.02.1966, Дьеп, Франция) – публицист, философ и литературовед. Род. в семье потомка ливонского рыцаря Мейера фон Зегевольта, перешедшего на службу в России при Иване Грозной, и внучки писателя С. Т. Аксакова. По окончании реального училища М. поступил на филологический ф-т Московского ун-та, но через год оставил его. Гражданскую войну М. провел в Белой армии, в 1920 г. эвакуировался в Константинополь. В 1923 г. переехал во Францию и короткое время сотрудничал в журн. «Русская земля», в 1925–1940 гт. стал сотрудником газ. «Возрождение», издававшейся в Париже Я. Б. Струве. В нач. 1950-х гг. неофициально возглавлял журн. «Возрождение», но затем из-за идеологических разногласий вышел из редакции. В 1959 г. он начинает печататься в журн. «Грани», где появляются отдельные главы его книги о Достоевском, оставшейся неоконченной. Литературное наследие М. насчитывает несколько десятков публицистических и философских статей и 2 книги, изданные уже посмертно. Кн. «Свет в ночи» (о «Преступлении и наказании»). Опыт медленного чтения". Франкфурт-на-Майне, 1967) посвящена скрупулезному изучению всех главных персонажей и сюжетных линий романа. М. исходит из предпосылки, что «проникнутое мыслью художественное творение – живой духовный организм – через любую его деталь постигается в целом» (с. 18). Осн. идеей романа М. считает мысль, что убивающий себе подобных казним призраками небытия. Он либо должен продолжать грабить и убивать, либо убить самого себя, либо чистосердечно раскаяться и нравственно переродиться. Вторая книга М. «У истоков революции» (Франкфурт-на-Майне, 1971) состоит из ряда больших его статей, написанных в разные годы. Наиболее интересны: «Достоевский и всероссийская катастрофа», где М. анализирует публицистику Достоевского и ее соотношение с художественным творчеством писателя; «Дедушка русской революции», в к-рой автор дает критику мировоззрения Милюкова и в лице последнего всех «русско-европейских марксо-демократов, верующих в идею прогресса пуще, чем темный мужик верует в Господа Бога» (с. 105). В небольшом «Отрывке», к-рым заканчивается книга, М. формулирует свое понимание «народа» и «нации» и высказывает негативное отношение к славянофильству. «Нация» и «народ», считает он, слова, противоположные по смыслу. «Народ» – понятие биологическое, это совокупность всего населения данной территории, этнографическая масса, не имеющая качественных характеристик. Напротив, «нация» состоит из личностей, и, «чем больше индивидуумов похищает нация у народной гущи, одухотворяя их в процессе похищения, превращая каждого из них из индивида в человеческую личность, тем крепче в данной стране национальный слой, тем послушнее усмиренная, взнузданная народная толща» (с. 252). Такое понимание нации в XIX в. было свойственно, по мнению М., только К. Н. Леонтьеву и до нек-рой степени Чаадаеву. Только один Леонтьев, последователем к-рого считает себя М., постиг всю сущность имперской идеи, создавшей Россию. Славянофильство же, напротив, «опиралось на бытовое исповедничество, но где быт, там начинается застой бытия, там снижается и ущемляется все истинно духовное» (с 253). Наследие М. изучено еще очень слабо. Между тем среди эмигрантских публицистов и писателей он занимает отнюдь не последнее место, хотя и на Западе его популярность не идет ни в какое сравнение с популярностью, напр, Бердяева или Мочулъского.

С о ч.: Баратынский и Достоевский // Возрождение. 1950.№ 9; Жало и дух: Место Тютчева в метафизике российской литературы // Там же. 1954. № 32; На грани сна и бдения // Там же. 1957. № 61,62; Хождение по мукам // Грани. 1960. № 47–48.

В. В. Сапое

МЕНДЕЛЕЕВ Дмитрий Иванович (27.01(08.02).1834, Тобольск -20.01(2.02). 1907, Петербург) – ученый-химик и социальный мыслитель. После окончания Главного педагогического ин-та в Петербурге, в 1856 г. стал доцентом кафедры химии. В 1859–1861 гт. находился в заграничной научной командировке. В 1865 г. защитил докторскую диссертацию. В 1867 г. занял кафедру неорганической химии в Петербургском ун-те, а в 1890 г. ушел из ун-та в отставку в знак протеста против притеснения студенчества. С 1876 г. чл. – корр. Петербургской АН. В 1892 г. назначен хранителем Депо образцовых мер и весов, преобразованного им затем в Главную палату мер и весов, ставшую серьезным научно-исследовательским институтом (ныне ВНИИ метрологии им. М.). Деятельность М. как ученого была многогранна. Но главной его заслугой является открытие (1869) периодического закона химических элементов, ставшего одним из осн. законов совр. естествознания, выявившего фундаментальные взаимосвязи природы. По своим философским воззрениям М. был естественно-научным материалистом, признавал вечность вещества вместе с эволюционной изменчивостью. Закон сохранения материи и энергии считал краеугольным принципом науки и научности. Придерживаясь атомистических представлений, он считал вместе с тем основой мироздания три первичных начала: «нераздельную, однако и не сливаемую, познавательную троицу вечных и самобытных: вещества (материи), силы (энергии) и духа…» (Попытка химического понимания мирового эфира. Спб., 1910. С. 17). В частичке вещества он усматривал целый организм, живущий, движущийся и вступающий во взаимодействие с др. в соответствии с объективными закономерностями. Познание закона (меры действий природы), независимого от представлений людей, М. считал сутью научного исследования, основой теории и практики. Называя наблюдение и опыт телом науки, он в то же время признавал большую роль обобщения. Именно при помощи обобщения результатов опыта, практики наука, с его т. зр., поднимается до понимания закономерностей (см.: Соч. Т. 2. С. 348). Научное мировоззрение М. рассматривал как важную предпосылку научного знания, считал его типом научного знания, «планом, необходимым для исследования», включал в него общепринятые общетеоретические выводы и гипотезы. В своей исследовательской деятельности М. использовал элементы диалектики, особенно в понимании многообразия и взаимодействия мира, скачобразного характера в явлениях химизма. Он подверг критике «энергетизм» В. Оствальда, сводившего все происходящее в мире к превращениям энергий, но, с другой стороны, он считал себя сторонником реализма, преодолевающего «крайности» материализма и идеализма, признающего эволюцию и связь вещества, силы и духа. У него можно встретить высказывания о том, что последние не сами по себе познаваемы, а во взаимосвязи и взаимодействии. Свои социологические взгляды М. называл историческим реализмом, отвергал субъективный метод в социологии, а также морализирующие и мистические представления. Историю человечества он рассматривал в связи с развитием промышленности. Земледелие определял как начало, зародыш всего промышленного развития, к-рое дает об-ву богатство и просвещение. Промышленный строй жизни М. считал неизбежным для всего мира, как «один из видов эволюции жизни человечества» (Т. 19. С. 139), знаменующий вступление его в новую эпоху, когда появятся возможности удовлетворения жизненных потребностей (как материальных, так и духовных) все увеличивающейся массы людей. На основе исторического отношения промышленности к земле М. дал периодизацию истории человечества, выделив 5 ступеней: дикость, близкую к полуживотному состоянию; первобытно-патриархальное об-во, основанное на простом собирательстве, охоте, кочевом скотоводстве; оседлое земледелие, сочетаемое с ручным домашним ремеслом, соответствующее античности и Средневековью; совр. промышленный строй; будущий всеобщий промышленный строй, где исчезнут социальные антагонизмы, для людей будут созданы условия для гармоничного развития, общего подъема материального производства и роста уровня культуры. При этом он выступал за равноправие и мирное сожительство всех рас и народов, за равномерное распределение создаваемых благ между странами и отдельными людьми, хотя вместе с тем не был сторонником уравнительности. Для исторического прогресса, полагал М., необходимо разнообразие народов, стран, государств, религий, культур и т. д., причем в промышленную эпоху усиливается взаимозависимость человечества и возрастает роль общечеловеческих начал. Огромное значение в развитии об-ва придавал науке, отмечал теснейшую взаимосвязь науки и жизни, доказывал решающую роль практики, фабрично-заводского промышленного производства для научного прогресса. Большое место в трудах М. занимают проблемы социально-экономического развития России. Он рассмотрел мн. стороны жизни об-ва, положил начало россиеведению, выступал за преодоление технологической отсталости страны, переход ее на путь промышленного развития, рациональное и интенсивное использование огромных богатств, ее экономическую самостоятельность, за сильное российское государство.

С о ч.: Соч.: В 25 т. М.; Л., 1937–1952; К познанию России. Спб., 1907; Проблемы экономического развития России. М., 1960; С думой о благе российском. Новосибирск, 1991.

Лит.: Белов П. Т. Философия выдающихся русских естествоиспытателей второй половины XIX – начала XX в. М., 1970; Кедров Б. М. День одного великого открытия. М., 1958; Козиков И. А. Д. И. Менделеев: Заветные мысли // Социально-политический журнал. 1995. № 3; История русской философии / Под ред. М. А. Маслина. М., 2007. С. 365–369.

И. А. Козиков

МЕОНИЗМ – теория, разработанная Минским в его осн. религиозно-философском труде «При свете совести. Мысли и мечты о цели жизни» (1890) и характеризующая устремленность к несуществующему (Абсолюту, святыни) как средству обретения смысла жизни и избавления от страданий. Для обозначения несуществующего в реальной действительности Абсолюта Минский вводит понятие «меон» (греч. me on – есуществующее), оговаривая, что заимствует его у Платона (диалог «Софист»), но придает ему несколько иное значение. Он выделяет мео-ны пространственные (атом и вселенная), временные (вечность и мгновение), меоны первопричины и верховной цели, меоны познания («вещь сама по себе», отрешенная от познающего "я"), меоны бытия и небытия, наконец меоны, характеризующие нравственные категории. Все они сливаются в понятие единого, по своему содержанию противоположны реальным явлениям и представляют собой «понятия о чем-то совмещающем абсолютное бытие с абсолютным небытием». Природа меонов чисто отрицательная, они не существуют ни в настоящем, ни в прошлом, ни в будущем, поэтому бессмысленно уповать на их реальное обретение. Человек, полагает Минский, не может ни постичь, ни познать их, ни даже в мыслях приблизиться к ним. Он может стремиться лишь к достижению чувства экстаза, к-рое они вызывают, и в этом заключается цель его жизни. Т. обр., М. представляет собой своеобразную «религию экстаза». Радость, возникающая от стремления к меонам (их страстной жажды), и скорбь от невозможности их достижения рождают, по Минскому, внутреннее мистическое откровение. Теория М. подверглась критике со стороны представителей различных философских направлений. Так, материалисты усматривали в ней «самый несомненный дуализм», но только прикрытый псевдомонистической терминологией" (Плеханов Г. В. Избр. филос. произв.: В 5 т. М, 1957. Т. 3. С. 428), идеалисты – «наивнейший реализм и поверхностнейший эмпиризм» (Волынский А. Критические заметки // Северный вестник. 1890. № 2. Отд. 2. С. 104). Благодаря своей теории «несуществующих святынь» Минский стал одним из основоположников рус. символизма. Неудовлетворенность творческой личности видимым реальным миром, стремление прорваться к непостижимому, трансцендентному, сверхчувственному, к мистическому познанию абсолютной истины и открытию тайного начала, высшего религиозного смысла в обыденных явлениях и действиях – все эти идеи, заключенные в М., подготовили почву для разработки гносеологии символизма и теории символа.

Л и т.: Минский Н. При свете совести. Мысли и мечты о цели жизни. Спб., 1890; 2-е изд. Спб., 1897; Он же. Религия будущего: (Философские разговоры). Спб., 1905; "Меонизм" Н. М. Минского в сжатом изложении автора /У Русская литература XX века. 1890–1910 / Под ред. С. А. Венгерова. М., 2004. С. 218–221.

Л. А. Су гай

МЕРЕЖКОВСКИЙ Дмитрий Сергеевич (2(14).08.1865, Петербург – 9.12.1941, Париж) – писатель, литературный критик и религиозный философ. Р. в семье крупного чиновника в Петербурге. Окончил историко-филологический ф-т Петербургского ун-та (1888). В студенческие годы увлекался позитивистской философией и идеями либерального народничества. В последние годы XIX в. под влиянием творчества Толстого, Достоевского, Ф. Ницше, А. Шопенгауэра становится одним из идеологов «нового религиозного сознания». М. и его жене 3. Н. Гиппиус принадлежит идея организации Религиозно-философских собраний (проходили в Петербурге в 1901–1903 гг.). Принимал активное участие в создании и деятельности Религиозно-философского об-ва в Петербурге – Петрограде (1907–1917), в организации журн. «Новый путь» (1903 1904), где публиковались материалы Религиозно-философских собраний. Во время первой рус. революции, к-рую М. воспринял с нек-рым оптимизмом, у него проявляется интерес к левым партиям. Он знакомится с Кропоткиным, Плехановым, А. Ф. Керенским, сближается с Б. В. Савинковым. В ст. «Семь смиренных» (1909) выступил против позиции сб. «Вехи» (1909). Октябрьскую революцию 1917 г. М. встретил крайне враждебно и уже в кон. 1919 г. бежал со своей женой за границу, в Варшаву. Духовный экстремизм и антибольшевизм привели его к возвеличиванию итал. фашизма (прежде всего самого Муссолини). Он приветствовал нападение нацистской Германии на Советский Союз. В годы эмиграции, живя в основном в Париже (с 1920), М. создал ряд исторических романов и религиозно-философских произв., в идейном отношении не дающих ничего принципиально нового по сравнению с дореволюционным периодом его творчества. Как религиозный философ он является ярко выраженным богоискателем; пытался создать свое христианское учение («неохристианство», «мистический реализм»), сознательно порывая с историческим христианством. Один из главных мотивов его творчества – экзистенциальный. Стимулами религиозного философствования писателя являются его мятущееся между верой и безверием сознание, острое ощущение неотвратимости смерти, и страстное желание спасения от нее. Мистицизм М. тесно связан с символизмом. Идеи мистического символизма, первоначально прилагаемые им к сфере искусства, в дальнейшем были обращены на об-во, историю и религию. «Неохристианство» М. основывается на религии Третьего Завета, восходящей к учению итал. монаха Иоахима Флорского (XII в.) и отдельным положениям средневековой патристики. Согласно религии Третьего Завета, всемирная история имеет 3 этапа, связанные с существованием трех человечеств: первого – допотопного (языческий мир), погибшего от Воды, второго – послепотопного (мир исторического христианства), к-рое погибнет от Огня, и третьего, идущего вслед за вторым, к-рое возродится в Духе. Спасение человечества находится на пути исполнения трех заветов. Первый завет – Завет Отца – осуществился в язычестве и создал религию Бога в мире (Христос еще не осознан человеком и проявляет себя лишь в природе и космосе). Второй завет – Завет Сына, реализовавшись в историческом христианстве, установил религию Бога в человеке (Христос осознается человеком как Бог, но сам человек еще не пришел ко Христу). И лишь в Третьем завете Святого Духа – Матери, где первые 2 завета соединяются, появляется истинная религия – религия Бо-гочеловечества, связующая небо и землю, идеальное и материальное, дух и плоть, Христа и человека. В конечном счете устанавливается Царство Божие, Царство Святого Духа и Святой Плоти, Божественная теократия (власть Христа), где каждый человек телесно и духовно реально становится частью тела Христова и побеждает смерть физически. Содержанием всемирной истории является борьба Христа с дьяволом, Антихристом, к-рая, по М" уже поставила человечество на грань гибели. И революционная Россия (шествие Антихриста), и относительно благоустроенная Европа, в своем благополучии забывшая «живого» Христа и попавшая в плен к дьяволу, одинаково знаменуют собой, как он считает, начало конца исторического христианства, а с ним – всего мира. В более конкретном плане религию Третьего Завета М. сводит к 2 осн. вопросам: отношение духа и плоти, церкви и государства. Проблему духа и плоти (природа, об-во, культура) он трактует под заметным влиянием идей Ф. Ницше (христианство – «религия рабов», «религия страданий») и особенно Розанова (мистика пола). Язычество и историческое христианство, полагает М., страдали «бесконечным раздвоением» духа и плоти: если языческий мир погиб от абсолютизации плоти, то историческое христианство обречено на гибель вследствие абсолютизации духа. Традиционное христианство приобрело монашеский уклон, ушло от мира и тем самым разъединило Христа и мир; оно рассматривает плоть как нечто «грешное» и «дьявольское», направлено на ее умерщвление, аскетизм в нем из средства стал целью, а жизнь отрицается во имя смерти. М. считает необходимым восстановить плоть в своих правах, соединить язычество и христианство, плоть и дух и прийти к «духовной плоти», Святому Духу и Святой Плоти. В этом контексте вопрос пола приобретает для М. принципиальное значение. Если в традиционном христианстве половая жизнь оценивалась как нечто враждебное или нейтральное вероучению и в Царство Божие душа попадала бесполой, то в религии Третьего Завета основой Божественного Общества должны были стать половые отношения, понимаемые как человеко– и богопознание («святое сладострастие»). Проблема отношения церкви к государству, будучи традиционной для христианской мысли, рассматривается М. с позиции радикального мистического анархизма, близкой к идеям раннего христианства. Отправная точка в его рассуждениях на эту тему – религиозно понятая свобода, проходящая, условно говоря, 3 стадии. На первой – в языческой культуре, когда человек еще не знал Христа, – государство и об-во совпадали, личная свобода целиком сосредоточивалась в государстве. С возникновением христианства государство утрачивает свой «абсолютный смысл», поскольку появляется противоположный ему полюс в лице церкви. На этом этапе свобода, завещанная Христом, уже не вмещается в политические формы и перемещается в церковь, где способна расшириться до вселенских размеров. Но такое промежуточное состояние не может удовлетворить человека, он стремится преодолеть власть государства, ограничивающего его свободу, и перейти к Боговластию, Теократии, к-рая является единственно возможной фор-1 мой Царства Божия. М. критикует историческое христианство за то, что оно фактически срослось с государством, и заявляет, что церковь вместе с государством насилуют | мир. Если на Западе, по его мнению, церковь становилась ' государством, то на Востоке государство поглощало церковь. 13 любом случае «христианская государственность» или «государственное христианство» исказили учение] Христа, что привело человечество опять-таки к концу все-] мирной истории. В российском государстве, наиболее I характерном на Востоке, осуществилось не христианство, акесарианство (поклонение не Христу, а «земному богу», 1 царю), в к-ром проглядывает лицо апокалипсического i Зверя. Отсюда вывод: российское самодержавие – от Ан-I тихриста. Расстрел мирных шествий 9 января 1905 г. в Петербурге М. расценил как проявление дьявольской сути царской власти. Революцию 1905 г. он рассматривает как начало революции религиозной, к-рая свергнет не только власть самодержавия, но также всякую человеческую власть. Самодержавие и православие должны погибнуть, а с ними и весь рус. народ. Но этот конец – начало будущего воскресения России как члена Вселенской Церкви, Теократии, для чего, по М., есть необходимые условия: безгосударственный дух народа и религиозность интеллигенции. Россия должна преодолеть народность (национальное) во всечеловечестве, самодержавие – в теократии, православие – в религии Святого Духа. Вместе с тем М. опасается Грядущего Хама (собирательный образ, означающий в конечном счете дьявола), страшное лицо к-рого открывается ему в «босячестве» (социальных низах).