Текст книги "Над бездной"

Автор книги: Людмила Шаховская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 52 страниц)

Глава LXI
Брак, расторгнутый кинжалом

Катуальда очнулась после своей безнадежной болезни, воспаления в мозгу и руке: крепкая; закаленная натура молодой галлиянки победила болезнь. Она увидела себя лежащей в роскошной комнате на роскошной постели; прекрасная, совершенно незнакомая ей женщина сидела у ее изголовья, нежно глядя на нее. Несколько минут больная считала все это продолжением своих грез, но наконец убедилась в действительности.

– Где я? – спросила она.

– У твоих друзей. Ты в Риме, в доме Аристоника; я его жена.

– Как я сюда попала?

– Это я тебе после скажу, милая.

– Где мальчик… Леонид… который…

– Он отправлен туда, где о нем заботятся. Тебя доставил сюда друг Аристоника.

– Барилл?

– Нет. У моего мужа много друзей: он не сказал мне имени этого человека. Барилл также здесь.

– Здесь! – радостно вскричала Катуальда.

– И Кай Сервилий с ним. Они ждут с нетерпением благополучного исхода твоей болезни.

– Но мальчик… где мальчик?

– Его взяла одна актриса.

Успокоившись, Катуальда стала поправляться, но не так, как поправлялась Аврелия; будущее казалось галлиянке веселым, как плясовая мелодия, блестящим, как золотая ткань. Она в тот же день встала с постели, бодрая и спокойная. Она, точно волшебством, очутилась в Риме, о чем давно мечтала, у людей, о которых много слышала хорошего, среди роскоши… ей явилась блестящая перспектива возможности разбогатеть, как разбогател Аристоник. Мечты закружились в юной, плутоватой голове; ее не особенно тревожило даже опасение за неизвестную участь Аминандра. Видя, что потрясения радости не опасны для здоровья Катуальды, купчиха ввела приехавших к больной.

– Барилл! Кай Сервилий! вы живы! – вскричала Катуальда, весело прыгая.

– Я привез тебе жениха, – шутливо сказал Сервилий.

– Благодарю, патрон, только я прежде приданое наживу.

– Не надо, дитя мое. Барилл свободен в силу завещания своего господина. Будьте моими детьми!

– Ох, Кай Сервилий!.. пахать да огороды копать заставишь ты нас, горемычных, в деревне-то, – засмеявшись возразила Катуальда, – какие мы дети для почтенного владыки! не наша компания в твоем доме.

– В деревню нельзя ехать, Катуальда, – сказал Барилл, – разбойники свирепствуют на Юге. Я еду с патроном торговать в Египет и тебя увезу.

– Одну среди матросов! с чего ты взял, чтоб я поехала? скучать на корабле, когда единый раз в жизни судьба занесла в меня в столицу, нет, Барилл; довольно я жила по чужой воле; хочу пожить и по своей. Я согласна быть твоей женой, но ехать не хочу. Я буду здесь жить и работать. А где наша милая Аврелия?

Сервилий грустно вздохнул.

– Аврелия здесь, – сказал он, – но вы оба ей не показывайтесь; не напоминайте вашим присутствием о прошлом; она – невеста Октавия.

– Она – твоя невеста, Кай Сервилий! – возразила Катуальда, – ты мне привез жениха, а я достану тебе невесту.

– Я этого не хочу.

– Будь твоя воля, если не хочешь своего счастья.

Долго проспорили жених и невеста о своем будущем житье-бытье, но Катуальда одолела – настояла, что Барилл после свадьбы уедет с Сервилием за море вместо пропавшего Рамеса, а она останется в Риме наживать богатство.

Дни пошли за днями. В доме Аристоника отпраздновали веселую свадьбу, ради которой Сервилий отложил свой отъезд.

Прошло около двух месяцев.

Сервилий-Нобильор жил вместе с Бариллом и Катуальдой в доме Аристоника тайно от всех своих знакомых, покуда купец приготовлял товары к нагрузке на корабли в остийской гавани. Он запретил новобрачным куда-либо выходить днем, чтоб они не встретили Аврелию, сказавши:

– Не напоминайте ей вашим появлением о ее прошлом; не тревожьте ее покой; для нее теперь началась новая жизнь; да хранят ее боги!

Но плутоватую Катуальду нельзя было удержать взаперти. Не выходя на улицу, она, тем не менее, беспрестанно под разными предлогами выбегала из квартиры в магазин, где случайно встретилась с Лидой. После этого она начала исчезать по вечерам, неизвестно куда, сначала одна, потом вместе с мужем. Барилл слепо исполнял приказание своего господина, – не выходил днем, но вечера охотно проводил в кухне дома Семпрония со знакомыми невольницами.

День отплытия приближался. Уложив свои пожитки, Барилл, грустно понурив голову, сидел подле жены и плакал.

– Что ты ноешь? – упрекала его Катуальда, – сам добровольно захотел ехать, а теперь плачешь!.. ты и на меня тоску, пожалуй, наведешь.

– Если б с нами ехала хоть одна женщина, – ни за что я тебя тут не оставил бы!.. сердце мое предчувствует что-то недоброе.

– У тебя что ни шаг, все предзнаменования да предчувствия, точно у старого покойного господина. Бывало, грозе ли быть, письму ли от молодого господина явиться, – все он предчувствует, и кстати и не впопад.

– Катуальда, я тебя люблю с малолетства, как жизнь мою, а ты пошла за меня так… по господской воле больше, чем по любви.

– Глупый!.. я тебе тут денег вот какой большой мешок наживу, ты помнишь важную особу, заглянувшую раз в кухню у Семпрония? – это актриса; я уже достала себе у нее выгодную работу.

– Катуальда!.. злодейка!.. ты будешь ломаться на сцене!..

– Я буду шить костюмы в театр.

– Это другое дело. Ах, как грустно!;

– Товарищ, дружище старинный! – сказал вошедший Аристоник. – Довольно тебе плакать-то!.. не хочешь ли пойти со мной! на богатую свадьбу?

– К кому?

– К одному богатому ростовщику из греков; его дочь выходит замуж. Не беда, что ты не приглашен; у нас, купцов, этих церемоний не соблюдают. Мы там весело попируем перед отъездом.

Барилл согласился, оделся в свое лучшее платье и отправился пировать. Катуальда убежала к Лиде.

Клелия и Марция сердились на свою кузину, но очень не долго, потому что невозможно было сердиться на это кроткое, беспомощное существо, энергия которого точно так же внезапно исчезла, как и вспыхнула.

Месть Аврелии за смерть отца была теперь удовлетворена; она снова впала в безнадежную апатию, желая умереть, но не имея ни храбрости, ни энергии на это.

Сестрам опять стало жаль несчастную провинциалку; они Искренно желали спасти ее от отчаяния. Росция тут много помогла им; она одна умела вызвать на разговор молчаливую Аврелию, умела заставить ее даже улыбнуться.

Клелия положительно не знала, что ей делать с кузиной из провинции в те дни, когда с ней не было Росции.

Аврелия и Росция подружились, несмотря на разницу лет, положения в обществе и характера; между ними было роковое звено, соединившее их сердца, прошлое Нобильора.

Клелия правду сказала кузине еще давно в беседке, что нет тайны, которую не разболтает Лентул, и нет тайны, которую не разведает Росция.

Актриса снова приняла под свое покровительство обоих шалунов после их освобождения, обещая возвратить им их сенаторское звание; она добилась быстро того, что их даже не сослали. Лентул увивался около своей покровительницы, угождая ей всем, чем мог. Фламиний, напротив, решил остаться в пролетариях; он дурачился вместе с товарищем, но, едва оставался один, делался мрачен. Росция много раз заставала его, угрюмо глядевшего в одну точку.

– Для меня все кончено, – отвечал он ей на все ее утешения, – я теперь погиб!.. чем скорее я умру, тем лучше. Семпроний хотел оказать мне это благодеяние; Аврелия помешала. Ах, зачем, зачем нет у меня смелости, чтобы покончить с собой! зачем ты, Росция, утешаешь меня? зачем вселяешь в мое сердце какую-то странную надежду, мешающую мне умереть?

Вскоре театральный мирок стал готовиться к пышному празднеству. Герой закулисного мира, Лентул, сосватал Фламиния с Ланассой. Теперь этот брак стал возможен, потому что не стало преграды для этого, – разницы сословия. Глупая и чванная гречанка торжествовала; ее мечта сбылась; она будет хоть один месяц женой человека, некогда носившего сенаторский латиклавий. Жених и друг его пригласили всех актеров и актрис, от Росции и Дионисии до последнего машиниста, катающего гром на потолке. Пригласили они и всех ростовщиков Рима с их семействами и прочих купцов.

Из приглашенных отговорились пировать только две женщины, незнакомые между собою, но тесно связанные симпатиями своих добрых сердец: Мелхола и Росция, любимицы и помощницы несчастной Люциллы.

Росция скоро разведала и о присутствии Нобильора в столице, несмотря на все его старанья к сохранению тайны. Выдала его, конечно, Катуальда. Росция, боясь сообщить об этом галлиянке, решилась действовать одна: будто случайно свести его и помирить с Аврелией, если он еще любит ее. Сама она его уже не любила, но желала ему счастья, потому что воспоминания юности сладки и неизгладимы, несмотря ни на какую бурную жизнь, полную и сладких и горьких приключений, какова была жизнь Росции, которой. нередко приходилось по три раза в день и радоваться и плакать при ее непрочных сценических успехах, могших заменяться быстрыми поражениями от произвола капризной публики.

Но ее старания в пользу Нобильора и Аврелии долго разбивались, как челноки, о разные подводные камни: то Аврелия начинала рыдать при малейшем намерении актрисы повести речь об этом, то мешал кто-нибудь несвоевременным появлением.

Росция и горевала и сердилась, боясь, что Нобильор уплывет за море прежде, чем она достигнет своей цели; она решилась на одно из двух: – завести Аврелию в дом Аристоника, знакомого им обеим по покупкам, а если это не удастся, то предстать пред Нобильором на пристани Тибра, подкараулив минуту его отплытия в Остию, как Марция на пути осужденных, и просить милости для Аврелии.

Убедившись в равнодушии Аврелии к Фламинию, Росция без страха заговорила с нею о нем.

– Я скажу тебе, Аврелия, удивительную новость! – воскликнула она, войдя к печальной девушке.

– Какую? – равнодушно ответила та.

– Фламиний сегодня женится на гречанке, дочери ростовщика.

– А! – также равнодушно ответила Аврелия.

– Ты не думала разве, что он исправится?

– Он неукротим, как и Люцилла. Ах, что мне теперь до них за дело?!

– Хочешь взглянуть на эту курьезную свадьбу без жрецов и молитв? – это простой гражданский брак, самый непрочный.

– Бедная невеста!

– Она идет только для того, чтоб быть женой патриция; хвастливость людей этого сорта изумительна! дочь Клеввула даст охотно полмиллиона Фламинию, не любя его, за честь пробыть женою бывшего сенатора один месяц, а потом расстанется с ним без всякого горя и будет всю жизнь хвалиться этим.

– В самом деле изумительно!

– Пойдем взглянуть на эту комедию!.. ведь ты сегодня целый день лежала на одном месте; вечер прохладен и тих после сегодняшнего зноя… пойдем!

– В дом пролетария?

– Зачем, моя милая? пойдем на улицу, гулять, и увидим, как поведут невесту из дома отца в дом жениха. Этот народ потешен в своем старании изображать гордых вельмож; ты увидишь там личности смешнее, чем на сцене.

– Меня ничто не рассмешит… скоро ли кончится эта глупая комедия – моя жизнь? она идет изо дня в день однообразно…

– Мы ли тебя не развлекаем?!

– Да мое сердце-то не развлекается ничем, ничем!.. Росция, какая смерть легче?

– Пойдем гулять; мы об этом переговорим дорогой.

– Я очень слаба… мои силы с каждым днем уменьшаются, а смерть не идет ко мне… какой ужас, если я буду вас мучить моею агониею целый год!.. вы так безмерно добры, и ты и Клелия, а я вас мучу… я обидела Марцию… и дядюшку… и тетушку… и Октавия… всех я обидела…

– Нам идти не далеко: пойдем же!

– Пойдем; но это в последний раз; завтра я решусь избрать род смерти… зачем мне жить?.. я умею только всех мучить я делать глупости… если б не пропало мое приданое, я могла бы сделать какое-нибудь доброе дело, хоть завещать мои деньги кому-нибудь… а теперь я живу на счет моего брата и дяди…

Росция подняла за руку Аврелию с кушетки, оправила на ней платье, пригладила ей волосы, накинула легкое покрывало и увела за собой на улицу. Аврелия ей машинально повиновалась, продолжая высказывать свои жалобы.

Дойдя до лавки. Росция сказала:

– Милая моя, зайдем сюда, к Аристонику; я должна сказать два слова о заказанной посуде.

Они зашли. Хозяина не было дома; Росция спросила о ею жене; купчиха приказала просить гостью к себе наверх. Аврелия равнодушно вошла вслед за актрисой. В комнатах, довольно богата отделанных, был беспорядок, как всегда бывает перед отъездом хозяина в далекий путь; приказчики суетились около сундуков вместе с рабами, беспрестанно отрывая хозяйку от ее гостьи своими вопросами о том, что уложить, да куда, да как, потому что семья Аристоника была среднего класса и еще не бросила патриархальных привычек, несмотря на богатство. Хозяйка угостила Росцию и Аврелию разными сластями, но, видимо, тяготилась их присутствием. Актриса терпеливо просидела больше часа, но ничего не добилась. На ее вопрос: «Где ваш компаньон?» – купчиха ответила: «Который, их у нас много, но я не знаю, где они; ведь они не с нами живут, а каждый в своем доме; сегодня, кажется, все на свадьбе у Клеовула».

Не зная, что делать, Росция увела хозяйку в другую комнату и прямо спросила:

– Где Кай Сервилий?

– Он нам давно не писал: я думаю, что он живет до сих пор в Неаполе.

– Я знаю, что он здесь, у вас.

– Очень странно, что тебе известно то, чего я не знаю, если и здесь он, то я его не видела ни разу.

Росция безнадежно махнула рукою, простилась с женой Аристоника и увела Аврелию, решив испытать счастье в последний раз завтра.

Скоро они дошли до богатого дома, сени которого были увешаны гирляндами из роз и зелени, а из окон доносилось пение и музыка. Гости ужинали в ярко освещенных комнатах.

– В этом доме свадьба, госпожа, – сказал Росции одни из рабов, сопровождавших ее и Аврелию по улице.

– Я знаю; мы подождем выхода свадебной процессии, – ответила актриса, – ужин скоро кончится, потому что поют последние хвалебные песни.

Сдержанное, глухое рыдание прервало речь Росции; она увидела молодую женщину, сидевшую одиноко на лестнице крыльца, закрыв лицо руками. На ней было надето короткое платье без столлы[40]40
  Столлу могли носить только женщины благородных фамилий.


[Закрыть] с простым, темным покрывалом, низко опущенным на лоб. Мимо нее беспрестанно проходили вверх и вниз любопытные зрители, не обращавшие на нее внимания, считая ее за служанку, уставшую или прибитую распорядителем пира. Наконец сидевшая простонала:

«Не могу этого слышать!» – сбросила покрывало и хотела бежать вверх по лестнице.

– Люцилла!.. это ты! – воскликнула Росция, схватив за руку красавицу.

– Росция!.. это я… пусти меня!.. не удерживай!

– Зачем ты здесь, переодетая в костюм рабыни, рыдаешь на лестнице? покинь погибшего! уйди!

– Мне уйти?! мне уйти, когда гибнет мой избавитель?! он не ушел, когда я погибала. Нет, Росция, пусть уйдет всякий, кому угодно, только не я!.. я не уйду от него, пока он жив; не уйду от его тела, если он умрет. Я вырву его из когтей тигрицы… Фламиний мой и будет моим, живой или мертвый. Кто это с тобой? Аврелия!.. зачем вы обе здесь? вы сговорились помешать мне? Аврелия, зачем ты становишься постоянно между мной и моим мужем? Нобильор не просватал бы меня за твоего отца, если б ты не была для него приманкой. Мой муж не попал бы под суд и не мог бы жениться на дочери ростовщика, если б его не соблазнили твои миллионы. Я держала в руках хартию помилования для моего мужа, вымоленную на коленях у Цезаря и его друзей; я хотела спасти его и погубить его искусителя, Лентула; ты разрушила мой план; ты, спасая Фламиния, спасла и злодея. Зачем ты пришла? что хочешь ты сделать теперь? какое новое зло ты задумала принести мне, несчастной, покинутой любимым человеком, оставленной без помощи всеми, даже родным отцом! Аврелия!.. я убью тебя, если ты не уйдешь!

В эту минуту брачная процессия вышла из комнат и стала сходить с лестницы вниз. Впереди всех шел Фламиний, державший за руку Ланассу. Оба они были великолепно одеты. Несколько сот гостей сопровождало их.

Люцилла дико вскрикнула:

– Смерть тебе, злодейка, раба Катилины!

Кинжал глубоко вонзился в набеленную шею гречанки, которая упала в предсмертных конвульсиях на руки своего жениха, отца и сестер.

– Росция! Росция! уйдем! – вскричала Аврелия, прижавшись к актрисе. Снизу они обе не видели, что такое произошло. Толпа окружила убийцу и ее жертву. Начался шум. Одни из гостей хотели немедленно заколоть Люциллу; другие ее не давали, говоря, что судить ее – дело сената.

Некоторые торопливо побежали, боясь попасть в число свидетелей уголовного дела. Между этими последними были Аристоник и Барилл, которым теперь грозила опасность задержки их отплытия.

– Что случилось? – спросила Росция одного из бегущих.

– Невеста убита бывшей женой Фламиния, – ответил молодой человек, торопясь уйти.

– Стой! стой! – вскрикнула Аврелия, побежав за ним, – это ты! ты!.. Барилл!

– Госпожа! – вскричал сириец.

Друзья детства, забыв разницу своего общественного положения, кинулись взаимно один к другому на шею и зарыдали горячими слезами радости.

– Где моя Катуальда? где она? говори скорее! жива она или убита?

Сириец молчал, боясь нарушить приказание господина.

– Что же ты молчишь, Барилл?

Он не знал, что ей ответить.

– Все мы живы, – ответил он наконец с неохотой.

– Кто все?.. ты опять молчишь, Барилл!..

– Не могу ничего с тобой говорить, госпожа… мне не велели… прощай!

– Постой! постой!.. еще одно слово: кто не велел тебе говорить со мной?.. неужели я вам до того противна, что говорить со мной не велят? о, Росция! пойдем скорее!.. я хочу умереть, сейчас, сейчас!

– Стой, раб! – сказала актриса повелительно, как царица на сцене, – если не хочешь, не говори с твоей госпожой, но проводи ее до ее дома; ты обязан это делать, несмотря на полученную свободу.

Глава LXII
Аврелия принимает яд

Барилл повиновался. Дорогой он не вытерпел, рассказал Аврелии о присутствии Нобильора и Катуальды в столице и о запрещении видеться с ней.

– Господин думал, что ты счастлива, – прибавил он.

– Теперь я счастлива, – ответила Аврелия, – я умру спокойно, узнав, что все вы живы.

Да, да, Аврелия, ты должна умереть! – сказала Росция трагическим тоном, – но перед смертью надо что-нибудь написать своим друзьям. Твой Барилл может позабыть сказанное.

– Да, я напишу.

Росция отвела Аврелию в ее комнату и, переговорив с Клелией, отправилась в сад, бродить при лунном свете.

Оставшись одна, Аврелия начала писать. Руки ее дрожали, сердце замирало от панического страха при мысли о смерти.

Клелия тихо вошла и стала издали следить за ней.

– Бедная кузина из провинции! – насмешливо сказала она, – не только жить, и умереть-то ты не умеешь без чужой помощи!

– Клелия! милая! – вскричала Аврелия, бросившись к вошедшей, – посоветуй мне… я не знаю, на что мне решиться… заколоться – очень больно; пожалуй, не скоро умрешь; от яда делаются судороги; от петли глаза вываливаются… ужасно! ужасно!

– Кому ты писала?

– Прочти!

Взяв написанное письмо, Клелия прочла следующее:

– Кай Сервилий! я умираю, умоляя тебя о прощении… ты, верно, очень оскорбился моими новыми проступками, что даже запретил Бариллу говорить со мной. Ужасного Аминандра я любила, как ребенок учителя; Фламинием я увлеклась, надеясь угодить тебе, выбравши предметом любви человека, по-видимому, несчастного. Спасла я его и Лентула от казни, чтоб отомстить Люцилле за смерть батюшки. Любила я одного тебя. Тебе, Сервилий, дарю я мой последний вздох, мою последнюю мысль, не имея никакой другой собственности, чтоб завещать тебе.

– Клелия, ведь ты перешлешь это, когда я умру?

– Перешлю. Ах, Аврелия! отчего ты мне не сказала, что именно Сервилий Нобильор был твоим женихом? о, глупая! отказаться от такого человека!.. да я давно умерла бы на твоем месте!

Быстро схватив письмо, Клелия унесла его и отдала ожидавшему Бариллу, приказав непременно привести его господина немедленно, объявив, что Аврелия уже умирает.

Барилл, пораженный горем, бросился в дом Аристоника.

– Вот средство умереть, Аврелия, – сказала Клелия, подавая кузине небольшую кратеру[41]41
  Плоский сосуд вроде блюдца на подставке.


[Закрыть], наполненную мутной жидкостью, – умирай скорее!

– Это яд?

– Да.

– А я долго буду страдать? ах, как страшно, кузина!

– От этого умирают без страданий. Это яд, от которого умерли греческие герои и мудрецы: Филопемен, Сократ и другие. Ты почувствуешь только слабость и склонность ко сну.

– Мне и без того давно спать хочется. А судорог не будет?

– Если и будут, то не сильные. Пей скорее!

Аврелия выпила, поморщившись.

– Ах, как это противно!.. но я теперь спокойна, я уже наверно умру.

– Не умирать же тебе в таком грязном платье; погляди, как ты его запачкала на улице. Ты ходишь по улице в тунике со шлейфом, как в короткой рубашке по огороду в деревне. Надо приготовиться к смерти как следует. Умойся, причешись, оденься в другое платье.

Аврелия все это исполнила.

– Клелия, – сказала она, – я уже слабею и мне хочется спать.

– Ложись вот сюда.

– Не в спальне? не на постель?

– Здесь торжественнее встретить кончину среди залы.

Уложив дремлющую кузину на кушетку, Клелия села около нее.

– Клелия, я дрожу… ах, как страшно!.. скоро ли это кончится?

– Я думаю, что скоро. Старайся уснуть, от этого умрешь скорее.

– Нет, не могу… боюсь… милая моя, как мне страшно!

И, уцепившись крепко за шею Клелии, несчастная разрыдалась.

В комнату вошла Росция и что-то тихо шепнула.

– Клелия, не уходи от меня! – вскричала Аврелия.

– Я сейчас приду к тебе.

– Не уходи! не уходи!

Но Клелия ушла в смежную комнату, где ждали ее Нобильор и Катуальда.

– Здравствуй, благородная Клелия Аврелиана, – сказал Нобильор шепотом, – я получил письмо от твоей двоюродной сестры…

– Да, я велела твоему слуге сообщить тебе это; я только сейчас узнала, что Аврелия была твоей невестой: если б я знала это прежде, с ней не случилось бы так много несчастий. Полагая, что ты только ее сосед, я не писала тебе… она приняла яд.

– Я слышал какие-то смутные толки о странном процессе.

– Теперь некогда разъяснять это. Она умирает.

– Могу ли я войти к ней?

– Не знаю. Я спрошу ее.

– Госпожа, – вмешалась смело Катуальда, – зачем ее спрашивать? господин уйдет, если она не захочет говорить с ним… но ее письмо…

– А ты его читала?

– Я не знаю, когда она успела это сделать, – сказал Нобильор, – эта плутовка все в одну минуту успевает и прочесть, и увидеть, и выпытать… пойдемте!

Катуальда осталась со своим мужем в сенях. Нобильор в сопровождении Клелии вошел в залу. Росция сделала знак вошедшим, чтоб они не шумели. Аврелия лежала неподвижно среди залы на кушетке.

– Ах, как она худа и бледна! – прошептал Нобильор.

– Она уже в предсмертной дремоте, – ответила Клелия.

Он осторожно подошел к кушетке, стал на колени и горько заплакал.

– Аврелия! – позвала Росция умирающую.

– Что, Росция? – отозвалась она, – не уходи!.. не уходи!.. мне страшно.

– Очнись!.. твой друг желает проститься с тобой, – сказала Клелия.

– Аврелия, – сказал Нобильор, рыдая, позволь мне в твои последние минуты побыть с тобой.

– Сервилий! – вскричала несчастная девушка, быстро приподнявшись, – ты здесь!.. зачем ты пришел? зачем ты стоишь на коленах и плачешь? Уйди, уйди, Сервилий!.. уйди от неблагодарной!.. уйди от изменницы!.. я не смею взглянуть на тебя. Мне стыдно за мои поступки.

– Не ты предо мной виновата, Аврелия, а я должен умолять тебя о прощении. Я покинул тебя.

– Неужели ты до сих пор еще любишь меня?

– Я клялся не говорить тебе о любви, но я…

– Не говори, не говори, не нарушай клятву!.. и без слов твоих я в этом уверена. Да, твоя правда: зачем ты меня покинул, Сервилий?! зачем ты не приехал сюда?! разве ты не знал, что я здесь?

– Я это знал, но думал, судя по письму твоего дяди, что та спокойна и даже очень счастлива, ставши невестой Октавия.

– Без тебя, Сервилий, я нигде не могу быть счастливой.

– Поздно мы объяснились, Аврелия!

– Нет, не поздно. Я счастлива тем, что ты примешь мой последний вздох; я счастлива тем, что умру подле тебя, прощенная и любимая тобой.

Клелия и Росция, обнявшись, плакали, стоя поодаль от ложа; они плакали слезами радости.

Подслушивая у двери в сенях, также обнявшись, плакали Барилл и Катуальда; они плакали слезами горя, готовясь войти в залу и разделить с господином честь принять последний вздох своей подруги детства.

– Если б я это знал, – сказал Нобильор, поместившись на кресло, оставленное актрисой, – я не допустил бы тебя умереть. Это новое горе я не переживу. Я последую за тобой, Аврелия, в мир теней. Ах, как я мог быть счастлив!

– Если б можно было воротить истекший час, и я была бы счастлива… долго… долго… как мне теперь хорошо, Сервилий… здесь… с тобой! – шептала Аврелия.

– Будьте же вы оба счастливы много лет на земле! – сказала Клелия, заливаясь слезами – никто вас не гонит со света, никто вас не посылает в мир теней; рано вам туда отправляться. Лучше отправляйтесь отсюда в вашу провинцию и живите спокойно.

– Клелия, ты дашь мне противоядие? – спросила Аврелия радостно.

– Не надо. Бедная кузина из провинции! если бы не Росция, то, – клянусь всеми собаками всех героев мифологии, – я не знала бы, что мне с тобой делать. Попадала ты, горемычная, из одной беды в другую, потому что не хотела ни повиноваться отцу и полюбить выбранного им для тебя человека, ни откровенно советоваться с друзьями. Росция наконец научила меня дать тебе вместо яда мое притиранье из миндаля… я боялась, что ты зачахнешь у меня или на самом деле отравишься.

– Эврифила! – воскликнул Нобильор, протягивая руку, – этот твой благородный поступок…

– Заглаживает мою прошлую вину? – спросила Росция.

– Да, я прощаю тебя; будем отныне друзьями!

Они горячо, дружески пожали руки.

– Ты кого-то прощаешь, господин; прости и меня, – сказала Катуальда, высунув из-за портьеры свою рыжую голову.

Аврелия подбежала к подруге и они обе стали целоваться.

– За! что мне тебя простить, Катуальда? – спросил Нобильор.

– За мои новые плутни; без плутней я не могу жить, господин. Я лишила нашу милую Аврелию ее приданого, потому что не хотела, чтоб она вышла за какого-то Октавия.

– Что же ты сделала, плутовка?

– Я одна знала, гае старый господин хранил свои деньги, которых не могли расхитить у него. Я подсмотрела однажды ночью, как он их прятал в свой тайник, под каменную кровать.

– В самом деле?

– Я одна знаю, какой камень и каким образом надо повернуть. Там, конечно, лежит и копия с его завещания, удостоверяющая, что это наследство Аврелии, и все расписки денег, отданных в долг, и все драгоценности. Там они не могли ни сгореть, ни быть найденными разбойниками.

– Твоя эта услуга неоценима! – сказал Нобильор.

– Катуальда, я щедро награжу тебя, – прибавила Аврелия.

– Мне не нужно никакой награды, потому что я сумею разбогатеть, как только захочу, – возразила Катуальда, – вместо награды, сделайте мне одно удовольствие…

– Какое?

– Прощена я за мои плутни; прощена и госпожа Росция за какие-то прегрешения; прощена и Аврелия за ее несчастные проказы… верно, боги эту ночь назначили вам для прощения… простите же и Люциллу с ее Фламинием!.. если б они не сбили Аврелию с толку…

– Не была бы она моей, а вышла бы за Октавия, – договорил Нобильор. – Да, я их прощаю, лишь бы только они к нам на глаза не являлись.

– А ты, Аврелия? – спросила Катуальда.

– Прощаю и я.

Все были до того взволнованы радостным событием, что не слышали, как вошедший раб-домоправитель уже в третий раз докладывал – мой благородный господин, Люций Фабий, просит мою благородную госпожу, Клелию Аврелиану, и гостей ее ужинать в его комнаты.

Все пятеро и плакали и смеялись в одно время.

Счастливый Сервилий Нобильор сидел подле своей невесты, слушая ее признания и рассказы о приключениях, боясь отойти прочь от нее, чтоб она не исчезла опять к какому-нибудь Фламинию; Клелия, Катуальда и Росция то бегали по комнате, то толклись на одном месте, бессвязно говоря, сами не зная, что: все говорили, никто не слушал.

Вбежавший Барилл наконец разрушил эту дисгармоническую гармонию общего счастья, дернув без церемоний жену за руку и сказав:

– Убирайся отсюда вон! – господам подали ужин, а ты задерживаешь их твоей болтовней.

Этот диссонанс заставил всех опомниться и внять докладу домоправителя.

– Человеку некогда думать о еде и сне в часы блаженства, – сказала Клелия, – вы, влюбленные, сыты вашей любовью, но ведь моя-то любовь не здесь, а в столовой; сжальтесь теперь надо мной, ведите меня к моему Фабию.

– До свидания, благородная Клелия! – сказал Нобильор, уходя, – прощай, моя Аврелия!

– Неужели, Кай Сервилий, ты способен так обидеть и меня и твою невесту, что не разделишь с нами этого ужина?!. – возразила Клелия.

– Я бы охотно… но… Люций Фабий…

– Непременно обидится, если ты не придешь. Пойдемте и вы, клиенты, гости моего гостя! – прибавила хозяйка, обращаясь к Бариллу и Катуальде.

– Мы пойдем, госпожа, в людскую, – ответил Барилл.

– Ах, эти провинциалы! – воскликнула веселая матрона с громким смехом, – какая с вами возня всегда и везде!.. ведь ты теперь не раб, Барилл, а клиент Аврелии, и можешь сидеть рядом с ней.

– Ну, уж этой чести я ему не уступлю! – перебила Катуальда, – я сяду с ней в первый раз на свободе.

– За что тебе такая награда? – возразил Барилл.

– Я ее спасла от Аминандра, а не ты.

– А я ей жениха привел.

– Оба с ней не сядете, – сказала Клелия, – с ней сядет ее жених.

Все пошли в столовую.

При входе в ярко освещенную, прелестную, голубую комнату и при виде роскошно сервированного стола, обремененного бронзой и серебром, решимость и отвага сирийца ослабели; не только сесть за этот стол, – он и служить за ним не решился бы. Его ужимки и гримасы привели в восторг смешливую Клелию, она начала к нему приставать с разными неподобающими ему величаньями и упрашиваньями, говоря, что он непременно должен занять место рядом с хозяином, как виновник счастья Аврелии и ее жениха.

– О, бесподобный мим! бесподобный тип для комедии! – вскричала Росция с аплодисментами, и потащила Барилла за руку к главному дивану.

– Хоть убейте меня, я тут не сяду! – возразил смущенный сириец, – никуда я не сяду; ни за что!.. если мне непременно надо здесь ужинать, то позвольте мне сесть на пол.

– Господин идет! – доложил домоправитель и этим возгласом освободил Барилла от неловкого положения; все о нем забыли, увидев входящего Фабия.

– Кого я вижу! – радостно сказал молодой человек, протягивал руку, – Кай Сервилий, мой избавитель!

– Твой избавитель? – спросила Клелия, когда хозяин и гости поздоровались.

– Да, – ответил Фабий, – года три тому назад я чуть не был завлечен в ужасную компанию Фламиния и Катилины; мой благородный гость удержал меня от этого своими советами.

Катуальда, уже давно проникнутая патрицианским духом от общества Люциллы, без малейшего смущения села на диван подле Росции, привалилась к подушке и сказала:

– Кай Сервилий и меня с мужем спас от рабства.

– В таком случае он для всех нас избавитель! – со смехом заметила Клелия, – Росцию он избавил от угрызений совести своим прощением, а меня от моих долгих хлопот с кузиной… милый мой Фабий, Кай Сервилий сватается за нашу Аврелию.