Текст книги "Над бездной"

Автор книги: Людмила Шаховская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 52 страниц)

Глава XXXVIII
Супруги-сплетники

К вечеру того же дня в дом Котты явился старый Вариний вместе со своею женою, не менее его старою Флорианой.

Они были небогаты и бездетны.

Старые супруги до сих пор, как во дни юности, горячо любили друг друга и были вполне счастливы. Не имея ни детей, ни хозяйства, они поневоле развлекались, интересуясь всякими пустяками и сплетнями, веря всему на слово с детским простодушием. Умер ли кто-нибудь по близости, ребенок ли родился, произошла ли помолвка, или ссора, – Вариний и Флориана прежде всех об этом узнавали и немедленно отправлялись разносить весть по околотку. Оба они принадлежали к низкому сословию, тогда еще недавно возникшему в римском государстве: они были дети отпущенников. Люди этого звания не могли тогда надеяться на хорошую карьеру в будущем, поэтому охотно удалялись из столицы, если имели возможность купить в провинции кусок земли в 10 югеров или того меньше, с лачужкой, называли это громким именем вроде вилла Амата или Авреата, и жили в этом своем поместье. Оба они были любимы, хоть и вовсе не уважаемы, своими соседями. Вариния любили молодые люди за его необидчивость, за то, что старик позволял как угодно потешаться над ним; старики же его любили, как хорошего рассказчика с неистощимым запасом занимательных анекдотов всякого сорта.

За это же самое любили Флориану женщины. Дети обожали старика и старуху за их сказки.

Но в характерах старых супругов, несмотря на их взаимную любовь, была противоположность, состоявшая в том, что оба они, будучи страстными охотниками до сплетней и новостей, понимали их и относились к ним различно, каждый по-своему: Варинию все представлялось в мрачном свете и преувеличенном виде, а Флориана все считала пустяками. Это вело к забавным спорам между ними каждый раз, когда они сталкивались на этом пункте, не – поселяя, однако, раздора у их мирного очага и не нарушая гармонии их любви и счастья.

Возвратившись от Нобильора, старый Вариний первым долгом сообщил жене, что у Котты пропала собака, превосходная, черная, злая собака, без которой теперь некому двор охранять.

– Экая беда стряслась великая! – возразила жена пренебрежительно, – да ведь это Нот пропал!.. это такая была дрянь, что его давно пора бы удавить… он ни на кого никогда не лаял.

– Напротив, такого верного сторожа во всем околотке не было да и не будет.

– Кому понадобилась эта гадина?!.. ни один вор на нее не польстится.

– Полно, пожалуйста, разве я его не знал? его, говорят, пропили… я знаю, кому пропили его эти мошенники: Мертвой Голове.

– Везде у тебя всякие страхи да ужасы, Вариний! никакой Мертвой Головы здесь не было… все это тебе или пригрезилось, или кто-нибудь выдумал для смеха да сказал, чтоб тебя напугать.

Спорили они чуть не трое суток таким образом о Мертвой Голове и пропавшей собаке, заменяя иногда, в виде отдыха, эти споры сетованьями о своей пропавшей прачке и ее сыне, покуда не развлеклись другими новостями.

Котта всегда был очень рад посещениям этих соседей, несмотря на то, что они приходили почти всегда во время обеда или ужина.

– Садитесь, садитесь, друзья мои! – пригласил он старика и старуху, – у меня найдется для вас плошка славной поленты с салом; кушайте! ах, как мне надоели эти противные, длинные обеды в Риме!.. сидят, сидят, лежат, лежат за столом… конца не предвидится!.. чуть не весь день и не всю ночь!..

– Хорошо ли тебя там угощали-то, сосед? – спросил Вариний.

– Вот что вздумал спросить! – воскликнула Флориана, – известное дело, что там каждый день пируют на славу!

– Будто и на славу! а я слышал, что тамошних кушаний непривычный человек в рот не возьмет… там, говорят, повара такие искусники, что могут зажарить собаку да подать вместо зайца съешь – не заметишь, тьфу!

– Ой, не ври, Вариний!.. наша Сира двадцать лет там в кухарках жила, пока ее не продали за старостью. Она уверяла меня, что этого нигде не водится.

Старики проспорили весь ужин, очень мало съевши по этой причине, а Котта все время смеялся, слушая их прения.

– Что нового случилось без меня, сосед? – спросил он, угощая Вариния фруктами после каши.

– Много, сосед, нового, – ответил старик, – да все новости-то неприятные.

– Не пой, прошу тебя, старой песни! – вмешалась Флориана, – кроме нашей пропажи, ничего особенно неприятного нет.

– Как нет? – возразил Вариний, – у Амиклы ребенка собаки загрызли.

– И совсем не загрызли!.. он подошел к цепной собаке и был укушен, – вот и все.

– Да ведь он умирает, совсем умирает… ему в руке кость перекусили… и не одна собака, а три.

– Ах, какой вздор! я его вчера видела.

– Что ж, что видела!.. а я сегодня слышал.

– Ну, а еще что? – спросил Котта.

– Много, много нового, сосед!

– Да ты его, почтенный Котта, не слушай! – перебила Флориана, – он все врет.

– Нет, ты ее, сосед, не слушай… у Минуция волк целую неделю в овчарню ходил да таскал на выбор по три лучших овцы… пастухи никак его не могли убить… копье бросят в него – не попадут; стрелу пустят – также не попадут; что за диво, думают. Наконец и подсмотрели: волк-то, как только выбежит с добычей из овчарни в поле, перекувырнется и сделается человеком, – оборотень, значит. А к Марку Петрею повадился такой же филин летать… прямо на окно его спальни, на самый подоконник сядет да и завоет. Ох, не к добру все это! слуги его видели: хлопнется филин об землю и станет человеком, а из себя красавец!..

– Полно молоть! – воскликнула Флориана, – погляди, болтун: Аврелия, наше милое дитя, ни жива, ни мертва от страха! что у тебя за страсть говорить на ночь такую небывальщину!.. у Минуция утащил волк всего три овцы, потому что пастухи их проспали… все это они выдумали, чтобы себя выгородить. К Петрею, правда, летал филин, но уж поверь, что в человека не превращался… а вот я слышала диковины, так уж от верных людей: сосед Фламиний, говорят, клад нашел, целых 400 миллионов.

– Маковых зерен что ль? – перебил Вариний.

– Не зерен, друг мой, – денег.

– Ну, ну, рассказывай, Флориана! – с саркастической улыбкой сказал Котта, – сосед, не мешай ей, я послушаю.

– Врет она!

– Да не вру же!

– А я слышал другое про него: будто он в землю провалился, сказали будто ему, что где-то в саду у него клад зарыт… он пошел ночью один…

– Не один, а с Лентулом, – перебила Флориана.

– Дай договорить, жена, стал он копать… копал, копал…

– Да и вырыл!

– И не вырыл… копал, копал, да и провалился… туда ему и дорога!

– И не провалился!

– Куда же он пропал-то? мне сама еврейка говорила, что он провалился.

– Может быть, она тебе и говорила, что провалился, то есть скрылся неизвестно куда, но не в землю же.

– Зачем же ему скрываться-то, если он деньги нашел?

– Отдавать их ростовщикам не хочет, потому что долгов у него вдвое больше.

– Не может этого быть!

– А я знаю наверное.

– Ничего не знаешь!

– Мне говорили про клад слуги Мелхолы; они подслушали, как Лентул говорил Фламинию: ты теперь богаче самого Красса; у тебя 400 миллионов.

– Знаешь что, жена, я полагаю, что Лентул убил Фламиния, оттого и распустили слух, что он провалился.

– Зачем ему его убивать?

– Я в этом уверен. Убил он его! я слышал, что они подрались.

– Когда?

– Да уж давно; недели три тому назад. Это было ночью я подрались то они в саду у Кая Сервилия из-за этого самого клада.

– Зачем же они в сад-то к соседу попали! – спросил Котта, не придававший никакой цены этим новостям, но охотно слушавший их ради забавы.

– Лентул стал Фламиния бить, – сказал Вариний, – тот от него побежал; он за ним; добежали они до самого дома Сервилия; там их старый Клеоним разнимал. Фламиний ему за это денег дал; целую тысячу.

– Ах, какой вздор! – воскликнула Флориана.

– Он мне сам говорил, это знают и слуги Мелхолы; оба господина явились домой в испачканных грязью платьях и отдали их слугам, потому что они никуда не годились.

Все встали из-за стола. Вариний, поблагодарив хозяина за ласковый прием, хотел прощаться, но Флориане ужасно захотелось поболтать с Аврелией, зная, что молодая девушка только и имеет досуг по вечерам.

Старый Котта, однако, сам простился с гостями, жалуясь на усталость после дороги, и ушел спать.

Соседи вышли в сад и сели без церемоний на землю. Аврелия также села.

– Дедушка Вариний, – обратилась она к старику, – расскажи мне что-нибудь про Мертвую Голову.

– Ой, не рассказывай на ночь! – возразила Флориана, – лучше, милая Аврелия, расскажи ты мне о том, что ты в столице видела.

– Я там видела Лентула, о котором вы спорили, – ответила Аврелия.

– А Фламиния? – спросил Вариний.

– Не видела.

– Вот и правда моя, жена! – вскричал старик, – значит, верно, что Фламиний провалился в землю или убит. Где Лентул, там и Фламинии; я уж много лет их знаю; они все вместе.

– Вариний, – сказала Аврелия, – ты мне говорил, что сосед Фламиний, клеврет Мертвой Головы.

– И он и Лентул; это я достоверно знаю, – ответил старик.

– А я достоверно, знаю, что это вздор, – перебила Флориана, – если б они были разбойниками, то были бы богаты, а у них деньги никогда не водятся.

– В подземелье Риноцеры бывают заседания шайки Мертвой Головы.

– И тут врешь! там собираются контрабандисты у еврея.

– Да это все равно: и контрабандисты, и корсары, и разбойники… всем им один начальник, Мертвая Голова.

– Нет никакой Мертвой Головы!

– Да как же нет?

– Да так и нет! все это просто сплетни.

– Флориана, – вмешалась Аврелия, – Мертвая Голова не сплетни.

– И я говорю, что не сплетни, – прибавил Вариний.

– Ты видела Мертвую Голову? – спросила Флориана.

– Боги сохранили меня от этого, – ответила Аврелия, – но я слышала об этом ужасном человеке в Риме.

– От кого? – воскликнули старик и старуха в один голосу обратившись все в слух и внимание.

– От Лентула.

– Лентула Суры? – спросил Вариний.

– Нет, тот Лентул так не назывался.

– Значит, это другой.

– Не знаю.

– Что ж он говорил? – спросил Вариний.

– Он говорил мне слово в слово то же самое, что и ты. Мертвая Голова – дух тьмы восточных легенд. Но он разъяснил мне многое, в чем ты ошибался. Клеврет злодея Фламиний – не наш сосед, а его однофамилец.

– Моя правда! – вскричала Флориана с восторгом, – я всегда утверждала, что сосед – просто мот, больше ничего.

– А про Лентула Суру говорил он тебе? – спросил Вариний.

– Нет.

– Каков из себя этот Лентул?

– У него светло-каштановые короткие волосы, усы…

– Это и есть Сура!

– Совсем не он! – возразила Флориана, – у Суры длинные белокурые волосы и окладистая бородка.

– Белокурые или светло-каштановые волосы – одно и то же.

– Совсем нет! а глаза какие?

– Не помню, – ответила Аврелия, – кажется, черные.

– У Суры черные глаза, – сказал Вариний.

– Не черные, а темно-серые.

– Черные!

– Да нет же… серые!

– Черные!

– Я его сто раз видела по деревням… этот нахал никому не дает прохода.

– Это не Сура, – сказала Аврелия, – потому что Лентул, говоривший со мною, был очень скромный человек; его принимают в высшем обществе Рима; мои двоюродные сестры очень любят его; он очень умен и сведущ.

– Вот видишь, – моя правда! – сказала Флориана.

– Он обещал сюда приехать, – сказала Аврелия, – если вы его увидите, то, я уверена, убедитесь, что это другой. Он много говорил мне про Мертвую Голову, он ненавидит этого злодея, он знает о нем даже больше, чем ты, Вариний, он сказал мне ужасные вещи…

Аврелия побледнела и нервно вздрогнула.

– Не будем говорить об этом на ночь, дитя мое! – воскликнула Флориана, струсив.

– Ах, нет, скажи, скажи! – пристал Вариний.

– То, что я скажу – не страшно, – сказала Аврелия, – Лентул открыл мне средство узнавать, с настоящим ли человеком говоришь, или с Мертвой Головой в виде оборотня.

– Скажи мне это! – вскричал Вариний.

Аврелия сообщила курьезную формулу заклинания. Флориана расхохоталась.

– Нос на груди, губы на затылке! – вскричала она, – ах, как смешно!..

– А что, если это тебе неправильно сказали? – мрачно заметил Вариний.

– Как? – удивилась Аврелия.

– Если это формула не от оборотня?

– Отчего же?

– Если это формула для превращения человека в оборотня? ты попросишь кого-нибудь ее произнести, – он произнесет да и станет оборотнем.

– Дедушка Вариний, если это оборотень, – он исчезнет.

– А если не оборотень, то…

– Вдруг у твоего родители в самом деле очутится нос на груди, а губы на затылке! – перебила Флориана, – милая Аврелия, это, поверь, тебе для смеха сказали.

– О, нет; не для смеха; не до смеха мне было в те минуты! – возразила Аврелия.

Старик и старуха опять заспорили.

– Господин приказал узнать, долго ли вы тут будете спорить? – спросил Барилл, выйдя из дома, – вы ему спать не даете.

– Мы будем шепотом, – ответил Вариний.

– Ты не умеешь тихо говорить, – возразила Флориана.

– Не я, а ты не умеешь!

Спор перешел на эту новую тему.

– Уходите, уходите! – вскричал невольник, – мне за вас достанется… и госпоже также.

– Прощайте, соседи! – сказала Аврелия и быстро ушла, зная, что только этим и можно выпроводить говорливую чету.

Глава XXXIX
Злодей проникает к жертве. – Сплетники в кухне

После первого же разговора с Аврелией Лентул понял, какой драгоценный клад может быть найден его товарищем в этой простодушной девушке; он злился на Фламиния за его удачную мысль; злился и на самого себя за то, что согласился помогать товарищу, не разузнавши хорошенько всех сторон дела. Через неделю его злость дошла, так сказать, до точки кипения, а еще через неделю – перекипела через край, – прорвалась бешеными проклятьями на удачи Фламиния и не менее бешеными клятвами отбить у него, во что бы то ни стало, Аврелию с ее приданым.

Хитрецу, когда он не был пьян, не долго надо было ломать голову для придумывания самых замысловатых планов. Он пошел к Цецилии, жене Марка Аврелия Котты, и, поговорив с нею о пустяках, сказал, что ему очень понравился Барилл, невольник ее деверя.

– Я купил бы его у почтенного Тита Аврелия, за какую ему угодно сумму, – сказал он, – но, к сожалению, не успел, не зная о его внезапном отъезде.

– Тит Аврелий не продаст своего любимца ни за какие деньги, – возразила матрона.

– Но он продал же своего любимого кучера.

– Кучер и чтец – разница.

– Мама, – вмешалась Клелия, – дядюшка так любит деньги, что непременно продаст кого бы ни было за хорошую плату.

– Только не Барилла, дитя мое.

– Благородная Цецилия, – льстиво сказал Лентул, – все равно, продаст он его или нет, – я хотел бы попытаться. Твоя любезность ко мне всегда давала мне приятную надежду, что ты не откажешь в моей просьбе. Дай мне рекомендательное письмо к твоему почтенному деверю; я слышал, что он никого не принимает в свой дом без рекомендации.

– По делу примет.

– И по делу не принимает, а посылает к управляющему; мне, сенатору, не ловко вести переговоры с человеком, равным мне по сословию, через раба. Притом заставить Тита Аврелия продать своего чтеца можно только после долгих личных увещаний.

– И разных хитростей! – договорила Клелия.

– Могу ли я надеяться? – повторил Лентул.

– Я поговорю с моим мужем об этом, – сказала Цецилия.

– Но неужели и в таких пустяках, почтенная Цецилия, ты…

– Да, и в таких пустяках, я всегда поступаю согласно воле Марка.

– Не удалось! – воскликнул Лентул дома, ударив со злостью кулаком по столу, – эй, давайте вина!

И он пил, пока не заснул, по привычке, над кубком.

Первое, что ему попалось на глаза, когда он очнулся часа через три-четыре, был довольно объемистый сверток, лежавший перед ним на столе. Лентул взял это письмо: оно было адресовано Титу Аврелию и запечатано печатью Марка.

– Удалось! – вскричал злодей уже другим тоном, – эй, давайте вина!

Не любя ничего откладывать, он на другой же день отплыл из Рима в Остию, а оттуда в Риноцеру.

– Филистимлянин! – удивилась Мелхола, увидев Лентула, – зачем тебя так скоро опять сюда занесло?

– По делам, – сухо отрезал он.

– И Вельзевул твой нагрянет со всеми нечистыми?

– Не знаю.

– А Бездонная Бочка где?

– Бросил его… почем я знаю, где он!

– Да ведь вы с ним были всегда вместе.

– А теперь будем врозь.

– Поссорились что ль?

– Отвяжись ты, оса ядовитая!

– И бороду сбрил… и кудри остриг! – качая головой от изумления, проговорила Мелхола, принимаясь за багаж Лентула.

– Оставь! – вскричал он, – не трогай!

Но еврейка уже успела приподнять крышку незапертого сундука.

– Садом и Гоморра!.. – вскричала она, всплеснув руками, – краски и парики в сундуке… маски!..

– Брось, не то я такую тебе надену маску, что и не снимешь никогда!

Переодевшись в хорошее, но скромное, траурное платье, Лентул пошел к вилле Аврелиана. Характер Тита Аврелия он уже очень хорошо изучил, пообедав с ним два раза в сенате и несколько раз в доме его брата. Все, чего не доставало, ему сообщил еще раньше того Клеоним в роковую ночь после грозы; разговаривая с ним про Барилла, он невольно коснулся и характера его господина.

Точно так же и Барилл сделался известен Лентулу. Покупать его он вовсе не намеревался, покупка была только предлогом, чтоб проникнуть в дом старого скряги к Аврелии.

Это было две недели спустя после возвращения отца и дочери из столицы.

Сколько ни старалась Аврелия выбрать время для своих признании Нобильору, – это ей не удалось, дома ей мешал отец, у соседа – Люцилла. Постоянная деятельность и заботы об отце и хозяйстве стали ей невыносимы; это не разогнало ее дум, навеянных бездельем и поддержанных Лентулом, не излечило ее сердца от недуга страсти к неизвестному ей человеку, а, напротив, еще хуже растравило ее рану и стало новым источником горя.

Она день и ночь мечтала о том, как она пойдет к великодушному Сервилию, выплачет свое горе, выскажет все тайны и муки своего растерзанного сердца и попросит его совета. Отец, чуть не на целый месяц бросивший хозяйство во время поездки, принялся за него после возвращения с небывалою придирчивостью и строгостью. Однажды, измученная до последней возможности беготнею по дому и амбарам, бедная девушка, презирая все ужасы, навеянные предостережениями Вариния, побежала к соседу, но не успела перейти пограничный пригорок, как ее окликнули и схватили за руки.

– Белая лилия! – вскричал Вариний.

– Белая голубка! – вскричала Флориана.

Супруги-сплетники бросились на свою жертву, проводили ее к Нобильору, были с нею все время в Восточной Риноцере и проводили обратно домой, один, нашептывая про Мертвую Голову, а другая, опровергая эти нашептыванья.

Муки продолжались.

Аврелия стала рассеянна, забывчива; не раз отец учил ее палкой. Ей живо почти ежеминутно представлялась резкая разница ее жизни от обстановки ее двоюродных сестер; она горько плакала и чахла от печали. С каждым днем бледнело и увядало ее лицо; слабели силы. Отсутствие Катуальды стало весьма ощутимо; некому было ни дать совет беспомощной страдалице, ни утешить ее, ни выполнить за нее непосильную работу. Катуальда прежде много раз обманывала мрачного старика, искусно подражая издали голосу Аврелии, и терпела вместо нее выговоры, когда она спала.

Наконец силы ее оставили и она упала без чувств в саду, поливая цветы. Сервилий, находившийся в это время у ее отца, увидел это из окна; он бросился в сад на помощь своей милой, поднял ее и положил на камень под миртовым деревом, заботливо намочив ей голову водой.

– Сервилий, ты со мною! – радостно воскликнула Аврелия очнувшись.

– Что с тобою случилось, моя дорогая? – спросил он в тревоге.

– Я умру; я скоро умру, Сервилий.

– Отчего?

– Оттого, что сердце мое растерзано… О, это страшная тайна, Сервилий!

– Ты не можешь мне ее открыть?

– Могу… тебе одному могу… слушай… – сказала она и хотела рассказать все, что с ней произошло, но вдруг в ужасе вскочила и вскрикнула.

– Милая! – вскричал старик.

– Твоя рука в крови!.. левая рука!..

– Да… я этого не заметил; верно, я обрезал ее ножом, когда разрезывал фрукты с твоим отцом. Но отчего ты испугалась? это не опасно.

– Ах! – вскричала она, отвернувшись, – говори, говори за мною заклинанье!

– Заклинанье, какое?

– Повторяй: оглянусь…

– Зачем?

– А!.. ты не хочешь произнести этих слов!.. не можешь!.. ты – не Сервилий…

В эту минуту залаяла у ворот собака, потому что пришел Лентул.

– Медуза-Горгона, обрати его в камень! – вскричала Аврелия, плюнула три раза и убежала от Сервилия, не знавшего, что ему подумать о таком поступке своей милой. Ее радость, доверчивость, а за этим ужасное ругательство, – все это было непереваримо для мыслей этого доброго человека. Он хотел последовать за ней, попросить или даже потребовать разъяснение, но, увидев идущего по двору Лентула, не узнанного им при новой прическе издали, не захотел попадаться на глаза гостю своего приятеля и ушел домой, отложив объяснения до другого раза.

Занявшись Лентулом, никто не видел, как ушел Сервилий. Оглянувшись с террасы, Аврелия его не видела больше.

– Он исчез! – подумалось ей.

Новый ужас охватил ее душу; новое горе охватило ее сердце. Теперь ей даже с Сервилием нельзя беседовать. Везде Мертвая Голова. Эти бредни подтвердились после расспросов прислуги; никто не видал, как Сервилий ушел домой.

Вдогонку за Лентулом, задыхаясь, торопились, ведя друг друга под руки, Вариний и Флориана, увидевшие нового гостя, входящего в ворота усадьбы, случайно проходя там. Прежде чем дойти до крыльца, супруги-сплетники уже успели поспорить о незнакомце, – кто он, да зачем пришел.

Сбрив бороду и остригши волосы для более удобной гримировки в париках, когда это понадобится, Лентул расчесал свою густую шевелюру на две стороны с пробором. Все это изменило его наружность для тех, кто его давно не видел. Ни старик, ни старуха не узнали его. Любопытство овладело ими, но они не осмелились войти без доклада.

Долго мялись они с ноги на ногу у крыльца; потом вошли, но не в хозяйские комнаты, а в кухню.

– Эвноя, кто это к вам пришел? – спросила Флориана кухарку.

– Какой-то приезжий с письмом от господского брата, – ответила кухарка.

– А в письме-то что написано?

– Почему же я могу это знать!

– Слышно, скоро консульские выборы, – сказал Вариний, – не просить ли денег на подкупы явился этот молодчик, – только ошибется, Тит Аврелий деньги дает только под хорошее обеспечение да на хорошее дело, а на подкуп… ни-ни!

– А может быть, это какое-нибудь извещение, новость, – заметила Флориана, – Эвноя, ты пошла бы, знаешь, туда… да эдак… у двери-то…

– Страшно, – возразила кухарка, сама любопытная не меньше соседки.

– Поди, голубушка!..

Кухарка еще немного отнекивалась, но не утерпела, ушла подслушивать.

– Жена, знаешь, что мне в голову пришло? – сказал Вариний, – неужели скупой сосед тратился на поездку только ради диктаторских похорон?

– А то для чего же еще?

– Сомнительно, жена!.. не метит ли он сам в консулы?!

– Вот что выдумал!

– Отчего бы и не так?!.. я в этом почти убедился.

Эвноя воротилась.

– Ну, что? – спросили сплетники разом.

– Барилла продают.

– Вот тебе раз! – вскричал Вариний.

– А еще что? – спросила Флориана.

– Толковали о чем-то важном… римском… я не поняла… не разобрала.

– Так и есть!.. в консулы! – воскликнул Вариний.

– Почему непременно это? – возразила Флориана.

– Непременно.

Они заспорили и побежали к триклинию слушать.